...В конце февраля герцогиня д'Арбонтес благополучно разрешилась от бремени, произведя на свет здоровую девочку.
Жозефина терпеливо и стойко вынесла все положенные мучения, желая получить "неоспоримое свидетельство" ее связи с графом де Монтель, и была немало разочарована: она хотела мальчика. Это было бы гораздо эффектнее. Она думала все же попытаться ввести графа в заблуждение, и для этого мальчик подошел бы лучше, ведь какой мужчина не мечтает о сыне! Конечно, сама себя она не обманывала - этот ребенок был от другого. И убедить графа в его отцовстве будет крайне трудно, если вообще возможно. Таких "случайностей" он не допускал с тех самых пор, как оставил свидетельство своей любви юной синьорине Висконтини. Однако герцогиня все же хотела попробовать убедить его. Размышляя над этим, ей пришла мысль, что и девочка в данном случае может быть полезна!
"Людовик VII тоже имел одних дочерей, - думала она. - Чтобы получить наследника, он женился три раза и имел пять девочек от трех жен! И только третья супруга принесла ему единственного сына. Ни Элеонора Аквитанская, ни Констанция Кастильская не могли родить от него мальчика! Хотя впоследствии Элеонора подарила второму своему супругу четверых сыновей подряд! Выходит, все дело в семени? Определенно так! Граф де Монтель, конечно, не из династии Капетингов, но вполне может иметь подобную особенность - у него две дочери от разных женщин. Ах да, предположим, теперь уже три ... Интересно, кого в этот раз принесет Маргарита? Если будет девочка, это подтвердит мою догадку. Надо обязательно напомнить графу историю с Людовиком VII... В любом случае у него появятся сомнения - я хорошо его знаю! Такой благородный человек не останется равнодушен к судьбе ребенка - и его матери, надеюсь, тоже... Вот только простил ли мне граф тот карамболь с его сестрой? Никогда не забуду его лица тогда, в карете... Впрочем, его ученая синьорина нимало не пострадала, а могла бы! Этого никчемного болтуна Сен-Поля давно бы пора вышвырнуть. Ни на кого нельзя положиться! Пришло время мне самой браться за дело..."
У Жозефины был уже готов вполне определенный и радикальный план. Может быть, жестокий - да, но другого выхода она просто не видела. Достаточно она изощрялась, выдумывая разные способы естественного устранения с пути этой маленькой испанки, так надолго пленившей сердце графа. Теперь герцогиня решила взяться за дело собственноручно и сделать все просто, без затей. Для этого надо было только попасть в дом графа, когда там соберутся гости. Это случится совсем скоро, ведь в Монтеле обязательно устроят праздник по случаю рождения ребенка. К этому дню Жозефина уже приготовила свой "подарок". Остается только немного подождать.
В последние недели вынужденного безделья герцогиня тщательно ухаживала за собой и неусыпно следила за каждым шагом графа де Монтель. Она в подробностях знала о его победах на море, о наводнении, обо всех его делах и той идиллической жизни, что он вел теперь в угоду своей жене, в ожидании родов. Жозефина в мечтах строила самые фантастические, самые захватывающие планы собственного безоблачного счастья рядом с графом. Она была уверена, что у нее все получится. А грех ее не пугал. Она в старости как-нибудь его замолит...
...Взглянув на красное сморщенное личико ребенка, герцогиня передала его в руки кормилице и сказала:
- Каждый месяц в этот день ты будешь показывать мне это существо, пока я не разгляжу его черты. Тогда я определю его судьбу. Можешь идти!
- А как мадам прикажет называть малютку? Ее уже крестили?
- Ее имя Паола.
***
...Цвел миндаль, и в розовато-белых облаках утопали сады. Легкий теплый ветер приносил ароматы первых цветов и молодой зелени. Последние лучи солнца окрашивали небо нежнейшими оттенками аметистового, сиреневого, розового и пурпурного. Этой дивной палитрой закатного неба и наступающей весны граф де Монтель и его жена любовались из лоджии второго этажа, где они устроились в уютных креслах, покрытых нежным мехом леопарда. Перед ними на низком столике стояли вазочки с засахаренными фруктами и блюдо с миниатюрными пирожными разнообразных видов. Их собственноручно приготовил для молодой хозяйки повар графа мэтр Брюно. Достойный мэтр был в полном восторге оттого, что у графини пробудилась охота к сладостям, и его десерты пользовались у нее неизменным успехом. Брюно испытывал скрытую гордость, каждый день удивляя самыми изысканными шедеврами своего искусства.
Служанка подала горячий шоколад - для мадам, а граф, в последнее время по какой-то причине отказавшийся от кофе, пил излюбленный королем Людовиком XIV чай. Но если великий король употреблял чай как лекарство от подагры, то Питер делал этот горький напиток совершенно экзотическим, добавляя в него дольку лимона, кусочек сахара и херес олоросо. Неповторимый аромат, исходивший из тонкой фарфоровой чашки мужа, будоражил чувственность Маргариты. Она полулежала в кресле, подложив подушки под поясницу, и лакомилась миндальными пирожными, вслух удивляясь тем временам, когда она не могла выносить даже запаха миндаля и корицы! Питер с ласковой улыбкой смотрел на нее. Вид беременной жены наполнял его душу бесконечной нежностью и умиротворением. Впервые он мог с радостным удивлением и восхищением следить за происходящими в ней переменами. Когда она носила Диану, у него не было такой возможности...
Маргарита поймала его взгляд и беспокойно проговорила:
- О, Питер, не надо на меня так смотреть! Я выгляжу отвратительно толстой и безобразной. Напрасно вы потакаете всем моим прихотям - я так растолстею, что вы в конце концов меня разлюбите!
Он тихо рассмеялся. Ее миниатюрная фигурка с большим животом была так удивительно гармонична и приятна его взгляду, что ничего прекраснее он не мог себе и представить.
- Если бы вы знали, моя дорогая, какие мысли вызывает у меня ваш неотразимый вид! - улыбаясь, проговорил он. - Мне хочется видеть вас такой каждый год!
Маргарита едва не поперхнулась пирожным.
- Бог с вами, сеньор! Каждый год - это слишком! Позвольте мне справиться хотя бы с этим.
- Осталось совсем недолго - срок в конце марта или в самом начале апреля.
Питер с живостью опустился у ее ног и хотел послушать, как ведет себя малыш в ее животе, но стук в застекленную дверь, выходящую в комнаты, заставил его поднять голову. Вошедший слуга доложил, что в гостиной графа ждет некий господин, представившийся маркизом де Гискаром из Лондона. Поднимаясь на ноги, Питер недовольно поморщился:
- Вот уж кого не ожидал...
- Кто это? - спросила Маргарита.
- Одному дьяволу известно, моя дорогая. Довольно темная личность. Могу сказать только, что он такой же маркиз, как я - император. Кажется, когда-то он был священником, потом присвоил себе титул. Однако в уме и ловкости ему не откажешь. В последний раз мы виделись с де Гискаром в Лондоне. По-моему, он шпионил там для короля Людовика в окружении лорда Болингброка и леди Кливленд.
- Вы сказали, он присвоил себе титул? Разве такое возможно?
- Сегодня всё чаще это делают - и проходимцы, и вполне разумные люди, не лишенные способностей. Подобный снобизм вызывает у меня улыбку. Как будто герб прибавляет благородства, достоинства или ума! Можно переодеть в бархатный камзол погонщика мулов и нацепить на него шпагу, но разве от этого он станет дворянином? Возможно, такие люди в чем-то чувствуют свою ущербность, их можно только пожалеть.
- Вы снисходительно относитесь к человеческим слабостям, а меня такой обман возмущает! Я бы не стала принимать этого "маркиза"!
- Он приехал из Лондона. Вероятно, дело чрезвычайной важности - по пустякам никто не стал бы так рисковать.
- Какие же дела могут быть у подобного человека к вам?
- Сейчас я это узнаю. Оставайтесь пока здесь, моя дорогая. Может быть, в вашем присутствии он всего не скажет, - не хотелось, чтобы его визит затянулся. У меня на этот вечер совсем другие планы.
Питер ушел, а Маргарита с волнением подумала: "А если это еще один посланец леди Кливленд с любовным письмом для графа? Питер не хотел, чтобы я вместе с ним принимала этого человека. Значит, он предполагал какие-то секреты, о которых мне нельзя знать? Он не хочет меня расстраивать, но я должна знать всё! Вдруг эта женщина вздумала приехать сюда? Она инкогнито была в Париже - что мешает ей приехать в Тулузу?.."
Графиня была убеждена, что дамы, однажды покоренные ее супругом, уже не могли забыть его. Подтверждением тому служили пылкие признания Дианы де Лафоре и Шарлоты де Келюс, - она слышала их собственными ушами! А откровенное признание той же леди Кливленд? А давняя любовь Амалии Висконтини или герцогини Фуэнтодос?! Даже ее камеристка, очаровательная каталонка Марселина тихо таяла от восхищения всякий раз, как только видела своего сеньора! И сколько подобных ей - одному богу известно!
Такие тревожные мысли мучили Маргариту постоянно. Но именно теперь она беспокоилась гораздо больше, потому что сейчас отказывала мужу в интимной близости. Церковь запрещала плотские удовольствия во время беременности, поскольку цель супружеских сношений была достигнута. Однако ее муж не признавал никаких запретов. Ему ничего не стоило в пять минут, шутя сломить ее сопротивление. Вначале Питер делал это, и устоять перед ним было невозможно. А после она мучилась раскаянием, что поддалась соблазну. Маргарита боялась. И так уже достаточно ее прегрешений, чтобы навлечь беду на еще не родившегося ребенка!
Питер не мог переубедить ее, как ни старался, и ему пришлось смириться. Ради ее спокойствия он выдерживал этот пост. Однако Маргарита хотела, чтобы каждую ночь они спали в одной постели. Ей необходимо было чувствовать себя защищенной в его объятиях. Какие муки при этом приходилось испытывать ее супругу, она даже не догадывалась!
...Маргарита быстро спустилась вниз и подошла к дверям голубой гостиной, где граф принимал гостя. Она боялась услышать что-то, подтверждающее самые худшие её опасения. Она прислушалась. Незнакомый уверенный голос настойчиво убеждал:
- ...Дорогой граф, вы покусились на нечто большее, чем просто деньги. Эти средства были предназначены для закупки оружия и вербовки солдат для ополчения в самом Лондоне и его окрестностях. Самое большее - через два месяца планируется восстание якобитов в Шотландии, выступление сторонников Претендента в Лондоне! Высадка десанта, обещанная Людовиком, произойдет в это же время.
- Неужели? - иронически усмехнулся граф. - Вы сами-то верите в это?
- Разумеется! И у меня есть доказательства из Сен-Жермена.
- Несчастный принц, практически заключенный в Сен-Жермене, жив только милостями Людовика. Король дает ему кров и пищу - что же ему остается, как не верить в королевские обещания, даже самые фантастические!..
Маргарита, послушав немного, поднялась в свои покои, успокоенная тем, что речь идет всего лишь о политике.
Между тем де Гискар продолжал:
- Наш спор совершенно бесплоден, милый граф. Я должен сделать вам официальное заявление от лица, меня пославшего: если вы не вернете золото, добытое вашими пиратскими действиями...
- Пиратскими действиями?! - возмущенно перебил Питер. - Что за чушь вы несете, милейший? С каких это пор военные трофеи считаются пиратской добычей?!
- Я не специалист в этих тонкостях, милорд, и только исполняю поручение. Если вы добровольно не вернете всего, то - уж не взыщите! - к вам будут применены столь же бесцеремонные методы!
- Вот как?! Вы, кажется, мне угрожаете?
- Повторяю, я всего лишь посланец. Но леди Кливленд в ярости. Она не остановится ни перед чем! Отнеситесь к этому со всей серьезностью, милорд. По иронии судьбы именно вы подсказали Джозиане обратиться в Голландию, где можно было бы достать денег для дела всей ее жизни. Помните? Вы даже назвали ей банк... Она взяла огромный кредит под немыслимый залог. Она уже заказала две большие партии оружия. Она поставила на карту всё!.. О, леди Джозиана не ожидала такого удара! Она всегда считала вас другом. Больше, чем другом - вы не станете этого отрицать. Вы на деле доказали ей эту дружбу, когда прошлым летом были столь красноречивы в парламенте... и в ее постели.
- Прекрасно!.. Теперь послушайте меня, господин де Гискар, - тон графа стал суров. - Поговорим о вещах более важных, чем мои альковные похождения. В банковских бумагах, захваченных мною, нет ни одного упоминания о леди Кливленд или о каких-либо ее посредниках и доверителях. Всё это не более чем ваши фантазии, дорогой маркиз. Нет никакого свидетельства о кредите на ее имя, а по подложным документам она не получила бы ничего. Это первое. Второе, и главное: ни у кого - никогда! - не возникало сомнений в законности моих действий. Да, я напал на голландцев, потому что Испания находится в состоянии войны с Голландией и Англией, ее союзницей. Мои корабли несут испанский флаг, а я - офицер флота Его Католического Величества, если вам это еще не известно. Я выиграл бой у противника, превосходящего мои силы числом пушек и классностью кораблей, - и это была честная победа! Тому есть не одна сотня свидетелей. А если у кого-то возникают сомнения в отношении моей чести - вам известно, сударь, как я могу ее защитить.
- О, да, милорд! - воскликнул де Гискар. - Лично у меня нет никаких сомнений! Война есть война! Но не забывайте, мой дорогой друг, что я всего лишь посланец и передаю чужие слова. И если вы не возвратите то золото и серебро, что взяла ваша призовая команда на "Утрехте", то последствия для вас будут самыми плачевными.
- Черт возьми, де Гискар, я начинаю терять терпение! Что всё это значит?!
- Я же объяснил, милорд. Вы по ошибке - или по злому умыслу - захватили те средства, что леди Кливленд ценою многих усилий получила от голландского банка под колоссальный залог. Вернее, еще не получила... но получит несомненно! Вы отправите в Лондон те сундуки вместе с их содержимым и банковскими бумагами. На всё вам дается ровно месяц, чтобы возместить недостающее, поскольку вы успели потратить достаточно: честно отослали своему королю положенный процент с добычи и выплатили жалованье экипажам, кое-что ушло на починку такелажа, и довольно много потрачено совершенно бессмысленно - на роскошные подарки и никчемную благотворительность!
- И вы хотите, чтобы я все это вернул? - расхохотался граф. - Уж не вам ли?
- Нет, но на мое имя в Лондоне. Вы прекрасно понимаете, что имя дочери короля Якова не должно упоминаться.
- Должно быть, вы повредились в уме, мой дорогой. Таких дорогих подарков я не делаю даже дамам.
- Милорд, вы можете шутить сколько угодно, однако дело серьезное, и как бы вам потом не пожалеть о своем легкомысленном поведении.
- Опять угрозы? И почему я до сих пор не приказал спустить вас с лестницы? - пожал плечами Питер.
- Не спешите, я уйду сам. Только хочу предупредить, дорогой граф: вы еще не знаете всего. У леди Кливленд есть одна весьма полезная вещичка - тончайшая серебряная пластинка с ювелирно прорезанным насквозь неким магическим словом. Стоит приложить эту пластинку к бумаге и обвести пером прорезанные буквы... Вы догадываетесь, о чем я? Это клише вашей подписи, до мельчайшего завитка повторяющего вашу руку. Только представьте себе грандиозные возможности этой подписи, граф! Ее можно поставить под любым документом, любым письмом, и адресовать кому угодно! Например, послать зашифрованное письмо с рассказом о заговоре против короля какому-нибудь вашему другу. И его схватят за чтением этого послания. Вашу подпись невозможно отличить от подлинной, и вам очень трудно будет доказать...
- Убирайтесь к дьяволу, де Гискар! - резко перебил его граф. - У меня просто руки чешутся нанизать вас на шпагу!
- О, это благородное негодование! Хорошо, хорошо я ухожу. Но учтите - это еще не все возможные способы воздействия. Есть и более жестокие. Помните об этом, дорогой граф! Вот все, что я должен был вам передать. Однако прошу вас, милорд, не держите на меня зла! Лично мне вы очень симпатичны, и было бы жаль потерять вашу дружбу. Что же касается леди Джозианы, вы сами знаете, на что способна влюбленная и покинутая женщина, да еще обманутая в своих надеждах! Мой вам совет - берегитесь!
И де Гискар, выходя, развязно захохотал.
*
...Маргарита не могла понять, почему до сих пор не вернулся Питер, хотя уже так поздно. Она спросила, где сеньор, и получила ответ: в мастерской. Впрочем, она это знала. Ее супруг все чаще уединялся там в последнее время. И она догадывалась, почему. Вероятно, подспудное раздражение и неудовлетворенность мучили его никак не меньше, чем ее. Питер погружался в свои фантазии, воплощая их в воске или на полотне, а она не могла найти себе места, зная, что он совсем рядом, но не с ней.
Маргарита решилась во второй раз нарушить его уединение.
Смело постучав в тяжелую дверь, графиня не получила ответа. Она постучала еще раз, уже настойчивее - бесполезно!
Когда дверь, наконец, отворилась, граф стоял на пороге с недовольным лицом.
- В чем дело? - спросил он бесстрастно.
- Я тоже хотела бы знать, в чем дело! И вот я здесь...
- Так что же? Вам еще не наскучило мое общество? - с едва заметной иронией произнес он.
- Как вы нелюбезны, сеньор! Неужели вы будете держать меня на пороге?
Он неохотно отступил, пропуская ее внутрь.
- Как видно, вы не собираетесь сегодня ложиться? - легко спросила Маргарита, оглядывая мастерскую. Ей не хотелось замечать недовольство мужа. Пусть сердится сколько угодно - она намерена поскорее вытащить его отсюда!
Питер вопрошающе смотрел на нее, сложив руки на груди, и молчал.
- Чем вы здесь заняты, сеньор, можно узнать? - спросила она беспечно. - Вы закончили ту работу, о которой мне говорили?
- Да, закончил.
- Можно мне взглянуть?
- Нет.
- Почему?
- Я не хочу.
- Ах, вот как, сеньор? Значит, это какой-то секрет, который я не должна видеть? А мне ужасно интересно! - своенравно заявила Маргарита и тут же двинулась к стоявшему в центре мольберту, закрытому темной тканью. Питер заступил ей дорогу:
- Прошу вас, не делайте этого.
- Но я хочу взглянуть! - упрямо проговорила она и решительно направилась к мольберту. Питер больше не сделал ничего, чтобы ее задержать. Он остался стоять на месте, мрачным взглядом следя за женой.
Маргарита нетерпеливой рукой сдернула ткань с подрамника... и остолбенела! На нее брызнул яркий свет солнца, переливы светлого шелка, изумрудные блики воды - и блеск таких же изумрудных глаз прелестной женщины с волосами цвета красного дерева...
Не в силах отвести взгляд от полотна, графиня несколько мгновений была будто ослеплена, но теперь стала различать детали: едва прикрытую грудь женщины, молочно-белую, будто просвечивающую изнутри нежно-розовым сиянием, руки с изысканно тонкими пальцами, приоткрытые яркие губы - их сочность и влажный блеск казались живыми, притягивали! Эти губы словно имели привкус соленого ветра с лагуны - и сладость спелых ягод... Красавица сидела в красной гондоле, опираясь на шелковые подушки. Накидка зеленого бархата, подбитая горностаем, окутывала ее безупречные плечи; нити жемчуга мерцали в роскошных волосах... Казалось, тяжесть этих великолепных волос заставила женщину чуть откинуть голову с неподражаемой величественностью. В ее взгляде, в повороте головы, в приоткрытых губах было столько томительного чувства, страстной силы и откровенного желания! Маргарита стояла перед портретом, как пораженная громом - и не могла от него оторваться...
Наконец она медленно повернулась к мужу с потрясенным лицом. Питер был удивительно спокоен и не избегал встретить ее взгляд, полный смятения. Маргарита хотела что-то сказать, но голос изменил ей. Она снова, не отрываясь, смотрела на портрет. И, наконец, произнесла беззвучным шепотом:
- Эта женщина... была твоей любовницей?
Он глухо ответил:
- Да.
- Кто она?
- Венецианская кортиджана.
Маргарита вздрогнула.
- Куртизанка?! О, сеньор дошел уже до такого!.. - с горечью произнесла она и резко отвернулась, презрительно кривя губы.
И вдруг ее пронзила простая мысль: сколько времени она отказывала своему супругу? А сколько ночей он провел без нее! Три месяца!.. Чему же тут удивляться? Молодой мужчина не может вести себя, как монах. И все же... как было больно!
Вдруг Маргарита задохнулась от рыданий, бросилась к нему:
- Питер, ты же любишь меня! Скажи!
- Это правда.
- Тогда почему?!. О, нет, не говори ничего! Я понимаю: ни один мужчина не смог бы устоять перед ней!
- Она не волновала меня, и не вызывала желания. Тут другое. Я хотел забыть то, что меня мучило.
- Нет-нет, Питер, я не требую от вас оправданий! Столько раз я справедливо винила себя! Как можно мне сомневаться в вашей любви! Я чувствую себя центром всех ваших помыслов, бесконечной заботы и нежности. Надо быть настолько неблагодарной, чтобы упрекать... Только сейчас мне очень больно... и страшно! Страшно, что вы можете меня покинуть!
В его глазах читалось удивление. Он ожидал другого: упреков, скандала. Легкая улыбка пробежала по его губам, он ласково и уверенно привлек ее к себе. Маргарита судорожно вцепилась в его одежду:
- Питер, скажи только, что эта женщина - и все другие - ничего для тебя не значат! - взмолилась она.
- Неизмеримо меньше, чем моя супруга.
- И, всё же, они были! И будут...
- Это зависит от вас, моя дорогая. Вам хорошо известно, что может положить конец нашим взаимным страданиям. Не лучше ли прекратить истязать себя и отдаться вполне естественному желанию любить друг друга?
- Не мучайте меня! Осталось потерпеть совсем немного.
- Каких-нибудь три-четыре недели! - усмехнулся он. - Утрите слезы, Марго. Я открою вам один секрет. Но если об этом узнают - меня поднимут на смех.
Он взял ее за руку и подвел к тщательно укрытой скульптуре, лежавшей на низком постаменте. Через ткань угадывались округлые контуры женского тела.
- Мне удалось, наконец, купить нужное количество бронзы, чтобы отлить ее... Знаешь, почему я так много времени провожу здесь? Вовсе не из-за этой красавицы-венецианки, а из-за этого.
И он сдернул ткань со скульптуры. На низком постаменте лежала обнаженная бронзовая богиня, как будто пробуждающаяся от сна. Маргарита была настолько потрясена, что даже не сразу заметила сходство этой прелестной женщины с собой. А когда заметила, то пришла в смятение и восторг. Краска бросилась ей в лицо, она робко подняла на мужа сияющие глаза - и ничего не могла сказать.
- Только помните - никому ни слова! - серьезно проговорил Питер, но в его глазах плясали бесенята. - Меня засмеют, если узнают, что я провожу здесь время с бронзовой женщиной вместо живой!