Аннотация: Эмо-сопли. Стиль скачет, если он тут вообще есть. В общем, редактировать мне было лень, посему псть это сырье валяется тут.
--
...ты представляешь, нет? И говорит такая: может, говорит, они еще и бесплатно тебе дают, да?
Я посмотрела на Егора. Он заерзал на водительском сиденье и вернул мне жалобный взгляд.
--
Аля, не обижайся, она не знает же ничего, - пробормотал он сконфуженно.
--
Ага...
Почему-то все убеждены, что если женщина танцует стриптиз, то она шлюха. И "на вызовы" ездит не только и не столько потанцевать, сколько переспать за дополнительную плату. И не дай бог сказать где-нибудь: я танцую стриптиз! О, нет! Лучше громко заявить: я проститутка! - меньше будет косых взглядов и разговоров, хоть постесняются откровенности. Откровенности почему-то все стесняются, я давно заметила.
Егор вдохновенно пересказывал свою последнюю склоку с женой, курил, матерился и жаловался. Он ее очень любит, Ваську свою, но ругается с ней постоянно, потом психует, пьет успокоительные. Он относится к редкому классу мужиков, которые глотают валерьянку и корвалол. Пару раз Виталий даже не пускал его в рейс, отправлял "проспаться".
Мы подрулили к панельному десятиэтажному дому. Егор сверился с записанным адресом и выключил мотор.
--
Вот тут, квартира 71. Тебя проводить?
--
Нет, спасибо. Я сегодня как чекист, все и так шарахаться будут.
Егор посмотрел на мою шляпу и усмехнулся. Да, костюмчик у меня еще тот: черный кожаный плащ, кобура - пустая, разумеется - на поясе, шляпа. С порога и не поймешь, кто перед тобой.
Я вышла из машины и под жалобную просьбу Егора не хлопать дверью, шарахнула ей от души. Всегда забываю, что Опель - это не Жигули шестьдесят шестого года выпуска...
В квартире 71 бурно праздновали день рождения некоего "Шурика", и на звонок в дверь вышли не сразу. Открыл симпатичный растрепанного вида парень лет двадцати семи, округлил глаза и тут же рассмеялся своему испугу.
--
Я вас не узнал, открываю, смотрю - на пороге человек в штатском! Думаю: ну все, привет 37-й...
--
Так и задумано, - улыбнулась я.
Я люблю, когда меня называют на "вы", наверное, потому, что это очень редко. Многие почему-то считают, что стриптизерша - она заранее "ты", ведь она же обнажается перед ними. Вернее, они бы сказали - "раздевается", или еще что-нибудь, пошлее этого. У нас не так много ценителей стриптиза.
В комнате сидела компания, неплохо, видимо, уже подвыпившая, очень веселая и вся слепая. То есть, помимо именинника, которому завязали глаза зеленым женским шарфом, все остальные старательно жмурились, предвкушая сюрприз.
Сюрпризы я не люблю. Я предпочитаю стабильность и уверенность в завтрашнем, а еще лучше, если и в послезавтрашнем дне. Но все остальные любят сюрпризы, и я их делаю, и получаю за это деньги.
Я танцевала и оглядывала сборище. Все разноцветные, в дурацких колпаках или рожках с мишурой, все счастливые - девушки, парни - молодые беззаботные люди, с азартом наблюдающие за танцем. А именинник был смешон. Именинник был белобрыс и большеглаз, смущен и восхищен, именинник был несуразен. Ну кто придумал подарить стриптиз этому мальчику? Ведь он же совсем цыпленок еще, глазами хлопает недоуменно, прозрачными такими глазами, как у Кайдановского в Сталкере. Мне стало стыдно. В одну секунду вдруг, как удар между лопаток. Мне стало стыдно, и танец пошел уже без меня, механически, по привычке. А я застыла и смотрела на него, на юродивого на этого. Сколько ему лет? Семнадцать? Да какие семнадцать, до семнадцати такими не доживают! Ох, ч-черт, я же деньги получу за это совращение малолетних...
Танец закончился. Как-то совершенно независимо от меня, стремительно, красиво даже. Но без меня. Я сидела напротив именинника, на подлокотнике кресла. После жара танца меня вдруг прошиб адский холод, и кожа начала покрываться пупырышками. Мы выпили за здоровье "Шурика". Минералка.
По первости я оставаться после танца побаивалась - а ну как захотят продолжения банкета? Но очень скоро я поняла, что опасаюсь зря. Люди смотрели танец, получали удовольствие, и... вежливо в большинстве случаев прощались. Очарование танца это, как выяснилось, тоже не разрушало, не знаю, почему, но мой образ в танце для зрителей оставался отдельным от меня в жизни. Это меня радовало и радует до сих пор.
--
Саша, вам понравилось? - обратилась я к имениннику.
Саша застыл. Он был смущен, он не смел поднять на меня глаз, но когда поднимал, - смотрел, смотрел как бедуин в колодец, как страждущий на святые мощи, как на икону смотрел... Я беспомощно огляделась. Гости сидели как на иголках, гостей проняло, гостям понравилось. Даже у девушек блестели глазки, парни сидели прямо, ноги четверкой не складывал никто.
А этот... он смотрел на меня, и глубоко учащенно дышал, ему распирало грудь, но больше ему ничего не распирало. Я готова была провалиться сквозь землю.
Он вдруг подошел ко мне, в руках у него был плед.
--
Вам ведь холодно... - сказал он и накинул плед мне на плечи.
Я поняла, что нужно уходить, срочно. Такого провала со мной даже в первый месяц работы не случалось.
Не помню, как я оказалась в машине. Я рыдала, как маленькая девочка, в плечо Егора. Егор гладил меня по голове и утешал. Он, конечно, ничего не понял и не поверил, что я провалилась - я каждый так говорю, но мне было не важно, понял он или нет, мне было стыдно, у меня слезы катились градом.
Вечером, наблюдая за тем, как Ширли расчесывает свои длинные волосы, я, наоборот, рассмеялась. Она обернулась и посмотрела на меня с недоумением.
Мы с ней лучшие подруги, учились вместе, вместе приехали в город поступать в институт. Поступить-то мы поступили, но вот проучились недолго. Подняли оплату за обучение, причем с еще более-менее приемлемых сорока до шестидесяти тысяч, что для наших родителей, живущих в небольшом поселке, было суммой совершенно неподъемной. Мы пошли работать. Пошли работать в стриптиз-клуб, потому что обе с детства занимались танцами и потому что там больше платили. И потому что обе думали, что это временно.
--
Ты представляешь, ему ж не больше семнадцати было! Это же совращение малолетних, между прочим, статья!
Ширли усмехнулась. Ей повезло меньше: помощник депутата, главврач онкологического центра - мразь паршивая - и менеджер среднего звена с супругой-стервой.
--
Вряд ли это твоя вина, думаю, если что - ответственность ляжет на его друзей, - хихикнула она.
--
А мне как с этим жить? - я смеялась, но вопрос был с долей отчаянья, и Ширли, конечно, это уловила.
--
Ну что ты, Ась! Ты тут вообще меньше всех виновата, а он, может, просто импотент.
--
Ага... А как давно мы с тобой не называем друг друга по имени?
Она помрачнела. Стыдно нам было друг друга по имени называть, третий год уже как стыдно.
Я обняла ее, и так мы стояли, обнявшись, шепча друг другу наши имена.
--
Аглая!
Я подскочила. Меня редко окликают на улице, особенно вечером, особенно псевдонимом. Высокая тонкая фигура в плаще отделилась от скамейки, направилась ко мне. Я боюсь по этому парку ходить ночью, но здесь путь короче, и вот теперь я, кажется, влипла по-настоящему.
Я ускорила шаг.
--
Аглая! Подождите пожалуйста!
Я не останавливалась. Человек побежал за мной, я тоже побежала, но я была в рабочих босоножках, потому что в мои туфли кто-то из коллег-доброжелательниц налил клею, и, разумеется, скорость была не та. Как назло еще подвернулась выбоина в асфальте, и, скользнув каблуком по ее краю, я полетела с воодушевляющей перспективой упасть на спину.
На спину я не упала. Догонявший подхватил меня и поставил на землю, как куклу наследника Тутти.
Блеснули прозрачные, как будто слез полные, глаза. Холод струйкой сполз между лопаток.
--
Я вас обидел тогда, Аглая?
Это был давешний именинник Саша. Он держал меня за плечи и, казалось, держался за меня. Он громко дышал, как в лихорадке. Я невесело усмехнулась про себя и подумала о своем чрезвычайно вписывавшемся в ситуацию псевдониме.
--
Нет, конечно, что вы такое выдумали! - светски улыбнулась я.
--
Вы извините меня, Аглая, я тогда как идиот себя вел, - почему-то это признание не добавило мне веселья, напротив. - Я слова вымолвить не мог, вы так танцевали... Только некоторые движения лишние, они красивые, но лишние, их не надо... - он тараторил, как в состоянии перед припадком эпилепсии, мне было страшно.
--
Ну что вы, Саша, успокойтесь, я не в обиде, все хорошо. Мне очень приятно, что вы оценили мой танец.
--
Простите меня, Аглая, - прошептал он.
Я перевела дух. Сматываться нужно было срочно, но думать об этом казалось непозволительной роскошью. Он же держит меня, сам, может быть, не понимая, но держит и довольно крепко.
--
Сколько вам лет, Саша? - спросила я.
--
Двадцать...
Двадцать? Я поперхнулась. Он точно сумасшедший, ей-богу, у него отклонения в психическом развитии, в двадцать лет - такой... Я его старше, на три с половиной года старше, и я его боюсь.
Он смотрел на меня. Так же, как тогда, во все глаза.
--
Вам очень плохо? - вдруг спросил он.
--
Нет-нет, все... - но он перебил.
--
Вам плохо, вокруг грязи столько, вы же все это каждый день видите... Как же вы живете, Аглая? Как вы так?.. - и - заплакал.
Страх прошел по мне, как ток по проводу, забрался во все отделы позвоночника, исследовал все сосуды, все капилляры, разросся до того, что начал закупоривать вены, заполнять легкие, стало трудно дышать.
--
Саша, ну что вы... - я протянула трясущуюся руку и погладила его по голове.
Он схватил мою руку, прижался к ней так, что я вскрикнула, и начал покрывать ее торопливыми поцелуями. Он всхлипывал.
Я не могла отнять руку. Я смотрела на то, как выкручивает его страшная какая-то боль, как дрожат его веки, как с невероятной частотой ходит его грудная клетка.
Но он не мог успокоиться, непонятная мне боль не отпускала его, у него перехватывало дыхание, и он замолкал, и только продолжал целовать мою руку, потом вдруг судорожно вдыхал и снова плакал.
И тогда я свободной рукой привлекла его к себе и обняла. Я чувствовала его дрожь, слышала, как трепещет его сердце.
--
Саша... Сашенька...
Его голова лежала у меня на плече, он больше не всхлипывал, он молчал и казался хрустальным - неосторожное движение, и разобьется.
--
Сашенька...
Я гладила его по коротким белым волосам, по дрожащей спине, он успокаивался.
***
Мент смотрел на меня со скукой, без ухмылки. Из угла его рта свисала дымящаяся сигарета. Я оглядывала свои руки. Мне не разрешили их вымыть, и под обломанными ногтями засохли бурые полоски. Бурые разводы извивались до середины предплечий.
Я не жалела.
Ни о чем.
Ожил телефон. Мент снял трубку и несколько минут выслушивал какие-то доклады. Потом отключился и снова посмотрел на меня.
--
Не приходя в сознание, - пробурчал он. - Ну ты и сука...
Я не ответила. Отвечать было нечего. Это хорошо, что не приходя в сознание, вяло подумала я. У меня оказались неожиданно сильные руки.
Хлопнула дверь, вошел второй. Черноусый молодой лейтенантик. Он воззрился на меня с почти суеверным ужасом и прошептал коллеге:
--
Эта та, которая глотку ему порвала? Руками, да?
Мент кивнул. Черноусый отскочил от меня и обошел свой стол с другой стороны.
Я не прореагировала на столь очевидное хамство. Вообще-то, жаль, что отменили смертную казнь. Меня бы, наверное, повесили.
Снова зазвонил телефон. В этом кабинете он был единственным предметом, в котором теплилась еще хоть какая-то жизнь. Все три человека за столом были давно и безнадежно мертвы.
--
Пришла, - пробормотал он черноусому. - Пришла твоя эта, кто она там, - обратился он ко мне. Ну почему стриптизерш всегда называют на "ты"?
Алла вбежала в комнату вперед сопровождения и тут же застыла на пороге. Она смотрела на меня, она все понимала, она только не верила.
--
Имеем мы право на конфиденциальный разговор? - обратилась я к ментам. Оба фыркнули. - Ну ладно, слушайте, черти.
--
Ира... - позвала меня Алла. - Ира, ты слышишь меня?
--
Слышу конечно, я же не с ума сошла, - усмехнулась я. - Садись, - ногой подвинула к ней стул.
--
Ты его убила все-таки... - проговорила Алла, садясь. - Убила...
--
Ширли, не играй в дурочку. Конечно, я его убила. Око за око...
--
Руками? Руками, да?
--
Нет, не совсем. Я ножом, потом просто выронила его.
Алла молчала. Я тоже. Разговор был спокойным и неторопливым. Мы обе были готовы к тому, что вот сейчас менты сочтут, что хватит, и обе не боялись этого.
--
Тебе Егор привет передал, - сказала Алла.
--
А, ему тоже привет, - улыбнулась я.
--
Рома звонил... Про похороны...
Я вспомнила растрепанного парня, открывшего мне дверь. Кивнула.
--
Все, дамы, кончайте треп, - посоветовал коллега черноусого. - Мне тоже домой хочется.
Мы обе кивнули, как китайские болванчики.
--
Алла, принесешь мне плеер с зарядкой, ладно? Можно же? - попросила я.
--
Принесу, Иришка, принесу, - тихо ответила она.
--
Только с тем треком, хорошо? Обещай, Ширли.
--
Принесу, Ась.
--
Ну, до встречи, - улыбнулась я.
Она отвернулась. Вытерла слезы, я заметила, и вышла из комнаты.
***
Визг тормозов, крик. Я еще не поняла, что кричу я, я еще просто бегу, ломая каблуки. А черная иномарка с номерами администрации уже объезжает тело и дает по газам.
Мы остаемся посреди дороги, одни. Он смотрит своими широко распахнутыми прозрачными глазами прямо в небо, прямо в глаза Господу, минуя облака и все слои атмосферы.
Его голова у меня на коленях. Я глажу короткие перепачканные кровью волосы и плачу.