Во время написания этого труда (на особенно скучных школьных уроках)
авторам было по 16-17 лет.
Просьба не судить их строго за те места, где недостаток объективной информации восполнялся бурной фантазией.
При позднейшей редактуре первоначальная версия произведения
намеренно не изменялась.
* * *
От каждой пули "Стенгана" в тонкой двери прорывалось отверстие величиной с кулак. Исстреляв примерно треть обоймы, агент ЦРУ 017 опустил дымящийся ствол автомата и нацепил его на плечо. Он подошел к двери с огромным рваным кругом, заглянул в дыру. Да, они мешали друг другу - сотрудник из Лэнгли с индексом 017 и сотрудник ФБР под номером СИ-4. Но, не успев сделать и шага, он увидел перед собой дульный срез нагана-самовзвода, который держал в своих руках комиссар НКВД Ной Боровичков. Агент не успел даже вскрикнуть: три остроносые пули нагана за Љ0519632 с треском разорвали его кожаный блэйзер, выпустив на белейшую банлоновую рубашку яркие кумачовые пятна.
- Кхе! Допрыгалси! Дострелялси! Думает, если находится на пароходе "Меркурий" и в открытом море, то может пулять безнаказанно. НКВД - везде, на суше, на море и в воздухе.
С этим нельзя было не согласиться, к тому же в руках у Ноя красноречиво поблескивал не знающий промаха наган.
Эти трое попали на один пароход случайно: двое американцев плыли на дело, а Боровичков плыл с дела, с большого дела длиной в 10,5 года. Он даже не знал, что НКВД уже пять лет не НКВД, а МГБ.
- Ионыч! - окликнули Ноя с полубака. Боровичков медленно повернул голову, а тело уже было напряжено. По светлым еловым доскам палубы брызнула россыпь пуль из MZ. Длинная щепа застряла в ширинке светлых парусиновых брюк комиссара. Он вынул ее двумя пальцами, не двигаясь с места.
Его который уже раз пугала "Коза ностра". "Прямо богадельня какая-то," - решил Ной и выстрелил в молодого нахала, державшегося за канат и поигрывавшего MZ.
Первая заповедь стрелка из МГБ - через одну пулю в барабан вставлять две разрывные. Закровавившаяся кисть, сжимая автомат, полетела в океан. Закричали чайки, рвя на лету кусочки мяса из белой холеной руки, украшенной тремя перстнями. Ной взобрался на полубак, вынимая аптечку, и закрутил обрубок мафиози ниже локтя, не отнимая в то же время вороненого ствола от поясницы итальянца.
- Где иконы, крыса?
- Санта-Розалинда диа крепе! О-о-о, мамамиядучедьяволетто! Кончито-побрекито! - Ной, которому был неведом итальянский фольклор, повторил вопрос, щелкнув курком.
- Ну-у! Сука! Говори, ... твою мать!
Его эпические выражения достигли желаемого результата, и итальянец уже на чистом русском языке признался:
- У босса. В каюте 777. Но бойтесь его, он капитано.
- Положил я на него говно! - сказал Ной и спустил курок. Легким пинком он сбросил безжизненное тело в гладкий океан. Основным правилом МГБ было - не оставлять живых свидетелей. Ной Ионыч Боровичков уже 15 лет работал в МГБ штатным сотрудником и был в чине майора, и 7 лет он был внештатным сотрудником в чине пионера и комсомольца. Он прошел спецкурс в разведшколе, практиковался в террористических группах, уничтожавших фашистских бонз в Болгарии, Венгрии, Польше. У него было 8 боевых наград и три дырки под ребрами. Генерал Сидоров лично жал ему руку перед строем. Короче, это был супербой...
Нога комиссара распахнула дверь 777-й каюты, наган с пополненным барабаном выискивал что-либо шевелящееся. Пусто... Все-таки треволнений - куча! Ной вытер пот рукавом со лба и вошел, затворив дверь.
Раздался щелчок - и сильный удар по голове. Ной согласно инструкции упал, полузажмурив глаза. Капитано, лысый кент, спрыгнул сверху и полез Боровичкову за пазуху. Ною на глаза попала краска из резервуара, скрытого над стальным шишаком. Он отбросил капитано ударом ноги в пах. Падая, капитано неосторожным движением включил супер-приемник "Телефункен-Турин", в каюту ворвалась разбитная мелодия группы "Сент-Луис негроуз". Они пели ритмичный блюз, но Боровичкову было не до музыки. Капитано ловким вывертом руки ткнул Ноя в подбородок. Тот полетел, сшибая своим мускулистым телом соломенные кресла и тростниковые столы. Капитано выхватил французский нож, нажал кнопку; блеснуло стальное жало. В глазах мафиози загорелся огонек (первый срок он сидел за садизм в неаполитанской тюрьме Пабло-Кончито). Бодро стучал ударник, негры что-то весело кричали, а Боровичков, утирая разбитый нос, думал, видя приближающегося с ножом капитано: "Вот и костлявая подбирается..."
Капитано сделал неуловимо быстрый выпад ножом; Ной вспомнил своего учителя по дзю-до сэнсэя Ощенкова и, резко вскрикнув, левой ногой подсек ногу капитано, а правой послал ему сокрушительный тычок в сонную артерию. Это был годами отработанный прием. Капитано всхлипнул и начал медленно валиться на пол каюты. Все было кончено, а негритосы пели: "Love me, mister, love me, white mister!"
"Ты и вправду полюбила меня, жизнь!" - подумал Ной и наметанным взглядом разведчика углядел замаскированные иконы "Спас", "Богородица на привале" и "Святой Дионисий". Выбросив тело капитано через иллюминатор, Ной вымыл руки, причесал свой полубокс и, отряхнув вельветовую курточку, вышел, аккуратно притворив дверь, вместе с иконами.
Итак, три раздутых мертвеца болтались на поверхности океана, синего, как их тела, на расстоянии пяти кабельтовых друг от друга. Взбираясь на верхнюю палубу, светлую и веселую, Ной хрипло просипел: "Но от тайги до британских морей энкэвэдэшники всех сильней..." и услышал голос из рупора: "Господа пассажиры! Наш корабль подходит к Гибралтару. Капитан мистер Джон Дипепл Болл шлет вам самый горячий морской привет! На верхней палубе для вас играет лучший джаз салунов Марселя и Филадельфии и выступает знаменитый клоун По-то-то!" По-то-то, он же Макс Лефевр, он же Жорж Огребю, он же Аркадий Борисович Пивораки, был закадычным другом Боровичкова еще по Высшему политучилищу; он втайне от начальства овладел приемами кате-да и некогда продырявил кулаком без ущерба для руки ветровое стекло облившего его автомобиля...
По-то-то крутил двойные сальто под заунывный джаз. Они переглянулись. Ной указал пальцем вниз, и По-то-то от радости крутанул тройное сальто, сорвав овацию. Джаз заиграл быстрее и громче.
У соломенного кресла около самых перил, в котором отдыхал объемистый господин, остановился и облокотился на перила некто, затянутый, несмотря на духоту, в черный смокинг, с надвинутым на лоб котелком.
С самым благодушным видом, вполголоса, объемистый господин сказал:
- Завтра утром швартовка в Марселе. Оба должны исчезнуть.
Черный, не меняя позы, сообщил:
- Темнеет через три часа, - и плавно отошел, растворясь в праздной толпе.
Пароход "Меркурий" входил в Геркулесовы столбы...
Когда заснули все пассажиры, кроме Ноя Боровичкова, из темноты неслышно приблизилась к "Меркурию" подлодка, всплыла; откинув крышку люка, высунулся по пояс матрос, водрузил на край пулемет Дегтярева и стал ждать. Лодка шла в одной трети кабельтова от корабля параллельно ему. Ной запаковал иконы в прорезиненный мешок и выбрался из каюты через иллюминатор, посветил на море фонариком и полез по веревке вниз. Волна, тихонько плескавшая в борт судна, приняла его ласково и мягко. Ной, взмахивая правой рукой, поплыл в темноту на красный маячок лодки.
В это время в концах коридора, в который выходила Ноева каюта, скучали и позевывали пять человек в темных одеждах. Они знали, что Ноя надо взять каким угодно, живым или мертвым, все едино. Человек в смокинге, бывший среди них, знал, что у Ноя есть некая бумажка, и она его интересовала больше даже, чем сотня "Богородиц".
На часах Черного была половина второго ночи. Он повернулся к двум своим головорезам и шепнул: "Пора." Затем дважды мигнул мини-фонариком "Майнер" в другой конец коридора и, пропустив своих людей, неслышно пошел за ними.
Мягко, но стремительно после поворота отмычки люди Черного ворвались в каюту. В открытый иллюминатор был слышен плеск волн и подрагивала на ветру веревка. Брызжа слюной, Черный прошипел: "Эль маразмо! Комплето де кретино!!" Они вымелись из каюты, рванули наверх и вперились в темноту, сами освещенные тусклым страховочным фонарем. Они успели увидеть, как мигнул в последний раз и погас маячок подлодки. Натренированным жестом выбросив руки вперед, они часто-часто застреляли из своих пистолетов, но лишь одна из пуль звякнула о толстый металл корпуса подлодки. В ответ из темноты величаво пророкотал "дегтярь", и с десяток его пуль прошли, вспарывая плотный душный воздух, над головами мафиози. Хлопнула крышка люка, и послышалось бульканье.
"В какой каюте клоун?" - лихорадочно спросил сам себя Черный и, крикнув своей четверке, побежал вниз, грохоча по железу.
Аркадий Борисович Пивораки нацепил свое трико, сунул в карман коробку патронов и запасную обойму к "Браунинг-Лонг ноль седьмому" и вовремя выскочил из каюты и успел заскочить в ту, что напротив, велев не волноваться ее обитателям. Он приник к двери. Гулко билось сердце в широкой, покрытой кудряшками груди. "Хорошо, что Ной успел," - думалось ему. Тут он услышал звук взводимого затвора и - брань, жестокую, трехэтажную, итальянскую. "Старый дурак! - вдруг обругал он себя. - Ведь подвожу под удар этих!" И он еще раз велел им лежать не шевелясь.
Он чувствовал, что убийцы разошлись к дверям ближайших кают, что и у его стоит один. И он дважды спустил курок через дверь, распахнул ее, оттолкнул тело врага вправо, стреляя влево, - и влетел, нырнул в свою каюту. Великое чувство самосохранения подавило все прочие - страх, дрожание рук, нерешительность...
Делая кувырок, он краем глаза увидел разодранный пулей котелок Черного, продырявленную и залитую кровью жилетку другого мафиози.
- Пор-рядочек - кхе! Я себе мысленно аплодирую!
Но легкое хвастовство заставило его ослабить осторожность. И он не заметил скрывающегося за портьерой мафиози Марко Антониони. Глухо ударил выстрел. Трико Пивораки залилось кровью, пули мафиози как пчелы кусачие вошли в тело этого клоуна-разведчика. Как бы сломавшись в пояснице надвое, Пивораки рухнул, судорожно нажимая спусковой крючок пистолета; пули как шмели летели во все стороны, разбивали вазы, дырявили картины, отщепляли кусочки дерева от панелей. Пивораки умирал тяжело. Он вспомнил свою первую любовь, первый револьвер, первый труп врага. "Н-н-ной!" - простонал он.
Мафия не спешила добивать его. Черный, без котелка, испорченного пулей Б-Л-07, нагнулся над ним...
Угасающим сознанием Аркадий уловил солидные редкие выстрелы нагана и мягкие звуки "плюх". Сдавленный, как и полагается, хрип. Черный растерялся.
Но сообразить он ничего не успел. В дверях каюты появился Ной; в руках его было две пушки, они извергали огонь. Первой серией выстрелов из левого нагана был сбит и издырявлен лейтенанто Марко; Черный дико вскрикнул и выпустил всю обойму в плечистую фигуру Ноя. Но несколько резких приседаний и качание маятника спасли того от губительных пуль. Ответом Ноя был удар ногой в челюсть Черного. Удар был настолько силен, резок и неожидан, что Черный всхлипнул и проломил своим телом переборку. Обливаясь кровью, Черный упал. Сделав быстрый прыжок, Ной очутился около него. Его свинцовый кулак опустился на рожу Черного. Раздался хруст - и все было кончено.
...На нечистом полу в каюте 2 класса умирал чекист. Кровь, пульсируя, выдавливалась из его исстрелянного тела, текла по вытертому коврику и капала куда-то в 3 класс сквозь щели в полу.
Ной не мог даже склониться над товарищем, он вынужден был сторожко держать свои револьверы и стоять, ожидая нападения. С него лилась забортная вода и копошился в кармане пиджака малек. Ною было неловко за сделанную в переборке дыру, в которую он наблюдал за соседней каютой.
Машины работали все так же исправно; никто не хотел ничего слышать, пассажиры спали.
Ной выбросил в открытую дверь подушку, и кто-то напряженно выдохнул справа, как понял Боровичков, удержавшись от выстрела по подушке. Следующую подушку Ной швырнул вправо и, выскочив, на всякий случай ударил ногой в темноту, но не достал. Чувство самосохранения побудило его снова забраться в каюту, и тут он услышал выстрел и еще два, а затем и хрип, долгий, неприятный. Ной уловил смутную фигуру стрелка, появившуюся в проеме двери и, скорректировав слегка ствол, плавно нажал на спусковой крючок. И тут в коридоре зажегся свет, поэтому Ной увидел в подробностях, как мотнулась оставшаяся на шее половинка головы (пуля была разрывной), как облаченный в черное, а сейчас все более багровевшее трико мафиози ступил назад, вперед и столбом грохнулся об пол. Выбивая гильзы из дымящихся барабанов, Ной нагнулся над Пивораки.
Тот словно и жил до скончания перестрелки: улыбнулся невидяще и выдохнул резко весь воздух из легких. Ной посидел с минуту на корточках, закрыл глаза Пивораки и уселся на койку, закрыв глаза, расслабив все мышцы. Но подсознание работал и оно уловило человека в дверях кровавой каюты. Человек не стрелял, и Ной отнесся к его появлению благодушно: он даже не шевельнулся и не открыл глаз. Человек вошел, избегая лужиц крови, и холодным стволом автомата толкнул Ноя. Тот тюфяком повалился на койку, попутно отбил автомат ногой и другой пнул пришельца в лицо. Когда пришелец очнулся, Ноя не было в каюте. Пришелец достал из кармана визитки переговорное устройство, лающим от напряжения голосом приказал:
- Геноссе! Ахтунг! Обыскать весь корабль и взять его. Шнелль!
По всему кораблю замигали фонарики: приходила в действие служба БНД, служба Гелена. Ной отступал медленно, периодически постреливая на огоньки. Но огоньков не убавлялось, видимо, его противники на этот раз были в пуленепробиваемых жилетах. Девять огней, девять человек, лающая немецкая речь.
- Ну, подходите, колбасники! Дишайзе дрюкер! - и он нырнул в люк машинного отделения. Там было жарко. Смена кочегаров была мертвецки пьяна. Ной понял, что это происки империалистов.
Включив рубильник, он окрасил все машинное отделение в яркий свет. Осмотрев наганы, он понял: будет только два хороших выстрела (патроны кончились). Двух первых он встретил выстрелами в упор, моментально вспоровшими им животы. "Осталось семеро!" - мелькнуло в сознании Ноя. Отбросив ненужные теперь наганы, он встал в стойку самбиста: широко расставленные ноги, сильные руки на уровне груди, взор в противника. Первый геленовец, остервенело визжащий, был брошен через плечо и, попав головой в кучу угля, затих. Поймав чью-то ногу, Боровичков сделал подсечку. Гремя железом, вражеский агент упал, разбив в кровь лицо. Самого длинного Ной сунул головой в топку. Раздался дикий крик, запахло паленым волосом. Получив удар раскаленной лопатой в бок, Ной шмякнулся на пол. В подкорке сознания было: "Подставился!"
Ной медленно отступал к сплетению маслопроводов и магистралей. Он и его противники тяжело дышали: здесь было под 30 градусов. Вдруг справа сверху что-то упало вниз, грохнув по трубам. Ной кинул взгляд наверх и тут же отскочил в сторону от прыгнувшего сверху узкоглазого. Тот вскочил как ни в чем не бывало, принял стойку "киба-дачи" и попробовал сделать Боровичкову "уракен", от коего тот ловко оборонился классическим блоком скрещенными руками и захватил было руку узкоглазого, но тот, ощерясь, пнул его пяткой в живот, однако более результативно он пнул бы в кирпичную стенку: Ной инстинктивно напряг пресс, подобный стальному щиту. Узкоглазый отскочил. Остальные трое почтительно наблюдали за боем мастеров.
- Ш-ш-ш-кья! - узкоглазый резко вскрикнул, прокрутил несколько блоков, очень эффектных со стороны, и подскочил к Ною. Тот отмахнулся ломом, но не попал и, пока останавливал лом, поймал удар в челюсть и, замерев от боли на секунду, с силой ткнул ломом вперед. Хряпнуло что-то, теплая жижа брызнула на Ноя; он подал лом еще вперед, отбросил противника прочь.
Геленовцы как псы бросились на Ноя. Резкий взмах ломом: первый упал с раздробленным черепом, у второго хрустнуло что-то в груди, и он также завалился. "Бей-коли!" - вспомнил Ной одну из команд штыкового боя. Он сделал выпад, и противник со сломанными ребрами как подкошенный рухнул на залитый кровью пол.
- Ох, управился! Стар я стал для таких делов, но на этих ублюдков хватит.
Осталось сделать еще операцию "Ко". Операция "Ко" заключалась в том, чтобы выкрасть и предать своим копию плана "Дробшот", разработанного американскими генералами. Это было сложно. План находился у американского атташе, но его охраняли семь человек из ФБР и два китайца-кунфуиста; с ними атташе не расставался, даже когда ходил до ветра. Ной также вспомнил секретаря-референта атташе - молодого японца с атлетическим разворотом плеч. "Кажется, его зовут Маримото. Завтра примусь за работу," - подумал Ной. До завтра было два часа, наступал рассвет. Надо было отдохнуть; перед солидной работой Ной чувствовал упоение и вдохновение. Заправившись кружкой забортной воды (питательный раствор океана NaCl+Ag) и килограммом солдатских сухарей, Ной проглотил таблетку болеутолителя и почувствовал гигантский прилив сил. Он спустился в салон корабля и встал за бильярд, ожидая соперника, достойного его, чемпиона дивизии имени Дзержинского.
Ной потер мелом кончик кленового кия. Барабан любимого нагана был снова полон патронов. Облокотившись на кий, Боровичков ожидал. В бильярдной, обитой краснодеревными панелями и увешанной хорошими современными картинами, царила почти полная темнота: Ной не включал ни одной люстры (выполненных в стиле барокко), а зажег лишь одну свечку у самой входной двери. "Я устрою им русскую рулетку на втором револьвере," - злорадная мысль назойливо свербила мозг. В дверь ударили ногой, и она распахнулась, незапертая. Темные тени заметались по бильярдной, поигрывая оружием.
- Всем стоять! Руки на затылок! - прокричал Ной на английском, итальянском и немецком и на русском крикнул:
- ... мать! Кто тут из вас самый главный, выходи на круг!
Кто-то включил свет.
Ной натирал кончик кия мелом. к нему подошел улыбчивый референт американского посланника:
- Ионыч, с тобой з-замочьим партейку, э?
Ной густо крякнул, про себя выматерился, и они стали играть. На десятом туре молодой японец понял, что перед ним сильный соперник, и дико заорал хорошо поставленным тенором:
- Мальчики, взяли его! К`уйко!
Из толпы прогуливающихся мгновенно выросли пять стандартных, рослых фигур в одинакового покроя синих костюмах. Мальчики были крепкие, с бычьими шеями, перебитыми носами и с силуэтами автоматических пистолетов, угадывающихся под пиджаками. Еще двое стояли на палубе с автоматическими снайперскими винтовками М-1 в руках. Ной понял: он в западне. И тут молодой японец резко ударил его в лицо. Сквозь затеманенное сознание, падая, Ной видел улыбающиеся лица этих преуспевающих капиталистов. Своих врагов. На лежачего сразу же ринулся ближайший агент ФБР, в руках у него были кольт-22 и полицейские наручники.
- Жандарм! - крикнул Ной и резко ударил его в коленный сгиб; агент упал как подкошенный. В Ное вспыхнула дикая ярость и загорелся огонек холодного разума, который всегда его спасал в трудные минуты. Жестом руки японец остановил ринувшихся было к Ною агентов и встал в стойку. М-да, двух каратэистов за сутки для Ноя было многовато. Показав молниеносный выпад кулака в живот, референт ударил ногой в ухо Ноя. Ной покачнулся и ответил сильным ударом в область печени.
- Ос!!! - вскрикнул японец и, совершив быстрый переворот в воздухе, с силой пнул ноя пяткой в пуп. Это был страшный удар, среди знатоков он назывался просто: "кэнтус в пуп". Замычав, Ной упал на колени. В голове все плыло; референт демонстрировал свои отработанные каты и ждал, когда поднимется Ной. Японец хотел бою. Выплюнув на пол салона кровавую слюну, Ной встал. Японец встал в позицию "зен-кутсу" и резко ударил ногой в висок Ноя. Чекист резко уклонился в сторону и тяжелым кулаком ударил в переносицу японца. Захрипев, тот полетел в бильярдный стол и сломал его. Он тут же вскочил. Улыбнулся разбитыми губами. И нанес жестокий удар пальцами в глаза Боровичкова. Ной поймал кисть врага, с силой сжал ее и вывернул приемом самбо. Со звоном полетела разбитая посуда. Ной воткнул японца головой в столик с прохладительными напитками. Ударом наотмашь японец отбросил чекиста к стене и занес руку для решающего удара. Поднырнув под него, Ной взял японца на прием из дзю-до - "мельницу". Зазвенела разбитая витрина, крепкая голова японца не вынесла удара разбитого стекла, и с замутненным сознанием он (японец) рухнул.
Яркий свет освещал эту картину, залитое кровью, искалеченное тело японца было недвижно. Несколько обывателей было кинулось на Ноя, закричав "бей его, он краснопузый!" Ной мрачно посмотрел на них и мгновенно выхватил свои исторические револьверы. Народ остановился, все знали (по предыдущим событиям): если Ной Ионыч Боровичков достал револьверы, то лучше не вмешиваться в эту передрягу. Раздался выстрел, из простреленной руки чекиста выпал его любимый наган. Это начали войну американцы.
- Н-на! - и Ной выпустил серию пуль в темные силуэты на палубе. Первый, схватившись за живот, упал в салон, а второго разрывная пуля нагана за Љ0350271 отбросила за борт. Волны сомкнулись над бедным юношей, его губы только успели простонать:
- Jesus Christ, I come to you!
Ной качал маятник, метко постреливал из своего нагана. Но его правый рукав побурел и наливался красной мокротой. Американцы били из автоматов, щепки летели в разные стороны. Ной залег за стойку бармена и наотмашь бил из нагана. И снова упал американец, схватившись руками за простреленную голову. Но четыре автомата, пристрелявшись, дырявили очередями стойку бармена. В их лающие выстрелы вплетался голос "Беретты-7", из которой стрелял какой-то волонтер, захотевший убить настоящего коммуниста. Ной решил - надо прорываться, иначе подстрелят. Из заднего кармана своих белых парусиновых штанов, сшитых в Константинополе, он достал увесистую гранату Ф-1. "Осколки на 200 метров. Это в самый раз!" - решил он и метнул ее в сторону, откуда раздавался лай автоматов. Гулкий взрыв был полной неожиданностью для агентов антикоммунизма. Взрывом гранаты убило этого англичанина-волонтера и разворотило всю переборку салона. Воспользовавшись этим, Ной выпрыгнул в иллюминатор. Совершив резкую перебежку, он выстрелил напоследок, и пуля его, как всегда, нашла цель: он попал в живот одному из агентов. Тот выронил автомат и, проклиная опасную службу в ФБР, мешком упал на грязную палубу и расстался с жизнью. Ной бежал, тяжело дыша, вдруг он увидел раскрытую дверь. "Каюта Љ303!" - зафиксировала его зрительная память, и он, придерживая набухший кровью рукав, вошел. Его воспаленному глазу открылась весьма приятная мужскому взору картина. В каюте сидела красивая, молодая лет 23-25 дама в одном пеньюаре. В руках она держала длинную египетскую сигарету и прекрасными алыми губками пускала желтоватую струйку дыма в потолок.
- Пардон, мадам! - нашел в себе силы сказать Ной и грохнулся на пол без чувств. Что было потом, он не помнил.
Очнулся Ной в постели с чистым бельем, от него исходил прекрасный запах жасмина, он навевал Ною воспоминания довоенной давности. Лебеди, пруд, стройная светлокосая девушка, с которой он собирал ландыши; кажется, ее звали Анюта...
Вдруг Ной почувствовал, что за ним наблюдают; сквозь ресницы он посмотрел по сторонам и увидел вчерашнюю мадам. Это была красивая женщина с мягким овалом смуглого лица, у нее были очень черные волосы и голубые глаза. И вообще вся она была такая хорошая, что у Ноя на миг возникло желание обнять ее и унести куда-то далеко, далеко. Но он вовремя остановился, быстро прокачал ситуацию и понял: женщина с такой улыбкой не может быть врагом. "Породиста," - подумал Ной.
- Очень приятно. Меня зовут Клариче-Джудит-Мария-Висконсья де Пальмос. А в миру меня зовут Клариче Мунда, я певица из "Гранд-Опера".
- Я напугал вас вчера, мадам Клариче? Прошу извинить, - произнес Ной с церемонностью испанского гранда: чего-чего, а учтивости он насмотрелся в Европах.
- О нет! Синьор! Вас ищут на трех верхних палубах, и поэтому вам надо подлечиться у меня в каюте.
На минуту Ной расслабился, ведь было так приятно потягивать рубиновое кьянти и слушать ласковое, радующее сердце щебетанье молодой женщины.
- А теперь завтракать, синьор.
- Si, sinjora, - ответил Ной и с прожорливостью молодости навалился на пищу.
Стол был великолепен. Десяток жареных фазанов, паштет из голубя, нежная вестфальская ветчина с греческими маслинами; а также на столе присутствовали дары моря: креветки, нежная, тающая во рту семга, консервированные омары. На углу стола в серебряном ведерке стояла паюсная икра. Напитки были представлены: большой бутылью старого кьянти, небольшими бутылками киршвассера и темными сосудами с настоящим парижским перно.
"Никогда не имел шашней с певичками," - мысленно произнес Ной и осторожно поднялся, стараясь не показать своей тревоги, со стула. Он прислушался у двери, но в коридоре было тихо. Тогда он снова опустился за столик, вытащил вилкой пробку из бутылки с перно и опрокинул ее в высокий немецкий бокал. Укоризненный взгляд Джудит-Марии понудил его извиниться и скромно отставить перно. Мило беседуя обо всем, кроме сведших их обстоятельств, они пригубили коньячка, откушали ложечку икорки, и тут Ной подавился креветкой, покраснел лицом и жестоко перханул на стол, как истый русский. Ему ничего не оставалось, как собрать за углы скатерть, пробормотать что-то, пуская слюни, и выкинуть обгаженные яства в иллюминатор. Потом, уходя от погони, он будет долго дивиться, откуда на котелке у брюнета со снайперской винтовкой сочные зерна икры и потеки шпротного масла.
- Извиняюсь, сейчас все будет в ажуре! - и он сбегал за своим распотрошенным вещмешком, из коего извлек полбуханки ситного, пару банок тушенки 1 сорта и флягу со шнапсом.
- Лучше уж пообедаем в прибрежном кафе, мой небритый невежа, - сказала его собеседница, и, собрав свои шмотки, в одежде солидного антрепренера и с двумя тяжелыми чемоданами Ной сопроводил Марию-Висконсию на берег.
Из кафе, уже навеселе, пара поехала в гостиницу "Веселые дрозды". Портье был весьма пронырлив и сметлив; их оставили в номере-люкс на ночь. Ной чувствовал себя превосходно, с самого утра ему хотелось попробовать Клариче, ее глаза светились ответом.
Незаметно спустились сумерки.
Под музыку бразильского танго Ной медленно раздевал Клариче и раздевался сам. Сняв с нее последнюю тряпочку, Боровичков залюбовался ее мощным загорелым телом. Он молча сжал ее в своих стальных объятиях и бросил на кровать под балдахином. И тут, за эти самые секунды, с него сошел весь парижский лоск и он превратился в обычного сельского мужика, дорвавшегося до бабы. Он насиловал ее страшно, кусал ее груди, своими железными пальцами мял ее бедра. Она отдалась ему, как опытная куртизанка. Тело ее было мягко и округло. Она стонала, когда их тела сплетались в клубок и происходило соитие. Клариче безропотно покорялась его бурным ласкам, от которых сдох бы любой гималайский медведь. Руки его шарили по ее телу, ощупывая все выпуклости и впадины. На спине у нее выступил пот, они опять сплелись в объятиях соития. В эту ночь он господствовал над нею 8 раз. Под утро он с любовью посмотрел на темный треугольник в низу смуглого живота Клариче: "Он давал мне удовольствие..."
Ной Ионыч Боровичков очень хорошо выглядел в своем новом обличье. Роскошный черный фрак, белая манишка, напомаженные волосы, атласный цилиндр. Немного потянувшись, он вспомнил мило проведенные им сутки и улыбнулся в душе. Пора на дело, решил он, и его светлая голова начала настраиваться на работу. Недаром его называли лучшим диверсантом и супер-солдатом USSR. Он зарядил свой не знающий промаха наган, ощупал французский нож, всегда лежащий в его заднем кармане.
- Отлично, - сказал Ной и вышел на верхнюю палубу. "Здесь-то я и начну катавасию," - еще раз мелькнуло в его сознании.
На верхней палубе жизнь била ключом, стояла ясная погода. Вокруг бассейна бегало много загорелых, с роскошными чреслами, русалок, играл джаз-банд, суетились официанты. Но за всем этим угадывалась какая-то тревога, и какое-то напряжение сковывало волю и замедляло работу мысли.
У столика в углу завтракал американский атташе. Безукоризненный пробор на голове, полный подбородок и неизменная сигара в углу рта. За соседним столиком сидело три китайца из Шанхая, в одинаковых белых костюмах. По агентурным сведеньям, это были охранники атташе; они были так виртуозны в своем ремесле, что даже никогда не носили оружия. "Черт возьми! Не видно агентов! А это плохо, если не знаешь, где твой предполагаемый противник. Пора начинать," - решил Ной и прямым солдатским шагом направился к столику американца.
Подойдя к столику на расстояние удара, Ной пнул его (столик), загремела посуда, соус антре налип на лицо американца. Китайцы вскочили.
- Ну что, старая развалина, отдашь или нет? - крикнул Ной, фиксируя боковым зрением телохранителей. Ною был нужен скандал. Встававшему из-за стола американцу он отвесил такую пощечину, что тот выплюнул два платиновых зуба. Взглядом атташе показал на Ноя.
Телохранители, сшибая столики, ринулись на Ноя. Атташе удалялся в свою каюту. Вдруг из бассейна вынырнуло несколько аквалангистов с автоматами. Они быстро навели дула своих машин-ганов на Ноя. Казалось, что дело Ноя проиграно. Но так только казалось.
Меткой зажигательной пулей своего нагана Ной попал в бензиновый бак компрессора, охлаждавшего воду в бассейне. Аквалангистов как сдуло. "Плывите в Марсель, голуби!" - злорадно подумал Ной. Вдруг он почувствовал сильный удар в грудь и, выронив револьвер, покатился по лестнице...
За ним катился американец-атташе. Ной, не теряясь, приставил наган к его округлому брюху и прошипел:
- Вперед, скотина!
Тот прытко побежал, растряся свой пробор и икая где-то из глубин желудка при каждом прыжке. Они выскочили на трап, и, сбежав на берег, Ной спихнул трап в мазутную воду акватории порта.
В десяти шагах их ждал бежевый "опель-адмирал".
Китайцы легко перемахнули с "Меркурия" на причал и кинулись к "опель-адмиралу", в котором сидели: Ной Боровичков, чекист, Фрэнсис Спенсер, военный атташе, Клариче Мунда, оперная певица, и за рулем - Костя Фельдштейн, агент 2 класса, Герой Советского Союза.
Трогая с места "опель", Костя крикнул Ною:
- Тут, в Марселе, ты уберешь еще одного. Это нацист Ганс Краузе, живет на улице Первой республики, 44. Он заочно приговорен в Минске и Бресте!
"Опель" с открытым верхом мчался по набережной Сент-Лувр де Эксибит. За ним в армейском "джипе" неслись три китайца с "питонами" на боевом взводе, еще далее - черный "роллс-ройс" с людьми ФБР, за ним впритык - "шевроле-шеветт" от ЦРУ и в арьергарде кавалькады - 5 мотоциклов с колясками - мафия, желавшая отмщения. Светило солнце, пели птички. Мимо мелькали яхьы, шлюпки, баркасы и катера. Ной выпотрошил свой вещмешок на кожаное сиденье. Брякая, вывалились пять "лимонок" и несколько коробок с патронами; выпали и две банки тушенки, и фляга со спиртом, и полбуханки. Американский атташе, скрючившийся в углу сиденья, проговорил:
- What do you need so many bombs for?
- It`s a habbit, - не поворачиваясь, ответил Ной и принялся ввинчивать запалы в рубчатые тельца Ф-1.
Атташе вдруг резко схватил Ноя за грудки, помяв манишку, и попытался вытолкнуть его из машины. Ной хладнокровно харкнул ему в потное мясистое лицо и, пока тот, захлебываясь, утирался, ткнул его средним пальцем в поддых, а затем надел на него наручники и забыл про его существование.
Прожужжали первые пули - китайцы нервничали. Ной взял гранату, но оглядел весь эскорт и отложил ее. Верный новенький наган безукоризненно сработал и на сей раз: "джип" еще ехал по инерции вперед с шофером, легшим на руль, а "опель" нарастил после поворота скорость и уходил по прибрежной дороге все дальше и дальше. Один из китайцев выпрыгнул на дорогу, надеясь спастись, но, оглушенный, прокатился и затих. Хрястнули его лодыжки под колесами "роллс-ройса", он дернулся, оскалился, пуская кровавую пенистую слюну, и умер. А "джип" на скорости съехал с набережной, протрындычал по яхтам, срубая мачты, подмял под себя белоснежную красавицу "Глобе Ассими" и вместе с ней ушел на дно.
"Роллс-ройс" без усилий сблизился с "опелем" на 50 метров, из окна высунулся человек в котелке, густо обляпанном икрой и шпротами, приложился к короткой снайперской винтовке, выискивая колесо "опеля". Ной кинул взгляд на спидометр. Цифра 80 отпечаталась в мозгу. Он вырвал кольцо у одной "лимонки", выждал секунду и кинул ее на асфальт.
Черное тело гранаты скрылось под радиатором "роллс-ройса". Ахнуло так, что закачались яхты у берега. Незадачливый стрелок, распластав руки, кувырком вылетел из кабины и тюкнулся головой в каменную стену, поддерживавшую тротуар с ограждением в виде цепей.
"Шевроле" был разумнее. Он даже увеличил дистанцию, пропустив десяток мафиози на немецких мотоциклах, один из которых был даже снабжен пулеметом. Сами цэрэушники куда-то делись. Пулеметная очередь. Ной похолодел: одна из пуль разбила фару "опеля" и могла достичь бензобака, а тогда - капут. Но вроде обошлось. Ной швырнул "лимонку", когда до мотоциклов было около ста метров. Живо остановившись, вся шайка залегла. Взрыв был впустую, но один из мотоциклетов не завелся, и двое с него пересели на другие машины. Между тем расстояние от них до "опеля" возросло более чем вдвое.
- Ну как вы там, Клариче? - весело спросил Ной и принялся потрошить атташе. Он сразу же обнаружил зашитый конверт и, сказав:
- Придется попортить пиджачок-с, - извлек плотный голубой пакет с грифом "top secret". Не вскрывая, спрятал к себе на тело и сообщил атташе:
- Ты мне больше без надобностей.
Атташе стал срывать с пухлых пальцев перстни, но Ной холодно сказал:
- Костя, притормози-ка.
Ной пинком вытолкнул атташе на асфальт, тот скорчился, ожидая выстрелов, но "опель" рванул с места. Ной видел, как тяжело поднимался американец, воздев скованные руки к небу, как рухнул в воду, прошитый очередями мафиози.
- Матка боска! Всех бы их так, империалистов пшеклентых! - восхитился молчаливый Костя. Вдруг Клариче воскликнула:
- Впереди, наверху - ЦРУ!
Ной резко повернулся, схватил с сиделья гранату и швырнул наверх... банку тушенки. Парни из Лэнгли залегли, долго и тщетно ждя взрыва, а затем поднялись, ругнулись, отряхнулись, втиснулись в свой "шевроле-шеветт" и ринулись в погоню.
- Слышь, Костя, это будет анекдотом в стенах МГБ, как мыслишь?
- Да уж. Кстати, впереди какое-то шоссе.
- Сворачивай и уходи по городу!
Набережная закруглялась, и, срезая путь, "шевроле" скоро шел впритык к краю параллельно "опелю". Ной взял флягу, сунул в барабан зажигательную пулю, поцеловал флягу и бросил ее кверху, стреляя. Ослепительный желтый огненный шар взорвался перед самым радиатором "шевроле". Ткнувшись в столб, "шевроле" заглох.
Оставалась мафия...
Но всем было известно, что в мафии дураков нет.
Выстрелив в сторону мафиози, Ной крикнул:
- Костя, Клариче, сматывайтесь отсюда, я вас прикрою! Ну!
- Ионыч, возьми ППШ!
- Будь спок, Костя! Передай в Центр, дело сделано. Приступаю к операции "Каин". Чао!!!
И Ной, схватив в руки автомат ППШ и несколько магазинов к нему, быстрым движением тренированного тела перемахнул через забор. Мафиози в черных котелках ринулись за ним. В ста шагах от забора находилась городская выгребная яма и мусорная свалка города.
- Ну, я вам устрою панихиду! Умоетесь в этой вонищи! - Ной нервно огляделся.
Со стороны мусорных баков района департамента Антре двигалось человек 40-45, вооруженных винтовками, автоматами и даже ротным немецким пулеметом МГ-42. За забором послышался рокот мотоциклов "цундап". Подъезжали опоздавшие мафиози. Видимо, они захотели показать силу своей организации и окрестных бригадистов.
Ной прикинул: "Шестьдесят пять рыл. Два пулемета. У меня ППШ плюс три магазина на тридцать патронов. К наганам 250, пара гранат. Живем. Я устрою этим шакалам Варфоломеевскую ночь!"
- Ной! Сдавайся! - кричали мафиози. Он ответил короткой очередью. Пара мафиози упало. Остальные бросились на Ноя. Ной любил верную стрельбу. Он бил, как казалось, почти не целясь, но от его выстрелов редели ряды мафии. От его короткой очереди в живот рухнул лейтенанто мафии. Воспользовавшись суматохой, Ной вставил последний рожок в автомат. И кинул в мафию гранату.
От ее взрыва, казалось, содрогнулось небо. Пулеметчика с МГ-42 забросало нечистотами. Взрывной волной человек пять унесло в выгребную яму.
- Дьяболито, бляденто, пидоренто! - слышался итальянский мат со всех сторон.
- На х...й пошли! - громко крикнул Боровичков и метнул противотанковую гранату. Двух бандитов разорвало в клочья, человек семь с миром отошли к Господу нашему, и загорелось два "цундапа". Мусорная свалка горела под ногами мафии.
В воздухе смердело вспоротым свежим слоем говна. Ной, притулившись у забора, выстрелами снимал высовывавшихся из-за бачков с поносом мафиози. Вдруг человек двадцать кинулось к нему, готовясь перепрыгнуть длинную канаву с какашками. Ной сунул горячий наган в кобуру и, сорвав с плеча ППШ, дал очередь по канаве; фонтанчики экскрементов залепили моргалки бандитам, и почти все они по инерции упали в канаву. Прочие, пригибаясь, кинулись прочь. Дав еще очередь, Ной осмотрел поле боя. Тут и там в желтой жиже вяло копошились грязные люди. Один полез наверх, сорвался и окунулся с головой. Шевелились чьи-то ноги в яме с испражнениями.
У Ноя оставалась пара лимонок и непочатых четыре коробки наганных патронов, да еще один рожок к ППШ. Чекист был внутренне спокоен, как индийский йог. Его фрак с оторванными фалдами был местами забрызган экскрементами. Цилиндр был утерян давно. Но дух его был высоко поднят, и Ной был готов еще и еще убивать мафиози.
Ничто не шевелилось в секторе обстрела. Внезапно Боровичков услышал звенящий хлопок и приближающийся надсадный свист. Он упал. Снаряд ФАУ врубился в забор, огораживавший свалку, и, разметав доски, зажег его. Ной выпустил остаток патронов и выпрыгнул сквозь пролом наружу. Вслед ему застучали пули, щепя опаленные доски, но ни одна не попала.
Пригибаясь и виляя, Ной побежал к городу. Остановился, вставил последний рожок, лег за наваленной кучей камня. Из дыры высунулась голова бандита и снова убралась. Человек двадцать выскочило и рассыпалось по пустырю. Краем глаза Ной засек свежевырытую траншею и, подползя к ней, перевалился внутрь. Он побежал, пригнув голову, вдоль нее. Траншея, виляя, все же приближала его к окраине города, к убогим домишкам бедноты. Ной приостановился и осторожно высунул голову, озираясь. Мафиози, все в одинаковых черных кожанках, постреливая, прочесывали пустырь. Редкие пули проскакивали по земле, срезая мелкие кустики жасмина. Ной не стал стрелять и снова рванул вдоль по траншее.
- Эх ты, черт-те налево! - траншея кончилась в каких-то четырех десятках метров от ближайшего домика. Не замедляясь, Боровичков выпрыгнул из траншеи. Тотчас же раздалась ругань и пальба. Он залег, выпустив веером с полобоймы. Мафия приближалась, обходя его кольцом. Ной швырнул налево и направо по гранате, переждал осколки и бросился к домику, расчищая путь короткими очередями. Все! Он перемахнул невысокий убогий заборчик, привалился к гнилому столбу-опоре.
Поредевшие ряды бандитов перебежками приближались к нему. Вскинув поставленный на одиночный огонь ППШ, Ной снял одного за другим трех мафиози, и тут вместо выстрела услышал щелчок. Перехватив опустошенный ППШ в левую руку и вооружась верным наганом, Ной выбрался из садика и прижался к стене домика. Землю вспорола очередь. Он кинулся по зачинавшейся улочке. Естественно, теперь он легко ушел от озверевших молодчиков, на прощание послав их по-русски. От Ноя пахло, и он не стал пользоваться транспортом. Он вспомнил кроссы по Кольцевой автодороге и, закинув автомат за спину, легко понесся вперед. Набычив лоб, он не обращал внимания на прохожих, шарахавшихся в стороны от зловонного пугала с автоматом...
Вбежав на явочную квартиру, Боровичков с лязгом сбросил на пол оружие и прополз на карачках в ванную, наполнив ее амбре, букет коего состоял из самых аристократических фекалий. Часа полтора он терся мочалкой под упругими струями, затем отключился на 16 часов и пошел кончать Краузе.
Подъехав на такси к дому жертвы, Ной расплатился и тренированным глазом разведчика оглядел симпатичный особнячок, стены которого были обвиты плющом. Увидев около дома несколько бритоголовых молодчиков в кожаных куртках, Ной понял - дело будет трудное.
Агентурные данные на Ганса Краузе, урожденного фон Шпайера.
Рост около 170-175, профиль арийский, волосы рыжие, лысоватый, розовый блондин. На Восточном фронте командовал диверсионной группой "ягд-команда", принимал участие в расстрелах партизан. Член НСДАП с 1939 года. Окончил Мюнхенский университет - теология. Окончил спец. школу СД - подрывные действия в тылу противника. Чрезвычайно опасен, стреляет как бог, владеет силовым задержанием. Имеет 4 Железных креста и две медали: "За зимовку в России 1941-1942 гг.", "За зимовку в России 1942-1943 гг.", а также 6 благодарностей от рейхсфюрера СС Гиммлера. В порочащих связях замечен не был, видимо, импотент. По его вине погибли группы Юстаса, Рамзая. Заочно приговорен к смертной казни в Польше и в СССР. Живет в Марселе, возглавляет неонацистское формирование "Военно-спортивная группа Краузе".
"Опасный тип, - подумал Ной и, спрятавшись за фасадом дома, проверил свой старый добрый наган. Затем он надел на голову парик стриженного налысо. Тот хорошо сидел на его крепкой голове. Затем он накинул на плечи кожаную куртку с вшитыми в лацкан серебряными молниями.
Толкнув дверь, он вошел в вестибюль.
- Хальт! Кто вы такой? - его окружали лысые молокососы с выражением свиней на безусых лицах.
- Sieg heil! - дико выкрикнул Ной и представился. - Ротенфюрер СС Дитрих Косовски. Мне к фюреру Краузе!
Молокососы вытянулись и, оторопев от такого верноподданнического нацизма, пропустили.
На втором этаже в холле он увидел симпатичную белокурую секретаршу годов эдак двадцати семи.
- Фюрер у себя? - спросил Ной.
- А вы кто такой? - неприступно ответствовала секретарша.
- Ветеран Восточного фронта, мы с Гансом вместе били коммунистов под Витюбском. И нигде там я не встречал более красивых ножек, чем у фройляйн, - сказав это, Ной щелкнул каблуками и стал теснить ее к двери кабинета. Прижав ее к двери, Ной одной рукой облапил секретаршу, а другая рука сама по себе полезла к ней под мини-юбку. Разобравшись в нагромождении чулочков, резинок и трусиков, Ной нашел, чего искал. Засунув руку в ее трусики, он несколько раз стиснул и разжал свои пальцы, поросшие рыжей шерстью. Секретарша ахнула, и вся ее плоть задрожала от желания отдаться прямо сейчас, здесь этому настоящему Нибелунгу. Посадив секретаршу в кресло, Ной впился своими губами в ее губы, и пока та, закрыв глаза, балдела, подошел к дверям кабинета и без стука распахнул их.
Там за столом был виден силуэт нужного ему объекта. Ной сомкнул пятки, выпятил челюсть и, выбросив руку вперед, хищно гаркнул:
- Heil Hittler!
Нацист, казалось, дремал. Ной, глядя на него, резко вытащил револьвер и выстрелил раза четыре в неподвижную фигуру. Нацист в той же позе грохнулся на пол. Чекист зашел за стол и обнаружил сваленную восковую фигуру с четырьмя дырками. Тут же могучий удар свалил Ноя. Боровичков перелетел через стул и растянулся на полу. Удар носком ботинка под ребра вывел его из секундного аута. Такого с Ноем не случалось давно. Открыв глаза, он увидел над собой блестящие сапоги, черные галифе и взгляд Ганса Краузе. Собравшись с силами, Ной вскочил, но тут же получил сильный удар в подбородок, от которого закружилась голова, и болезненный удар в пах, от которого Ноя скрючило и отбросило назад. "Тухлые дела," - решил Ной и, собрав всю волю, превозмог боль и встал, наводя наган на розовый лоб фашиста.
Рубящий удар по запястью заставил его выпустить оружие. Ной медленно повернул голову. Детина в форме унтершарфюрера СС, нанесший удар, отступил на два шага и встал, сцепив руки, тупо улыбаясь бычьей мордой. При этом открылся жуткий шрам на горле детины. Ной потупил голову, ожидая затихания боли.
- Fritz, geine dort chin! - сказал резко Ганс Краузе. Фриц послушно отступил на пять шагов.
Краузе медленно расстегивал портупею, снимал китель. Боровичков резко сбросил под ноги куртку.
Краузе медленно подходил, сжимая свои кулаки. И в эту минуту Ной почувствовал, что надо действовать. Резко подставив локоть под удар Краузе, Ной пригнулся и, взяв Ганса на прием, бросил через плечо. Краузе, не успев уловить бросок, воткнулся головой в журнальный столик и, сломав его, покатился по полу. Ной резко развернулся и, подсев под ногу Фрица, затянутую в лакированный сапог, наотмашь ударил в челюсть. Зазвенев вставными зубами, Фриц сломал своей тушей кадку с пальмой и сел задницей на пол. Пальма накрыла его голову, и Ной воспользовался тем, что Фриц ничего не видит. Он подскочил к нему и, как мужик мужика на махне промеж деревень, напинал штиблетами по печени и по морде. Фриц, облевав свой мундир юшкой, глухо ворчал, пока Ной отрабатывал на нем удары.
Ной случайно обернулся и тотчас же прыгнул к валявшемуся на полу нагану. Пуля из "вальтера" не нашла его. Боровичков перебил кисть Краузе:
- Нечестно, нечестно, господин Ганс!
Ответом было:
- Sakramento! - и ловким вывертом ноги Ганс пнул Ноя в челюсть. Не успев отразить удар, Ной упал, перекатился и, выстрелив три раза в живот Фрица, вскочил. Ганс силился вытащить из кармана второй пистолет, но в такие минуты он обычно застревает, и Ной, пробормотав сквозь зубы:
- Приговор привожу в исполнение, гнида! - выстрелил тому в лицо. Голова Ганса раскололась, как гнилой орех, и, забрызгав Ноя мозгами, тот рухнул.
Ной запер дверь в кабинет и помыл руки под краном, а заодно и смыл с корпуса нагана спекшуюся кляксу крови. Весь особняк наполнился каким-то шумом осторожных шагов. На дверь нажали. Стукнули раз, другой. Спрятавшись за письменным столом, Ной положил руку с револьвером на полированную крышку и выстрелил в дверь несколько раз. В ответ раздалась канонада яростных очередей. Боровичков сел на пол, выбил гильзы и наполнил вновь барабан нагана. Крепкие двери не поддавались. Ной вынул "лимонку", притянул бечевкой рычаг к корпусу гранаты, сделав узел с петелькой, и осторожно привесил ее между дверных ручек. Затем озаботился осмотром окна и местности, примыкавшей к особняку. Он взял у убитого Краузе пистолет и исстрелял его по окну. Брызги стекла разлетались со свистом.
Из маленькой кирпичной будки смотрел на окно ствол немецкого ручного пулемета. Ной смачно харкнул на окно. Пулемет заговорил. Полностью обрушилась раздробленная рама, стекла валялись по всему кабинету. Ной заметил, что дверь поддается, и спрятался за шкафом. Раздался треск дерева, падающего на пол, - и грохнул смертоносный взрыв Ф-1. Кабинет наполнился едким дымом пироксилина. Копошились в дверях раненные, искалеченные люди. Ной выступил из-за шкафа - в правой руке наган, в левой еще "лимонка". Поднялись дрожащие окровавленные руки. Чекист метнулся в дверь, засовывая наган в карман брюк и хватая "шмайссер" и несколько рожков в придачу. "Куда же мне гранату деть?" - подумал он и, переложив ее из потной левой ладони в правую, с силой метнул в окно. Она лопнула на улице, разметав осколки повсюду и убив двоих фашистов.
Проверив автомат, Ной выбежал на улицу и тут же пуля чиркнула по голове, сорвав с него парик лысого. Ной ответил длинной очередью, успев заметить залегших на улице телохранителей Краузе. Он, не высовываясь из-за колонны, дал по ним губительную очередь, и долго они еще дергались под пулями. Ной побежал по улице.
Начал накрапывать дождь, сверкнула молния. Впереди остановились две легковые машины, из них выскочили человек десять и встали, наведя на Ноя автоматы. До них оставалось метров сто, и Ной повернулся, чтобы бежать назад. Но и из калитки дома Краузе выбежали пятнадцать молодчиков и встали цепью поперек улицы. Ной слегка растерялся и побежал снова вперед, ища переулок. Били по ягодицам магазины к "шмайссеру", трепыхалась в кармане последняя "лимонка". Ной кинулся к какой-то двери жилого дома. Замок. Ной сострелил его и распахнул дверь. Блеснул из тьмы огонек, свистнуло над ухом, и где-то сзади Ноя с треском лопнуло и осело стекло. Ной подавил стрелка своим "шмайссером" и помчался вверх по лестнице, на чердак. Не мешкая он выбрался на пустынную крышу. Дождь усиливался, на скользкой крыше легко было оступиться. С высоты шести этажей Ной оглядел миниатюрные фигурки врагов внизу. Оцепление не шевелилось. Покуривали у машин люди в штатском. Кипучая ненависть к фашистам выхватила из кармана последнюю гранату и швырнула ее вниз, на легковушки. Когда дым рассеялся, Ной увидел десяток трупов и горящий автомобиль. Тотчас пули стали обкалывать черепицу вокруг него. Ной заметался по крыше, прыгнул на близкий соседний дом и побежал по нему, разбрасывая замшелую черепицу.
Ной снова снизошел на грешную землю. Он неслышно крался по двору к воротам. Там стоял молодой человек в сапогах, холщовых штанах и зеленой гимнастерке. Вытащив свой french knife, Боровичков с отвращением сунул его под лопатку сопляку, оглядываясь из предосторожности. Вытер лезвие об одежду убитого и прошел на улицу, швырнув "шмайссер" в кусты. Улица была почти пуста. Чекист без препятствий миновал ее и через час уже вяло отбрыкивался от приставаний Кости рассказать, сколько он на сей раз ухлопал.
- Ноюшка, ну расскажи, поведай нам о подвигах своих, - балагурил Костя, сидя за кружкой с баварским пивом и посасывая кусок жирного копченого угря.
Они сидели в маленькой финской баньке, которую, мастер на все руки, Костя выстроил в садике своего явочного особняка.
То ли оттого, что все было позади, то ли оттого, что он сидел в парной и пил ледяное баварское пиво, на Ионыча нашло обычное мужское хвастовство.
- Ну, значит, начал работать я в нашей фирме с 1937 года, нашим аппаратом ведал тогда еще товарищ Берия. Лично я служил в специальном подразделении. Начал с сержанта госбезопасности...
- М-да, хорошее было времечко, - промолвил Костя и сдул пену со своей глиняной кружки. - Помнишь, Ной, как мы с тобой в сороковом сидели в Москве, в пивной на Зацепе?
- М-да, и с нами был Пивораки. Вечная ему память. Вздрогнем!
И они вздрогнули, а потом еще раз вздрогнули, и беседа продолжалась.
- И кого я только не кончал на своем веку! И гауляйтера Буша, и генерала СД Гейдриха, и генерала ОКВ вермахта фон Бюлова. А про других и не вспомнишь. Сколько их было за десять лет непорочной службы... Костя, а как ты отхватил Героя, а?
- Да понимаешь, Ной, агентура дала мне сведения, что через Париж в 1942 году проследует машина с охраной, которая охраняет груз с документами и с бутылками с тяжелой водой - дейтерий, а может, тритий-два-о. Ну а ты знаешь, что в сообразительности мне отказать нельзя. Узнал маршрут, убрал ищеек Канариса и охрану Гиммлера, захватил машину и погрузил на субмарину. Вот и все.
Они сделали еще по паре глотков.
- А Ежова помнишь? Загремел тогда наш Николай Иваныч...
- К черту Ежова, Костя. Он не хотел допускать Пивораки на высшую квалификацию. Так ему и надо.
Разведчики окатились последний раз и вышли, обернувшись простынями, из приземистого бревенчатого сруба бани. Как два патриция, они брели, спокойно беседуя, к дому-явке.
- Однако через четыре дня убываю.
- В Белокаменную?
- В нее самую.
- Доклад знаешь как делать?
- Не учи ученого. Мы с товарищем Васильевым кореши.
Они вошли в дом, пошли одеваться.
- А как с бабой, Ной?
- Что такое? Пусть гуляет на все четыре, когда я убуду.
- А она не того? - Костя сделал руками округлый жест.
- Проследишь, я надеюсь.
Ной сел чистить наган. Костя отправился соснуть на прохладный чердак, где лежала копенка сена, взяв с собой большую бутыль молока и кило кислого сыра. Скоро дом огласился посапыванием наподобие пастушьего рожка и невнятными бормотаниями на древнехалдейском наречии.