Герой - дитя Европы, дворянин нового, XVIII века, времени, когда подули свежие ветры больших перемен, предвестники великой эпохи Просвещения.
Морской офицер, медик, предприниматель, испанский шпион, художник и - разумеется! - куртуазный любовник, - Питер Гальтон, известный в Европе как граф де Монтель, - родился в знатной английской семье. Но ему пришлось начинать самостоятельную жизнь с чистого листа, вдалеке от дома, на прекрасных и беспощадных островах Карибского моря. Его судьба - это борьба за выживание, за достоинство и честь, за счастье любимых людей и страну, на верность которой он присягнул. Питер любит и обманывается, учится и ошибается, мстит и спасает жизни, помогает обездоленным и противостоит могущественным недругам, оружие которых - не только пуля, яд или шпага, но и беспредельная власть, косность, низость и злоба, тщеславие и лицемерие.
Простые моряки и портовые девки, знатные господа и прекрасные дамы, королевские особы и влюбленные служанки, члены тайных орденов и церковные догматики - вот герои, что живут здесь своими страстями, - от самых низменных до самых высоких. Жизнь графа де Монтеля легко вместила бы десяток жизней простого обывателя, занятого заботами только о своем покое и благополучии.
Действие книги происходит во времена войны за испанское наследство.
Часть I
Париж. 1703 г.
Глава первая
- Кажется, ты чем-то расстроен, приятель? - спросил граф де Монтель своего секретаря и камердинера Жана Потье во время утреннего туалета. Граф поднял глаза от фолианта, взгроможденного на туалетный столик, и внимательно посмотрел на отражение Жана в зеркале. Этот парень служил ему уже целых восемь лет и стал не только слугой, но и другом. Тот сокрушенно покачал головой:
- Ох, сударь, да чего уж греха таить...
Граф молча ждал продолжения. Но Жан только горестно махнул рукой и вздохнул, продолжая сосредоточенно взбивать мыльную пену для бритья. Его узкое подвижное лицо с рыжеватыми бровями и модными тонкими усиками чем-то удивительно напоминало хитрую лисью мордочку. Даже мать в детстве называла его Ренардо (Лисёнок), не говоря уж о приятелях-студентах Латинского квартала, где он успел проучиться целых три года. Так же звали его и соседи по улице Вожирар, где он родился, и где его отец держал богатую галантерейную лавку.
Жану не было и семнадцати, когда однажды ночью на улице Вожирар случился большой пожар, в котором сгорели их дом и лавка. Двум его младшими братьям и родителям не повезло - они задохнулись в дыму, так и не проснувшись... В ту злосчастную ночь Жан-Ренардо лишился всего. Но сам он чудом остался жив лишь потому, что в это время миловался со своей подружкой в другом конце города.
Чтобы заработать на кусок хлеба, Жану не приходилось привередничать - он брался за любую работу, хотя бы и самую черную. Но даже грузчиком в порт парня никто не хотел брать, презрительно посмеиваясь над его деликатным сложением и худобой. Университетскому недоучке приходилось только мечтать о чистой работе клерка, библиотекаря или писаря в конторе стряпчего, но для такой должности нужна была приличная одежда и даже парик, а на что их купить?..
Несчастья Жана закончились, когда юный Питер Гальтон подобрал его на ступенях Сорбонны едва живым от голода ... В те времена молодой лорд в силу некоторых обстоятельств скрывал свое родовое имя и положение. Он просто взял вторую половину своего имени от итальянки-матери и звался теперь шевалье де Лоретто. Питер думал поступить на королевскую службу и нуждался в преданном слуге. Молодые люди оказались почти ровесниками, и у обоих в жизни случилось нечто такое, что перевернуло судьбу каждого. Вероятно, это их и сблизило.
Ренардо возблагодарил Небо, посчитав, что ему крупно повезло.
Однако за все годы службы у графа школяр-недоучка не мог припомнить и трёх безмятежных дней без всевозможных историй. Было похоже, что его молодой хозяин заставлял Провидение подкидывать им приключения с регулярностью часового механизма. Жан суеверно полагал, что виной всему была внешность его сеньора. Конечно, и характер, но в такой бесподобной наружности ему виделось что-то божественное. Или дьявольское.
Питер Гальтон обладал очень высоким ростом и крепким сложением, но его фигура не казалась громоздкой благодаря природному изяществу и гармонии. Яркие глаза, смуглое выразительное лицо, копна блестящих черных кудрей до плеч - в нем чудесным образом сочетались кровь римских патрициев от матери и неукротимый дух Джона Гонта от отца, потомка внебрачной ветви рода этого славного рыцаря.
Юный наследник лорда Алена Гальтона, офицера Королевского флота, вырос в английском поместье своего отца под Кройдоном вместе с младшей сестрой и любящей матерью, в веселом окружении слуг-итальянцев. Он рано проявил интерес к наукам и морскому делу, живописи и музыке. Мальчик раньше положенного возраста выдержал экзамен и поступил в Королевский колледж Богоматери Итонской, что рядом с Виндзором.
Но после страшного несчастья, случившегося в имении, Питер прервал учебу и в четырнадцать лет покинул родной дом в Англии.
Сразу после этого еще одна катастрофа забросила его в Южные моря практически нищим. У юного наследника лорда и пэра не было ничего, кроме шпаги, и он предложил ее одному известному французскому корсару, чтобы не умереть с голоду и заодно кое-чему научиться. На родине все считали его погибшим.
Позже Питер вернулся в Европу, учился в Болонье и Париже, едва не погиб от рук наемных убийц и, наконец, встретил свою любовь в Мадриде. Там он готов был и остаться, поступив на тайную службу к кардиналу Альберони, хитрому тосканцу, бывшему в те времена негласным советником короля.
Больше всего на свете Гальтон мечтал жениться на своей возлюбленной, но прежде ему надо было добиться доверия ее отца, а тот и слышать не желал о браке своей дочери с безвестным иностранцем. Питер приложил немало усилий к тому, чтобы приобрести себе положение, состояние и собственный дом. Поскольку в Англии он был лишен всех прав и привилегий - в связи с мнимой гибелью, - ему пришлось всё начинать заново.
В скором времени он, уже лейтенант Королевской Армады , стал владельцем земель на юге Франции, у подножья Пиренеев, недалеко от Тулузы, где располагалось имение Монтель. Питер по собственному проекту построил там особняк, вызывающий восторг и завись всей округи.
Свадьба состоялась в Мадриде. Но прежде по условию брачного договора Гальтон стал подданным испанского короля. Если бы от него потребовали спуститься в преисподнюю, он сделал бы и это, настолько сильно был влюблен. Его свела с ума юная Маргарита де Гамба, прекрасный черноглазый ангел, воплощение чистоты и нежности.
Но вместо того, чтобы наслаждаться тихой семейной жизнью, Питер вел себя слишком ярко, свободно и независимо. Он водил предосудительные знакомства с учеными, дрался на дуэлях, сочинял пасквили на высокопоставленных особ, - короче, постоянно дразнил и возмущал чопорный высший свет Мадрида. В конце концов, последней каплей стала одна его дерзкая стихотворная пьеса, поставленная им вместе с друзьями во время карнавала. Главным персонажем в ней стал сам Сатана. Одно это повергло мадридское общество в шок. Более того, дьявол был представлен там остроумным и обаятельным циником, разоблачавшим все пороки человеческие, а любовные истории, рассказанные в пьесе, будоражили воображение зрителей.
Спектакль наделал много шума, и против молодого графа ополчились не только благочестивые важные особы, но и сама церковь. Ради спокойствия любимой жены и маленькой дочери Питер покинул Мадрид и поселился в Монтеле, своем имении в Лангедоке, этом давнем оплоте еретиков-альбигойцев...
...Июньское солнце просвечивало сквозь яркую молодую листву сада, а веселый щебет птиц врывался в открытые окна небольшого уютного особняка, снятого графом на тихой парижской улице близ ворот Сен-Дени, вдали от шума и суеты большого города.
После утомительного переезда из Тулузы и устройства на новом месте, можно было, наконец, и отдохнуть. Однако Жана что-то угнетало и беспокоило. Закончив свой туалет, граф еще раз взглянул в зеркало на своего камердинера.
- Так что же случилось, приятель?
- Ничего особенного, сударь, так, воспоминания...
- Не хочешь говорить - дело твое. Давай-ка позавтракаем где-нибудь в городе. Скажи, чтобы седлали лошадей.
- Сию минуту, мессир!..
Когда они вышли, Жан в раздумье проговорил, поглядывая на пасмурное лицо своего господина:
- Я вижу, вы тоже не в настроении, сударь. Иначе могли бы найти себе компанию для завтрака и получше! Со времен вашей службы королю вы же водили дружбу со многими важными особами. Не хотите возобновить старые знакомства?
- Успеется. Старых знакомых мне всё равно не избежать, особенно если придется застрять здесь надолго. Предвижу тут ужасную скуку: сплошные пустые развлечения дни и ночи! Не понимаю никакого удовольствия в такой жизни. Мне кажется, от безделья у меня голова превращается в пустой кувшин, и это бесит.
- Вы рассуждаете, как древний старик. Беда, что вас теперь ничто не радует. После праздника в Тулузе вас просто не узнать, сударь! Неужели это всё из-за той размолвки с госпожой графиней? Ну, кто ж виноват, что некоторые женщины порой так некстати теряют голову. А потом только ищут повода для ревности. Уж кто там что вообразил - тому бог судья!..
- Жано, опять ты за старое! Довольно, мне это надоело.
- Ладно-ладно, молчу... А сказать по секрету, мессир, когда вы исчезли после той размолвки с сеньорой, ваша верная Марселина даже плакала! Да и госпожа графиня тоже места себе не находила. Только вот мне кажется, что все неприятности начались после визита к нам этого самого губернатора, господина де Шевриера. Напыщенный наглец, каких свет еще не видывал! Жаль, вас тогда не было, уж вы бы поставили его на место! Не знаю, что он там такое наговорил госпоже, только донья Маргарита загрустила не на шутку. И это после такого потрясающего праздника!.. Все гости были в восторге и от вашего нового палаццо, и от чудесного парка, и от изысканного стола. Но сеньоре вдруг захотелось в Париж, ко Двору! До сих пор не пойму, каким чудом вы нашли средства на эту поездку?.. Зато теперь госпожа графиня весела и довольна, ведь её желание исполнено, как по волшебству! Кажется, всё улажено, так почему вы не в настроении, мессир?
- Какой же ты болтун, Жано! Еще одно слово, приятель, и я тебя вздую!
На углу довольно грязной парижской улочки красовалась зеленая вывеска с полустертой надписью "У Красного петуха". Еще на ней было намалевано причудливое нечто, изображавшее то ли птицу, то ли красного грифона. Взглянув на это творение, Питер слегка улыбнулся. Они зашли в таверну, заказали плотный завтрак, и за бокалом легкого вина Жан Потье, наконец, издалека повел речь о своей печали:
- Сам удивляюсь, сударь, что это меня так зацепило? Ведь черт знает сколько времени прошло!.. Как только мы приехали, я тут же отправился разыскать прежних своих приятелей. Да мало кого нашел. А те, кого отыскал, стали до тошноты важными господами в черных мантиях или сутанах.
- Это тебя огорчает? Ты же сам выбрал свой путь. Или теперь сожалеешь?
- Нет, сударь, я вполне доволен жизнью. Даже считаю, что мне повезло. Я оказался просто счастливчиком по сравнению с некоторыми моими дружками, которых уже Господь прибрал... Нет, понимаю, когда по глупости в беду попадают мужчины - они вечно лезут на рожон, чуть что - сразу в драку, и прочее... А вот за что бог наказывает невинных женщин? Где тут справедливость?
Жан опустил голову и замолчал. Питер взглянул на него серьезно:
- О ком ты говоришь? О своей подружке?
- Да, бывшей... Хотя между нами и не было ничего серьезного - так, с полгода встречались время от времени...
- Выходит, когда я тебя нанимал, ты меня обманул? Сам же мне клялся, что на тебе нет никаких обязательств, и о тебе никто не заплачет, если с тобой что-то случится. Ведь это были твои слова!
- Да, верно. Тогда я и сам так думал! А вот сегодня узнал... такое дело...
- Не тяни, Жано! Терпеть не могу, когда ходят вокруг да около.
- Расскажу всё как есть, мессир. Так вот, в те времена, когда я к вам пошел на службу, мою бывшую подружка, Мадлен Персье, отец выдал замуж... Из меня тогда какой был жених? Ни гроша за душой, одно слово - погорелец... А ей подвернулась выгодная партия - мясник с приличным доходом и собственной лавкой в людном месте. Ну, она забыла меня - я забыл её... А сейчас вдруг узнаю, что она уже вдова с тремя детьми - один меньше другого... Тут мне из любопытства захотелось посмотреть, какая она теперь стала. Пошел я к ее дому, встретил знакомых, поболтали, и её соседка мне рассказала, что Мадлен с покойным мужем жила как кошка с собакой, даже частенько дрались! Но года два назад у нее ни с того ни с сего вдруг отнялись ноги. А старуха, которая ей помогала, недавно померла. Ну, вот ее и отправили в Сен-Лазар. Это ужасное место, похуже чистилища!..
Жан замолчал. Питер на минуту задумался, потом спокойно произнёс:
- Что ж, пойдем. Я хочу взглянуть не нее.
- Зачем? Вряд ли что можно для нее сделать...
- Посмотрим. Или ты просто не хочешь показывать мне свою подружку? - улыбнулся граф. - Кстати, у нас не так много времени, а ты еще не закончил свой отчет о поездке в Мадрид.
За четверть часа они добрались до места, где помещались тюрьма и больница для бедных. Жан не переставал сокрушаться:
- И зачем только я заикнулся об этом? Негоже вам, сударь, бывать в таких местах! Благородному господину нечего там делать...
- Ты боишься, что я упаду в обморок при виде покойников и увечных? - рассмеялся Питер. - Не волнуйся, я бывал в местах и похуже. Например, в корабельном трюме, битком набитом африканскими рабами, так называемым "черным деревом". Вот где был ад!.. Но тебя просто не увлекает медицина, приятель. Даже такие познавательные развлечения, как анатомический театр возле Сен-Жермен л´Оксеруа, где мы были вчера, - весело подтрунивал граф.
- Нет уж, увольте меня от таких развлечений! - проворчал Жано.
- Всё же напрасно ты не захотел посмотреть, как мэтр Жюстен мастерски препарировал труп в поисках пресловутой грудной жабы, будто бы убившей того почтенного горожанина, промышлявшего под Новым мостом, как говорили. Однако венцом всему был комментарий! Ты бы слышал, как важно и серьезно досточтимый отец Бенедикт зачитывал отрывки из Галена! Это звучало презабавно, особенно если учесть, что великий Гален препарировал в основном животных. Не могу понять, почему наши ученые монахи до сих пор никак не могут слезть с Галена? И это при том, что гениальный Везалий уже два века назад нарисовал превосходные анатомические атласы, доказал чуть не двести заблуждений Галена, - а здесь ничего не меняется! Однако я не мог упустить случая, чтобы не извлечь пользу из этого представления: за дополнительную плату прояснил для себя некоторые интересующие меня детали с ланцетом в руках.
- Так вы нашли эту самую жабу в груди у покойника?!
Питер весело расхохотался.
- Конечно же, нет, мой милый, никаких животных! Я не знаю, почему так назвали эту сердечную болезнь. Еще древнегреческие врачи упоминали некоторые ее симптомы. Мне интересно было проверить кое-какие свои догадки, основанные на описаниях Леонардо да Винчи и некоторых других ученых. Разве не любопытно, почему на первый взгляд анатомически не измененное сердце может причинять такие ужасные страдания на вид вполне здоровому человеку?
- Ну, эти тонкости не для меня, клянусь богом! Что у человека внутри, и как там всё это работает, узнать было бы неплохо, но, говоря по чести, меня бросает в дрожь от вида располосованного тела.
- Для кого-то внутри просто потроха, а для кого-то - потрясающе устроенный Господом живой механизм. Великая Тайна. Чем больше постигают ее, тем необозримее открываются глубины. В Болонье мне довелось... Но мы уже пришли - я чувствую запах четвертого круга Дантова ада!
Они вступили в гулкий сумрачный коридор больницы Сен-Лазар. От ужасного смрада там нечем было дышать. В большом зале, разделенном грязными матерчатыми перегородками, помещалось множество больных и увечных. Загаженные постели, вонь, рои мух - и ни малейшей надежды на облегчение страданий...
Пока Жан искал монахиню-сиделку, чтобы спросить, где лежит Мадлен, Питер Гальтон с невозмутимым лицом рассматривал больных. Его внимание привлек молодой крепкий парень с ногой в лубке и со следами побоев на лице. Тот настойчиво подзывал его жестами. Когда граф приблизился, парень без жалоб и стонов сказал со спокойным отчаянием:
- Ваша милость, если вы христианин, прикажите своим слугам вытащить меня отсюда. Лучше уж мне подохнуть в какой-нибудь сточной канаве, но на воле, а не в этой преисподней!
- А что с тобой приключилось, приятель? - так же спокойно осведомился граф.
- Дьявол мне помог сломать мою ходулю, да так, что кость наружу. А потом нога распухла и посинела.
- Давно?
- Уж четвертый день... Так вы поможете мне, сударь?
- Возможно. Ну, а выбраться отсюда - пара пустяков.
- Благослови вас Пресвятая Дева и все заступники! Видит бог, сударь, я в долгу не останусь!
Граф небрежно кивнул и направился к Жану, который уже спешил к нему.
- Она там, на женской половине, справа у окна!
В другом зале его секретарь взглядом указал на худую миловидную женщину в чепце и грязной губой сорочке. Это и была Мадлен Персье, вдова мясника, давняя подружка Жана. На бледном лице несчастной, казалось, остались одни огромные ввалившиеся глаза, однако в них плясал странный воинственный огонек. Сдвинутые брови, плотно сжатый рот - весь ее вид напоминал ощетинившегося зверька. Граф подошел, окинул ее внимательным взглядом и неожиданно улыбнулся, сверкнув белыми зубами.
- Жано, дружище, оказывается, у тебя хороший вкус! Никогда не думал, что ты разбираешься в женщинах. Ты уже уговорил мадам поехать с тобой?
Мадлен Персье приподнялась на локте и мрачно сверкнула глазами на странного визитера.
- Вы издеваетесь, сударь? Куда еще я должна ехать с этим шалопаем? Мне сейчас не до шуток!
- Я и не думал шутить, моя милая. Кажется, тут никому не может понравиться. А если нас ждет хороший обед с бутылочкой бордо, то оставаться здесь вообще глупо! Я за наемной каретой, - и граф ушел.
- Это еще кто? Что за принц такой? - хмуро спросила Мадлен, скрывая недоумение.
- Это мой хозяин, лорд Питер Гальтон, граф де Монтель. Помимо прочего он еще и хирург.
- Настоящий лорд?! Чтоб мне провалиться! Да ты врешь, старый плут. Зачем такому знатному господину приходить сюда? Ему самое место в королевском дворце, с дамами танцевать, а не таскаться по таким помойкам. Признавайся, это ты его просил?
- Ничего я не просил! Он сам захотел на тебя посмотреть.
- Как же ты глуп, Жано-Ренардо! Ну, скажи, на кой черт я ему сдалась? Я что, принцесса какая-нибудь? Чую, тут что-то не так. Говори, в чем дело?
- Нет, ну, вы только взгляните на неё! Граф захотел на тебя посмотреть, вот и всё. Не стану же я ему перечить! Мадлен, сделай милость, засунь свой характер в зад и не вздумай ему грубить! Милорд много знает, он учился медицине, вдруг он сможет тебе помочь?
- Ну, разве что пристрелить... Или ловко оттяпать мои никчемные ноги, - она мрачно хохотнула.- Да что может понимать в болезнях такой красавчик!..
Когда Жано перенес и усадил Мадлен в карету, граф весело заметил:
- Там еще один парень мечтает умереть на свободе. Посмотрим, что из этого выйдет. Пойдем-ка, захватим и его тоже. - И добавил со смехом:
-Только бы не набраться от них блох!..
Питер велел кучеру остановиться возле цирюльни на улице Августинцев. Из кареты высадили всех, кроме Жана, которого граф послал домой за сменой белья и одеждой для Мадлен и Мишеля Миньяра - так звали парня со сломанной ногой, по виду отпетого бандита.
- Не забудь мой несессер, - добавил граф. - И возьми кого-нибудь из женской прислуги помочь здесь.
- Кому же передать сей приказ, господин граф? - с язвительной ноткой спросил Жан. - Ваши девушки не привыкли ухаживать за ранеными, да и вообще не знают, что такое тяжелая работа.
Граф недовольно вскинул бровь:
- А ты, бедный, работаешь один за всех - в основном, языком! Скажи Марселе.
- Вот Марсела точно не откажется, - усмехнулся Жан, уходя.
- Добрейший мэтр Жюстен, - весело воскликнул Питер, пожимая руку старому цирюльнику, вышедшему встречать посетителей. - У тебя сейчас будет много работы, мой друг! Прикажи нагреть воды для хорошей бани. Вот этих двоих требуется заново произвести на свет, а я знаю, что роль Господа Бога тебе особенно хорошо удается.
- Помилуй, любезный граф, уж ты и сказал, - пряча довольную улыбку, проворчал цирюльник. - Сравнить меня с Господом Богом! Да за такие слова - прямая дорога в преисподнюю!
- Там будет хорошая компания, - улыбнулся Питер, дружески хлопнув мэтра по плечу. - А теперь вот что: приготовь-ка свои лучшие инструменты - те, серебряные, - для них сегодня найдется достойное дело. И пошли мальчика в ближайший трактир за самым крепким ромом. Вот мой кошелек.
Мальчишка-подмастерье быстро принес две полупинтовые фляги, откупорил одну и подал на стол с двумя стаканами, думая, что это для хозяина и его гостя. Граф остановил его:
- Нам пить еще рано, малыш. Напои-ка вот этого парня, - он движением подбородка указал на Миньяра, морщившегося от боли. - И лучше до потери сознания.
- Зачем это? - испуганно захлопал глазами тот.
- Не бойся, приятель, терять тебе уже нечего, ты и сам это знаешь. Пей, если не хочешь умереть от боли, когда мы будем резать твою ногу.
Парень в ужасе вытаращил глаза на графа и не мог произнести ни слова.
- Успокойся, у меня нет намерения тебя калечить, - усмехнулся тот. - Нога останется при тебе. По крайней мере, я на это надеюсь. Объясню, чтобы ты понял суть. Ты и сам чувствуешь, приятель, что твое дело дрянь. У тебя жар, нога посинела и распухла, а болит так, что ты готов повеситься, не правда ли?
Миньяр мрачно кивнул. Граф продолжал:
- Попробую тебе помочь, поскольку много раз видел подобное и знаю, что делать. Иначе ты скоро отправишься прямиком на тот свет, да еще и в муках. А мне почему-то кажется, что ты не очень туда спешишь. Предупреждаю сразу, будет больно. Поэтому тебе следует выпить столько, сколько сможешь. Тебе, полагаю, лет двадцать пять?
- Двадцать...
- Тем более. Ну? Ты готов?
- Да, клянусь всеми святыми! А сколько мне это будет стоить?
Граф посмотрел на него в некотором замешательстве. Похоже, этот вопрос застал его врасплох.
- А разве у тебя есть деньги?
- Ну, не буду врать, я не нищий.
- Тогда потом заплатишь мэтру Жюстену за его труды.
- Но, сударь, а вам-то какой интерес со мной возиться? Ведь вы, я вижу, знатный господин.
- Вопрос правильный, - кивнул граф, иронически скривив уголок рта. - Он явно исключает сказки о христианском милосердии и доброте души. Да, парень, я делаю это исключительно из природного любопытства и любви к искусству хирургии. Однако благодаря этому у тебя появился хотя бы один шанс выжить. Не так ли?
Миньяр молча смотрел, приоткрыв рот, явно плохо понимая, что сказал граф.
- Радуйся, цыпленок! - вдруг раздался язвительный голос Мадлен из большого кресла в углу. - Радуйся, что милостивый господин удостоил тебя своим драгоценным вниманием! Сеньор отчего-то имеет противоестественное желание покопаться в твоей вонючей ноге - такая уж его прихоть. Поэтому не задавай лишних вопросов, чтобы любезный граф не выкинул тебя обратно на ту помойку, откуда взял. Будь благодарен и послушен! - в ее желчном тоне слышалась непонятная злость и явное желание оскорбить.
Но Питер только внимательно посмотрел не нее и обезоруживающе улыбнулся:
- Вижу, госпожа Колючка, с тобой будет не так-то легко поладить. Выпей и успокойся, спрячь свои шипы, никто тебя не тронет. Кстати, я помню про обещанный тебе обед - тогда-то и сможешь излить на меня всю свою желчь.
Выпить Мадлен не отказалась, но затем примолкла. Она явно обессилела от пережитых волнений.
Тем временем подъехал Жан с двумя горничными, одной из которых была камеристка графини Марсела - смуглая высокая и стройная каталонка с синими глазами и смелым выражением прелестного личика. Она была мастерица на все руки не только по женскому рукоделью - в свое время ее отец так хотел сына, что с юного возраста учил свою дочь стрелять и орудовать шпагой. Питер взял в дом эту необычную горничную для своей молодой жены еще в Испании, накануне их свадьбы.
Ловкая и быстрая Марселина тут же принялась за дело: разложила привезенное белье и платье, приготовила всё, что приказал граф, время от времени искоса поглядывая на его странных пациентов.
Скоро баня была готова, и пока женщины помогали Мадлен, мужчины занялись Мишелем, уже совершенно бесчувственным от выпитого. Подмастерья мэтра Жюстена раздели его, перенесли в специальную комнату и положили на высокий стол. Сам папаша Жюстен достал свои бесценные хирургические инструменты, и они вдвоем с графом часа два колдовали над изуродованной ногой парня.
Тем временем женщины помыли, одели и накормили Мадлен, которая теперь тихо спала в том же большом старом кресле.
Когда Питер, наконец, вышел - без камзола, с распахнутым воротом рубашки и рукавами, закатанными до локтя, его немного усталое лицо было сосредоточенно, к влажному лбу прилипли черные кудряшки. Марселина встала ему навстречу и подала умыться. Слегка улыбнувшись девушке, граф поплескался в тазу, отер лицо и расправил кружевные манжеты.
- Вот что я скажу тебе, Марсела: легче два часа махать шпагой, как дворянин, чем два часа резать и шить, как простой ремесленник.
Повинуясь его знаку, девушка быстро наполнила бокал, подала ему и серьезно ответила:
- По мне, так в ремесле, что вы избрали, гораздо больше доблести, мессир.
- Да ты заговорила стихами, - снова улыбнулся граф, осушая бокал. - Надо признаться, это ремесло приносит мне гораздо больше удовлетворения, чем благородные упражнения в фехтовании. Ну, моя милая, поезжай домой, отвези наших гостей. Распорядись, чтобы им приготовили комнаты на втором этаже и обо всем позаботились.
- Да, сеньор. Можно этим займется Жюли? Донья Маргарита была так добра, что отпустила меня до самого вечера.
- Вот как? Сеньора никуда не собиралась выезжать?
- Она мне ничего не говорила.
- Хорошо. Тогда ты можешь отправляться по своим делам.
- Позвольте мне остаться с вами, мессир!
- Здесь твоя помощь больше не нужна, дорогая. А мне еще нужно кое-что обсудить с Жаном. Передай донье Маргарите, что я скоро буду.
- Да, сеньор, - огорченно вздохнула девушка.
После всех трудов Гальтон со своим "верным оруженосцем" зашли промочить горло в уютный погребок на улице Августинцев и поговорить, наконец, о поручениях, которые Жан выполнял в Мадриде. Они уже допивали бутылку, когда слуга после долгой паузы значительно взглянул на своего хозяина и лукаво улыбнулся:
- Удивляюсь, мессир, почему вы до сих пор ничего не спросили о некоей знатной даме, живущей в Мадриде?
- О, нет! Знать ничего не желаю ни о каких мадридских дамах, - со смехом перебил его граф. - Или я не достаточно далеко от них сбежал?! Довольно приключений на мою голову, старина. Иногда самое главное - вовремя остановиться, иначе всё может плохо закончиться.
Питер имел в виду длинную цепь событий, вынудивших его покинуть Испанию. Конечно же, не все они были напрямую связаны с дамами. Последней каплей, переполнившей чашу терпения благочестивого общества столицы, стала его сатирическая пьеса о вечном влюбленном - доне Жуане, которого граф изобразил в облике самого дьявола - печального, остроумного философа, открывающего людям глаза на их истинную сущность. Это был самый необычный и парадоксальный портрет Врага Человечества, вызывающий искреннюю симпатию. Пьеса, может быть, не получила бы такой известности, поскольку была поставлена камерно, в их загородном доме, во время карнавала. Но гостей собралось довольно много, а вещица произвела неотразимое впечатление и тут же разлетелась по городу в виде цитат и списков. И, разумеется, тут же вызвала возмущение иезуитов и некоторых высокопоставленных особ. Скандал удалось замять только благодаря одной весьма влиятельной знатной даме, благоволившей молодому талантливому юноше. Это была весьма незаурядная особа, сочетавшая в себе ум, характер и высокое положение. Она использовала всё свое влияние, чтобы избавить Питера от преследований. По ее версии, юный граф хоть и был католиком, но не слишком хорошо разбирался в религиозных тонкостях. Он якобы понятия не имел, что допустимо, а что нет во владениях Его Католического Величества благочестивого короля Карлоса.
Разумеется, Питер понимал, что представляет собой это его будто бы легкомысленное, а на самом деле весьма ядовитое и откровенное творение. Он вольно или невольно провоцировал чопорное испанское общество, известное своим исключительным благочестием. Правила и законы диктовала Церковь - законы, подавляющие всё яркое, живое и настоящее. Но духовенство и знать сами тайно нарушали эти законы при всякой личной надобности. Что больше всего возмущало Питера, так это лицемерие! Хотя он вскипал при виде любой несправедливости, - вероятно, в силу своей молодости.
Питер Гальтон без сожалений покинул Мадрид. Впрочем, он давно собирался это сделать, ибо хотел привезти молодую жену в роскошный уютный дом, его новый особняк близ Тулузы, который строил почти два года и вложил в него так много души, сил и средств. Но Маргарита всё никак не могла расстаться с придворной жизнью, которую просто обожала. А на взгляд Питера мадридский двор был слишком церемонен и довольно уныл.
Между тем Жано прикончил бутылку и добродушно усмехнулся, поглядывая на хозяина:
- О чем вы так глубоко задумались, мессир? Похоже, вспоминаете то, что предпочли бы забыть? Но есть дамы, которые вас не забывают!
- Вижу, приятель, ты что-то приготовил мне на десерт. Ну, выкладывай!
- Вы же сами сказали, что ничего не хотите знать, - лукаво поддразнивал тот.
- Это правда. В таком случае молчи.
- Но вот ведь какая штука, мессир: я дал клятву! Больше того - мне хорошо заплатили, чтобы я исполнил это поручение. А я не какой-нибудь подлец, чтобы нарушить слово! Так вот. Одна знатная дама велела передать это письмецо в ваши собственные руки.
И Жан достал из кармана небольшой изящный пакет с красными печатями. Игриво повертев им в воздухе, он с довольной улыбкой положил его перед графом.
- Тебя осудят как сводника! - насмешливо покачал головой Питер. Потом быстро взглянул на печати и слегка помрачнел.
- Так я и думал, - откинувшись на спинку стула, проговорил он задумчиво. - Что за удивительная женщина! Не молода. Не красавица. Но есть в ней нечто такое, что будоражит воображение. Она поразительно свободна, - и это в чудовищно жестких рамках испанского этикета! Она может позволить себе любое сумасбродство - и все сойдет ей с рук! Она не остановится ни перед чем, если захочет чего-то слишком сильно. Ее имя - донья Исабель д´Амилья, герцогиня Фуэнтодос.
- Верно, это она. А я давно заметил: вы не можете устоять перед умными женщинами с сильным характером. Взять хоть ту же донью Исабель, хоть мадам Жозефину, или ту знатную англичанку, леди Кливленд... Верно я говорю?
Граф пропустил это замечание мимо ушей и распечатал пакет. Оттуда выпал обшитый драгоценным кружевом батистовый платок с монограммой, вышитой золотыми нитями. В письме было всего несколько строк. Питер прочел и поднес листок к свече.
- Это было признание в любви? - живо полюбопытствовал Жано.
- Нет, стихи Кальдерона.
- Тогда зачем вы их сожгли?
- Я помню их наизусть.
Рассеянно повертев платок в руке, Питер сунул его за обшлаг рукава.
Тут к их столу подошел изящно одетый полноватый молодой господин с живыми черными глазами и тем оливковым оттенком кожи, который сразу выдает уроженца Юга. Его круглое подвижное лицо нисколько не портили крупный нос и полные сочные губы. Это был Робер д´Юссон, маркиз де Боннак, друг Питера и его сосед по имению в Лангедоке.
- Вот вы где, граф! А я всюду вас ищу.
- Какой сюрприз, друг мой! Да, найти меня здесь не так-то просто.
- К счастью, мне известны все ваши излюбленные места с хорошей кухней.
- Не хотите ли к нам присоединиться? Мы тут болтаем с господином Потье - вдали от нескромных ушей.
Д´Юссон немного брезгливо покосился на веселую шумную компанию неподалеку, подсел за стол и быстро заговорил со своим певучим южным акцентом:
- Странно, Питер, вы проводите время здесь, в этой сомнительной харчевне, предпочитая ей парижские салоны. Они для вас теперь слишком пресны? Не хотите ли добавить им живости и "перчика"? Все вокруг еще вспоминают ваш чудесный праздник в Тулузе этой весной. Вы будто возродили у нас знаменитые Цветочные игры ! Теперь не только в Тулузе, но и в Париже о нем ходят легенды. Приготовьтесь отвечать на множество: "а правда ли, что...?"
Граф равнодушно пожал плечами. Д´Юссон продолжал, понизив голос:
- Собственно, я разыскивал вас, чтобы пригласить на завтрашний вечер. Но это будет не обычный раут. Вы понимаете? Завтра у меня соберутся только избранные и посвященные. Поскольку никто не должен знать об этом собрании, я не мог послать к вам слугу с запиской. Надеюсь, ваш секретарь тут же забудет, что слышал.
- Можете в этом не сомневаться.
- Все соберутся к десяти.
- Хорошо, я буду. Сожалею лишь, что моя жена не приглашена, - улыбнулся Питер. Д´Юссон укоризненно покачал головой:
- Не ставьте меня в неловкое положение, Питер. Вы же прекрасно знаете, что это невозможно. Но неужели вы до сих пор проводите вечера с женой?
- Не все, но мне до сих пор хочется быть там же, где и она.
- Дорогой друг, вы не перестаете меня удивлять! Вне всяких сомнений, донья Маргарита прелестна и обладает множеством достоинств, но... Чтобы муж так говорил о собственной жене после семи лет брака - это непостижимо!
- Я и сам себе удивляюсь, - рассмеялся Питер. - Но пока вас не посетил такой тяжкий любовный недуг, вам этого не понять, мой дорогой. Кстати, Робер: неужели завтра не будет ни одной приглашенной дамы?
- В вашем вопросе слышится непритворный ужас,- расхохотался д´Юссон. - Не волнуйтесь, друг мой, они будут. Но только посвященные!
- Вот как, посвящают и женщин? Любопытно, кто же они?
- Я не могу называть имен, тем более здесь, - маркиз стал серьезен. - Вы прекрасно знаете, чем нам это всё может грозить.
- Да, разумеется. Не подумайте, что я слишком легкомысленно отношусь к этому делу. Просто сегодня мне хочется почувствовать всю полноту и радость жизни после того, что мне довелось увидеть утром.
- Граф, вы не пожалеете, клянусь вам. Завтра вечером в моем доме вы увидите самую красивую женщину Парижа!
- О, вы меня заинтриговали, д`Юссон! Я приеду вовремя. Но все же думаю, что самая красивая женщина ждет меня дома.
*
Жан Потье зашел к Мадлен узнать, как она устроилась на новом месте. Та сидела в кресле у окна и смотрела в сад, где играли две хорошенькие черноволосые девочки. За ними присматривали няня в строгом сером платье и стройная белокурая дама в голубом.
- Скажи-ка мне, Жано, что это там за "святое семейство"? Эти девчушки мне страсть как кого-то напоминают!
- Ну, да, это дочери господина графа. Их трудно с кем-то перепутать, так они на него похожи. Та, что помладше, смелая и шустрая - Диана, тихая и робкая постарше - Франческа.
- А та роскошная дама в голубом - его жена?
- Нет.
- А кто? На гувернантку она совсем не похожа.
- Какая ты любопытная, Мадлен! Похоже, ты полностью оклемалась, если тебе уже до всего есть дело.
- А то! И с чего бы мне плохо себя чувствовать, если твой хозяин устроил меня здесь как королеву, даже велел приставить ко мне девчонку для услуг! Больше того - он приказал привезти сюда моих сорванцов! Вот уж не представляю, на кой чёрт ему всё это нужно?
- И не ломай голову, всё равно не догадаешься. Лучше прямо у него спроси. Сеньор ценит прямоту и честность.
- Я давно бы спросила, но его с тех пор и не видно... Ага, гляди, вот вышла еще одна дама, теперь чёрненькая, и гораздо красивее той. Глаза - огонь! Похожа на испанку.
- Верно. Это и есть жена графа, донья Маргарита Гальтон де Лоретто и де Гамба, графиня де Монтель.
- Понятно. А кто вторая?
- Некая донна Амалия Висконтини.
- Да на кой бес мне знать ее имя?
- А чего же ты хочешь знать?
- Не прикидывайся дурачком, Жано. Или меня ты считаешь слепой дурой? Ведь ясно, как белый день, что старшая девочка - её дочь!
- Это правда. И что? Граф ни от кого ничего не скрывает. Все знают, что он был знаком с этой особой еще до своего брака. Лет семь или восемь назад они повстречались на каком-то балу и так полюбили друг друга, что не смогли дождаться свадьбы. Молодой сеньор был страстный и пылкий, что порох, а она - как сухая солома...
- Тут и пожар. Как всегда, черт возьми - обрюхатил девицу и сбежал. А как жениться - так на другой!
- Вот язва! - вскипел Жан. - Ничего не знаешь, а болтаешь! Да эта красотка в тот же день сама от него сбежала! То ли на что-то обиделась, то ли просто по глупости. Вот так запросто разбила сердце благородного человека! А когда узнала, что беременна, было уже поздно... Вечно эти ваши женские капризы и фокусы!.. Так вот, глупая девица от страха сбежала аж в Новый Свет, к родне. Проворонила своё счастье. Там ее и выдали замуж за какого-то старика. А мой сеньор почти год искал ее по всей Европе, чуть с ума не сошел. Что он пережил, одному богу известно. Все вы одинаковы, куклы бесчувственные!..
Мадлен немного помолчала, впечатлённая этой тирадой. Потом недоверчиво покачала головой:
- Сказки всё это, про побег. Ты на графа-то посмотри: красавец, любезный, знатный, богатый, да еще и с благородной душой, - от таких не убегают!
- Ну, положим, богат он был не всегда. И тогда были причины ему до поры скрывать своё имя и происхождение. Можешь мне не верить, Мадлен, но у молодого сеньора в те времена при себе имелись только голова на плечах, шпага, два сундука книг, - и один враг, могущественный, как сам сатана! Да чего там, всего не расскажешь... Короче, родные этой девицы пригрозили ей монастырём, а она совсем молоденькая и глупенькая была - испугалась...
- Выходит, предала она свою любовь. Ну, твой граф, небось, тоже не ушел в монастырь, пожалуй, тысячу таких красоток поимел. Ладно, молчи, и так ясно... Значит, вернулась беглянка, да уж поздно... Постой, тогда что она здесь делает? Вообще ничего не пойму, разрази меня гром!
- И не поймешь. Синьора Амалия вернулась, потому что овдовела. И здесь проездом по дороге домой, в Милан. А вообще они с графиней подруги, воспитывались в одном монастыре.
- Ну, надо же, кто б мог подумать! Да, твой граф не промах: умудрился заполучить обеих красоток и спокойно жить с женой и бывшей любовницей в одном доме!.. Кстати, смотри, дамы-то как ладят. Верно, твой хозяин успевает ублажить обеих.
- Прикуси-ка язык, Мадлен! Какая же ты ехидна! Ведь ничего не знаешь, только зря болтаешь!
- Ладно, ладно, успокойся. От моей болтовни вреда нет никакого. Передавай привет своему хозяину да спроси, что он думает с нами делать. Не вечно же я буду здесь гостить!..
*
В покоях графини де Монтель Маргарита и Амалия были заняты примеркой недавно доставленных новых туалетов. Горничные и модистки суетились, помогая им. Но это утомительное дело затянулось из-за каких-то досадных просчетов портного. Обе дамы были расстроены чуть ли не до слез. И когда в двери постучал граф, обе радостно встрепенулись.
- О, как хорошо, что вы пришли, Питер! Не можете себе представить, что случилось!
- Наверное, что-то ужасное, - улыбнулся он, по очереди целуя руки Амалии и Маргарите.
- Не смейтесь, сеньор, это очень серьезно! - сдвинула изящные брови Маргарита. - Только представьте: немного не хватило этого шелка для накидки к платью Лии. А без накидки уже совсем не тот вид! Здешний хвалёный портной - жалкий подмастерье в сравнении с вашим мэтром Рене! Как жаль, что вы не взяли его с собой! А сей портняжка способен только изменить фасон на какой-то убогий. Зачем же тогда было шить это платье, не пойму!..
- Успокойтесь, дорогая. Давайте во всем разберемся спокойно.
С этими словами граф стал подробно осматривать туалеты дам.
- На первый взгляд, получилось совсем неплохо. И тон удачный, и фасон. Только будто чего-то не хватает, какой-то изюминки...
- Вот именно! Взгляните, здесь сзади должна ниспадать с плеч длинная накидка до самого пола, из такой же ткани, как само платье, но этого шелка хватает только на половину длины. И у торговца нет его больше ни пяди, а сшить другое мы просто не успеем!
Дамы обновляли летние туалеты. Герцогиня Мэнская устраивала увеселительное катание на лодках по Сене. На берегу будут накрыты столы и построены купальни. Весь Малый двор и самые блестящие кавалеры и дамы Парижа будут там. Чета де Монтель и графиня Висконтини тоже были приглашены.
- Вы посылали в другие лавки? - спросил граф, вполне серьезно воспринимая все эти маленькие женские проблемы.
- Да, разумеется! Нас уверяют, что такого шелка больше нет во всем Париже.
- Прекрасно. Значит, Лия будет неповторима. Впрочем, в этом шелке, или в каком-то другом - не имеет значения. Хотя он как нельзя лучше подходит к ее золотым волосам и оттенку кожи... А это что за прелестный лоскут? - граф выудил из вороха тканей, разложенных по всей комнате, довольно большое бело-жемчужное полотнище роскошного муара.
- Это осталось от моего платья, которое принесли вчера, - ответила Маргарита. Питер высоко взвил переливчатый шелк и опустил его на плечи Амалии.
- Как вы находите такое сочетание, милые дамы? Из этого чудного муара стоит сделать накидку сзади, манжеты с воланами на рукавах и такие же ленты на верхней юбке. К нему отлично подойдет изящный гарнитур из жемчуга. А с букетиком незабудок и жасмина в волосах вы будете прелестнее самой очаровательной нимфы в Булонском лесу, cara mia !
- Бог мой, просто удивительно, как вы умеете одним жестом придать завершенность туалету, граф! - восхитилась Амалия, с удовольствием оглядывая себя.
Питер поймал слегка обеспокоенный взгляд жены в зеркале. Впрочем, она тут же промолвила с испанским достоинством:
- И правда, получилось весьма недурно.
- Я польщен, милые дамы, ваше доверие бесценно, - весело проговорил Питер, присаживаясь на краешек кресла, заваленного тканями и кружевами. - Истинное удовольствие обсуждать с вами эти милые хитрости. Но я пришел напомнить, что вечером мы едем слушать итальянцев. Будет петь несравненная Белинда, и я никак не могу этого пропустить! Не забудьте о времени, чтобы успеть переодеться.
- Мне не хочется ехать, - тихо проговорила Амалия. Маргарита огорченно взглянула на мужа.
- Питер, уговорите ее! Меня она слушать не хочет.
На лице графа промелькнуло странное выражение, как будто внезапно он почувствовал боль. Но это длилось лишь секунду.
- Лия, давно хотел с вами поговорить, но не о театре... Для меня это важно. Прямо сейчас, прошу вас!
- Марио, я не хочу создавать тебе лишние сложности! - Амалия называла своего возлюбленного его вторым именем и перешла на итальянский, как только за ними закрылась дверь в ее комнаты. - Я вижу, тебе тяжело мое присутствие рядом. То, как ты целуешь мне руку, говоришь "вы", избегаешь даже близко подойти, если мы не одни - и еще тысячи мелочей, которые дают понять, что ты постоянно ищешь компромисс с самим собой. Лучше мне поскорее вернуться домой. Напрасно я согласилась сюда приехать. Это только из-за Франчески, она к тебе так привязалась...
- Как раз об этом я и хотел поговорить, дорогая. Ты отказываешься появляться в свете - по-моему, совершенно напрасно. Но не буду тебя уговаривать, поступай как угодно. Можешь уехать. Однако подумай: война идет уже в Пьемонте! Я не могу сопровождать вас и не могу допустить, чтобы с вами что-то случилось. Хочу, чтобы вы жили в безопасности и спокойствии.