Жмуриком его прозвал злой мальчишка, когда обрызгал водой из фонтана. Пестрый воробышек на секунду зажмурился, когда в него полетели капли воды, а потом взъерошил перышки.
- Какой смешной Жмурик, вот умора! - загоготал противный мальчишка и хотел уже наступить ногой на воробьишку, но того уже и след простыл. Надо сказать, так только говорят, на самом деле Жмурик просто упорхнул у забияки из-под носа, а следов на асфальте никаких не было.
Жмурик был не просто каким-то там обыкновеннейшим серым воробышком - нет, местами по всему его маленькому тельцу пробивались рыжие перышки, и оттого воробышек казался пестрым пятнышком в стае своих сородичей. Все они жили на площади - то была огромная площадь перед большим музеем, а посредине ее возвышалась каменная статуя, здоровенный дядька. Жмурик дядьку любил потому, что его любили люди, которые приходили и приносили с собой хлебные крошки и семечки. Жмурик очень гордился своими рыжими перышками. Даже его мама-воробьиха была ничем не примечательным воробьем, она постоянно указывала Жмурику что делать. Туда лети, а туда не лети, это не ешь, по дороге не прыгай - мама очень любила запрещать. Но площадь была большая, а потому Жмурик часто улетал и гулял вдалеке от мамы. Надо сказать, что на площади чего только действительно не было: кричали наперебой продавцы мороженым, сновали разноцветные машины, голосил люд в кафешке напротив, а еще разные люди рисовали на асфальте настоящие картины. Один такой рисовальщик нарисовал как-то семечки и долго смеялся, когда Жмурик попытался их склевать. А воробышку - хоть бы что: чик-чирик и полетел дальше по своим делам.
А в самом темном углу площади, куда из-за тени домов никогда не падали солнечные лучи, стояла черная кибитка. Мама-воробьиха строго-настрого запретила к ней подлетать, да и сам Жмурик не очень-то хотел. Перед черной кибиткой на табурете часто сидел колдун в черной мантии и с длинной тростью. Он никогда не кидал никаких семечек, вот почему Жмурик туда не летал. Колдун с ухмылкой оглядывал площадь и изредка кричал своим хриплым громким голосом:
- Открываю тайны сердца, показываю будущее, лечу от порчи!
Иногда к нему кто-нибудь подходил, и они скрывались за пологом черной, как ночь, повозки.
Казалось бы - при чем тут колдун? Ни Жмурик, ни колдун ни маленько друг друга не интересовали. А началось все обычным воскресным днем. Для любого воробышка выходной - это почти такой же праздник, как для людей - ведь множество их приходит и гуляет по площади, щедро роняя крошки булки и семечки. И вот в этот самый обычный воскресный день Жмурика позвали.
- Чир-рик, Жмур-рик! - приглушенно сказал кто-то.
Воробышек заозирался, но вокруг ни одного воробья, кроме него самого, не было. Все потому, что он опять отбился от стаи, чтобы им не командовала мама-воробьиха.
- Чир-рик! - снова прощебетал неизвестный, и воробышек понял, что голос шел прямо из канализационного люка.
Он осторожно попрыгал к нему и заглянул вниз. А внизу была темнота, но кто-то в этой темноте сидел - на воробышка смотрели большие желтые глаза.
- Ты кто? - прочирикал воробышек на своем птичьем языке.
- Я - большой воробей, - ответил на том же самом языке незнакомец. - Меня заперли в клетке здесь.
Воробышек склонил голову набок. А ведь и правда - толстые прутья канализационной решетки очень напоминали клетку. Только воробышек первый раз видел, чтобы за ними кто-нибудь жил. Если бы Жмурик посещал воробьиные уроки под крышей одного старого дома, куда каждый день слетались все молодые воробышки, он бы знал, что там, внизу, водится масса опасных вещей. Но Жмурик считал себя особенным. И пусть мама-воробьиха запрещала общаться с незнакомцами, решетка люка казалась крепкой, а значит - опасности, как считал Жмурик, не было.
- У тебя такие красивые перышки! - сказал тот-кто-назвался-большим-воробьем.
Жмурик растопырил крылышки и запрыгал вокруг люка, показывая себя со всех сторон.
- Ты такой красивый, что мне очень хочется угостить тебя самыми вкусными семечками на свете! - снова произнес тот-кто-назвался-большим-воробьем.
- А у тебя они есть? - прочирикал хитрый воробышек. Уж совсем не трудно понять, что там, в темноте, никаких семечек не бывает, а уж тем более - самых вкусных на свете.
- Видишь, как я большой? - и незнакомец еще шире распахнул свои глаза. Но кроме глаз ничего не было видно. - Это потому, что я ем самые вкусные семечки. Я и с тобой поделюсь, ты ведь такой красивый.
- Докажи! - подозрительно прочирикал воробышек.
И тот-кто-назвался-большим-воробьем помогал Жмурику весь день, сообщая места, где сыплют много семечек, так, что Жмурик успевал прилетать вперед всех птиц и наклевался за день до отвала.
- До завтра, - сказал незнакомец. И глаза исчезли.
На следующее утро Жмурик нетерпеливо прыгал вокруг того канализацинного люка, где слышал незнакомца последний раз.
- Знаешь, - загадочно протянул тот-кто-назвался-большим-воробьем в этот раз, - сегодня в одном секретном-секретном месте насыплют самых вкусных семечек на свете! И они долго лежать не будут, их тут же подберут. Я уже большой, мне их много не надо, а ты совсем маленький. Полетели?
- А куда? - прочирикал воробышек.
- До следующей решетки, прямо рядом с будкой с клубничным мороженым, - сказал незнакомец.
Полдня воробышек летел вслед по голосу от одного люка к другому, пока не оказался почти на самом краю площади. А в самом-самом углу площади, конечно же, стояла зловещая черная повозка.
- Летим туда, - сказал тот-кто-назвался-большим-воробьем.
Воробышек помотал головой. Лететь в темный угол совсем не хотелось.
- Ты трусишь? - усмехнулся незнакомец.
Жмурик воинственно взъерошился и чирикнул:
- Еще чего!
И полетел к следующему люку. А крышка у него была сломана - не хватало нескольких прутьев. И не успел воробышек сесть подле него, как из темноты метнулась черная лапа и сцапала воробышка так быстро, что аж перья полетели в стороны. Вывернулся воробышек, оставив в черной лапе лишь свои перья - те, которые пестрые, и полетел домой. Стал он теперь маму-воробьиху слушаться по-настоящему, и на встречи для маленьких воробьишек стал прилетать, а только так и не выросли больше у него пестрые перышки - остался он на всю жизнь серым общипанным воробьем.
А из того самого люка вылез черный кот с длинными лапами и усами. Он плотоядно облизнулся и нечаянно чирикнул. Но потом вспомнил, что теперь уже бесполезно чирикать и замурчал, просясь домой, в кибитку. Колдовские коты и не на такое способны. А рыжие перышки непослушного воробышка подобрал с асфальта ветер и расшвырял по площади - как урок другим воробышкам.