Дюгованец Ирина Ивановна : другие произведения.

Часть третья

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Часть третья.

Ад на земле

  
   Яростное отчаяние и гнев как будто помутили рассудок. В бешенстве он резким движением всё смахнул со стола. На пол полетел тяжелый подсвечник, зазвенела серебряная пепельница, разлетелись бумаги, из разбитой шкатулки по полу раскатились сигары...
   На шум в запертую дверь толкнулся Жан, осторожно постучал - бесполезно. За дверью воцарилась тишина.
   Граф заперся в своем кабинете надолго. Одни и те же безысходные, горькие мысли захлестывали его, он задыхался от них, как пловец во время страшного шторма.
   Любимая жена сбежала с его другом. Что может быть банальнее! И больнее... Почему он думал, что его никогда не постигнет участь обманутого мужа? Такого он не ожидал - и всегда боялся! Боялся, что Маргарита полюбит другого, более достойного. И это случилось. Она не стала притворяться и лицемерить, тайком встречаясь с Шарлем у него за спиной. Она поступила честнее многих... Но это невозможно было вынести!
   Питер почувствовал вкус крови во рту - не заметив как, он с силой закусил губу, чтобы не закричать. В разгромленном кабинете раздался лишь глухой стон...
   Его жена сделала выбор. Ему остается только смириться...
   И все-таки он не мог поверить в измену Маргариты! Не хотел верить.
   Но правда была неумолима.
  
   Чтобы как-то отвлечься, Питер ушел в госпиталь. Только не думать о ней. Только не думать! Как кинжалом пронзала одна-единственная мысль, и он мрачнел, едва справляясь с невыносимой болью.
   Отец Якоб был рядом, он видел и понимал все.
   - Отпустите её из своего сердца, - говорил он. - Отпустите её, сын мой. Тогда вам станет намного легче.
   - Не могу. Это выше моих сил.
   - Попытайтесь. Я не призываю вас разлюбить. Любовь - великое благо...
   - Это проклятье!
   - Страдания неизбежны, но их можно облегчить. Освободите свою душу от цепей, приковавших вас к этой женщине. Представьте, что она только ваша сестра. Поручите ее милости Всевышнего, как древние праведники посвящали своих детей богу, дабы уберечь от несчастий. Смирите свои чувства.
   - Разве я похож на праведника? И я не отказываюсь от своих грехов!.. Но она не сестра мне, а жена, и носит моего ребенка...
   - Это ничего не меняет. Господь посылает испытания, дабы очистить ваши души. Может быть, именно для того, чтобы подготовить рождение этого дитя. И это еще мягкое испытание! Он к вам милостив: вы избежали самого сурового - смерти! У вас есть еще надежда.
   - Может быть... Но нельзя уйти от судьбы. Надо мной висит проклятье.
   - Полно, какое проклятье! В вас просто говорят вполне понятные чувства: обида, ревность... Это так естественно, особенно в вашем возрасте. Сын мой, "все проходит, пройдет и это".
   - Мне бы мудрость Экклезиаста! - саркастически пробормотал Питер. Слишком сильная буря бушевала в его душе, чтобы он мог рассуждать хладнокровно и здраво.
  
   Оскорбленное самолюбие и гнев дали Питеру силы внешне холодно, даже с некоторым презрением встречать сочувственные или злорадные взгляды окружающих. Он замкнулся в себе, ни с кем не говорил о том, что случилось. Но вряд ли это внешнее спокойствие могло кого-то обмануть - лицо его выдавало. Тем не менее, он держался достойно.
   А потом что-то случилось. Он вдруг обессилел. Все стало безразлично. Все потеряло всякий смысл. Равнодушный ко всему, он перестал есть и пить. Жизненные силы покидали его, словно вытекающая капля за каплей кровь. Как будто внезапно обрушившаяся скала похоронила его под своими обломками...
  
   ...Он лежал в своей спальне одетый, с закрытыми глазами. Можно было подумать, что спал. А на самом деле он медленно умирал, раздавленный.
   В комнату вошел Абу эль Фариджи с бокалом какой-то темной жидкости в руках.
   - Мой господин, я приготовил для тебя лекарство. Это восстановит твои силы. Прошу тебя, выпей.
   Граф никак не откликнулся и не пошевелился. Абу эль Фариджи подошел к его постели.
   - Саид, выслушай то, что я скажу. Сейчас необходимо призвать все силы и разум. На твоих плечах лежит ответственность за твою дочь и многих твоих людей. Ты должен защитить их. И это не пустые слова. Твою служанку хотели отравить.
   Граф открыл глаза и посмотрел на араба. Тот продолжал:
   - Никто не осмелился тревожить тебя, но ты должен знать, мой господин - враги близко. Но кому из твоих врагов нужна смерть служанки? Думаю, никому. Они только хотели отвлечь внимание от чего-то другого, более важного... Поговори со своими преданными друзьями, саид. Расспроси Марселу - она должна хорошо запомнить того человека, что подарил ей цветы - женщины обычно запоминают такие вещи. Тот букет был отравлен. Я запер его в шкатулке, чтобы ты мог убедиться в этом сам.
   Араб замолчал.
   Питер медленно, через силу поднялся. В его потухших глазах не было ни малейшего интереса к тому, что сказал Фариджи. Но тот настойчиво протянул ему бокал, и Питер все же выпил целебный настой. Он почти не почувствовал горечи пустырника, чилибухи, аромат мяты и еще каких-то трав...

*

   ...Постепенно он как будто пришел в себя. Но боль осталась в душе, хотя и немного притупилась от снадобий арабского врача. И терзающие мысли все равно не отпускали. Черт возьми, он сойдет с ума, если не перестанет думать!
   Питер спустился в таверну. Единственным способом прогнать терзающие душу мысли было напиться, да так, чтобы забыть себя...
   Хозяин принес бутылку его любимого олоросо. Но граф с усмешкой покачал головой:
   - Этот благородный напиток меня не берет, - и движением подбородка показал на бочонок с ромом. - Налей-ка мне что-нибудь покрепче...
  
   В одиночестве он сидел за столом, прикрыв глаза ладонью, как будто желая отгородился от всего мира. Но избавиться от мыслей было не так-то просто!
   "Невозможно одним движением зачеркнуть то, что было, - думал Питер. - Как она решилась броситься в объятия Шарля, забыв о ребенке, о собственной жизни? Такого просто нельзя представить! Она и в самом деле боялась рожать. И вдруг в один миг все изменилось?! Хотя в порыве страсти можно забыть обо всем на свете, даже о страхе... Нет, только не она! Любая другая могла бы потерять голову, но не Маргарита! Строгое воспитание еще довлело над ней. И так внезапно преступить черту благопристойности?! Ни за что! Да, она могла кокетничать, увлечься, но порвать священные узы брака, запятнав свою честь - никогда! После такого поступка остается только одно - монастырь... Да и Шарль не так безумен, чтобы решиться на подобное! Он не мальчик, чтобы не подумать о будущем. Как он будет ее содержать, не имея почти ничего? Маргарита не привыкла ни в чем себе отказывать... На что они рассчитывали? На мою снисходительность? Но простить такое невозможно! ...А если она и в самом деле полюбила? Тогда уже ничто не имело для нее значения... Если это не просто каприз в поисках новых ощущений! Что тогда? ...Какой бред! Не так-то просто заставить ее полностью отдаться, забыть обо всем, - кому это знать лучше, чем мне! ...Значит, ему это тоже удалось? Может быть, даже успешнее, чем мне, если все произошло так быстро..."
   Он стиснул зубы. В нем закипела безумная ярость. Бокал, сжатый в руке, тонко хрустнул и рассыпался осколками.
   Питер даже не почувствовал боли, только безучастно смотрел на стекавшую по руке кровь...

*

   ...Мадлен принесла Марселине только что приготовленный бульон, бриоши с паштетом, фрукты и бутылочку вина.
   - Ну что, моя красавица, жива? - сурово спросила она, оглядывая девушку. - Видок у тебя, прямо сказать, еще неважный. И что это тебе вздумалось падать в обморок ни с того ни с сего? Часом, ты не беременна? Ладно, ладно, не злись, я пошутила... Попробуй-ка моего бульона с бриошами. Глянь, какой аромат! Я добавила туда девять пряных трав. Вот посмотришь, как порозовеют твои щечки!
   Она подала Марселе чашку с бульоном и присела напротив.
   - Спасибо... А что сеньор? Ты его видела, Мадлен?
   - Да. Он сидел в таверне, но я не решилась с ним заговорить. На нем лица нет... Похоже, сегодня сеньор хотел крепко напиться, да за ним прибежали из госпиталя. Не могут хоть на день оставить его в покое! И так уж от него осталась только тень! И не ест ничего... Право слово, не думала, что он такой чувствительный. Другой бы на его месте...
   - Перестань. Такая новость сразит и самого бесчувственного! Да ты его совсем не знаешь! Ох, Мадлен, ничего не говори, а то я опять разревусь!.. Почему судьба всегда несправедлива к хорошим людям?
   - Да уж... Не ожидала я от графини такой подлости. Кто б мог подумать!
   - Замолчи! Не дай бог, дойдет до сеньора...
   Мадлен пожала плечами:
   - Теперь все в городе только об этом и судачат! Что ни говори - такую любовь не часто встретишь. Вот и завидовали - и в Тулузе, и здесь. А теперь злорадно посмеиваются - то-то радость! И что за люди!..
   Мадлен подлила вина себе и подруге, поплотней запахнула шаль и продолжала:
   - Представляю, какая сейчас выстроится очередь из дам, претендующих занять место графини! Но едва ли сеньор скоро ее забудет... В жизни не видела, чтобы мужчина так любил.
   - Всё, всё, хватит! - закричала Марселина. - Что ты травишь мне душу! Я всё готова отдать, чтобы сеньор не страдал...
   Слезы покатились из ее глаз. Мадлен в недоумении всплеснула руками:
   - Да чего ты ревешь? Радовалась бы! Глядишь, пройдет время, и сеньор взглянет на тебя по-другому... Кто еще ему так предан? кто готов исполнить малейшую его прихоть, как не ты? Могла бы его утешить - что за грех! Или не знаешь, как это делается?
   - С ума ты сошла, Мадлен! У меня и в мыслях такого нет...
   - Ну и дурочка! Графу ты нравишься, сама знаешь. Хоть он и не позволял себе ничего такого с тобой, но глаза у него блестят, меня не обманешь!
   - Перестань болтать глупости. Кто я такая? Знаешь, сколько за ним увивалось дам из благородных? Не перечесть! Недаром донья Маргарита злилась и ревновала. Вот и решила отомстить, не иначе... А теперь, скорее всего, сеньор привезет донну Амалию с дочерью, вот и все.
   - По-моему, он ее не любит.
   - Любит, но по-другому.
   - И как же это?
   - Ну, спокойно, что ли. И нежно... И никого, кроме нее, сеньор не возьмет, помяни мое слово! А донна Амалия его просто боготворит. С ней он мог бы жить спокойно, без всяких безумств и волнений.
   - А ты спроси - этого ли он хочет? У сеньора, как я погляжу, не тот характер! Думается мне, никого он не возьмет, а отправится воевать куда-нибудь на корабле. И Жан так считает... Не дай бог! Не искал бы смерти...
   Марселина зарыдала в голос.
   - Беда с этими влюбленными, - проворчала Мадлен. - Ну, куда это годится! Ишь, какая нежная! Чуть что - сразу в слезы!
   - Что за слезы? - раздался спокойный голос графа, входящего в комнату.
   - О, сеньор! - одновременно вскричали они, вскакивая. У Марселины моментально высохли глаза.
   - Я зашел узнать, как чувствует себя Марсела. Вижу, не совсем хорошо.
   - Она слишком чувствительная, сударь, а так все у нее в порядке!
   - Пожалуй, не всё, если она плачет.
   - Ее излечит вот это! - Мадлен взяла бутылку. - Окажите нам честь, господин граф, выпейте с нами! Отличный испанский херес - мигом снимает все печали!
   И Мадлен наполнила бокалы.
   - С кем еще мне выпить, как не с вами, мои красавицы, - улыбнулся Питер, присаживаясь к столу.- Амонтильядо? Неплохое лекарство от разбитого сердца!
   Он был спокоен, почти весел, даже ярче блестели глаза, - как видно, граф уже достаточно выпил сегодня, чтобы обрести это спокойствие - хотя бы видимое.
   Приподняв бокал к свету, он полюбовался цветом вина, немного отпил и взглянул на Марселу.
   - Говорят, какой-то мужчина пытался за тобой ухаживать, подарил тебе цветы... Расскажи мне, Марсела, кто это?
   - Я не знаю, сеньор. Впервые его вижу, и он меня совершенно не интересует, поверьте!
   - А вот меня интересует. Я не хочу, чтобы тебе причинили зло. Он назвал свое имя?
   - Да. Вот только я не запомнила. Зачем оно мне! Да и слушала-то я в пол-уха...
   - Постарайся вспомнить, что знаешь о нем. Это важно, моя милая.
   - Он сказал, что капитан какой-то яхты, которая стоит в порту... Молодой, приятной наружности, у него еще были такие тонкие модные усики... И выглядел как благородный господин, по всему видно. Кажется, его звали Жорж... Жорж де Фавр! Точно. Так он и сказал.
   - А что еще он сказал?
   - Что будет ждать меня в таверне, пока я не соглашусь отправиться с ним на прогулку.
   - На прогулку?
   - Да. Он звал меня покататься под парусами - наверное, на его яхте. Но я отказалась, и он обещал ждать, пока я не передумаю.
   - Вот как? И подарил тебе букетик душистых цветов?
   - Да, сеньор... Я не хотела принимать его ухаживаний, только цветы... Вы не подумайте!..
   - Нет, дорогая, я ничего плохого о тебе не подумал. Дело в другом. Марселина, он хотел отравить тебя этим букетом. Так говорит Фариджи, и я ему верю. Не пугайтесь, но вы обе должны это знать, чтобы быть настороже. Марсела, когда ты почувствовала себя плохо?
   - Я даже не заметила, сеньор. Утром я хотела узнать, когда подавать вам кофе, и как раз у лестницы меня остановил этот господин с усиками. Мы поговорили не больше пяти минут, и он сунул мне букетик вот сюда... Я поднялась наверх, узнала, что вы заснули после приступа лихорадки, и пошла в свою комнату погладить воротнички и манжеты - их собралась целая куча. Я не доверяю эти вещи Жаклин - кружева слишком тонкие и дорогие, а она уже один раз испортила воротничок сеньоры... Не подумайте, я не наговариваю на нее - такое со всяким может случиться, только теперь сама это делаю - так вернее... Ну вот, а после я пошла посмотреть, не проснулась ли сеньора. У меня вдруг закружилась голова - и больше ничего не помню...
   Граф внимательно выслушал ее и спросил:
   - Ты ни с кем не ссорилась здесь в последнее время?
   - Нет, сеньор. Наоборот, подружились со здешними...
   - Будь осторожна, дорогая. Никуда не выходи одна. Слышишь, Мадлен, тебя это тоже касается. И обе присматривайтесь к посетителям. Заметите что-нибудь подозрительное - сразу говорите мне или Жану.
   - Сеньор, а долго мы еще здесь пробудем?
   - Не знаю. Не спрашивайте меня пока ни о чем.
  
   ...Питер отправил дочь и почти всех своих слуг в Тулузу. С ним остались только Жан, Мадлен, Марсела и Хамат. Марсела, оправившись от слабости и придя в себя, уговорила графа оставить ее помогать в госпитале, а Мадлен наотрез отказалась покидать мужа, хотя на самом деле считала, что никто кроме нее не приготовит достойную еду для сеньора. Тем более, когда происходят такие дела, как отравления!

***

   ...Ночь превращалась для него в пытку. Пылкое воображение стало его палачом. Не нужно было даже закрывать глаза - он явственно видел ее, ощущал шелковистую кожу своей возлюбленной, прикасался к ней, вдыхал аромат ее волос - и сходил с ума, умирал от желания... Питер проклинал свое воображение, распалявшее плоть, и шел к морю, чтобы окунуться в прохладную воду. Но все было бесполезно...
   .....................................................................................................................
   ...Граф де Монтель третий день спасался от тоски в госпитале. Там оставались самые сложные его пациенты. И там каждый день у входа собирались люди, которые просили, чтобы мессир осмотрел их. Сейчас Питер поручил это Мартьялю, судовому врачу, а сам занимался только самыми тяжелыми ранами.
   Сорокалетний Антуан Мартьяль был достаточно опытен. Они с графом знали друг друга давно, и Питер полностью доверял ему. Единственным недостатком Мартьяля, по мнению его друга, было то, что он не любил применять что-то новое в своей практике. Будь то изобретенная Джинан очищающая мазь для гнойных ран или способ наложения швов, предложенный Питером - все вызывало его недоверие. Впрочем, Мартьяль был аккуратным, неглупым, хотя порой немного грубоватым и циничным. Ничего удивительного - он жил не с ангелами! Однако он ладил с матросами, прекрасно справлялся со своими обязанностями, только не хотел брать на себя лишнюю ответственность.
   Сейчас Мартьяль оставил больных и разыскал графа.
   - Такое щепетильное дело, Питер... Сюда пришла некая дама. Инкогнито, в изысканном туалете и под густой вуалью. На шлюху не похожа. Кто-то из местной знати, я полагаю. Хочет видеть тебя. Она утверждает, что страдает от болей в сердце.
   - Почему ты не отправил ее к местным докторам? Скажи ей, что здесь занимаются исключительно ранами.
   - Говорил. Кажется, у нее рана сердечная! Она настаивает, чтобы ее осмотрел только мессир граф. Думается мне, она умирает от скуки и жаждет познакомиться с тобой.
   - Пошли ее к черту.
   - О, сударь, где же ваша обычная галантность? Может быть, все-таки поговоришь с ней, а то ведь не отстанет.
   - Выпроводи ее сам. У меня нет желания болтать со скучающими дамами.
   - Меня она и слушать не хочет! Между прочим, совсем молоденькая, порывистая и страстная... Не дурна!
   - Ты ведь сказал, она под вуалью?
   Мартьяль рассмеялся:
   - Взгляни на нее - и все поймешь. Пылкую натуру не спрятать ни под какой вуалью!
   - Пусть убирается к дьяволу.
   - Не узнаю тебя, Питер! Меня уже беспокоит твое состояние. Ты потерял вкус к жизни, а это плохой симптом. Что тебе стоит хотя бы поговорить с ней? Возможно, я ошибся, и эта дама хочет сообщить тебе нечто важное, но так, чтобы это не вызвало подозрений и пересудов.
   - Хорошо, пригласи ее.
  
   Дама вошла одна. Черное густое кружево спадало с головы на лицо. Мантилья и накидка скрывали все, даже очертания фигуры.
   - Добрый день, мадам, - Питер встал при ее появлении и жестом пригласил занять кресло напротив. - Что привело вас ко мне?
   Женщина не ответила и не села в предложенное кресло, а молча подошла и протянула ему руку без перчатки, слегка изогнув запястье, будто предлагая пощупать ее пульс. Питер с некоторым удивлением смотрел на эту даму. Она казалась немного странной и чем-то неуловимо знакомой. Взяв ее руку - если уж ей так этого хотелось - он начал считать пульс.
   От женщины исходил чарующий аромат. Питер уловил едва ощутимую свежесть цитруса и кориандра, тяжелую сладость ванили и пьянящую, сладострастную ноту пачулей. "Это же мои новые духи! - подумал он. - Джинан назвала их "Соблазны демонов". Маленькая партия, всего пятнадцать флаконов по пол-унции каждый... Кто же эта дама? А впрочем, какая разница..."
   Он сбился, считая удары. Но и без того было ясно, что сердце женщины бьется чаще, чем нужно. И тут Питер почувствовал, как его охватывает волнение. Только запах и ее рука... Нежные маленькие пальчики, розоватые и полупрозрачные на кончиках, какие бывают только у совсем юной девушки... Совсем такие же, какие были у Эсфири, дочери мадридского ювелира... Да, вот на кого она похожа, по крайней мере, руки... Но этот запах! Он совсем ей не подходит. Слишком тяжелый и чувственный для такой молодой особы...
   Он отпустил, наконец, ее руку. Что-то тревожащее и сладостное было в этой незнакомке. Питер на секунду прикрыл газа, пытаясь успокоиться. Легкое раздражение сквозило в его голосе, когда он спросил:
   - Почему вы молчите, мадам? Обычно больные на что-нибудь жалуются.
   Дама молчала.
   - Зачем же вы пришли? Поиграть со мной в прятки? Извините, вы выбрали не совсем подходящий момент. Меня ждут.
   - Постойте! - раздался звенящий от волнения, но решительный голос. - Вы должны меня выслушать!
   С этими словами женщина резким движением откинула вуаль.
   - Мадемуазель де Келюс?! - изумился граф. - Шарлота, что вы здесь делаете?
   Всё его волнение куда-то улетучилось.
   - Новости летят на крыльях, мессир, и в Тулузе уже известно про вашу жену... Я приехала к вам.
   - Одна? Но зачем?
   - Вы не догадываетесь? Я люблю вас.
   - Вот как? А мне всегда казалось, что терпеть не можете.
   - Не говорите ничего! Опять начнете надо мной подшучивать! Вы никогда не принимали меня всерьез, всегда обращались как с маленькой... А я злилась на вас и вела себя, как дура. Сейчас очень сожалею об этом... Но вы совсем меня не знаете! Я не такая, как все думают. И на самом деле люблю вас! Все мои женихи в сравнении с вами выглядят полными болванами! Ни один из них не достоин и вашего мизинца, мессир! Несмотря на громкие титулы и состояния, они ничего собой не представляют! Я это видела и бесилась от досады... Таких мужчин, как вы, больше нет! Даже моя многоопытная мать говорит это. И вдруг - о чудо! - вы свободны! Моя мечта сбылась. Учтите, я не похожа на тех жеманных и лицемерных девиц, что портят мужчинам жизнь вечными капризами, транжирством, глупой ревностью и болтовней о нарядах! Вам даже не придется учить меня любви - я уже познала свое тело и многое умею. Вы говорили, что я красива - я ваша, сеньор... Можете убедиться сами!
   Говоря это, Шарлота сняла мантилью, сбросила накидку и стала расстегивать корсаж. Граф, изумленный, смотрел на нее, и его глаза расширялись от неподдельного страха.
   - Остановитесь, мадемуазель! - воскликнул он, - Вы так решительны, что приводите меня в смущение. Дайте же мне опомниться!
   Шарлота перестала раздеваться. Питер вздохнул с облегчением. В его глазах зажглись насмешливые огоньки. Однако он не хотел неосторожным словом причинить девушке боль.
   - Пожалуйста, сядьте, мадемуазель. Поговорим спокойно. Для начала выясним, почему вы решили, что я готов принять вашу любовь и ответить на нее.
   - Разве ваша жена не оставила вас?
   - И что же?
   - У вас нет любовницы.
   - Откуда вам это известно?
   - Это известно всем!
   - Но мое сердце не свободно.
   - Вот как! И кто же она? - дерзко прищурилась Шарлота.
   - Почему я должен вам отвечать? Вы прелестны в своей откровенности, но я не намерен исповедоваться. Обещаю, что этот разговор останется между нами, мадемуазель. Ваша репутация не пострадает.
   - Мне наплевать на мою репутацию! Я не двинусь с места, пока не узнаю, почему не могу быть с вами.
   - Но в качестве кого, Шарлота?
   - Разве не ясно? Впрочем, можете придумать для меня любую роль - мне все равно, лишь бы быть с вами!
   - И вы не видите к этому никаких препятствий?! А как посмотрит на это ваш отец? Между прочим, он мой друг. А ваш жених? Вы готовы бросить виконта де Роклера, причинить ему боль? Он же так вас любит!
   - Но я его - нет! Я не намерена ни на кого оглядываться! Это моя жизнь! Моя и только моя! Сколько женщин не познали счастья и похоронили себя заживо, потому что повиновались церковным и светским правилам! Я не хочу быть похожей на них и губить свою жизнь! Я хочу принадлежать единственному достойному мужчине - вам!
   - Но если я этого не хочу?
   - Почему? Я недостаточно для вас красива?
   - Разве только в этом дело?
   - Я знаю, для мужчин любовь не главное. Для них важнее удовольствие.
   - Как-нибудь позже вы просветите меня в этом вопросе, мадемуазель, а теперь отправляйтесь домой.
   - И не подумаю! Я хочу быть с вами. Вы нужны мне! Я умирала от зависти к вашей жене, и вот она сама освободила мне дорогу. Рядом с вами нет больше никого!
   - Должен вас разочаровать, дорогая: не всё так просто, как вам кажется. Повторяю, мое сердце не свободно. Я ценю ваши чувства, но не могу на них ответить. И здесь ничего изменить невозможно. Прощайте, Шарлота.
   .....................................................................................................................
   ...Питер ушел на берег моря, на свое любимое место за скалами, где шуршал прибой и кричали чайки, и только старые перевернутые лодки напоминали о присутствии человека. Он старался обрести хоть какое-то подобие душевного равновесия, но это никак не удавалось. В его душе царил ад. Что могла знать об этом юная мадемуазель де Келюс!..
   Он брел по берегу у самой воды, и там, среди гальки, случайно заметил какую-то блестящую искру, сверкнувшую в лучах солнца. Он наклонился и поднял простенькую позолоченную серьгу. И тут же вспомнил девушку, которой любовался недавно на этом самом месте. Она что-то искала на берегу, и Питер еще подумал, что она провела здесь ночь со своим возлюбленным... Значит действительно на следующее утро она искала потерянную сережку! Питер задумчиво повертел находку в руках и сунул в карман.
  
   ...Проведя ночь в госпитале, утром граф по привычке зашел в ближайшую таверну выпить кофе. Слегка заспанная хозяйка, толстая Жанетта, улыбнулась ему, как старому знакомому.
   - Никогда бы не подумала, сударь, что вы так рано встаете! - говорила она, размалывая кофейные зерна. - Вы что-то перестали к нам заходить. Наверное, после того, как те шалопаи чуть не увели ваш красивый портсигар?
   Граф лишь скупо улыбнулся. Трактирщица поняла, что сеньор не расположен с ней болтать, подала кофе и занялась делами.
   Скоро вернулись с лова рыбаки - они каждое утро приносили в таверну корзины свежей рыбы. Пока хозяйка принимала корзины с черного хода, в общий зал вошли несколько человек. Питер с недоумением поднял глаза на какую-то женщину в грубой накидке, подошедшую к нему.
   - Сударь, - тихо сказала она, глядя в сторону. - Я вас знаю. Я запомнила вас тогда, на берегу, у лодок... Хочу сказать вам кое-что по секрету... всего за пять монет! Это ведь ваше судно похитили третьего дня? Приходите на то самое место после мессы.
   И она незаметно отошла, заговорив с рыбаками.
   Питер не сразу узнал ту самую девушку, которой он любовался тогда на берегу. Сейчас ее роскошные волосы были убраны под полотняный чепец. Темная юбка, плотный корсаж и грубая накидка совершенно ее преобразили. Только лицо древнегреческой богини осталось прежним - нежным и чистым...
  
   - Может быть, это снова ловушка? - засомневался Жан, когда граф сообщил ему об этой встрече. - В любом случае вам не стоит ходить туда одному, сударь.
   Граф равнодушно пожал плечами:
   - Если так хочешь идти со мной, останешься у скал охранять подходы к берегу. Но ни во что не вмешивайся без моего знака. Все-таки мне кажется, эта девочка слишком чиста, чтобы связаться с какими-нибудь проходимцами.
   - Вот как раз таких чистых и наивных используют всякие негодяи! Она сама подошла к вам, сударь - с какой стати?! Или она хочет получить деньги за какие-то сведения, или она в вас влюбилась - что-нибудь одно. То и другое вполне возможно, однако вы сами говорили, что у нее есть возлюбленный...
   - Ну, довольно болтать, Жан. Так или иначе, я пойду туда, что бы ты ни говорил.
  
   ...Девушка пряталась от солнца в тени скалы. Она снова была без чепца, с распущенными волосами, но одета не так вольно, как в первый раз, когда Питер ее увидел. Она рассматривала его с любопытством и некоторым смущением.
   Граф протянул ей сережку на раскрытой ладони.
   - Твоя?
   - Моя, сударь! - радостно вскричала девушка. - А я-то ее уже похоронила! - она прижала к груди кулак с зажатой в нем серьгой. Как видно, эти сережки были ей очень дороги. Она посмотрела на Питера сияющими глазами.
   - Не иначе, сам бог велел всё вам рассказать, сударь! Я не из болтливых, но кое-что видела той ночью, три дня назад...
   - Постой-ка, милая, - граф спокойно взял ее за плечо. - Я ни о чем тебя не спрашивал. Скажи хотя бы, как тебя зовут.
   - Мари. Мария-Луиза...
   - Давай-ка присядем здесь, Мари. Так что же ты видела той ночью? И где?
   - Да вот на этом самом месте! Той ночью мы с моим дружком прятались под лодкой... Никто сюда не заглядывает в такой час, а тут послышались шаги и разговор... Я посмотрела в щель и увидела ноги в хороших, добротных сапогах. Людей было не меньше четырех или пяти. Они тащили большущий длинный тюк. Сначала я подумала, что это контрабандисты. Но уж больно хорошо они были одеты! А там кто ж его знает, кто они?.. Потом к берегу подошла лодка, тюк погрузили в нее, и все тоже туда сели. Мне стало любопытно, что это за люди, потому что всех наших я знаю, а эти - чужие, и одеты не по-нашему... Так вот, я незаметно вылезла, чтобы посмотреть на них. И увидела, что тот красивый корвет под испанским флагом, что стоял на рейде, подошел ближе и принял этих людей на борт, а потом поставил паруса и исчез. Тех людей я не знаю. Они не отсюда... А наутро стали говорить, что корвет графа де Монтеля пропал. Все здесь уже знают, кто такой граф де Монтель. Это же ваш корабль, сеньор?
   - Да, - Питер задумчиво смотрел на море. - Но пропал не только корабль... И как же ты все разглядела, Мари, ночью, в темноте? Ты не ошиблась?
   - Небо было ясное. А у тех людей был потайной фонарь. И на корабле горели кормовые фонари. Я заметила - топовых не было, а кормовые были зажжены. Да неужели я не смогу отличить корвет прекрасной голландской постройки от какой-нибудь другой посудины?! Пусть даже в темноте, по одним только обводам корпуса отличу!
   Питер улыбнулся:
   - Вот это да! Будь ты парнем - взял бы тебя юнгой...
   - Мой дед, отец и братья - все моряки,- сказала девушка. - Мне ли не знать таких простых вещей! Я всегда жалела, что господь создал меня женщиной...
   - И притом такой красавицей, - добавил граф тихо.
   - А, что пользы в красоте! В бордель к мамаше Луизон с ней идти?- девушка резко встряхнула волосами и отвернулась. Как видно, все только и говорили ей о ее красоте. - Как еще женщине заработать, сударь? Если не выйти замуж - и не проживешь, - с досадой продолжала она. - Торговать рыбой? Велика радость на всю жизнь до печенок провонять ею! А замужем будешь только и делать, что прислуживать благоверному да рожать - чего же еще! Дай бог, если повезет с мужем, а если нет?.. Моя мать от такой жизни стала старухой в тридцать лет, а в тридцать пять была уже на том свете! Вот если бы...
   Мари вдруг замолчала и почувствовала некоторое смущение - она вовсе не собиралась изливать душу этому господину, но отчего-то разоткровенничалась. Наверное, потому, что он смотрел так внимательно, понимающе, и совсем не был похож на тех мужчин, с которыми сводила ее жизнь... Мари подняла на него ясный взгляд.
   - Мессир, вы обязательно найдете свой корабль. Корвет не иголка, его не утаишь. В портах везде глаза!
   - Да, моя девочка... Но я потерял не только корабль. С радостью отдал бы все, что у меня есть, чтобы вернуть другое...
   Он пружинисто встал.
   - Спасибо тебе, милая. Возьми вот это. Пусть господь пошлет тебе хорошего мужа,- граф вложил ей в руку кошелек и быстро пошел прочь.
   Мари удивленно взвесила кошелек на руке и тут же развязала его.
   - Да здесь не меньше пятидесяти ливров! - пробормотала она. - Благослови вас бог, сударь!

***

   Впервые Питер мог более или менее спокойно говорить о том, что случилось. Все собрались в его кабинете, и он рассказал, что видела девушка по имени Мари. Офицеры живо обсуждали эту новость.
   - Контрабандисты? Но она говорит, что всех здесь знает, а это чужие. Кто же это мог быть?
   - Хорошо одеты... Возможно, слуги какого-то состоятельного господина, промышляющего нечистыми делишками.
   - А большой длинный тюк - это что? Возможно, контрабанда, а возможно... что-то другое!
   -Запрещенный товар, что ж еще! Во время войны все кому не лень занимаются этим промыслом. Да и в мирное время здесь полно контрабандистов!
   - А может быть, девчонка все-таки ошиблась, и корабль был не "Сан-Антонио"?
   - Так или иначе, кто-то захватил судно, и в порту называют имя капитана де Гарни. Зачем ему связываться с контрабандистами или с кем-то еще? Совершенно незачем! А вот корабль...
   - Де Гарни не мог похитить мой корвет. Не мог!
   - Почему вы так в нем уверены? Иногда человек способен совершить и не такие безумства!
   - Жан-Луи, ты никогда не убедишь меня в том, что де Гарни вдруг стал вором! Даже если он окончательно потерял голову - никогда!
   - Граф, вы слишком доверяете людям. В порту ясно сказали, что он подписал судовые документы. Какие свидетельства еще нужны? Я тоже не могу поверить в бесчестный поступок капитана, но факты говорят сами за себя!
   - Значит надо проверить факты! Скорее я мог бы предположить, что это дело рук Лариджани. Он вполне на такое способен, особенно после... Одним словом, он зол на меня.
   - Да у него ума не хватит так всё устроить! Тем более что Фернардес остался на берегу, хотя и был очень недоволен, что вы уволили его помощника.
   - Фернандес остался, потому что еще не вполне здоров. Как и почти половина его команды. Но восемь человек все же ушли с Лариджани...
   - Этого недостаточно, чтобы управлять корветом!
   - Они вполне могли нанять еще людей.
   - На это нужно время. И деньги. Или у него были сообщники, которые заранее все подготовили! Тогда дело выглядит совсем иначе ...
   - Мессир граф, вы считаете, что похищение корабля и исчезновение вашей жены и капитана де Гарни не связаны?
   - Думаю, не связаны. Просто потому, что маркиз де Гарни не может быть вором.
   - Что же вы намерены делать?
   - Искать свой корвет. Я уже говорил в порту с некоторыми капитанами...
   - Сложно даже предполагать, куда могли направиться похитители.
   - На самом деле не так сложно, как кажется. Их обязательно кто-нибудь видел!
   - Скорее всего, они нашли какую-нибудь тихую безлюдную бухту и отстоятся там, пока все не уляжется...
   - А может быть, они уже далеко отсюда...
   - Нет, я не понимаю! - не выдержал лейтенант де Ланже. - Допустим, не де Гарни похитил корабль. Но разве вы потерпите, мессир, что он похитил вашу жену?!
   Питер покачал головой и сдержанно произнес:
   - Если графиня захотела уехать, я не намерен ей в этом препятствовать. Тем более ее преследовать. То же касается и маркиза де Гарни. Но если я найду корабль, многое может проясниться... Я намерен в самое ближайшее время отправиться на поиски - шхуна "Роза" готова. Кто желает отправиться со мной?
   Тут раздался голос отца Якоба Мозера:
   - Не стоит спешить, ваша милость.
   - Почему, святой отец? Я и так потерял много времени. Мне следовало сделать это сразу.
   - Говорят, быстрые решения не бывают мудрыми. Подождите еще немного.
   - Чего ждать?
   - Может быть, знака...

***

   Единственное, что удерживало Питера в Марселе, так это теплящаяся где-то в глубине души надежда, что Маргарита вернется. Глупая надежда! Даже самому себе он не хотел в этом признаться - в его душе гордость боролась с безумной тоской по ней... И все же мысль о предательстве Маргариты не укладывалась у него в голове! А когда он осознавал действительность, то скрежетал зубами от боли и ярости, представляя, как она сейчас наслаждается обществом Шарля уже далеко отсюда...
   Он не мог не думать о жене. И не было минуты, когда бы он о ней не думал. Отпустить ее из своего сердца! Он и рад бы, но как это сделать? Как?!
  
   ...Питер спустился в таверну. Хозяин уже не спрашивал, что будет пить сеньор, а сразу налил рома.
   - Мессир, вас тут спрашивала одна бойкая девица из "Гавани любви". Но вы были заняты, а она спешила. Вот, оставила вам записку, - хозяин протянул сложенный клочок бумаги.
   - Она даже умеет писать? Что же ей надо?
   Граф развернул бумажку и прочел: "Один важный сеньор кое-что говорил о вашей жене и вашем доме в Тулузе. Это дорогого стоит, но с вас я денег не возьму. Приходите в "Гавань". Аманда".
   Кто такая Аманда, Питер понятия не имел. Но его насторожила эта записка. Не теряя времени, он отправился в заведение мадам Луизон Беше.
   Там граф узнал, что около часа назад Аманда, - восходящая звезда заведения, как сказала о ней хозяйка, - поднялась в свою комнату с молодым и привлекательным господином, которого видели здесь впервые. Он выбрал именно ее, и не хотел никой другой девушки.
   Потом господин ушел, а она еще не спускалась.
   Посланная за ней служанка вернулась и сказала, что не смогла ее разбудить.
   Хозяйка в недоумении поднялась в комнату Аманды и обнаружила, что девушка мертва. Просто задушена подушкой.
   - С кем же она была?
   - Ах, сударь, если бы они называли свои имена! - Мадам Луиза мрачно посмотрела на Питера. - Кто б мог подумать! Приятный молодой человек с хорошими манерами, явно дворянин, и одет со вкусом... У него еще были усики а-ля король Луи... Упокой господи бедную Аманду! Наши девушки не впервые становятся жертвами подобных зверей, дьявол бы их забрал!
   Питер был уверен, что всё дело в той записке, вернее, в том, что именно узнала Аманда...
  
   ...В тот же день была получена весть от торгового судна компаньона графа, шейха Ракмаля: корвет "Сан-Антонио" видели в море в нескольких милях от Марселя. Он шел зюйд-зюйд-вест, без сомнения, направляясь к берегам Испании. Никто не обратил бы на это особого внимания, если бы корвет не игнорировал приветственный сигнал судна Ракмаля и даже не поднял флага! Пренебречь учтивостью в море, тем более между союзниками - это вызвало подозрения. Море кишело пиратами, и на мавританском судне сразу заподозрили неладное. Подумали, что корвет захвачен, и тут же сообщили хозяину.
   Но никто не видел, что почти сразу после встречи с мавританским судном корвет изменил курс и вернулся к берегам Прованса. К западу от Марселя он бросил якорь в небольшой укромной бухте, которую использовали контрабандисты.

***

   Граф решил, что ждать больше нечего. Но в это время в Марсельском порту бросил якорь корабль под названием "Серебряная стрела". Это был быстроходный бриг, принадлежащий Диего Луису Алаверде, давнему другу Питера.
   Выпускник Саламанки, дон Диего в юности увлекся восточными странами и посвятил всё свое время их изучению. Но денег его небольшого поместья в Эстремадуре катастрофически не хватало, и он вынужден был прервать свои увлекательные путешествия. После недолгих размышлений Алаверде решил найти своего друга Педро Гальтона, который тоже когда-то интересовался Востоком, и привлечь его к участию в своей новой экспедиции.
   Высадившись в Марселе, дон Диего с удивлением услышал имя графа де Монтеля у всех на устах. Тут же ему стало известно обо всех последних событиях...
  
   Питер был занят последними приготовлениями к отплытию, когда Алаверде явился к нему в гостиницу.
   - Кажется, сейчас не самое подходящее время для моего визита? - спросил тот, заключая друга в объятия.
   - Всегда рад тебя видеть, Диего. От тебя давно не было известий.
   - Я был на краю света - без малого год. Вернулся только два месяца назад. Это было потрясающее путешествие! Вот только по возвращении нашел свои дела почти в полном упадке... Но, похоже, мои рассказы сейчас не ко времени - я слышал разговоры в порту... Даже не знаю, что и сказать! Неужели все, о чем говорят - правда?
   - По большей части - да. Одно хорошо - мне не придется тратить время на рассказ о своих злоключениях, - невесело усмехнулся Питер.
   - Могу ли я чем-то помочь?
   - Вряд ли.
   - Но что ты думаешь делать? В порту говорят, что твой "Сан-Антонио" видели на пути в Испанию. Ты пойдешь туда?
   - Разумеется. Попытаюсь вернуть мой корвет, хотя это будет не так просто сделать. Сейчас у меня не осталось кораблей. "Эсперанса" серьезно покалечена, и ремонт займет еще не меньше месяца. Маленькая шхуна, которую я зафрахтовал, не может тягаться с тридцатишестипушечным корветом, если дело дойдет до боя.
   - Если дело дойдет до боя?! В таком случае, "Серебряная стрела" в твоем распоряжении!
   - Благодарю, Диего, но не хочу подвергать опасности твое судно.
   Алаверде рассмеялся.
   - Как видно, ты забыл,что мне приходилось воевать с турецкими пиратами и каперами в Леванте!
   - Это другое. Там все понятно - где враг, где друг, а тут я не знаю своих противников, их силы. Они не показывают своего лица. Они не останавливаются ни перед чем, идут даже на убийство, как бандиты. Ради чего? Какую цель преследуют? Я теряюсь в догадках... Гораздо проще было бы принять открытый бой, но с кем? Остается только ждать, когда они себя покажут. Хотя, говоря по правде, мне уже все равно...
   - Судя по тому, что я слышал... Но тебя не так-то просто выбить из седла, друг мой. Ты еще не теряешь присутствия духа. Я на твоем месте послал бы все к черту и сбежал! А что? Было бы неплохо! Как раз я думал предложить тебе участие в моей новой экспедиции в Китай...
   - В Китай?!
   - Да! Только во время путешествий я забываю обо всех своих "мирских" заботах. Может быть, эта экспедиция заинтересует тебя? Я надеялся на твою помощь... Но теперь помощь нужна тебе, и я готов предоставить свой корабль.
   - Нет, Диего. Спасибо, но я не могу допустить, чтобы ты рисковал из-за меня своим единственным судном и командой. У меня достаточно возможностей и без подобных жертв. А что касается экспедиции... Может быть, через месяц мы вернемся к этому разговору. Очень заманчивое предложение - Китай! - Питер улыбнулся. - Возможно, "Эсперанса" будет эскортировать "Серебряную стрелу".
   - Это было бы замечательно! Надежней охраны и желать невозможно!
   - По правде говоря, никогда еще я так не мечтал выйти в море, как сейчас... Хотя не знаю, что будет со мной через месяц. Но все равно, подготовка экспедиции - дело не шуточное, тебе предстоят большие расходы. Считай, что я уже внес часть своей доли, - с этими словами граф достал из секретера тугой кожаный кошелек. - Сейчас располагаю не многим - двадцать тысяч.
   - Я рассчитывал на тебя, Педро, и не ошибся! Двадцать тысяч луидоров? Да это целое богатство! Однако при сложившихся обстоятельствах я не могу себе позволить воспользоваться твоим великодушием.
   - Что за церемонии, Диего! Я же сказал, это мой вклад в экспедицию. И я надеюсь в ней участвовать! Не сомневайся, возьми эти деньги. Может быть, твое дело важнее всех наших мелких делишек и всех "великих" войн королей...

***

   ...Вернувшись из госпиталя только под утро, Питер, не раздеваясь, рухнул в постель. Он устал, но заснуть не мог. Как только закрывал глаза, мучительные и чарующие образы, возникавшие в его воображении, снова не давали ему покоя. Он уже не в состоянии был бороться с собой, усилием воли прогоняя эти видения, и погрузился в них, в этот сладострастный кошмар, преследующий его каждую ночь...
   Наверное, он все же забылся сном и не сразу понял, что его грезы удивительным образом стали похожи на реальность. Нежная и горячая рука гладила его плечи и грудь, ласкала лицо - и он не мог ей противиться... Женский голос прошептал у него над ухом:
   - Наконец-то ты мой. Только мой!
   Питер с трудом открыл глаза и увидел перед собой Диану де Лафоре. В слабом свете свечи, зажженной на столе, ее блестящие глаза и томная улыбка казались продолжением сна. Однако одна деталь вернула его на землю: Диана так спешила, что не успела снять дорожной накидки.
   Он провел ладонью по лицу, будто прогоняя грёзы, вздохнул и быстро встал.
   - Я прервала ваш пленительный сон, - проговорила Диана нежным голосом. - Это было так прекрасно - наблюдать за вами. Догадываюсь, что вам снилось, мой милый. Вы были такой... такой!.. О, ни разу не видела ничего подобного! Я не могла оторвать глаз... Вы безумно, дъявольски красивы!
   - Что все это значит? - спросил Питер, окончательно приходя в себя. - Как вы сюда попали?
   - Очень просто! - произнесла она, очаровательно улыбаясь. - Я сказала вашему слуге, что вы меня ждете. Разумеется, он не посмел меня задержать! Но это все пустое. Главное - вы один! Когда в Париже стало известно о вашей жене... Простите, если вам всё еще больно. Однако я опасалась, что вы тут же возьмете себе любовницу. Удивительно, вы до сих пор этого не сделали, значит...
   - Что же это значит?
   - Вы ждали. Я была уверена, что мои мучения не могут продолжаться вечно, как и ваш брак! Теперь вы свободны - какое счастье! - Диана порывисто протянула руки, обвила его плечи и, привстав на цыпочки, попыталась дотянуться до его губ.
   - Маркиза, вы забываетесь, - пробормотал Питер, приподнимая подбородок. При его росте было совсем несложно уклониться от поцелуя, однако помимо воли его руки уже обнимали талию Дианы. Обольстительная женщина ласкала его, и он не мог уже справиться с участившимся дыханием - и не мог ее оттолкнуть!..
   - Наконец-то вы освободились от этого наваждения, - шептала Диана с нежной улыбкой. - Наконец-то мы вместе сможем вернуться в прошлое, когда всё только начиналось... Вы не можете отрицать, мой милый, что любили меня тогда, хотя и не решались проявлять настойчивость.
   - В семнадцать лет любят всех женщин без исключения, мадам. А с вами мы были только нежными друзьями.
   - Да, правда... Но мне всегда казалось, что всему виной была ваша скромность. О, если бы вы не уехали тогда в Испанию, мы могли быть вместе до сих пор!..
   - Фантазии, маркиза. В то время у меня была связь с другой женщиной, и вы знали это.
   - Та итальянка? Просто недоразумение. Всем известно, что вы терпеть не можете блондинок!
   - Она не блондинка, а chiarа. И закончим на этом, мадам. Мне больше нечего вам сказать.
   - В самом деле?! Впрочем, и говорить ничего не надо! Я все отлично вижу по вашим глазам! Как бы колко ни звучали ваши речи, они только пустой звук! Вам никогда не удавалось прятать свои чувства - для этого вы слишком непосредственны и пылки. Вы сгораете от желания!
   С этим трудно было спорить. У него кружилась голова и стучало в висках. Легкий озноб и напряжение в мышцах напомнили о лихорадке. Что с ним происходит? Приближался второй приступ? Или все дело в этой женщине? Он злился на себя, но ничего не мог поделать.
   Питер хотел бы поскорее избавиться от присутствия Дианы - он уже боялся не совладать с собой. Но почему он так противится своим желаниям? Было бы глупо отказаться от такой очаровательной женщины, которая пришла к нему сама. Любой мужчина позавидовал бы ему сейчас!
   А Диана шептала, в упоении прижимаясь к нему:
   - Твои руки по-прежнему нежны и сильны - у меня останавливается дыхание от твоих объятий... В тебе пылает неподдельный огонь, ты хочешь моей любви!
   Питер сделал усилие и отвернулся. У него и в самом деле темнело в глазах от желания.
   - Теперь ты только мой, - шептала она, осыпая его безумными ласками. - Я помогу тебе забыть этот неудачный брак. Твоя жена никогда не была тебя достойна! Ты просто ее придумал. Она не заслуживает и капли твоей любви!
   - Довольно! - резко отстранился Питер. Упоминание о Маргарите будто отрезвило его. - Вы не смеете говорить о моей жене!
   - Разве она не опозорила тебя?! - опешила Диана. - Разве она не выставила на посмешище твои чувства? Она предала тебя, Питер! И после этого ты запрещаешь мне говорить правду?! Я помогу тебе, любимый! Стань, наконец, самим собой!
   - Оставьте меня в покое.
   Диана нервно рассмеялась:
   - Ваши слова расходятся с вашими желаниями, мой дорогой! Секунду назад вы страстно сжимали меня в объятиях! - она судорожно схватила его за руку. - Почему ты боишься самого себя, Питер? Почему смиряешь свои порывы? Кому ты верен? Подари счастье мне - и я верну его сторицей!
   Он разжал пальцы, вцепившиеся в его руку.
   - Я прошу вас уйти.
   - Ты противоречишь сам себе, любовь моя! Ты не хочешь, чтоб я ушла! Поэтому я остаюсь.
   - Тогда придется уйти мне.

***

   ...Он злился на себя за то, что едва не поддался чарам Дианы. Это было похоже на какое-то наваждение. Давно научившись обуздывать свои плотские желания, тут он едва смог устоять. Было что-то необъяснимое, почти болезненное, неподвластное его воле в этом неудержимом порыве... А может быть просто долгое воздержание дало о себе знать? Все эти страстные, очаровательные женщины вокруг - как долго еще он сможет противиться своей природе? Нет, он уедет к Амалии, и все на этом закончится. Наконец он успокоится...
  
   А Диана де Лафоре в это время заливалась слезами в объятиях своей подруги. Та сделала все, что смогла. Парижская колдунья в полнолуние приворожила графа таким сильным заклятьем, что не мог устоять и камень! Однако всё обернулось не так, как они думали.
   - Он желал меня, - рыдала Диана. - Я это видела, чувствовала! Он обнимал меня с таким жаром!.. А потом одно только упоминание о ней все разрушило! Это просто смешно - быть влюбленным в собственную жену! И как можно пылать страстью к бездушной кукле?! Я никогда не смогу его понять... Но самое страшное, что он меня никогда не полюбит!
   - Еще не все потеряно, моя дорогая, не стоит отчаиваться, - утешала подруга. - Прошло еще слишком мало времени. Это была лишь первая попытка. Уверяю тебя, мы добьемся своего, я в этом больше чем уверена. Мне ли не знать графа! Он слишком страстная натура, чтобы долго сопротивляться.
   - Я в этом не уверена...
   - В чем? В его пылкости? Не смеши меня, дорогая. Мадам де Келюс, его давняя знакомая, когда-то показывала мне список женщин, в которых он был влюблен - с момента его возвращения в Старый Свет и до свадьбы. Если мне не изменяет память, там было восемь имен. И это за четыре года! Причем, только известных нам лиц, а сколько неизвестных! Все эти служанки, певички, женщины легкого поведения, горожанки - их никто не считал, но они были!
   - Вполне возможно. Только какое это имеет значение? Я знаю лишь одну его любовницу. Граф хотел жениться на ней до того, как встретил Маргариту де Гамба. Ее зовут Амалия Висконтини. Все остальные не в счет. О, как я была глупа, когда все это время думала, что он меня когда-то любил! Он был просто галантен, как всегда, как со всеми... Сейчас он сам сказал, что я ничем не отличалась в его глазах от остальных!
   - Нельзя так падать духом, моя милая. Приворот не мог не подействовать! Ты же сама только что сказала, что граф тебя желал. Наберись терпения. Еще немного, и он сам к тебе придет!
   - Я ни во что уже не верю... Он слишком любит свою испанку!
   - Он мужчина из плоти и крови, - значит, ничем не отличается от прочих. Рано или поздно он будет твоим. Вот увидишь!

***

   ...Наводя порядок в комнатах у сеньоры, Марселина вдруг с ужасом обнаружила, что на туалетном столике нет шкатулки с драгоценностями! Комнаты были заперты сразу после того, как донья Маргарита исчезла. Камеристка не входила туда с тех самых пор, как накануне вечером раздевала сеньору и причесывала ее на ночь.
   Марсела тут же сообщила о пропаже графу, который в это время пытался разобраться с бумагами у себя в кабинете.
   - Наверное, сеньора взяла драгоценности с собой, - равнодушно ответил тот.
   - Хорошо, если так... А брошь с тем огромным бриллиантом? - похолодела Марселина. - Она хранилась отдельно, и ключ от шкатулки был только у доньи Маргариты и у вас!
   Граф слегка пожал плечами. Он не сразу вспомнил, о чем она говорит.
   - Ключ? Наверное, в кармане моего камзола.
   Ключ нашелся, правда, в другом камзоле. Камеристка отперла шкатулку, спрятанную в шкафу. Бриллиант был на месте.
   - Что же это значит, сеньор? Донья Маргарита обожала этот камень - и не взяла его с собой? Почему?
   - Я не знаю. Оставь меня в покое, - граф погрузился в чтение какой-то депеши.
   - Но что с ним делать, сеньор? Опасно хранить такую дорогую вещь в гостинице!
   - Делай что хочешь.
   Марсела в нерешительности смотрела на роскошный камень и не знала, как поступить.
   - Нет, определенно здесь ему не место!.. Вы так часто отлучаетесь из дома, сеньор...Я не могу допустить, чтобы бриллиант пропал!
   - Марселина, мне нет до него дела! - воскликнул граф. - Буду рад больше никогда о нем не слышать. Забирай шкатулку и уходи!
   Девушка взяла ларец и поспешила к Жану.
   - Сеньор сказал: "делай c ним что хочешь". Легко сказать! И спрятать его здесь некуда. Такой камень - просто искушение для воров!
   - Я знаю, что надо сделать, - сказал Жан без малейшего колебания. - Поскольку мы с господином графом теперь партнеры, я отнесу этот камень в банк на хранение.
   Так он и сделал, оформив бумаги на свое имя.

*

   - Сударь, пришла депеша из Малаги, - доложил секретарь Жан. - Вам сообщают, что эскадра адмирала Джорджа Рука идет из Средиземного моря в Лиссабон. В Танжере она бросила якорь, чтобы пополнить запасы пресной воды и продовольствия. Оттуда Рук послал два малых корабля к Гибралтару, чтобы произвести разведку этой местности. Ваш человек предполагает, что, скорее всего, они высадят там разведывательный десант. Каковы будут распоряжения?
   Питер безучастно курил, сидя на подоконнике в гостиной. Жана всегда удивляло, почему его господин предпочитает жесткий подоконник мягкому и удобному креслу.
   Поскольку граф никак не отозвался на его сообщение, секретарь продолжал стоять в ожидании.
   - Сударь, какие будут приказания? - повторил он после минутного молчания.
   - Никаких.
   - Никаких? То есть как?
   - Вот так.
   - Но, сударь, вы же говорили...
   - Что ты от меня хочешь, Жан? - едва не взорвался Питер. - Я сделал все, что мог! Не в моих силах повлиять на стратегию Мадрида - я никто!
   - Нет, вы капитан флота Его Католического Величества короля Испании.
   На это граф только презрительно фыркнул.
   - Даже если бы у меня и была возможность предпринять что-то еще, мне этого не позволяют. И главное - у меня нет теперь кораблей, чтобы действовать самостоятельно, если еще не поздно что-то сделать... Было бы несложно предотвратить высадку разведчиков, патрулируя побережье даже малыми силами. Надеюсь, маркиз Вильябранка успеет дать такое распоряжение. А если англичанам станет известно, каков гарнизон Гибралтара, они немедленно начнут атаку!
   - Сударь, мне думается, вы никогда не простили бы себе, что не нашли возможности помешать им. Вы никогда не пренебрегали своим долгом.
   - Что-о? Ты говоришь мне о долге? Да это вообще не мое дело! И как ты смеешь в чем-то упрекать меня?!
   - Ни в коем случае, господин граф! Только ведь я знаю, вы могли бы что-нибудь придумать. Вы всегда близко к сердцу принимаете все, что касается вашей службы...
   - Повторяю - это не мое дело! И хватит об этом! Что у тебя еще?
   - Счета и... вот это, - Жан показал какую-то бумагу, написанную по-английски. - Кажется, банк извещает милорда о закрытии кредита.
   - Черт! Этого следовало ожидать...
   - Сударь, помнится, вы хотели отправить меня в Венецию. Нужно ведь, наконец, заключить договор о поставках муранского стекла!
   - Теперь уже нет.
   - Как же так? Почему? Сейчас, когда я в деле, вы хотите все бросить?! Так не годится, сударь! Я готов ехать хоть завтра! Вы говорили, что у вас есть варианты взаимовыгодных условий... Если вы напишите поставщику, я передам ему ваши предложения. Конечно, сейчас мне не хотелось бы оставлять вас - не самое подходящее время...
   - Вот именно. Ты нужен мне здесь.
   - Но ваши денежные дела, сударь, идут все хуже и хуже, и это меня беспокоит.
   - А меня - нет. На содержание дочери мне вполне хватит доходов с рудника, а мне одному ничего не нужно.
   - Даже еды и платья? Ну, это уж слишком! Может быть, вы решили уйти в монастырь?
   Питер бросил на него мрачный взгляд. На удивление безразлично стерпел он дерзкие речи своего секретаря. Жан горестно покачал головой - ему очень не нравилось настроение хозяина.
   Между тем граф продолжал:
   - Я отправляюсь в Барселону. Вернусь через неделю.
   - Ох, сударь, тогда уж возьмите меня с собой. Не стоило бы вам ехать в Испанию! После того, как за вами охотились в Мадриде...
   - Барселона - не Мадрид. Это Каталония. Другая страна, там даже язык другой. И я буду не один.
   - Но что вы будете там делать?
   - А вот это тебя не касается, хоть ты и мой компаньон. Это личное дело.
   Питер хотел узнать, что предпринял военный министр по защите порта Гибралтар. Но не только это. И даже больше всего он хотел узнать не это.
   Графу не надо было ехать в Мадрид, чтобы получить нужные сведения. Совсем близко, в Барселоне, пребывала женщина, знавшая все политические и военные новости, все сплетни двора и еще многое, многое другое. Этой женщиной была его старая знакомая - герцогиня Фуэнтодос.
   Даже когда другие переживания владели его душой, он не забыл ее письма. Питер хотел выяснить, насколько серьезно пострадала донья Исабель во время падения с лошади. Он хотел это знать. Он сделал бы для нее все, что смог... Или все, что пожелала бы она. И даже Маргарита, наверное, не смогла бы его удержать. Впрочем, ей сейчас это было безразлично...
   Что больше заботило графа - укрепления Гибралтара или донья Исабель? Никто этого не знал.
   С отливом шхуна "Роза" взяла курс на Барселону.
  

Исабель дЄАмилья, герцогиня Фуэнтодос

  
   На окраине Барселоны вилла Фуэнтодос с прекрасным видом на море утопала в цветах и зелени.
   После неудачного падения с лошади донья Исабель почти никого не принимала, за исключением самых близких друзей. Для графа де Монтель было сделано исключение. Однако герцогиня заставила его ждать довольно долго прежде, чем ему было позволено войти.
   ...Будуар напоминала один из покоев Альгамбры - донья Исабель не изменяла своему вкусу ни при каких обстоятельствах. Питер помнил, когда его, шестнадцатилетнего мальчишку, недавно ступившего с палубы на землю Севильи, таинственная и роскошная дама под мантильей посадила в карету и привезла в свой волшебный дворец под Гранадой, где он впервые увидел восточную роскошь прежних властителей Андалузии.
   Когда-то герцогиня Фуэнтодос казалась ему непостижимым, притягательным, волнующим и в то же время опасным, дьявольским созданием. В те времена она с ее подругой задумали избавиться от мешающего им надоевшего любовника и искали подходящего брави. В Севилье на празднике герцогиня случайно увидела, как безвестный мальчишка дерется на шпагах с полудюжиной взрослых мужчин. Они составляли свиту знаменитой уличной танцовщицы Луиситы. Он дрался с таким азартом и пылом, что донья Исабель обратила на него внимание. Тогда-то у нее созрел блестящий план: нанять его учителем фехтования для своего сына, а потом заставить продемонстрировать свое искусство в поединке с кортехо своей подруги Хосефы, - конечно, защищенным оружием. Во время поединка клинок Питера случайно поранил соперника. Бой был остановлен, дамы окружили своими заботами счастливого пострадавшего и увели его в покои. Питер проверил оружие. Клинок странным образом не был защищен и самый его кончик оказался испачкан. Он обмыл оружие в маленьком водоеме, где плавали рыбки, и некоторое время спустя все они всплыли брюшками вверх. Питер в тот же вечер в ужасе убежал из дворца Фуэнтодос...
   Через несколько лет они встретились при дворе, где высокое положение герцогини не предполагало между ними никаких отношений. Он относился к ней настороженно, считая ее если не врагом, то могущественным и опасным противником. Но донья Исабель, оказывается, смотрела на него совершенно иначе. Однажды эта женщина спасла его и Маргариту от серьезной опасности и потребовала в награду только одну ночь, которую ему никогда не забыть...
   ...Сейчас донья Исабель возлежала на низком диване, одетая по-домашнему, в свободные и роскошные одежды кремового шёлка. Её темные волосы были убраны с изысканной и небрежной простотой. Гордый взгляд не позволял никому из видевших ее даже подумать о жалости. Она как всегда держалась с величием и спокойствием истинной грандессы. Однако Питер сразу заметил на её похудевшем и напряженном лице следы слез, искусно скрытые пудрой. И морщинок у глаз как будто прибавилось...
   Служанка внесла за графом его несессер и небольшой букет белых роз. Она положила всё это на стол и быстро вышла, вышколенная строгой госпожой.
   - Я никак не ожидала вашего визита, дон Педро, - сдержанно произнесла герцогиня.
   Питер остановился у стола, снимая перчатки - те самые, из мягкой серой кожи, отделанные серебряным шнуром.
   - А я не ожидал, что вы меня примите, донья Исабель, - он слегка поклонился. - Вы превосходно выглядите, сеньора.
   В его глазах светилась нежная улыбка. Он держался свободно, с непринужденной грацией молодого патриция, а она смотрела на него из-под опущенных ресниц напряженно, со скрытой тревогой - и восхищением. Постепенно взгляд её теплел. Помолчав, она сказала:
   - Когда-то я мечтала принимать вас у себя вот так, запросто. Но теперь... - она отвернулась, устремив тоскливый взгляд в окно. - Теперь каждое движение причиняет мне боль. Кажется, я уже пристрастилась к этому арабскому зелью, - проговорила она с усмешкой, показав глазами на нергиле рядом с ложем. И вдруг резко спросила:
   - Зачем вы приехали?
   - Поблагодарить вас за подарок, сеньора.
   - Из Марселя? Из-за такого пустяка, как перчатки?! Не стоило труда! Конечно же, у вас есть дела в Испании?
   - Дела всегда найдутся. Но они могут и подождать.
   Он взял розы, подошел, но не присел на край её ложа, а легко опустился на одно колено рядом, положил цветы у изголовья, чтобы она почувствовала их свежий и нежный аромат. Донья Исабель чуть улыбнулась и прикрыла глаза.
   - Как чудесно они пахнут... А от вас пахнет морем... и жизнью!
   - Морем - понятно: я три дня не покидал палубы. А вот как пахнет жизнь?
   - Как молодой и красивый мужчина, - она скривила губы в болезненной усмешке. - Пожалуйста, граф, раскурите мне нергиле. Можете присоединиться - кажется, вы тоже курите.
   Он встал.
   - Я предпочитаю сигары, сеньора. Кальян требует особого, философского отношения ко времени, да и к жизни вообще.
   Питер понюхал содержимое курительной чаши. Опий, что же еще!
   - Позвольте, герцогиня, я добавлю всего несколько капель одного вещества, которое специально привез для вас. Попробуйте! Это немного изменит вкус, но в результате вы получите более продолжительное действие.
   Донья Исабель снова горько усмехнулась:
   - Только это "удовольствие" мне и осталось! Впрочем, я по привычке желаю слишком многого. Пора учиться радоваться малому! Разве не удовольствие смотреть на вас, такого сильного и стройного, полного жизни... Вот только глаза грустные. Чем вы сейчас занимаетесь помимо службы кардиналу? У вас усталый вид. Что-то случилось?
   - Три недели назад - может быть, немного больше, - в Марсельский порт пришли два моих корабля, изрядно потрёпанные англичанами. Двести восемнадцать раненых. Вот ими я и занимался все это время - днем и ночью. А потом и другие неприятности... Впрочем, это не интересно.
   Питер раскурил кальян, протянул гибкий мундштук донье Исабель. Она сделала несколько затяжек, задумчиво посмотрев на него, проговорила:
   - Что за странная любовь к лекарству у потомственного дворянина? Зачем вам это? Жаль, что вы не приняли протекции моего мужа - сейчас дослужились бы уже до полковника!
   - Я выбираю только то, что мне по душе, - в его тоне прозвучали жесткие нотки. Потом он добавил тихо: - Или меня кто-то выбрал...
   - Вы странный человек, граф. Как можно видеть все эти раны, кровь, смерть!.. И вам это интересно?!
   - Трудно себе это представить? Хотя, конечно, в этот раз их было слишком много. Неделями они снились мне по ночам, когда я обдумывал каждый случай...
   - Пресвятая Дева! Молодому мужчине должны сниться красивые женщины - остальное противно природе!
   - Скорее всего, вы правы, сеньора. Но я ни о чём другом тогда просто не мог думать. И кому-то все же смог помочь. К сожалению, не всем...
   - Господь не прощает грехов. И как страшно за них расплачиваться!.. Впрочем, я уже смирилась. Всевышний справедлив, ему есть, за что меня наказывать - как и ваших раненых, граф. Они, я думаю, тоже далеко не овечки!
   - Говорят, Всевышний милосерден и доставляет средства для облегчения страданий.
   - Да, Господь милосерден, Он посылает и радости.... А знаете, что снилось мне? Ваш голос. Такой проникновенный, мягкий, с бархатистыми модуляциями... Я сходила с ума от боли и почти не могла спать, но когда закрывала глаза, в полудрёме слышала ваш голос. Слов я не понимала, только интонацию, - нежную, успокаивающую и волнующую одновременно... Тогда и написала вам. Впрочем, не ожидала, что вы обратите внимание на это письмо. Тем более что приедете!..
   Он присел возле ее ложа, накрыл её руку своей ладонью.
   - Прошу вас, донья Исабель, расскажите, что с вами произошло.
   Она отвернулась с досадой.
   - Что рассказывать! Все просто: лошадь скакала галопом по горной дороге и споткнулась. Я не помню, как оказалась на земле. Ударилась о камень, потеряла сознание... Каких-нибудь пять лет назад я шутя справлялась с любой лошадью на любой дороге, а тут...
   - Я видел вас верхом, сеньора, - вы прекрасная наездница. Это просто случайность.
   Она язвительно усмехнулась:
   - Теперь эта "случайность" будет моим могильщиком.
   - Почему вы так в этом уверены?
   - Мне уже вынесли приговор - запретили вставать. Остается только ждать конца.
   - Я хочу убедиться, что ваши врачи не ошиблись. Я за этим приехал. Позвольте осмотреть вас.
   - Нет. Не позволю.
   - Вы измучены болью, вы боитесь любого неосторожного движения - это я понял с самого начала. Я даже не поцеловал вашей руки, как того требует этикет, чтобы не потревожить вас. Но вам нечего опасаться, есть способ, который не причинит вам вреда. Сейчас подействует опий и то вещество, что я добавил в кальян. Обещаю, что буду предельно осторожен.
   - Бесполезно, мой милый граф. Никто мне не поможет. Я уже смирилась. И потом... Я не хочу, чтоб вы запомнили меня такой!
   Питер помолчал, чуть приподняв подбородок, посмотрел на неё сквозь опущенные ресницы. В уголках его губ блуждала загадочная улыбка. Он тихо сказал:
   - В моей памяти - чаще, чем мне бы того хотелось - возникает образ прекрасной одалиски, закутанной в прозрачную фередже. Её восхитительные плечи и бёдра до сих пор стоят у меня перед глазами и волнуют так, что я теряю голову... И ничего не могу с этим поделать!
   Он и в самом деле слегка задохнулся, говоря это, быстро встал, чтобы перевести дыхание, и отошел к окну. Она простонала:
   - И ты молчал всё это время?! Вот это - настоящее наказание! - донья Исабель была в отчаянии.- А теперь всё поздно!.. Почему ты не говорил мне этого раньше?! Почему?
   В ее голосе звучало страдание. Питер как будто пропустил ее слова мимо ушей и проговорил безмятежно, с мягкой улыбкой:
   - Успокойтесь, дорогая сеньора. Пока мы живы, ничего не поздно. Что мешает вам показать мне спину? Пожалуй, нет уже такого, чего бы я не видел в человеческом теле - и снаружи, и внутри. Тела, искореженные ядрами, иссеченные саблями и картечью являют собой ужасающее зрелище, а на ваше я взгляну с удовольствием.
   Она слабо улыбнулась, не сводя с него глаз.
   - Ты изменился...Стал так уверен в себе, возмужал... Я помню тебя совсем мальчишкой... Когда я привезла тебя в Гранаду, мы с Хосефой наблюдали за тобой в купальном зале сверху, в потайное окошко. Ты плавал в моем золотом бассейне как худой смуглый лягушонок...Уже тогда мое сердце дрогнуло. А сейчас я не могу смотреть на тебя без восхищения.
   Голубоватый дым нергиле окутывал изголовье ложа. Питер снова подошел, сел рядом, с улыбкой заглянул ей в глаза. Её зрачки медленно расширялись. Сквозь шелковое покрывало он погладил её стопу.
   - Вы чувствуете моё прикосновение?
   - Да... Я всё чувствую, только больно вот здесь, - она показала на поясницу. Он успокаивающе прикрыл глаза:
   - Сейчас пройдет. Потерпи ещё немного, Исабель.
   Её лицо дрогнуло.
   - Повтори еще раз!..
   - Что именно, сеньора?
   - Ты первый раз назвал меня по имени!
   - Это имеет значение?
   - Для меня - да! Я перестаю чувствовать себя старухой. Рядом с тобой разница особенно заметна...
   - Мне и в голову не приходило! Вероятно, потому, что я всегда угадывал за твоей внешней сдержанностью и величием бездну страстей. Всегда это чувствовал, Исабель, с того самого дня, когда ты посадила меня в свою карету в Севилье. И потом всё, что было после, только убеждало меня в этом... Ты захотела, чтобы я научил тебя стрелять из пистолета, и в условленном месте, у ручья в лесу, я увидел тебя в мужском костюме, так обольстительно облегающем все формы... Как я смог тогда попасть хоть куда-нибудь, не то что по мишени!
   - Ты это помнишь! Боже, а казался таким холодным!..
   - Тогда я опасался тебя.
   - Почему же? Я делала все...
   Её голос становился всё тише, она говорила всё медленнее...
   - Исабель, еще немного, и ты заснешь.
   Она тут же отбросила мундштук:
   - О нет, я не хочу заснуть, когда ты рядом! - её рука расслабленно упала на подушки. Он продолжал медленно гладить ее ноги сквозь нежный шелк.
   - Позволь мне, Исабель...
   - Всё, что угодно.
   - Только осмотреть твою спину.
   Он поднялся и снял камзол.
   ........................................................................................................................
   Питер внимательно осмотрел ее с ног до головы, легко и уверенно ощупал, не говоря ни слова.
   - Пожалуйста, скажи мне правду! - попросила Исабель. - Мой врач ничего не хочет мне объяснить...
   - Виден перелом processus spinosus четвертого поясничного позвонка и больше ничего. Но могут быть повреждения внутри. Поэтому еще некоторое время вставать нельзя. К счастью, тебе не грозит неподвижность, а вот боль... Вероятны несколько причин, но как объяснить это без латыни, я не представляю. Я должен поговорить с твоим врачом. Где сейчас доктор Фронтера?
   - В Мадриде.
   - Пригласи его, в нем я уверен. И не снимай корсет, Исабель, особенно когда будешь вставать. Могло быть и хуже... Есть средство, что я добавил сейчас в нергиле. Применяя его, можно сократить дозу опия. Сейчас уже не болит?
   - Нет...
   Питер погладил её перламутровую кожу, прикоснулся губами к округлому плечу, снова затянул ее в корсет. Потом осмотрел комнату.
   - Куда ведет эта дверь?
   - В гардеробную. В доме никого нет, кроме прислуги. Если ты думаешь, что нам помешает мой муж...
   Он с улыбкой покачал головой.
   - Нет, Исабель. Эта дверь хороша тем, что она совершенно ровная, без украшений. Сейчас я её сниму и подложу под диванные подушки. Тебе будет удобнее.
   Питер проделал всё сказанное в считанные минуты. Донья Исабель ошеломленно наблюдала за ним, не успев произнести ни слова. Наконец он сел в кресло и откинул со лба растрепавшиеся волосы.
   - Я покурю, если позволишь
   Она не сводила с него глаз, и заметила, что теперь он не так спокоен, как прежде. У него даже слегка дрожали пальцы, когда он доставал и прикуривал тонкую сигару. И дыхание ему так и не удалось усмирить... Исабель проговорила тихо, изумленно:
   - Не могу в это поверить!.. Сначала я подумала, что ты приехал только из жалости, но теперь вижу, что нет. Неужели я тебе и в самом деле не безразлична?! Какое чудо могло случиться? Что? Скажи мне!
   Питер молча курил, немного щурясь от дыма, и старался не смотреть на нее. Она вздохнула:
   - Ах, не все ли равно?.. Сейчас ничего не имеет значения. Достаточно того, что ты здесь, со мной. Как же я люблю тебя, мой милый! и как хочу тебя...
   Он вздрогнул.
   - Ради бога, Исабель больше ни слова! - он стремительно поднялся с кресла. - Как ты думаешь, почему я здесь? Почему был так настойчив? Нетрудно догадаться... Ты же все видишь. И я ничего не могу с этим поделать...
   ......................................................................................................................
   Он опустился на колени возле ее ложа, и она забыла обо всем на свете...
   ......................................................................................................................
   - ...Ты знаешь какой-то секрет? - спросила она с изумлением, когда смогла говорить. - Даже не предполагала, что такое возможно! Бог мой, а ведь мне уже столько лет - и я не знала!.. Где ты научился всему этому?
   - Чему?
   - Умению так точно угадывать, так тонко чувствовать все мои желания, затрагивать все струны!..
   - Не задумывался над этим. Все старо, как мир: главный учитель - желание. - Он безмятежно улыбнулся. - И еще, может быть, несколько лет упражнений...
   Исабель расхохоталась:
   - Вот в чем секрет! Браво, сеньор!
   Вдруг она стала серьезна, испытующе посмотрела в его умиротворенное лицо.
   - У тебя есть любовница?
   - Нет.
   - До сих пор нет? Маргарита удовлетворяет все твои желания?
   Питер не ответил.
   - Значит - нет... Как ты обходишься только одной женщиной? Удивительно!
   - Как видишь - не одной...
   - О, со мной - это как сон! Ты приехал и уехал... Многим ли выпадает такое счастье?
   - Оставим в покое моих женщин, Исабель, - он взял её за руку чуть выше запястья.- Пульс отличный! Немного отдохнула, моя сеньора?
   - Нет, это ужасно! Ты никогда не теряешь головы!
   Он пожал плечами:
   - Я готов снова ее потерять...
   Она с восторженной улыбкой протянула ему руки.
   - Теперь я хочу доставить тебе удовольствие. Позволишь? Я ведь знаю, что нравится мужчинам!
   Он рассмеялся:
   - Можно ли отказаться от такого восхитительного предложения! Не многие дамы бывают со мной так любезны.
   - Потому что ты сам балуешь их! Если мне ты отдаешь столько души, что говорить о других - молодых и красивых?! Я просто не могу поверить, что это не чудо...
   ......................................................................................................................
   ...Пока слуги накрывали на стол, Питер вышел на открытую галерею. Небо на востоке затягивали грозовые тучи. Малиновое солнце медленно садилось в густой фиолетовой дымке.
   - Будет шторм, - сказал он, возвращаясь в комнату, - Совсем некстати.
   - Может быть, это и к лучшему?
   Но по его озабоченному лицу донья Исабель поняла, что Питер не задержится дольше, чем обещал.
   - Вы уже думаете об отъезде, милый граф?
   При слугах герцогиня Фуэнтодос соблюдала этикет, как того требовали приличия. Она снова была внешне исполнена величия и покоя. Граф держался непринужденно и с почтением. Однако в нем чувствовалось какое-то умиротворение, которого не было тремя часами раннее, когда он только появился в этом доме. В голосе его звучали необыкновенно мягкие, ласковые нотки. Донья Исабель ловила эти интонации и упивалась ими.
   Он ответил:
   - Мне нужно сделать ещё один визит - кардиналу.
   - Разумеется, вы проделали такой путь не только ради меня! Так что Альберони? Каковы его планы? Ведь Португалия предала нас, заключив союз с Англией. Ловкому умнику лорду Метуену удалось уговорить их, посулив огромные выгоды от этого союза... Что ж, одним только этим договором он сделал больше для своей страны, чем могли бы сделать все наши министры вместе взятые. Никто из них не думает о нашем несчастном государстве - только о себе и своей спеси!
   - Опасные речи, донья Исабель, - улыбнулся Питер. - Не нам излечивать вечные пороки. Впрочем, Англии есть чем торговаться - она может посулить значительно больше, чем мы. Но не только это вызывает беспокойство, - граф стал серьезен. - Маркиз Вильябранка все скудные средства казны вложил в обеспечение армии. Как будто от нашей победы на суше зависит исход войны! Да если Испания потеряет ключевые порты на Средиземном море - она потеряет всё! Адмирал дЄЭспиноса понял значение флота после Эль-Ферроля и бухты Виго. Но у него слишком мало сил - всего тридцать пять линейных кораблей! Это в два раза меньше, чем в данный момент в эскадре адмирала Рука. А к весне перевес будет еще больше! Ведь есть еще флот союзных голландцев, который тоже нельзя сбрасывать со счетов. Ясно, что Испания такими силами не в состоянии обеспечить защиту всех своих портов. По моим сведениям, союзники готовят крупную операцию против Кадиса, Гибралтара, Малаги, Тулона, Порт-Маона. И далее на очереди - Сицилия и Неаполь. Хуже всего положение Гибралтара: там совершенно недостаточно наземных укреплений - всего сто орудий охраняет бухту, и только пятьсот солдат гарнизона. В любой момент англичане могут подойти с более мощными силами, высадить на берег десант - довольно будет двух тысяч солдат - и вот уже Гибралтар потерян для Испании! Я довел до сведения Альберони все известные мне факты подготовки английского флота и известил графа Тулузского, поскольку нам без французских кораблей обойтись невозможно. Более того, об этом же мы говорили и с королем Людовиком. Только он сразу оценили всю серьезность положения. Но в Мадриде, похоже, меня не хотят слышать...
   - Вы говорили с королем Людовиком?! Я не ослышалась?
   - Да, верно. Он тоже проявляет обеспокоенность сложившимся положением, как и граф Тулузский.
   - Если раньше поговорить с Людовиком было не просто, то теперь, насколько мне известно, без одобрения мадам Ментенон это вообще невозможно сделать! Как же вам удалось, граф?
   - Представился случай. Честно говоря, история малоприятная...
   - Тогда не рассказывайте, не портите себе настроение... Кстати, как вы находите - сын великого короля, граф Тулузский, достоин своего отца?
   - Не мне судить. По крайней мере, он добросовестно выполняет порученное ему дело. И выполняет весьма успешно, насколько позволяют обстоятельства: основные силы французского флота - эскадра Шато-Рено - в боевой готовности, я это видел собственными глазами. Кроме того, в Ла-Рошели уже заложены несколько новых линейных кораблей, хотя у Франции тоже недостаточно средств для войны...
   Донья Исабель не скрывала своего изумления. Она слушала, но мысли ее витали далеко.
   - Не могла подумать, что вы...- казалось, она была в некотором замешательстве.
   - Вас что-то удивляет, сеньора?
   - Не ожидала услышать от вас подобных речей...
   - Ах, вот оно что! - рассмеялся Питер.- А вы полагали, что главное мое занятие - альковные утехи? Я не в обиде, сеньора. Может быть, отчасти вы и правы... Представьте, я даже не удостоен чести быть солдатом - кардинал не позволяет мне участвовать в боевых действиях на "Эскуриале".
   - И правильно делает! Солдат много, а умов мало. Но, вижу, вы по-настоящему обеспокоены положением дел, и, скорее всего, у вас есть на то основания...
   - Причем, самые неутешительные для нас!
   - Возможно, что-то удастся предпринять. Я поговорю с мужем. Однако для детального разговора с герцогом нужны точные факты. Мне хотелось бы ознакомиться с вашим последним донесением кардиналу.
   - Оно при мне.
   - Прекрасно. Я сделаю всё, что смогу, можете быть уверены.
   Герцогиня вдруг замолчала, внимательно посмотрела ему в глаза долгим взглядом.
   - Так вот зачем вы приехали!..
   Граф протестующее поднял руку:
   - Нет, сеньора! Не за этим.
   - Тогда что же заставило вас проделать такой путь от Марселя сюда? Конечно же, необходимость встретиться с кардиналом?
   Питер отрицательно покачал головой.
   - Вы знаете ответ.
   Он смотрел на нее с мягкой улыбкой в глазах. Нетерпеливым жестом герцогиня отпустила слуг. Дождавшись, когда закрылась дверь, донья Исабель воскликнула:
   - Не хочу больше притворяться! - она заговорила тихо и горячо: - Помнишь, когда-то я переоделась в мужской костюм, чтобы только привлечь твое внимание, поразить... Если бы меня тогда увидели, я погибла бы в глазах света. Какое безрассудство! Грандесса, обер-фрейлина королевы, мать троих детей, а вела себя как безумная девчонка!.. А теперь мне все равно. Я сделала бы в тысячу раз больше глупостей ради тебя.
   Сегодняшний день я не забуду никогда. Для меня было бы счастьем умереть в твоих объятьях сегодня... Скажи, чего ты хочешь? У меня есть власть, состояние, связи, я многое могу - тебе это известно. Я готова бросить к твоим ногам все сокровища мира. И что бы я ни сделала для тебя, это все равно будет ничтожной платой за то счастье, что ты мне подарил.
   Он с холодным удивлением вскинул бровь:
   - Платой?! Сеньора намерена мне заплатить?
   - О, нет, ради бога, не сердись, любовь моя! Я не то имела в виду. Ты видишь, я совсем потеряла голову, но все же не так наивна, чтобы поверить, что ты приехал исключительно ради меня!
   - Не только. Ради себя тоже.
   Ее глаза загорелись безумной радостью. Он мягким жестом удержал ее от нового взрыва чувств и продолжал:
   - Ты во второй раз спасла меня, Исабель - на этот раз от самого себя. И дала мне больше, чем можешь себе представить... и чем я заслуживаю.
   - И теперь тебя мучают угрызения совести?
   - Нет. Ничуть.
   - Тогда что же? С самого начала я увидела, как ты изменился. Ты стал другим. Как будто тебя ранили в самое сердце и твои силы на исходе. Ты искал спасения и поддержки в моей любви? Похоже на то... Но нет, это более глубокие чувства. Я это вижу - и не могу поверить!.. Или просто ты ничего не делаешь наполовину?
   - Исабель, не стоит облекать в слова то, что невозможно выразить...

Побег

   ...Шарль де Гарни очнулся в темном корабельном трюме со связанными руками. Он не сразу вспомнил, где находится, и не знал, сколько времени провел в таком положении. Рана на плече открылась и кровоточила, все тело болело...
   ...Тогда утром, во время прогулки, он был настолько поглощен Маргаритой, что ничего не видел вокруг, а когда на них напали, было уже поздно. Шарль отчаянно пытался защитить графиню, но все произошло так неожиданно... К тому же, нападавших было пятеро. Он получил удары сзади, а когда упал - его били сапогами по животу и ребрам. Почти сразу он потерял сознание.
   Сейчас Шарль проклинал себя за неосторожность. Где теперь Маргарита? Он все бы отдал, чтоб это узнать!
   От слабой бортовой качки тихо и мерно скрипели шпангоуты. Он прислушался. Да, судно не двигалось, а стояло на якоре.
   С трудом поднявшись на ноги, де Гарни в темноте обследовал трюм. Не может быть! Он знал этот корабль от киля до клотика, лучше, чем содержимое собственных карманов! Это был "Сан-Антонио".
   Люк на нижнюю палубу почему-то не был заперт - то ли матросы напились, то ли они посчитали пленника уже покойником.
   Перетереть веревки о железное крепление и выбраться из трюма на нижнюю палубу было для Шарля делом десяти минут.
   Стояла ночь. Прошли сутки или, может быть, больше?
   На палубе было немногим светлее, чем в трюме, но де Гарни рассмотрел, что они стоят недалеко от берега в маленькой безлюдной бухточке. На берегу не горело ни единого огонька, только более темные очертания скал выделялись на фоне более светлого неба.
   Кроме шестерых вахтенных, замеченных де Гарни, людей на палубе не было видно. Похоже, все спали? Шарль добрался до кормового балкона и осторожно заглянул в слабо освещенное окно салона. Четверо людей сидели за столом, мирно играли в карты, пили и смеялись - одним словом, чувствовали себя вполне безмятежно. И главным среди них держался не кто иной, как Лариджани. Что эти люди делают в капитанской каюте "Сан-Антонио"? Де Гарни уже знал ответ на этот вопрос. Корвет захвачен и, похоже, хозяином здесь чувствовал себя новый помощник капитана Фернанедеса!
   Но где графиня де Монтель? Выяснить это сейчас без риска опять оказаться связанным в трюме вряд ли было возможно. Нужно обыскать корабль, но Шарль едва держался на ногах и чуть не терял сознание от боли. Не иначе, у него переломаны все ребра. И потом, неизвестно, сколько еще людей у Лариджани, а он один и без оружия. Незаметно проникнуть в крюйт-камеру, чтобы взять мушкет, вряд ли стоит пробовать - Лариждани ведь не идиот, чтобы не выставить там охрану!
   Что де Гарни мог сейчас сделать? Да ничего!
   Немного отдохнув и поразмыслив, он решил, что одному здесь делать нечего и надо идти за помощью. Но куда? В любом случае, на берегу он может узнать, где находится, а потом привести сюда Питера и его людей. Главное сейчас - добраться до Марселя.
   Чтобы всплеск воды в тишине ночи не привлек внимание вахтенных, Шарль осторожно спустился в воду по якорному канату и поплыл к берегу.

Атака

   Шхуна "Роза" пришла в Марсель к полудню. Лил дождь, волны плясали у бортов мелкой зыбью. Чайки, нахохлившись, сидели на мачтах и реях, время от времени клювами вычищая перья и встряхиваясь. Питер задумчиво смотрел на них, пока отдавали швартовы, потом безотчетным жестом коснулся полей своей шляпы, словно глубже надвигая ее на брови, и спустился на причал.
   В гостинице его уже встречали слуги. Граф отдал мокрый плащ Жану, коротко поздоровался с Марселой и Мадлен.
   Ничего нового в его отсутствие не произошло, и Питер был как будто разочарован. Тем не менее, он казался спокойным и сдержанным, немного мрачно пошутил с женщинами, спросив, не появилось ли у них новых воздыхателей, намекая на опасность отравленных букетов.
   Когда он поднимался по лестнице вместе со своим секретарем, женщины переглянулись.
   - Ну, что ты на это скажешь? - спросила Мадлен.
   - А что?
   - Как что? Ты не видишь?
   - Что, по-твоему, я должна видеть? Слава богу, сеньор здоров, и, кажется, не в таком плохом настроении, как прежде.
   - Вот-вот, и я об этом. Эта морская прогулка, как видно, пошла ему на пользу... Ох, Марсела, видит бог, ты еще слишком молода и глупа, раз ничего не заметила. Только смотришь на него влюбленными глазами!
   - Что ты вечно ко мне цепляешься с этим! Начала - так уж говори, что хотела!
   - Как ты думаешь, где был сеньор?
   - В Барселоне.
   - Ну, понятно. А что он там делал, по-твоему?
   - Занимался делами.
   - Ладно, говорить с тобой, что с кошкой, ты ничего не понимаешь...
   - Порой мне хочется тебя стукнуть, Мадлен! Говори, в чем дело. Что такое?
   - А то! Граф был с женщиной, это ясно, как божий день. У него даже взгляд изменился, стал такой умиротворенный... Но не более веселый, чем прежде, должна тебе заметить. Он немного успокоился - это да, но глаза все равно какие-то потухшие. И движения... Помнишь, как твой сеньор взлетал по лестнице? А сейчас будто у него камень на плечах... И вообще, он постарел лет на десять.
   - Что ты плетешь! Он просто устал с дороги.
   - Если б так! Он же не пешком шел, и даже не верхом скакал. Тут другое. Не иначе, у него до сих пор душа болит...
  
   ...Секретарь Жан Потье, исполняя свою вторую роль камердинера, помогал графу переодеваться и говорил:
   - За неделю накопилась почта, сударь. Я разобрал ее и отложил для вас самое важное. Там есть один пакет...
   - Хорошо, я после взгляну, - рассеянно произнес Питер, расстегивая отсыревший камзол.
   - Когда же это? - удивился секретарь. - А вдруг там что-то, не терпящее отлагательств? Сударь, вы совершенно потеряли интерес к делам. Я же с вами вылечу в трубу!
   Граф промолчал. Жан продолжал примирительно:
   - Ну, хорошо, вы отдохнете, вот тогда и начнем... Но, сударь, вы так ничего и не рассказали о своем путешествии. Как вас принял кардинал? Чует мое сердце, вы поехали к нему оттого, что недовольны его последним поручением...
   - Я не застал его. Альберони в Риме, ждет аудиенции папы. Может быть, мы там с ним встретимся.
   - Мы едем в Рим?!
   - Да. А потом я хочу навестить сестру и друзей во Флоренции. За это время ты посетишь Венецию, договоришься с поставщиками.
   - Как, сударь, вы собираетесь путешествовать в одиночестве?! Так не годится! Вы же не какой-нибудь крестьянин! Да и веселее вместе.
   Питер улыбнулся и с сомнением покачал головой.
   - Ты хочешь, чтобы я днем и ночью слушал твою болтовню?
   - Клянусь молчать!
   - Кто бы поверил!.. Ну, хорошо. Сейчас я пойду навестить своих раненых, а ты тем временем собирай вещи.
   - Собрать вещи недолго! Но это все, сударь? Вы же толком ничего не рассказали! А как обстоят дела с укреплениями Гибралтара? Они вызывали ваше беспокойство.
   - Кажется, Гибралтару пока ничего не угрожает. По крайней мере, в этом году...
   - Все же вы добились своего! Интересно, как? Не иначе, помогла эта могущественная женщина, герцогиня Фуэнтодос. Понятно, она готова сделать для вас и не такое!..
   - Для меня?! Ты совсем спятил, Жан. Как будто речь идет о защите моего личного поместья! И вообще, придержи-ка язык. Ты стал себе много позволять.
   Жан весело улыбался, пропустив это замечание мимо ушей.
   - Я знал, что вы обязательно что-нибудь придумаете! Теперь можно, наконец, заняться нашими делами!
  
   В это время внизу, в таверне, из сумрака дождливого дня появился какой-то бродяга. Весь в грязи, босой, в насквозь промокшей порванной рубахе, даже без шляпы и плаща. Он, шатаясь, добрался до ближайшей скамьи и осторожно опустился за стол. Хозяин, увидев такого посетителя, заворчал. В его заведении не место оборванцам!
   Мадлен, все еще болтая у лестницы с Марселой, тоже заметила бродягу и даже приоткрыла рот от удивления.
   - Пресвятая Дева! Вот это да! Ты посмотри только...
   - Что ты вытаращила глаза, как будто привидение увидела?
   - Да это же... Ты сама посмотри!
   Тут оборванец, примостившийся на скамье, стал медленно заваливаться на бок и вдруг как мешок рухнул на пол.
   Мадлен кинулась к нему, на ходу крикнув Марселе:
   - Беги за сеньором!
   Когда граф вместе с любопытным Жаном спустился в таверну, бродяга уже лежал на скамье, поднятый хозяином с помощью слуги. Мадлен не очень заботливо, если не сказать - грубо, вытирала платком его лицо с прилипшими ко лбу мокрыми волосами. Человек был без сознания. Граф приблизился, посмотрел... и застыл, пораженный. Жан присвистнул:
   - Черт возьми! Это же капитан де Гарни!
   Питер спросил у хозяина:
   - Он говорил что-нибудь?
   - Ни слова!
   Сделав знак хозяину и Жану поднять капитана в его комнаты, граф бросил женщинам:
   - Горячей воды, чистое белье...
  
   ...Скоро де Гарни открыл глаза. Он увидел, что Питер стоит у его постели с мрачным лицом и скрещенными на груди руками. Не успел Шарль и рта открыть, как тотчас последовал вопрос, заданный ледяным тоном:
   - Где Маргарита?
   - Я не знаю!..
   Де Гарни попытался встать, но смог только приподняться на локте. Он заговорил сбивчиво, с трудом подбирая слова: - На нас напали неожиданно, и я не смог ее защитить... Кажется, их было пятеро, а у меня еще плохо действует рука... Нет, я не пытаюсь оправдаться - этому нет оправданий!.. Лариджани, подлец, пригрозил изувечить ее, если я не подпишу портовые бумаги, чтобы он мог спокойно уйти, не вызвав подозрений. Меня избили и бросили в трюм. Больше я ее не видел... Питер, я очень виноват перед тобой. Но я искуплю свою вину, чего бы мне это ни стоило! "Сан-Антонио" стоит недалеко от Пор-де-Бука, восточнее. Скорее всего, донья Маргарита на борту. Но я не знаю, сколько людей у Лариджани. Благодарение богу, мне удалось бежать - теперь я сделаю все, что в моих силах...
   - Когда это было? - довольно жестко прервал его Питер.
   - Прошлой ночью.
   - Ты сможешь показать дорогу?
   - Конечно! Кажется, здесь не больше пятнадцати лье... Сначала я шел по берегу пешком около часа, так быстро, как только мог. Потом увидел рыбаков и попросился в их лодку, чтобы добраться сюда. Но у меня не было ничего, чтобы им заплатить...кроме сапог. Один согласился и на это...
   Питер, недослушав, быстро вышел. Он приказал Марселе накормить капитана де Гарни и дать ему горячего вина, а сам тут же послал Жана в порт к синьору Кордиано, капитану шхуны "Роза", предупредить, чтобы тот был готов к отплытию.
   Потом граф собрал всех своих людей - из двух корабельных команд. Вполне здоровых и боеспособных было всего сорок шесть. Питер сообщил, что корвет найден и предстоит силой вернуть его. Люди, устав от безделья, были настроены по-боевому.
   - Возможно, потребуется приложить немало усилий, поскольку неизвестно, сколько людей на борту с Лариджани. Если корабль еще не ушел, можно считать, что нам повезло. Хотя надежны мало - они, конечно же, обнаружили бегство капитана де Гарни и могли тут же поднять якорь... Отходим немедленно!
   Уже на борту шхуны Питер кратко изложил свой план:
   - Подойдем к месту в сумерках, скрытно, не зажигая сигнальных огней. Недалеко от предполагаемого места стоянки на берег вышлем шлюпку с разведчиками. Они же будут "пловцами", вооруженными ножами и кинжалами. Ничего не поделаешь, ребята, придется помокнуть... Нам предстоит сражаться только холодным оружием, и в этом наше преимущество - можно действовать почти бесшумно. Если корвет еще в бухте, разведчики подадут сигнал фонарем. Тогда шхуна приблизится к корвету и остановится вне досягаемости ядер. К тому времени уже достаточно стемнеет, и нас не сразу заметят. В нужный момент с борта шхуны прыгнет вторая группа вооруженных "пловцов". Я буду с ними. Мы должны действовать быстро и осторожно. Только неожиданно напав с двух бортов, мы сможем захватить "Сан-Антонио" с наименьшими потерями. Внезапность нападения - больше чем половина успеха. Нельзя дать им время приготовиться, зарядить мушкеты и пушки. Вы, разумеется, понимаете, что вступать в открытый бой обойдется слишком дорого. Если корвет успеет дать хоть один залп по шхуне - жертв не избежать, вам этого объяснять не надо. Повторяю, неизвестно, сколько людей у них на борту, так что готовьтесь поработать. Думаю, мы быстро согреемся после холодной воды!
   Люди слушали, не перебивая. Они были оживлены, даже веселы в предвкушении дела.
   - Но следует предвидеть и неудачу, - продолжал Питер. - Если люди Лариджани настороже, готовы к обороне, в этом случае у них заряжены мушкеты, и они откроют огонь. На шхуне стрельбу услышат. Это будет сигналом для абордажа. Да, людей у нас маловато, но к тому времени, когда "Роза" подойдет к корвету, и у Лариджани их заметно поубавится! Не думаю, что их останется достаточно, чтобы одновременно управляться с мушкетами и саблями - и с парусами и пушками. Хотя, конечно, всего предвидеть невозможно. В крайнем случае, будем принимать решение на месте. Теперь о деталях. Распределим силы примерно поровну. Береговая группа "пловцов" очищает носовую часть - от верхней палубы до трюма, а мы - кормовую... Все вы знаете - я против резни. Гораздо больше чести захватить пленных, потому что это сложнее. Кроме того, за каждого пленного я плачу десять золотых монет. Однако каждый действует по обстоятельствам и предоставлен своей совести. Мне дорога жизнь каждого из вас, будьте предельно внимательны. Что касается Лариджани, он стоит дороже, и его нужно взять живым непременно!
   - Лариджани захватил судно - он пират, по закону таких вешают на рее!
   - По закону только капитан корабля имеет право судить и принимать решение, - отрезал граф. И продолжал: - Лейтенант де Ланже останется на шхуне и примет командование. Он будет следить за развитием событий. С ним остаётся семь человек, - их я назову позже. Они будут помогать команде шхуны, если придется все-таки идти на абордаж. И еще одно: чтобы в темноте отличить своих от противника, советую всем повязать голову чем-то белым, но так, чтобы это не бросалось в глаза издалека, - подойдет, например, скрученный в жгут платок или кусок полотна...
   Скоро все роли были распределены, заданы все вопросы, выяснены детали.
   Когда все разошлись, Шарль де Гарни остался.
   - Питер, мне сказали... - он с трудом проглотил сухой комок в горле. - Никогда не подумал бы, что пойдут такие нелепые слухи! Я должен рассказать, как все было. Тем утром я вышел без цели, слонялся у гостиницы... Донья Маргарита увидела меня в окно. И она предложила сопровождать ее на прогулке, раз уж я ничем не занят. Была прекрасная погода. Мы пошли по набережной, потом по пляжу за скалами. Мы просто разговаривали - клянусь, ничего больше! Неужели ты мог поверить, что я посягнул на твою честь? Это неправда, богом клянусь!.. Моя вина в другом. Я даже не заметил, как они подкрались сзади... Всё подстроил Лариджани. Но, без сомнения, за ним стоит кто-то другой - я видел с ними молодого дворянина, которому они все повиновались. Это он заставил меня подписать документы, пока Лариджани угрожал графине ножом. Никогда себе не прощу, что не смог ее защитить!.. Ты вправе убить меня, Питер, я это заслужил. Но знай одно: никогда я не посягал на честь твоей жены! И казню себя не за это...
   - Довольно, - сухо прервал его граф. - Покаешься на исповеди! Сейчас нужно действовать.
  
   ...Совсем стемнело, когда с берега два раза мигнул условный сигнал фонаря. Корвет был еще в бухте! Напряженно вглядывающийся в темноту Питер облегченно вздохнул и мысленно возблагодарил Господа. Они успели!
   Шхуна подняла паруса. Матросы-ныряльщики, крепкие, умелые ребята, без рубашек, с заткнутыми за пояс длинными ножами и абордажными саблями, были наготове. Некоторые гордо носили целый арсенал кинжалов, болтавшийся в ножнах у их пояса. Все эти люди вместе представляли собой довольно грозную силу, потому что были опытны и отважны. В них кипел азарт, боевой дух и какая-то веселая злость. Они шли добывать свой корабль! Честно говоря, и без этого они любили драку ради самой драки, а уж если эта драка должна восстановить справедливость и вернуть им их судно, то тогда они были готовы на все, потому что не представляли себе жизни без моря и сражений. Сейчас все они стояли на русленяхправого борта, держась за ванты, вглядывались в темноту и ждали команды.
   Скоро с берега подали еще один короткий сигнал. Значит, там уже достигли места и готовы. Питер скомандовал матросам прыгать и прыгнул сам.
   Вода как будто обожгла разгоряченное тело. Несколько энергичных движений, и Питер перестал замечать холод. Его ребята быстро и бесшумно достигли борта корвета, и он потерял их из виду - теперь каждый был сам за себя...
   Дальше всё пошло стремительно, слаженно, просто как по маслу. На корвете несли усиленную вахту, но не были готовы к подобному нападению. Молчаливая и жестокая атака продолжалась не более получаса. Только один человек из нападавших был убит, четверо получили ранения, а остальные отделались царапинами.
   Пленных связали и заперли в трюме.
   Корвет обшарили от носа до кормы - Маргариты на корабле не было!
  
   Лариджани, припертый к стене, только издевательски улыбался:
   - Твою птичку увезли в закрытой карете, и, похоже, далеко отсюда! Кто-то позабавится с твоей красавицей, и ты ничего не сможешь сделать!
   Первым не выдержал де Гарни. Лариджани получил сокрушительный удар в челюсть. Сплевывая кровь, он все же пытался улыбаться:
   - Можете меня вздернуть - больше я ничего не скажу!
   Питер, едва сдерживаясь, скрипел зубами от ярости. Он готов был задушить подлеца собственными руками - если бы это помогло отыскать Маргариту!
   Допросили матросов с корабля самозваного капитана. Они подтвердили, что даму увезли в карете, и что Лариджани подчинялся приказам неизвестного им господина, которого называли виконтом. У этого человека было четверо вооруженных слуг - по всему видно, из наемников, потому как они больше молчали, а если и говорили, то с сильным акцентом.
   Это было все, что удалось узнать.
   Не дожидаясь утра, граф вернулся на шхуну вместе с ранеными, и "Роза" взяла курс на Марсель.
  
   Утром на шканцах корвета "Сан-Антонио" капитан де Гарни собрал команду. После его краткой речи был вынесен приговор Лариджани. Под одобрительные возгласы матросов приговор незамедлительно привели в исполнение - по закону моря предатель и пират был повешен на рее.

Сделка

  
   Граф вернулся в Марсель мрачнее тучи. Он ни с кем не сказал и двух слов, только дал секретарю какие-то новые поучения и сразу отправился в госпиталь. Но скоро туда прибежала Марсела и сообщила, что сеньора просят в резиденцию вице-губернатора по очень важному делу.
  
   ...Во дворце вице-губернатора Питера ждал не сам граф де Гриньян, а какой-то господин, одетый как нотариус, и молодой человек с холодными, наглыми глазами и тонкими усиками над верхней губой. С ними было четверо вооруженных людей.
   Нотариус, мэтр лет пятидесяти, был одет с такой пышностью, будто занимал самую высокую должность в судебной палате Парижа: модный светлый парик, дорогие кружева, бриллиантовые застежки и перстни... И держался он с таким же достоинством и важностью. Впрочем, возраст его позволял рассчитывать на почтение.
   Обменявшись с ним сдержанным поклоном, граф де Монтель сухо спросил:
   - Кажется, мы не знакомы?
   - Меня зовут мэтр Лекуврер, - поспешил представиться пышный господин. - Я являюсь поверенным в делах известного вам господина де Шевриера, маркиза де Сен-Шомон, губернатора Лангедока. А это - виконт де Фавр, состоящий на службе у господина губернатора. Прошу вас, господин граф, - нотариус показал на кресло у длинного письменного стола и занял другое напротив.
   - Мы уполномочены поговорить с вами от имени господина маркиза об одном деле.
   Граф не скрыл своего удивления:
   - У меня больше нет никаких дел с господином маркизом. Или он опять заболел?
   Ирония в его голосе слышалась настолько явственно, что мэтр Лекуврер нахмурился. Секретарь Жан Потье, стоявший рядом с графом, предостерегающе кашлянул.
   - Господин маркиз вполне здоров, - сухо ответил нотариус. - Я вижу, что господин граф настроен довольно... легкомысленно, а между тем дело серьезное.
   - В чем же заключается ваше дело, черт возьми! Не лучше ли сразу перейти прямо к нему?
   - Прошу проявлять уважение к моей должности, господин де Монтель! Мой доверитель, господин де Шевриер, поручил мне передать, что готов заключить с вами сделку, от которой вы вряд ли откажетесь. Все бумаги уже готовы, - и он показал на папку из тисненой кожи, лежавшую на столе.
   - Я не намерен иметь никаких дел с господином де Шевриером!
   - Даже если речь идет о графине де Монтель, вашей жене?
   Жан заметил, как граф изменился в лице и на мгновение замер. Потом он медленно поднялся, впившись взглядом в невозмутимые бесцветные глаза нотариуса.
   - При чем здесь графиня? - спросил он внезапно севшим голосом.
   - Ваша жена, я думаю, с нетерпением ждет, когда вы примите предложение господина губернатора! - громко и насмешливо заявил виконт, стоявший, опираясь о кресло мэтра Лекуврера.
   - Полагаю, господин де Фавр прав, - подтвердил мэтр.
   - Дьявольщина! Где она? - воскликнул Питер. Он отшвырнул кресло и стиснул рукоять шпаги. Четверо вооруженных людей тут же обнажили клинки и окружили нотариуса. Тот спокойно поднял руку.
   - Ну, не стоит так волноваться, сударь. Мой доверитель, господин де Шевриер, предполагал, что вы не останетесь равнодушны в этом вопросе - и он оказался прав!
   - Где графиня? Говорите же, черт возьми, или я проткну вас, несмотря на вашу жалкую охрану!
   - Нимало в этом не сомневаюсь! Однако будет лучше, если вы успокоитесь. В ином случае вы никогда не узнаете, что с вашей женой. Позволю себе напомнить - речь идет о некоей сделке!
   - Я слушаю, тысяча чертей! Говорите же, наконец!
   - Так вот. Графиня де Монтель в надежном месте, под охраной. И если вы хотите, чтобы она к вам вернулась, то...
   - То?
   Мэтр Лекуврер сделал значительную паузу. Прищурившись, он с ледяным спокойствием взглянул на Питера.
   - Говорят, вы очень любите свою жену, сударь. Это правда?
   - Как смеете вы задавать мне подобные вопросы!
   - Мне это совершенно безразлично. Это спрашивает мой доверитель. Так да или нет?
   - Предположим, да.
   - Чем вы готовы пожертвовать, чтобы графиня вернулась к вам живой и здоровой? Что вы готовы отдать за это?
   У Питера готов был вырваться ответ - "всё"! Но у него внезапно перехватило горло. Некоторое время он молчал, пытаясь овладеть собой и собраться с мыслями. Что они задумали? Сначала его хотели заставить поверить, что Маргарита сбежала с де Гарни. Теперь все выглядело совершенно иначе! В первый момент, когда Шарль рассказал, что случилось на самом деле, Питер почувствовал, как в его душе вместе со страхом за жену поднимается волна безумной радости - Маргарита ему не изменила! Однако, по сути, радоваться было нечему. Он не нашел ее на корабле и его охватило состояние, близкое к отчаянию. Где искать? Жива ли она? Можно было сойти с ума прежде, чем он узнал бы это! Тем не менее, он готов был искать до последнего вздоха. И вот теперь всё оказалось так просто! Да, он отдал был всё, не задумавшись ни на секунду, лишь бы вернуть ее.
   Питер, наконец, справился с собой. Неважно, что от него потребуют. Он скоро увидит Маргариту - это главное! Он холодно спросил:
   - Чего вы хотите?
   - Ну вот, наконец-то! - рассмеялся де Фавр.
   - С удовольствием изложу вам условия, сударь, - спокойно сказал мэтр Лекуврер, доставая из папки одну бумагу. - Ваша жена вернется к вам в том случае, если вы подпишите очень простой документ - дарственную на имя господина де Шевриера.
   - Вот как! И что же я должен ему "подарить"? - с сарказмом спросил граф.
   - Ваше имение Монтель.
   - Что-о?!
   - Дворец со всей обстановкой. И парк, разумеется, - уточнил виконт.
   - Кроме того, - продолжал нотариус, доставая вторую бумагу.
   - Как, это еще не все? - иронически усмехнулся Питер. - У вашего хозяина завидный аппетит! Его наглости нет предела. Так что же еще?
   - Сущие пустяки. Вы подпишите такой же документ на имя известного вам господина Лариджани.
   - Господина?! Этого проходимца вы именуете "господином"? - Питер откровенно рассмеялся. - А этому-то что я должен подарить?
   - Ваш корвет "Сан-Антонио".
   - Отлично! Только, боюсь, этот подарок не пойдет ему впрок.
   - Что вы имеете в виду?
   - Капитан из него неважный. Впрочем, он вполне способен проиграть корабль в карты в ближайшем порту! - граф артистически лицедействовал, зная, что его корвет скоро будет стоять на Марсельском рейде. - Объясните мне только одно, господин Лекуврер: как это простому матросу удалось спеться с самим губернатором? Хоть они и родственные души, скорее всего, без посредников здесь не обошлось, не правда ли? - Питер бросил красноречивый взгляд на виконта.
   Его вопрос остался без ответа. Нотариус невозмутимо и важно произнес:
   - И последнее...
   - О, у меня еще что-то осталось? - живо осведомился граф. Он откровенно иронизировал и забавлялся, глядя на их серьезные мины. Он знал, что есть вещи, которые нельзя отнять. Между тем нотариус достал из папки третий документ и сказал:
   - Вы подпишите вексель на предъявителя - на пятьдесят тысяч луидоров.
   - Всего-то? - Питер с язвительной улыбкой повернулся к виконту. - Не иначе, эта сумма в счет ваших услуг, господин де Фавр? Похищение моей жены и друга, убийство несчастной женщины из дома терпимости, отравление моей служанки - и все это ради каких-то пятидесяти тысяч?! Не скромничайте! Почему бы вам не запросить у меня сразу сто тысяч? Или двести?
   Де Фавр не нашелся, что ответить. Это выдало его секундное замешательство. А Питер продолжал, как ни в чем не бывало:
   - Кстати, господин Лекуврер, вы проверили, у меня есть такая сумма?
   Виконт с раздражением бросил:
   - Найдете! Иначе вы никогда не увидите свою жену!
   Граф замолчал. Ни один мускул не дрогнул на его лице, однако голос изменил ему. Он выпрямился, слегка опираясь о стол кончикам пальцев, и пристально посмотрел в глаза мэтру Лекувреру. Впрочем, того этот взгляд ничуть не смутил.
   Питер чувствовал, как его сердце бьется у самого горла. От волнения он плохо соображал. Безусловно, он тут же подписал бы все, что угодно! Не задумываясь, с легкостью отдал бы всё! Но где гарантия, что и после этого он увидит Маргариту живой и здоровой?
   Тем временем де Фавр начал терять терпение:
   - Так что же? Вы молчите? Значит, всё это басни - про вашу необыкновенную, неземную любовь? - спросил он издевательским тоном. - Значит, вам дела нет до вашей прелестной черноглазой малышки? Вы отдаете ее нам? Отлично! Она такая нежная и страстная - настоящая испанка! И такая сладкая...
   Никто не успел понять, что произошло. Шпага графа с быстротой молнии сверкнула через стол и полоснула де Фавра по губам.
   - Я отрежу тебе язык, мразь! - яростно прошипел Питер.
   Виконт издал непонятный звук, замер и медленно поднес руки к лицу. На щегольские кружева хлынула кровь.
   Только теперь четверо вооруженных людей вспомнили о своих клинках. Но было уже поздно: Питер с легкостью перепрыгнул через длинный стол и каждому из них нанес профессиональный удар фехтовальщика - и хирурга. И вот уже все четверо со стонами корчились на полу. Граф остановился перед нотариусом, вытирая шпагу белоснежным платком.
   - Я подпишу все три бумаги, но только в присутствии моей жены, - сказал он спокойно, как будто ничего не произошло. Небрежно бросил платок и убрал шпагу в ножны.
   Побледневший Лекуврер осторожно откашлялся.
   - Боюсь, это займет много времени... Я имею в виду доставку сюда графини...
   - Где же она?
   - В поместье Шевриера, под Эксом.
   - Ну, хорошо, я готов сам отправиться туда - и прямо сейчас!
   - Вряд ли это возможно...
   - Что вы там мямлите, Лекуврер? Если с ней что-то случится, вы тоже разделите их участь, - он кивнул в сторону де Фавра и охранников.
   - Ваши угрозы не имеют оснований, сеньор. Госпожа графиня всем довольна...
   - Да? Но недоволен я! И это еще мягко сказано! Пошевеливайтесь, собирайте ваши бумаги!
   Жан, тоже оторопевший от неожиданной атаки своего хозяина, теперь пришел в себя и расправил плечи. Однако с тревогой шепнул графу:
   - Надо бы поскорее уходить отсюда! Наверняка у них больше людей...
   Граф спокойно спросил его в полный голос:
   - Твои пистолеты заряжены?
   - Да.
   - Так направь их в брюхо этому господину!
   И он бесцеремонно взял почтенного мэтра за шиворот, поднял с кресла и, подхватив под руку, повел к выходу. Жан пристроился с другой стороны, уперев в бок Лекувреру пистолетное дуло.

***

   ...Жозефина в ярости кусала губы. Так глупо провалить столь блестяще задуманный план! Она никогда бы не подумала, что какое-то ничтожество вроде этого злосчастного Шевриера способно помешать ей, и в самый последний момент!
   Конечно, то, что придумал он, по сути было не так уж плохо - бесповоротно опорочить графиню де Монтель в глазах мужа. Шевриер додумался представить все дело как банальное бегство любовников. Это могло бы сработать не хуже, чем то, что задумала она, но в конечном итоге его цель оказалась такой низкой и ничтожной, что заслуживала только презрения! Вот если бы она узнала о его планах заранее! Она могла бы использовать ситуацию в свою пользу и довести дело до конца. До самого конца! Но маркиз так неуклюже все испортил...
   Жозефина не сомневалась, что граф тяжело переживает случившееся. Она достаточно хорошо его знала и была уверена, что для него известие о бегстве жены с любовником было во много раз хуже, чем если бы он узнал о ее смерти. О, если б только в это время Жозефина была с ним рядом! Она не упустила бы случая поддержать и утешить его, как тогда, в тулузском отеле "Колесо Фортуны". Но это было бы не простой случайностью, как тогда, а имело бы далеко идущие последствия! Жозефина была убеждена в этом, потому что с ней произошло настоящее чудо: беременность удивительным образом преобразила ее, придала ее телу более мягкие, пленительные линии, ее грудь увеличилась и стала упругой, плечи округлились, движения стали плавными, взгляд - глубоким и таинственным. Мужчин, видевших ее сейчас, охватывало неясное волнение. Они бессознательно останавливали на ней задумчивые взгляды, полные заинтересованности и восхищения. Если бы граф де Монтель, тонко чувствующий красоту, так же смотрел на нее! Она торжествовала бы и чувствовала себя совершенно счастливой.
   Жозефина собиралась в скором времени предстать перед ним преображенной, во всеоружии своей новой притягательной силы. И если раньше он испытывал к ней что-то вроде небольшой слабости, восхищаясь исключительно ее умом и своеобразным шармом, то теперь граф увидит в ней нечто новое - и неотразимое! Без сомнения, он будет покорен. А когда Жозефина скажет, что ждет его ребенка, это решит всё! Разумеется, трудно предположить, как именно отнесется к этой новости граф, поверит ли, но Жозефина ни секунды не сомневалась, что он проявит свойственное ему благородство и не оставит ее своим вниманием.
   Герцогиня д'Арбонтес под чужим именем сняла в Венеции роскошные покои, где надеялась провести самые упоительные дни со своим возлюбленным, и вот в один миг всё полетело к черту! О, этот злополучный Шевриер! Откуда он взялся?! Помнится, была какая-то бессмысленная дуэль в Париже, которой она даже не придала значения... Он оказался ловок, этот жирный боров Шевриер! Не иначе, у него способные помощники - как быстро они все устроили! Только ей от этого никакой пользы!
   Жозефина не могла найти выхода своему гневу.
   Ко всему прочему, герцог Медина-Коэли теперь весьма и весьма разочарован. Ему-то есть что терять - он уже не мальчик, время против него... И потом, он вложил в это дело немалые средства. Теперь как объяснить ему, что она здесь совершенно ни при чем?! Жозефина узнала обо всем слишком поздно!
   Ее досада была так велика, что вот уже неделю она никак не могла придти в себя и собраться с мыслями. Гороскоп обманул ее! И, как видно, беременность все же сыграла свою роль - она расслабилась и поглупела. А может быть, сейчас еще не пришло время? Ведь ничего не делается просто так!

***

   Граф де Монтель приехал в имение де Шевриера под Эксом в роскошной рессорной карете мэтра Лекуврера вместе с ним и со своим секретарем Жаном.
   Втроем они вошли в пышный дом губернатора. Жан по-прежнему упирал дуло пистолета в жирный бок нотариуса. Питер игнорировал попытки лакеев остановить их у входа. Лакеи просто не поспевали за графом, настолько стремительно прошагал он через вестибюль - так, что плащ развевался у него за спиной. Он решительно открывал все двери в поисках хозяина.
   - Скорее, доложите господину губернатору о прибытии графа де Монтеля! - задыхаясь, выговорил нотариус бежавшему за ними мажордому.
   - Господина губернатора нет во дворце, - был ответ.
   - Ему и в этот раз повезло! - сквозь зубы процедил Питер. - Где графиня? Ведите меня к ней!
   Он сделал знак Жану, тот сильнее нажал пистолетом, и нотариус вздрогнул от боли.
   - Сию минуту, господин граф!
   Лекуврер что-то шепнул мажордому, и тот исчез.
   - Сейчас вы увидите ее, мессир, я покажу дорогу, - проговорил мэтр. - Только бога ради остановитесь на минуту, иначе я задохнусь!
   Питер немного замедлил шаг и бросил на мэтра ледяной взгляд. Тот едва переводил дух, но одно энергичное движение Жана быстро привело его в чувство.
   - Хорошо, хорошо, я не стану вас задерживать... Прошу сюда! - нотариус показал на одну из дверей.
   Минуя анфиладу комнат, они вошли в просторный кабинет губернатора. В нем было тесно от стражи. Солдаты стояли по периметру стен и охраняли двери. Но Питер почти не обратил на их внимания. Он тут же узнал хрупкую женскую фигурку у окна. Маргарита стояла, отвернувшись от всех, и смотрела через окно в парк, безучастная ко всему. Питеру стоило немалых усилий сдержать себя, чтобы не броситься к ней на глазах у всей этой публики.
   Тем временем Лекуврер, освободившись от тесных объятий Жана, приосанился и расправил драгоценные кружева на манжетах. Потом положил свою папку на стол, достал оттуда все три документа, выбрал один и, откашлявшись, вслух начал читать. Это была дарственная на Монтель, любимое детище графа, произведение искусства, в которое он вложил столько души, таланта и денег, что стоимость его была сравнима разве что со знаменитыми дворцами итальянских патрициев прошлого. Но для Питера он был во сто крат дороже. Однако сейчас он совсем не думал об этом. Он видел, как вздрагивают от безмолвных рыданий плечи Маргариты. Она не поворачивалась, чтобы никто не видел ее слез. Она сохраняла гордую осанку и не опускала головы.
   Закончив читать, нотариус обмакнул перо в чернила и протянул его графу. Тот быстро подписал документ и сказал:
   - Ускорим процедуру. Я сам прочту и подпишу остальное.
   Услышав его голос, Маргарита вздрогнула и повернулась. У Питера болезненно сжалось сердце. Она показалась ему такой беззащитной и несчастной с покрасневшими от слез глазами и припухшими губами. Он ободряюще улыбнулся ей и сделал еще два росчерка на подсунутых Лекуврером документах. Потом шагнул к жене.
   -Успокойтесь, дорогая, все позади.
   Он повернулся к Лекувреру, холодно сверкая глазами:
   - Дело сделано, господин нотариус. Теперь мы уходим! - И приказал солдатам: - Расступитесь!
   Это было сказано таким властным тоном, что солдаты подчинились.
   На пороге граф оглянулся и бросил через плечо:
   - Мы воспользуемся вашей каретой, господин Лекуврер. Можете не волноваться, я отправлю ее обратно - присваивать чужое не в моем стиле!
  
   ...Жан деликатно занял место на козлах, чтобы не мешать сеньорам.
   Маргариту била нервная дрожь. Она уже не пыталась скрыть своих слез, но теперь это были слезы облегчения. Питер закутал жену в свой бархатный плащ, и она с наслаждением почувствовала его тепло вместе с тонким ароматом духов, табака и дорогой кожи - неповторимым запахом мужа. Питер обнимал ее за плечи, прижимая к себе, поглаживал по волосам, убаюкивал, как ребенка. Тем не менее, молодую женщину всё не отпускал страх. Ей нужно было выговориться, и она сбивчиво говорила сквозь слезы:
   - Это было ужасно, Питер! Я совершенно без сил... Эти подлецы сказали, что ты не желаешь принимать их условий, и мне придется расплачиваться...собой! О, какие негодяи!.. Но я и не предполагала, что они потребуют у тебя Монтель! Это чудовищно! И ты подписал! Где же мы теперь будем жить? Неужели придется вернуться в Испанию? Ужасно... Опять все начинать сначала? Ты так легко и хладнокровно расстался со своим дворцом, Питер!
   Он, улыбаясь, слегка пожал плечами:
   - В конце концов, это просто камни, Марго. Что значит самый прекрасный дворец в сравнении с твоей жизнью? Я готов потерять все, но только не тебя.
   - Нет, это ужасно! - повторила Маргарита, горестно вздыхая.
   - Не надо отчаиваться, сердечко мое. Еще не все потеряно. Любой адвокат знает, что бумаги, подписанные под воздействием шантажа, не имеют силы. Но факт шантажа нужно доказать. А свидетелей у нас было много. То, что сделал Шевриер с тобой - преступление, и он за него ответит!
   - О, Питер, ты совсем не знаешь этого страшного человека! У него есть могущественные покровители при дворе! Я уверена, с ним не так-то легко будет справиться. И свидетели - это же всё его люди!
   - Не только. Я знаю сейчас по крайней мере четверых, что дадут показания в нашу пользу. Это первое. И второе: в Тулузе есть один очень известный адвокат, мэтр Риньоль. Наверняка ты слышала это имя - в гостиных о нем много говорили. Кстати, он вел дела д'Юссона и де Рогана. Риньоль - своеобразная личность. Кроме того, он протестант, у него свои непоколебимые принципы и могучая поддержка единоверцев. Его нельзя купить. Он скорее умрет с голоду, чем возьмет хоть су от католика, тем более от губернатора!
   Маргарита выпрямилась на мягком сидении и в недоумении посмотрела на мужа.
   - Но... разве граф де Монтель - не католик?
   - Да, я католик. Однако... есть некоторые причины, по которым Риньоль возьмется за наше дело. Мы обязательно вернем наш дом, дорогая, только нужно набраться терпения. А пока - на свете есть много других чудесных мест, где мы могли бы пожить. Не волнуйся ни о чем, сердце мое. Главное, теперь мы вместе.
   Но Маргарита все никак не могла успокоиться:
   - Если начнется судебная тяжба - как же это будет долго! Они не дадут нам покоя, Питер. За это время они испортят нам жизнь, одним только своим присутствием осквернят наш дом! Как же они мне отвратительны! О, этот мерзкий де Фавр! Он просто издевался надо мной! Он насильно целовал меня...и я ничего не могла сделать! Я думала, что умру от унижения и отвращения...
   - Он ответит за все. Постарайся забыть о нем, Марго. Де Фавр уже отчасти поплатился за свою низость - я порядком испортил ему физиономию. Но это еще не все. Его ждет суд за убийство. Кроме того, он чуть не отравил нашу Марселину. И в том и в другом случае свидетелей у нас предостаточно, так что этому мерзавцу не избежать наказания.
   - При чем здесь Марселина? - сдвинула брови графиня.
   - Я позднее расскажу тебе, что здесь произошло. А сейчас постарайся не думать больше обо всем этом, душа моя. Мы должны поехать в Тулузу, чтобы забрать из Монтеля Диану и встретиться с адвокатом.
   - Диана в Монтеле?!
   - Да, я отправил ее туда вместе со всеми слугами, когда...ты исчезла. С ней все в порядке, она под надежной охраной. Но теперь мы будем все вместе. Сейчас же распоряжусь сборами. Пока поживем у Келюсов или у д'Юссона - в Тулузе у нас достаточно друзей. А потом поедем в Италию - во Флоренцию, в имение моей матери, или на озеро Браччано, или на побережье Гаэты - да мало ли прекрасных мест! Всё будет хорошо, любовь моя.
   Маргарита прерывисто вздохнула, постепенно успокаиваясь. Она закрыла глаза, согретая теплом его объятий, убаюканная бархатными интонациями его голоса и мерным покачиванием кареты...
  
   ...Когда они приехали в гостиницу, Жан осторожно напомнил графу о странном пакете, полученном накануне, о других делах, требующих его внимания.
   - И еще, сударь: из Парижа пришёл очередной заказ на новую партию духов - а у нас ничего нет!
   - Я просил Джинан заняться этим. Думаю, она уже кое-что приготовила по моим последним рецептам. Кстати, у меня появилось несколько новых идей - по дороге я тебе о них расскажу. А теперь скажи всем, чтобы собирались - мы возвращаемся в Тулузу!
  
   Вернувшись, наконец, в свою комнату после столь долгого отсутствия, Маргарита обнаружила, что ее ларца с драгоценностями нет на месте! И это стало последней каплей, сломившей ее.
   - Там были самые красивые, самые любимые мои украшения! - рыдала она.
   Питеру никак не удавалось ее успокоить. Утешением стало только то, что благодаря Жану сохранился чудесный бриллиант, подаренный шейхом Ракмалем. Но это лишь немного уменьшило ее горе.
   К вечеру у графини поднялся жар. Питер всю ночь провел у ее постели, и лишь под утро она забылась тревожным сном.
   От пережитых волнений Маргарита никак не могла придти в себя. Хамат готовил ей успокоительные снадобья и укрепляющие настои, однако три дня она лежала без сил, не выпуская руки мужа, и он почти ни на минуту не отходил от нее.
   А потом граф получил срочное сообщение из Тулузы. Известие из ряда вон выходящее: люди де Шевриера в сопровождении отряда солдат вторглись в имение графа и предъявили на него права, однако управляющий Алехандро Роблес, прочитав предъявленный ему документ, не поверил в его подлинность и выгнал посланцев де Шевриера. Дело дошло до вооруженной стычки.
   Роблес хотя и был молод, но достаточно повидал абордажных боев и осад фортов на Караибах. Он забаррикадировался во дворце со всеми слугами, раздал мужчинам оружие и умело выстроил оборону. Окна превратились в бойницы, и скоро солдаты, ошеломленные таким поворотом событий, отступили. Но их командир, обозлясь, приказал вернуться с подкреплением и начал самую настоящую осаду замка, которая продолжалась до сих пор.
   - Надо немедленно возвращаться, - озабоченно проговорил Питер. - Не хватало им еще устроить междоусобицу! Соберись с силами, Марго, дорога не будет утомительной. Мы доберемся до Нарбона морем на "Сан-Антонио", а оттуда поедем в удобной карете, не спеша, это не повредит малышу. Де Келюсы приютят нас на время.
   - Но что будет, если де Шевриер уже завладел Монтелем? Тогда мы не сможем забрать оттуда даже свой гардероб!
   - Что ж, такое нельзя исключить. Формально дарственная действительна с момента заверения нотариусом. Но, кажется, моя дорогая сеньора забыла, что у нас есть секретный ход, о котором не знают наши враги. Мы им воспользуемся. Не думаю, что маркиз всё успел прибрать к рукам - Санчо ему не позволит!

***

   Граф де Монтель подъезжал к Тулузе. Его карету сопровождали двадцать вооруженных всадников из числа команды "Эсперансы". Ими командовал Жан-Луи де Ланже.
   Шарль де Гарни остался на борту "Сан-Антонио", бросившего якорь недалеко от Нарбона в ожидании дальнейших приказаний графа. Питер так и не простил своего друга, и отношения между ними оставались тягостными и напряженными. На борту корвета остался и Якоб Мозер, который по собственной воле как-то незаметно взял на себя обязанности судового священника. Святой отец видел, что граф, обретя любимую, теперь готов свернуть горы и, если придется, легко поборется хоть со всем миром. В то время как де Гарни пребывал в подавленном состоянии. Он нуждался в моральной поддержке, и отец Якоб считал своим долгом помочь ему.
  
   ...Устроив Маргариту в особняке де Келюсов, Питер со своим секретарем верхом отправился в Монтель в сопровождении всего четверых людей. Он ни с кем не собирался воевать, а хотел только прояснить сложившуюся обстановку.
   Вся округа уже знала о происходящем. Окрестные жители рассказали ему, что в соседней деревне квартируют солдаты, и время от времени за оградой Монтеля, в парке, слышится нешуточная стрельба. Но, видимо, де Шевриер приказал не наносить ущерба своему имуществу, и ничего не было сожжено или разрушено. Подсобные постройки, парк и оранжереи, по-видимому, не пострадали. Однако там, где пули защитников не могли причинить им вреда, солдаты разбили настоящий лагерь, разводили костры, жарили мясо и отдыхали в ожидании следующего штурма.
   Следует заметить, что видные жители города и члены городского совета, обсуждая происходящее, разделились на две неравные половины. Большая часть была возмущена поведением губернатора. Многие симпатизировали графу де Монтелю, но еще больше были недовольны губернатором. Помимо моральной стороны дела де Шевриер нарушал их спокойствие и рисковал жизнью солдат, которых они содержали из своих налогов. Другая часть состоятельных жителей злорадствовала и считала, что следует проучить этого чужака, так нагло обосновавшегося на их земле и богатевшего день ото дня. Равнодушных не было.
   Архиепископ Тулузский, от мнения которого зависело очень многое, высказывался уклончиво, как будто сохраняя нейтралитет, и призывал к миру. Вслед за ним всё духовенство не рисковало поддерживать ни тех, ни других, боясь промахнуться, и заняло выжидательную позицию.
   В конце концов, собрался муниципальный совет, чтобы решить, что предпринять в этой сложной ситуации. После долгих споров победили противники губернатора и сторонники графа де Монтель. Впрочем, дело было даже не в поддержке графа. И вельможи, и состоятельные купцы не могли не думать о собственном имуществе, поскольку де Шевриер, оставшись безнаказанным, мог покуситься и на их собственность.
   Было решено послать петицию королю с жалобой на губернатора.
  
   Тем временем аббат Легаль, еще раньше узнав о действиях губернатора де Шевриера от епископа Марсельского, с которым он во время своего визита в этот город завязал деловые отношения - на благо короля и церкви - отправил в Париж уже второй отчет о происходящем в провинции. В частности, он подробно описывал всё, что касалось дела графа де Монтеля. Ведь ему, скромному аббату, доверили дело чрезвычайной важности - раскрытие альбигойской ереси изнутри. Лишь архиепископ Тулузский был извещен о его тайной миссии. Те, кто послал Легаля к графу, были уверены, что де Монтель как-то связан с еретической сектой. Но до сих пор этому не находилось никаких подтверждений.
   Аббат Легаль действительно мог гордиться своим умением располагать к себе, вызывать доверие: граф принял его в своем доме и рассказал ему то, о чем предпочитал никогда не говорить вслух - о страшной смерти своей матери. Заодно аббат узнал из первых уст обстоятельства гибели генерала ордена иезуитов, монсеньора Манчиолли. Это ли не успех! Скромный аббат добился того, что, как он знал, удавалось немногим. Оставалось только стать исповедником графа или его жены. Впрочем, вполне достаточно было бы просто навещать этот дом почаще - рано или поздно все тайное становится явным, и граф выдал бы себя. Или это невольно сделал бы кто-то из его друзей! Всем известно, что граф независимый, свободный, непосредственный человек, не привыкший притворяться - со временем он открылся бы ему!
   Но тут губернатор де Шевриер затеял невиданное по циничности и наглости дело о присвоении имения графа. В Париже уже знали, каким способом маркиз хотел достичь этого, и знали не из единственного источника. Теперь важнейшее дело, порученное аббату, находилось под угрозой срыва. Граф, скорее всего, будет вынужден уехать отсюда, и тогда миссия аббата окажется практически невыполнимой!

***

   ...Достигнув аллеи, ведущей к воротам парка, Питер со своей небольшой свитой был остановлен отрядом солдат, перегородивших им дорогу. Офицер вышел вперед, предостерегающе подняв руку.
   - Остановитесь, мессир! У меня приказ - вы не можете проехать дальше!
   - Я граф де Монтель, и хочу поговорить с вашим начальником.
   - Это запрещено, мессир. Прошу вас удалиться! У меня приказ не пускать вас дальше и не вступать в переговоры, иначе мы будем вынуждены открыть огонь.
   - Отлично! Вот это прием! Но вам ведь известно, что я был хозяином этого дома и имею право забрать оттуда свои личные вещи.
   - У меня нет на это никаких указаний!
   - Прекрасно. Заметьте, господин лейтенант, я не настаиваю и не провоцирую вас, хотя мог бы возмутиться и устроить скандал. Вы хорошо выполняете приказ, так что вас ждет повышение! - насмешливо произнес граф и неспеша повернул коня.
  
   Сделав немалый крюк, они достигли безлюдного берега Гаронны. В зарослях тростника под берегом Питер нашел хорошо укрытый от посторонних глаз вход в подземный коридор, ведущий прямо во дворцовый подвал. Этот коридор имел еще два выхода - в грот и в Зеленый павильон в парке, где располагалась его лаборатория.
   На всём протяжении сводчатого хода, выложенного камнем, чувствовалась заботливая рука, содержавшая его в чистоте и порядке. По стенам горели светильники с новыми толстыми свечами; механизмы всех четырех дверей, замаскированных каменной кладкой и открывающихся нажатием на секретный камень, были тщательно смазаны, открывались легко и почти бесшумно. Эти каменные двери были сделаны на случай преследования жителей замка врагами и замыкали все выходы коридора.
   Питер оставил на берегу двух людей с лошадьми, а с остальными спустился в подземный ход.
   Каково же было их удивление, когда скоро они услышали впереди оживленные женские голоса, говорившие на местном наречии, и им навстречу вышли три женщины в белых передниках и чепцах, с корзинками через руку. Это были помощницы мэтра Огюста Брюно, главного повара замка.
   - О, мессир граф! Как хорошо, что вы здесь! Все заждались вас, монсеньор! - радостно защебетали они и дружно сделали реверанс. Граф с улыбкой приветствовал их:
   - Жанна, Арлетт, Нинон - куда это вы собрались? - весело спросил он.
   - На рынок, мессир, за свежими овощами и зеленью.
   Граф, смеясь, повернулся к сопровождавшим его людям:
   - Они могли бы прокормить в доме целую армию! Только вот на какие деньги? - спросил он, снова обращаясь к женщинам. - Значит, у Алехандро еще что-то осталось?
   - Нам дает деньги мэтр Брюно, - невозмутимо отвечали женщины. - Но дон Алехандро предупредил, что когда кончатся запасы, каждый будет вносить в общий котел по ливру в неделю. Это же сущие пустяки! Пока свежей воды в колодце предостаточно, копченые окорока, колбасы и сыры еще не кончились, запасы вина - тоже, а тут и новый урожай! Выход свободен - мы всегда можем принести свежие овощи, муку и мясо, да все, что потребуется! А вот солдатам приходиться хуже - они уже съели всех наших кур и индюшек, а продовольствие им доставляют не каждый день. Теперь они разоряют оранжереи! Вы заставите их убраться отсюда, мессир?
   - К сожалению, сейчас это не в моей власти. Но рано или поздно они оставят нас в покое, можете быть уверены.
   Граф двинулся дальше, а Жан строго предупредил, пропуская женщин к выходу:
   - Будьте осторожны - не приведите шпионов!
  
   ...Управляющий Алехандро Роблес показал из окон кабинета расположения противника и доложил графу, как обстоят дела. Среди нападавших были жертвы, но никто из их людей пока серьезно не пострадал. В свою очередь Питер коротко рассказал, что произошло за последнее время. Потом, взглянув в окно, сдвинул брови.
   - Санчо, я не могу допустить, чтобы эта "война" продолжалось!
   - Выходит, и в самом деле ты отдашь дворец?! А что будет с людьми, Питер? Куда они все пойдут? Не так-то просто сейчас найти работу! И сезонные работы заканчиваются - дело к зиме... Ладно бы людей было десяток, а то ведь больше двух сотен!
   - Это только команда одного небольшого корабля, Санчо. Не переживай, что-нибудь придумаем. Пока у меня есть еще немного денег... Думаешь, легко мне было подписать эту проклятую дарственную? Но мне не оставили выбора - я не мог рисковать женой. Теперь Монтель принадлежит губернатору, но это ненадолго! Я обжалую в суде подлинность дарственной. Конечно, времени уйдет немало, однако я выиграю дело.
   - А мы здесь можем и перезимовать! Губернатор вряд ли решится использовать против нас тяжелую артиллерию - не захочет разрушать свою "собственность"!
   - Я, не откладывая, поговорю со знающими людьми, адвокатами. А пока будем считать - то, что делает мой управляющий, делается с моего ведома и по моему приказу. Так и говори, если придется отвечать.
   - Но ведь обвинят тебя! - воскликнул Санчо. - Уж лучше сказать, что я тебя не видел и действую по собственному разумению!
   - Без споров, лейтенант Роблес! Мои приказы не обсуждаются.
  
   Пока Жан собирал в кабинете бумаги и вещи, граф узнал, где его дочь: в ротонде, на самом верху центральной башни вместе со своим другом Жаном-Лисенком.
   Питер поднялся туда и увидел такую картину: Диана и Жан, вооруженные луками, расположились у распахнутых окон и внимательно следят за солдатами. Стоило только кому-нибудь из них выйти из-под защиты деревьев или пересечь двор, как тут же две стрелы летели ему вслед. Причем стрелы были не простые, а горящие. Тут же рядом с детьми стоял треножник с раскаленными углями, а рядом в кресле сидела кормилица Дианы Каэтана и спокойно занималась странным рукоделием: перед ней на столе лежала куча простых оперённых стрел. Она брала стрелу, оборачивала ее наконечник паклей, туго привязывала ее к стреле и складывала в другую кучку. Все были настолько поглощены своими занятиями, что не заметили вошедшего графа. На его восклицание все оглянулись, и Диана бросилась отцу на шею.
   - О, как хорошо, что вы пришли, сеньор! Наконец-то! - воскликнула кормилица, вставая. - Вот я сейчас пожалуюсь вам на сеньориту! Она задумала ночью сделать вылазку в парк и с деревьев стрелять по лагерю, чтобы его поджечь. Дева Мария! Хорошо, я не спала и следила за ними! Эти чертенята ни о чем не думают! Что было бы, если б их поймали?! И вот что еще они придумали, сеньор: нашли в Зеленом павильоне какие-то круглые глиняные штуки, пустые внутри, насыпали туда пороху, вставила в дырочку фитиль и бросила из окна. Там как бабахнуло! Сеньор, запретите им такие игрушки, ведь весь мрамор во дворе испортят!
   Питер не знал, смеяться ли ему или ругать детей за их воинственные проделки. Он только благодарил бога, что ни одна пуля нападавших не влетела в окно и никого не ранила. Граф тут же велел детям отойти от окон и закрыл их.
   - Каэтана, ты не должна была позволять им подходить к окнам.
   - Да они меня не слушают!
   Диана говорила в свое оправдание:
   - Здесь же высоко! И Каэтана ничего мне не запрещала. Только велела не ходить ночью в парк - так я и не пошла. Она же сама нам помогает!
   - Сеньор, я только присматриваю, чтобы они не устроили пожара в доме, - невозмутимо произнесла кормилица.
   - Вы бы видели, мессир, как однажды загорелся плюмаж на шляпе у офицера! - восторженно рассказывал Жан-Лисенок. - Вот было зрелище! Этот простак ничего не понимал, пока у него не прогорела шляпа и не вспыхнул парик! Но это было только один раз. А так наши стрелы, к сожалению, не причиняют особого вреда.
   - Устроить пожар они вполне способны, - строго ответил граф. - Разве вам не известно, юные лучники, что огненные стрелы использовались защитниками замков для того, чтобы поджигать рвы с нефтью, а не шляпы! Держитесь подальше от окон и собирайтесь - мы должны покинуть Монтель.
   - А как же мои рыбки? - воскликнула Диана. - Я же не могу взять их с собой!
   - Паоло о них пока позаботиться, не беспокойся. Возьми на всякий случай самые любимые свои вещи - может быть, нам не скоро придется сюда вернуться.
   - Тогда я возьму Пастора. Без него я так скучала!
   - Вряд ли ему это понравится, моя милая. Он привык охотиться в парке, его балуют на кухне, он гуляет, где хочет и будет очень недоволен, если ты посадишь его с корзину и повезешь неизвестно куда!
   - Я не хочу с ним расставаться! А вдруг его поймают и убьют солдаты?!
   - Не такой он глупый, чтобы даться им в руки! - сказала Каэтана. - А от тебя он обязательно убежит к своей подружке, помяни мое слово!
   Этот аргумент был неопровержим, и Диана решила оставить кота во дворце.
  
   Сам Питер не забыл захватить из спальни жены оставшиеся там драгоценности.

***

   ...В особняке де Келюсов вечером устроили ужин в кругу друзей. Кроме четы де Монтель - героев дня - пригласили еще молодого герцога де Рогана, виконта де Роклера, жениха Шарлоты, и маркиза д'Юссона - самых близких друзей.
   Сначала юная Шарлота де Келюс, в смятении чувств, не хотела выходить к столу, но потом передумала. Она тщательно оделась и причесалась, ужасно нервничая и долго мучая камеристок и горничных своими придирками. Служанки старались изо всех сил, думая, что их молодая госпожа так усердствует для своего жениха. Они сделали все, чтобы Шарлота выглядела как можно привлекательнее. И это было не трудно, поскольку девушка была действительно хороша своей юной свежестью, очаровательной незавершенностью форм, обещающих, достигнув полного расцвета, сделать ее просто красавицей.
   В конце концов, мадемуазель де Келюс вышла к столу с опозданием, и всё внимание на несколько минут было отдано ей. Потом все гости опять обратились к графу де Монтель, который по просьбе друзей продолжил рассказ о своих злоключениях. Делал он это так живо и остроумно, что никто не мог удержаться от смеха, представляя себе то вальяжного мэтра Лекуврера, помятого и перепуганного пистолетом Жана, то веселых женщин, идущих на рынок по подземному ходу под носом у осаждающих дом солдат, то офицера в горящей шляпе...
   Однако мадам де Келюс, отсмеявшись, покачала головой и сказала:
   - Если вдуматься, дорогой мой граф, другой на вашем месте впал бы в уныние. И ведь есть от чего! Вас хотят лишить всего, а создается впечатление, что вы счастливы!
   Питер и в самом деле был так весел, что всех заражал своим хорошим настроением. Шарлота не сводила с него глаз. Но граф, казалось, совсем ее не замечал. Он часто бросал короткие взгляды на жену, сидевшую рядом, будто только затем, чтобы убедиться, что она здесь.
   Мадемуазель де Келюс злилась на своего жениха, пристающего к ней с разговорами и комплиментами, и досадовала на графа, который совершенно не обращал на нее внимания! Он казался девушке великолепным, непостижимым и единственным, достойным ее внимания!
   Граф продолжал свой рассказ в лицах, иногда строя комичные гримасы и не боясь показаться некрасивым или смешным. Он вообще не думал об этом! А Шарлота, чувствуя притягательную силу этого человека, не могла постигнуть сути этой внутренней силы. Девушка видела лишь внешние ее проявления, которые просто околдовывали ее. Она не понимала, почему сходит с ума, видя его смеющиеся глаза, сверкающие в улыбке белые зубы, оживленное смуглое лицо, выразительные жесты... В его глазах плясали веселые огоньки даже когда он говорил о серьезных, порой опасных вещах. Например, когда его дочь нашла заготовки бомб, с которыми он между делом экспериментировал в своей лаборатории.
   - Я начинял их так называемым "греческим огнем", - рассказывал граф. - Эта горючая жидкость изготавливается на основе нефти. В Персии ее использовали еще со времен огнепоклонников, а в Китае сырой нефтью тоже начиняли снаряды, наводившие ужас на варваров. Существует много рецептов "греческого огня", и я пробовал добавить в его состав некоторые элементы, чтобы добиться наилучшего эффекта. Как известно, эту жидкость невозможно потушить, заливая водой. В морском бою зажигательные бомбы наносят большой урон противнику. Если хотя бы одна такая бомба разорвется на борту корабля, он сгорит до головёшек, если не знать секрета тушения... Слава богу, Диана наполнила бомбу только порохом.
   - Судя по всему, вас это забавляет! - воскликнула Маргарита. - А у меня от страха сердце останавливается! Следовало бы строго наказать ее за такое поведение. Это же не игрушки!
   - Она только следовала примеру взрослых, заряжающих оружие на ее глазах. Конечно, это было опасно, вы правы, дорогая, но теперь Диана с нами, и нам больше нечего бояться.
   - А если бы случилось несчастье? Я вообще не понимаю, почему вы отослали ее от себя, когда такое произошло со мной!
   - Мы поговорим об этом в другое время, - ответил Питер мягко, накрыв ладонью руку жены и пытаясь ее успокоить. Но Маргарита раздраженно выдернула свою руку...
   Мужчины весь вечер живо обсуждали последние события.
   - На вашем месте, граф, я давно бы подал жалобу королю! - восклицал де Келюс.- Шевриер совершенно потерял совесть! Только король может его приструнить.
   Питер покачал головой:
   - Нет. Я не хочу быть обязанным королю. Ничем.
   - Независимость - это замечательно, друг мой, нет слов. Только вот если бы наши законы были одинаковы для всех! Хочу напомнить, что в отличие от вас, дорогой граф, городской Совет отправил в Париж петицию королю, поскольку де Шевриер перешел все границы! Он действует в целях собственного обогащения вопреки интересам провинции, а значит и самого короля! И это притом, что повсюду неспокойно, идет война, рядом бесчинствуют камизары. Того и гляди, восстание перекинется в Лангедок! Королевский прокурор, конечно, самостоятельно не рискнет возбудить дело против самого губернатора, однако рано или поздно ему придется это сделать!..
   Шарлота слушала рассуждения мужчин в пол-уха и чувствовала себя самым несчастным существом на свете! Она ловила взгляды, которые бросал на свою жену граф де Монтель, и сердце ее болезненно сжималось. Почему граф больше никого не видел вокруг? Почему эта изящная женщина с огромными черными глазами так владела его душой? Он окружал ее своим ласковым вниманием и даже не думал скрывать своих чувств! Но что поразило Шарлоту больше всего, так это поведение графини. Она была явно не в духе, позволяла себе при всех упрекать мужа, и он это спокойно терпел! Графиня даже в кругу друзей не выказывала каких-либо нежных чувств к своему супругу, скорее напротив - казалось, он вызывал у нее только раздражение.
   Скоро дамы встали из-за стола, чтобы пойти отдохнуть. Мужчины проговорили еще довольно долго за поданными более крепкими напитками и кофе.
  
   ...Уже за полночь Питер вошел в предоставленную им роскошную спальню и обнаружил, что Маргарита крепко спит, утомленная волнениями. А он не мог и думать о сне!
   Полюбовавшись спящей женой, Питер понял, что сейчас не выдержит борьбы со своими желаниями. Он вышел на открытую галерею, увитую зеленью, и закурил, задумчиво наблюдая пляску ночных мотыльков вокруг светильников, немного рассеивающих ночной мрак.
   Вместе со счастливым возбуждением от мысли, что Маргарита снова с ним, где-то в глубине его души поднималось чувство, похожее на досаду. Его приподнятое настроение постепенно сменилось напряженным, гнетущим ожиданием. Но чего? Утра, нового дня или... надежды на милость возлюбленной? Да, он понимал состояние Маргариты. Сейчас ей было нелегко - этот чудовищный плен, волнения, перенесенные унижения, утомительная дорога - все это давало о себе знать. Но за то время, что прошло с ее возвращения, он не видел в ее глазах ни малейшей искорки любви!.. А он по-прежнему жаждал ее, и чем недоступнее и холоднее она была, тем сильнее мучила его эта жажда. Питер вспомнил вдруг слова отца Якоба: "Освободите свою душу от цепей, приковавших вас к этой женщине. Отпустите ее из своего сердца. Тогда вам будет намного легче..." Но как освободиться от этих цепей? И хочет ли он этого?..
   Где-то рядом послышался плач, почти детский, жалобный и горький. Питер всмотрелся в темноту, прислушался. Неподалеку, в полумраке галереи, он заметил светлую женскую фигурку и узнал Шарлоту де Келюс. Секунду поколебавшись, граф затушил сигару, подошел к девушке и мягко спросил:
   - Что случилось, мадемуазель?
   Она подняла на него заплаканные, несчастные глаза.
   - А вы не догадываетесь, мессир? Поразительная бездушность! Не ожидала от вас такого!
   Он удивленно приподнял брови:
   - Вы в чем-то обвиняете меня? В чем же?
   - И вы еще спрашиваете?! Сегодня вечером вы даже не дали себе труда заметить меня! - с горькой обидой воскликнула Шарлота. - Вы не удостоили меня даже взглядом, не говоря уж о какой-то любезности, пусть даже насмешливой, как бывало прежде! И это притом, что вам теперь известно о моих чувствах... Оказывается, вы можете быть очень жестоки, сударь!
   Он тихо рассмеялся.
   - Вы первая, мадемуазель, кто обвинил меня в подобном грехе! Обычно меня упрекают в обратном. Успокойтесь, прошу вас, - он протянул ей свой носовой платок, тонко пахнущий сандалом.- Не пойму, чего вы ждете от меня, Шарлота. Кажется, еще в Марселе я всё вам объяснил. Ничего не изменилось. Почему вы оскорбляете чувства своего жениха? Виконт достоин уважения и любви, как никто другой из ваших поклонников.
   - Я откажу ему!
   - Вот как! И кто же после этого жесток? У меня создалось впечатление, что вы даже не пытались получше узнать этого человека, не хотите разговаривать с ним. Сегодня де Роклер ни на секунду не оставлял вас своим вниманием, я прекрасно это видел!
   - Но вы не видели меня! Вы даже ни разу не улыбнулись мне! Я для вас - пустое место! Готова поклясться, вы даже не вспомните, во что я была одета!
   - Вы ошибаетесь, мадмуазель, - терпеливо ответил граф. - На вас было нежно-голубое шелковое платье с воланами белых брабантских кружев, маленькое жемчужное колье на шее и живые туберозы в волосах.
   - И как вы нашли мой туалет? Он вам понравился? Мне важно знать ваше мнение.
   - Если уж вы спрашиваете, мадемуазель, позволю заметить, что я выбрал бы более теплый оттенок голубого для вашего платья или же вовсе отказался от этого цвета. Голубой делает вашу кожу похожей даже не на мрамор, а на снег, лишает ее живой теплоты. Попробуйте подобрать другой оттенок, и тогда ваша кожа заиграет живыми красками, приобретет теплое свечение и мягкую матовость лепестков жасмина...
   Шарлота слушала, чуть приоткрыв рот от удивления. Значит, он ее видел, и даже внимательно рассмотрел!
   Потом она задумчиво произнесла:
   - Говорят, вам не нравятся женщины с белой кожей и светлыми волосами. Это правда, мессир?
   - Все зависит от женщины, мадемуазель.
   Шарлота вздохнула. Она уже перестала плакать, вытерла глаза и мокрые щеки, но продолжала прижимать к лицу его платок.
   - У вас необыкновенные духи, мессир, - пробормотала она и снова вздохнула. Потом кокетливо взглянула на него снизу вверх: - Вы славитесь своим вкусом, господин граф. Не могли бы вы помочь мне подобрать подходящие оттенки тканей? Я, честно говоря, очень смутно представляю, как выбрать цвет к лицу. Научите меня!
   - Охотно, мадемуазель, когда у меня будет на это время. Обожаю заниматься дамскими туалетами. Но сейчас мне предстоит столько дел!.. Однако могу познакомить вас с моим портным, человеком потрясающего вкуса и мастерства - и удивительной деликатности. Его зовут господин Рене Фашо.
   Глазки мадемуазель де Келюс заблестели.
   - О, это было бы чудесно! Ваши туалеты и наряды графини - предмет всеобщей зависти. Я вам очень благодарна, мессир!
   - Ну вот, и не стоило лить слезы из-за пустяков, моя дорогая, - с едва заметной нежной насмешкой проговорил Питер. - А теперь вам пора идти спать.
   Он протянул руку, чтобы на прощанье поцеловать ее пальчики, и Шарлота вдруг заметила на его ладони свежий розоватый шрам.
   - Что это? - в волнении воскликнула девушка. Она схватила его руку и стала рассматривать тонкий рубец от раздавленного им бокала. - Какой странный шрам! Когда же вы поранились? Я всегда любовалась вашими руками, сударь...
   - Простая неосторожность, - он хотел высвободить руку, но девушка не отпустила. Она вдруг порывисто прижалась щекой к его руке, покрыла поцелуями его ладонь, и показалось, что граф слегка вздрогнул от прикосновения ее губ. Тем не менее, он спокойно, почти равнодушно произнес:
   - Довольно, Шарлота. Позвольте мне уйти.
   - Еще одну минуту! - мадмуазель де Келюс снова подняла на него свои немного наивные и в то же время дерзкие глаза. - Мессир, у меня к вам одна просьба. Пообещайте ее выполнить!
   - Смотря чего вы хотите, мадемуазель.
   - О, пожалуйста, перестаньте так холодно ко мне обращаться!
   - В этом и заключается ваша просьба?
   - Нет, не в этом...- девушка немного замялась, потом выпалила: - Поцелуйте меня! По-настоящему!
   Настала очередь графа прийти в замешательство. Но длилось оно лишь долю секунды.
   - Виконт де Роклер будет счастлив исполнить ваше желание, мадемуазель, - спокойно и серьезно проговорил он.
   - Но я при этом не буду счастлива! - вскричала Шарлота, и ее звонкий голос эхом раздался под сводами галереи.
   - Тише! - Питер с улыбкой прижал свой палец к ее губам. - Вы разбудите весь дом!
   Но девушка его будто не слышала. Она умоляюще сжала руки:
   - Граф, в самом деле, неужели я так вам неприятна?! Ну, что вам стоит! Ведь это ни к чему вас не обязывает! - горячо и быстро говорила она. - Не заставляйте же себя упрашивать!
   - Обычно, мадемуазель, я целую женщину, когда мне этого хочется.
   - Ах, вот как! То есть надо полагать, что целовать меня вам не хочется?
   - Ни вас, ни кого-либо еще. Кроме одной женщины.
   - И эта особа - графиня де Монтель, не правда ли? В таком случае, почему же вы здесь, а не с ней?! - зло воскликнула мадемуазель де Келюс. Ее губы искривились в язвительной усмешке:
   - Хочу вам заметить только одно, мессир граф: никто не убедит меня, что графиня де Монтель действительно вас любит! Стоило немного понаблюдать за ней сегодня - и все сразу становиться ясно! Скажите честно, граф: когда она вас оставила - пусть даже против своей воли - неужели у вас не возникало желания любить другую женщину? Кажется, у вас не было недостатка в выборе! Я слышала, что говорили вокруг. Кое-кто приезжал к вам даже из Парижа, насколько мне известно! Неужели вы были со всеми столь же суровы, как со мной? Никогда в это не поверю! Никогда!
   Графа ответил, и в его тоне звучали ледяные нотки:
   - Верить или не верить - дело ваше, мадемуазель. Я не желаю обсуждать это с вами. А что говорят в салонах, меня мало волнует.
   Он сделал движение, чтобы уйти.
   - Постойте! - отчаянно воскликнула Шарлота. - Только одну минуту!
   Питер с досадой поморщился.
   - Теперь вы уж точно всех разбудили! Что еще вам угодно?
   Девушка вдруг бросилась к нему, уткнулась в его плечо и снова отчаянно разрыдалась.
   - Простите меня, - всхлипывала она. - Я не должна была так с вами говорить! Но что мне делать? Я слишком люблю вас!..
   Он вздохнул и медленно погладил ее по голове.
   - Шарлота, не стоит создавать себе иллюзий. Вы ведь всё понимаете, не правда ли?
   - Что я должна понимать?! Что? - закричала она, поднимая голову. - Я ничего не могу с собой поделать! Вы околдовали меня! Я думаю о вас и днем и ночью! Но вы так холодны! Вы не более досягаемы, чем луна на небе! Порой мне хочется просто убить вас! Или убить себя...
   - Вот самая большая глупость, что я услышал от вас сегодня. Уж лучше попробуйте убить меня! - В полумраке сверкнула его улыбка. - Что вы предпочитаете? Пистолет или шпагу?
   Шарлота в бессильном гневе стала колотить по его груди маленькими кулачками. Со стороны выглядело, будто птичка атакует скалу. Граф тихо смеялся.
   - Вы каменный! - кричала Шарлота. - Наверное, и сердце у вас из камня! Вы опять издеваетесь надо мной?!
   - Ничуть. Поверьте, мадемуазель, я не стою ни вашей любви, ни ваших слез. Почему бы вам не заняться чем-то более плодотворным, например, подготовкой к свадьбе? Обещаю, что господин Фашо поможет вам с туалетами. Вы будете самой прекрасной невестой во всем Лангедоке! И могу поклясться, что через неделю после первой брачной ночи вам никто не будет нужен, кроме супруга.
   - Вот еще! Почему вы так в этом уверены?
   - Ну, милая мадемуазель, все-таки я старше вас на целых восемь лет, и знаю, о чем говорю.
   - Я не так наивна, чтобы поверить в эти сказки! Может быть, так было во времена вашей юности, но не теперь! Сейчас молодые мужчины совсем другие, они думают только о собственном удовольствии! Вот если бы я хоть на несколько минут могла оказаться на месте вашей жены в ее первую брачную ночь!
   - Вы были бы разочарованы.
   - Почему?! - Шарлота в изумлении округлила глаза.
   - Вы слишком любопытны, мадемуазель. Я могу рассказать это, когда вы станете замужней дамой, и только тогда, - насмешливо ответил граф. - Вам пора приобретать свой собственный опыт, и виконт де Роклер с удовольствием поможет вам в этом. А теперь - спокойной ночи!
   - Ну вот, как всегда на самом интересном месте! - девушка с досадой топнула ножкой. - Вы просто невыносимы!..
   Вдруг из-за колонны появился виконт де Роклер. В полумраке его лицо казалось очень бледным. Молодой человек проговорил, волнуясь:
   - Извините, граф, я случайно оказался рядом и то, что сейчас услышал, помогло мне принять решение... Мадемуазель Шарлота, наверное, мне лучше навсегда забыть о вас.
   - Не стоит спешить, виконт, - живо произнес граф. - Вы могли сделать неверные выводы. Позвольте, я всё объясню.
   - Сударь, вы всегда вели себя достойно, однако я не могу допустить...
   Граф жестом остановил его и властно посмотрел на Шарлоту:
   - Ступайте, мадемуазель! Я должен сказать господину виконту два слова. Он вас догонит.
  
   ...Когда Питер вернулся в их спальню, Маргарита сидела на краю постели, кутаясь в шаль. Она резко встала, бросив на него гневный взгляд, и молча отвернулась.
   - Все-таки Шарлота вас разбудила, - проговорил он с сожалением.
   - Еще бы! Эта девчонка кричала так, словно у нее отнимают любимую игрушку! Кто б мог подумать - она тоже в вас влюблена! Вы не теряли времени даром, сеньор!
   - Не надо, Маргарита, - поморщился он. - Вы прекрасно знаете, что я здесь ни при чем. Единственное, в чем меня можно упрекнуть, так это в рассеянности. Я был занят другими проблемами, и не подумал... Конечно, нам надо было остановиться у д'Юссона или де Рогана. Но их дома на подозрении у инквизиции, поэтому я выбрал этот. У меня совершенно вылетело из головы...
   - Вы хотите сказать, что забыли о существовании Шарлоты?!
   - Я попросту не думал о ней. И уж никак не мог ожидать, что она устроит такую истерику.
   - И, конечно же, не подумали, что я узнаю из ее речей столько нового! Не хотите ли рассказать, сеньор, кто приезжал к вам из Парижа? Оказывается, без меня вы не скучали!
   - Мне казалось, что вообще не жил... Вам интересно знать? Приезжала Диана де Лафоре. Но что из того? Я точно так же не вспомнил бы о ней, как и об этой глупенькой девочке. Маргарита, прошу вас, не уподобляйтесь мадемуазель де Келюс, на сегодня с меня хватит!
   - Ах, сеньор так устал от дамского внимания! И какой трудный выбор! Отвергнуть соблазнительную юную особу - должно быть, это не легко! К тому же, она так откровенно предлагала себя! Я знала, что Франция славится свободой нравов, но не до такой же степени! А вы!.. Вместо того чтобы тут же уйти, вы целый час уговаривали ее! Еще немного, и она добилась бы своего.
   Питер устало вздохнул, пытаясь скрыть досаду.
   - Ну, довольно, Маргарита, успокойтесь. Если пожелаете, я покину этот дом. Но для вас с Дианой здесь безопасно и комфортно, как нигде!
   - Да, здесь удобно, но я больше не хочу слышать истерик мадемуазель Шарлоты!
   - Вы их не услышите. Я покину этот дом, - повторил он.
   - Прямо сейчас? - она растерянно на него посмотрела.
   - Если угодно - прямо сейчас. Но я предпочел бы задержаться до утра, чтобы не беспокоить людей среди ночи.
   - И куда же вы намерены отправиться?
   - В ближайшую гостиницу. Конечно, я вернулся бы в Монтель, но предстоит много дел в городе. И потом, все же хотелось быть к вам поближе.
   - Сейчас можете остаться, так и быть, - милостиво проговорила Маргарита тоном королевы. - Но я запрещаю вам ко мне прикасаться - вы наказаны!
   Питер на секунду замер. Потом надменно вскинул голову, резко развернулся и стремительно вышел из спальни, не сказав ни слова.

***

   ...Утром в гостиницу явилась сама госпожа де Келюс, чтобы поговорить с графом.
   Когда она поднималась по лестнице, ее случайно задела бежавшая вниз молоденькая опрятная служанка в белом накрахмаленном чепчике. Девушка раскраснелась, из-под ее чепца живописно выбивались пряди вьющихся темных волос, на ярких губах трепетала мечтательная улыбка. Довольно милое личико, красивая пышная грудь в низком декольте, стройная талия, - словом, девица была очаровательна и свежа, как розовый бутон, и притом ей, пожалуй, не исполнилось еще и шестнадцати. Острый глаз мадам де Келюс отметил также, что девица была явно чем-то взволнована.
   - Осторожнее, милочка! Куда ты мчишься? - остановила она ее. - Так недолго и шею сломать! - Мадам с усмешкой оглядела девушку с головы до ног и приказала: - Проводи-ка меня к графу де Монтель. Ты ведь знаешь, где его покои?
   - Да, сударыня, - немного смутившись, ответила служанка. Она блеснула черными глазками на элегантно одетую знатную даму, и на ее лице отразилось любопытство и простодушное недоумение. "Что нужно этой пожилой мадам от молодого красавца графа?" - было просто написано на ее миленькой любопытной мордашке. Не удивительно, что тридцатисемилетняя госпожа де Келюс казалась ей почти старухой. Такое непростительное выражение лица какой-то девчонки не укрылось от проницательного взгляда мадам. Она нахмурилась и высокомерно вскинула подбородок.
   - Ну же, пошевелись, негодница! Что ты встала, как столб?
   Девица быстро взбежала по лестнице и стукнула в одну из дверей. Голос графа ответил приглашением войти.
   Питер уже натягивал перчатки, собираясь уходить. Увидев мадам де Келюс, он удивленно улыбнулся:
   - О! Рад вас видеть, сударыня. Вы решили меня навестить?
   - Доброе утро, друг мой. Простите за ранний визит, но в другое время вас невозможно застать! Мне нужно поговорить с вами, граф. Знаю, как вы заняты, но я вас долго не задержу, обещаю, - проходя в комнату, говорила она.
   - К вашим услугам, сударыня, - Питер поцеловал ей руку и придвинул кресло. Служанка, оставшись у двери, едва заметно поджала губки, явно считая, что эта надменная дама не заслуживает подобной галантности.
   Усаживаясь, мадам де Келюс бросила взгляд на стол с остатками трапезы и пустыми бутылками из-под вина. Не трудно было догадаться, что граф провел большую часть ночи за ужином с друзьями. Однако выглядел он отлично, его не портили даже легкая бледность и тени под глазами. В приоткрытую дверь спальни была видна смятая постель и небрежно брошенные предметы мужского гардероба, но нигде не было заметно и следа женского присутствия.
   - Что за ужасную гостиницу вы выбрали, мессир! - проговорила де Келюс, оглядываясь. - Слуги здесь ужасно ленивы и не выполняют своих обязанностей, а вы слишком снисходительны к ним! - Быстро убери все это, бездельница! - приказала она служанке, показав на стол.
   Когда девица вышла с полным подносом посуды, мадам де Келюс вздохнула:
   - Правду говорят, что мужчины не обращают внимания на беспорядок, особенно когда видят перед собой таких красоток, как эта маленькая глупая куколка!
   Питер улыбнулся:
   - В самом деле? Но Франсина вовсе не глупа и действительно очень мила. Впрочем, вы правы, слуги здесь не слишком усердны, а своего камердинера я отправил по делам. Я прихожу сюда только на ночь, сударыня, так что прошу извинить меня за беспорядок. О чем же вы хотели со мной поговорить?
   - О Шарлоте. Я все узнала! Правда, слишком поздно... Питер, почему вы раньше ничего не сказали мне о несносном поведении моей дочери? Я даже не предполагала, что она способна на подобные сумасбродства! Подумать только, она поехала к вам в Марсель! Шарлота всех обманула, сказав, что отправляется к подруге в Альби. Эта сумасшедшая девчонка просто невыносима! Пришлось ее наказать, запретив все развлечения, и отправить на покаяние к урсулинкам.
   - Не слишком ли это сурово?
   - Это был совет ее духовника, и я с ним совершенно согласна! Отец Жером объяснил, что перед вступлением в брак нужно очистить душу от всех грехов, чтобы эти грехи не пали на будущее потомство.
   - Все мы грешны, мадам. Шарлота не совершила ничего дурного, и такое наказание может лишь ожесточить ее. А я буду чувствовать себя виноватым перед ней.
   - И совершенно напрасно! Я не ханжа, мой дорогой, но чтобы позволить своей дочери влюбиться в женатого мужчину - никогда! И не подумайте, что во мне говорит ревность. Моя дочь заслуживает примерного наказания!
   - Она же не виновата в своих чувствах.
   - Видит бог, мне ее жаль, если это и в самом деле настоящие чувства. Тем не менее, Шарлоте нужно учиться владеть собой, а не потворствовать всем своим прихотям. Перед ней достойный пример ее матери!.. И я не позволю ей разрушить свою жизнь собственными руками. Хотя уверена, что всё это блажь и пройдет, как только она выйдет замуж.
   - Мне тоже так кажется. Дай бог, чтобы мы оказались правы. Однако монастырь для девушки ее возраста не самое приятное место. Лучше бы ей с женихом поехать в Париж. Там она скорее все забудет. Подумайте об этом, дорогая, и не будьте с ней слишком строги, прошу вас, иначе можете потерять ее доверие.
   - Вы слишком снисходительны к этой своенравной девчонке, мессир. Неделя покаяния ей не повредит! К тому же, из-за Шарлоты мы лишились вашего чудесного общества. Я прошу вас, граф, пожалуйста, возвращайтесь!
   Питер заметно помрачнел. Он встал, подошел к окну, мерно похлопывая по руке снятыми перчатками, и устремил невидящий взгляд через стекло.
   - Что случилось, друг мой? Никогда не видела вас таким хмурым. Что, вы серьезно поссорились с Маргаритой?
   - Мы не ссорились.
   - Тем более! Я знаю, она устроила вам сцену ревности, но теперь места себе не находит. Готова поклясться, этой ночью она глаз не сомкнула, бедняжка! Бог мой, вы знаете, как бывают раздражительны и капризны беременные! Будьте же терпеливы. Я говорила с Маргаритой и объяснила, что виновата только Шарлота. Вы оба не должны страдать из-за глупости моей дочери!
   - К сожалению, дело не только в ревности, мадам. Прошу вас, не будем больше говорить об этом. Маргарите нужно время успокоиться, а мне заняться срочными делами. Кстати, вчера я получил почту из Испании; там несколько писем для графини. Пожалуйста, передайте их ей.
   Питер подошел к небольшому бюро у стены и открыл дорожный бювар, набитый бумагами. Мадам де Келюс решительно запротестовала:
   - Вы сами это сделаете, мой дорогой! Вот прекрасный повод встретиться и поговорить с Марго. Что может быть важнее отношений между супругами! К тому же, без душевного равновесия дела не идут на ум. Возвращайтесь, граф, даю слово, всё будет улажено!
   - Благодарю за участие, мадам, но я вынужден на время забыть об уюте вашего дома, чтобы поскорее обрести свой.
   Мадам де Келюс вздохнула.
   - Как вы упрямы! Что ж, мне ничего не остается... Придется открыть карты! Знайте же, сударь: меня к вам послала Маргарита. Кажется, она чувствует себя виноватой, но гордость не позволяет ей самой явиться к вам. Тем не менее, она и в самом деле страдает. Не мучьте ее. Уж не знаю, что именно она вам наговорила, но теперь очень сожалеет об этом. Вы нужны ей, друг мой. Будьте же снисходительны к женским слабостям, возвращайтесь! Неужели вам самому не тягостно выносить одиночество? Нет ничего хуже, как супругам спать в разных постелях! Обычно ни к чему хорошему это не приводит.
   И мадам де Келюс бросила красноречивый взгляд на дверь, куда недавно вышла хорошенькая служанка. Питер невесело усмехнулся:
   - Догадываюсь, о чем вы подумали, моя дорогая. Разумеется, я могу флиртовать со служанками, но единственное моё желание - быть рядом с Маргаритой. И ей это отлично известно!
   - Так почему же... Бог мой, я ничего не понимаю!
   - Я понимаю не больше вашего, - сказал Питер и замолчал. Мадам де Келюс видела, что он не намерен изливать ей душу и рассказывать об отношениях с женой.
   Потом, поразмыслив немного, граф подошел к бюро и взял отложенные письма.
   - Хорошо, я заеду ближе к вечеру, - сказал он. - А письма все же передайте Маргарите - это развлечет ее.

***

   Судебное дело графа де Монтель продвигалось удивительно быстро. Уже через месяц были готовы все документы, найдены и опрошены все свидетели. Одни дали письменные показания, другие согласились лично свидетельствовать в суде. Граф поселил людей, приехавших из Марселя, в хорошей гостинице, где теперь жил сам.
   Виконт де Фавр не успел скрыться, и был взят под стражу вместе со своими двумя слугами. Ему предъявили обвинения, но самого губернатора де Шевриера никто не видел. По слухам, он отправился в Париж искать помощи у своих покровителей. Говорили даже, что король не потерпит суда над человеком, которого сам назначил управлять провинцией.
   В скором времени после предварительного заседания королевский прокурор назначил дату судебного разбирательства, но неожиданно дело было приостановлено.
   Вслед за этим из Парижа приехал чиновник с королевским предписанием, по которому граф де Монтель получал свою собственность обратно.
   Королевский прокурор закрыл дело, ибо такова была воля короля.
   Виконт де Фавр оставался в Тулузский городской тюрьме, но никто не знал дальнейшей его судьбы.
   Питеру был официально объявлен королевский вердикт, однако он публично заявил, что не может согласиться с подобным решением, поскольку задета его честь, и главный преступник не понес должного наказания. Граф де Монтель требовал над преступниками суда по закону. Большинство друзей поддержало его. Но Маргарита не хотела и слышать о суде! Она была в восторге от повеления короля и мечтала поскорее вернуться домой. Она говорила мужу:
   - Какое счастье, кончились мои мучения! Теперь не придется в сотый раз повторять перед всеми то, что мне хотелось поскорее забыть как страшный сон. Слава богу, теперь я избавлена от этого позора. Как великодушен король!
   - И вы простили своих обидчиков!? Я не могу поверить своим ушам!
   - Господь им судья. Я безумно устала от всего этого. Вы знаете истину, сеньор: я вам не изменяла, и этого довольно. То, что мое имя до сих пор треплют на всех перекрестках - вот что пятнает мою честь!
   - Моя честь пострадала ничуть не меньше, сеньора. Нельзя допустить, чтобы виновные остались безнаказанными. И того, что я пережил из-за них, я простить не могу! Нужно довести дело до конца, расставить все точки над i, а вы в этом деле главный свидетель.
   - Избавьте меня от этого! О чем спорить, если король вернул наш замок? Я хочу лишь покоя, Питер, и ничего больше! Я должна думать о ребенке, которого ношу, и не требуйте от меня подвигов! Ради бога, оставьте все это и позвольте вернуться в наш дом. Если вы меня любите, сделайте так, прошу вас!
   - Именно ради вашего спокойствия и моей любви я должен довести это дело до конца. Чтобы потом кто-то сто раз подумал, прежде чем пытаться причинить нам зло! Я хочу избавить вас от такой угрозы. А теперь выходит, что все мои усилия затрачены впустую! Мне казалось, вы были согласны со мной и готовы бороться. В конце концов, речь идет о нашей жизни и чести!
   Маргарита язвительно рассмеялась. Ее тон стал едким, безжалостным:
   - Мой дорогой сеньор очень мало заботился о своей чести, когда оставил в живых этого мерзавца маркиза! К чему тогда вообще было затевать эту смехотворную дуэль!? Ах, сеньору хотелось позабавиться? Мы слишком дорого заплатили за это! А теперь вы требуете, чтобы я свидетельствовала в суде!.. Там, где я родилась, дворяне отстаивают свою честь с оружием в руках в смертельном поединке, а не судятся со своими врагами, как лавочники!
   Ее слова прозвучали как пощечины. Питер побледнел, но пытался сохранять спокойствие. Она обвиняла его?! А ведь всё началось с непростительного, вызывающего, возмутительного поведения Маргариты, ее несносного кокетства! Кажется, она совершенно забыла об этом!
   Внутри у него все кипело, однако Питер достаточно владел собой, чтобы не унизиться до банального скандала и обвинений в ее адрес. Он глухо ответил:
   - Я мог бы десять раз убить Шевриера. Но гораздо более страшное оружие, чем шпага - падение в глазах света, всеобщее осуждение. И я почти добился этого. Если бы не вмешательство короля! Жаль, что вы не понимаете...
   - Куда уж мне вас понять, сеньор! - ее глаза яростно сверкали, нежный ротик кривился от гнева и обиды. - Я никогда не жила с вами спокойно! Каждую минуту я жду новых бед! У вас просто талант ввязываться в неприятные истории! Вы совершенно не думаете обо мне! - она готова была разрыдаться.
   - Маргарита, успокойтесь, прошу вас. Все, что я делаю - я делаю только ради вас. Почему вы стремитесь оскорбить меня? Почему сражаетесь со мной, словно я ваш злейший враг? Чего вы хотите? Я исполню любое ваше желание.
   Он подошел и обнял ее, нежно коснулся щеки. Она замерла, дрожа, словно пойманная птица. Потом сказала упрямо:
   - Король решил справедливо! Что еще вам нужно? Я устала скитаться, как бездомная! Если вы действительно меня любите, вернемся в наш дом, - она судорожно перевела дыхание. - Прошу вас!..
   Питер глубоко вздохнул. Наверное, Маргарита по-своему права. Он действительно до сих пор не мог дать ей той жизни, о которой она мечтала...
   - Хорошо, сеньора, пусть будет так, как вы желаете, - медленно произнес он. - Я уступаю. Есть ли у меня что-нибудь дороже вашей любви? Ничего.
  
   ...После этого разговора, или даже чуть раньше, с ним произошла странная вещь: Питер с удивлением почувствовал, что его страстное влечение к Маргарите исчезло. Его жена оставалась такой же прелестной, он видел это, но уже не стремился приблизиться к ней. Он как будто боялся боли, что доставляла ему его возлюбленная. Тем не менее, у него не осталось ни обиды, ни ожесточения, только печаль...

*

   На следующий день столичный чиновник граф де Кресси, тот самый, что привез королевский приказ, нанес Питеру визит. В Париже они встречались несколько раз и были немного знакомы.
   Увидев изысканную роскошь Монтеля, де Кресси заявил с плохо скрытой завистью:
   - Ваш особняк настоящий дворец, месье! И он в два раза больше моего дома в Марэ! Черт возьми, вам было что терять! К счастью, повелением Его Величества ваши права восстановлены. Вы должны быть просто счастливы! Советую вам выбросить из головы все эти требования справедливости. Кому это нужно? Обыкновенно, ничего кроме неприятностей это не приносит. Думаю, вы разумный человек и не хотите нажить себе кучу врагов. Кроме того, я должен сообщить вам, господин граф, что король желает видеть вас в Париже вместе с вашей супругой. Что может быть лучше, сударь! Полагаю, это совпадает с вашим горячим желанием поблагодарить Его Величество за проявленную к вам милость.
   - Милость!? Разве не было доказано, что мои требования законны и справедливы? Почему не состоялся суд? Истинный преступник ушел от наказания, и король допустил это!
   - Возможно, у Его Величества существуют свои соображения на этот счет. Мы этого не знаем.
   - Вот как?! Значит, король может позволить твориться беззаконию и даже использует его в своих целях?
   - Что вы такое говорите, сударь! Не нам с вами обсуждать это. Его Величество подробно ознакомился с вашим делом, господин граф, и принял решение, которое никто не смеет оспаривать!
   - Ну, разумеется! Король выше Закона. Нет, на самом деле король и есть Закон!
   Это было сказано таким ядовито-насмешливым тоном, что де Кресси немного побледнел.
   - Что вы хотите этим сказать, сударь? - прошептал он.
   - Все, что я хочу сказать, я скажу, - проговорил Питер. - Причем, сделаю это письменно. Надеюсь, сударь, вы возьмёте на себя труд доставить мое послание королю? Должно быть, вам известны подлинные причины такой ко мне "милости"? Уверен, что моя персона нимало не интересует короля, а вот моя жена!.. И поскольку вся корреспонденция проходит сначала через руки мадам де Ментенон, ей будет любопытно узнать, что его величество проявляет интерес к графине де Монтель, которую он как-то летом заметил в Тюильри. Ни для кого не секрет, как ревностно госпожа де Ментенон охраняет спокойствие короля - и свое тоже! Без сомнения, она не придет в восторг от нашего появления при дворе. Однако Мадам может быть совершенно спокойна - мы не поедем в Париж!
   - Вы не поедете?! - ошеломленно переспросил чиновник. - Вы намерены пойти против воли короля? - с ужасом вымолвил он.
   Питер взглянул на него с некоторой жалостью.
   - Господин де Кресси, ваша карьера не пострадает даже в том случае, если вы не исполните волю его величества и не доставите графиню и меня ко двору. В письме я приведу достаточно веские причины, по которым моя супруга в своем положении не может пускаться в столь дальнюю дорогу, да еще в это время года. Надеюсь, король все поймет и не будет в претензии. Вы довольны? А теперь, когда с официальной частью покончено, хочу предложить вам попробовать вина из моих погребов. Вы прибыли в Лангедок, месье, в этот дивный и щедрый край. Так насладитесь же его дарами!
   И граф дружеским жестом пригласил де Кресси к столу.
  

*

   ...Маргарита выбирала туалет к балу, назначенному в ратуше ко Дню Всех Святых, и чуть не плакала. Горничные разложили перед ней великолепные платья, к каждому их которых в свое время был подобран соответствующий гарнитур из драгоценных камней и золота. Но теперь украшений почти не осталось, все ее лучшие драгоценности похищены! Графиня была в отчаянии. Камеристка предлагала ей то один убор, то другой, но ничего не подходило. Марсела видела, в каком состоянии сеньора. Не теряя времени, она побежала разыскивать графа.
   Найти его было нетрудно, почти все свое время он проводил теперь в восстановленной лаборатории, и первым делом девушка направилась туда.
   Как рез сейчас граф наблюдал, как Джинан смешивает миндальное масло, ланолин, масло из виноградных косточек и еще несколько компонентов, чтобы в итоге получить нежнейший крем для лица и тела. Это был его новый рецепт. Питер сам испытал его благотворное действие, когда после долгого перерыва его огрубевшие без ухода руки приобрели, наконец, должный вид. Потом граф дал попробовать этот крем мадам де Келюс. Та через неделю заказала еще и говорила, что кожа ее стала просто атласной, и даже улучшился цвет лица.
   Создание нового крема не было единственной его идеей. Как всегда, Питеру не хватало только времени для осуществления всех своих замыслов. И когда в лаборатории появилась Марселина, он уже знал, что придется отвлечься.
   - Сеньор, без вашей помощи нам не справиться, - сказала камеристка. - Донья Маргарита вот-вот расплачется из-за своего туалета.
   - Но почему?
   - Нет подходящих драгоценностей!
   - Ясно.
   Граф поставил колбу с ароматной жидкостью на стол, вымыл руки и пошел за Марселой.
  
   Маргарита встретила его горестным вопросом:
   - Питер, что же теперь делать? - она посмотрела на себя в зеркало. - Ужас! Я выгляжу как пуританка! Вам будет стыдно появиться со мной в свете. Ваша жена должна соответствовать вашему положению и достоинству, а не выглядеть простой горожанкой! Ну что вы смеетесь?
   - Мой ангел, разве достоинство зависит от каких-то побрякушек?
   - Вы прекрасно понимаете, о чем я! И не надо называть "побрякушками" драгоценности стоимостью в целое состояние. Мои наряды оценивает свет, драгоценности на мне - отражение вашего блеска! И если сами вы не придаете этому большого значения, то для других мое появление в таком виде будет обозначать, что граф де Монтель на грани разорения!
   - Но это почти правда. Хотя не всё так плохо, конечно. У нас есть еще "Звезда Магриба".
   - Бог мой, как вы легко говорите об этом! У меня просто кровь стынет в жилах! Значит, вы думаете продать бриллиант?! А как же приданое Дианы?
   - Дорогая, еще не случилось ничего ужасного, успокойтесь.
   - И я могу быть спокойна!? Уже представляю, как уважение к вам постепенно превращается в снисходительность, потом в пренебрежение. Я уже слышу сочувственные сетования друзей и злорадные смешки наших врагов!..
   Граф улыбнулся:
   - Что за мрачные картины, Марго? Такого никогда не случится. Вы забываете, что есть еще моя голова и руки. Я же не придворный, полностью зависящий от милостей короля! Рано или поздно я сумею восстановить состояние. По-моему, я говорил уже, что и после моей смерти вы будете достаточно обеспечены. Конечно, украшений жаль, но и без них вы так прекрасны, что затмите любую, пусть даже усыпанную бриллиантами с головы до ног! Вы огорчены, я понимаю, но пока придется обойтись тем, что осталось. Сейчас я не могу позволить себе лишние траты. За последние полгода я потерял слишком много. Однако нам вполне хватит на жизнь, дорогая, не волнуйтесь. Нас выручит рудник, но придется подождать какое-то время. Жан только что вернулся оттуда с дурными вестями: дождями размыло породы в горах, и некоторые штольни обрушились. Счастье, что это случилось ночью, и никто из людей не пострадал. Придется набраться терпения, моя прелесть... Вы выбрали именно это платье? Отлично. Оно очень вам идет. Давайте-ка посмотрим, что у нас тут есть...
   Он подошел к туалетному столику, где сидела жена, чтобы взглянуть на оставшиеся украшения. Маргарита прижала платок к носу и вскочила.
   - О боже, опять этот ужасный миндальный запах! Вы снова не переоделись после своей лаборатории! - вскричала она и выбежала из комнаты.

***

   ...Какой-то оборванный мальчишка-подросток вис на ажурной решетке их парка и настойчиво требовал, чтобы его пропустили к графу де Монтель. Вооруженному привратнику никак не удавалось прогнать его. Оборвыш говорил, что у него к графу есть дело чрезвычайной важности.
   Когда, наконец, его привели к Питеру в кабинет, мальчишка заявил, что должен говорить с графом наедине. Секретарь Жан Потье возмущенно фыркнул:
   - Откуда ты такой взялся?
   - Из городской тюрьмы.
   - И кто тебя послал?
   - Я отвечу только мессиру графу!
   - Хорошо. Жан, оставь нас.
   - Этот пройдоха наверняка задумал что-то украсть! Будьте осторожны, сударь, - сказал Жан, выходя.
   - Итак, я слушаю.
   - Меня послал к вам виконт де Фавр.
   - Вот как? - Питер сдвинул брови. - Что ему нужно?
   - Не знаю, мессир. Только он просил передать вам одну вещь.
   С этими словами мальчишка достал из кармана грязную тряпку и стал ее разворачивать, говоря:
   - Мой отец служит в тюрьме, и каждый день приносит узникам еду. Я иногда ему помогаю. Господин виконт дал мне две монеты, чтобы я кое-что передал для господина графа. Грех не исполнить последнюю волю приговоренного!
   - Приговоренного? Суда же не было! Кто его приговорил?
   - А бог его знает! Только скоро отправят молодого господина на каторгу, известное дело.
   - Там ему самое место.
   - Господин виконт сказал, что хочет искупить свою вину. Все равно ему скоро придется предстать перед Господом! Потому и послал меня рассказать...
   - Напрасно стараешься. Я не верю ни одному его слову.
   Мальчишка развернул, наконец, свою тряпку и показал на грязной ладони небольшой потемневший ключ. Потом оглянулся по сторонам и, понизив голос, проговорил:
   - Мессир может и не верить, но это ключ от тайника! А тайник в доме, где жил господин де Фавр. То, что там спрятано, принадлежит вам! Так сказал господин виконт. А еще он рассказал мне, как найти этот тайник. Если мессир граф пойдет со мной, я покажу место.
   - Как тебя зовут?
   - Матье.
   - Я дам тебе луидор, Матье, и ты забудешь сюда дорогу.
   - Целый луидор!? Но я должен все рассказать, я обещал!..
   Питер положил на край стола золотую монету и сделал энергичный жест по направлению к дверям.
   - Убирайся.
   Мальчишка проворно взял монету и вместо нее положил ключ.
   - И мессир не хочет узнать, где тайник?
   - Нет.
   - А господин виконт сказал, что вы заплатите нам еще больше, когда возьмете из тайника свои драгоценности.
   - Драгоценности? Которые он украл у моей жены? С чего это вдруг такая неслыханная щедрость? Или господин де Фавр повредился в уме, что вздумал возвращать украденное?
   - Кто ж его знает! Но, вроде, он не похож на сумасшедшего. Кажется, он всерьез готовиться предстать перед богом, мессир граф. Надеется искупить грехи, не иначе ...
   - А почему ты сам не открыл тайник? Всё было бы твоё.
   - Да кто ж меня пустит в богатый дом дальше порога!
   - А в окно?
   Мальчишка замялся. Потом с опасливым интересом посмотрел на графа и, наконец, признался:
   - Я пробовал... Но ничего у меня не вышло. Правду сказал господин виконт: замок в тайнике с секретом, его может открыть только очень сильный мужчина. Вы откроете его, мессир?
   Граф взглянул на мальчишку. У того в глазах сияла такая надежда, что Питер заколебался.
   - Много тебе обещали? - вдруг жестко спросил он. - Да сколько бы ни обещали, все равно де Фавр тебя обманет! Но я пойду с тобой. Мне интересно, что еще затеял этот мерзавец.
   Граф быстро поднялся и позвонил.
   - Шпагу, плащ. Ты идешь со мной, - сказал он Жану.

*

   ...Сырые стены тюремной камеры были покрыты отвратительными скользкими пятнами плесени, и в свете чадящего факела кое-где на них блестела влага. Де Фавр, кутаясь в грязный бархатный плащ, сидел на почерневшей соломе, брошенной на каменные плиты пола, и никак не мог согреться. Он мысленно посылал проклятья на голову де Шевриера, де Монтеля, предателей-слуг и самого короля. Он мечтал только об одном - протянуть руки к пылающему камину и насладиться, наконец, теплом...
   Заслышав шаги, гулко отдающиеся под высокими сводами, виконт вскочил и припал к толстым прутьям решетки, заменяющей одну стену его узилища.
   Свет факела метался в глубине темного коридора, но заключенный сразу узнал две приближающиеся фигуры - одну очень высокую, в темном плаще - графа де Монтеля, и низенькую, плотную - своего тюремщика. Граф был не один, а со своим секретарем, державшимся сзади.
   Они приблизились. Тюремный надзиратель укрепил факел в кольце на стене и отошел. Питер остановился у решетки и молча рассматривал заключенного. Первое, что бросалось в глаза - нездоровая бледность узника. От его былого лоска не осталось и следа. Тонкий красный рубец наискось пересекал его рот, и казалось, что де Фавр постоянно криво усмехается. Костюм виконта имел весьма жалкий вид, и было заметно, что именно это лишало его уверенности в себе - он старательно стряхивал с себя приставшие соломинки... Но глаза его лихорадочно блестели от скрытой радости.
   - Я ждал вас, господин граф! - быстро заговорил он, стараясь казаться спокойным.- Значит, мальчишка передал вам ключ! Но, кажется, вы не пошли сразу открывать тайник? Решили сначала навестить меня? Я так и думал! Я знал, что вы обязательно придете! Человек, подобный вам, не способен как вор проникнуть в чужой дом, пусть даже для того, чтобы взять оттуда свои же вещи! Разумеется, вы хотите получить объяснения? Должно быть, вы удивлены, почему я решил вернуть ваши драгоценности. Это и в самом деле выглядит странно. Однако объяснение очень простое - мне они не нужны. Это Шевриер желал как можно больше досадить вам, это он приказал их похитить! Я был только его слугой... Я говорю - был, потому что жить мне осталось недолго. Вот я и хотел как-то облегчить свою совесть...
   Уголки губ графа иронически дрогнули.
   - И вы думаете, я вам поверю?
   - О, даже не надеюсь на это! Но теперь все равно... Вы должны быть полностью удовлетворены, мессир, поскольку король повелел отправить меня на галеры.
   - Король!?
   - Да, мне уже зачитали королевский приказ. Ничего не остается, как склониться перед волей Его Величества! Значит, ваши покровители сильнее моих, мессир граф... Однако недолго мне придется сидеть прикованным к галерной скамье, ведь я скоро умру. Это наказание Господа за все мои грехи. И я принимаю его со смирением. Это даже в некотором смысле меня утешает - я не доставлю удовольствия злорадствовать моим врагам! Вот только одно... Послушайте, граф: в моем доме, в спальне, за камином находится тайник. Нужно только отодвинуть мраморную каминную доску. Она тяжелая, но вам не составить большого труда ее сдвинуть, как и открыть тугой замок дверцы моего тайника. Там, в тайнике, рядом с вашим ларцом лежат два увесистых кошелька с золотом. Когда вы возьмете свои драгоценности, вам ведь не трудно будет захватить и эти кошельки? Один из них я хотел бы передать церкви - для сирот и нищих. Не смею просить вас об этом одолжении, однако буду признателен, если вы не откажете в последней просьбе несчастному!.. Да, я виноват, но ведь я только исполнял приказания! Раз уж вы пришли сюда... что вам стоит, мессир? Может быть, тогда моей грешной душе будет какое-то снисхождение...
   - Пусть кто-нибудь другой позаботится о вашей душе, сударь. Например, ваши друзья или слуги.
   - О, мессир, если моим слугам удастся открыть тайник, уже никто никогда не увидит ни вашего ларца, ни моего золота!
   - Вот это похоже на правду! - не удержался Жан. - Каков господин, таковы и слуги!
   Питер спокойным жестом остановил своего секретаря.
   - Хорошо, а второй кошелек? Для кого предназначен он?
   - Для моих стажей, господин граф. Мне все же не хотелось бы умирать как собака в этой зловонной грязи или, тем более, на галерах, чтобы меня потом выкинули в море, как падаль. Золото смягчит сердца моих надсмотрщиков, и они похоронят меня по-человечески, в освещенной земле, как доброго католика. Не смею надеяться на ваше милосердие, мессир - я его не заслуживаю, но... Умоляю вас, граф, принесите мне мои деньги! Доброе дело никогда не остается не вознагражденным! Что вам стоит исполнить последнюю просьбу несчастного каторжника! Но если нет - я не буду проклинать вас. Значит, такова моя судьба. Теперь я учусь смирению...
   Де Фавр замолчал. Граф раздумывал с неподвижным лицом, потом жестом подозвал Жана. Тот достал из-под плаща письменные принадлежности и приблизился к решетке.
   - Напишите два слова своим людям, чтобы нас пропустили в ваш дом и не приняли за грабителей.
   - О, с радостью! - воодушевился де Фавр. - Благодарю вас, господин граф! Да благословит вас Пресвятая Дева!
   Он быстро написал распоряжение и отдал Жану. Граф холодно произнес:
   - Вы напрасно радуетесь, виконт. Я ничего вам не обещал.
   И они ушли.
  
   Уже на улице, садясь в карету, Жан спросил с сомнением:
   - Вы поверили ему, сударь?
   - Пожалуй, нет.
   - И что же вы решили?
   - Я хочу вернуть Маргарите ее драгоценности, и верну в любом случае! Из-за их пропажи она чувствует себя несчастной, а я не могу этого видеть. Завтра в Монтеле большой прием, тем более она будет рада. А что касается де Фавра... Трудно принять решение, когда имеешь дело с мерзавцами. Вполне возможно, его люди заранее предупреждены и нападут на нас, как только мы откроем тайник. Чтобы забрать всё, себе или ему - не имеет значения.
   - А если их будет много?
   - Не думаю, что про тайник знают многие. Де Фавр не очень-то доверяет своим людям, как ты слышал. А если он решил убрать меня их руками, то мы начеку, хорошо вооружены, и это уже неплохо. Если придется, мы с тобой одолеем с полдюжины, никак не меньше! Открытая стычка всегда лучше, чем удар из-за угла. Хотя возможны любые сюрпризы...
   - Вот-вот, и я об этом! Когда имеешь дело с мерзавцами, можно ожидать чего угодно!
   - Посмотрим!
  
   ...Замок и в самом деле был тугой и никак не поддавался. Питер придерживал тяжёлую мраморную доску, а Жан пытался справиться с замком. Ему даже пришлось снять перчатки, чтобы было удобнее повернуть небольшой ключик.
   - Вот черт! - ругнулся он.- На ключе какая-то зазубрина впивается в ладонь... Попробую еще раз.
   - Постой-ка! Дай мне посмотреть.
   Питер подставил под плиту массивный канделябр и внимательно осмотрел потемневший от времени витой ключ. На нем был заметен острый металлический шип как раз в том месте, куда приходится приложение силы, чтобы открыть неподатливый замок. Потом граф осмотрел ладонь Жана и, взяв его за руку, быстро повел к туалетному столику, где стоял большой кувшин с водой.
   - Нужно хорошо промыть ранку. Этот шип проколол тебе кожу.
   - Какие пустяки, сударь! Я даже ничего не заметил.
   - Жаль, что ты снял перчатки... Не хочу тебя пугать, мой милый, но я слышал о таких коварных ключиках с секретом. Когда с силой нажимаешь на какой-нибудь завиток, выскакивает крошечный шип и царапает кожу, а изнутри по неприметному желобку в ранку стекает яд. Так был отравлен кардинал де Сильвано, кандидат на папский престол, и сравнительно недавно - любовник прекрасной герцогини Пармской, когда открывал потайную дверь в ее опочивальню...
   Говоря всё это помертвевшему от страха Жану, Питер обильно промыл водой его руку, потом несколько раз отсосал кровь из ранки.
   - Кажется, ты пока поживешь, дружище, - ободряюще улыбнулся Питер, - а ключик мы возьмем с собой - для исследования яда. Если он там был, конечно.
   - Да кто б сомневался!..
   Жан постепенно приходил в себя, хотя все еще был белее своей сорочки.
   - Слава богу, сударь, вы всегда в перчатках... Откройте же, наконец, эту чертову дверцу! Нам лучше поскорее убраться отсюда!
   Через некоторое время замок, наконец, поддался. Достав из тайника шкатулку с драгоценностями, Питер пошире распахнул дверцу:
   - Это будет нашим подарком де Фавру. Сказано же, что богатому легче пролезть в игольное ушко, чем попасть в Царство Небесное. Таким образом мы позаботимся о его душе, а о его золоте пусть позаботится кто-нибудь другой!
   - А я взял бы эти кошельки! Ну, хоть один, в качестве компенсации...
   - Не стоит пачкать руки.
   - Я же не для себя, сударь. Вам бы тогда не пришлось тратиться на мои похороны!

***

   ...Марселина забежала на кухню выпить глоток вина с водой и перевести дух. Приготовления к большому приему в Монтеле были в самом разгаре. Слуги сбивались с ног, стараясь привести в порядок дом и парк, всё как можно лучше приготовить к празднику.
   Граф пригласил на ужин друзей и знакомых, чтобы отметить если не победу, то благополучное завершение всего этого неприятного дела.
   Маргарита жаждала праздника. К тому же из Мадрида приехала ее тетушка, младшая сестра ее отца, вдова генерала де Оттавьо, донья Хуана де Гамба. Эта уважаемая дама из благочестия теперь всегда носила траур, но была еще в том возрасте, когда не потерян вкус к жизни. В ее черных глазах горел лукавый огонек, и этим она была симпатична Питеру. К тому же, несомненный ум и решительность этой сеньоры примиряли с ее чрезмерной набожностью, так отличавшей всех представители семейства де Гамба.
   Узнав о приезде тетушки из ее письма, отправленного уже из Сан-Себастьяна(!), Маргарита была приятно удивлена и обрадована. Наконец-то ей не придется скучать в одиночестве! Она всегда мечтала иметь компаньонку или подругу, и, пожалуй, согласилась бы теперь даже на присутствие в их доме мягкой и покладистой Амалии Висконтини. Тайное женское соперничество между ними потеряло теперь всякий смысл - сейчас, когда она ждет ребенка, Маргарита победила безоговорочно! И чтобы до конца почувствовать свой триумф, ей даже не хватало присутствия Лии. Она сожалела, что та не видит сейчас, каким вниманием окружил ее Питер, какой необыкновенной нежностью светятся его глаза. Но только она еще реже видит своего мужа, как всегда занятого делами...
   Донья Хуана, узнав о благословении любимой племянницы долгожданным вторым ребенком, решила навестить ее, как давно уже собиралась, и намеревалась остаться с ней до родов. Два дня по приезде почтенная сеньора неутомимо осматривала Монтель и нашла его слишком пышным для праведной повседневной жизни. Их строгий, даже аскетичный мадридский дом был совсем не похож на этот дворец. Все, что она видела до сих пор, не шло ни в какое сравнение с ним. А ей довелось видеть даже королевские покои в Эскуриале. Какими же они были мрачными! Благочестивые короли предпочитали жить в этом величественном монастыре, а тут!..
   Но скоро донья Хуана оценила всю прелесть комфорта, хотя по-прежнему считала, что эта роскошь пагубна для души, и только совращает с праведного пути. Однако гостеприимность и безупречная галантность хозяина примирили сеньору со многими вещами. Она сочла, что краткое время такой жизни будет меньшим грехом, чем неблагодарность и брюзжание. Благочестивая сеньора позволила себе нежиться на шелковых простынях, пользоваться дорогой фарфоровой посудой, совершая обычный утренний туалет и кушать изысканные, волшебные французские лакомства. В глубине души она при этом испытывала некоторые угрызения совести, но это не мешало ей чувствовать себя истинной королевой!
   ...А на кухне тем временем во всю шла подготовка к предстоящему большому обеду. Чистились и мылись овощи, разделывалось и мариновалось мясо, ощипывалась и потрошилась птица. Сам мэтр Брюно пробовал соусы, отдавал распоряжения, придирчиво проверял качество зелени, разминая в пальцах и нюхая веточки кориандра и майорана, уцелевшие в оранжереях после нашествия солдат.
   Мадлен, к тому времени уже закончившая шпиговать большой окорок, на минуточку присела рядом с Марселиной. Та поведала ей, что сеньора графиня, вся в слезах, срочно разыскивает портного Рене Фашо, жившего неподалеку в городе. Мэтр в свободное время принимал заказы именитых жителей Тулузы, но теперь он срочно нужен сеньоре!
   - Сейчас его разыскивают по всему городу и нигде не могут найти. Сеньора графа тоже нет дома, прямо не знаю, что и делать! Донья Маргарита ужасно расстроена, просто в отчаянии...
   - А в чем дело?
   - Платье, которое она выбрала, тесно ей в талии!
   - Что ж тут странного! Как-никак, ребеночек-то растет. И аппетит у сеньоры отменный.
   - В том-то и дело, что ничего не было заметно, когда она мерила его в первый раз, перед балом в ратуше. Донья Маргарита всегда была стройная, как тростиночка... А тут оказалось - оно ей мало.
   - Да пусть выберет себе другое!
   - Легко сказать! Тут и туфельки, и украшения - все подобрано, все в гармонии, так красиво! Я бы тоже расстроилась... Еще как назло пропал этот Фашо! Просто с ума можно сойти! И сеньор куда-то уехал... Он бы обязательно что-то придумал.
   - Вот не возьму я в толк, как это вы обременяете господина графа такими мелочами! Разве у него и без того мало забот?
   - Хороши "мелочи"! Это как посмотреть. Хотя, может, ты и права... Между прочим, тетушка сеньоры тоже удивилась вроде тебя и предложила донье Маргарите двух своих горничных, чтобы поправить платье, да только та отказалась. Не знаю теперь, что и делать...
   - Я-то тем более ничем не могу помочь. Моё дело - мясо!
   Тут на кухне появился управляющий Алехандро Роблес. Он заметил сидевших за столом женщин и подошел.
   - Марсела, налей-ка мне чего-нибудь! Что-то совсем в горле пересохло, - и он сел рядом. - Все хотел тебя спросить, моя красавица, когда мы сможем спокойно поговорить? Всё бегаешь от меня, да? Скажи правду!
   - Дон Алехандро, вы же видите, у меня и минуты нет свободной!
   - Послушай меня, Марсела. После того, как гости разъедутся, пообещай, что уделишь мне четверть часика - я многого не прошу!
   - Хорошо, дон Алехандро. Если сеньора меня отпустит.
   - Она тебя отпустит, клянусь всеми святыми! Сеньор приготовил ей такой подарок, что до утра она о тебе точно не вспомнит.
   - А что за подарок? - полюбопытствовала Мадлен.
   - Скоро узнаете! - ответил Алехандро, вставая. - Так помни же, Марсела, ты обещала!
   Тут среди шума и суеты кухни они заметили даму в черном - донью Хуану де Оттавьо-и-Гамба. Она важно шествовала среди всей этой суеты, среди сновавших туда-сюда служанок с посудой, работников, таскающих корзины с рыбой, фруктами или вином, мимо груды разделанной птицы, которую поварята ловко нанизывали на вертелы, и живо, по-хозяйски интересовалась всем происходящим. Более того, сеньора повелительным жестом велела приоткрыть крышки на плите и даже что-то попробовала. Мадлен одобрительно покачала головой и заметила:
   - Вот я понимаю, это по-хозяйски! А нашу госпожу я на кухне не видела ни разу.
   - А зачем это ей?
   - Настоящая хозяйка должна сама за всем следить! Не даром монахини учат своих воспитанниц всему - и вести дом, и стряпать, и быть хорошей женой. Мало ли как повернется жизнь - всякое может случиться! Как думаешь, умеет наша молодая госпожа готовить?
   Санчо взглянул на Мадлен как на неразумного ребенка.
   - Донье Маргарите не о чем беспокоиться. Если придется, сеньор всему ее научит.
   У Мадлен от удивления вытянулось лицо.
   - Ты хочешь сказать, что господин граф умеет готовить?
   - Конечно. Что тут хитрого. На Островах в поселении буканьеров можно научиться всему. А кто лучше этих ребят умеет разделывать туши, жарить и коптить мясо? Вы, мои красавицы, в жизни не пробовали таких деликатесов, какие нам доводилось там готовить!
   - И сеньор Роблес тоже мастер?
   - Ну, голодными бы я вас не оставил, это точно!
   - Вот чудеса! А я думала, ты моряк.
   - Одно другому не мешает... А что, Мадлен, ты закончила работу? Толь бы тебе языком чесать! Займись-ка лучше делом.
   - Ну-ну, ты мне не указ! Я под началом мэтра Брюно, а он мною пока доволен! - И Мадлен сделала пальцами такой выразительный жест, что Марселина прыснула.
   - Черт, а не баба, - уходя, пробурчал Санчо.

***

   Кормилица Каэтана первой увидела, как приехал сеньор, поскольку не отрываясь смотрела в окно, на въездную аллею. Она первая проворно спустилась вниз, чтобы сообщить графу новость об их маленькой проказнице.
   Одновременно с ней по другой лестнице спешила вниз Марселина, чтобы рассказать сеньору о пропаже портного и отчаянии доньи Маргариты.
   Двумя секундами позже из кабинета быстро вышел секретарь Жан с какой-то бумагой в руке, и тоже спустился вниз, чтобы, вероятно, передать графу что-то срочное. В то же время появились управляющий и другие слуги.
   С балюстрады второго этажа всё это движение с интересом наблюдала почтенная донья Хуана. Она тоже услышала крики грумов и говор многочисленных слуг у подъезда. Люди графа вносили в дом какие-то тюки, большие и маленькие сундуки, упакованные предметы, о назначении которых можно было только догадываться.
   Сеньора остановилась наверху, слегка похлопывая веером по ладони, и с удовольствием наблюдала за приехавшим хозяином, мужем своей племянницы. За два года, что они не виделись, она нашла его возмужавшим и еще более привлекательным, чем прежде. Немного раздавшийся в плечах, с по-прежнему тонкой талией, статной осанкой, живостью и стремительностью движений, он был воплощением изящества, молодой силы и гармонии. На него было приятно смотреть, и почтенная дама не отказывала себе в этом невинном удовольствии. Она даже не сразу заметила, что граф был не один. С ним вошел какой-то священник в порыжевшей сутане и ужасными шрамами на лысеющей голове. Бросалась в глаза его изуродованная левая рука, на которой не хватало двух пальцев. Священник скромно держался в сторонке, дожидаясь, пока не уляжется вся эта суета.
   Сеньора де Гамба не ожидала увидеть своего молодого родственника в обществе священника, ведь он никогда не отличался особым благочестием. Что ж, весьма похвально! Хотелось бы надеяться, что дон Педро образумился и не станет больше сочинять непристойные пьески, противные церкви, как это случилось два года назад...
   Питер сбросил дорожный плащ на руки своего камердинера и уже поставил ногу на первую ступеньку лестницы, одновременно отдавая распоряжения управляющему, но, заметив наверху донью Хуану, снял шляпу и склонился перед ней в почтительном поклоне. Сеньора скупо улыбнулась и приветствовала его движением веера, сказав:
   - Здравствуйте, мой сеньор. Вы каждый день куда-то пропадаете так надолго! Без вас все скучают, и в первую очередь ваша жена. У вас и в самом деле куча дел? Или я могла бы подумать, что вы избегаете моего общества?
   - Ни в коем случае, дорогая сеньора! Как вы могли такое подумать? Прошу прощения, что до сих пор не смог уделить вам достаточно внимания. Поверьте, я сожалею. Увы, дела не спрашивают моего согласия и требуют времени! Вот сегодня пришли грузы из Сета, от моего компаньона. Его торговые суда побывали в Ливане и на восточном побережье Африки. Они доставили сюда много любопытных вещей, например, шкуры леопарда, слоновую кость, кофе, ароматические масла и восточные сладости. Если угодно, сеньора может взглянуть.
   - С удовольствием, но позднее. Тут вас, как видно, заждались, мой дорогой сеньор. Не хочу мешать вашим делам!
   И донья Хуана повела закрытым веером в сторону слуг, ожидавших на лестнице. Секретарь, кормилица и камеристка ждали своей очереди.
   Граф вопросительно и с некоторой тревогой взглянул на Каэтану.
   - Не беспокойтесь, дон Педро, все хорошо, - сказала кормилица. - Только для нашей проказницы то, что случилось - просто беда, конец света! У Дианы выпал передний зуб! Бедняжка так расстроилась! Она не ожидала такого, да еще когда в доме будут гости! Как только я ни успокаивала - ничего слушать не хочет... Заперлась и не желает выходить из своей комнаты!
   Питер чуть-чуть улыбнулся.
   - Передай Диане, что через два часа я приглашаю ее на верховую прогулку. Шейх Ракмаль прислал ей в подарок седло из шкуры леопарда, надо его опробовать.
   Он сделал знак своему конюшему:
   - Ты слышал, Поль? Оседлаешь для меня Диаманта, а для мадемуазель - Эсмеральдину.
   - Мессир, Диамант, верно, устал за день...
   - Ничуть. Я его хорошо чувствую. Он может немного капризничать, но только от безделья.
   Питер слегка похлопал парня по плечу. - Ладно, Поль, не волнуйся, ничего с ним не случится от небольшой прогулки! Завтра я возьму другую лошадь, а его ты побалуешь.
   Граф перевёл взгляд на Марселу. Та, не дожидаясь вопросов, выложила все сразу, едва сдерживая слезы.
   -...И никто не знает, где искать портного,- в заключение всхлипнула она.
   Питер погладил ее по щеке, успокаивая:
   - Дело поправимо, дорогая, не плачь. Я знаю, где Рене Фашо. Пошли за ним в дом де Келюсов. Но подобные мелочи с платьем могли бы уладить и твои девушки.
   - Донья Маргарита боялась, что девушки его испортят, ведь платье такое дорогое! Сеньора хотела выбрать другой туалет, но нет подходящих украшений...
   - Все ее украшения целы, Марселина. Только пока ничего не говори сеньоре - хочу сделать ей сюрприз. Теперь вот что: принеси в кабинет вина и закуски - умираю от голода и жажды, да и отец Якоб тоже. Кстати, на кухне всё в порядке?
   Марселина весело улыбнулась:
   - Как нельзя лучше, мессир!
   Граф отпустил ее и повернулся к Жану. Тот с серьезным видом доложил:
   - Депеша из Тосканы!
   - Это может подождать.
   - Сударь, одно такое послание вы уже получали и даже не раскрыли!
   - Монастырская печать, Жан. Должно быть, опять просьба о пожертвовании. К сожалению, сейчас у меня нет средств на благотворительность.
   - Всё же прочтите, сударь.
   - Прочти сам!
   Разговор был окончен, и Питер, наконец, обратился к своему спутнику, скромно стоявшему в стороне.
   - Святой отец, вам пришлось ждать, прошу извинить меня. Пойдемте, я покажу ваши комнаты, они рядом с библиотекой. Там найдется все необходимое для работы. Хочу, чтобы вам было здесь удобно.
   Священник улыбнулся:
   - Я постараюсь освоиться в этом раю... Но у вас много дел, экселенс, и вам вовсе не обязательно заниматься мною лично. Поручите это слугам, иначе я буду чувствовать себя неловко.
   - Хорошо, падре. Мой друг и управляющий Алехандро Роблес проводит вас.
   Пока отец Якоб неспеша поднимался по лестнице, Донья Хуана с недоумением и недоверием рассматривала священника, больше похожего на какого-нибудь искателя приключений или пирата. Ей было странно, что благородный дворянин привел в свой дом подобную темную личность, да еще оказывает ему такое уважение! И не только это вызывало ее недоумение, но и то, как граф обращался со всеми своими слугами. Будто все они были его друзьями!
   Тем временем мужчины поднялись, и Питер представил падре почтенной сеньоре:
   - Донья Хуана, перед вами доктор Якоб Мозер, профессор Пражского университета - философ и немало повидавший в жизни человек. Святой отец любезно согласился стать воспитателем моей дочери, и будет жить здесь, сколько пожелает. Вы найдете в нем интересного собеседника и бесподобного рассказчика!
   Донья Хуана просто онемела от такой новости, но Мозер приветствовал ее учтивой витиеватой фразой на безупречном испанском, чем окончательно поставил в тупик благородную сеньору.

***

   - Ну, наконец-то! - раздраженно воскликнула Маргарита, как только муж вошел в ее в комнаты. - Я думала, уже не дождусь вас! Как видно, сеньор забыл, что у него есть жена и дом, что вечером здесь соберется полгорода, и следует проследить, чтобы все было в порядке!
   - Я не забываю о своих обязанностях, сеньора, и мне совсем не по душе ваш тон Ксантиппы. Вам не идет эта роль!
   - Ах вот как! Теперь я уже чуть не мегера! Подозреваю, вы проводили время в более приятной компании! Между тем, я в отчаянии, не знаю, что делать - а вы, вместо того, чтобы помочь!..
   Слезы не дали ей договорить. Питер спокойно произнес:
   - Все будет хорошо, Марго, не беспокойтесь. Марсела рассказала мне о небольших неприятностях, что вас так тревожат. Понимаю ваше волнение. Но то, что я оставил у вас в спальне на туалетном столике, надеюсь, исправит ваше дурное настроение.
   Слезы Маргариты сменились ликованием, когда она увидела свои пропавшие драгоценности. Ее счастью не было конца.
   - Откуда?! Откуда вы их взяли? - в неописуемом восторге восклицала она. - Я считала их потерянными навсегда! Что за чудесный подарок! Вы просто вернули меня к жизни!
   Питер лишь улыбнулся. Ему доставляло радость только то, что он видел сияющие глаза жены. А она самозабвенно перебирала украшения, любовалась ими, приподнимая руку с каким-нибудь колье, чтобы свет падал на драгоценные камни, и они загорались чудным блеском.
   - Где вы их нашли? - щебетала она. - Бог мой, и ничего не пропало!.. Так где же они были?
   - Как-нибудь я расскажу вам эту историю, моя дорогая. А теперь мне нужно привести себя в порядок и переодеться с дороги.
   - Надеюсь, это не займет много времени? Мне хотелось бы получить ваш совет по поводу моего вечернего туалета.
   - Всегда к вашим услугам, дорогая сеньора.
   Маргарита услышала в его тоне что-то такое, что ее насторожило. Она оставила шкатулку, подошла, положила руку ему на плечо и сказала нежным голосом:
   - Обещаю подумать о награде, которую заслужил мой доблестный рыцарь!
   Питер снял ее руку со своего плеча и без улыбки произнес:
   - Но я не требую награды.
   - Вот как? - с легкой тревогой спросила Маргарита, меняя тон. - Вы стали так безразличны ко мне? А что же будет, когда я стану совсем толстой и некрасивой?
   Он не успел ответить. В этот момент в дверь постучали, и появился Жан с крайне обеспокоенным лицом.
   - Извините меня, мадам! Господин граф, это срочно. Тот пакет с монастырскими печатями... Я до конца не мог понять это послание - оно написано по-итальянски. Но речь идет о вашей сестре!
   И секретарь протянул развернутую бумагу. Питер быстро прочёл, меняясь в лице, вернулся к началу и прочел еще раз. Потом провел ладонью по глазам, будто желая прогнать какое-то наваждение.
   - Этого не может быть, - едва слышно произнес он.
   - Что, что случилось? - встревожено спросила Маргарита.
   - Если верить тому, что здесь написано, моя сестра сбежала из монастырского пансиона с каким-то офицером. Невероятно!.. Ее обучение заканчивается через пять месяцев, но она не рада этому, хотя во Флоренции ее ждет жених...
   - Может быть, она влюбилась в другого? Такое тоже случается!
   - Все возможно. Однако, зная мою сестру, трудно в это поверить. Ее идеалом всегда была леди Кавендиш. Мария до сих пор любила лишь книги, она обожает математику, читает научные труды по философии, и если ее отрывают от чтения, тоскует без книги, как запойный пьяница без вина. Ее будущий муж привил ей эту любовь. Хоть он и вдвое старше Марии, они вполне понимают друг друга. Но, к сожалению, она живет в придуманном, идеальном мире и не желает покидать его для настоящей жизни. Впрочем, такие случаи не редки... Если бы она и в самом деле влюбилась в благородного человека, я бы знал об этом. Но после того, что случилось с вами... Кто знает, каких неприятностей можно ждать! Вполне вероятно, Марию тоже похитили! Мне срочно надо туда ехать.
   - Только вместе со мной, Питер! Я ни за что на свете не останусь одна!
   - Вы здесь не одна, Марго. И речи быть не может, чтобы ехать со мной. Дожди, распутица, холод, грязь, штормовое море - нет, это не для вас, моя дорогая. Подумайте о ребенке!
   - Еще стоит прекрасная погода! Взгляните, светит солнце! До зимы еще далеко. Вы ищите предлог, только бы уехать одному! Хорошо, дела требуют вашего присутствия, но кто уверит меня, что вы не будете встречаться там с синьорой Висконтини или с кем-нибудь еще из ваших бывших возлюбленных?
   - Безусловно, я навещу Амалию и свою дочь, но разве это преступление? Не думайте, что я еду развлекаться, Марго. Главное - узнать, что с Марией.
   - Ваша сестра - разумная девушка, и я уверена, с ней не произошло ничего страшного.
   - Хотелось бы надеяться! Тем не менее, она не знает жизни, ее легко обмануть.
   - Питер, я понимаю вашу тревогу, но все же прошу, возьмите меня с собой!
   - Не стоит рисковать, мой ангел. Будьте благоразумны.
   - А будете ли благоразумны вы?! - сверкая глазами, вскричала Маргарита. - Куда бы вы ни отправились, всегда там вас ждут прелестные, обольстительные женщины! Я знаю их имена наперечет! В Риме - мадам Жозефина, во Флоренции - Амалия Висконтини, в Мадриде - юная Мануэла и многоопытная донья Исабель, в Лондоне -дочь короля Якова Джозиана, В Тулузе - малышка Шарлота де Келюс, а в Париже - Диана де Лафоре! И, думается, список можно продолжить!
   Маргарита была вне себя, она почти кричала. Питер знаком отправил секретаря и спокойно прикрыл за ним дверь.
   - Вы хотите, чтобы весь дом знал о моих победах? - насмешливо спросил он, поворачиваясь. - Во всяком случае, вашей тетушке любопытно было бы узнать подробности.
   - Как!! Она всё слышала!?
   - Вероятно. Она как раз шла по коридору... Надеюсь, вам будет о чем поговорить дождливыми вечерами, пока я в отъезде.
   - Вы опять смеетесь!.. Вы просто издеваетесь надо мной! Да, я знаю, что ужасная, невыносимо ревнивая и капризная, постоянно мучаю вас своими упреками!.. Но поймите, я не могу без вас...
   - Я вынужден ехать, моя прелесть. Успокойтесь, прошу вас.
   - Вы совсем меня не любите!
   - Неправда.
   - Тогда пообещайте мне...
   - Могу обещать лишь одно - не задерживаться ни минуты, чтобы поскорее вернуться.
   - У вас такой равнодушный тон... Что случилось? Я больше вам не нравлюсь? В последнее время вы удивительно холодны со мной!
   - Маргарита, дорогая моя, для измерения температуры моих чувств целая ночь впереди. А сейчас у нас очень много дел. К тому же, ваше платье еще не готово!

Разочарования

  
   ...Дорога казалась ему бесконечной. Тревога мешала спать, вынужденное бездействие приводило в отчаяние. Судьба не давала ему ни малейшей передышки! Питер чувствовал, как его охватывает бесконечная тоска... Единственное, что утешало - мысли о Лие.
   Он вспоминал ее, и особенно часто в последнее время, хотя это всегда было немного больно. Однако память и воображение не спрашивают позволения, и часто ему представлялась одна и та же сцена из прошлого: в гостиной утром, после восхитительной ночи любви. Они устроились на диване, и его голова покоится на ее коленях. Сквозь легкую ткань платья он чувствует ее тепло, из-под опущенных ресниц видит вздрагивающую грудь; нежные пальчики ласково перебирают его волосы... Он чувствовал это так отчётливо! Но главное - он помнил то состояние умиротворения и блаженного покоя, которого после, пожалуй, уже не испытывал больше никогда.

*

   ...Монастырский дворик с мерно журчащим фонтаном в окружении колоннад и миртовых кустов был воплощением тишины и спокойствия. Даже голуби на карнизах и капителях, казалось, дремали в этот послеполуденный час. И тем неожиданнее прозвучали там, отдаваясь эхом, звон шпор и четкие мужские шаги. Вспорхнули побеспокоенные голуби, лениво всколыхнулись миртовые кусты у мощенной камнем дорожки, затрепетали листвой под упругим потоком воздуха - так стремительно шагал человек в дорожном плаще и высоких сапогах, придерживая цеплявшуюся за кусты шпагу.
   А из окна за идущим человеком задумчиво наблюдала настоятельница монастыря урсулинок, пропустившая его повидаться с сестрой. Непонятная история с ее воспитанницей вынудила аббатису нарушить некоторые правила...
   ...Синеглазая, белокожая девушка с темными волосами, так похожая на своего отца, в простом шерстяном платье с белым воротничком побежала навстречу Питеру. Он подхватил ее на руки и закружил по комнате для свиданий, не стесняясь присутствия строго глядящей пожилой привратницы.
   - Почему ты здесь, Пьетро? - радостно и удивленно спрашивала девушка. - Что случилось? Неужели ты хочешь забрать меня отсюда? Ведь осталось почти полгода! Отец Марко еще не закончил своих лекций!
   - Нет, я не заберу тебя до срока, моя хорошая. Только объясни мне вот это! - и Питер достал из кармана сложенное письмо с печатью монастыря. Мария внимательно прочла, вздохнула и опустила руки.
   - Да, Пьетро, я расскажу тебе, как все было. Примерно два месяца назад в соборе я познакомилась с одним молодым офицером. Он показался мне приятным, вел себя учтиво, как человек из высшего общества, хотя был немного странным... как будто совершенно невежественным, но выучившим наизусть две или три книги. Бывает такое, как ты думаешь? Его ставили в тупик самые простые вопросы. Зато он хорошо знал жизнь высшего круга и рассказывал удивительные вещи... Одним словом, разговаривать с ним было забавно. Наверное, он просто смущался, потому что... явно выказывал ко мне особую симпатию... Хотя в то же время казался очень уверенным в себе!
   - Ты узнала его имя?
   - Да, он сразу представился: лейтенант Жером де Сен-Паскуале. Он сказал, что был ранен на поле боя и ему дали отпуск для излечения... Мы потом еще несколько раз встречались в церкви. Он был весьма любезен, приносил мне цветы и редкие книги. И говорил, что видит во сне мои глаза... Глупости, конечно!.. Он рассказывал, что сам из Рима, и в его доме огромная, очень ценная библиотека. Даже перечислял, какие книги там хранятся, и звал меня поехать с ним, чтобы там я выбрала все, что мне понравиться! Посуди сам, Пьетро, кто мог бы устоять против такого приглашения! Здесь я все давно уже перечитала... Но никто не отпустил бы меня с ним одну! Я решила сказаться больной, чтобы здесь меня оставили в покое, а сама потихоньку ушла. Он ждал меня в гостинице...
   Питер подался вперед и сжал ее плечи.
   - Нет-нет, что ты подумал?! Я там заперлась в своей комнате и не открыла, хотя он и просил меня... Нет, Пьетро, ничего между нами не было! И больше того скажу: я под утро вернулась в монастырь, даже не успев никуда уехать! Потому что ночью услышала, как во двор гостиницы въехала карета. И в окно увидела, как мой кавалер вышел по двор встретить некую даму... Я случайно услышала их разговор и поняла, что обманута. Эта дама оказалась его любовницей! Из их разговора я поняла только одно: ей почему-то надо было, чтобы он увез меня из монастыря. До сих пор не понимаю, зачем... Наверное, чтобы скомпрометировать меня - какая же еще может быть причина!
   - А как выглядел этот человек? Опиши мне его, дорогая.
   - Довольно высокий, плотный, красивый лицом, со светлыми вьющимися волосами... Речь любезная, порой даже преувеличенно сладкая. Он любит повторять такие словечки: "драгоценнейшая моя!", "несравненная!" и все в таком духе...
   Питер похлопывал перчаткой по руке. Ему не верилось, что Мария описывает виконта де Сен-Поля... Значит, все это было его злой шуткой? А женщина? Может быть, это Жозефина? И если это была она, зачем ей понадобилось компрометировать его сестру? Сам черт не разберется в этой дьявольской игре! Но он все выяснит. Только немного позже... Слава богу, с Марией все в порядке!..
   Он вздохнул и прикрыл глаза. Оказывается, у него больше не осталось душевных сил. Скорее бы оказаться в уютном и тихом доме синьоры Висконтини.

***

   ...Амалию поразило его похудевшее лицо с потерявшими юношескую округлость чертами и ставшими заметнее морщинками меж бровей и у губ. Но яркие, блестящие глаза нежно улыбались ей.
   - Марио, какое счастье, ты здесь! - тихо говорила она, гладя его волосы. - Представляю, как обрадуется Франческа! Она с няней только что ушла погулять... У тебя усталый вид, мой милый. Присядь же, я сниму с тебя сапоги... Хочешь кьянти? Сейчас я велю подать ужин!
   - Не беспокойся, дорогая, - он завладел ее руками и не позволил двинуться с места. - Я не голоден. А вот кьянти выпью с удовольствием, если ты составишь мне компанию!
   Она счастливо смеялась, наливая бокалы. Эта молодая, очаровательная женщина по-прежнему оставалась одна в огромном пустом доме, одна, без мужчины...
   Питер обнял ее за плечи, коснулся губами виска, усадил рядом. Потом рассказывал, что произошло за то время, пока они не виделись. Она слушала, беззвучно роняя слезы.
   - Почему ты плачешь?
   - У тебя на лице печать страдания. Я представила, что ты пережил. И всё случилось одно за другим! Сначала пожар, потом несчастье с твоими кораблями, и еще хуже - эта история с Маргаритой... Ужасно!.. Всё говорило о том, что она ушла с другим... Невероятно! И как ты это вынес?
   - Не хочу вспоминать. Но знаешь, теперь мне кажется, что всё это - каким-то странным образом связанная между собою цепь событий. Если подумать, сопоставить все детали, приходишь к такому выводу. Бесспорно, кто-то хочет сломить меня, я это чувствую. Не убить - это было бы слишком просто, а именно сломить, растереть в прах, морально уничтожить, отнять всё. И этот "кто-то" весьма успешно добивается своей цели! Если не считать моральных потерь, мои деньги растаяли как снег под солнцем за каких-нибудь три-четыре месяца! Я, конечно, не скаредничал, много тратил, но делал это из расчета на вполне реальную прибыль. И вот представь: то богатая добыча моих каперов была разграблена, то мои грузы пропали на таможне, то сгорела моя лаборатория с ценным оборудованием и дорогим сырьем, потом - немалые расходы на ремонт кораблей. Всё это поглотило практически все мои сбережения. А я-то считал, что имею приличное состояние!
   - И ты еще смеешься!?
   - Ну, что же мне, плакать? Нет, дорогая, конечно, до нищеты мне еще далеко, но все же знать, что кто-то жаждет моего разорения - приятного мало!
   - Я беспокоюсь за тебя, Марио. У тебя достаточно завистников.
   - Наверное... Лия, прости, я не должен был нарушать твой покой, рассказывая все это!
   - Нет, мой дорогой, я очень ценю твою откровенность. Значит, ты мне по-прежнему доверяешь. И скажи, зачем мне мой бесполезный покой? Ты выговоришься, и тебе станет легче.
   - Негоже заставлять женщину волноваться из-за проблем, с которыми мужчина должен справляться сам.
   - Вот вечная ошибка сильных мужчин! Они думают, что сделаны из железа! Кто бы мог хладнокровно пережить то, что случилось с тобой?! Любому человеку нужна поддержка, каким бы сильным он ни был!
   - Тебе вряд ли удастся меня переубедить, дорогая. Давай забудем обо всем! Смотри, что я привез тебе.
   Он поставил перед ней изящную атласную коробочку с перламутровыми баночками и флаконами хрустального стекла, достал один, с пробкой в виде голубой стрекозы с золотыми крыльями.
   - Эти духи специально для тебя, Лия. Мне кажется, это твой аромат. - Он открыл пробку, и сразу нежно запахло молодой листвой, свежестью и лесной фиалкой. - Тебе нравится?
   Она вдыхала аромат, рассматривала флакон, и ее глаза светились счастьем.
   - Это невозможно!.. Настоящий букет фиалок... Как ты их назвал?
   - "Лесная нимфа".
   - Ты просто волшебник!
   - Нет, к сожалению... А это для Франчески.
   И он открыл небольшой сафьяновый несессер. В нем на красном бархате лежали зеркальце, щетки для волос, гребни и заколки - всё из слоновой кости, отделанной золотом. Амалия всплеснула руками:
   - Какая прелесть! Но это слишком роскошный подарок для ребенка.
   - Франческа уже совсем большая, почти невеста, - улыбнулся Питер. - Я думал послать это ко дню ее первого причастия... но не успел.
   - О, ничего страшного, ты не представляешь, как она будет счастлива! У нее никогда не было ничего подобного. Нет, просто я не хотела ее баловать...
   - А я бы хотел.
   Воцарилось тягостное молчание. Потом он вдруг спросил:
   - Ты поедешь со мной?
   - Я не могу.
   - Почему?
   - Ты знаешь.
   - Поедем, Лия. Ты нужна мне.
   - Не я, но только мое понимание и любовь. Ведь так, Марио? Никто не сделан из железа. Ты просто устал, мой милый. Постоянное напряжение и беды кого угодно сведут с ума. Это лишь минутная слабость, которая быстро пройдет, как только ты отдохнешь и успокоишься. Это всего лишь маленькая слабость...
   - Откуда тебе знать?
   Амалия отвела глаза и вздохнула.
   - Просто я чувствую... Посмотрим же правде в глаза: ты бесконечно нежен со мной, однако я не нужна тебе как женщина. Ты любишь меня как сестру... Ах, зачем эти разговоры? Ведь ничего изменить невозможно!
   Он резко поднялся и подошел к окну.
   -У меня есть дела в Риме и Венеции. На обратном пути я заеду и снова спрошу тебя, Лия. У тебя есть время подумать.

***

   ...Кардинал Альберони раздраженно ходил по мягкому ковру от окна к столу, нервно подергивая широкий атласный пояс, и говорил:
   - Почему вы здесь, граф? Вы отказываетесь выполнять мои приказы?! Вы считаете, что лучше осведомлены о положении дел?!
   - Нет, монсеньор, я не столь самонадеян, но я много раз докладывал...
   - Да-да, я регулярно получал ваши сообщения, однако сейчас мне нужны глаза и уши при дворе Претендента! Я должен знать о каждом его шаге и максимально ускорить его высадку в Англии!
   - Монсеньор, это ни к чему не приведет. Даже если Эдуарду удастся собрать достаточное количество вооружения и людей, в Англии он потерпит поражение.
   - В Англии, и особенно в Шотландии у Претендента много сторонников!
   - Да, монсеньор, поскольку Стюарты в прошлом были шотландскими вождями. Но сейчас надежда на восстание против английской короны весьма призрачна: у шотландцев теперь нет достаточно влиятельного предводителя и вдохновителя этого дела, но самое главное - у них попросту нет денег.
   - Король Людовик обещал сделать все возможное! В конце концов, это и в его интересах! Даже не обязательно, чтобы восстание победило. Главное, чтобы оно вызвало серьезную обеспокоенность английского правительства, и то отозвало часть войск с театра военных действий!
   - Это понятно. Однако прошу меня простить, монсеньор, но я вынужден повторить - казна наших союзников пуста. Король Людовик постоянно ищет источники доходов, чтобы покрыть огромные долги. К сожалению, он лишился финансового гения Кольбера. При нем в казну поступало примерно 112 миллионов ливров в год, а король расходовал 116 миллионов. Кольбер каким-то чудом ухитрялся сводить баланс. А сейчас годовой доход, даже учитывая невероятное увеличение налогов, всего около 50-60 миллионов. Зато расходы возросли до 220 миллионов в год!
   Кардинал остановился и посмотрел на графа. Тот слегка поклонился и с едва заметной улыбкой ответил на невысказанный вопрос:
   - Сведения от интенданта финансов господина Демарэ, монсеньор.
   - У вас отменная память, граф. Однако речь не об этом. Нужно, чтобы Претендент не сидел мышью под крылышком Людовика, а проявлял активность, готовность в любой момент высадиться на Острове! Или, по крайней мере, чтобы вокруг него чувствовалось опасное движение. Я хочу, чтобы вы были там и докладывали мне о настроениях при дворе Претендента. И, разумеется, влияли на эти настроения! Молодые, энергичные люди вроде вас, граф - это закваска, заставляющая бродить виноградный сок, превратить его в игристое вино, которое рано или поздно вышибает пробку из бутылки!
   Питер едва сдержался, чтобы не расхохотаться. При всем его уважении к кардиналу, было невозможно забыть, что тот был сыном винодела из-под Пьяченцы...
   Разговор между ними продолжался уже около двух часов, и Питер постепенно начинал терять терпение. Он находил все новые и новые аргументы, но кардинал был непреклонен. Граф просил Альберони предоставить ему свободу выбора инструментов, которыми он сможет действовать на благо Испании - и в его, кардинала, интересах. Питеру необходима была свобода маневра, чтобы в один день оказаться, например, в Тулоне, куда стекаются сведения со всего Средиземного моря, а в другой день - в Париже или Дюнкерке, чтобы перехватить нужную информацию или отправить своего человека через Па-де-Кале.
   Но кардинал продолжал настаивать на своем. И Питер придумал, как поступить. Зная, что Альберони уже давно сидит в Риме и ждет аудиенции папы, недовольного некоторыми его политическими авантюрами, граф готов был попробовать изменить ситуацию в пользу своего патрона, воспользовавшись своими старыми связями. Только бы кардинал согласился предоставить ему карт-бланш! Это было бы самой большой его победой.
  
   Эль саид (арабск,) - господин.
   Олоросо (oloroso) - выдержанный крепкий херес, красный или коньячного цвета, как правило, крепче других видов хереса (до 25 градусов)
   Херес амонтильядо (amontillado) - более сладкий, чем прочие хересы, янтарного цвета, с привкусом ореха., крепостью до 18-25 градусов.
   Топ - оконечность, верхушка мачты.
   Ливр - Во Франции до 1795 г.: денежная единица, равная 20 су, 1/4 луидора
   Саламанка - город в Испании, где в 1218 г. король Альфонс IX создал знаменитый университет, один из первых в Европе.
   Луидор (фр. Louis d'or - золотой Луи) - золотая монета Франции, впервые отчеканена по образцу испанского пистоля в 1640 г. при Людовике XIII.
  
   Chiaro - (ит.) светлый, ясный, солнечный. Здесь - светло-русая.
   Альгамбра - (от араб. аль-хамра - красная) - дворец мавританских властителей в Испании на восточной окраине Гранады. (середина 13 - конец 14 вв.)
   Брави (итал)- бандит, наемный убийца.
   Кортехо (исп.) - признанный поклонник, официальный любовник.
   Остистый отросток позвонка.
   12 октября 1702 в бухте Виго в Галисии англо-голландская эскадра под командованием Дж. Рука уничтожила испанский флот, перевозивший огромную партию серебра и золота из колоний, предназначенного для армии.
   Шпангоуты вместе с бимсами и флорами образуют рамы, обеспечивающие поперечную жесткость корпуса судна.
   Клотик - оконечность мачты - круглый плоский диск закругленной формы, которым заканчивается мачта или флагшток.
  
   Балкон - выходящая на корму огороженная площадка на большом парусном судне. Служил местом прогулок адмирала или капитана
   Крюйт-камера - на парусном корабле - помещение для хранения порохов и боеприпасов, иногда другого оружия. Вход в крюйт-камеру разрешался лишь определенным лицам.
   Лье - Морское = 5,556 км.; сухопутное = 4,444 км.
   Руслени - небольшие площадки за бортом для крепления вантов - растяжек, держащих мачты в вертикальном положении.
   Шканцы - верхняя палуба в кормовой части парусного корабля, от грот-мачты до бизань-мачты, где обычно устанавливались компасы и находились вахтенные офицеры, где проводились общие молитвы, смотры команды, похороны умерших и др. официальные события корабельной жизни.
   Су - (франц. sou).- французская денежно-счетная единица, составлявшая 1/20 ливра или 12 денье.
   Лейтенант (франц. Lieutenant) здесь: первонач. - заместитель.
   День Всех Святых у католиков - 1 ноября.
   Пуританская (реформистская) религия отличалась аскетизмом и запрещала пышную одежду и украшения.
   Буканьеры - французское название вольных охотников, обитавших на Больших Антильских островах. Были основными поставщиками провизии для кораблей. Первоначально названы так от индейского слова "букан" - деревянной решетки, установленной на четыре рогатины для жарки туш свиней и быков.
   Ксантиппа, (Xantippa), супруга Сократа, вошедшая в поговорку своей сварливостью.
  
   Маргарет Кэвендиш, герцогиня Ньюкасл (1623-1673) - одна из образованнейших женщин своего времени. Писала стихи, прозу, драмы, философские сочинения, эссе.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"