Аннотация: рассказы, написанные для рубрики "заповеданное"
Анастасия Дмитриева
*лунный свет*
Статьи для газеты "Лествица"
(из рубрики "ЗАПОВЕДАННОЕ")
ВЕТОЧКА ВЕРБЫ
Когда я впервые увидела ее на субботней службе, то несколько раз приглядывалась и пыталась вспомнить, где же могла видеть это лицо. И только уже выходя из храма, осенило, рядом стояла моя бывшая одноклассница и соседка, Наталья. Факт появления в церкви первой тусовщицы нашего двора был для мня настолько поразителен, что подойти к ней и поздороваться не хватило ума. А в следующую субботу она подошла ко мне сама. Теперь мы часто встречаемся в храме, к которому шли разными путями. Теми, которыми нас вел Господь.
Наталья родилась и выросла в одной из семей, которые называют благополучными. Благополучность определяется наличием высоко, а сегодня просто стабильно оплачиваемой работы у родителей, минимальным контролем за своими чадами, и отсутствием регулярных скандалов, истребленных равнодушно-благожелательным невмешательством в "личную" жизнь членов своей семьи. Свой образ жизни Наташа выстраивала, равняясь на ценности собственной семьи, на прочитанное в любовных романах, издающихся регулярней ежедневных газет, и на подсмотренное в бесконечных сериалах. При этом пыталась занять место повыше своих подруг хоть в какой-нибудь из немногочисленных нишей благополучия. Часто по дороге на утреннюю службу я встречала ее возвращавшейся из ночного клуба домой. И теперь естественно задавалась вопросом - как наши разнонаправленные дороги могли сложиться в общий путь к Храму?
И Наталья, удовлетворяя мое недоуменное любопытство, рассказала, какой дорогой она шла. В какой-то момент ее кем-то запрограммированной жизни, она поняла, что впереди ее ждет не сытое благополучие, а тупик. Ее духовно изголодавшаяся душа не давала спокойно упиваться "благами" цивилизации и продолжать предпочтенный некогда образ жизни. Все шло не так гладко, как хотелось, от достижения очередной цели благополучия становилось совсем не радостно, душу настигло уныние, мучившее особенно остро в минуты одиночества. Приятели наверняка бы определили ее состояние "беснованием с жиру". И Наталья принялась активно искать встреч с бывшими одноклассниками и сокурсниками по университету. Общение с ними только подливало масла в тихо тлевший огонек ее уныния, когда она случайно (теперь эта встреча не кажется ей уже случайной) увидела в маршрутке бывшую сокурсницу Ирину. О чем они тогда говорили, Наталья теперь уже не помнит. Но она приняла приглашение зайти в гости, и вышла на остановке вместе с Ирой. И только по дороге Наталья обратила внимание на ее нелепую (как ей тогда показалось) одежду. Ира была в длинной юбке и закрытой рубашке, несмотря на жару. Почему-то первое, что пришло в голову Наталье, что она связалась с сектанткой. Но оказалось, что Ира поет в церкви на клиросе. Она рассказывала о своей жизни что-то почти сказочное, а Наталья все никак не могла понять, как ее ровесница, смогла отказаться от такого понятного и привычного образа жизни, и променять море удовольствий на длинную юбку. Но ей вдруг стало интересно, как живет Ира, что она читает, что ест, что слушает, как отдыхает и работает. А Ира рассказывала ей весьма охотно о своей жизни, и из ее рассказа Наталья вдруг поняла поразившую ее тогда до глубины души суть. В жизни Ирины, не было дискотек, баров, бутиков, глянцевых журналов, салонов красоты, и постоянной конкуренции "за место под солнцем". Зато в ее жизни было другое, то, о чем Наталья могла только мечтать. В жизни Ирины была искренняя, почти детская радость и чистота.
После той случайной встречи Наташа стала чаще заходить к Ирине. Во время этих встреч на душе у нее было легко, зато после душа начинала томиться. Хотелось все бросить и зажить вот так, как Ирина, в чистоте и согласии с собой. Но как раз бросить все и не получалось. Привычная жизнь тянула за собой. Только соберется Наташа пойти в храм, как нагрянут веселые подружки с заманчивым предложением именно в воскресенье с утра пораньше поехать на дачу на шашлычки, то вдруг непреодолимая лень нападет, то еще что-нибудь "непредвиденное" приключится. Но отдых с прежней компанией не доставлял больше удовольствия. Наташе было с ними неуютно. Однажды они сидели во дворе, удобно расположившись на детской площадке с пивом, вяло обсуждая общих знакомых. На прогулку вышла молодая женщина с маленьким сыном. Она в нерешительности посмотрела на компанию, затем взяла сынишку за руку и увела его с площадки. Они пошли гулять в соседний двор. Где не было обустроенной площадки и пивных посиделок. Они ушли, а осадок от того, что она делает на душе у Наташи остался.
Ирина никогда ни на чем не настаивала, только рассказывала интересные истории (теперь Наталья знает, что это были притчи), предлагала что-то почитать. Но Наталья книг не брала, боялась, что их увидят у нее родители или друзья и будут смеяться. Она жила все еще своей жизнью, ничего в ней не меняя, но душа ее уже готовилась к поворотному моменту своей жизни.
Как-то весенним вечером Наталья шла откуда-то в своих раздумьях, от которых ее оторвали две радостные девушки, по своему внешнему виду напомнившие ей Ирину. Они почти бежали по улице, улыбаясь какой-то общей идее, Наталье даже показалось, что вокруг стало светлее от их радости. В руках у них были маленькие букетики из едва распустившихся веточек вербы. И ей до слез стало обидно, что в руках у нее не было такого букетика, а в душе такой радости и света.
На следующий день Ирина сама пришла в гости к Наталье, чтобы поздравить с Вербным Воскресеньем. Она принесла веточку вербы, и тихая радость тронула душу Натальи. Сегодня Спаситель входил в Иерусалим и в ее жизнь, и была готова принять Его... И еще Ирина попросила взять в подарок диск с записями духовных песен. Именно попросила. Получв благословение, она уезжала в монастырь. Скорее всего навсегда. У Натальи перехватило дух от неведомого ранее страха и трепета, и не взять подарка она уже не смогла.
Наташа включила подаренный Ириной диск и услышала:
Темнеет крест кованый
Среди тополей,
Ограда церковная
Вкруг жизни моей...
Вдруг как будто что-то прорвалось наружу, и сама собой полилась из самого сердца молитва о том, чтобы милостивый Господь принял ее в круг ограды Своей Церкви, и о том, чтобы душа смогла очиститься покаянием... И на сердце была почти детская радость...
Мой путь к Храму
Этот путь начался, наверное, с начала жизни, с первых шагов и с первых поисков ориентиров в нелегком для ребенка выборе между хорошим и плохим, добром и злом, правдой и ложью, в выборе между "хочу" и "надо". В Храм меня не приводили родители, не звали друзья, я пришла к Богу не в поисках утешения в скорби. Вспоминая себя в детстве, мне кажется, что я всегда знала о Боге, с рождения, и это наверняка так и было, потому, что рассказывать о Нем было просто некому. У меня был только Образ Спасителя в сердце и перед глазами: в старом прабабушкином деревенском доме, в красном углу висел образ Нерукотворного Спаса, обращенного строгим Своим взором, пронизывающим покосившиеся бревенчатые стены, деревню, весь сотворенный мир, куда-то на запад, в вечность тайны Гефсиманской ночи... Многие годы я просыпаюсь и засыпаю, плачу и радуюсь с этим взглядом - теперь эта икона занимает почетное место в моем домашнем иконостасе.
У меня нет истории, которую я могла бы рассказывать, когда мне задают вопрос: "Как ты пришла к вере?" Я просто переступила порог деревенской церкви, и остановилась в изумлении: почему-то внутри нее выросло множество тоненьких березок, и в этой чудесной рощице дивно пели ангелы... Так, в день Святой Троицы, начался мой путь к храму, а что тогда заставило меня переступить порог церкви - и для меня остается загадкой.
Тогда я была подростком, училась в обычной школе в седьмом классе, играла в куклы и читала все, что попадется под руки (а мое поколение в том возрасте еще играло в куклы и читало - не было у нас компьютеров). Но что-то непреодолимо влекло в храм, хотелось быть участником того чудесного действа, увиденного однажды.
А потом была первая исповедь, перевернувшая мое преставление обо мне самой. И именно с этой исповеди началась борьба, осмысленная и непрекращающаяся.
Мне было трудно, как, наверное, многим. У меня не было православных друзей, советчиков, помощников. Господь дал мне возможность исповедоваться и просить совета у доброго, но строго батюшки. Но, когда я приходила домой, то оставалась одна со своими вопросами и сомнениями.
Почему же я не выбрала Пепси, что так навязчиво предлагал телевизор? И почему моих сверстников сложно увидеть воскресным утром на Литургии? И почему все-таки некоторые из нашего поколения уже стали священниками, регентами, монахами...?
На первый взгляд, мое поколение ничем не отличается от прочих. У нас есть свои стереотипы, трудности, история и представления о жизни и ее ценностях. Наше взросление пришлось на эпоху возрождающихся монастырей и храмов, доступных священников, издающейся многотысячными тиражами духовной литературы. С одной стороны, мы пришли в храмы неподготовленными, дикими, непривыкшими к длительным службам и постам, но с другой стороны, пришли - открыто.
Почему так мало моих ровесников в храмах? Может быть, потому что на нас как из рога изобилия изливались Терминаторы, жвачка, пиво, "Кола" и реклама, призывающая брать от жизни все. Почему мы все-таки приходим в церковь? Наверное, потому, что среди рекламного мусора и свалившейся вседозволенности душа-христианка ищет опору, чувствует вечность, знает о Боге.
В поисках Бога мы иногда уходим очень далеко. Многие из моих православных друзей по пути к Храму увлекались астрологией, гаданиями, оккультизмом. Почему-то легче всего сначала поверить в неизбежность беды, которую приносит на своем черном хвосте перебегающая тебе дорогу кошка, а потом уже сотворить самую простую и сложную молитву: "Господи помилуй!". Пока мы захламляли свои книжные полки оккультной литературой, так называемой популярной психологией и астрологией, ломая голову и портя зрение бессонными ночами в поисках истины, кто-то вставал в воскресенье в то время, когда мы только ложились, и шел в храм.
Господь миловал меня, я избежала модных увлечений своего времени. Спасибо родителям, привившим любовь к хорошей литературе. Я читала классику, в отличие от своей подруги, которая, кажется, не читала вовсе. Теперь мы встречаемся в храме, к которому шли разными путями. Теми, которыми нас вел Господь.
Воспоминание
Я маленькая. Мне шесть лет. Не хочу убирать игрушки, разбросанные по всему дому. Бабушке не удается заставить меня навести порядок, и она ворчит на меня: "Вот не возьмут тебя в рай! Привыкнешь к беспорядку, и в раю тебе плохо без него будет. Тогда зачем тебе рай?... Нет... не возьмут...". Подумав немного над этими словами, я начинаю собирать игрушки. Я маленькая. И я хочу в рай.
Промысел
Опоздала на электричку. Сижу около вокзала, ем невкусный пирожок и ругаю себя за нерасторопность. Вдруг вижу одноклассника. Не общались после выпуска. Со слов знаю, что он учился в Москве, да так там и остался. Разговорились. Естественно он спросил меня, чем занимаюсь. Ответила, что пою в церковном хоре. "Почему?"- удивился он. Мне сложно ответить, путаюсь, он задает вопросы, пытает. Разговор крутится вокруг моей жизни и это смущает. Наконец приходит время занимать место в электричке. Он провожает меня до перрона. Обменялись телефонами. Через полтора года приходит сообщение от него. Приглашает на венчание. Невеста - регент одного из московских храмов. Обязательно поеду и спрошу, не из любопытства ли он зашел в храм? Хор послушать?
Пасха
В детстве, осознав и пережив историю Спасителя, я много плакала. Никак не могла и не хотела понять, почему Его ученики, Его друзья не спасли Его от страшной казни. Задавала вопросы взрослым. Мучилась жалостью. Никак не могла понять. Мама сказала: "Потерпи, и со временем все узнаешь". Ничего не оставалось. Ждала. Как часто теперь это вспоминаю. Особенно, когда стою с крестным ходом перед воротами закрытого храма, в руках красная свечка капает воском на пальцы, вокруг - белые платочки, сияющие глаза, хоругви, хор поет торжественно, и вдруг разносится в морозном воздухе: "Христос воскресе!" И все вместе, и каждое сердце в отдельности сливается в едином ликовании: "Воистину воскресе Христос!"
Осень
Осень... Холодно, ветрено. Рано темнеет. Иду из университета, тяжелая сумка с книгами, ноги промокли, голова ватная, грустно... Окна многоэтажек приветливо загораются желтыми прямоугольниками. За каждым из них -люди... Любят, смеются, грустят, терпят, верят, расстаются, едят, разговаривают, надеются, ждут... Их много, они отгорожены от меня кирпичной стеной с желтым прямоугольником... А я одна, с тяжелой сумкой и осенней тоской... Идут годы, времена меняются, но осень неизменно приходит в сентябре. Я снова иду домой - ноги мокрые, окна горят, люди живут... Я иду домой, чтобы зажечь свечку, которую мне привезли из Иерусалима. Зажечь свечку, обожженную на огне, сошедшим в Пасху, чтобы и мое окно приветливо осветилось, и может быть, кто-то, спешащий домой с тяжелой сумкой, улыбнется, увидев мой огонек ...
Дед
В деревне его так и называют - дед. Уверенный, хозяйственный, знает землю и что с ней делать. Старой закалки дед. На деревенскую свадьбу в конце октября принес букетик хризантем. Неуверенно протянул невесте - "Подвяли они, конечно... Но я от души...". Отгуляла свадьба, разъехались гости, в теплой городской квартире завяли шикарные букеты. А хризантемы деда, забытые в холодном доме, достояли до декабря... Только склонили немножко головки и как будто вздыхают - "От души..."
Одиночество
Перед воскресной службой у свечного ящика тронула за локоть бабушка. Не знаю ее, первый раз вижу. Попросила написать ей записки о упокоении, сославшись на то, что очки забыла. Пишу по ее диктовку длинный список имен, прибавляя почти к каждому мужскому "воин погибший". Осторожно спрашиваю, откуда столько воинов. "А это война, внучка... Воины - вот это братья, отец, дед, это мужья сестер, это сестры, это их дети... Это соседи, за них и помолиться некому...". Так мы написали четыре записки о упокоении. Потом попросила написать записочку о здравии. Назвала себя и еще соседок. "Они-то уже и ходить не могут. Может и я в последний раз, а потом уж и к Богу..."