Пасмурным утром в полутьме партизанской мастерской сапожники стояли над мешками с инструментом, с кожей и, как обычно после тревоги, не знали, можно ли уже распаковывать свое добро и сесть за работу или стоит еще обождать немного, чтобы не пришлось снова укладываться. Они слышали, как, гремя оружием, возвращаются из марша подразделение за подразделением, слышали, как пустой и будто притаившийся лес с вымершими землянками вновь заполнился звуками. Начали колоть дрова, запылали костры, громко заржали кони, словно после длительной зимовки их выпустили из конюшни на волю. Однако сапожники все еще топтались без дела в тесной и низкой землянке, и не было у них того душевного равновесия, когда можно спокойно приняться за работу. Немой беспокойно заглядывал в глаза каждому, кто входил в землянку. Василь, второй помощник, прислушивался к звукам лагеря. И даже сам Вэлвл, их старшой, далеко не робкий парень, тоже еще не освободился от тревоги, которую неожиданная стрельба внесла в его крепкий утренний сон.
В партизанской жизни всегда надо быть наготове. Потому даже в мастерской, хотя сапожники редко участвуют в боях, стояли в углу две винтовки, а на стене висело на ремнях несколько гранат.
Правда, винтовки неважные. Прямо сказать, даже совсем неважнецкие. Будь они хороши, их бы не отдали из роты, да еще сапожникам. Да и гранаты, "бутылки" старой системы, годны, как говорит Василь, разве что глушить рыбу. Но как-никак все-таки оружие, лучше, чем ничего. Лучше, чем куча ружейных частей разных систем, которые где-то раздобыл Немой, пытаясь из них собрать винтовку. Но теперь, видать, опасность миновала, пора приниматься за работу. Вэлвл услышал топот над землянкой (так, что осыпался на голову песок), распахнул остекленную до половины дверь и выглянул наружу. Ага! Это снова устанавливают антенну у хаты, где штаб, и для этого залезли к ним на землянку. И, оставив открытой дверь, так что солнце сразу залило светом полутемную землянку, Вэлвл вернулся к своим помощникам, обеими руками ухватил мешок с инструментом и с шумом вывалил все из него на низкий верстак.
-- Конец, -- сказал он. -- Отбой!
Расстегнув и сняв с себя ремень с подвешенными гранатами, Вэлвл жестами дал понять Немому: "Пора за работу!" -- и протянул ему пару сапог.
И снова по лесу разносится веселый перестук сапожных молотков, и снова звучат в землянке песни.
-- Ну-ну! -- тормошит Вэлвл Немого, который вместо того, чтобы взяться за работу, все еще возится со своей винтовкой. -- Покажи-ка, на что ты способен. Если у тебя будет мало работы, скажи -- я подкину. Знаешь ведь, не такой уж я плохой человек.
Но Немой будто не понимает, о чем речь. Он все еще занят своим ружьем.
Вэлвл несколько раз ударяет лезвием ножа по краю верстака, указывая на сапоги:
-- Да, да, брось свою пушку. Берись за сапоги! Немой притворяется, будто не видит, чего хотят от него, он подносит заржавленный ствол ружья к глазам и преспокойно заглядывает внутрь. Вэлвл кидает в Немого кусочек кожи.
-- Слышишь, что тебе говорят?
Приподняв голову, Немой искоса глядит на старшого, потом переводит взгляд на сапоги, которые дали ему чинить, и на его суховатом бритом лице появляется кислая мина.
В эту минуту в землянку входит с полуавтоматом в руке белобрысый высокий парень, одетый в немецкий френч. Он опускается на чурбак у верстака и скороговоркой спрашивает:
-- Ну как? Сделали наконец?
-- Так об этом вот я и толкую ему, -- сердито отвечает Вэлвл, указывая рукой на Немого. -- Велю ему чинить сапоги, а он хоть бы хны! Косится на них -- и только. Попробуй сам поговори...
По недовольному лицу вошедшего партизана Немой догадывается, что речь идет о нем и о сапогах, которые Вэлвл велел починить. С нескрываемым любопытством, как бы желая понять неясную для него загадку, переводит он взгляд с партизана на сапоги, за которыми тот пришел. Широкий, приплюснутый нос Немого вздрагивает, словно к нему поднесли остро пахнущий хрен, лоб морщится, а одна бровь ползет вверх... Он не понимает, что происходит. Эта пара сапог валяется здесь уже больше недели. Несколько раз они попадались ему под руки. Однажды он даже спросил Вэлвла глазами: "Чьи? Почему их не чинят?"
-- Пропади они пропадом! -- отмахнулся тот и отвернулся.
Дня три назад Немой видел, как Вэлвл пробовал их всучить Василю, но Василь как-то сразу вскипел, словно его кровно обидели, и с гадливой миной отшвырнул их ногой. "Что же такого в этих сапогах, что их в руки брать не хотят? Неужели они настолько рваные, что никто не хочет браться за их починку?" -- соображает он, повертев сапоги и осматривая их. Нет. Теперь он совсем ничего не понимает...
"Что? -- тычет он сапоги Вэлвлу. -- Зачем ты дал их мне?"
-- Делай! Делай! -- говорит ему тот, но Немому кажется, что старшой притворяется строгим, а на самом деле только хочет отделаться от белобрысого партизана.
Ощупывая сапоги, Немой старается понять, почему его товарищи брезгуют этой работой, и украдкой поглядывает то на Василя, то на старшого. Василь тачает голенища так сосредоточенно, будто никакого разговора о сапогах не было. Но вот Немой случайно уловил взгляд Василя, исподлобья, полный лукавства, словно тот давно наблюдает за ним, любопытствуя, как он поступит. А Вэлвл? Тот выбивает на топоре кусок кожи и не глядит в его сторону. Немому чудится, что, хотя Вэлвл усердно и звонко стучит молотком, он тоже немного смущен, словно они хотят одурачить его. Немого, и сами еще не знают, что из этого выйдет.
Немой закипает злобой. Тыча пальцем в свой лоб, показывает он на Вэлвла и Василя, что он не дурнее их, не на того напали. "Ишь ты умники! Сами хотят отбояриться, а меня заставляют чинить эти сапоги. Дудки!"
И он с размаха швыряет сапоги под нары.
Увидев это, партизан вспыхивает, срывается с места и бросается вон из землянки.
"Ага, -- тотчас доходит до Немого, -- сапоги, значит, этого партизана. А то чего бы он рассердился?"
Теперь он ждет. Он думает, что товарищи возмутятся его поступком, а они, черт их подери, довольны. Он ясно это видит. Они сколько угодно могут скрывать от него, что они довольны, но это все равно так и прет из них.
Немой вытаскивает сапоги из-под нар и указывает ими на дверь, в которую только что выскочил партизан: "Его? Его сапоги?"
"Нет!" -- качает головой отрицательно старшой.
Немой ничего не понимает. Он подходит к Вэлвлу и жестами требует объяснения.
Несмотря на глухоту, он легко понимает все, что ему говорят, когда речь идет о его профессии, о бытовых вещах или о партизанских делах. Но как объяснить ему, что такое провокатор? Тут сам Вэлвл был в затруднении.
Вэлвл показывает, как ведут арестованного. Этот партизан поймал его. Вот он и принес починить сапоги арестованного. До Немого суть дела не доходит. "Не понимаю", -- показывает он, сосредоточенно глядя на Вэлвла.
Тогда старшой пишет на бумаге -- Немой немного умеет читать: "Провокатор... Понимаешь? Фашистский шпион. Он выдавал немцам наших людей..."
"Ну и что? -- пожимает плечами Немой. -- Расстрелять его -- и дело с концом. Чего же с ним канителиться?"
-- Видишь ли, -- объясняет Вэлвл, -- этого провокатора нужно переправить через фронт, -- верно, он много чего знает...
"Вот как? -- удивляется Немой. С минуту он соображает, от усердия раскрыв рот, потом его суховатое бритое лицо искажается ненавистью, он подбегает к двери и выбрасывает сапоги из землянки. Он тут же возвращается и рассекает рукой воздух. "К чертовой матери их!"
Вэлвл кивает Василю: мол, внеси их обратно. Но тут Немой хватает с верстака нож и грозит: только попробуй -- кишки выпущу!
Минут через десять Вэлвла вызвал старшина. Вскоре он возвратился расстроенный, -- видно, ему здорово досталось, -- и опять взял злосчастные сапоги. Увидав сапоги в руках старшого. Немой рассвирепел, стал вырывать их из рук Вэлвла, чтобы снова выбросить. Какое-то время они оба стоят, как петухи, по обеим сторонам верстака и вырывают сапоги друг у друга.
-- Отпусти! -- просит Вэлвл. -- Сумасшедший! Мы люди маленькие. Что мы знаем? Нам приказали починить, так что поделаешь?
"Нет!"
-- Кто хозяин? Ты или старшина?
Но ничего не помогает. Немой вырывает сапоги и садится на них.
-- Ну давай, ладно уж, давай починим! -- просит его Вэлвл по-хорошему. -- Думаешь, его помилуют? Если его до сих пор не расстреляли, значит, он зачем-то нужен. Когда нужен вор, его вынимают даже из петли.
Но эти слова не действуют на Немого.
-- Не дашь -- тогда пойду за старшиной! -- говорит Вэлвл.
Когда приходит старшина и приказывает Немому подать сапоги, тот поднимает голову и смотрит удивленно, будто не знает, о чем идет речь.
-- Ну-ну, не притворяйся!
"Какие сапоги? -- пожимает Немой недоуменно плечами. -- Вот эти, на которых я сижу? Сиденье жесткое, -- показывает он на чурбак, -- я их и подложил".
Он послушно поднимается, отходит к маленькому окошку и там, отвернувшись, продолжает пришивать заплату. Но едва старшина успевает выйти из мастерской, как он подбегает к Вэлвлу:
"Запомни! -- подносит он к его носу крепко сжатый кулак. -- Дорого это тебе обойдется!" Он срывает с себя фартук и, швырнув его на верстак, выбегает из землянки.
В окошко Вэлвл видит, как Немой подходит к сараю, где с зимы стоят вросшие в землю сани, впрягается в них и перетаскивает с места на место, вкладырая в это занятие все свои силы. Жаль. что Немой не слышит, старшому очень хотелось постучать в окошко и, высунув язык, поддразнить его:
"Дурень, чего злишься?"
Немой вернулся в мастерскую, когда уже кончали починку сапог. Он сел на свое место и сидел несколько минут, ничего не делая и ни на кого не глядя. Но вот он взял один сапог и начал помогать. Работали молча, как после ссоры, оставившей на душе неприятную горечь.
Работа кончена, но теперь не оторвать Немого от сапога -- он начищает его, трет рукавом и не выпускает из рук.
-- Совсем сдурел человек! -- злится Вэлвл. -- То швырялся этими сапогами, а теперь прилип к ним. Стал бы я так начищать их провокатору...
Наконец Немой отдал сапог. Довольный тем, что они избавились от ненавистной работы, Вэлвл еще раз осмотрел сапоги -- все ли как следует сделано. Он поднес сапог к близоруким глазам, и его бросило в жар. У самой подошвы, стоило только отогнуть рант, свежий, глубокий разрез, замазанный черным воском, -- как делает мастер, когда хочет досадить плохому заказчику. Вэлвл поднимает глаза на Немого. Тот что-то ищет под верстаком, тащит из-под ног, передвигает верстак, чуть не поднимает его на себя. Тогда Вэлвл шмыгает носом, трет рукавом блестящие голенища и вешает сапоги на крючок над головой, как работу первый сорт.