Версия 16.05.07

  

   Среди травинок, маргариток и мелких камешков обитают миниатюрные человечки, а малышка-дровосек размахивается топором, намереваясь разбить волшебный орех. Золотистые зерна лежат поодаль, течет меж травы золотой ручей. Все это столь тщательно выписано, столь реально, что зрителю становится обидно, почему он сам не разглядел маленький народец среди запутанной травы перед своим домом. Кажется, только протри получше глаза, проморгайся как следует - и просветленному взору откроются все сокровенные тайны этого мира...

   Таково творение безумного художника Ричарда Дадда, написанное полтора века назад в психушке под названием Бедлам. Почему-то именно эта картина вспомнилась мне при чтении новеллы Даниила Кирилюка "Краса незримого" (http://samlib.ru/k/kiriljuk_d_w/kloiz-1.shtml).

  

   Фабула произведения довольно проста. В глухой деревушке рождается главный герой повествования, ребенок по имени Хорн. Деревня эта издавна пользуется дурной славой среди соседей. Хорн здесь награждается странным даром видеть то, что не видит никто. Его взору открывается целый мир диковинных существ. Мир, пронизывающий наш и живущий с нами бок о бок. Хорн, боясь насмешек и обвинений в сумасшествии, пытается в одиночку разобраться в необычных видениях. Он упорно учится в школе и университете, надеясь в науке найти ответы на интересующие его вопросы. Обретая все новые и новые знания, пытается понять устройство призрачного мира. Но все тщетно. Видимые только ему существа не поддаются прямым исследованиям, не видны на фотографиях и рентгеновских снимках. Хорн вынужден фиксировать свои видения на рисунках и картинах и вскоре достигает большого совершенства в художественном мастерстве. Он испытывает серьезную нужду в средствах, но тут удачно подворачиваются какие-то богатеи и Хорн продает им свои картины за очень крупную сумму. Он обретает, наконец, финансовую свободу и строит дом вблизи наиболее значительного призрачного сооружения. Хорн намеревается провести здесь остаток жизни, посвятив себя полностью изучению таинственного мира. Он одинок, но тут судьба посылает ему еще один подарок - девушку, обладающую таким же даром, как у него. На этом повествование заканчивается.

   Мы могли бы отнести произведение к многочисленному ряду подобных же, где описываются видения психически ненормальных, мистически настроенных или отравленных наркотиками героев. Вещей, приятных для чтения, занятных для воображения и не особенно отягощающих ум читателя.

   Но под внешней психоделической шелухой новеллы отчетливо проглядывают более глубокие смысловые слои, некоторые из них мы попытаемся проанализировать.

  

   Начнем с места рождения героя, деревушки с названием Клойц. В европейских языках есть слова, похожие по звучанию, они обозначают неуклюжего, неотесанного человека, дурака. Деревенские пользовались дурной славой в округе, по-видимому соседи считали их слегка не в себе. Из текста выясняется, что в селении всего восемь домов и на всех одна, но всеми уважаемая старая повитуха по имени Эфла. Деревня эта расположилась на дальнем севере страны, и до нее не дошли бедствия, постигшие города той поры. "Множились слухи о голодных бунтах, чумных эпидемиях, скорой войне. Понятно было, что из города нужно бежать, непонятно только было - куда". Родители Хорна бежали в Клойц и "чем дальше от города они забирались, тем меньше встречали таких же беженцев, и тем добрее и сердечнее становились местные". Глухая деревня, словно какой-нибудь "таежный тупик", осталась такой же, как и столетия назад. Что в ней было, то жило неизменно и независимо от людских напастей.

   Старуха Эфла помогла родить матери Хорна, да и малыша спасла, отпаивая его горькими отварами каких-то трав. Никто не знает, что это были за сборы, но Хорн выжил, вырос, хотя и приобрел свой необычный дар. Похоже, Эфла поила своими снадобьями малышей всей деревни, и один бог знает, какими качествами она их наделила. Мнение всей округи на этот счет было вполне определенное.

   Хорн подрос, уехал на учебу и долго не посещал родину. Как будто на это место было наложено проклятье или табу. Лишь через много лет, когда родители Хорна умерли, он вновь там побывал. Повитуха была все еще жива и узнала его. В общем, Эфла более всего смахивает на ведьму, и не следует удивляться ее странным дарам.

  

   Особые способности Хорна раскрылись с самого детства, хотя он не подозревал об этом. В начале жизни все кажется новым и необычным, а то, что некоторые твари "оставались неуловимыми и выскальзывали у него прямо из ладоней", малыш отнес к необычайной проворности существ. Он пытался делиться своими наблюдениями со взрослыми, но вечно занятым деревенским жителям было не до него. Лишь Эфла сказала ему один раз: "У тебя молодые глаза, Хорн, вот они и видят далеко..." Можно поручиться, старая ведьма что-то знала, но не подавала виду. В зрелые годы Хорн понял, что "те зверушки, которых ему не удалось поймать в детстве, и не могли быть пойманы, поскольку не принадлежали этому миру".

   Дар Хорна не мешал ему в раннем детстве, более того, ребенок проявил завидную тактичность по отношению к взрослым: "он не хотел, чтобы родители или кто-то из взрослых друзей чувствовали себя в чем-то слабее, чем он, и потому перестал обращать их внимание на творившиеся вокруг интересные вещи". Потом, повзрослев, Хорн уже не был столь внимателен к остальным вокруг.

  

   В деревне мальчик впервые услышал от своего дяди о необычных сказочных существах, а в случайно оказавшейся энциклопедии нашел картинки с животными и птицами, которых встречал в лесу. "Но некоторых созданий, которые в обилии водились вокруг деревни, он так и не нашел. Впрочем, в энциклопедии не было и волшебных волков и летучих мышей из рассказов дяди Транта". Хитрая Эфла объясняла все простым отсутствием нужных томов энциклопедии. Хорн попытался нарисовать некоторых из существ "и показать маме с папой, но они лишь рассмеялись и сказали, что у Хорна слишком богатая фантазия". Так впервые мальчик столкнулся с обидным отношением к его видениям.

   Когда Хорн немного подрос и пошел в школу, то с первых же минут почувствовал пренебрежительные взгляды одноклассников - они смеялись над чудаком из деревни Клойц. Тогда же он окончательно понял, что видит нечто, не видимое никому и что увиденное - бестелесные призраки.

   Мир призраков вызвал у Хорна жгучее, непреходящее любопытство. Это чувство с возрастом только крепло, стало почти параноидальным. Он сохранил его на долгие годы и посвятил ему всю свою жизнь.

  

   Интересно понять мотивы подобного отношения. Когда, еще в деревне, мальчик пытался отождествить увиденное с помощью картинок из энциклопедии, то ему "...очень хотелось узнать, как же все эти создания называются по-настоящему. Может быть, они еще и не были никем открыты, и тогда Хорн сам смог бы дать им имена". Чувство, очень близкое к честолюбию. Но убедившись в уникальности своего дара, Хорн мог добавить к этому и другое. Призрачные твари были видны лишь ему, единственному человеку на свете. Хорн вполне мог считать, что и принадлежат они только ему, являются частью его существа. Он не хотел отрывать их от себя, делиться с кем бы то ни было. В этом случае их изучение - это постижение героем самого себя. Но может быть и еще одна, скрытая причина. Герой боялся, что все это - результат банального сумасшествия. И хотел надежно убедить себя, что это не так.

   Хорн отчетливо понимал, что на выбранной дороге ему одному не справиться. Поэтому сначала в помощь были призваны родители и ближайшие взрослые, затем - потрепанные тома старой энциклопедии. Все дальнейшие надежды юный герой возложил на глубокое образование. Он страстно хотел учиться - сначала в школе, потом в университете. "Он был полон решимости понять, что с ним происходит, но рассчитывать в решении этой загадки мог только на себя".

  

   Здесь очень интересно рассмотреть методы, которыми пользовался герой. Самая первая осознанная встреча с призрачным созданием произошла в стенах школы. Существо было похоже на птицу. Хорн показывает себя очень внимательным наблюдателем и уверенно производит классификацию увиденного: "...он снова обратил внимание на то, что не слышит свиста воздуха, рассекаемого ее крыльями, не чувствует его дуновений. Хорн протянул руку к ней - и кончики его пальцев исчезли внутри ее тела. Он не почувствовал ничего - ни холода, не тепла, ни покалывания - только любопытство. Птица была призраком". Заметим, как органично сочетаются экспериментальные действия юного исследователя и его главное чувство - любопытство.

   Читаем дальше: "...рассматривая ее, он начинал сомневаться, можно ли вообще называть ее птицей. Тело ее, длиною чуть более его руки от локтя и до кончика среднего пальца, было покрыто топорщившимися цветными чешуйками; клюв, длинный и изогнутый наподобие сабли, заканчивался подобием раструба, и скорее напоминал хоботок у бабочки; а хвост двигался в том же ритме, что и крылья, и, казалось, принимал не меньшее участие в ее полете". Необыкновенно точное и содержательное описание.

   Хорн продолжил исследования диковинных существ "по мере своих сил и пока довольно скромных возможностей. Он выяснил, что они не отражались в зеркалах из амальгамы или серебра, в проточной или стоячей воде, не были видны в темноте или при слишком ярком, бьющем в глаза свете. Они беспрепятственно проходили сквозь каменные стены, деревья, тела животных и людей. Легко уходили под землю и так же легко из-под нее появлялись. Их не могло существовать, но они были. Просто их никто не видел. Никто кроме него одного".

   Прошу обратить внимание, что в приведенных отрывках речь идет не о маститом естествоиспытателе и даже не о даровитом студенте, а лишь об ученике начальной школы. Похоже, автор приписал юному герою качества, которые последний приобрел значительно позже, уже обучаясь в университете.

   От рождения ли, после ведьминских ли трав, но Хорн оказался весьма способным учеником. "Успевал он в школе на "очень хорошо" и "отлично"... Новую информацию поглощал как губка". И еще одна, на мой взгляд, важная фраза: "Ему легко давались науки - он без труда замечал те внутренние связи и закономерности, которых не могли разглядеть другие". Получается, что особые качества героя сделали его вундеркиндом, значительно обострили зрение не только на призрачный, но и на реальный мир.

  

   Как у любого человека, который "не как все", взаимоотношения с окружающими были у Хорна сложными. Мы уже отмечали, что на нем лежала печать чудаковатого выходца деревни Клойц. Школьные товарищи смеялись, подозревая, что он слышит несуществующие голоса и видит то, чего нет. "Выросший в окружении всего нескольких родных и знакомых, Хорн терялся от обилия сверстников вокруг. Более же всего его пугало то, что кто-то может узнать о том, что он видит, и его действительно сочтут сумасшедшим. Поэтому он принял решение никому ничего не рассказывать". Увлеченный исследованиями и обучением, Хорн очень скоро обнаружил, что ему трудно с остальными. "В школе он мало общался с одноклассниками, да и на учителей производил впечатление ребенка слегка заторможенного, немного не от мира сего". В университете положение не изменилось: "он прослыл занудой и педантом ... девушки, глядя на него, переглядывались и пытались скрыть насмешливые улыбки". Хорн должен был выбирать, как ему жить дальше. Выбор был однозначным: "Поначалу эти вещи обижали его, но со временем он махнул на них рукой - ему и без того было чем заняться".

   Приняв такое решение, герой неизбежно изолировал себя от остального мира. Он мало-помалу становится похож на людена из фантастической повести братьев Стругацких "Волны гасят ветер". Особые качества настолько изменили его, что с людьми Хорну стало просто неинтересно. "...Его тяготило людское общество ...Спутники раздражали его. Они суетились, задавали глупые вопросы, беспрестанно тревожились о каких-то пустяках и мешали его наблюдениям". Даже разговор с богатыми покупателями ему не под силу: "Когда они ушли,...Хорн в изнеможении рухнул на кровать. Он никогда так подолгу не разговаривал с людьми и не хотел, чтобы что-нибудь подобное когда-либо повторялось". Еще одной причиной отчуждения Хорна стала проявившаяся у него способность "читать по лицам людей, что они чувствуют или думают". Он видел, что люди "говорили совсем не то, что думали, а думали по большей части лишь о деньгах, о власти, и об удовлетворении своих страстей". Хорн становится явным мизантропом: "по мере того, как зрение его и способность замечать скрытое все обострялись, он видел все новые и новые отталкивающие детали в окружающих его людях".

  

   Чтобы понять взаимоотношения главного героя с призрачным миром, посмотрим, чем же этот мир автор заполнил. В большом количестве там оказались разные виды небольших подвижных существ, лишь отдаленно напоминавших знакомых нам. Были и крупные представители - деревья, шары, пузыри и вовсе непонятные, то ли организмы, то ли сооружения. Наиболее впечатляющим объектом стала так называемая Башня, по-видимому, центр этого мира. Призрачные существа "находились между собой в сложных отношениях - трехкрылые бабочки избегали многоножек, многоножки - пузырей, а птицы не боялись никого, кроме огромного дерева с подвижными ветвями". Мир, который наблюдал Хорн, постоянно менялся, двигался. "Его жители кочевали с места на место, подчиняясь каким-то сложным закономерностям, по замысловатым маршрутам ... Они беспрепятственно проходили сквозь каменные стены, деревья, тела животных и людей".

  

   В новелле утверждается, что мир призраков и реальный мир не зависели друг от друга. Попробуем не согласиться с уважаемым автором и все-таки поискать некоторые связи. Начнем с "парадокса Невидимки". Чтобы Невидимка в романе Уэллса мог видеть, сетчатка его глаз должна была как-то взаимодействовать со светом, то есть быть хотя бы частично непрозрачной, видимой. В нашем случае призраки "не были видны в темноте", то есть днем отражали свет нашего мира. Кроме того, погружаясь в реальные предметы, призраки исчезали, то есть как-то чувствовали эту линию пересечения с реальностью. Да и понятия "верх-низ" были не чужды тому миру. Некоторые из призрачных предметов дрейфовали в нашем пространстве, а некоторые - были четко привязаны к определенной точке реального мира. Последнее качество позволило построить Хорну дом не только вблизи постоянно находящейся рядом призрачной Башни, но и вписать компоненты того мира в архитектуру своего жилища. После чего он "...мог наблюдать, как водоворотами кружатся по стенам огромные призрачные светлячки, образуя недостающие части узоров... как выбирается из глубин колодца, перебирая узловатыми суставами ветвей, паучиное дерево...".

  

   В авторских описании другого мира, хотя и не очень отчетливо, но проглядываются некоторые знаковые символы. Во-первых, это мистический образ подземелья, преисподней, где обитают силы зла. Призраки не просто "...легко уходили под землю и так же легко из-под нее появлялись". Похоже, они искали укрытия под землей, стремились туда после завершения своих дел. "Многоножка ... прошила учителя насквозь и ушла под землю", "прозрачный паук доплыл до середины улицы, ...а потом сложил лапки и камнем ушел под землю". Да и главный герой в минуты страха употребляет эти образы. Его беспокоит опасность того, "что он может... провалиться в реальность этих созданий".

   В качестве второго символа можно было бы отметить образ зеркал. В мифах зеркала издавна наделялись мистической силой. В них, якобы, не отражались сверхъестественные существа, а сказочные василиски мгновенно погибали от одного только взгляда на собственное отражение. Не зря главный герой новеллы первым делом подверг призраков именно этому испытанию. Он выяснил, что те "не отражаются в зеркалах из амальгамы или серебра, в проточной или стоячей воде". В призрачной Башне Хорн вновь исследует зеркала, но на этот раз из иного мира. В тех зеркалах "отражалось внутреннее убранство Башни и редкие ее обитатели - все, кроме него самого ...он начинал чувствовать себя призраком в мире призраков".

   В определенном смысле самого Хорна можно рассматривать как своеобразное зеркало или окно, в котором отражается, виден другой мир. Кстати, и Хорну было доступно видеть не все. "Вокруг людей непрерывно появлялись и исчезали, ...ползали по невидимым поверхностям самые разные существа". Раз герою были недоступны для взгляда "невидимые поверхности", то возможно, от него было скрыто и что-то другое, может быть - очень важное.

  

   Как уже говорилось, Хорн показал себя упорным и вдумчивым исследователем. Но существа, которых он изучал, были совершенно для него недоступны. "Он не мог поставить над ними опытов, не мог провести аутопсии, не мог их потрогать или пощупать ...Видя все происходящее, он не был в состоянии его объяснить. У него было множество толкований, каждое из которых выглядело правдоподобным в тех или иных обстоятельствах". Герой использовал самые современные методы, овладел фотографией, пытался снимать в рентгеновских лучах, но зафиксировать призраков не удавалось. Единственным методом отображения необычного мира стал рисунок.

   Хорн с детства не умел и не любил рисовать. На художественный факультет его взяли исключительно из-за необычности его эскизов. "Рисование было для него лишь тягостной необходимостью, способом оставаться в университете, получая знания из других областей". Но работая с рисунками, Хорн заметил, что попытки изобразить что-то на бумаге дают возможность "разглядеть некоторые детали, которых он прежде не видел ...Снова и снова безуспешно пытаясь передать бумаге красоту окружающего его мира, Хорн учился видеть все глубже, все дальше, все точнее..."

   Тут очень важен краткий разговор главного героя с деканом факультета. "Это почетно - быть физиком или химиком, и объяснять, как устроена наша Вселенная, но не менее, а, возможно, и более почетно - показать ее людям. В этом и состоит наша задача - задача людей искусства ...Обратить внимание людей на те картины и сцены, на те детали, которых они не могут наблюдать, которых не замечают - это и есть призвание художника".

   Хорн стал не только опытным и знающим исследователем, но и зрелым художником. Рисунки Хорна "...отличались неимоверной точностью и четкостью, он изображал на них мельчайшие детали, которые способен был разглядеть ...Там где другие смотрели, он видел. Его память хранила те мелкие детали, которых никогда не помнил никто другой, а благодаря аналитическому уму он обыденно и буднично мог делать сопоставления и выводы, которые другим давались лишь путем долгого и кропотливого труда".

   Делая зарисовки, Хорн не раз замечал, что исключая призрачных существ из композиции, он значительно обедняет изображение. "Рисунки казались ополовиненными, кастрированными, город на них пустым и серым без всего того многообразия существ, которых он привык видеть на его улицах и площадях". Почти до самого конца повествования, главный герой считает наиболее гармоничным именно сочетание двух миров. Но взглянув в волшебные зеркала Башни, Хорн изменил свое мнение. Он увидел сооружение "...глазами самих жителей Башни - без всяких болот вокруг, без нависших над головой дождливых туч - длящейся из бесконечности в бесконечность, окутанной собственным сиянием, изящно изгибающейся, словно танцующей в пространстве". Получалось, что другой мир - не простое дополнение нашего, а своя, самодостаточная и невообразимо прекрасная вселенная. Может быть, стремление познать у главного героя сочеталось с неосознанным желанием попасть туда? Сначала был инстинктивный страх чужого, ксенофобия, чувство "словно он стоит на самом краю темной пропасти, и земля уже сыпется с тихим шорохом из-под ног, и стоит ему шевельнуться - как он сам рухнет в бездну". Он боялся, что "...может и сам стать невидимым для других людей, провалиться в реальность этих созданий". По мере накопления знаний, Хорн все меньше боялся и все больше любил волшебный мир призраков.

   Когда главный герой впервые понял призрачность видимого им мира, он справедливо испугался за свое душевное благополучие. Но мысли проверить психическое состояние самостоятельно или у специалистов Хорн постоянно отвергал, причем нередко под смехотворными предлогами. Посетив однажды психиатрическую лечебницу, он обнаружил в рисунках душевнобольных очень знакомые мотивы, но никаких выводов из этого не сделал. Похоже, он боялся поставить в своей жизни очень неприятную точку, лишить ее глубинного смысла, потерять источник непреходящей красоты и совершенства. "В сущности, это была очень тонкая дилемма - насколько безумен он сам и насколько безумен мир вокруг него. В конечном счете, даже знание ответа на этот вопрос ничего не изменило бы в его с миром отношениях".

  

   Сила чувств, восхищение, которые Хорн испытывал к призрачному миру, позволяют сделать еще одно смелое предположение. Главный герой увидел перед собой объект непостижимый, совершенный и прекрасный. Постепенно переживания исследователя и художника могли трансформироваться в чисто религиозном направлении. "Оглядываясь назад, в прошлое, Хорн понимал, как наивна была его вера в то, что наука сможет ему чем-то помочь ...Он остался один на один со своей загадкой, и никакая наука не была способна помочь в ее разрешении". Хорн стал рассматривать ускользающий от контактов призрачный мир как некую божественную обитель, а свои способности - как дар богов. И на болотах главный герой строил вовсе не дом, не научную станцию, а настоящий храм. "Каждое утро Хорн приходил в обзорную комнату, садился на пол, скрестив ноги, и смотрел на Башню ...Иногда ему казалось, что он мог бы сидеть так и смотреть на нее вечно - не нуждаясь ни в еде, ни в питье".

   Следующим божественным даром стал ночной приход девушки, способной видеть так же, как Хорн. Жизнь главного героя, наконец, приобрела законченность: он верил и был не одинок в своей вере.

   " Завтра, - сказал Хорн, глядя в ее настороженные глаза, - я покажу вам дорогу. И многое другое. Но это будет завтра".

   Именно в этом месте автор заканчивает повествование. Читателю остается самому догадываться, кто эта девушка и что же будет завтра.

  

   Позволим себе, в заключение, пофантазировать и представить, кем бы еще могла оказаться ночная гостья, и какая судьба ожидает героев.

  

   Может быть, однажды, они заснут вдвоем лишь под утро, устав от долгих разговоров и ласк. Проснувшись, обнаружат, что полностью выздоровели, горизонт перед домом чист, все призраки пропали, а здание - одинокой уродиной возвышается среди топких и вонючих болот. Хорн, конечно, не один раз поднимется на своем шаре, чтобы убедиться в этом окончательно. Затем они вместе предпримут несколько перелетов в разные части света и удостоверятся во всем наверняка. А потом - забудут кошмарные видения, построят новый светлый дом на берегу теплого океана, всерьез займутся живописью, народят кучу ребятишек и проживут счастливую и полную забот жизнь обыкновенных людей.

  

   А может - все совсем по-другому. Разум призраков действительно существует и решил, наконец, более активно вмешаться. Мы же выяснили, что оба мира немного связаны друг с другом. Почему бы призрачному разуму не сделать неутомимому герою именно такой, осязаемый подарок - единомышленницу, будущего друга и опору.

   Но подарки бывают разные. Вспомним описание Хорном призрачных существ: "Они беспрепятственно проходили сквозь каменные стены ...Легко уходили под землю и так же легко из-под нее появлялись". И опасения героя "стать невидимым для других, провалиться в реальность этих созданий, и остаток дней провести среди них, видя людей в лучшем случае в виде бесплотных призраков". Эти фразы дают нам ключ к еще одному варианту завершения истории. Я надеюсь, автор новеллы простит меня за такой ход и за отсутствие ниже кавычек и курсива при заимствованиях.

  

   ...Солнце беззастенчиво ворвалось в смотровой зал через неплотно закрытое заднее окно. Хорн мгновенно проснулся, вскочил и раздвинул шторы. Темная тропа вилась среди кочек и кустарников, почти не видная в утреннем тумане. Густые облака затянули горизонт и лениво меняли цвета в лучах восходящего солнца. Башня исчезла.

   С холодеющим сердцем Хорн обернулся и увидел, что его узкая кровать пуста. Он без колебаний шагнул к боковой стене, распахнул небольшую дверцу и очутился в каморке, куда сверху спускалась лестница с железными прутьями вместо ступеней. Лестница вела к самой высокой точке дома - шпилю. Хорн быстрыми движениями поднялся наверх и открыл запоры смотрового люка. Металлическая дверь опустилась на тросах почти горизонтально, словно прыжковая площадка над бассейном. Хорн ступил на металл и еще раз убедился, что Башни действительно нет.

   Неровный утренний ветер вдруг ударил порывом и чуть не сбросил Хорна вниз. Он инстинктивно ухватился за трос, устоял и усмехнулся бессмысленности действия. Затем сделал короткий шаг - и понял, что тяжесть исчезла. Хорн никогда в жизни не прыгал с вышки, поэтому летел некрасиво, растопырив руки и вращаясь в падении. Через мгновение он отвернулся от дома и с удивлением обнаружил Башню на прежнем месте и во всей блистающей красе. Хорн увидел ее глазами призрачных жителей - безо всяких болот вокруг, без нависших наверху облаков - длящейся из бесконечности в бесконечность, окутанной собственным сиянием, изящно изгибающейся, словно танцующей в пространстве.

   Но тут Башня ушла из поля зрения, Хорна повернуло лицом вниз, и он почти сразу коснулся вытянутой рукой стремительно набегающей земли. Как и тогда, давным-давно, когда он впервые пытался дотронуться до призрачной птицы, Хорн не почувствовал ничего - ни холода, ни тепла, ни покалывания - только любопытство...