Каудильо Диман : другие произведения.

Чёрная Нить, Белая Нить

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 2.21*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Я выхожу из поезда на вокзале в Хоувэде -другими словами центральной станции Кобенавна, столице Дэнского Королевства... Весеннее солнце, пробиваясь сквозь низкий туман облаков...

Rambler's Top100

ЧЁРНАЯ НИТЬ, БЕЛАЯ НИТЬ

Поэма

1.
Я выхожу из поезда на вокзале в Хоувэде -другими словами центральной станции Кобенавна, столице Дэнского Королевства.
Весеннее солнце, пробиваясь сквозь низкий туман облаков, разбрасывает яркие блики на темном перроне, спокойных людях, идущих к эскалатору наверх, в вокзал. Некоторые - торопятся, но по-своему, по-скандинавски, в то же время будто не торопясь - чемоданы со скрипом проезжают маленькими колёсиками по наждачке предлесенья и далее - наверх, в модернизированный пластиковыми зубами зев древнего здания вокзала. Быстрый трэйн с надписью DSB чем-то негромко шипя автоматически закрывает двери, одну за другой, и хмурит черные резиновые брыла - бамперы безопасности крайнего вагона.
Всё, солнце спряталось, в водную пыль облаков, возможно - на неделю. А может и на пять минут. Но, скорее, на несколько дней, если учесть прогноз, что я читал утром в интернете.
Я вспоминаю - море, великое море, окружающее остров управляет здесь погодой...
Я поднимаюсь по эскалатору наверх, в вокзал... Где же моя Бэкка? Глаз начинает оживать, ища знакомый силуэт в шевелящейся толпе... Глаза успели слипнуться в поезде, в котомке неглубокого железнодорожного сна. А сейчас зрение ест и пьёт - лица, киоски, высокий потолок, синие круглые фуражки железнодорожных служащих.
Вибеке, огнь моих чресел!.. Моя любимая афроевропейская женщина... Любимая потому... Потому что у нее прекрасная фигура - круглая африканская задница - изящная часть маленького тела подростка, подростка с пухлыми щечками и губками, детским играющим взглядом, подросток тридцати одного года, моя ровесница, с тремя детьми... Твоя старшая дочь четырнадцати лет, которую ты так любишь, которую ты мечтаешь отправить учиться в Лондон, когда подрастет, к рыжим англичанам, она выше тебя на голову... Она злобно обзывает тебя карлом, когда вы ссоритесь... А ты говоришь мне про нее, она лучшая ученица в классе и она не знала, она не ожидала, что у нее такие проблемы, как... Боже, как ей сказали на PTA-meeting... ("пи-ти-эй?.. Что такое пи-ти-эй, Бэкка?" - "пи-ти-эй - пэрент-тичерс этеншен..". А, учителя вызвали в школу, соображаю я... И что такое произошло с твоей старшей? ...Что?.. Оу... Ай фил сорри, Бэкка, ай рили фил сорри... Но и учителя тоже хороши, почему они решают вопрос именно так, давят и травмируют ребенка? Почему не сказали тебе, матери, раньше... раньше других!.. Идиоты... Ай фил сорри...)
Твои афроамериканские родственники, давшие половину твоей крови, зовут тебя Бэкка. Они не могут произнести - твоего скандинавского имени Вибеке... Почему я могу?.. Неужели русский язык ближе к денскому чем английский?.. Но... то и это - такие вопросы, что я их не произношу...
Я звонил тебе, когда сел в поезд, ты сказала, что будешь ждать через пять минут. После прибытия... Вот... Время наступило, поезд не опоздал, что хотя и редко, но бывает... На условленном месте, возле нашего киоска, тебя нет. Здесь мы встречались прошлый раз... Но - тебя нет... Оглядываюсь - белые скандинавы, желтые азиатские лица... Где же лик моей возлюбленной, моей маленькой черной жемчужины?.. Нигде нет...
Ум волнуется, начинает тасовать слова разговора... Может я с часового сна что-то и подзабыл?.. Не сказала ли она что.. Или я что сказал?.. Нет, нет, всё ок... Должны встретиться... Вроде тут, вроде сейчас... Глаз задерживается на блондинистой фигуристой высокой скандинавке с удивительно тонкими чертами, европейскими. Отстраненный взгляд светлых глаз, решительная походка. Да, интересная лэди, но она не моя любимая.
Ай, вот и она, моя любимая!.. Выходит из арки ведущей к кассам, улыбаясь мне своей великолепной улыбкой.
Длинный бежевый плащ. Бежевые же брюки со стрелками, тонкая ткань подчеркивает пухлость твоих славных ножек... Замшевые ботиночки, светло серый шарф или нет, шаль из материи с блестками, завязанная шарфом...
- Хай, свити!
Говорит она своим великолепным грудным голосом, низким хрипловатым голосом столь несоответствующим ее нежному детскому телу... Но за этот голос я ее и люблю... Целует снизу вверх, обнимает за шею... в другой руке - ее маленький рюкзачок. Тёмные губы, сладость слюны. Легкая косметика и тонкий запах табака.
Впрочем здесь, на вокзале, всегда пахнет табаком. Я наверное, тоже пахну табаком, хоть и не курю обычные сигареты. Я курю только гашиш... А сегодня и вчера и уже почти неделю, я не курил и его...
- Пойдем отсюда, котёнок, скорее на улицу.
Я беру тебя за ладонь, нежно обнимаю своей.
Слово "котёнок", единственное слово, которое ты знаешь по-русски.. Насколько я знаю, то что знаешь ты... Котёнок - это ты... смол киттен...fluffy and behaving... флаффи энд бехейвин, пушистый и слухняный... Ты не любишь, когда у меня вырывается что-нибудь другое по-русски. Не признаешь даже "котёночек"... "Что, что ты сказал?," строго одергиваешь меня на своём собственном английском, с сильным денским акцентом, не британском, не американском, а твоём, Беккином английском... "Димитрий, я не понимаю по-русски, говори по-английски... Я же не говорю с тобой по-денски..."- сердито сказала мне тогда ты... Потом улыбнулась и проскользнула ладонью под мою лежащую ноги развалив тушу... Ущипнула за задницу, а потом наклонилась, укусила за живот. Мы тогда лежали совсем голые на бордовых, разжигающих аппетит простынях, кажущихся кроваво темными при слабом огне свечей... А потом ты поцеловала мой член, он зашевелился... А потом...
Нет, сейчас мы выходим с вокзала... Всё это было в прошлую встречу... Неделю тому... Мысли путаются... Ее маленькая ладонь - в моей... Моя ладонь становится влажной....
- Ёр сити ис грейт, - говорю я ей, очерчивая ладонью панораму. Твой город - великолепен.
Но думал я не о сити, хоть он и вправду грейт...
Бека, я только что понял, что очень хочу тебя отодрать. Я хочу тебя трахнуть. Я хочу тебя выебать... Грубо и сзади... Мне нравится это русское слово... Я никогда не произношу его вслух даже не различающей по-русски Бекке... Но мысленно произнесенное оно несет новую силу уставшему от ласок русскому поэту... Хочу сегодня... Как неделю тому, когда я перевернул твое маленькое ждущее тело, подвинул трясущейся нервной рукой под животик подушку, положил ладонь между лопаточек немножко оперся и вошел сзади... мой достаточно нетоненький член становился все толще и тверже... Твое маленькое тело трепетало... Я двигался медленно, но все быстрее... неприятный запах резины презерватива... Резина с ароматическим эфиром... Но уже не замечаю... Ты стонешь... Я теряю контроль....
"Далеко оставила машину?" - задаю бессмысленный вопрос. Как будто далеко или близко, от этого что-то зависит.
- Нет. На стоянке возле рыдхууу пладце.
Я не понимаю денских названий. Но я понимаю, что мой вопрос бессмысленен, он про машину... В прошлый раз мы встречались у меня, горели свечи на тумбочке. Мы курили вотерпайп и нежились на моей кровати, котору я создал сам, как бог, сдвинув две полуторные - интересное вышло приспособление, хоть втроём валяйся...
Нам не нужна была машина...
Хочу уточнить это где, рыдхууу, но - себя одергиваю. Все равно не пойму, только утомлю девочку...
Я не должен утомлять девочку глупыми вопросам, особенно если я не понимаю ответы на них.
И к тому же я должен помнить, что я не один у тебя такой... У тебя есть муж... У тебя есть ещё бойфренд и у тебя есть гёлфренд... Постоянная гёлфренд. Неинтересная квадратная данка в очках, отражением в моей постсоветской голове похожая на сельского библиотекаря... Я видел фотографию. Фе... Ну и что, что она так любит тебя и твоих детей, что возит вас на автомобиле в Тиволи зимой на рождественские детские концерты... помню ты продала свою предыдущую и еще не купила новую... Была без авто... Будь у меня машина, я бы тоже возил вас в Тиволи, запрещая себе смотреть на твою почти взрослую четырнадцатилетнюю дочь как-нибудь так, особенно зная, теперь, что она уже совсем не маленькая девочка, что горячая кровь уже мчит ее по дорогам ее мужчин... Но... у меня нет автомобиля... И здесь его никогда не будет... А почему? Да, не умею я водить тут, в Дании. Это вам не Россия, где безразличный к пешеходам простор сливает небо и шоссе на горизонте в одну линию. Здесь я боюсь задавить велосипедиста... Или сразу нескольких. Мы же по-разному понимаем с ними правила дорожного движения. Я не желаю садиться в денскую тюрьму, точнее - не готов. Из-за такой ерунды как ДТП... Уф... Прописываться и ставить себя среди тамошнего социума раскачанных жлобов... К тому же кто знает, какие у искусных в управлении мотоциклом гангстеров, составляющих основной контингент местных тюрем, понятия, может эта статья (задавил кого-то) у них считается нехорошей, наподобие как у наших мужиков была раньше  117 неприличной, не знаю как она в новом кодексе значится. И человека попавшего в тюрьму за изнасилование традиционно все стремятся в советской тюрьме опустить, то есть отыметь в попу. Опетушить.... Использовать неподобающим мужчине без его желания способом... Кто знает, может если попал на местную зону за задавление автомобилем тебя тоже будут пытаться запрессовать каким-либо образом отмороженные даны - например, будить каждое утро рано орать на ухо цитаты из правил дорожного движения... на местном языке, убивая мозг. Звучит он и так несколько грубовато, а если еще и орать.... А может у них на такой случай приготовлены нарисованные от руки карточки типа как для сдачи экзаменов в ГАИ, будут каждый вечер заставлять их решать (выберите один из четырых ответов, кто имеет право пересечь перекресток первым: мотоциклист, автобус или трамвай... И кто в действительности пересечет... А кто и подождет...) Какой кошмар...
Такое неприятное сразу на ум приходит!
Но! Стоп кран понесшимся мыслям... Я должен соблюдать субординацию... Я должен ценить. Что меня тут любят.. что находят для меня время, которого мало.... что эта черная кудрявая маленькая бестия в меня влюблена...и я не должен ей себя навязывать. Своими вопросами... Приказывать... капризничать и надоедать...мы в Скандинавии! Здесь женщины правят миром!.. "Дима, забудьте свои великороссийские великодержавные великотупые штучки и великопьяные выходки... капризный надоеда..." кто это сейчас сказал, причем по-русски, да так издевательски? Демон, подозрительно похожий на... но, гоню прочь неуместный в эту минуту прозрачный белокурый образ...
Оргазм рожавшей женщины.... От неоформившегося ещё вполне нового воспоминания краски мира внезапно потеряли яркость... Нет , они стали еще ярче, но они почти поплыли...
Наверное, пальцы мои, обнимающие твою ладонь как-то особенно сжали её. Ты, проницательный детский психолог по призванию и месту работы, недавно подтвердившая очередной сертификат. Останавливаешься сама и останавливаешь меня, быстрый внимательный взгляд в глаза, наклоняешь меня за шею и властно, слюняво, с тонким быстрым язычком целуешь... Я отвечаю своим толстым бревном языка... Хотя мне и так хорошо... Успеваю коснуться твоего...Ты берешь меня под ручку, мы выходим из вокзала наружу...
Ты довольно усмехаешься .... Вернула меня, смотри... На землю денскую...
Так почему же я спросил про машину?
Потому что слово машина порождает несусветный образ. Здесь, в Копенхагене, мы трахаться не будем... сегодня... Мне печально. Тоскливо, даже злобно от этой мысли... Но - негде здесь... Здесь нам надо искать дом, просить друзей или, может, арендовать комнату в отеле, не знаю что еще... Но все это... это - неромантично... У нас была намечена другая программа... Но машина, машина - этот маленький домик на колесах... в ней можно ездить, жить есть пить спать и заниматься любовью... "летс мэйк лав", помню, как говоришь ты ненастояще, изогнув вульгарно удивительную линию своих губок, глумясь над этой фразой... смотря мне в глаза задорно. Ты, европейская интеллектуалка, горячей африканской крови...А потом нападаешь на мое мягкое тело, все мягкое, кроме одной его части и берешь меня сверху...
Я прекрасно помню , мы не в Америке - стране прерий и романтических рощ. Здесь, в Дании, не найдешь десятки километров и кусочка свободной земли, где бы не был дом, или сад, или дорога, или поле возле домов...
Помню, как-то раз, вскоре после моего переезда в Денмарк, когда я смотрел ещё на все широко раскрытыми глазами и акклиматизировался и не избегал еще общества русских эмигрантских женщин, замучивших меня впоследствии своим постоянным депресняком и злобным негативом, мы с одной едва знакомой мне леди из Таллинна, красивой дородной бабой, с жопой и сиськами, случайно встреченной в баре маленького незнакомого мне городка, и адекватно опознанной как русской, Татьяной, скучающей уже пять лет с денским мужем, бывшим гражданским пилотом, и ребенком в селе недалеко от местной столицы, как-то покатались по местному краю, ища пристанище перепихнуться, такая вдруг идея нам пришла после разговора по душам и бутылки австралийского вина, с кенгуру на этикетке, распитой в этом же баре... Она была при авто... Давай найдем рощу... Если вначале пути я, сидя на соседнем сиденьи, ещё ощущал вожделение, и гладил ее по немного полным очень мягким загорелым ляжкам, залазил пальцем под золотую цепочку на пушистом нежном загривке и царапал меж лопаток коготками, соскальзывая к поясничке, рискуя отвлечь ее от дороги и врезаться, то через 30 км непрерывно заполненного жизненного пространства, ни одной рощи, моя эрекция была уже несостоявшейся... Я устал... Мы еще прокатились какое-то время по инерции и потом вернулись на подходящую мне ж.д. станцию... Откуда я с облегчением отбыл восвояси, распив бутылку "Тюбога" на платформе, ожидая поезда, а Татьяна с легким, вероятно, сердцем и протрезвевшим умом, вернулась в лоно семьи. Освященное местной лютеранской церковью. Но просто мне тогда хотелось слить напряжение... Сильно натёрли штанишки. Зная, что потом придется пожалеть. Испытать разочарование... почувствовать потерю энергии... "кто эта женщина? Зачем это было?" но испорченность моего характера и бутылка кенгуристого вина на двоих почти сделали своё дело... Я был глуп... Однако, лютеранский Бог спас...
А вот и Тиволи открылся моему взгляду - длинная стена покрытая плющем на противоположной от вокзала стороне улицы... Грандиозная территория в центре столицы, сплошь покрытая аттракционами и другими всевозможными штуковинами, предназначенными для развлечений ... Длинная высокая стена под вьющимся растением, без листьев, а за стеной видны чертовы колеса, сказочная мечеть, наверное для самого Алладина... Что-то еще непонятное с первого взгляда... Со второго тоже - какая-то металлическая вышка... Всё величественно пустынно... Сезон закрыт... До лета...
Не так давно было Рождество и Тиволи работал, несколько рождественских недель, сверкая вечером мириадами маленьких огоньков, гирлянды украшали каждую ветку каждого дерева, толпы взрослых и детей, волны энергетики детского восторга.
- Ты бывал в Тиволи?
- Я никогда не был в Тиволи, Бэкка.
И я не хочу более говорить на эту тему... И ты мне задаешь этот вопрос, Бекка! И ты с ними... Меня кривит. Меня бесит когда каждый данскер спрашивает, "а ты был в Тиволи? " Нет я не был и после ваших вопросов наверное не пойду туда никогда!.. Вот что хочется ответить... Но так говорить нельзя... Я было придумал отмазку... Я говаривал: "Оу, Тиволи!.. это - круто, но это же для детей... а я взрослыш уже... мне неинтересны все эти..." разноцветные клоуны, представления, концерты и аттракционы... крупнейший развлекательный центр, возможно что и в Европе, известный на весь мир. И по-денски приличный развлекательный центр, для воспитанных людей... Не туповатый диснейленд.... Сюда можно и нужно приходить с детьми... Гордость страны... А я вот там не был...
"Сходи обязательно...", - участливо говорили скандинавы, - "там не только для детей, там и для взрослых, и там все очень, очень круто..."
Не знаю... Как-то на Рождество мне повстречался настоящий Ханс Христиан Андерсен в большом магазине, покрытый трупными белилами пожилой актер исполинского роста, в цилиндре, сюртуке и с тростью, который как-то особенно всерьез разговаривал с кем-то из детворы... Рассказывал сказку, наверное, а рядом играл небольшой оркестр. Искусно играл - скрипка, альт, виолончель... Но я почувствовал себя неловко за этого актера, я вот, например, не смог бы никогда, интеллектуально не смог бы, так расхаживать с тростью и разговаривать с проходящими детьми... Как-то не пристало мне, такому умному, тонкому и насмешливому носить эдакую вот шкуру, принять столь несоответствующее самому себе обличье...
Но глупо примерять чужие вещи на себя... И чем он мне так не угодил, этот актёр, думал я ... Человек делает свою работу. Делает качественно... Надо уважать человека, который делает свою работу таким образом, с душой, надо уважать магазин, который его нанял, чтобы создать посетителям хорошее настроение и заодно приподнять оборот. Люди в хорошем настроении охотнее тратятся.
Актер этот - скромный правильный трудяга, а не такой вот напыщенный уже не юноша русского образца, наподобие меня, впитавший худшие симптомы своей эпохи своей страны... Нас пинали, и мы попинаем... Мы все лучшие и умные объединимся и пнём их, тупых и опасных... Пока они ещё не пнули нас...
Такие вот обрывки полумыслей, помню, не один месяц лезли из подсознания, после пересечения занавеса, переезда... Я и не знал что они в таком количестве водятся...
Я понимаю, что это комплексы советского человека... Мы просто привыкли к ненастоящести и формальности, низкому качеству тех же предлагаемый праздничных мероприятий- засратые после праздников на недели улицы городов... Ненавижу "голубой огонек" по телевизору на Новый Год, потому что знаю, всё это - фуфло, ненавижу пьяную новогоднюю толпу на улицах советских городов, они злобны и опасны, я ненавижу Пугачёву, у нее ноги "иксом", хоть, может, и поёт душевно, я ненавижу "мы" - оплывшее жиром тупое постсоветское быдло, недобро косящееся на чужака, полное самодовольства и жлобства... Со всеми их бабушками, дедушками в планках и маленькими толстенькими жлобятами... Мне вредно созерцать такие сцены... Рука тянется к красной кнопке запуска ядерной ракеты... А это нехорошо... В первую очередь для меня... Подобные эмоции разрушительны и вредны... А я хочу прожить подольше... Богатой творческой жизнью литератора... В прочной ракушке какого-нибудь узкого богемного кружка... Я хочу, в конце концов, чтобы мой конец отстоял своё как можно дольше!
Однажды, здесь, в Европе, я случайно увидел отражение самого себя, в витрине на улице, и понял почему от меня шарахаются при общении даны, хотя я ничего такого не говорю, и одеваюсь вроде как они, и рыжий как многие из них, стригусь в тех же цирюльнях, в общем, вполне европейской внешности еще молодой человек - да и недурён собой, что людей инстинктивно должно привлекать.... Ах, вот оно что - глаза-то у меня "московские", я увидел глаза свои в витрине, злобные глаза существа готового сражаться... На каждом шагу ждущего удара и готового отвечать... Всем отвечать - и представителям власти, врагам по определению, собратьям и сосёстрам- враги по неизбежности, старушкам и дедушкам в метро- враги по ... потому что они уже враги состоявшиеся, они не могут быть не врагами, вся их жизнь - у них на лице...
Умные холодные глаза существа стремящегося побеждать, сдирать скальпы и пить кровь врагов...
Я никогда не ходил не за кого голосовать!!! Я ненавижу слово "мы". Потому что на моей родине выборы и понятие "мы" придумано козлами, ведущими баранов если не на бойню, то уж наверняка чтобы их стричь.
И здесь... Мне поначалу было тяжело выдержать нежный, но ощутимый пресс местного "мы"... Я возненавидел Европу, как только сюда прибыл... Моему хищному взгляду открывались смешные людишки, ненапрягающиеся, расслабленные существа со слабо выраженными половыми признаками, словом, потенциальные жертвы, которых нужно.... правильно - заделывать... Я с наслаждением эпатировал удивленную учительницу в бесплатной муниципальной школе денского языка злобными фразочками, например, в ответ на просьбу учительницы каждому ученику назвать номер своего телефона, для дальнейшего удобства коммуникации, в случае чего, я добавляю к номеру, "...да, каждый может ко мне позвонить, я тоже дам урок, но русского, тоже бесплатно!... А завтра, что, Мерета, Вы спросите у нас номер нашей кредитной карты?.. Да?.. Хе-хе-хе ..." По пять подобных подколов за урок, плюс разное тонкое издевательство поэта над чужим языком, меня клинило, когда замечал определенно вливаемую на уроках идеологию, кремль в букваре, но только неловкого местного разлива (уже не помню что там точно было, в букваре, какие-то неразумные и неискусные картинки про китайцев, сирийцев и данскеров, держащихся за руки) ... Училка на меня косилась порицающе, одноклассники - сборная солянка из разных частей света, симпатизировали и посмеивалась моим задорным выпадам... Стал кем-то вроде лидера местного антиденского сопротивления...А потом - я бросил эти курсы, меня совсем на них перемкнуло... Вернув букварь через знакомого ... Но, так как мое пребывание здесь и его качество в малой степени зависит от знания денского, что я уже давно понял, удивительная ситуация, возможная в Европе, в некоторых странах, как правило, не очень больших, без великой национальной идеи, ты можешь стать членом общества и без знания местного языка вообще, прожить здесь всю жизнь, без малейшего стеснения, ну забашляешь за перевод документа иногда, особенно если местное общество особенно тебе и не нужно и не интересно, как в моем случае, и курсы денского были для меня чем-то вроде развлечения и тусовки пообщаться, то и бросить их стало также развлечением. Тем более это не тот язык, который мне нравится на слух, при всем глубоком моем уважении к великой кёльтской культуре. Мне вообще не очень нравятся германообразные языки. Французский, итальянский, английский звучат для меня лично более предпочтительно.
Если бы в тот период не ненавидел российские аналоги местных раздражителей ещё более, что прекрасно сознавал, - возможно, повернул бы лыжи.
Но комплексы потихоньку уходят... Или рафинируются... Что ж, меня, и до сих пор клинит на советских людей, которых, бывает, встречаю... Мало того, я считаю, что это правильно... Вот уж кого-кого я не перевариваю и стараюсь обходить за версту, так это местных русских... Да зачем далеко ходить - например, вчера я шел по большому магазину, собирая в корзину провиант, и услышал русскую речь... В моем небольшом городке это редкое явление... Это вам не Кобенавн, признаюсь, я не слышал живую русскую речь достаточно давно, русские радио в интернет - не в счет...
Мальчик лет семи говорил своей пятилетней сестре сидящей в тележке для покупок, среди продуктов на чистом русском языке: "Это не папа и мама, это совсем другие люди... А ты думаешь это папа и мама?" - показывая на молодую пару, старая русская детская игра, задури мозги сестренке называется... Красивые, спортивные мама и папа, были сразу найдены моим взглядом в невыразительной магазинной толпе - с высшим образованием на лицах, а может и степенью, явно преуспевающий бизнес или хайтех какой-нибудь... Лучшие русские гены... Вау, а мама-красавица ещё и беременна, третий ребенок, смотрю, они уверенно размножаются... В нашем городе это редкость встретить вот так случайно красивую русскую семью. Мне стало приятно... И интересно... Я специально задержался и душевным голосом сказал, когда они подошли к своей телеге с товарами и детьми:
- Ребята, мне так приятно услышать русскую речь...
Я подчеркнул слово "ребята" - да мы одного поколения, одной крови, и я рад вас видеть... Привет, человеки, кто вы, что вы, а может мы компания друг другу... Ну а нет - так я и просто рад русским словом перекинуться... Улыбаюсь, искренне по-европейски... Мне действительно приятно среди денской толпы увидеть своих...
Они посмотрели на меня, снисходительно улыбнулись в ответ и пошли далее, разговаривая между собой по-русски, укатив тележку и забрав детей, торопясь делать покупки... Промолчав мне в ответ... Окутав терпким запахом осознания собственного превосходства....
Ничего не сказав в ответ!..
Даже данскеры себя так не ведут, между собой тут, в Дании, если к ним обратиться, заговорить, не то что за рубежом, где друг за дружку держатся!.. Говорят всегда друг другу хотя бы "привет" в ответ на внимание...
Вот они какие сверкающие здоровым генофондом русские, лучшие люди, да сыщи к ним ключик... Я почувствовал себя идиотом, которому что-то от них было нужно... А меня интеллектуально раскусили и накидали прямо в голову больших чёрных шаров... Я почувствовал их возможный ответ примерно так: ну, если бы ты, паря, кинулся бы сейчас к нам в ножки, вот тут сейчас, побился бы лобиком об пол, мы бы тебя, может быть, и призрели... Клоуны нам нужны... Может быть... А так - мы тут господа... А ты, а кто ты такой... Откудова тут... Наверное, какое-то быдло...."
Я ощутил реальную потерю какой-то силы... Злился на себя - расслабился я что-то... Долго я потом бродил среди стеллажей супермаркета, мимо залежей готовой одежды, стройных манекенов, и когда та самая пара россиян вдруг выплывала в далекой перспективе я сразу же поворачивал плечо вперед...
Нет, я не против "наших" тут... У меня есть компания своих русских, живущих здесь, в европейских странах - лучших друзей и лучших подруг... Я - счастлив... Но это так не потому что они русские, это похоже наоборот, вопреки, как всегда со мной и бывало... Везде... Особенно в России...
Уф... Тяжкие мысли... Надо отвлечься... Да и любимый котенок почувствовал мое невнимание. Но спросить, или показать, что ее это задело - не решается... Она же наполовину дэнка... Выросла тут - скандинавское воспитание... Милый мой котенок, я успокоительно улыбаюсь , смотря ей в глаза... Что-то говорю, комплимент, нежное... Ей приятно... Глазки засияли... Улыбается... Будь она белая, она бы покраснела от удовольствия...
Ну что, пойдем хоть посмотрим на хорошие картины... Собственно туда мы и движемся с моей ненаглядной перекидываясь ленивыми ничего не значащими фразами... А может и значащими, с Бэккой надо держать ухо востро...
Я хочу еще раз взглянуть на богатейшую коллекцию постимпрессионистов в знаменитом музее, основанном сто лет назад местными пивными королями, компанией Карлсберг.
Это нам удалось - часом позже мы выходим из потемневшего здания Карлсберг Гюпотек, покидая здание с пальмами до высокого потолка в холле, и знаменитым кафе, в котором мы-таки забыли перекусить, отмеченные легкой головной болью туристов и преследуемые голодными желудками обитателей каменных джунглей... Голодные желудки почувствовались как только вышли наружу и свежий морской воздух попал в наши лёгкие, воздух удивительно незагрязненный довольно значительным столичным движением.
Как всегда - Гюпотека произвела впечатление... Немного навели на мысли о бренности собранные на первом этаже в огромном количестве могильные камни древних римлян... С возлежащими фигурами... Впервые их посетил.... Даже если они все всё равно давно умерли, всё равно как-то мне это печально... Как на всяком кладбище... Но пальмы внутри здания, сами высотой с трехэтажный дом на невидимом ментальном фоне пусть теплой, но зимы снаружи - радуют... Живи я в Кобенавне, я бы купил себе абонемент на зимний сезон и ходил бы туда часто, посидеть на лавочке под пальмой, слушая тихо струящуюся воду фонтана.
Заходим в первую встретившеюся пицерию, ждем приготовления заказа, наблюдая: красивые тела друг друга, собственно саму пицеррию с печами и двумя поварами арабской внешности, за работой, и расположившуюся поблизу нас компанию молодежи, радостно что-то обсуждающую по-денски... Смешное, наверное... Повар-араб смеется вместе с янгстерсами, даже Бекка улыбнулась, но я не уточняю по какому поводу, не хочу... Я и Бекка с удовольствием смотрим друг на друга... Да, картины были великолепны... Тропические краски Гогена, влажная яркость Писарро, цветовые откровения Монэ...
Готово... Нам несут наш заказ... говорю:
- Так...
"Так" означает "спасибо"...
Жадно жую пряный дымящийся кебаб... На запив - кока... Прошу поменять, чтобы не из холодильника... Чтобы потеплей... Зима все же... Не такой уж я и нордик, как местная братва, беззаботно веселящаяся за соседним столиком...
Теперь - мы сыты... Настроение - прекрасное.
Меня оставил в покое даже демон прелюбодеяния, меня сейчас не беспокоит боле лукавое похотение - я будто смирился с тем, что сегодня моего котенка проткнуть не удастся...
Мы сидим на высоких металлических стульях, лицом к окну на всю стену, ощущая как кебаб по пищеводу благополучно спускается в желудок... Допиваем коку... Окно наглядно демонстрирует сияющий фарами трафик быстро темнеющего пространства... Искусственный свет витрин и домов вступает в свои права...
- А давай заедем в Кристианию... Попьем кофе... Посидим, покурим, а? - предлагаю я, улыбаясь и лениво подмигивая... Не забыл ли я "беломор"? Нет, оказались вроде на месте - нащупываю в кармане моего рюкзака...
Котенок опускает глаза. Секунду сосредоточенно думает... Ну вот... Ей надо перезвонить... Я немного напрягаюсь...
- Тобн?, - быстро произносит она в сотовый. Непонятный мне разговор по-денски. Слышу своё имя... Смех, приятный мне радостный смех, что-то говорит, это - про меня... Беспокоюсь - не заревнует ли Тобн? Хитрый скандинав... Не верю я ему... Хотя, наверное, незаслуженно...
Тобн - это Беккин муж... Придумает сейчас какую-нибудь причину и заберет котёнка от меня... Скажет пожар, кошкин дом горит или дети некормленные ходят... Ну, вроде нет... Все окей... Или не окей?.. По звуку дэнской речи иногда не поймешь, лаются они или милуются, тревожатся или припухают.
Нет, похоже всё же - всё ок... Говорит моя интуиция читающая в кошкиных глазках... А они, глазки, себя всю из себя для меня строят в течении разговора с любимым мужем... Привык Тобн ко мне, наверно, не то что вначале, когда я только с Бэккой познакомился... Он хотел присутствовать на одном из наших первых свиданий, чтобы посмотреть на меня, и оценить, не опасен ли этот ненормальный русский, от которого столь без ума его жена, чисто физически не опасен ли, для ее хрупкого и великолепного, любимого им тела.
Но ведь ему должно быть интересно узнать с кем дружит его жена, мать, правда, не его детей, насколько я знаю - они вместе только пять лет, а все Бэккины дети старше... Пять лет - мало для того чтобы быть отцом Беккиных детей, но это большой срок для мужчины и женщины вдвоем... Меня, помню, такой неожиданный поворот намечавшегося свидания очень разозлил, чисто инстинктивно. Я в результате свидание сорвал, закапризничал, звоня по телефону и подкалывая всячески большого беккиного друга в Беккиных же глазах, возможно ли придумать больший идиотизм с моей стороны... "я, конечно, жеребец, но не люблю когда меня так щупают..." У Бэкки в ответ случилась истерика... Да, тогда мы прошли через сложный период... Мы даже расстались на несколько месяцев, но она потом вернулась, перезвонив однажды на мобильный, как будто по ошибке набрав мой номер и извинившись... Но, начался разговор, "как дела..." и через неделю все стало на свои места... Помню, я за свою дерзкую выходку также извинился... Потому что и правда - грустил по ней... С Тобном мы однажды выпили в их в доме по бокалу за её здоровье... Он меня признал, как молодую советскую республику...
Бекка поднимает сияющие глаза, пряча сотовый в рюкзак... У нас еще есть пара часов...
Мне - хорошо!.. Пушистая моя! Ищу каждый повод побыть с тобой, ловлю каждое мгновение... Твой взгляд - черные глаза, твой запах - мускус и духи, твое мягкое тело, твоя сладкая слюна... Мы нежно целуемся... Нам хорошо... Только что отобедавшие, сытые самец и самка.
Кристиания, улица Принцессгаде... Готический собор по левую руку... Быстрый кэб домчал как показалось за несколько минут... Я сую стольник крон, мы выходим, - почти тридцать сверху. Бекка не удивляется - к моим выходкам привыкла... А сколько времени я отучал ее от феминизированной привычки делить расходы даже на самые мелкие мелочи, наподобие этой, а вот обеды в ресторанах по прежнему строго кроятся пополам...
Подаю Бекке руку, мягкая маленькая ладошка с розовой кожей, захлопываю дверь такси...
Что, я буду, перед своей девочкой любимой мелочь нервными пальцами в карман прятать, звеня и подпрыгивая? Я все же родом из Москвы, надо масть держать, стиль русского поведения соблюдать... Замечу, мы наверное единственная нация в Европе, кто может дать, например, сто баксов на чай... И мы, русские, я думаю даём такие чаевые по одной простой причине - подняться самому в своих глазах, пускай и унизив постороннего человека...
На чай обычно дают немного. Так принято среди приличных людей... Это презент, знак внимания, а не кусок хлеба... Кусок хлеба впихнутый в рот неголодному человеку, пусть и с маслом, ведь может и разозлить. А маленький подарочек - всегда радует... Это -уважение...
Не давать чаевых вообще, или давать слишком много чаевых, может одинаково задеть человека...
А я, признаюсь, люблю иногда, когда сам, расплачиваться с таксистами кредиткой или забирать сдачу, отстранено дожидаясь как они не торопясь, испытывая моё терпение, находят мелочь в далеком кошельке... Причем делаю это чисто для садистического развлечения... Мне абсолютно не жалко мелочи, но приятно нарушать устои ... Турист не дающий на чай.... А я и не турист, живу тут, как и ты... Но я не хочу быть похожим на всех вас... Пусть таксисты думают, что я жлоб, ультракрайний жадный протестант, что угодно... Мне это приятно... Такой вот я негодяй... Если для того чтобы быть непохожим на всех надо стать негодяем - да, я хочу быть негодяем! Впрочем это зависит от моего настроения, если я добр и приветлив я безразлично округляю суму до большего десятичного, как все...
Но, довольно лирики... Скоро мою голову покинут вся эта философская, социальная и культурная чепуха... Ибо мы приехали в Кристианию - особое место в Денском Королевстве... Потому что это - царство гашиша.
Наследие и памятник народных побед и демократичеких преобразований эпохи любимого в Европе Че Геварры... Сияния "Биттлз"... Директивы "Мэйк лав"... "Янки гоу хоум" (или последний девиз - фраза уже из сегодня?..)
Аннексированная хипанами в революционных шестидесятых бывшая американская военная база, недалеко от центра города, парламентский закон, разрешающий всё "это", а именно лёгкие наркотики и статус особого налогообложения... Продолженная боевая история - победы над бандами мотоциклистов лет десять тому, пытавшимися поставить все под себя... "место которым не гордится дэнское государство", - как когда-то Кристианию отрецензировала Бекка... Пример европейского свободомыслия и терпимости к интересам ближнего... Самый суррогатный гашиш во всем королевстве, даром что продается в открытую, но втридорога, в основном для тупых, по мнению данов, шведов и прочая низкокультурных туристов... Почти никому из местных тут неинтересно брать хэш... Дорого и ненадёжно по качеству - лучше взять у знакомых, которым можно доверять... Предпочитают альтернативные источники... Разве что здесь можно открыто покурить и посидеть в кафешке, погонять пул, не скрывая размаха движений и эмоций обкуренного лица, не опасаясь угрозы небольшого, но неприятного штрафа и морального порицания окружающих, что возможно во всех остальных точках королевства за подобные демонстративные антиобщественные проделки...
Поэтому, если я вдруг покупаю тут, то беру или самый дорогой гашиш, какой встречу, но никак не дешевле стольника, или - траву... Потому что трава - она сразу видно что такое... Трава никогда не врет... Это не какой-нибудь "лайт поллен" за сороковник, поддельный хэш запаренный злонамеренными марокканцами с большим добавлением стебля не без помощи химических растворителей или еще не знаю чего... Но знаю, что люди двигаются крышей через пару лет употребления подобной отравы... Говорят, навсегда... Нет, я не тупой швед, раззадоренный ограничениями на алкоголь в своей стране и жадный до дешевых наслаждений... Я - русский поэт, интеллектуал, живущий в Европе, продолжатель духовных опытов Теофиля Готье и графа Монте-Кристо...
- Знала бы что сюда поедем, я бы из дому хеш взяла... - замечает Бекка.
Я знаю, что ты не любишь курить траву, потому что кашляешь от нее... Я знаю, что ты предпочитаешь хэш.. Но - я тоже кашляю... Все кашляют от травы. За удовольствие приходится платить...
Беру грамм очень темных, прессованных шишек конопли, ловкое движение руки продавца, короткостриженного мрачноватого викинга со стоеросовым фейсом, секунду товар полежал на маленьких электронных весах, потом упакованный в прозрачный пакетик переходит в моё владение... И что скоро станет гораздо более ощутимо - пользование...
Заходим в кафе, бодро по-комсомольски зовущемся "Сэй ноу ту стронг драг" ("Скажи нет сильным наркотикам "), ещё одна смешная бутафория, как и все в Кристиании первых лет нового тысячелетия... Всё, забудьте, ушли, ушли навсегда престарелые хиппи и искатели Бога начала семидесятых, соскользнули в небытиё!.. Никто сегодня не заинтересован в распространении идей Рави Шанкара, теперь туристам предлагают местный аналог русских матрешек, и пластмассовые шкатулочки под Палех...
Разумное предупреждение на двери - "не курить хэш внутри!.." Бармены не хотят нюхать дешевую марокканскую химию...
МастЫрю косяк на бумажной тарелочке, расположив все это богайство на по-европейски стильно пошарпанном столике... Предпочитаю "беломор" местным самокруткам-джойнтам... Немного мешаю с легким трубочным табаком...
Выходим на улицу... Гигантская толстая черная собака с ленивой надеждой тянет носом, изучает нас глазами... Нет, собака, нам нечем тебя порадовать, мы почти не жрём мясного, в отличии от тебя, мы следим за фигурами каждого из себя, чтобы жиру на телах было немного, чтобы можно было находить радость, а не досаду в ощупывании и пощипывании боков друг друга... Удивляюсь неожиданному объему мысли... Насчитываю четыре живых измерения в одном предложении - я и Бекка по отдельности, собака, я и Бекка вместе и собака, то есть тьфу, собака отдельна от нас, я её уже считал... Вон лежит ещё одна собака, спящая, тоже огромная, жирная туша на земле под соседним столиком, дышит... Собачий инкубатор... Наступишь на такую с обдолба, что будет?.. Ничего себе, измена покатила... Наверное, где-то меня уже протянуло по дороге, словил зайчика... Над Кристианией сплошь стоит гашишный чад, и морской ветер проносит толпы мелких, но опасных зайцев, тут и там... Я помню с юности - нет ничего забавнее словленного зайца, его гомеопатическое действие коварно-незаметно, но может проявиться в самый неожиданный момент, смешно бывает если прохватит постороннего, ни о чем не подозревающего человека, который постоял рядом когда пацаны что-то курили. А как заяц хапанет, такое начинается!.. Улыбаюсь воспоминаниям...
Сладкий аромат дыма... Скамеечки, летние столики... Люди курят вокруг... Некоторые сидят за столиками, я так не могу - зима на дворе, плюс пять наверное, холодно... Мы с Беккой курим стоя... Молчим...

2.

В тот день, помню, меня никто не провожал... Ни из партнеров, ни из друзей - все заняты, еще только начало рабочего дня... Я добрался до фирменного поезда Курган-Москва за полчаса до отправления... Время суток - около одиннадцати часов... Время года - ноябрь 1993-го. Уж десять лет прошло...
Я - молодой энергичный менеджер почти собственного проекта. Мы с друзьями организовываем поставки товаров первой необходимости из Москвы, арендуем коммерческие вагоны, нанимаем грузовики. От бытовой техники до шоколада. От лака для волос - до опять бытовой техники - видики, магнитолы... Очень высокая проходимость была в тот год по балалайкам и видикам. Рынок товаров разгромленной холодной войной огромной страны - пуст и ненасытен... Империя не в силах нанести ответный удар - отечественные производители уверенно катятся в глубокую задницу, и так по всей стране. Даже в Москве, финансовом центре России, наблюдается подобная тенденция. Некоторые люди теряют неожиданно, за несколько месяцев одного года, всё что строили предыдущую жизнь. Другие - находят, то что кто-то потерял, сколачивают за несколько месяцев миллионные состояния... Первых - миллионы, вторых - значительно меньше.
Ну, а мы?.. Мы строим цепочки региональных дилеров, как это стали называть чуть позже... Тогда - никто таких слов ещё не ведал... В офисах солидных московских фирм можно было встретить на столах старинные калькуляторы советской эпохи с электролампочками глаз... А в провинции, где никогда не было никаких калькуляторов - люди оптом брали импортные, специально адаптированные под счастливые государства вроде нашего -шестнадцатициферные, с дикими нулями инфляции на конце копеечных по покупательной способности сумм. Страна массово начинает учиться считать деньги. Время - торговать...
На улице стоит нормальная для этих мест осенняя сибирская погода. Другими словами - дубарь.
Ярко светит солнышко, искрясь в свежем слое нападавшего за ночь снега. Ветра - нет. Небо - высокое, удивительного цвета зимней лазури.
В вагоне моего поезда, который я был очень рад найти стоящим на перроне и приветливо открытым, было тепло.
Я вспомнил, как за несколько дней до того, ранним утром, встречал поезд из Москвы на том же вокзале... Шесть утра, минус тридцать четыре градуса... Поезд, как назло, опаздывал. Это было невыносимо - ожидание. Долгое... Я совершил глупость, не послушал совета моих заботливых местных партнеров, не одел столь любезно предложенные мне валенки. Самоуверенный глупый мальчик из Москвы - а у нас не носят валенки в Москве... Все остальное обмундирование, что мне выдали партнеры - а именно длинный китайский пуховик и собачью шапку-ушанку я, к счастью для себя, одел... Сначала моим ногам, одетым в тёплые, как я наивно полагал, импортные сапоги из добротной кожи на меху, стало просто холодно. Потом - очень холодно... Почему-то начали болеть зубы... Поезд из Москвы опаздывал уже на полчаса... Это было невыносимо. Я побежал в вокзал, от того места на краю платформы где должен был предполагаемо остановиться коммерческий вагон, везущий для нас очередную партию телевизоров и магнитол... От нашего стола - их столу... Там, на самом деле, уже и не было никакой платформы, кончилась, так - какие-то сугробы и семафоры. Вокзал был далеко. Поезд мог подойти в любую минуту, и я рисковал упустить начало разгрузки, что было бы крайне нежелательно. В связи с опозданием разгрузка и, соответственно, передача ответственности вообще могла произойти весьма ускоренно, а в такие моменты всегда и пропадает, теряется что-нибудь из товара, куда-нибудь, неизвестно куда и никто потом не может ничего вспомнить... Хотя Андрей, наш партнер и сказал, что раз уже решал ситуацию, и это не проблема - он башлял машинисту и пассажирский поезд Москва-Кемерово стоял сколько нам было нужно...
Вокзал был далеко. Когда я до него добрел и честно оглянулся - никаким поездом и не пахло, но мои ноги по ощущениям превратились в нечто новое, неизвестное мне дотоле.
Самое досадное, что внутри вокзала было ни капельки не теплее... Похоже, его не отапливали вообще... Хотя при таких градусах снаружи и большом количестве открывающихся - закрывающихся дверей хоть отапливай, хоть не отапливай - результат будет одинаковым. Я принялся носиться взад и вперед по центральному залу вокзала, превозмогая боль в ногах... Я никогда не думал, что холод может принести столь сильную физическую боль... Помню, я возненавидел свой бизнес в то раннее печальное утро.
Вспоминаю весь этот свежий ужас и нежусь в натопленном пустом ещё вагоне - первый пассажир, всё пространство пустого купе - моё, все переливающиеся от солнца затейливые ветки мороза на окне - мои... Какие-то люди иногда проходят по коридору... Ожидаю попутчиков. Ведь это важно - с кем придется ехать в одном купе не один день в далекую родную Москву.
Моя полка - верхняя справа... Кто же на остальных трёх?
Вскоре появляются две дамочки. Одна преклонных лет, пенсионерка. Про нее ничего не говорю, потому что ее не вижу. Я сознательно не обращаю внимание на слабых и больных, таких, как она. Тяжело.
Вторая - помоложе, крепкая баба за тридцать, но также неинтересная, потухшая. Дети, тяжелая работа на заводе, или муж пьяница, или что у нее там ещё... Руки - грубые мясистые, привыкшее к засолке капусты в бочке. Некрасивая... Пахнет потом. Стараюсь не замечать, сохраняя приветливость лица...
Мне сложно бывает представляться таким вот попутчикам, отвечая на вопрос "чем занимаешься?", говорить, что я менеджер торговой фирмы... В те годы, да и особенно в провинции это прозвучало бы намного более вызывающе, чем если бы я сказал громко, например, что я воинствующий сионист, или, предположим, пассивный гомосексуалист. И то и другое традиционно не приветствуется устойчивым во взглядах российским обществом. Но сионисты - в Израиле, гомосексуалисты - где-то возле Большого Театра собираются, далеко. Они, конечно, и не такие как все, но могли бы даже стать интересны по долгой предолгой дороге, как гости из другого мира. "Работник торговли", "торгаш" резало бы слух намного явственней. Торгаш - он здесь, рядом, на соседней улице. Он - свой. Ему деньги приносишь свои, последние. Пьющий кровь трудового народа... Наживающийся на народной беде... Держатель богатств под прилавком. Нужный человек, но неуважаемый, как проститутка. Как объяснить им, что у меня нет прилавка. А есть рабочий стол и телефон в офисе, и меня интересуют более основы маркетинга и экономической науки, чем задача держать товар под прилавком. Моё дело - товар скорее толкнуть, а не держать для своих. Объяснить ещё вчера советским людям такие вещи, было даже за сутки бы невозможно и неблагодарно. Всё равно не скажут, так подумают: "кровь из нас пьешь".
Я в то время часто ездил в поездах и никогда не представлялся случайным людям, как менеджер по оптовой торговле. Так вот, в гости ездил. Потому что сразу станешь врагом.
И без того достаточно легкого изменения отношения, когда люди узнают, что ты из Москвы... Не любят нас, москвичей. В основном, как я понимаю, по той же причине - кровь из всей остальной страны пьём. Ну а что делать, если нравится?
Глядя на упомянутых женщин я уже предвидел напряги. Моя линия поведения в поездах в таких ситуациях проста - я отстраняюсь, пусть даже это и выглядит подчас грубо... Иначе - начнутся попытки вовлечения в бесконечные разговоры, посыпятся вопросы про родителей и жену... Как живется у вас в Москве... Лучше, или хуже?.. Флуктуация в зависимости от пола - "давай выпьем... А, да ты меня не уважаешь?..." Растерзают, после общения с ними почувствуешь слабость и изнеможение. И так придется их слушать всю дорогу, этот нескончаемый бред, разговор между собой, как, мол, хорошо было при советской власти , и как плохо стало сейчас... Совершенно неусыпляющий поток ненужной информации.
Я испытываю ужасные депрессии ездя в поездах. От изнурительности самого этого процесса. Нездоровость воздуха, даже в вагонах лучшего класса... Когда мне снится поезд - это значит обязательно, что я прохожу в жизни через какой-то исключительно тяжкий период... Не знаю, как это вяжется с психоанализом, но я заметил уже давно.
Ну, а в реальной жизни, не в снах - ничего не помогает, ни водка, ни пиво... Разве что в очень больших дозах, когда уже перестаешь что-либо ощущать. Но, поверьте, нет ничего ужаснее утреннего похмелья в поезде, где-нибудь на второй полке, когда нечем дышать, и каждый звук, который слышишь, втыкается в мозг, усиливая непреодолимый рвотный рефлекс...
А такие вот попутчики - они своими флюидами усиливают, ухудшают и без них мучительную атмосферу...
Редко встретишь интересного собеседника. Моя любимая компания в поездах - это какие-нибудь девчонки, желательно покрасивее, от шестнадцати лет, полные энергии... Или молодые замужние дамы, полные достоинства и сексуального томления... Пусть даже в обществе особей моего пола. С дамами - интереснее. Можно поиграть в карты, потрепаться, порассказывать анекдоты. Выпить пива. Время пролетит незаметно.
Слава Богу, эти едут недалеко - выходят где-то вскоре за Уралом (здесь "за Уралом" означает совсем не то что у нас в Москве). Может быть на их место придет более достойная компания...
Буквально за минуту до отправления, появляется еще один пассажир.
Черный с проседью. Крепкий. Лет сорок с небольшим. Похож на армянина. Снял пальто - в приличном сером пиджаке и галстуке, это уже что-то особенное. Интеллигент что ли? Встревоженный, взмокший, видать опаздывал, и - небритый.
Впрочем, по многим армянам и не поймешь, когда они брились, сегодня или вчера, черная щетина их очень плохо поддается бритью. Я сам такой - к вечеру можно бриться опять, но у меня не чёрная, а рыжая борода, она не так заметна. Только девочки порой жалуются, когда я начинаю их нежную кожу своей жесткой бородой беспокоить.
- Здравствуйте, меня зовут Армен Шахназарян. Если хотите, Вы можете называть меня просто Алик.
- Привет... Дима...
Сразу же упрощаю общение. Не нравится мне этот стиль, "а не думаете ли Вы...", "...и не полагаете, что с другой стороны, принимая во внимание вышесказанное...". Терпеть не выношу. Давай сразу проще будем. Ну, а не нравится - так и не общайся, дело твоё...
Крепкое рукопожатие. Улыбаемся.
- Очень приятно, Дима.
- Очень приятно, Армен.
Женщины добродушно произносят свои имена. Новый пассажир раскланивается.
С таким же вот, армянином из Щадринска, примерно тех же годов я и ехал сюда. Правда в отличии от Армена, очень плохо говорившим по-русски. Ну и прикольные он головоломки показывал со спичками, фокусы с картами, мне и ещё одному попутчику, нормальному пацану, студенту-старшекурснику из Кургана, учащемуся в Москве! Более никого не было в купе кроме нас троих. Вскоре после Москвы вагон стал полупустым. Пили пиво. А потом этот армянин замучил предложением выпить с ним спирту "Рояль", популярная еще в провинции гадость из Бельгии, разбадяженный технический спирт, шедший под видом продукции высшего качества, от которой люди, случалось, слепли, глохли, умирали тысячами по всей России, насколько я знал. Я категорически отказался, несмотря на уговоры неожиданно принявшего сторону кавказца подвыпившего студента: "Так все было хорошо, Дима, так классно сидели, ну не ломай кайф, Дим, ну прояви уважение... А то... А то... Человека обидишь... У них это знаешь как воспринимается... Не как у нас... Ведь он же нормальный мужик... Ну чё ты так..." - возмущенно и расстроено шептал он мне на ухо, выведя в коридор... Что "Ну чё..."? Я ему вежливо сказал, пусть отвянет... Я такое не пью... Хотите - травитесь сами. Да и тебе не рекомендую... Помню, кавказец горделиво отворачивался смотря орлиным взором в черноту ночи, нервно курил прямо в купе... Чего я тоже не выношу. Но это его право, курить в купе - хоть и неофициальное, я терпел, ничего не высказывал... Вот и получилось две компании из трех человек в одном маленьком закрытом пространстве.
Армен садится рядом, улыбается. Обмениваемся ничего не значащими замечаниями. Поезд трогается.
Первый день пути проходит без каких-либо впечатлений... Никаких особенных разговоров, лежу на своей полке. Смотрю в близкую поверхность потолка... Или в стену. Сплю когда получается. Отхожу от нервного напряга последних дней.
Что ж... Результаты командировки вполне удовлетворительны. Есть, есть чем порадовать своих корешей в Москве и себя... Товар потихоньку движется. Я собрал свои собственные схемы реализации оргтехники, минуя наших старых добрых друзей - Андрюшу сотоварищи. При этом договорился о складировании товара у них же. Конечно и они делают свою копеечку на технике. Пусть делают если найдут кому толкать... Все бонусы в их руки. Но - они разумные люди и понимают, что на всё рук не хватит - им достаточно работы с шоколадом и сигаретами, которые мы помогаем из Москвы отправлять фурами. И Андрюша с душею, пока во всяком случае, помогает нам. Думаю так будет и дале... Все равно, уже сложилось, всякие разные тачки - магнитофоны, ксероксы, телики, это - наше... А вот шоколад, сигареты - это их сфера... Мелкооптовая и розничная торговля... Главное достижение - я упрочил заработавшую в прошлые приезды схему, когда я нашел своих собственных партнеров, ещё ближе познакомился с прекрасной фирмой, ремонтирующей оргтехнику по всей области, бывшие комсомольские главари, хорошие ребята, честные к своим и работящие. Что особенно приятно, я заметил - базар держат. Не в первый раз заказали у меня ксероксы "Рико". Позавчера вот парились в нехудшей сауне Кургана, где-то в центре, вместе с их вождями... Пили американское пиво "Миллер" и шведскую водку "Абсолют"... Что особенно было приятно - пьяное признание замдиректора, не знаю насколько непосредственное и непредумышленное, что им нравится более работать с нами, АОЗТ "Эгипт", чем с предыдущими партнерами, которые поставляли им товар напрямую из Эмиратов. Я ему смеясь ответил, в проблеске пьяного остроумия, это потому, что наш "Эгипт", хоть и "Эгипт" называется, но он отнюдь не под арабами стоит.. Хе-хе... Вообще реально ни под кем не стоит, ни под какими мусорами или братвой, сами по себе, знаю, это практически невозможно в наше время, но это так... А как так, причём в Москве?.. Да так - мозги помогают... Нет, у нас конечно есть друзья. К кому, если что, можно за помощью обратиться... Последнее говорю, чтобы относились с уважением, а не вообразили бы вдруг себе, что нас возможно легко и безнаказанно кинуть.
Устал я...
Меня интересовало пересечение Урала - на этот раз Урал переходили днем, до того я всегда пересекал границу Европы и Азии исключительно ночью... Я надеялся увидеть, что же это такое - граница Европы и Азии. Почему-то когда ездил до того - всегда за окном темень, сколь ни таращился - ничего не было видно вообще. И на этот раз ничего впечатляющего не увидел - какие-то холмы, туннели. Никаких особенных гор.
Наступает вечер. За окнами вагона, мелькают бескрайние перспективы полей, резко переходящие в плотные частоколы посадок. В лесу и на полях лежит снег, мириады светящихся снежинок, убийственным холодом отражая яркий свет полной луны.
В вагоне достаточно чисто, не так уж и много людей. Солнышком явились две девушки, прошедшие по вагону, выглядевшие как лучшие подруги... Мою голову приподнял с подушки их отвязанный, но в тоже время сдержанный смех. "Кто это там так удивительно смеется?.." Блеснули глазками в наше купе... Лет по восемнадцать, уже взрослые, не детвора. Мне удалось их разглядеть... Они шли под ручку по коридору... Сказал бы - сёстры, но - непохожи друг на друга. Одна - крашеная блонди, коротко стриженая, маленькая, плотненькая, но все равно изящная, прелестная, с голубыми или серыми, не рассмотрел, глазами... Другая, это она и смеялась - выше ростом, примерно моего, светло русые волосы заколоты на затылке, глаза тоже светлые, но не голубые, вся тоненькая - тонкие запястья, закидывает выскользнувшую прядь волос, смотря мне в глаза, тонкие черты лица, тонкая талия, прекрасная фигура, спортивный костюм подчеркивает мягкость форм... Когда глаза наши встретились - твои на мгновение меняют свое сияние в тусклом свете вагонного коридора... Всё, ушли - больше тебя нет в поле моего зрения.
Мне секунды хватило, чтобы все разглядеть...
Но - не могу обнять всего чего хочется, подумал я перефразируя Пруткова... А вообще, интересно, кто такие, куда едут?
Прислушиваюсь и жду, когда они ещё раз пройдут мимо...
Я спал достаточно долго в первый день и первую ночь. Утром второго дня я вскакиваю, полный энергии и желания двигаться и работать... Какое двигаться, какое работать - остынь, говорит мне замкнутое пространство купе...
Женщины-пассажирки ещё ночью покинули нас, одно место внизу пустое, на другом покоится какая-то новая старушка, еще более древняя, как мне показалось. Она спит, закрыв глаза платком и сипя.
Вещи моего армянского попутчика на месте, но самого в каюте нет.
После чистки зубов в очень неприлично выглядящей уборной, плескания железнодорожной теплой воды на помятое лицо, сажусь завтракать, благо осталась вроде неиспортившаяся еда. Дверь открывается, заходит Армен, обдавая табачным запахом....
- С добрым утром, приятного аппетита, - широко улыбаясь говорит он.
- Привет... - отвечаю я пережевывая.
- А я вот только что посетил вагон-ресторан, - сияя улыбкой продолжает он.
- Ну... и как?.. Жить будешь? - говорю достаточно развязно, улыбаюсь.
Мне неприятна мысль, что придется самому туда идти. Не выношу вагоны-рестораны и очень, очень плохо перевариваю, как правило, их продукцию. Еда в моей сумке не заканчивается, но - учитывая неожиданно приятное для тех лет тепло вагона фирменного поезда Курган-Москва, далее её есть становится также небезопасно...
Армен смеется.
Спящая напротив бабушка издает какой-то особенный свист. Вполне уютная утренняя обстановка, завтрак в поезде.
Пакую отходы завтрака в салфетки... Хорошо бы попить чаю.
Еда в дороге и чай - лучшие и, пожалуй, самые здоровые средства от железнодорожной депрессии.
Выкидываю салфетковый сверток в ящик в коридоре, поддев крышку сапогом, возращаюсь и заказываю чай у проводника. По пути к купе проводника не могу себе отказать в высматривании вчерашних девчонок в двери всех открытых купе. Понять где они расположились мне удалось только на обратном пути. Во всяком случае одна их них, та которая закидывала прядь - узнаю спящее тело, завернутое в простыню почти с головой, свернулась по-кошачьи на нижней полочке купе через два от нашего. Узнаю по тонкой очерчености силуэта. Взгляд начинает свою собственную жизнь, свой собственный путь по изгибам её завернутого в простыню, ровно дышащего тела. Вот она коленная чашечка, обтянутая простыней, линия бедра, пухлая попка, напряжение простыни на бедре переходит в скомканность в месте над тонкой талией... Стоп!
Формулирую смешную мысль: "Глаз, окоротись! А то если не окоротишься сейчас и процесс продолжится, то потом придется долго и мучительно ждать когда окоротится что-то другое, хе..."
На самом деле реально понимаю - созерцание недоступной красоты может запросто раскачать лодку тоски, железнодорожная депрессия не дремлет и любая ненашедшая покоя эмоция сейчас весьма опасна...
- Мне также, один, пожалуйста, - говорит Армен пришедшему со стаканом моего чая проводнику - небритому парню за тридцать, в форменной голубой рубашке, с нездорового цвета лицом, сальными волосами и мешками под глазами. Достаточно хорошо произносит слова "один, пожалуйста" для выходца с Кавказа, почти без акцента.
Пьём чай.
Нет сил уже лежать на второй полке. Продолжаю сидеть...
Попробуем убить время разговором...
Армен как будто прочитал мою мысль:
- Куда едешь? - спрашивает он, улыбаясь.
Я с охотой поддерживаю разговор.
Обмениваемся личными данными, кто - что... Армен оказался интересным типажом, он - бывший журналист, с опытом военной журналистики, работал на войне в Карабахе, на передовой, у него была даже своя газета, под названием "Путь к свободе", там, в Карабахе. Но он не смог продолжать свою деятельность, его мнение не понравилось кому-то наверху, в общем, во мнениях разошлись. "Там нет демократии" - говорит он. Пришлось уехать в Армению. Теперь его семья - жена и дети живут в Ереване, а он в Москве - зарабатывает деньги. Причем, оказалось, живет на соседней улице со мной, в километре от моего дома, как я представляю. Рядом с Большой Черкизовской... Работает в какой-то торговле... Друзья с работой помогли... Ему я не боюсь признаться, что тоже связан с этим растущим сектором экономики.
Когда Армен начинает вести грамотную анти-исламскую пропаганду, что свойственно почти всякому из армян, кто был обожжен этой войной, я, не соглашаясь с ним, приоткрываю следующий уровень нашего общения.
- Я не могу с тобой согласиться Армен... Что ислам - это всегда плохо... Я не мусульманин, впрочем как и не христианин. Но знаю, что такое ислам не понаслышке - я наполовину татарин, я знаю эту культуру... Наполовину - чистый славянин, настолько же и христианин... Главное - не капли еврейской крови, гыгыгы... - смеюсь.
Смеется и Армен. Но уже по-другому. Короткий изучающий взгляд на меня. Появилась дистанция...
- Я тоже так думаю... Я не против ислама самого по себе, я уважаю ислам... Но ты себе не представляешь, что они, азербайджанцы, там творили.
Я продолжаю давить:
- Знаешь, Армен. Я учился в одном учебном заведении, - говорю название института, - пожалуй, одним из лучших в своей сфере в Союзе... И у нас собиралась интеллектуальная элита всех республик... И когда начался этот конфликт, у меня оказались друзья с обоих сторон фронта... Каждый мне многое рассказывал...У каждого, Армен, своя правда... в таких войнах... Каждому есть что другой стороне предъявить... Я понял - национальные конфликты невозможно разрешить... Они - на века... Предупредить - да, возможно... Но это мое мнение, жителя Москвы... К счастью, я далек от таких вещей... Хотя у нас тут тоже танки ездили недавно по городу... И творился беспредел...
Я мрачно усмехаюсь.
- Я понимаю, что ты говоришь, - кивает мой собеседник, - с каждой стороны есть свои... - он не находит слова, - Вот например у нас был безумный Сурен, как мы его звали... Он азербайджанских детей напополам разрывал... был такой случай с одной пятилетней девочкой... Нехороший случай... Но ты знаешь почему так?.. Что они сделали с его детьми и женой перед этим?.. - он выдерживает паузу, - Он такой после того стал...
И удрученно кивает головой.
Я тоже киваю. Удрученно. Пауза... Но я продолжаю:
- Однако знаешь, что интересно, наши ребята-то не переругались... - неудачное слово, чувствую, что надо уточнить, - не перестали общаться между собой уважительно... Скажем так... Армяне и азербайджанцы, но продолжали нормально общаться, и с уважением к друг другу, хотя у каждого была своя боль... Я-то знаю...
Армен соглашается:
- Да, уважение... Уважение... Уважение - это да... Вот у нас тоже был случай... Мои друзья, с которыми вместе воевали, рассказывали... Взяли они в плен одного азербайджанца... Ну, сам понимаешь, пленный нужен - его потом можно на своего поменять... Лучше свой друг живой, чем мертвый - враг... А он не захотел, понимаешь?!. Не захотел!
От волнения его акцент стал особенно отчетлив.
- И он сказал моим друзьям, - продолжал Армен, - Вы меня возьмите и расстреляйте... Потому что, если Вы меня обменяете, я все равно на эту войну приду, и буду вас, армян, убивать... Поэтому лучше сразу расстреляйте, так и сказал...
Мой попутчик помедлил, задумавшись...
- Ну, мои друзья, его... конечно, вывели на гору... - он сделал легкий взмах ладонью от себя, - и расстреляли. Но... - он посмотрел мне в глаза своими глубокими карими глазами, - уважение, уважение осталось... Понимаешь?..
Я киваю. Я понимаю, но вскоре сворачиваю тему, мне она не нравится... Приходится напрягаться и фильтровать каждое слово... перевожу разговор...
Мы едем перекидываясь случайными мыслями. Например, сейчас Армен рассказывает про рецепты приготовления шашлыков.
- Только мужчина, и лучше всего если мужчина этот - армянин, - заключает он, - должен готовить настоящий шашлык.
Я соглашаюсь.
Разговоры о том, о сём...
Когда мы собираемся отправиться в вагон ресторан, Армен, сияя улыбкой и заговорщически смотря, достает из сумки бутылку коньяка "Арарат".
Да, видать и тебя достала железнодорожная депрессия. Или ты так моё общество уважаешь? Как бы там ни было, я - ценю... Настоящий "Арарат" - один из лучших коньяков в мире. Решительно откидываю в сторону подозрение о возможности умышленного отравления с целью дальнейшего ограбления, как нередко случается в поездах...
Отобедав в ресторане, обычный разогретый общепит, мы пьем коньяк весь оставшийся световой день. Маленькими вкусными порциями. Но - всё хорошее кончается. Я делаю рискованный шаг - покупаю бутылку водки на перроне какой-то станции у пожилой женщины с авоськой... Авось пронесет, авось не ослепнем...
Вроде - ничего, водка - нормальная, хорошо пошла... Початая пол-литровая бутылка на столике в купе. Три четверти осталось. Армен ушел курить. Я - не курю табак, только траву... Эту тему мы уже обсудили, нет ничего лучше армянской травы. А то что мы курим в Москве - он за траву не признает... Пробовал много раз - не вставляет. Голяк... Вазон... Вот, то что у них растет, вот то...
Дверь в купе со скрежетом открывается, движимая сильной рукой, и заходят две девочки, так понравившиеся мне вчера... Да, те самые!.. А я уже про них совсем забыл... Как мило...
За ними в дверь проскальзывает сияющий Армен:
- Проходите девочки, садитесь, пожалуйста!..
Пространства - достаточно... В купе кроме нас никого нет. Старушка проснулась и вылезла на своей станции два часа тому...
- Здрасьте, - говорю я.
Маша и Ксюша. Ксюша - блондиночка, крашеная, которая меньше. Она из Белоруссии, студентка, едет домой на каникулы.
Маша... Серенький спортивный костюмчик облегает твое тонкое тело. Ты садишься, закидываешь свои стройные ножка на ножку, ручки скрещиваешь на груди. Русые, почти золотые волосы заколоты на затылке. На твоей тонкой шее, на затылке, вырвалось из закола несколько золотых кудряшечек. Взгляд весёлый, даже задорный. Даже лукавый. Весёлость выглядывающая из-за гримаски приличной воспитанной девочки. И ты и я понимаем, что эта гримаска смешная, ненастоящая. Наши глаза улыбаются, когда встречаются. Твои глаза говорят - мне скучно в этом поезде, долго едем и громыхающие, тяжелые вагоны меня утомили.
Что ж, я постараюсь тебя развеселить.
Разговоры о друг друге. Да, я из Москвы, бываю в Кургане по делишкам. А Вы? А мы из Кургана, студентка, также едем по делишкам, но в Москву.
Между нами складывается сразу какое-то интересное для обоих общение. Все что мы говорим, несет оттенок шутки, понятной только друг другу. Нам с тобой легко общаться.
Армен пытается выступить в роли тамады.
"Нет, мы не пьем. Спасибо..." - отвечают девочки.
Я расстраиваюсь. Мне кажется, что это признак мимолетности нашей встречи, сейчас они встанут и уйдут. К тому же, пьяные девочки - это гарантировано веселые и интересные девочки... Машенька успокаивает: "Нет, нет, вы - пейте, а мы не будем, мы с вами, ребята, так посидим... пообщаемся... Мы бы выпили, но - не пьем, вообще... Извините..."
Ну, и я тогда пить не буду. Кто хочет, пожалуйста - пусть пьет. Початая бутылка остается забытой на столе...
Начинаем играть в карты - обычное дело для дороги.
Параллельно игре, я веду какие-то интересные всем, на мой взгляд, разговоры. Рассказываю что-то смешное. Но несколько заумное. Все смеются без напряга. Прибаутки во время карточной игры.
- А вы знаете, девчонки, что...
Девчонки начинают смотреть мне в рот. Армен не отстаёт. Состязание друзей-интеллектуалов в остроумии. Армен начинает галантно охаживать Ксюшу. Ксюша, посмотрев на нас с Машей и с досадой поморщившись (я видел!), принимает его во внимание. У них появляются свои темы и разговорчики.
Наши компании друг друга поделили.
Анекдоты. Снова карты.
Время летит незаметно.
Вы с Ксюшей возвращаетесь в своё купе, обещаете чуть позже вернуться. Поиграть в карты ещё. Я провожаю вас. Захожу на секунду в твоё купе. Ты приглашаешь присесть... Кроме тебя и Ксюши с тобой едут строго посмотревшая на меня пожилая дама с величественным лицом и химией на голове, и высокий мужичок лет сорока, похожий на представителя рабочего класса, в форменном пиджаке железнодорожника, как мне показалось, лысый с изможденным лицом. Дама грузила мужичка какими-то чеканными фразами, как на партсобрании. Да и тема была подходящая, что-то про достижения советской власти. Как было все раньше правильно устроено, но предатели все развалили... Временами она взглядывала на меня не скрывая неодобрения в глазах. Мужичок временами что-то вставлял в беседу, тихим изможденным голоском.
Я посидел некоторое время рядышком с Машей на ее месте-полочке. Когда Маша поворачивала лицо к беседующим попутчикам, но я его также видел, оно становилось уважающим старость лицом пай-девочки, когда она поворачивала лицо так, что оно было видимо только мне, она не сдерживала бесов иронии, которые просто кипели, играя в глазах и строила какую-нибудь нарочитую физиономию, например, сводя бровки и морщиня носик, передразнивая старуху. Я сдерживался, чтобы не засмеяться. Красивое у нее личико, даже мордашки, которые она так здорово изображает, его не портят. Тонкие черты.
Но - пора идти. Зачем напрягать соседей.
- Увидимся... - говорю я.
- Заходи...
На прощанье я легко провел пальцами по ее ладони. Её пальцы ответили. Мы стали немножечко ближе к друг другу.
Придя в купе я сидел зачарованный, не в состоянии поддерживать беседу с моим соседом.
На следующей остановке Армен, гуляя по перрону, встретил каких-то армян в другом вагоне и ушел к ним в гости.
Уже к ночи мы встретились с девочками снова. Ты и Ксюша пришли к нам. Ты была инициатором, я понял, - Ксюша выглядела слишком сонной. Вы сели друг напротив друга - ты на мою полку, рядом со мной. Армен к тому времени уже вернулся из гостей, от него изрядно пахло алкоголем. Я абсолютно протрезвел от выпитого днем. Но я был пьян от Машеньки. Когда она находилась рядышком, на мой ум снисходил восторженный тихий туман.
- Я в карты не хочу уже играть - поздно, - сказала Ксюша в ответ на поданную мной идею.
- Ну, давайте играть во что-нибудь другое!.. - воскликнул я, неловко пытаясь глупым, звучащим неестественно восторгом спасти положение, - во что любите играть, девчонки?
- Мы, ну... мы играем, например, в дочки-матери... Ксюша сегодня была моя мама, - сказала Маша... Похоже, это был экспромт.
- Тогда я твой папа! - воскликнул я улыбаясь.
В воздухе повисло напряжение. Создала его Ксюша, она даже не улыбнулась и томясь смотрела по сторонам.
Армен принял огонь на себя, он сел рядом с ней наклонился над ухом и начал что-то любезное тихо вещать, я не слышал что, я смотрел на Машу. Боковым зрением я увидел, как Армен и Ксюша встали и пошли курить.
Мы остались вдвоём в полумраке купе.
- Какая у меня славная доченька, - сказал я и взял тебя за руку, понежил твою кисть подушечками пальцев, царапая ладошку. Твои пальчики ответили моим.
Я увидел вблизи, какие у тебя интересные глаза, желто-зеленые. Глаза дикой кошки.
- Я не могу насмотреться на мою доченьку, - сказал я, - а могу я мою доченьку поцеловать?.. Такая она красивая...
- Можешь, папочка... - сказала ты.
Черты твоего личика - тоненькие, но губки полные. Глазки - сверкающие. Я целую тебя лёгенько, ты отвечаешь. Тогда я начинаю поцелуй более страстно, ты отвечаешь. Второй поцелуй становится очень долгим и сладким. Я прерываю его, смотрю тебе в глаза. Ты прикрываешь их, мы целуемся снова.
Мы целуемся как школьники... Минуту, другую...
Временами ты прерываешь целовать меня, особенно когда наши языки начинают ласкать друг друга, то не можешь этого выдержать долго - отрываешься от меня, отворачиваешь лицо, переводишь дыхание, успокаиваешь себя. Но глаза твои уже не открываются, они полуприкрыты. Ты дышишь тяжело. Тогда я лижу твою солёную шею, целую за ушком, где так вкусно пахнет.
И снова твои губы тянутся к моим.
Я спиной ощущаю внимание каких-то людей, проходящих по коридору вагона и заглядывающих в полуоткрытую дверь нашего купе. Но нам всё равно...
Моя правая рука попадает под твою спортивную куртку, нахожу футболку под ней, ее край. Я целую тебя в губы и глажу ладонью твой голый животик, ладонь подымается выше и пальцы находят твои груди. Они маленькие и крепкие. Я ласкаю, ласкаю подушечками пальцев твои соски, стараясь быть как можно более мягким.
Левая рука лежит на твоих бедрах и соскользает на попку, какая она у тебя нежная и упругая одновременно, я чувствую сквозь тонкие спортивные брюки. Я глажу твою попку, иногда сжимая ладонью.
Ты обнимаешь меня за пояс одной рукой, обвиваешь голову и гладишь по затылку - второй.
Моя правая рука от грудей устремляется вниз, под резинку брючек и в трусики. Я чувствую пальцами верхнюю границу волос на твоём лобке. Ты не останавливаешь меня, но я останавливаю себя. Меня беспокоит внимание посторонних из коридора. Я так не могу, и я теряю контроль над собой. Моя эрекция, не прекращающаяся с нашего первого поцелуя становится сильнее моего ума...
Я отстраняюсь от тебя. Но мы еще раз целуемся. И я отодвигаюсь на полке-кровати от тебя. Мы смотрим друг другу в глаза.
- Какая у меня славная доченька, - говорю я.
Ты улыбаешься, а потом пододвигаешься и коротко целуешь прикрыв глазки.
Надо как-то успокоиться.
Я сижу рядом с тобой, подогнув одну ногу. Ты сидишь по-турецки. Я держу твою руку в своей. Мне - счАстливо, но беспокойно.
Возвращается Армен. Ксюша ушла спать. Почувствовав атмосферу, он тактично исчезает, взяв принадлежности для умывания.
- Пойдем, я тебя провожу, - говорю я. Потому что не знаю, что мне делать с тобой. Беспокойство и тоска по тому чего хочется и мне, и тебе.
Ты берешь меня за руку. Мы идем.
В твоем купе темно. Выглядит как вход в пещеру.
- Посиди, со мной, папочка, - говоришь ты. Я захожу и стараясь не шуметь задвигаю дверь. Мы располагаемся на твоей нижней полке. Ксюша - уже похрапывает на второй. Старушка спит на нижней. На верхней полке покоится долговязый железнодорожник.
Стук колес. Отблески проносящихся за окном огней.
Мы ложимся рядом, я начинаю целовать тебя за ушком. Какая вкусная у тебя кожа на шее.
- Давай спрячемся под одеялко, - говорю я, - чтобы никто не увидел.
Под простыней мы ощущаем себя свободнее. Временами в окно вспыхивают холодным светом семафоры. Я вижу тогда твои глаза. Близко.
Твое тело мягкое и покорное. Ты отвечаешь на каждый поцелуй. Я запускаю руку в твои трусики и начинаю ласкать твой влажный клитор. Другой рукой расстегиваю железные пуговички своего 501-го левайса...Беру твою ладонь, касаюсь ею своего члена, и ты ласкаешь мой член своими тонкими пальчиками. Я засовываю свой палец туда, внутрь тебя и вибрирую им в унисон.
Твой запах великолепен. Такое впечатление что ты стала вкуснее от полутора суток в поезде. Я чувствую только запах мускуса и он пьянит.
Мы движемся с тобой куда-то и уже знаем куда. И знаем что не сможем остановиться.
- Я тебя хочу... Давай?- шепчу я. Но как? ни презерватива, ничего. Но, я принял решение.
Серьезным голосом, я шепчу тебе в ушко:
- Ты мне можешь доверять. Я здоров, ничем не болею. И я вылью всё наружу... Я тебя хочу...А эти, да пошли они все... - это я про обитателей купе.
- Ты можешь доверять мне, - чуть слышно повторяешь ты.
Ты пытаешься мне помочь, когда я стягиваю с тебя брючки с трусиками.
Переворачиваю тебя на живот и ложусь сверху.
Вот - я вошел в тебя. Так быстро и легко - не искал. Начинаю медленно двигаться. Как у тебя там просторно и хорошо. И влажно. Ты подрагиваешь. В отблеске света я вижу как ты стиснула губы и зажмурила глаза.
Моё тело растворяется в твоем. Я чувствую каждую твою клеточку. А ты -мою. Это счастье.
Мы стараемся не шуметь. Двигаемся тихо, сдерживая страсть, которая побуждает забыть обо всем. Мы надеемся, что стук колес создаст надежную звуковую завесу.
Неожиданно поезд останавливается... Наступает тишина. Похоже, что большая станция. Купе заполняется электрическим безжизненным светом фонаря на перроне.
Старуха просыпается, приподнимается и смотрит в окно.
Мы замерли. Как тяжело было остановится!..
Старуха садится на своей полке. Одевает обувь.
Ну вот, думаю я. Сейчас скажет что-нибудь про решения партии и правительства... Закатит скандал. А я так не хочу останавливаться. Это будет ударом... Ужасным ударом... Мне не стыдно и не неловко, мне наплевать на людей. Но мне жалко, если они разрушат то, что у нас с тобой происходит сейчас.
Но мы - под простыней. Мой член внутри тебя, но мы - неподвижны. Нас не видно, думаю я. Не рассмотрит.
Она встает и собирается выйти из купе.
Перед тем как закрыть дверь бросает своим скрипучим старческим голосом, но не злобно: "Сорванцы!"
Ушла.
Ксюша на второй полке уверенно похрапывает.
Я начинаю снова.
На мгновенье откинувшееся покрывало. Я вижу твою попку в холодном свете фонаря.
Удивительно тонкая талия и идеальная, великолепная попка. Я сразу понимаю, что никогда не видел в своей жизни ничего более прекрасного. И буду помнить этот миг столько, сколько буду жив...Это из тех впечатлений, что встречают нас неожиданно, в самом казалось бы незначительном месте нашего пути, но их запоминаешь навсегда. Не знаю почему.
Теперь я хочу быстро кончить. Я не хочу чтобы повторился ужас... Мы шумим, мы страшно шумим, но нам все равно. Мои пальцы судорожно сжимают твои ягодицы...
Я достаю и кончаю прямо на твою поясничку... Крепко прижимаюсь к ней и продолжаю двигаться, пока все капельки не вытекут.
- Всё в порядке... - шепчу я.
Я беру твоё полотенце из набора постельного белья. Вытираю твою спинку.
Мы целуемся. Но теперь это уже другой поцелуй. Поцелуй двоих, кто уже были плотью единой.
- Папочка, - нежно шепчешь ты и целуешь мое ухо, - полежи со мной. Не уходи.
Нет, я не ухожу. Я просто одеваю джинсы. Старушка же должна вернуться. Надо подготовиться. Я ложусь рядом с тобой, завернувшейся в простыню. Теперь всем видно, что ничего такого мы и не делаем.
Неожиданное шевеление на верхней полке. Оттуда энергично спрыгивает железнодорожник, быстро одевает обувь и пулей выскакивает из купе.
Мы смеемся с тобой и неприлично шутим. Ксюха храпит.
Я провожу еще несколько часов этой ночи у тебя. Мы шепчем друг другу разные нежности и интересные или смешные вещи. Мне пришлось сбегать в свое купе, я вдруг вспомнил, что там лежит сумка, в которой я везу сумму порядка тысячи долларов. Причем не долларами, а мелкими рублевыми купюрами, большая куча бумажек, сверток, долг одного курганского магазина, любезно возвращенный ими накануне моего отъезда. Как всегда в самом неудобном виде... Помню, замучился считать...И у меня не нашлось времени обменять рубли на доллары, что я обычно делаю.
Не люблю оставлять такие вещи без глаза.
Прихожу к тебе с сумкой. Пожить у тебя одну ночь.
Мы рассказываем друг про друга... Ты студентка... "Как учишься?" - спрашиваю, интересно, какая у меня доченька. Отличница... Ты шепчешь, чтобы я не думал про тебя всякое такое... Что я у тебя второй парень за всю ее жизнь, а ей девятнадцать. И первый ее парень - это её муж, к которому она едет. Он будет её встречать на вокзале. Я понял - никаких поцелуйчиков на вокзале... Нет, совсем не это... Она совсем не это хотела сказать.
Это всё потому так получилось, что я такой хороший, и она меня любит, а не потому что она ко всем парням лезет. Милый детский лепет. Но чем далее слушаю, тем более влюбляюсь. Я ей верю. А почему мне не верить тебе? И как удивительно мы друг друга чувствуем.
Ты целуешь меня и ласкаешь. Шею, уши, губы. Ты стала совсем другая, ты - стала огненная, в тебе горит огонь. В тебе горит сила. Нет, ты и была такой. Я ощущаю теперь, я вижу, ты совсем не маленькая девочка, как мне казалось. Ты - сильная женщина, в которой я растворяюсь, не в силах этому сопротивляться. А я и не хочу сопротивляться.
Утро. Темень. Ярославский вокзал. Я выхожу из поезда. Падает снег. Тебя встречает молодой парень. Приятная внешность, спортивен. Счастливо улыбается. Но я не хочу его внимательно рассматривать. Для меня он - мебель в твоем доме. А мебель не замечают.
- Привет, - говорю я ему, криво улыбаясь. Ощущаю, что сказать ему "привет" мне доставляет удовольствие. Жестокое удовольствие.
- Пока, - говорю я тебе.
Быстро иду прочь.
Скоро поеду в Курган опять, а у меня есть твой телефон!

3.

- What about your Russian girlfriend? (Как твоя русская подруга?) - своим неторопливым голосом - как всегда, все звуки разборчивы, чтобы я стопроцентно все понял, задает вопрос Бекка.
- Are you saying about Lena? (Ты о Лене?) - уточняю я.
Бекка кивает... Лена, она живет здесь, в Копенгагене. Бекка ее не встречала ни разу, но наслышана от меня о её уме и красоте...
- Oh, she is in Moscow now, she has some urgent business there... But she is supposed to be back soon... After settling her matters there... (А, она сейчас улетела в Москву, дела у нее там... Скоро прилетит, надеюсь... Как вопросы порешает...)
Мы опять сидим в кафе. После того как мы покурили травы в обществе двух жирных псин, нас стало ощутимо покачивать ветром и мы вернулись в кафе. Я взял два пластиковых стаканчика с капуччино. Потягивая его, мы беседуем. В нашей, отделенной стеклом от других части помещения, формы большой квадратной комнаты, сидит еще несколько человек. За одним из столиков слышна русская речь - какая-то малолетняя толстая и некрасивая девушка в компании с ещё тремя такими же молодыми, толстыми и некрасивыми, орёт в сотовый телефон про сегодня купленную одежду, как я догадываюсь. "Даа, те штаны я и купилаа..." Землячка что ли, базар похож на масковский?.. Её товарка в это время заколачивает джойнт. Отворачиваюсь и не смотрю на них, они меня раздражают.
Работает телик под потолком. Женский гандбол. В углу, за моей спиной, находится постоянно включенный в интернет компьютер с датским виндовсом внутри и высоким металлическим стулом подле. Хочешь посмотреть прогноз погоды, или поиграть в сетевой бэкгамон после выкуренного джойнта - пожалуйста. Но в эту минуту никто не хочет, все устали, стул перед компьютером - пустой.
Конопля - интересная вещь, никогда не знаешь, куда она закинет твой ум и настроение. Если, когда мы стояли на улице и дышали морским ветром, я почувствовал веселье и оторванную релаксацию, а теперь, то ли от кафе, наполненного непонятными и враждебными персонажами, то ли от накуренности табаком в нём, меня начинают одолевать совершенно посторонние и не очень веселые мысли. Я не скажу, что мне вдруг становится плохо, но - задумчиво и печально. Я оглядываюсь по сторонам, опять вижу толстых русских тёлок по соседству. Печаль не проходит, а усиливается.
- Знаешь Бекка, я сегодня утром читал в интернете новости... о погоде. Но - не здесь погоде... Сейчас в нескольких районах Сибири большие аварии на теплотрассах из-за морозов. Энергосистемы целых районов не работают... Они старые, но их никто не ремонтирует. Нет финансов...В богатейшей стране по ресурсам в мире... И где много нормальных людей водится... Температура на улицах минус сорок. А дома стоят без тепла... И так каждый год... а у меня там родственники живут...
Смотрю на неё, как воспримет. А что ещё делать, куда смотреть, не на этих же белых русскоговорящих свиней за соседним столиком...
Черная девочка с горячей кровью, выросшая в сытой Европе... Твои глазки на мгновение округляются от удивления:
- Oh... it is terrible!.. But why the government could not prevent it? If it goes on for years as you said...
(Ах, это ужасно, и почему правительство не предотвращает этого? Особенно, если это происходит годами, как ты сказал )
Правильный вопрос, и я знаю ответ. Но - долго объяснять... И вряд ли ты поймешь...
Я продолжаю:
- You know, now, after living in Europe for rather long time I started to understand the words of our great poet Vysotsky, late now, who during visiting West Germany in 70's told to his wife Marina Vlady, a famous French actress of those years, besides... So, he told her: "Looking at Germany, I do not understand who won the World War Two, we, the Russians, or the Germans? In books there is written that we did, but when I see how they live, I think they did..." Ten years ago I read her memoirs, and was laughing at this. Now I understand and feel sad.
(Ты, знаешь, теперь, когда я прожил в Европе достаточно долго, я начинаю понимать слова нашего великого поэта, Высоцкого, покойного ныне, кто однажды, когда посещал в семидесятые годы Западную Германию сказал своей жене Марине Влади, она , кстати была известная киноактриса тех лет... Он ей сказал: "Смотря на Германию, я не никак не могу понять, кто вторую мировую войну выиграл - мы или они? В книжках пишут - мы. А посмотрю как они живут и мы живем, мне думается, что они..." Десять лет назад, я читал ее мемуары и смеялся над этим. А теперь я понимаю, что он говорил и мне печально)
Уточняю:
- I have nothing against Germans, more of it, I am glad for them, but why it is going so worse in Russia...(Я не имею ничего против немцев, более того, я рад за них, но почему все складывается так хреново в России...)
Ты задумываешься и говоришь:
- Russia has bad politicians... and people who fear them...I think...hard fight...about to be compared with South Africa... (Россия имеет плохих политиков и людей, которые их боятся... Я думаю, это сложный вопрос, но - почти сравнимо с Южной Африкой)
Я говорю, невесело усмехаясь:
- Sorry, Becca, all this I said sounds probably as typical Russian lachrymose speech about hardness of life and so on... Well known from popular movies...
(Извини, Бекка, наверное, все что я говорю, звучит примерно как известные русские слезливые речи о тяжести жизни и так далее... что хорошо известно из популярных кинофильмов )
Ты обижаешься, глазки вспыхивают, отрезаешь:
- I don't get my information from movies, but from the context of a whole worlds history...
(Я не получаю свою информацию из кино, но - из контекста всей мировой истории)
Окей... Я продолжу, раз тебе это интересно. Я говорю:
- All this going on in Russia is similar to how it goes in Nigeria, probably...I read "Financial Times" article comparing Nigeria and Russia... It says there are very similar processes going on... Extremely rich countries... Lotta raw materials, but only few people receive extra benefits from it... All other nation is destitute... It goes during decades ... And I agreed with it... You know, when I told about this article to my friends in one Russian party I was just about to be beaten as a traitor...
(То что происходит в России подобно тому что имеет место в Нигерии... Я читал как-то статью в "Financial Times" - сравнение России и Нигерии. Статья утверждает, что идет похожий процесс... Очень много сырья и ресурсов, но только маленькое количество людей получает на этом сверхприбыль. Вся остальная нация живет в нищете... Это происходит на протяжении десятилетий... И я согласен с этим... Но знаешь, я как-то высказал друзьям на одной русской вечеринке , меня чуть не поколотили, как предателя... )
Здесь я несколько преувеличиваю, никто меня колотить не собирался, это были мои хорошие друзья, но - начали смотреть косо, я почувствовал, помню. Просто не знаю, как это сказать по-английски "смотрели косо", оттого строю гротеск "поколотили".
Бекка продолжала:
- And I think ...what communism did to countries is devastating... It's not only of concern for themselves... but to the whole world... People run from own countries...
(И, я думаю, что коммунизм оказался очень разрушителен для стран.. и не только по отношению к ним самим, но и ко всему миру, люди бежали из своих стран...)
Я соглашаюсь:
- Yep... I hate communism... one of the few things I really hate in life...But funny to say I was a member of so named komsomol - the Communists Union of Youth when was from 14 to 18 years. Without it was impossible to apply to any university.
(Да... я ненавижу коммунизм... Одна из нескольких вещей, которые я действительно ненавижу в жизни... Но смешно сказать - я состоял в комсомоле, коммунистическом союзе молодежи с 14 до 18 лет. Без этого было невозможно поступить ни в один университет)
Я смеюсь, мне становится весело. Новая волна травы пришла... Тоска уходит. Ну и хорошо...
Бекке похоже невесело, как будто дурное настроение перешло от меня к ней. Но ты пытаешься улыбнуться и говоришь:
- Half my family in the forties was nazis and in the Jugend... Everyone is ashamed of this...But I try to deal with it in a sense so I can benefit from it in my life...Sounds strange... But it can be done...
(Половина моей семьи в сороковые годы были нацистами и состояли в Югенде... Каждый этого стыдится... Но я пытаюсь работать с этим, чтобы найти пользу для своей жизни... Звучит странно, но это возможно...)
Я удивляюсь, вот судьба у данскеров бывает. В детстве быть членами Гитлерюгенда, и увидеть на старости такую черненькую миленькую внучку. Любимую, полагаю. А ведь это очень интересный опыт для страны.
Мне весело, я нахожу чем поддержать тему:
- But you know, before, when I was from nine till fourteen years I was a member of the Pioneer or the Communists Scout organization. I wore the red tie. It was the Soviet analog of the Jugend... But without it was impossible to became later a member of mentioned komsomol ...
(Но, ты знаешь, ранее, в возрасте с девяти до четырнадцати лет я был членом пионерской , коммунистической скаутской организации и носил красный галстук. Это была советская разновидность Югенда... Но без этого было невозможно потом вступить в упомянутый комсомол...)
Я смеюсь... Смешно вспоминать.
Хочу добавить образности о пионерах, сгустить кровавые оттенки красного, тем более их хватает:
- And in this fucking Soviet Jugend there were so named "heroes pioneers" who made some great acts. The famous of them was Paul Morozov who being twelve year old betrayed his father to the secret service, later known here as KGB, but it was in 1930 or so...
(И в этом долбанном советском югенде были так называемые пионеры-герои, это те, которые совершили какие-нибудь великие поступки. Самым известным из них был Павел Морозов, кто двенадцати лет от роду предал своего отца секретной службе, той самой что позже стала известна тут как КГБ, но это было где-то в 1930 году... )
Мне становится невыносимо смешно вспоминать:
- And his grandfather killed him after it... nice story, is not it? Hahaha!.. Hero... I remember his portrait in the "Red Room" of our school.
(И его дедушка его за это убил... милая история, не так ли? Хахаха!.. Герой... Я помню его портрет в красном уголке нашей школы)
Ещё вспомнил, наша пионерская дружина была имени Павлика Морозова!.. Хахаха!... Абассаться!.. Какое западло, если задуматься!.. Всю жизнь учиться в такой школе... Хахаха!... Но уже нет сил об этом сказать, мне настолько смешно... К тому же как объяснить Бекке, что такое дружина...
Я давлюсь от конопляного хохота.
Бекка улыбается, но когда она говорит, я слышу нотку печали в ее голосе:
- Знаешь, неважно - американцы, африканцы, европейцы... Все так гордятся своей историей... А с другой стороны... Ты не смотрел телепередачу, недавно показывали? Про немецких детей и датский Красный Крест? Который отказывался им помогать, потому что они были немцы. И они умирали... Даны сделали очень большую работу по спасению евреев в течении Второй Мировой от нацистов, а вот мои родственники помогали помещать их в лагеря... А остальные даны охотились на местных немцев после войны...
- Я слышал, Бекка, аналогичные истории про Норвегию, где после войны шла охота на норвежских женщин, бойфренды которых, скажем так, были немцы и детей, рожденных от этих немцев. Все они жестоко преследовались.
Ты продолжаешь:
- You have, just like many others, experienced that the whole history of the country was a lie... not the first and not the last... I have to teach my kids about blackamerican history... `cos no one else will do it in Denmark.
(У тебя было тоже что и у других... ты узнал - история целой страны была ложью... ты не первый и не последний... Я вот должна учить своих детей истории черных американцев, потому что тут в Дании этого никто не сделает)
- Да, это так... Но мы, между нами, ребятами, никогда не считали, что Павел Морозов был герой... Нормальные люди понимали, что это не совсем окей отправить своего родного папу в тюрьму.
- Везде было так, - говорит Бекка, - в Данию, о которой я говорю, попадали люди из России и Польши. Их помещали в лагеря, и никто им не оказывал медицинской помощи.
Меня почему-то увлекла другая тема, веселье куда-то улетучивается, охватывают думы:
- Ты знаешь, что удивительно, Павел-то был не единственный случай.. Очень много в тридцатые годы было таких же случаев, по всей России.
И тут я кое-что вспоминаю, каннабис, что ли, так действует, но открылся целый поток воспоминаний и унес меня с собой. Все произошло неожиданно и безвозвратно. Никакого веселья не осталось. Только пучина тоски открылась вдруг. Я говорю:
- Один такой случай имел место в сибирском городе Курган, в тридцатые годы. Имя тамошнего павлового аналога было Коля Мяготин. Пионер с красным галстуком. Он также сдал своего папу и кто-то его насмерть приговорил... В городе до сих пор, я полагаю, стоит старинный памятник ему - мальчик с босыми ногами огромного размера обуви, но без нее, демонстративно босой. Влияние, вероятно, исключительно известного скульптора Мухиной - гигантизм конечностей... И даже улица есть его имени, я снимал на ней квартиру, помню... Но - неважно... Мочканули-то его не родственники, насколько я знаю. А другие люди... Но...
Тут я делаю ударение. Потому что меня унесло совершенно... Я что-то вспомнил и что-то понял. То, чего не понимал десять лет. Неожиданно... Мне неинтересны более разговоры о политике, замечу, достаточно пошлые, как я сейчас вижу... Но нитью, которая меня привела туда, к истине, потерявшейся на поворотах лет десять назад, оказались именно они - глупые разговоры о политике с умной афро-европейской девочкой, в зашарпанном кафе в самом, наверное, пошлом месте Копенхагена - Кристиании, после выкуренного косяка... Что ж, спасибо вам всем, дорогие участники представления... Не выкинешь из песни слов...
Бекка замечает перемену во мне. Удивленно смотрит мне в глаза.
Я продолжаю:
- Так вот... В этом Кургане у меня была подруга - Машенька, она была моей лучшей подругой в то время... Что интересно, - я усмехаюсь, нить проскальзывает в ушко, - ее родственники этого Колю и грохнули... Такое семейное предание, она мне говорила. И она этим гордилась.
Моя славная Машенька... Моё лицо становится счастливым, наверное.
- Я бывал там по делам бизнеса в этом Кургане и мы дружили с этой девочкой. Она была великой (great), и настолько же прекрасной. Однажды, помню, мы занимались любовью в поезде Курган-Москва... - я смеюсь счастливо, - Люди не спали, ходили вокруг...- я улыбаюсь, - Но нам было наплевать, так мы были увлечены друг другом... Ты не представляешь себе, какая великолепная у нее задница.
Добавляю последнюю деталь, помня, что Бекка моя знает толк в девичьих задницах. Фу, противный образ денской библиотекарши...
Завершаю, помолчав:
- Но я потерял свою Машеньку много позже, вследствие своей глупости и невнимательности... И вот это, - я подчеркнул слово "это", - я понял только сейчас. Идиот...
- Я - идиот, - уточняю на непонятном вполне до сих пор английском языке, никогда не знаешь, как тебя поймут, желательно в таких резких случаях выражаться конкретнее.
Бекка посмотрела на меня очень внимательно. Говорит несколько недовольным голосом:
- Я думаю, ты мне уже рассказывал чудеса про какую-то свою гёлфренд из Сибири... Ну... и чем же ей было ещё гордиться, кроме своей семьи?
- Я никогда тебе не рассказывал Бекка, про Машеньку...
- Она была больна? Почему ты ее потерял?
- Нет, она была замужем. Но это никогда не было проблемой для нас...
- Окей, когда ты так говоришь, ты не... - Бекка прерывается, теряет мысль, похоже. Или передумывает, - Ну... мне по-прежнему её жаль. У нее были шансы жить нормально.. Но она была в кабале... Такой вот формы мышления... То чем она гордилась - это ужасно... И для тебя, это также было плохо... К счастью, в твоём случае всё изменилось...
Ты протягиваешь руку, берёшь мою ладонь и нежно целуешь...
Мы не понимаем друг друга, Бекка. Вернее, ты не понимаешь сейчас меня. Я глажу тебя по щеке. Пытаюсь объяснить. Но получается, говорю про совсем не то, что меня волнует, выскакивают какие-то посторонние детали, но важные, как оказалось, для тебя. Может дело и не в деталях...
- Пойми, - говорю я ей, - её родственники никого не предали, они всего лишь свершили правосудие! Они убили Колю, который сдал своего отца в страшные коммунистические тридцатые, и пошли за это в тюрьму, где скорее всего и погибли... Это был шаг!
Ты держишь мою ладонь, мне это приятно, но - ситуация кажется глупой. Я - виноват, признаю. Писатель и поэт. Думал бы про себя и молчал в тряпочку. Попробуй теперь объясни, человеку иной культуры, что это справедливо - убить злого подростка. Матери троих детей. Теперь я в ее глазах - Фредди Крюгер из кино "Кошмар на улице вязов", наверняка. Но какое мне до этого дело, кто кого замочил в тридцатом году. И почему это начинает влиять на мою жизнь сейчас?
- Возможно, это можно было бы понять, - говоришь ты, делая шаг, как ты полагаешь, мне навстречу.
Но она не понимает, что я думаю совсем не об этом. Или - нет, все-то она понимает... Психолог... Я её не понимаю.
- Я сейчас думаю не об этом, а о моем прошлом, про то, что у меня было с этой сибирской девочкой. Я кое что понял на сей счет... Просто я понял, почему я потерял своего друга... Мою Машеньку. Я сам был виноват.
При этих словах ты сжимаешь мою ладонь и открываешь карты, почти выкрикиваешь:
- Ну а я, я тебе - не друг?.. Димитрий, я стараюсь! Я стараюсь hard стать твоим другом. О чём ты думаешь?
Я сжимаю твою ладонь в ответ...
- Да, ты - друг... просто я вдруг только что понял, что тогда действительно произошло, когда мы расстались с ней навсегда... Почему я сделал это. Я хочу тебе рассказать.
- Зачем, Димитрий, зачем тебе мне это все рассказывать?
В твоем голосе слышится отчаяние.
- Потому что мне херово, Бекка, понимаешь, херово...
Я отдергиваю ладонь. В твоих глазах что-то рушится в этот момент.
- Потому что мне плохо Бекка, мне нужно выговориться... потому что я понял что со мной произошло... горе... Тогда... десять лет назад... Я потерял друга. Я понял что сделал только сейчас и потому мне стало хреново, Бекка, и одиноко. Ты можешь меня выслушать?!.
Я почти кричу. Публика в кафе удивленно оборачивается. Тут - так не принято. Тут - так себя не ведут.
- Я тебя слушаю, свити, говори...
Ты подбираешь ручки на краешек стола и опираешься на них. Ты - готова слушать. Твои глаза снова засияли. Ты - поняла. Спасибо!
- Да все очень просто, - говорю уже я на полтона ниже - Могу сформулировать, наверное, двумя предложениями... Но нет, не достаточно мне двух предложений.
Так вот.
У меня был друг, прекрасная красивая умная девочка из Сибири, девятнадцати лет. Маша. Она любила меня настолько, что не боялась ничего делать для меня. Не боялась ни мужа, ни родителей, никого. Я приезжал в Курган и она всегда была меня рада видеть. А потом, я перестал туда ездить. Работа стала другой.
В тот год я жил совершенно иной жизнью. Вокруг меня начинали проноситься на самом деле большие куски. Новые игры, новые друзья.
Причем большие куски можно было найти и самому, другие нашли, кто вместе со мной работал, развивал бизнес своим трудом и умением. Но меня злая судьба заставила сделать другой выбор.
И выбор который я тогда сделал был воистину неудачен.
Что самое смешное, у меня появилась новая постоянная подруга. Поначалу это была просто подобранная на улице девочка-наркоманка, которую я пожалел. Подобрал в общей компании, где собирались - пили, курили, и вот стало жалко - загинается человек. Я не знал тогда, что если человек загинается, может быть это кому-нибудь нужно. И не все так просто и на это есть причина. Так, возможно и должно быть. Прежде чем подать руку, подумай, а кому ты ее подаешь?
Моя новая наркоманистая подруга, которая жрала, пила, ширяла всё подряд, была отвратительна - вшей хоть не наблюдалось, но была достаточно уродлива, если на нее внимательно посмотреть, и перетрахалась со всеми моими знакомыми и незнакомыми. Я не говорю у нее была любовь с кем либо, такие безмозглые твари, с плоской жопой, и висящими сиськами, отлежавшие на дурке в подростковом возрасте и получившие официальный диагноз - шизофрения, не способны любить, она именно перетрахалась. Кто хотел - тот имел. Но нет ничего глупее и отвратительнее, мужской жалости, особенно связавшей себя с похотью, совершенно мне непонятной сейчас. Были нормальные девки, красивые вокруг меня. Вероятно, моя неразборчивость и самоуверенность должны были меня наказать. Я не знал ещё, глупый мальчик, которому всегда везло с красивыми и сильными девушками, которых никогда не надо было жалеть, какие бывают в жизни вагины. Нет, не красивые духом и плотью, а - гнилые. Полные заразительной жалости к себе. Абсолютно лишенные силы. Чёрные дыры.
Добрый идиот - посмотри что из этого выходит.
Меня здорово обработали.
Грязная сука. Тётя Даша, Дайша, от слова "давать", как прозвали её мои знакомые, кто хоть раз попробовал. Потом появился её папа. Я слыхал, что он - большая шишка, но не ожидал, что такая. Он начал водить меня по своим знакомым, как референта. Они делали бизнес с Америкой, ездили туда, играли с большими государственными деньгами. И ты будешь в этом деле, будь только с нами. На хрена тебе твоя торговля, смотри сколько можно просто и красиво своровать... Но только, позаботься о нашей девочке. Она - такая хорошая, принцесса.
Повелся баран. Это я. Тупой, жадный до денег. Поженился!
Что потом - два года дурдома, почему-то маленький кусок, меньше даже чем делал сам до того, без всяких родственничков. Но, не дали больше - не заслужил пока, в этой семье была всеобщая шизофрения. Еле вырвался оттуда через два года, громогласно послав всех этих уродов. Единственное достижение. Сам - наблевал, сам - вытер.
Пришлось снова начинать карьеру сначала. Через два года и с нуля. Но об этом не жалею.
Тётя Даша была единственная женщина которую я один раз чуть не задушил, едва сдержался, и здорово поколотил как-то раз, по самым мозгам, которых думал и нету. Мне - это приятно. По-моему, она потом-таки загнулась от героина или еще каких наркотиков. Слыхал что-то такое. Мне это неинтересно. Абсолютно безразлично. И мне ее не жалко. Она всегда была трупом. Надо было только это вовремя понять.
Но этот труп погубил нашу с моей Машенькой великолепную любовь.
Нет - погубил её я сам.
Как-то через полгода после нашей последней с Машенькой встречи, в Кургане, была опять зима, период моего жениховства как раз начинался, но я уже принял решение, безумное решение, вдруг раздался звонок в моей московской квартире:
- Здравствуй папочка, - услышал я знакомый голос.
Мы встретились на трех вокзалах, возле универмага "Московский". На одном из этих вокзалов, Ярославском, мы и простились тогда, в то ноябрьское утро нашей первой встречи, когда падал крупный снег и тебя встречал твой муж.
Ты - переезжаешь в Москву к мужу, меняешь университет. Я был первый к кому ты пришла, когда у тебя появилась свободная минута.
- Поехали ко мне, - сказал я. Это рядом, на Преображенке.
Я был тогда в исключительно идиотизированном состоянии. Глупый московский мальчик, одевающийся в дорогих бутиках и считающий себя попросту умным и перспективным. А кто эта девочка, в длинном сибирском пуховике, сидящем на ней нелепым балахоном? Что это у нее за теплая, но старушечья шапка? Конечно я понимаю, что в Сибири по другому не оденешься, но мы-то - в Москве. Мне неприятно, неловко идти рядом с тобой. Ты замечаешь мое равнодушие...
Мы приходим ко мне. Ты восклицаешь:
- Боже мой, папочка, как ты тут живешь, что у тебя за бардак на кухне!
Смотришь на меня секунду, проницательно и восклицаешь:
- Что это у меня за новая мама такая появилась, почему она за моим папочкой не следит!
Ты берешь тряпку и начинаешь уборку на кухне.
- Не надо, - пытаюсь, снисходительно улыбаясь, возразить я, - не трать время.
Она - не слушает, я слегка раздраженно наблюдаю, как Маша драит стол на моей кухне. За которым вчера еще ужинала тётя Даша.
- Я не могу видеть, что мой папочка живет в такой грязи. И что у меня за новая мама! -повторяешь ты.
- Иди ко мне, - говорю я.
Властно беру ее за руку и веду в комнату. Быстро раздеваю.
Ты, как кукла, почти неподвижна, не отвечаешь привычно моим движениям. Как-то немного удивленно смотришь, пытаясь заглянуть мне в глаза. Что с тобой такое сегодня? Отвыкла от меня, наверное...
Как ты, однако, хороша. Ты стала еще красивее за эти полгода, что я тебя не видел. Узнаю твоё тело, твой запах, груди, шею, стройненькие длинные ножки, тонкую талию, твою попку.
Я кладу тебя на кровать, целую тебя, ты - отвечаешь. Я ласкаю тебя, ты быстро становишься влажной.
Я, не торопясь одеваю презерватив, мы встречаемся глазами в этот момент, потом - я вхожу в тебя. Начинаю двигаться все быстрей и быстрей.
При каждом моём движении, когда я глубоко вхожу в тебя, ты начинаешь вскрикивать. Все громче и громче. Но, мне кажется, я слышу и какой-то новый звук в твоем голосе, как всхлип какой-то.
Я кончаю. Мне кажется - ты тоже кончила. Подымаю глаза - твоё личико все в слезах.
- Чего плачешь? - спрашиваю, - тебе было больно?
Провожу рукой по щеке. Ты целуешь ладонь.
- Все хорошо, папочка, все хорошо...
Вскоре тебе уже пора, но мы решаем прогуляться по Сокольническому парку, он -как раз по пути.
Мы идём по парку. Достаточно тепло. Лежит подтаивающий снег. Ты становишься веселее, ты ластишься ко мне, хватаешь меня за руку, целуешь.
У меня настроение улучшилось после нашего траха. Я довольно улыбаюсь тебе и играю твоими пальчиками.
Ты спрашиваешь:
- Я теперь буду здесь жить... Мы же будем встречаться?
- Давай, постараемся, - говорю я неопределенно.
- А моя новая мама, она не запретит папочке видеть меня? А как ее зовут?
Я смеюсь и ничего не отвечаю.
Вскоре мы прощаемся, поцелуй.
- Ты, звони, - говорю я на прощание, сказать это мне стоило усилия, я не уверен что хочу.
Ты смотришь мне в глаза и киваешь.
- Хорошо, я позвоню, папочка, пока!
Это была наша последняя встреча. Ты никогда мне больше не перезвонила.
Меня это абсолютно не расстроило, помню.
Впрочем, я забыл обо всем этом. Было не до того...
Вспомнил неожиданно, только вот сейчас. Вместе с разговором про Колю... Мяготина...
Бекка откидывается на спинку стула, длинный плащ почти коснулся пола, смотрит на меня внимательно, как на психического больного, нуждающегося в помощи... Потом неожиданно расслабляется и улыбается:
- Свити... я так тебя люблю...
- Котенок... -говорю я ей.
Пауза. Мы смотрим друг другу в глаза.
Я продолжаю:
- Весной, мне все равно надо, полечу в Россию, есть там вопросы... У меня где-то была старая записная книжка. И я найду телефонный номер. Курганский, и я ей позвоню... Может ее родители скажут где она сейчас, помогут мне её найти...
Бекка удивленно смотрит на меня. С таким видом, что я вот сейчас встану, развернусь и умотаю в родную Россию. И больше не вернусь. Впрочем, кто знает, чего от нас, русских , ожидать. Что у нас, поросят, на уме... То что экстрим - понятно, про это все знают, а вот какие он конкретно примет формы в этот раз, этого не знает никто...
Я ее понял... Бекка любит мой экстрим... И всегда пытается его понять... Но, вероятно, боится меня потерять... Надо ее как-то успокоить...
- Я не надолго в Россию, на пару недель всего, - уточняю я.
Но дело оказалось не в этом:
- Позвонить?.. - переспрашиваешь ты и отрицательно встряхиваешь головой - Позвонить?.. Свити, ты должен был потерять ее, чтобы стать собой... И почему ты думаешь, что ты должен узнать именно то, что случилось с ней позже? Это не твоя ответственность. Я говорю жестко, но тебе следует посмотреть в себя самого... Не делай вещи более тяжелыми для себя самого, чем они есть...
- Единственное извинение мне, - говорю я - это то что я был молод - двадцать три года и исключительно глуп. Жадный до денег и так далее... Она была моим настоящим другом. А я этого не заметил... Я думал, что у меня появились новые друзья - деньги и честолюбие...
Бека покачала головой:
- Если тебе плохо, то ты должен попробовать забыть или отказать себе искать её... Какая-то вещь между вами осталась и сводит тебя с ума ("the thing in between makes you crazy")... но ты - ты должен идти своим путем. И если ты должен когда-нибудь её встретить - ты её встретишь. Ты же знаешь, здесь мы можем только верить.
- Единственное извинение мне, что я понял это сейчас... Я надеюсь...
- И я не думаю, что ей будет хорошо, если ты её опять найдешь. Тебе не следует этого делать - таков твой урок.
- У нее тогда было два парня, первый лишил ее девственности, а второй, я, наверное, тоже лишил её какой-то невинности, душевной. Да, я дал ей урок жизни. Если рассматривать этот удар как урок... жизни.
Я усмехаюсь невесело.
Бекка продолжает:
- Каждый из вас получил какое-то понимание... Но... жалость к себе и твое желание узнать как она сейчас... не знаю, не становись сумасшедшим, пожалуйста.
Мне легче с Беккой. С ее вниманием.
Но, никуда не денешься - я понял, все то что случилось, я понял, что я потерял своего друга, настоящего друга, который меня любил. И даже этого не заметил.
Я думаю, наклонив голову над столиком в кафе.
Мысли, целый поток. И я не могу, да и не хочу их остановить.
- Бекка, а ты знаешь, я хочу увековечить свою любовь к моей сибирской девочке... Я не собираюсь звонить ей, ворошить прошлое и поднимать пыль... Но что я могу сделать? Я вот только что подумал... Разве , что ...
Напыщенность фраз неизбежная для моего сложного английского... Сложноподчиненные предложения губительны ... Надо изъясняться короче... А то не поймет - и важный вопрос провалится. А мне нужно её разрешение, без него я не смогу начать!.. Краткость фраз - спасение!
- Бекка, ты не возражаешь если я напишу рассказ, повесть, нет, я назову это поэма... про тебя, про себя, про этот город и про мою далекую любовь из Сибири?..
Про то как неожиданно мы встретились здесь все вместе, в этом кафе, за этим столиком, так как это уже случилось сейчас... Нити пересеклись, это я уже думаю, не говорю. Пусть они пересеклись только в моей голове, неважно... То есть - важно...
Но что, что с тобой, как ты там, где ты там? Ты жива, здорова?
Может ты состарилась, тебя и не узнать, обзавелась детьми, третий муж, пьяница, дети голодные, сама прикладываешься к горькой. Что-нибудь еще ужасное на ум лезет, что так часто бывает с нормальными людьми там. Что ломает души, забирает творческую силу, превращает в раба... Ну, а может, не хочу, но ничего не могу поделать с мыслью, она и... тьфу-тьфу-тьфу, погибла - десять лет это десять процентов века, сколько людей ушло... Нет, надеюсь этого не произошло. Не хочу про это думать.
И мне думается, мне верится, что...
Я надеюсь, что эта девочка свое в жизни нашла, хватка у нее, помню, была... Очень, очень надеюсь, что у нее все хорошо...
И ты стала ещё красивее и сильнее, твои зелёные глаза по-прежнему светятся энергией, ты стала крепче, прекраснее, настоящей светской львицей, например, полна здоровья и веселья.... Всё у тебя окей, ты не испытываешь унизительных проблем с деньгами, как многие нормальные люди в российской жизни, твои золотистые волосики на затылке по прежнему вьются, полные жизненной силы. Если у тебя есть муж, прежний или новый, неважно, то это - нормальный здоровый крепкий мужик, без вредных привычек, он не повышает на тебя голос, не говоря, поднимает руку, приносит хороший кусок домой, а не тянет из дома. Он - тебя любит. В любом случае, так или иначе, ты от него независима... Если у тебя есть дети -это здоровые полные энергии ребята, подающие надежды, лучшие ученики и ученицы школы... Меня волнует судьба твоих детей. Я хочу чтобы они выросли умными, красивыми и заботящимися о тебе. Может быть в их время всё станет лучше и правильней в той стране, закончится кажущаяся бесконечной, длящаяся уже сто лет эпоха этого гавна, непрекращающегося поноса с золотухой, и твои дети станут по-настоящему свободны, счастливы, самореализованны там, у себя на родине, а не где-нибудь ещё, они станут полноправными хозяевами своей страны, каковыми являются жители многих других стран, и желанными гостями в любой, самой дорогой Калифорнии.
Ведь такое же возможно?.. Надеюсь, всё же, что возможно. И от этого мне становится спокойнее...
Бекка... Твои глаза, смотрящие куда-то в пространство, на мгновение вернулись, поймали мой взгляд и скрылись опять, в невидимый туман... Но вот опять ты нежно смотришь мне в глаза, и говоришь убедительной интонацией, как говоришь, наверное, своим детям:
- Напиши, sweetie, of course, напиши... если хочешь... И, если ты сделаешь так как, я знаю, ты делаешь всё всегда, - она задорно подчеркнула слово "всё", своим глубоким грудным голосом и улыбнулась, - то ты напишешь бестселлер... have a luck...
2003
Rambler's Top100
Оценка: 2.21*6  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"