Уже месяц прошел с тех пор, как я очутился на этом проклятом острове. Сначала я пытался ставить диагнозы себе (шизофрения) и окружающим (тут уж фантазия у меня разыгралась более чем бурно). Но, как говорил один великий философ, реальность есть ни что иное, как данные, что диктуют нам наши органы чувств. Ведь если ты слеп, то никак не сможешь узнать, что яблоко - красное, а апельсин - оранжевый. Пора было смириться с окружающей действительностью и изучить этот проклятый остров.
По первому впечатлению, у меня создалось твёрдое убеждение, что над нами поставил эксперимент некто всесильный и могучий. Люд на острове собрался очень разный. От политика, сидящего в тенёчке под кокосовой пальмой, потягивающего прохладительные напитки и старательно выдумывающего никому не нужный свод законов идеального мира. И до маньяка убийцы, с периодичностью раза в неделю устраивающего охоту за членом клуба садомазохистов. Недостатка в жертвах маньяк не испытывал. После смерти жертва тут же оживала и отправлялась делиться впечатлениями со своим дружком, снимая стресс обильными возлияниями. Некоторое количество людей, не особо мудрствуя, предались свальному греху. Нарвавшись на одну из таких вечеринок, я еле унёс оттуда ноги, попутно открыв ещё одну характерную черту нового мира. Похмелье здесь отсутствовало напрочь!
И вот наступил такой момент, когда мне всё надоело. Надоело расхаживать по острову с умным видом и награждать всех диагнозами. Надоело придумывать себе занятие по вкусу. Да даже удивляться надоело! Острота ощущений притупилась. Душу одолела глухая тоска.
В тот день я брёл по пляжу, любуясь закатом, вслушиваясь в целительный шум волн. Думать ни о чем не хотелось. Все возможные варианты побега из этого уголка так называемого "рая" были мною продуманы и испробованы, но не увенчались успехом. Попробовав уплыть на самодельном плоту, я вновь оказался у берега, стоило лишь суше скрыться за горизонтом.
Почесав щеку, рука наткнулась на густую щетину. Нахлынуло раздражение - надо побриться. Не успел я додумать эту мысль, как вся лишняя растительность с моего лица исчезла, а волосы укоротились до привычной длины. Странно, но от этого моё раздражение только усилилось.
Наконец, в тени деревьев показался уютный бревенчатый домик с широким крыльцом и аккуратным столиком, накрытым белой скатертью. В нос ударил умопомрачительный запах свежей, домашней выпечки. Я неосознанно ускорил шаг.
Когда я подошел к деревянным ступеням, ведущим на крыльцо, дверь заскрипела и из домика вышла молодая женщина в лёгком, летнем платье цвета свежесобранного мёда. Она была очень красива. Высокая, подтянутая, с каштановыми волосами и выразительными, карими глазами. Увидев меня, она улыбнулась, приветливо и искренне и поманила к себе своим миниатюрным пальчиком.
- Здравствуй, путник.
Я немногословно кивнул.
- Меня Андреем зовут.
- Мария,- представилась она.- Будете чай? Я очень люблю ранним утром сидеть вот так, на крыльце. Тихо, спокойно. Большая часть людей ещё спят, никто не тревожит. Но иногда очень хочется, чтобы хоть кто-то составил мне компанию.
Вскоре на стол был поставлен яблочный пирог, в чашки разлит чай отдающий запахом мяты и мелисы.
- Кем вы были в ТОЙ жизни?- поинтересовалась Мария.
- Врачом. Психиатром,- признался я.
- Надо же,- хмыкнула собеседница.- Вот уж, наверное, диагнозов себе понаставили.
- Это да. А вы?- вопросительно посмотрел я на Марию.
- Домохозяйка.
Беседа потекла светлым ручейком воспоминаний о прошлом. Мария была умна, умела слушать, имела утонченное, на грани иронии, чувство юмора. Впервые за много дней меня поглотила тёплая атмосфера тепла и уюта. Пирог был съеден и расхвален, чай выпит, солнце поднималось всё выше и выше.
Внезапно Мария забеспокоилась, оглянулась через плечё и поднялась из-за стола.
- Простите, ребёнок проснулся, плачет.
И упорхнула в дом, оставив после себя чувство полнейшего недоумения. Ребёнок? Плачет? Но почему я ничего не слышу? Может это у матерей такой тонкий слух?
Преодолевая чувство такта, любопытство подхватило меня под локоток и направило в дом. Внутри было светло и уютно. Цветы в хрустальных вазах, разнообразные вазоны в деревянных кадках не только придавали помещению некую нарядность, но и насыщали воздух свежестью. Скользя руками по деревянным перилам, я поднялся на второй этаж и глазам моим открылась ужасающая картина.
Сквозь распахнутую дверь была видна небольшая комнатка, уставленная миниатюрной мебелью и игрушками. На широкой кровати сидела Мария и качала на руках игрушечного пупса размером с годовалого ребёнка. А в глазах её стояла такая любовь, такая вера, что перед ней на коленях её потерянное дитя, что у меня помимо воли защемило сердце.
Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю.
Тихо смотрит месяц ясный
В колыбель твою.
Стану сказывать я сказки,
Песенку спою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
Баюшки-баю.
И на меня с новой силой навалилось понимание, что я больше никогда не увижу родных и близких. Что я больше никогда не пройдусь по улицам родного города, где каждый закуток хранит мои детские воспоминания. Я проклинал дьявольского экспериментатора, устроившего игрища с человеческими жизнями. Глядя на ту, что так и не смогла смириться с утратой самого драгоценного, что было у неё в этом мире.