Великий хан со своей свитой шел по горящей земле. Навстречу им, грохоча и поднимая пыль, двигались обозы, груженные богатой добычей, и толпы стонущих невольников. Некоторые из них останавливались и с нескрываемой ненавистью вглядывались в его голубые глаза, но тут же шли дальше подгоняемые кнутами воинов Хана.
Он шел по землям хорошо ему знакомым - когда-то он вырос здесь. Но жалость чужда его сердцу - Хан ненавидел этот край и считал огонь лишь малой толикой расплаты за растоптанную юность, попранное счастье.
- Остерегись вмешиваться в дела Господни. - сказали ему. - Ты не должен вставать на пути смерти. Господь вседержитель отмерил каждому грешнику свой срок. Негоже простому смертному вмешиваться в дела Его, да и не по силам тебе, если только не Дьявол управляет твоими руками.
- Но я лечу людей. Я снимаю боль с их членов и прогоняю болезни. Я приношу только благо. Как дьявол может управлять этим?
- Враг человеческий очень хитер мальчик. За благими намерениями скрывает он свою подлую сущность - злобу и яростную ненависть ко всему, созданному Богом. Он пользуется человеческим несовершенством и наивностью, для того, чтобы преподнести ложь как истину, руками несмышленых и безответственных вмешивается он в дела Всевышнего. Через тебя хочет покорить человечество, отвратить его от истины, чтобы вырвать из власти Божьей и самолично править миром, растоптанным и преданным геенне. Разве можешь ты, безрассудный юнец, судить о деяниях небесных и отделять добро от зла?
- Зло это боль и страдания человеческие.
- Они посланы нам Господом в искупление грехов наших. Человек должен выстрадать свое спасение, только так можно обрести царство Божье.
- Тогда почему люди не страдают одинаково? Почему Бог дает одним роскошь и здоровье, а другим нужду и болезни? Почему бедняк должен умереть только потому, что родился в семье бедняка, и не имеет возможности оплатить услуги доктора?
- Не врачи, а молитвы и пост исцеляют нас. Держи в чистоте свои мысли и уповай на Бога, тогда твой организм будет здоров, а жизнь добродетельна. Не следует роптать на испытания, посланные нам свыше, будь стойким как Иов и воздастся тебе.
Слова сына вырвали его из омута воспоминаний.
- Отец правду говорят, будто эта земля твоя Родина?
- Я был рожден здесь, это правда. Но моя Родина осталась далеко позади. Она там, где нас ждет твоя мать с твоими младшими братьями. Родина это не место где ты родился, она там, где твое сердце.
- Я запомню это, отец.
Хан улыбнулся про себя и отвел глаза в сторону. Он еще так молод, его сын, но вдумчив и серьезен не по годам, из него выйдет хороший правитель. Хан гордился своим сыном, но старался держать это в себе, чтобы не испортить наследника излишним вниманием.
Дым пожарищ и смрад гниющих тел забились в ноздри хана. Зачем пришел он сюда? Не славы искал он, покоряя слабый народ, и ни к чему ему были земли слишком далекие от его страны, чтобы держать их под постоянным контролем. Здесь он хотел найти себя, мальчика, в чьих руках бурлила великая сила, юношу оставившего в этом крае частицу своего сердца, и отрока раздавленного невежеством и догматизмом лицемерия.
- Тревожные слухи доходят до меня, юноша. Говорят, будто ты пренебрег предостережением церкви от злых происков и продолжаешь прикладывать свои руки к больным. Будто ты возомнил себя святым посланником, которому сам Бог даровал силу исцелять болезни.
- Но я лечу, а от кого еще может исходить такой дар как не от Бога?
- По-твоему у Бога нет преданных слуг, которые ежечасно доказывают ему свою истинную любовь, проведших жизнь благочестивую и полную молитв. Неужели он отвратит от нас свое око и наделит бесценным даром полунищего грешника, который и в церкви-то появляется лишь раз в неделю?
- Не мне судить о промысле Божьем, но когда я вижу, как страдает человек, я помогу ему независимо от того, откуда берется моя сила.
- Остерегись, юноша, от речей таких. Ты открываешь злу свое сердце. Страдание - есть главное благо человечества, только так мы можем прийти к спасению. Не становись между Богом и человеком!
- Но если Бог заставляет людей страдать, а дьявол дает облегчение - что есть зло?
За эти слова его высекли плетью, и целый месяц продержали в сыром погребе на хлебе и воде. Ему едва исполнилось четырнадцать.
Хан встрепенулся, тряхнул головой, отгоняя прочь мрачные воспоминания.
С высокого холма по левую руку по направлению к ним мчались два воина на прекрасных скакунах
черной масти. На какое-то время он забыл обо всем, наблюдая за грациозным аллюром. Все звуки и запахи войны отошли на второй план и, вскоре, исчезли вовсе.
Воины остановились на почтительном расстоянии от его свиты и, спешившись, приклонили колена.
- Великий хан, - обратился один из них. - Мы окружили деревню, которую ты нам указал. Никто не вышел оттуда и никто не был допущен извне, согласно твоему повелению. Прикажешь проводить тебя?
- Нет. Возвращайтесь. Я хочу, чтобы ни один волос не упал с голов ее жителей. До моего прихода.
Хан отпустил свою свиту взял с собой четырех воинов, повелев им держаться от него на расстоянии в сто шагов, и пустил своего коня шагом вверх по склону холма. На другой его стороне в небольшой рощице когда-то давным-давно бежал родник, у которого он впервые коснулся ее, заговорил с ней. Там родилась его первая любовь. Он пришел туда, чтобы напиться прозрачной воды и услышал девичьи стоны. Это была дочь старосты, из соседней деревни, она подвернула ногу и не могла идти.
- Я могу помочь тебе, - сказал он. - Я сниму боль и исцелю ногу. - сказал и ужаснулся - священники строго настрого запретили ему делать это пригрозив святейшим судом, который известно чем заканчивается.
Она вздрогнула от неожиданности - он подошел сзади, ступая неслышно.
- Кто ты? - спросила она испуганным голосом.
А он стоял перед ней, недвижим, не в силах более вымолвить ни слова. Ее красота и дивный голос парализовали его. Время остановилось в тот миг. О, если бы оно тогда застыло навеки!
Так они познакомились, и она позволила ему положить руку на ее опухшую лодыжку. Боль прошла, опухоль спала, и очень скоро он наслаждался ее чистым, переливистым смехом. Потом она позволила проводить ее до деревни. А он взял с нее клятву, что она никогда никому не расскажет о том, как он лечил ее.
После они встречались у родника каждый день, и никто в обеих деревнях не догадывался об их маленькой тайне. Но однажды она не пришла. Он прождал ее у родника целый день и весь следующий.
Ухо хана уловило слабое журчание среди деревьев. Он спешился и вошел в рощу, как когда-то тридцать лет тому назад. Он нашел родник и опустился перед ним на колени, зачерпнул ладонь прохладной воды, сделал глоток, потом еще и еще, пока не почувствовал, что вода стала соленой от его слез. Хан остановился, чтобы унять бившую его дрожь. Здесь, рядом с этим источником он обрел величайшее счастье в своей жизни. Вот только сберечь не смог.
На третий день ожидания он пошел в деревню своей возлюбленной. Сохранять тайну их отношений не было смысла; он знал наверняка - что-то случилось.
Она вышла к нему в слезах. Он чуть приобнял ее, чтобы успокоить, но тут же отстранился, почувствовав на себе недобрые взгляды соседей.
- Отец умирает, - сказала она и отвернулась не в силах сдерживать накатившие слезы.
Никто в округе не знал, что случилось со старостой. Наверное, вышел срок отпущенный ему свыше. Он быстро угасал на руках у своей дочери и ни один лекарь, ни даже священник не в силах были ему помочь.
- Но почему ты не пришла ко мне? Мои руки могут победить любые хвори - ты знаешь.
- Люди говорят: в твоих ладонях живут демоны, - испуганно ответила она. - Говорят, будто твое исцеление равносильно самому страшному проклятию.
- Но это не так. Ты же знаешь, люди всегда боятся того, что не могут понять. Их пугает все новое и необычное, способное изменить привычный уклад жизни. Ты должна доверять мне, мои руки чисты, как и мое сердце. Я не служу дьяволу.
- Я верю.
- Тогда почему ты не пришла за мной?
- Священник запретил мне, он сказал, что такое исцеление противно Богу. Если ты приложишь руки к моему отцу, он лишится спасения в день страшного суда.
- А что говорит твой отец?
- Он не может говорить - голос ее дрогнул, и из глаз вновь брызнули слезы. - Он не узнает никого.
- Но ты хочешь видеть его здоровым? Или, может статься, ждешь его смерти?
- Нет, Господи, прошу тебя, - Взмолилась она испуганным голосом и упала перед ним на колени, прижав его ладони к своим влажным щекам, - умоляю тебя, вылечи его!
Она была прекрасна в этот миг. Что стало с ней сейчас? Хан почувствовал, как защемило его сердце. Он сделал усилие, отгоняя воспоминания, и вышел из рощи.
Он нашел своего коня там, где оставил, взял под уздцы и привязал к одинокому дереву. Дальше он пойдет один.
Хан не видел сопровождавших его воинов, но знал, что они рядом. Он чувствовал на себе их зоркий и внимательный взгляд. Он слышал эту гнетущую тишину вокруг, которая молчаливо напоминала об их присутствии. Хан едва заметно улыбнулся, он гордился дисциплинированностью своих воинов. Никто, даже целая армия не смогли бы уберечь его лучше, чем эти четыре невидимых стража, готовые в любой момент спустить тетиву или снять голову с любого, кто приблизится к владыке ближе, чем на сто шагов.
Скоро хан поднялся еще на один холм, у подножия которого раскинулась небольшая деревня, окруженная плотным кольцом его воинов.
Хан опустился на колени, обратив лицо на восток, и сотворил молитву. Странное предчувствие коснулась его сердца. Он словно почувствовал, как на миг земля притянула его к себе, трава ловкими пальцами окутала его ступни, чуть стиснула, и тут же отпустила. Хан вздрогнул, но быстро справился с собой и встал на ноги, едва пошатнувшись. И уже через мгновение он шел вниз к деревне твердым уверенным шагом. Воины почтительно расступались перед ним и падали ниц. Десятилетиями хан ждал этого часа и готовил себя к тому, как он войдет в эту деревню безжалостным победителем. Он упивался мыслями о том, как жители ее в страхе с воплями ужаса будут разбегаться при виде его, причитать о каре Господней, узнавая его.
Когда сарацины хлестали его, жалкого раба, плетьми он не кричал и не терял сознания, его удерживала мысль о том, как он будет обдирать кожу со спины священника. Когда его били палками по пяткам, он упивался предвкушением расправы над теми, кто повинен в этом аде. Он лелеял в себе мысль о возмездии. Жажда крови питала его и не дала сдаться, уронить себя, смешаться с грязью. Он выжил и пробил себе дорогу наверх. Он совершил невозможное - вырвался из унизительного рабства, собрал отряд и, шаг за шагом, ступая по костям и перескакивая через трупы, проложил себе дорогу к вершине, покорил многие народы и завоевал обширные земли. И вот он здесь, идет меж ненавистных дворов и чувствует на себе испуганные взгляды затаившихся людей.
Вот только радости почему-то не было, кровь уже не слепила его, а возмездие не казалось столь важным. Он стал слишком стар для мести и уже не мог ненавидеть как в юности - всем сердцем. Он слышал тихие голоса вокруг, посылающие ему угрозы и проклятья, но не замечал их. Ему уже давно нет дела до этой деревни и ее жителей, сейчас его интересовал только один дом. Неухоженный, заросший бурьяном и полынью двор и покосившийся от времени дом. Казалось, все давно уже умерло здесь, но он чувствовал искорку жизни, теплящуюся внутри этой мрачной избы.
А тогда, очень давно, все здесь было совершенно иначе. Дом еще не тронут временем, сад полон жизни и воздух был гораздо приятнее на вкус. А посреди двора и за изгородью бушевала алчущая толпа. Он не слышал о чем они твердили, голоса сливались в единый гул, бессмысленную какофонию, но он ясно представлял себе, чего именно они хотели. Ему было страшно. Страшно не за себя - за нее и за ее отца. Страшно и горько одновременно. Горько оттого, что он узнавал многие лица в этой бурлящей массе людей, все они обращались к нему за помощью, каждый в свое время, благодарили его, благословляли. Что стало с ними?
Сердце хана затрепетало, когда он оказался перед той самой калиткой он ухватился за нее ослабшей рукой и почувствовал, как она податливо заскрипела. Хан вздрогнул от неожиданности, он ждал этого момента так долго... и теперь понял, что боится. Он боялся пустоты, которая могла встретить его в этом доме. Боялся забвения, которое могло притаиться за ветхой дверью, боялся, что время стерло память о нем. Но больше всего он испугался того, что смерть могла прийти раньше его. Хан уже попятился, было, назад, собираясь бросить все, забыть, но чья то тень, мелькнувшая в окне, вернула ему уверенность. Уверенным движением он распахнул калитку и твердым шагом прошел во двор. Подойдя к двери, он вновь остановился и постучал.
- Я уже давно жду тебя, - услышал он слабый голос за дверью, - войди же, Великий Хан.
Он узнал этот голос, и сердце его заполнила радость. Он ворвался внутрь дома и оторопел. Посреди комнаты на грубой скамейке сидела сморщенная, ссохшаяся старуха. Она смотрела на него и сквозь него. Взгляд ее был ужасен, и только приглядевшись, хан понял, что она слепа. Белые зрачки ее глаз смотрели в никуда, и в то же время, ему казалось, она ловила каждое его движение, читала каждую мысль.
- Я уже и не надеялась встретить тебя даже на смертном одре, - еле слышно скрежещущим голосом прошептала она. Но хану казалось, что она пела, ее голос звенел как многие годы назад. Он всматривался в ее лицо и видел милые сердцу черты. Она ничуть не изменилась...
- Я стара, хан, время безжалостно ко всем без разбора. Оно и на тебе оставило свой отпечаток.
- Не называй меня ханом, неужели ты забыла мое имя, или, может, ты не узнаешь меня?
- У нас нет имен, хан. Они умерли, остались в прошлом. Ты - хан, я - незрячая старуха. Судьба уготовала нам еще одну, последнюю встречу. Конечно, я узнала тебя. Пусть Господь лишил меня глаз, но мое сердце видит гораздо дальше и глубже. Я не чувствую себя калекой. Но я чувствую, что обманута этой встречей. Ты не тот, которого я ждала все эти годы, кого надеялась увидеть. Зачем ты здесь? Ты пришел за мной? - ее лицо как-то осунулось, на нем появилась боль обманутых надежд, тщетного ожидания, она словно вдруг постарела еще на несколько лет, и голос стал совсем холодным и чужим. - Нет, тебя привела злоба. Ты пришел, чтобы заплатить свой кровавый долг, но ты не удовлетворен...
- Что такое ты говоришь, Серафима?
- Не перебивай меня, хан, и не произноси вслух это имя, я не хочу слышать его из твоих уст.
- Я так долго искал этой встречи, - прошептал хан, - я жил только этой надеждой, только ей одной...
- Не лги себе. Я вижу все твои мысли, хан. От моего слепого взгляда нельзя утаить сокровенное. Я способна заглянуть в самую душу.
- И что ты видишь в моей душе?
- Мрак. Он пожирает тебя. Ты пошел по ложному пути, хан. Нет утешения в мести. Да и кому ты мстишь?
- Разве мести ищу я? - воскликнул хан. - Никакая месть не облегчит и толики тех страданий, что выпали на мою долю по воле этих людей. Им мало было моей крови и боли, они глумились надо мной, истязали плетьми и сняли кожу с моих ладоней, заставляли глотать камни, а потом изобретали все новые пытки. Когда натешились - продали в рабство людям с востока. Там для меня начался настоящий ад. Я не хочу, чтобы ты поняла и жалела меня. Я хочу правды, Серафима. Эти люди заслуживают страшных мук, но что мне проку от этого? Ничто уже не вернет мне моей молодости и моего счастья.
- А что для тебя счастье, Хан? Почему ты не остался на востоке, где у тебя есть жена и дети, что привело тебя так далеко от дома?
Хан промолчал. Он не мог найти слов, чтобы выразить ту невообразимую силу, что влекла его сюда все эти годы. Зачем он здесь, из любви? А как же жена, дети, ведь и их он любил столь же искренне, как некогда ее... как сейчас любит.
- Нет, хан. Любовь не идет по земле пожарами, не она привела тебя. Месть? С тобой обошлись несправедливо, жестоко. Ты был унижен и раздавлен здесь, но ты сильный человек , то что сломило бы любого другого дало тебе сил. Ты выжил благодаря своей ненависти. Каждую минуту своего существования ты представлял себе, как придешь сюда карающей дланью, мечом возмездия, как встрепенутся и падут ниц перед тобой те, кто клеветал против тебя. Как возопят о каре господней те, кто пытал тебя. Но они давно мертвы, хан, и не ты стал причиной их смерти, а старость и болезни. Кому же мстить, детям их? Разве дети повинны в грехах отцов? Многие из них искренне переживали твоему горю тогда, и пали на полях сражений сейчас. Гордыня? Пожалуй, нет. А может совокупность всех причин? Ответь мне, хан, зачем ты здесь, ради чего жжешь землю, вскормившую нас, что за честь тебе убивать своих соплеменников? Как случилось, что рука, некогда целившая, стала умерщвлять? Что стало с тем юношей, которого я любила и... люблю по сей день?
Хан не знал что сказать, тупая боль сдавила его грудь, зажала сердце тисками. Он хотел расплакаться, но не мог, его слезы высохли... тридцать лет назад. Он лишь молча задрожал всем телом и повалился на колени подле Серафимы. Он боялся, что она отпрянет от него, боялся прочесть на ее лице отвращение или презрение... но этого не случилось. Она по-прежнему смотрела на него и, словно, сквозь него. Но он точно знал, что сейчас она читает в его душе, как в раскрытой книге. Ему показалось даже, будто черты ее лица смягчились. Хан медленно осторожно опустил свою голову ей на колени и почувствовал на волосах тепло ее ладони.
Они молчали. Им много было чего сказать, но не было подходящих слов. Они просто вдыхали друг друга, растворяясь в немых объятьях. Вдруг хан поднял голову и, взглянув в глаза Серафиме, сказал:
- Я знаю, для чего я здесь. - он судорожным движением стянул перчатки с изувеченных рук и протянул ладони к ее глазам.
- Ты не сможешь, - мягко возразила Серафима, перехватив его ладони. - Твои руки обагрены кровью, в них нет больше целительной силы. Ты знаешь это.
- Да, ты права. Так было, пока я не вошел сюда, увидел тебя. Но исцеляют не руки - душа. Моя была черна, как ночь, я не смог справиться с тем, что пережил и пустил злобу и отчаяние в свое сердце. Эта чернота отняла мой дар, но не смогла искоренить любовь в моем сердце. Да у меня есть жена, есть дети и я люблю их, как свою жену и своих детей. Но тебя я всегда любил особенно... не в этом дело. Наша встреча как чудесный бальзам, как некое откровение, я знаю, что нам уже не много осталось...
- Ты тоже чувствуешь это?
- Да, чувствую. Теперь я твердо уверен...позволь мне коснуться тебя, Серафима, как это было там, у родника.
- Ты... помнишь, Ян?
Она нежно притянула его руки к своим глазам и прижала так, боясь выпустить. Хан почувствовал, как они стали горячими от ее слез. И, в тот же миг, слеза скатилась и по его щеке...
Лишь на рассвете старший сын отважился потревожить хана и войти в дом. Там он и нашел их - два бездыханных тела слившихся в последних объятиях на грубой скамье из неотесанного дерева.