А знаете ли вы, что самый дешевый фалафель у нас на улице Гистадрут?
Он там стоит всего пять шекелей! Я часто, когда голоден, а ужин готовить лень, наведываюсь туда, чтобы перекусить. Вот и в тот день я купил себе теплую питу с этими коричневыми шариками, чем-то напоминающими маленьких ежиков. Обычно я ем это блюдо прямо на ходу. Но на этот раз я взял столько салатов, что боялся растерять все по дороге. Я сел за столик и принялся за еду.
Мимо проходил какой-то старичок. Увидев, как я аппетитно кушаю, он присел рядом и сказал:
- Землячок, угости старика!
Я очень удивился. Он не был похож на бомжа, но, тем не менее, в его облике было что-то жалкое. Я поднялся, заказал еще порцию и отдал ее старику. Тот явно повеселел и радостно принялся за еду.
- Кем работаешь, земеля? - спросил он.
- Сторожем.
- Да, а чего так?
- Дело в том, что я пишу книги, а работа сторожем дает мне возможность и писать, и немного зарабатывать при этом.
- Ну да, "поколение сторожей и дворников"...
- А вы что, дворником работаете?
- Как ты угадал?
- Не знаю. Так, случайно получилось.
- Ничего не бывает случайного в этом мире.
- Вам виднее.
Он поднял руку и растопырил пальцы. Указательного пальца на руке не было.
- Что ты видишь? - спросил он.
- Вижу, что у вас нет одного пальца.
- Правильно. А знаешь почему?
- Почему?
- Это длинная история. Но я тебе ее расскажу. Как писателю она тебе пригодится.
- Что ж, я рад ее выслушать.
- Вначале купи мне банку пива. Любого, какого хочешь. Только, чтоб холодное было.
- Ладно.
Я купил ему банку "Туборга".
- Вот, умница! Ну, спасибо! - обрадовался он. - Раз ты такой щедрый, так и быть, я поведаю тебе тайну моей жизни.
- В самом деле? - сыронизировал я. Вряд ля это была уж очень большая тайна, раз ее цена была десять шекелей - порция фалафеля и банка пива...
- Знаешь, сколько мне лет?
- Сколько?
- Сто тринадцать лет и пять месяцев!
- Ого!
- Вот тебе и "ого". Я родился еще в прошлом веке... Мои родители держали маленькую продуктовую лавку на Дерибасовской.
С детства я любил сосать свой палец. СОски выплевывал, а вот палец сосал с большим удовольствием. Поэтому и умным был. И сейчас ты поймешь, почему. Дело в том, что самые интересные мысли мне приходили в голову именно во время этого процесса. Словно я высасывал их из пальца, понимаешь? Например, если я на уроке решал какую-то задачу и никак не мог найти решение, стоило мне начать сосать палец, как оно сразу находилось!
Я окончил гимназию с золотой медалью. Потом был университет. На экзамены я никогда не брал шпаргалок - палец мне их заменял с лихвой. Потом я стал большим ученым. И тут он мне помогал! Одно за другим, я делал открытия в самых разных отраслях науки, и все их я "высасывал" из пальца. Правда, об этой своей способности я никому не рассказывал. Это была моя тайна, которую я хранил как зеницу ока.
А потом я влюбился. Это было в 1915 году. Ее звали Оленька. Она была курсисткой. О, у нас был бурный роман!
И вот однажды, после того как мы оба, утомленные страстью, лежали обнявшись, я рассказал Оленьке про свой палец. Она мне вначале не поверила. А потом взяла и засунула его к себе в рот и начала сосать. Так, в виде шутки или любовной игры.
И вдруг, на ее лицо, словно, тень нашла! Она вскочила с постели и стала лихорадочно одеваться. Я понял, что произошло что-то непоправимое.
В полном молчании она оделась и выскочила за дверь. С тех пор я больше ее не видел. Потом я узнал, что она была членом какой-то подпольной революционной группы, связанной чуть ли не с самим Лениным.
А еще через два года произошел Октябрьский переворот. Власть взяли большевики. Я тогда даже, грешным делом, подумал, а уж, не из моего ли пальца была высосана эта идея мировой революции? Не знаю...
А еще через два года меня похитили. Поймали прямо на улице, оглушили чем-то, засунули в автомобиль и увезли, черт знает, куда.
Очнулся я в каком-то странном доме, в большой, красиво обставленной комнате с окнами, выходящими в прекрасный сад. Мне подали изумительный обед, многолетнее грузинское вино, фрукты. Когда я наелся, ко мне зашел какой-то человек, маленького роста, с лицом, изуродованным оспой, и маленькой сухой ручкой. Ни слова мне не говоря, он подошел ко мне, взял мою руку и засунул мой указательный палец к себе в рот. И стал его сосать. Тот самый палец, который меня всегда выручал. И вот, что удивительно - его реакция была такой же, как тогда у Оленьки! Он пулей выскочил из комнаты, бросив на ходу охранникам: "Глаз с него не спускать!"
Потом я узнал, что его звали... как ты думаешь? Йосиф Сталин!
С тех пор я зажил как король. Правда, дальше сада, окруженного высокой стеной, мне ходить не разрешалось. Время от времени ко мне приходил Сталин и сосал мой палец. И каждый раз уходил с просветленным лицом. Видимо, он черпал из моего пальца свои идеи. Сам я перестал сосать его. После этого мерзкого уродца мне это было делать противно. Что творилось снаружи, я не знал. Так и жил, в счастливом неведении.
Прошло много лет. Сталин старел, дряхлел, но по-прежнему приходил сосать палец. Потом его сменил другой. Его звали Никита. Он сказал, что Сталин умер, и он теперь будет вместо него. Никита был моложе и симпатичнее. Но и после него я сосать палец брезговал.
Шли годы. Никиту сменил Леня. Этот был просто красавец! Но и он был мне противен.
Никто из них со мной не общался. Я для них был пустое место. Их интересовал только мой палец.
После Лени был Андропов, Черненко и, наконец, Миша Горбачев. Он-то мне и рассказал о том, что произошло в мире за все эти годы. Мне стало страшно... Выходит, мой палец был причиной половины всех политических и социальных катастроф, потрясших мир за последние семьдесят лет!
- Господи! - закричал я. - Что же делать теперь?
- Пососи палец, - спокойно сказал Миша.
И я, преодолев все то отвращение к собственному пальцу, которое у меня накопилось за эти годы, взял его в рот и начал сосать.
Мысль пришла сама собой: надо отрубить палец! Я рассказал об этом Мише.
- Что ж, - сказал он. - Твой палец - тебе решать.
И я решил отрубить его.
Операция была проведена в тот же день. Мне сделали местную анестезию и отрезали этот окоянный отросток. И отпустили на все четыре стороны. Потом началась эмиграция в Израиль, и я, как еврей, тоже получил это право. В девяностом году я репатриировался и теперь живу в Петах-Тикве. Получаю пенсию, квартирные и подрабатываю дворником. И ты знаешь, первый раз я понял, что такое настоящее счастье.
- И что же это?
- Быть свободным.
Я улыбнулся.
- А пальца не жалко?
- Нисколько. Правда, без него метлу тяжело держать, но я уже привык.
- Ну, ладно, - он поднялся. - Мне пора домой. Завтра рано вставать. Работа!
И он зашагал прочь.
Когда его фигура скрылась за поворотом, я вдруг вспомнил, что так и не спросил его имени. Впрочем, это было уже не важно...