Здравствуй, дорогая Алиса, прости, что давно не писал тебе, я был очень занят все это время. Надеюсь, ты поймешь и не осудишь меня. Мир сильно изменился с той поры, как ты покинула меня, ты наверное, даже представить себе не смогла бы, во что превратился наш парк, тот, где мы проводили долгие летние вечера, где я подарил тебе первую в твоей жизни розу. Это было здорово, Алиса! Я, как сейчас, помню твою смущенную улыбку и яркий блеск твоих зеленых глаз.
А помнишь нашу лавочку, на которой я сделал тебе признание? - она все еще там. Каждый год я прихожу в парк в один и тот же день - 15 мая, с цветком розы и баночкой эмали небесно голубого цвета. Именно в этот день я сказал тебе о своих чувствах и получил положительный ответ, скрепленный девичьим поцелуем. Как счастливы мы были... как молоды, как трогательно чувственны.
Почему ты должна была уйти?! Нет, не подумай, будто я обвиняю тебя в этом, никто не виноват в том более меня, но все же, каждый раз вечером, оставаясь один, я кляну судьбу за то, как несправедливо она со мной поступила. Я так и не нашел ту, которая могла быть достойна хотя бы мизинца твоей руки. А я уже далеко не молод, и скоро превращусь в совсем дряхлого старца, и ничто не скрасит последние годы моего существования, только память о тебе греет меня и дает силы жить. Но мы так далеко друг от друга.
Все-таки ты хочешь узнать, почему я так долго не писал тебе? Я был занят, сначала болен, а потом занят. Это длинная история, Алиса, но я попытаюсь рассказать тебе. 15 мая прошлого года я, как обычно, купил розу, баночку краски и пошел в парк, чтобы провести там весь день, вспомнить былое и отдать дань настоящему. Смотритель парка уже прекрасно знал меня и ждал всегда в этот день, угощал чаем в своем кабинете, мы беседовали немного о жизни, о былом, а потом я шел к нашей лавочке и красил ее в тот небесно голубой цвет, что украшал ее в памятный день. Но мир изменился, Алиса, того парка уже нет. Теперь это больше похоже на бандитский притон, на место, где собираются худшие представители человечества. Здесь они устраивают свои оргии и пьяные дебоши, здесь грабят и насилуют, попирают личность и свободу. И милиция ничего не может с этим поделать, демократия связала ее по рукам и ногам, в ситуации милиционер - нарушитель, последний всегда имеет больше прав и веры перед законом. Разве было так в дни нашей молодости? Разве раньше милиционер думал о том, что после задержания грабителя или убийцы, он сам может оказаться с ним в одной камере по обвинению в превышении должностных полномочий или нарушении прав человека?
Мир сильно изменился, Алиса. Он заболел.
В тот день, подходя к нашей лавке, я услышал женские крики о помощи. Оглядевшись, и не найдя по близости ни одного милиционера, я сам бросился на помощь и увидел, как три молодых подонка тащат в кусты девочку - подростка. Она пыталась сопротивляться, вырывалась, но это еще более раззадоривало их.
- Мерзавцы, - закричал я, - что вы делаете, отпустите ее немедленно!
- Иди домой, отец, - сказал один из них слегка оборачиваясь, - если хочешь дожить до глубокой старости и нянчить внуков.
Я увидел умоляющие о помощи глаза девушки и, не думая ни о чем, кинулся на того, кто показался мне старшим. Я был в ярости, Алиса, эти люди не имели ничего святого, это были звери. Я успел ударить одного по голове баночкой краски, прежде, чем почувствовал резкую боль в спине, а в глазах у меня померкло.
Очнулся я только ближе к утру, в канаве, в стороне от парка. Было страшно холодно и больно. Казалось, на моем теле не осталось ни одного живого места. Я очень ослаб, вся моя одежда пропиталась кровью, я не мог пошевелить ни руками, ни ногами, я был почти мертв, и ждал смерти, перечислив вкратце все свои грехи перед Богом. Я уже готов был встретиться с создателем, но он распорядился иначе. Я вновь потерял сознание, а очнулся, как позже выяснилось, через три с половиной месяца комы. Врачи сказали, что мой случай можно назвать уникальным, я потерял слишком много крови, чтобы остаться в живых, на моем теле насчитали двенадцать ножевых ранений и восемь переломов. Такие повреждения должны были стать смертельными даже для здорового молодого человека, но мне-то шестьдесят четыре года!
Я провел в больнице еще около двух месяцев. У меня оказалось достаточно времени для того, чтобы понять многое, казавшееся раньше неразрешимым. Я понял, что Господь не случайно вернул меня к жизни. Он сделал меня мессией, носителем истины, он хотел, чтобы я излечил этот мир от скверны, подтачивающей его основы. Время проповедей прошло. Имевшие разум услышали слово Божие, другие стали рабами дьявола. Я увидел, что мир болен и терапия уже не может ему помочь, нужно срочное хирургическое вмешательство. И я стану скальпелем в руках Господа. Я призван очистить мир от заразы. Я должен удалить злокачественную опухоль пока она не захватила весь организм. Я знал, что начну с тех подонков в парке. Время проповедей прошло, настал черед крестового похода!
Две недели я провел в парке, выслеживая преступную троицу. Я был уверен, что они на свободе, милиция уже не так сильна, как прежде. И я не обманулся в своих ожиданиях. Я нашел их поздним вечером на той самой лавочке. Они пили пиво и что-то громко обсуждали. Мне не было дела до их разговоров, я терпеливо ждал своего часа, притаившись в кустах. И вскоре мое терпение было вознаграждено, сказалось неимоверное количество выпитого и один из них пошатываясь, направился в мою сторону. Я затаил дыхание и буквально вжался всем телом в ближайшее деревце. Я боялся, что он заметит меня раньше времени, услышит мое дыхание, стук моего сердца. Но мои страхи оказались напрасны, пьяный звереныш не замечал ничего вокруг и подошел к моему деревцу. Он лишь слегка удивленно вскинул брови, когда увидел, как от дерева отделилась тень и шагнула ему на встречу. Ловким, почти танцевальным, движением я обогнул его и встал позади, рука с ножом вспорхнула к его подбородку. Он даже не успел вскрикнуть. Боже, Алиса, как мягко и свободно сталь вошла в его плоть! Я практически не почувствовал сопротивления, лишь различил чуть слышный сдавленный хрип. Это оказалось так легко. Я аккуратно прислонил обмякшее тело к стволу дерева и вновь затаился в ожидании. Прошло, наверное, не меньше часа, прежде чем мерзавцы обнаружили отсутствие товарища. После недолгих споров они решили не ждать его и идти домой. Я был близок к отчаянию, так как знал, что мне не справиться в открытой борьбе с двумя, пусть пьяными, но молодыми и здоровыми парнями. И Господь не оставил самого преданного из своих слуг. Перед уходом парни решили справить нужду. На мое счастье в кусты пошел только один из них, в нетерпении я рванулся ему на встречу, и всадил нож в центр живота, с силой прокрутив его вокруг оси и резко подняв к верху пропоров в нем глубокую борозду. Но парень не умер, он схватился за мою руку, пытаясь вытащить ее из живота, он смотрел мне в глаза, удивление, боль и страх перемешались в его взгляде. Он даже не пытался закричать, позвать на помощь, он просто оцепенел от ужаса. С большим трудом я отнял от него свою руку и нанес еще один удар - в горло. Кровь фонтаном брызнула мне на штаны и рубашку. Я с отвращением оттолкнул его от себя и выбежал из кустов.
Не помню как я убивал третьего. Вид крови не просто возбудил меня - привел бешенство. В состоянии экстаза я кромсал ножом его бездыханное тело, чувствуя, как приятная дрожь растекается по моему телу. В себя я пришел только в своей квартире.
Мне удалось добраться до дома никем не замеченным. Я тщательно вымылся и переоделся во все чистое. Испачканную кровью одежду я сунул в бельевую корзину. Конечно, ты права, милая Алиса, следовало избавиться от одежды и орудия убийства. Но так поступают преступники. Я же не убийца, я ангел возмездия, я карающая длань Господа. Поэтому мне не престало прятаться от полиции, Господь будет защищать меня столько, сколько сочтет нужным, а потом дарует мне мученическую смерть, как святому апостолу церкви.
Утром я прочитал в газете о зверской ночной расправе над тремя студентами медицинского колледжа. Они не поняли. Они не разглядели великого знамения в том событии. Милиция приравняла это дело к банальному преступлению, а мэр пообещал взять его под личный контроль. Почему люди так слепы и глухи? Как объяснить им, что они не должны бояться меня, видеть во мне кровожадное чудовище. Я не убийца, я всего лишь инструмент в руках Господа.
Весь день я просидел дома, пораженный открытым непониманием моей священной миссии. Я много размышлял о происшедшем и о газетной статье в частности. Я ощутил себя непонятым пророком, а позже на меня снизошло озарение. Ведь на самом деле не случилось ничего такого, из чего я должен был заключить, что человечество отвернулось от моего дела, я просто прочел статью и сделал необоснованные выводы. Люди в массе своей не могли самостоятельно отличить черное от белого, добро от зла, преступления от блага. Они привыкли считаться с так называемым "общественным мнением". Это "общественное мнение" обезличило мнение личное. Люди разучились быть самостоятельными в своих суждениях, они все чаще оглядываются по сторонам и задают себе вопрос - а что скажут другие? Они даже не думают о том, что и те, другие, мучимы тем же вопросом. Они, те кто призван формировать это пресловутое "общественное мнение" на самом деле сторонятся его, словно боясь впутаться во что-то грязное. Они превратились в бездумное пугливое стадо, ведомое лукавым пастухом. И эти-то пастухи - власть и пресса - дают им собственное мнение, выдавая его за общественное. Они умело и безнравственно манипулируют обществом в своих интересах, а все, что идет в разрез с мнением власти - это против интересов общества.
Пресса - это тоже пораженный участок на теле человеческого мироздания. Это гнойник, мешающий людям думать и видеть самостоятельно. Может не вся. Вероятно, на земле существуют журналисты, которые пытаются побороть систему, донести людям правду, пусть она даже не понравится многим. Но автор статьи точно не был таким. Он осквернил акт Божественной справедливости, а значит, совершил преступление против Бога.
Десять дней я следил за этим журналистом и понял окончательно - нож в этом деле не подойдет. У меня не было возможности подойти к нему слишком близко, не рискуя быть замеченным или пойманным. Поэтому я избрал пистолет. Найти торговца оружием в жизни оказалось гораздо сложнее, чем в кино. Но таким образом я повстречал людей, которые в будущем продолжат мой список, это все были наркоторговцы, сутенеры и просто грабители с большой дороги.
- Оружие какой марки предпочитаете? - спросил меня тип с головы до ног затянутый в кожу.
- Чтобы стреляло, - просто ответил я.
- Оригинальный подход, - сказал он усмехаясь и протянул мне черный пистолет с коротким стволом, - вот рекомендую. Безотказная вещь. Калибр девять миллиметров, восемь патронов в обойме, плюс один в стволе. Умеете пользоваться?
- Нет.
- Очень просто. Магазин размещается в рукоятке пистолета, нажимаете вот здесь, и он оказывается у вас в руке. Здесь нет патронов, видите?
Я утвердительно кивнул. Он достал из кармана куртки коробку патронов и показал мне, как снаряжать магазин.
- Потом вставляете его на место до щелчка, здесь снимаете с предохранителя и отводите затвор в крайнее заднее положение, затем просто отпускаете его. - затвор в его руках лязгнул и вернулся на место. - не следует при этом пытаться сопроводить затвор рукой, не бойтесь щелчка, пистолет не сломается. А если вы не хотите, чтобы его слышали окружающие, это не обязательно делать непосредственно перед стрельбой. Сейчас ставим пистолет на предохранитель, и можете не беспокоиться, случайного выстрела не произойдет. А когда понадобится стрелять, вновь снимаете пистолет с предохранителя, взводите курок и все, можете стрелять.
- А не выпадет? - спросил я, указывая на магазин.
- Нет, гарантирую, - ответил он со смехом и положил пистолет в мою ладонь, предварительно поставив его на предохранитель. - Очень легкий и компактный, а главное - надежный. Берете? Восемьсот долларов.
- Скажите, а вы вот так продаете оружие всем желающим?
- Нет, только тем у кого есть деньги. Будете платить? - его тон стал слегка угрожающим.
- Да, конечно, думаю, это как раз то, что мне необходимо. - я достал бумажник и отсчитал деньги. - А вас никогда не мучает вопрос, что люди делают с тем оружием, которое вы им продаете, вы не боитесь, что оно может быть использовано против вас или ваших близких?
- Вопросы морали меня не беспокоят, она не кормит. А использовать против меня могут любое оружие, не только то, что приобретено у меня. У вас будут еще вопросы?
- Да, два. Это предохранитель?
- Да.
- Это курок?
- Да.
Он не успел ничего предпринять. Я выстрелил в него шесть раз. Думаю, последние выстрелы он уже не чувствовал. Мне нечего было бояться. Место для торговли он выбрал безлюдное и, вряд ли, кто-либо мог услышать звуки выстрелов и вызвать милицию. Я спокойно наклонился над телом и обыскал его. Забрав свои деньги, еще две пачки патронов и запасную обойму, я спокойно сел в его автомобиль и поехал домой. В моей голове созрел простой и изящный план: я использую машину торговца для наказания журналиста. Таким образом, я смогу подъехать к нему вплотную, когда он будет выходить из здания редакции, произвести несколько выстрелов, скрыться и бросить автомобиль в каком-нибудь переулке. Никто не увидит меня и не опознает. Свидетели будут помнить только машину.
Домой я вернулся за полночь. Все прошло довольно удачно, но меня не покидало какое-то внутреннее ощущение неудовлетворенности. Я избавил мир от еще двух очагов поражения, не знаю даже, какой из них был более опасен для человечества. Один без всякого стеснения клал оружие в руки убийцы, другой прививал людям ложную мораль. Оба они были носителями опасной болезни, захлестнувшей вселенную. Оба мертвы теперь, но я не был доволен, не было того Божественного экстаза, который пришел ко мне в парке. Я не мог понять - почему?
Я очень сильно страдал от этого, Алиса. Я подумал, что содеянное мною могло быть противным Богу, я мог ошибиться в чем-то касаемо выбора. Возможно я избрал не тех людей, неверно истолковал те знаки, что посылал мне Господь. Но, чем больше я думал, тем более был уверен в своей правоте. Все дело оказалось в выборе оружия и способа свершения кары. Я чуть было не превратился в банального убийцу - маньяка. Верша правосудие я не думал о том, что жертва должна видеть лицо своей смерти, осознать свой грех перед обществом, понять, что я не просто убиваю ее, я очищаю мир от скверны.
Я не убийца, Алиса, я ангел правосудия. Я хирург, удаляющий аппендицит из больного организма. Я несу миру очищение, проповедую покаяние. Вот только мир этот болен, его лихорадит. Он слишком слаб, чтобы помочь мне, или хотя бы понять и одобрить меня. Меня окружают больные, прокаженные люди. А жизнь моя слишком коротка, чтобы очистить мир от всей заразы.
Поэтому я должен сосредоточиться на главном. А что есть главное, Алиса, какой из смертных грехов самый страшный?
Они все одинаково чудовищны по своей сути. Ложь, к примеру, не менее тяжкое преступление, чем убийство. Оба эти преступления одинаково направлены против Бога и общества. Где-то ложь может быть страшнее, так как именно она порождает многое другое от прелюбодейства до убийства. Не мне судить, что более опасно. Я уверен, что я не единственный, избранный Богом на этот путь. Есть еще и другие, разбросанные по всему миру, мы стараемся излечить человечество от порока. Так я пришел к выводу, что мне нет нужды ломать голову над тем, кто будет следующим. Меня со всех сторон окружают больные люди, их болезнь куда более опасна, чем СПИД или вирус Эбола. Они больны грехом и они распространяют свою болезнь на своих детей, друзей и знакомых. Эту болезнь нельзя излечить, ее необходимо удалить, вытравить с лица земли вместе с ее носителями. Именно этим и занимаемся мы, Божьи слуги. Ангелы возмездия.
Чувство того, что я не одинок в своем крестовом походе, придало мне сил и веры в свою правоту. Я избавился от пистолета, так как это оружие не позволяло в полном объеме почувствовать глубину страха и раскаяния жертвы. Пистолет делал их смерть слишком быстрой и легкой, они не испытывали даже малейшей толики той боли, что принесли миру одним своим существованием. Отныне моим оружием стал нож. Я выслеживал все язвы мира от проститутки до журналиста. Я не просто убивал их, я заставлял их уходить в муках. Я научился действовать почти виртуозно. Пятна крови больше не попадали на мою одежду. И теперь я всегда испытываю тот Божественный экстаз, что пришел ко мне после первого раза. А это означает, что мои действия угодны Богу.
Зачем я пишу тебе это письмо, Алиса? Я знаю, что оно никогда не дойдет до тебя, но так мне проще излагать свои мысли. Сверху ты смотришь на меня и неодобрительно качаешь головой, тебе кажется, будто я согрешил, но я лишь оступился. Я не желал убивать ту девочку, знаю - греха на ней не было. Но она видела мое лицо, когда я вспарывал живот проститутке. Она могла закричать, позвать на помощь. Могла указать на меня милиции и, тогда, моя миссия была бы сорвана. Я думаю, что она не случайно оказалась одна, поздним вечером, в том сквере. Господь направил ее ко мне, хотел испытать стойкость моей веры, как некогда испытывал Авраама. Она была безвинна, пока. Кто знает, что в будущем вырастет из ребенка гуляющего по улице вечером без присмотра родителей? Лишь Господь знает, потому и послал нам эту встречу. Она осталась бы жива, не будь столь развращена и любопытна. Я постарался сделать так, чтобы ей не было больно, она же еще дитя.
Уже скоро мы будем вместе, Алиса. Я, как прежде, поднесу тебе розу. Мы сядем на облако и будем разговаривать. Я вновь смогу услышать чарующую музыку твоего голоса, вдохнуть блаженство твоего внимания. Буду тонуть в искрящем блеске твоих глаз. Ты будешь сидеть рядом и говорить мне о времени, что провела без меня. Мы больше не познаем нужды и забот. Господь не оставит нас вниманием, ведь я так много для него сделал!
Я заминировал дверь гранатой и положил рядом ящик тротила. Фейерверк выйдет незабываемый! Ждать осталось не долго. Скоро рассвет. Кто-нибудь, гуляя по скверу, обнаружит тела, вызовет полицию. Милиция найдет оброненный мною бумажник, установит адрес, вышлет наряд. Они ничего не понимают. Они больны, все. Вместо того, чтобы ловить настоящих преступников, они гоняются за пророком. А если и поймают бандита - тут же отпустят, еще и раскланяются. Они защищают законы общества, государства, но забывают, что есть главный закон - Божий. Потому, даже уходя, я должен вершить суд. Такова воля не моя, но Бога. Я заберу с собой столько, сколько смогу. Ждать не долго, первые лучи солнца уже озарили комнату. А пока я могу отдохнуть.
Слышна сирена на улице. Как я хочу, чтобы это за мной. Я так устал, Алиса! если бы ты знала, как это тяжело - быть мессией.
Я уже выкупил место. Меня положат рядом с тобой, и мы вновь воссоединимся на земле и на небе.
Ну, вот он, долгожданный топот ног на лестничной площадке, звонок в дверь. Через минуту будут ломать. Больные люди.