Помнишь, любимая, этот год? Один из наших ... не знаю, может быть и лучших годов в жизни. Как я теперь понимаю. А тогда казалось - наоборот.
Cудьба закинула нас в Курскую губернию, чарующий край рослого степного разнотравья, чернозёмных пыльных бурь и отчаянного аромата июльских лугов.
И в весну случилось так, что фирма в которой я работал изо всех сил, крупный поставщик местного промышленного гиганта, потерпела фиаско, счет был арестован, а директор - находился в тюрьме. За финансовые нарушения. Попросту он не поделился с кем-то из свиты нового местного губернатора.
Был арестован и мой счет. Точнее, у меня не было никакого счета. А была кубышка с долларами, но - неожиданно опустела. Она нуждалась в быстром постоянном наполнении, как мне скоро объяснили обстоятельства.
В тот июль нам не было чем платить за квартиру, которую мы снимали. В центре города - неподалеку от заплеванного, пахнущего нечистотами рынка.
Случайные уроки английского, Господи, как сложно найти учеников летом, давали иногда незначительную прибыль. Быстро расходившуюся на сиюминутные нужды. Росли долги. Найти работу в маленьком городке типа этого - практически невозможно, не будучи кумом-сватом-зятем. А я - не был. И не хотел быть никогда. Их кумом, их сватом, их зятем. Как и ты (звучит почти так же, за исключением слова "зять", с поправкой окончаний на пол).
Мы начали с тобой грешить по вечерам. Как может грешить пара красивых и здоровых людей, полных жизненной энергии, возрастом по четверти века? Мужчина и женщина, которые давно любят друг друга? Что они могут найти интересного на досуг в небольшом провинциальном городке? Помнишь? Да, именно так. Каждый вечер мы с тобой нажирались, сидя в этой квартире, огромным количеством пива. И вели умные и веселые разговоры за жизнь.
В этом городе в гости нам с тобой ходить было не к кому.
Каждый вечер мы брели к близкой ограде рынка - решетчатой с острыми пиками. Там, рядом с ней, находился наш любимый пивной павильон. Любимый потому, что в нем можно было купить пиво дешевле всего в этом городе. Самое недорогое среди нескольких марок местного завода, именовавшегося достаточно напыщенно-витиевато - "Пикур". Другими словами "Пивоваренный курский". Но официальное сокращение давало нечто созвучное эпикурейству.
Философами делала нас жизнь.
А пиво - желтоватая полупрозрачная жидкость с глупым названием "Ностальгия". Странного для пива цвета мутной мочи. Точь в точь. Как я теперь могу сказать вслух. Но тогда мы так не говорили, тогда для нас это было всё. Хлеб наших вечеров.
Идеалы не обсуждают и не сравнивают с мочой.
Сначала мы брали две пластиковые полуторалитровые. Не торопясь выпивали. Говорили всегда, возвращаясь домой с добычей, вот, это всё на сегодня - и всё...
Но... не тут-то было! После первой ходки всегда появлялся драйв!.. Да ещё какой... Жизнь менялась... В лучшую сторону.
И потом мы брали еще пару... таких же... или... или нет ... еще одну двухлитровую.. Или сразу две двухлитровые... Сегодня случился тяжелый день и... Мы смеялись над этим ушедшим навсегда днем, нам было весело и беззаботно!
Павильон работал до десяти.
В тот вечер, засветло, мы двигались по направлению к рынку, как всегда. Пара интеллектуалов вышагивающих свою привычную вечернюю прогулку.
В моем кармане весело позвякивала мелочь. Монеты с двуглавым орлом. Не знаю, где я насобирал ее. Помню, долго искал по всем карманам. Ты еще что-то нашла. Хватало на три литра. Впритык. День был не из лучших. Три литра - это мало. Но пока мы еще не выпили и не осознали сего. Жизнь вечера была не прожита.
Нас обычно не интересовало по вечерам, что мы будем жрать поутру. Каждому дню достаточно своей заботы.
Чужая для нас с тобой земля радовала отсутствием ветра - не было летающей пыли, насмерть убивающей своей нестираемой черноземностью одежду. Небольшие лужи, оставшиеся от только что прошедшего дождя, дополнительно гарантировали нереальность появления отвратительных пыльных туч.
Словом, был прекрасный летний вечер. Тепло.
Мы зашли в павильон и заняли свое место в небольшой сегодня, всего пять человек, очереди. Вокруг народ - работяги пропивающие заработанное и многочисленный люмпен элемент, на который мы с каждым днем становились все более похожи сами, веселился как всегда.
Кто мешал ёршика, кто отламывал голову вобле. Было шумно и душно.
Мы стали терпеливо ждать своей очереди, того желанного мгновения, когда бутылка неторопливо наполнится пенистой влагой до самого верху, как можно ближе к уровню завинчивающейся пластмассовой пробки...
Приятно осознать себя самыми молодыми и красивыми в полном нетрезвых людей пивном павильоне.
Пиво - напиток благородный.
--
Чучило хойшу сделайть, - неожиданно услышал я громкий голос. Почему-то перекрывший в моих ушах сплошной гул других голосов.
Я повернулся. К уже продолжившейся за нами очереди подошел новый человек - маленький, заросший сальными кудрями, давно небритый курянин.
Вся очередь стала заинтересованно разглядывать его.
Ах, вот оно что... Подмышкой грязного цвета куртки он сжимал небольшой сверток. Хозяйственную сумку, похоже.
Но из свертка выглядывала голова удивительной птицы...
Это был сокол - достаточно крупный. Прекрасное оперение - темнокарие перья с рябью маленьких крапинок - было передавлено воротом сумки. Но голова птицы старалась быть неподвижной, несмотря на резкие колыхания тела держащего. Он вовсе не казался напуганным - спокойно смотрел перед собой, не фиксируясь ни на одной точке. Полное спокойствие во взгляде. Равнодушие даже. Как ручной... Но, по всему видать - на самом деле сокол был пленник.
--
Да, а шчо, в курятнике спаймаул, - довольно продолжал курянин, подтверждая мои догадки, обращаясь к кому-то из очереди за нами, коверкая, по местному обычаю, умягчением окончания слов.
Народ радостно загомонил...
Но я не слышал, что они говорили. Я смотрел на птицу. Во все глаза.
Мои глаза, слабые человеческим зрением, встретились с глазами сокола.
Мы, люди, живем на земле, находим свою пищу мозгами, мозг направляет руки и все остальное тело.
А что кормит сокола - мощный клюв и когти, которые я не видел, они были сейчас надежно сдавлены объятием удачливого ловца, направляются глазами птицы.
Он смотрел мне прямо в глаза несколько секунд, с презрением и безразличием. Несколько долгих секунд. Вот - он уже перевел взгляд...
Холод его спокойной ненависти ударил меня. Нет, он не отвел, а именно перевел взгляд в сторону. Как будто в поиске еще большего покоя.
Теперь он смотрел в никуда. В серую мешанину туловищ окружающих его людей.
Что я увидел в этом взгляде, кроме бесстрашия?
Полное осознание всего.
Глаза говорили - он знает, и готов встретить свою смерть. Окончательно готов.
Помнишь, мы переглянулись с тобой, моя любимая?
- Что же делать? - сказал я.
Ты - удрученно пожала плечами...
Будь у меня хоть немножечко больше денег, я бы постарался его выкупить. Но - у меня их не было. Не было с собой, и не было, где взять. Последний обход знакомых в попытке занять несколько денег был предпринят нами как раз вечером накануне. Уже взяли все, что смогли.
Ученики мои - пятерка ленивых мальчиков и девочек, возрастом от десяти до четырнадцати лет, как раз отчалили, будто скопом, с родителями, на свои дачи. Аванс было попросить не у кого.
А я бы отдал любое, что у меня могло найтись, за эту птицу. Но беда в том, что предложить мне им было нечего.
Такие мысли моментально прокрутились в моей голове.
Глупо просить выменять его на пиво...
Поймавший не для того пришел сюда, чтобы менять птицу на пиво. Пиво он выпьет и так. Сука. Нет денег - кореша нальют. Народу ведь потеху принес, людям.
Да и чучело такой редкой птицы, вероятно, стоит дорого. Не отдадут.
Пытаться усовестить, убедить? Бесполезно.
Упасть на колени? Послушают?..
Местные - никогда, знаю это племя. Посмеются над моим спектаклем, "шчо за клоун", а потом устроят свой, для своих. С большей охотой. Казнят птицу.
Я поймал себя на мысли , что с удовольсвием убил бы их всех, собравшихся в этот вечер в зале пивнухи. Как-нибудь быстро, гуманистично, долго не мучая, пристрелил бы, например, как собак. Поставив несколько голов в ряд, одной пулей, экономя патроны.
А потом - потом я свалил бы тела в большую кучу в центре зала. И на нее посадил бы сокола. Присесть ему отдохнуть и подкрепиться свежим мясом на посошок, перед дорогой домой, в вышину неба.
Такая красивая гекатомба бы получилась!.. Боги Иллиады бы радовались!..
Мои ноздри вдруг расширились на вдохе от воображаемого запаха свежей крови.
Я знаю - сделал бы это все без малейшего колебания, только чтобы порадовать своего друга, устроить ему роскошный пир, и посрамить его уродливых коротконогих врагов...
Мечты...
В тот вечер, дома, мы с тобой пили пиво как обычно, не торопясь. Мы не молчали, мы вели себя как всегда. Обычные разговоры, всегдашний юмор. Но, попадая взглядом в глаза друг другу, мы встречали тоску. И каждый узнавал ее. Тоску бессилия.
*****
Теперь, вечерами, сидя возле камина в арендуемом мною доме, на севере Европы, ворочая в камине головешки дров, приобретенных в ближайшем супермаркете по удачной дешевке перед Рождеством - примерно за пятьдесятку евро куб, я часто вспоминаю тот случай...
Большой дом, два этажа, да опять - не свой. Все судьба не позволяет обзавестись своим. Но ныне проблема чисто философская - никак не найду ответ на главный вопрос - где? Все также носит по свету.
Я ворочаю красные чушки, полыхающие синим огнем, сгребаю веселые бесята маленьких угольков смешной скандинавской кочергой, и ищу глазами в языках пламени его взгляд.
И все что я хочу, это знаю теперь точно, я хочу оказаться готовым, как был готов и он, в тот самый момент, когда бляди-палачи притащат меня в свой вонючий пивной павильон, показать товарищам и устроить мне роскошную, по их мнению, и жестокую казнь, сделать из меня чучело. А я знаю, уж они - будут стараться.
И все что я хочу - так это помнить его взгляд, и, может быть, суметь посмотреть на них так же, как тогда посмотрел он. Не отводя глаза.