Аннотация: Нетривиальный триллер о любви (к извращениям), мести и немного большем, чем просто месть.
- Да ладно - шутишь! Средневековые колодки? Тебе нужны колодки?
Леха стоял и улыбался. Вообще он под метр девяносто будет, широченный, пивное пузо спереди свисает, но на общем фоне это даже как-то не очень заметно. Про таких мужиков говорят, что здоровый, как шкаф, а Леха смахивал на чан. Обычно на чан, но сейчас на бурдюк какой-нибудь овечий, до того жалко выглядел. Когда ему что-нибудь надо, он всегда очень жалко выглядит. Ведь, ну кто ему, кроме меня, вырежет колодки? Колодки - ладно, а вот "испанский сапог" аккуратно сладить, чтоб агрегат в пыточный не превратить и достоверно выглядел? Это только ко мне можно, с такими просьбами. "Сапог" у него уже на даче стоит, вместе туда вкорячивали, надо было полностью разборным сделать, дверь у него на даче узкая. Леха мне вообще сначала сказал про гараж. Я бы мог и сам докумекать - какой может быть гараж, когда он явно для Тоньки старается. Я ж разве не вижу, как он по этой дуре из секс-шопа сохнет?! Леха может мне сколько угодно втирать, что собирается снимать ролик, типа про Средневековье, но ежу понятно, какой там ролик, и кого Леха в нем видит в главной роли. Спросите, какой мой интерес? Да самый обычный столярный интерес. Все эти кухонные уголки, шкафы, кровати, которые по работе приходится делать - скука смертная. Нарезал деталек из ДСП, облепил да свинтил вместе - об искусстве речи даже не идет. А вот мой прадед был краснодеревщиком, реально с деревом работал. Вот и я сейчас также, с деревом. По лехиному заказу. Знает, что бабла с него "за эксклюзив" не нарублю, потому как однокашник. Условились за пятнашку.
Делов было на один выходной, даже меньше. Колодки вышли на загляденье. Из мореного дуба, по торцу полоску из нержавейки пустил. Отверстия большими делать не стал (под тонькину руку), сточенные края, резиновые вставки внутри - все, чтоб удобно. Леха остался доволен. Мы это дело обмыли пивом, и отвезли колодки на дачу.
Четверг начался как обычно. На работу - мы с Кареном на двоих снимаем часть склада - я приехал без пяти девять, Карен, как всегда, опаздывал. Мы работаем только вдвоем, но рабочий график стараемся соблюдать. Иначе по заказам не успеть, работаем с тремя мебельными магазинами сразу, поставляем им "фабричную мебель". Мы никого не надуваем, этикетки, отпечатанные в типографии, вообще на товар лепим не мы, а продавцы в магазинах. У нас честный бизнес, дорогу никому не перебегаем, работаем на совесть. Я потому ничего такого не подумал, хотя Карена все не было, и мобильный у него был "абонент недоступен". Волноваться стал ближе к обеду. Да и диван обтягивать вдвоем сподручнее. Словом, решил съездить к нему домой. Вышел на улицу - а там двое в клепаных кожанках, и Тонька за их спинами. Эти двое рокеров взяли меня под руки и припечатали к закрытой двери, а стерва подскочила и как заедет монтировкой под дых, меня пополам согнуло. Дрянь! Без слов - сразу монтировкой.
- Это ты тому козлу "мебель" для дачи делал?!
И поигрывает своей железякой.
- Ты что, Тонька! Какому козлу?
Сам-то понял уже, но не дернешься - крепко держат. Откуда она вообще знает? Леха бы не сказал. Карен, что ли...
Она не ответила.
- В машину его.
Связали руки. Меня попытались запихать в багажник моего же старенького "Пассата", я, ударив по колену ближайшего, дернулся выскочить, как второй вмазал мне по голове, и свет для меня потух.
Очнулся, когда облили из ведра, в момент замерз и продрог, вода была ледяная. Руки - в тех самых колодках, и уже, чувствую, затекли. Туго, я ж не на свои ручищи рассчитывал.
- Очнулся, козлина?!
Тонька стояла надо мной с ведром в руках и ухмылялась. Скосив глаза, я увидел и Леху. Лежал, охал, нога его была зажата в "испанский сапог". А через мгновение я понял, что те двое уродов так никуда и не делись. Вот же черт! Попал в переделку. Все, мать его, Леха со своей больной любовью.
- Отдыхайте, мальчики, - сказала Тонька и скрылась в соседней комнате со своими гориллами.
- Саня, ты? - стонет Леха. Я ж в "сапог" подшипник ставил, на чрезмерном усилии ручка просто прокручивается, чего он стонет? Тащится что ль?
- Леха, твою мать, что происходит?! Какого черта?
- Я Тоньку обидел.
- Чего стонешь, для Тоньки, гад, стараешься?
- Они в эту хрень клей залили. Больно!
- Ну ты и придурок! - шепчу я. - Что произошло-то?
- Я ее встретил после работы. Зажал в углу и сделал укол снотворного. Привез на дачу, она очнулась, сказала, что не обиделась. У нас была такая ночь, Санек, это было круто! А утром эти приперлись. Нацепили "браслеты" и запихали сюда.
- Это ты про меня сказал?
- Гадом буду, я. Ночью еще. Я ж не думал!
- Твою мать, "не думал" он!
Тонька явилась в коже, наподобие той, которой торговала. Ей шло, и если бы не злобная физиономия, может быть, оценил и я... если б не колодки, конечно.
- Тонь, слушай, я в ваших играх принимать участие не хочу, - начал я, но договорить не успел. Девка подошла и ударила меня рукояткой кнута по лицу, на губах появился солоноватый привкус.
- Никаких игр, ты сдохнешь здесь, коз-зел, - протянула она. Готов поклясться, Леха не слышал. Этот дурак все кричал:
- Тонечка, я тебя люблю.
Если б я знал, что Леха, офисная крыса, на самом деле предатель и мазохист - я бы с ним в один сортир нужду справить не пошел, не то, что мебель для него делать.
Урод, один из тех двоих, в трусах и тату через всю спину, нажал на рукоять "сапога", и крик боли огласил комнату. Гадство, ну почему сейчас не дачный сезон... Так бы хоть на крики соседи сбежались.
- Тонечка, больно! - вопил Леха.
Она подошла и, ухмыляясь, добавила ему плетью. Та хлестко прошлась по лехиному брюху, оставляя кровавые борозды. Судя по всему, плеть была не игрушкой, а самой что ни на есть плетью.
- Тонька, пусти! - заорал Леха.
Видно, его любовь пошла на убыль. Я лихорадочно соображал, как быть. Колодки, что я смастерил, можно открыть и без ключа, просто выдернув ось-шпильку из петли, сам специально так сделал на случай, если ключ потеряется. Но как открыть без рук? Я нагнулся к петле, примериваясь, сумею ли достать зубами. Я упустил из виду второго мужика. Лишь услышал шорох сбоку. Я обернулся и не увидел - почувствовал, как в лицо врезалась кувалда, правую щеку обожгло, в глаза брызнули искры. Мне показалось, я очухался тут же, но все поменялось: Тоньку имел татуированный мужик, а Леха стонал на тему, какой он дурак, и какая она шлюха. Похоже, Леха не был таким уж мазохистом. Наверное, я был в отключке с полминуты. Я поискал глазами второго, тот снимал все происходящее на камеру. Я отвернулся, когда попал в объектив. Не хватало еще! Но с роликом Леха угадал. И если нас сегодня убьют - неужели в "Ютуб" выложат?! Нет, это все наверняка для частной коллекции.
- Тварь! - жалобно мычал Леха.
Тонька отстранила рукой своего любовника.
- Закончи с ним. Мешает.
Глазок камеры уставился на моего однокашника. У татуированного вздулись на спине мышцы, когда он уперся в рукоятку "сапога", истошный крик Лехи заглушил хруст дробящейся кости. Рукоятка неожиданно провернулась, урод едва не упал - должно быть, клей не выдержал, и подшипник провернулся. Леха потерял сознание, и не почувствовал, как в грудь ему вонзился нож. Эта дрянь зарезала его! Камера уставилась на меня, должно быть, мою рожу перекосило от ужаса. Ведь понимал, что теперь и со мной закончат. Тонька, ухмыляясь, направилась ко мне, но тут с улицы донесся шум, как будто машина мимо проехала. Эти двое реально струхнули и смылись из комнаты. Одной Тоньке было как будто по фигу. Надвинулась на меня, думал, саданет сейчас. Вспотел, рубаха к спине прилипла. Не трус, но зажмурился. А когда она дотронулась до моих рук, даже вздрогнул - я ж решил, что сейчас в спину ударит или в шею, как в боевиках. Девка сжала в моей руке рукоятку ножа и забрала его, бережно держа двумя пальцами за гарду. Руки окончательно свело, я даже не смог его удержать. Она поводила окровавленным ножом перед моим носом.
- Лучше тебе сгореть, козел!
Теперь ушла и она. Я глубоко дышал, не в силах поверить, что она меня не пырнула. Значение ее слов до меня дошло не сразу. Ровно до той секунды, когда я услышал, как что-то расплескали за дверью. В коридоре заревело пламя, я видел его отблески сквозь неплотно закрытую дверь. Из щели между порогом и дверью стал сочиться дым. Что-то затрещало, поддаваясь огню. Я не двигался и напряженно вслушивался. Ждал, когда уедут. Услышал шум отъезжающей машины. Пора! Я потянулся к петле зубами. Не достать! Со страхом увидел, как огонь пробрался под дверью. Обои вспыхнули. Пожар окружил меня, но пока не трогал, словно решил оставить на десерт. Не мог дотянуться по выстланному кафелем полу. Я слышал, как крякнула балка второго этажа, что-то массивное грохнулось прямо надо мной. Скоро дом обвалиться, а мои сгоревшие останки, придавленные мусором, покажут в новостях. Я дернулся, вцепился в шпильку зубами, и что было мочи дернул. Вырвавшись, бросился к Лехе, но чем я мог ему помочь? Я даже не мог вытащить его тело.
Жар дышал мне в лицо, воздух дрожал, словно джина выпустили из бутылки. Этот ифрит сжирал дом, но я ему вот так легко отдаваться не собирался. Я ударил по оконному стеклу стулом, он казался чертовски тяжелым. Получилось разбить лишь с третьего раза. Перекувырнулся через подоконник, огляделся - никого поблизости не было. Я спешно принялся хлопать себя по волосам, гася попавшие туда искры. Внутри дома что-то рвануло, я, спотыкаясь, побежал прочь. Грохнуло еще раз, сильнее, в спину мне ударила горячая волна, я упал, перевернулся на обожженную спину, помня, что так тушат на себе огонь. Бревенчатый дом догорал на моих глазах. Слышался треск перекрытий, провалилась крыша.
Вечерело. Обнаружил, что мой "Пассат" те сукины дети прихватили с собой. Вышел на трассу и побрел в сторону города. Голосовать перестал сразу, как обрызгали водой из лужи, и с тех пор шел по самой обочине. Как-то прошел двенадцать километров до ближайшей остановки, так ни одна сволочь и не остановилась. Долго ждал автобуса. В салоне ловил удивленные взгляды редких попутчиков, кондукторша с плохо скрываемой неприязнью (и чем я ей помешал, это же ее работа) потребовала оплатить проезд. Перестала орать, только когда я оставил в залог свой мобильный - оказалось, он по-прежнему был со мной в заднем кармане джинсов. Домой я вернулся за полночь. Проснувшись, обнаружил себя далеко не в лучшей форме. Спину саднило, ныли запястья, да и вечерняя "прогулка" в сырой одежде не прошла даром - изнутри долбила лихорадка, меня всего трясло от озноба. Нажрался таблеток, вроде помогло. Сейчас бы позвонить Карену, что не приду, но телефон остался у кондукторши. И отыскать мне ее не светит - вообще не помню, как выглядела. В памяти отложился только значок автобусного парка, прицепленный к перекидному ремню ее сумки. Зря я телефон отдал. Теперь даже Карену не позвонить, что не приду на работу. Позавтракал и уснул с этими мыслями. Проснулся только, когда солнце начало садится. Скорее включил телевизор, но новостей как назло не было. Чувствовал себя заметно лучше, к тому же кипел от злости. Эта сука убила Леху и пыталась покончить со мной. Но я жив, и она может повторить попытку, их же трое было, что я могу против них сделать? Это только американцам хорошо, пошел и купил ствол. Я должен использовать единственное преимущество - неожиданность. Я должен убить эту суку, пока она сама не догадалась, что я жив. Не явилась со своими дружками довершить начатое. Вот так просто - эта тварь должна, нет, просто обязана сдохнуть. Таким среди нормальных людей не место. А когда вспомнил, что у нее нож с кровью Лехи и моими отпечатками, то меня вообще проняло. Я должен достать Тоньку во что бы то ни стало.
Я успел до закрытия секс-шопа. Лузгал семечки, рассматривал макулатуру в полутьме киоска "Роспечати". Потом сел на трамвайной остановке, так, чтобы видеть дверь в секс-шоп. Она вышла не одна - ее сопровождал кто-то из вчерашних дружков, заклепки на его куртке поблескивали в лунном свете. Проследить не удалось - они сразу сели на шикарный мотоцикл и укатили. Оставалось только возвращаться домой.
Утром я проснулся от стука в дверь. Сердце упало в пятки. Я на цыпочках прокрался к двери и приник к глазку - по другую сторону двери стоял Карен. Я приоткрыл дверь, впустил его.
- Прости, дружище, - оправдывался я, - болею. Мобильник украли, не мог позвонить.
- Так ты новый купи, да?
- Не, я пока отлежусь, а ты давай без меня, ладно?
- Ладно. Ты выздоравливай. Заказов много.
Он ушел, а меня еще полчаса трясло. А ну как это был бы не Карен?! Хотя, может, виной ознобу была температура. Я решил, что полезно было бы проветриться, а заодно купить телефон. Самый дешевый.
Второй вечер я решил подкараулить Тоньку у подъезда, благо Леха успел рассказать, где та живет. Она приехала не одна, более того - мужиков на этот раз было трое. Я их совсем не разглядел, так как прятался за углом дома. Они все скрылись в подъезде, я рванул следом. Тонька жила на четвертом этаже. Я это понял по взбудораженным голосам, они как будто о чем-то спорили. Я остановился на втором этаже, прислушался. Рядом нестерпимо воняло помойкой, кто-то промахнулся и вывалил ведро мимо мусорки, оно и не мудрено в такой темноте. В углу виднелся силуэт присевшего на пол человека, должно быть, какой-нибудь бомж решил здесь заночевать. Я поднялся на пролет выше. Удар по голове сзади я пропустил.
Когда очнулся, проверил карманы. Лишь погодя вспомнил, что ничего не брал, поскольку собрался на дело. Дело! Вспомнил за чем пришел. Я поспешил на четвертый, увидел пробивающийся из-за прикрытой двери одной из квартир свет. Ее хата, наверняка. Я подкрался, прислушался. Тихо. Поди-ка спит или отрубилась, а эти ушли и поленились нормально закрыть дверь. Везение было недолгим - по лестнице кто-то спешно поднимался, их было несколько. Конечно, это могли возвращаться те трое, был риск, что они заглянут к Тоньке. Но маловероятно. Я, стараясь не шуметь, юркнул в квартиру и притворил за собой дверь. На драных обоях что-то темнело. В комнате напротив кровати стояла тумба, с которой лился голубоватый свет забытого ноутбука. Надо будет его прихватить, в нем, может, убийство Лехи тоже есть. Я закрыл его, прервав какой-то процесс то ли копирования, то ли удаления, чтобы Тонька, случайно открыв глаза, не увидела меня. Тут же, на тумбе, лежал тот самый ножик. Словно нарочно. Я обернулся. Тонька лежала на кровати, простыни были смяты, покрывало свешивалось на пол. Трудно представить более подходящий момент.
Я осторожно поднял одну из подушек, она валялась там же, на полу. Темная, скорее всего красная, и гладкая на ощупь. Шелк или атлас, я не разбираюсь. И тяжелая. Глядя на бардак, мне ничего и в голову не пришло, мало ли кто как спит? Троих обслужила и вырубилась, так я подумал. Я сделал движение, словно примериваясь накрыть подушкой ее лицо. Черт, не подумал бы, что это так трудно. Она же пырнула, я сам видел, легко, словно кусок мяса. И меня хотела. Что же я? А вдруг она проснется? Я не решался, застыл над ней как дурак, мои глаза тем временем привыкли к полумраку, и я увидел, что ее-то глаза были закрыты не до конца. Я торопливо накрыл ее лицо, испытывая отвращение к себе. Я ждал, что она начнет брыкаться, царапаться, но она была неподвижна. Так продолжалось секунды две, потом я отнял подушку и взглянул внимательнее. Похоже, она была мертва. Я покрылся ледяным потом. Наверняка сюда уже едут менты, надо драпать. И срочно. Мой обострившийся слух заметил чье-то дыхание, я обернулся, ожидая удара, но в комнате никого не было. Дышала Тонька. Более того, ее слегка трясло. Я сразу подумал о всяких вампирах и зомби, может быть, она сейчас превращается во что-то такое. Кучу фильмов видел и читал всякое такое, подумал, что справлюсь. Главное, не дать себя укусить. Тело дернулось и обмякло. Мне стало любопытно и страшно одновременно. Я протянул руку и осторожно коснулся ее шеи, готовясь отпрыгнуть, если она сейчас вскочит. Кожа была прохладной, пульс прерывистым. Я спешно отнял руку, и только сейчас увидел шприц. Он лежал на кровати, скатившись под ее руку. Смертельный вирус? Я усмехнулся самому себе. Следовало бы меньше смотреть по ящику всякой фигни. Обычный передоз. Или подстроенный. Скорее всего, второе. Душить не имело смысла. И все же что-то меня останавливало в этой комнате. Неужели жалость? Когда вспомнил про нож, меня как жаром обдало. Ругая себя за забывчивость, стер с рукоятки отпечатки.
Можно было уходить, и все же я медлил. В последний раз глянул на Тоньку. Я вышел из квартиры и столкнулся с мужиком, кто-то из местных, должно быть. Он странно глянул, явно ожидая меня узнать. Он описал бы меня ментам, и пришлось бы всю жизнь скрываться. А еще оставались те трое, и до них мне самому не добраться. Я вернулся в квартиру, вытащил телефон. Ноль-два? Ноль-три? Дать ей помереть или не дать? И сосед - я ведь мог бы в глазок посмотреть и, крадучись, уйти. Мог, но не стал. Я другой.