Как вы думаете, что делать пассажирам падающего самолета? Самолета, постепенно планирующего для финальной встречи с землей. Что-что... Да понятно что.
В первую очередь - выбросить за борт запасные парашюты, конечно-же.
Затем в затихший салон должна выйти стюардесса. И громко, жизнерадостно обьявить.
- В связи с неожиданым отказом системы подачи топлива - наш самолет падает.
Тишина. Двигатели молчат. Музыка выключена. Только слышится четкое тыц-тыц-тыц из наушников соседа справа. Он ритмично дергает головой и таращится в декольте стюардессы.
- Компания приносит свои извинения.
Тишина.
Тыц-тыц-тыц.
Сосед улыбается.
- Смиритесь с неизбежностью. - за ту улыбку, которую она выдала только что - любой продюссер MTV отдал бы левую руку.
Тыц-тыц-тыц.
- До столкновения с землей - шестьдесят минут.
Тыц-тыц-тыц.
- Уже пятьдесят девять минут. Приятного полета.
Где-то минуту салон переваривает информацию. Кто-то плачет, но быстро успокоится. Люди вокруг - минуту назад были всем. Каждый из этих людей - был повелителем своей маленькой, личной вселенной. Теперь они явственно чувствуют - мы ничто. И никто. Через пятьдесят девять....
...весь салон синхронно смотрит на часы...
...пятьдесят восемь минут нас... Нет. Не думать. Не думать.
А существовали ли мы вообще?
Пассажиры. Мы все здесь проездом.
Все громко пытаются что-то обсуждать, но разговор не клеится. Совершенно не клеится. Все просто, все понятно. И неизбежно. Человеческая логика пасует перед неизбежностью. Человек уже несколько тысячелетий, как угорь - просачивается и выживает везде. Ломает все. Переправляет на свой вкус. И тут...
Разговор постепенно замирает. Все думают. Мучительно, хором думают одни и те же мысли. Одну и ту же мысль. Короткую и очень непонятную мысль. И ещё - вопрос. "И это все?".
Стюардесса выходит и говорит
- Сорок пять минут до столкновения. Приятного полета.
Она будет выходить каждые пятнадцать минут и сообщать время.
Все вновь замирают и смотрят на неё.
- Смиритесь с неизбежностью.
Ещё через минуту толстый чернокожий из самого конца самолета первым выходит из всеобщего оцепенения. Он проходит через весь самолет - из третьего класса в первый. Ему надоело бездействовать. Ему надоело сидеть и ничего не делать. На нем потертые джинсы и свитер в катышках. Наверняка он собирал месяца три на билет. Копил, откладывал. Наверняка его сейчас мало волнует его цена. Так вот, он подходит к стюарду и громким, хриплым голосом потребовав виски - бросает замусоленую десятку на стол оглядывает салон взглядом победителя. Он жив.
И тут-то все и оживают вслед за ним. Они действительно оживают. Они ещё и не жили, по сути. Откладывали, копили что-то, искали... Там. Не здесь. Не у себя в жизни. Где-то там. В будущем. Они всю жизнь жили где-то в будущем. Но только не сейчас. Ни в коем случае не здесь.
И они начинают жить. Сначала тихо, смущенно. Потом все быстрей, громче, наглей, настырней.
У стюарда выстраивается очередь. Какая-то стильная, строгая леди покупает сразу целую бутылку мартини, быстро скручивает ей пробку и присасывается прямо к горлышку. У неё нет времени на этикет. У неё нет времени на приличия. Мартини золотистой струйкой стекает из уголка её рта прямо на серый воротник казарменно-делового костюма. Выхлебав залпом половину бутылки она наконец успокаивается и поймав на себе чей-то удивленно-брезгливый взгляд со смущенной улыбкой отвечает.
- Печень... здоровый образ жизни... Всегда себя ограничивала. А ведь так хотелось всегда попробовать, что это... И вы знаете?
Её качнуло.
- Это круто!
Люди всю жизнь боялись чего-то. За кислотно-щелочной баланс. Рак легких. Застарелая язва. Уровень холестерина в крови. Клетки мозга. Кариес. Рак легких. Язва. Они ежедневно себя в чем-то ограничивали. Они искали светлое будущее.
Будущего нет. No future, боже, храни королеву.
Те кто никогда не курил - носятся по салону с дорогущими сигарами в зубах. У них на лицах разочарование. Они кашляют, они подходят и спрашивают у маститых курильщиков "И это то, от чего вы ловите кайф?".
Стюардесса выходит и говорит
- Тридцать минут до столкновения. Приятного полета.
Остатки мартини стекают на пол по белой блузке.
- Смиритесь с неизбежностью.
Некоторое время пассажиры смотрят друг на друга со смешанными чувствами. И все продолжается. В первом классе нынче спрос на гамбургеры. Правда, оказывается, это то же дерьмо, что и десять лет назад. Владелец закусочной, сидящий в третьем ряду в первый раз за пять лет пробует то, чем каждый день потчует клиентов.
И его тошнит. Он мучительно пытается запить икоту шампанским.
В третьем классе как раз доедают омаров и фаршированого осетра.
Быстрее-быстрее-быстрее. Как мало времени, господи, как мало времени.
Двадцатилетний парень, сидящий в противоположном ряду вытаскивает тетрадку, некоторое время её листает. Выуживает маленький клаптик бумаги, отрывает половину, кладет в рот и запивает минеральной водой. Мужчина рядом непонимающе смотрит на него и спрашивает что-то. Парень громким, надломаным голосом отвечает
- Я наркоман, отец. Да-да-да. Твой примерный сынок - наркоман, видел, да? Это кислота. ЛСД. Лизергин. И мне пофигу, что ты об этом думаешь.
По лицу мужчины волнами пробегает сразу целое полчище чувств и эмоций.
Затем он молча берет из пальцев сына оставшуюся половину марки, недоверчиво рассматривает - и глотает вслед за сыном.
Весь мир у твоих ног.
Ты свободен.
Ты жив и свободен.
Что здесь главное - жив? Или свободен?
Между людьми завязываются и рвутся отношения. Начинается дружба или вражда. Где-то в первом классе вспыхивает драка, никто её не останавливает. Люди неожиданно кучкуются в семьи, по расовым, культурным, человеческим признакам. Я вижу, как парень обнимает девушку и жарко шепчет о том, что ещё в аэропорту заметил её и очень хотел познакомится. Она молча сует его руку к себе в декольте. Она спрашивает - "Ты меня сможешь трахнуть прямо в салоне"?
Она спрашивает - "Ты трахнешь меня в нескольих сотнях километров над землей? "
Она говорит - "Я всю жизнь мечтала о сексе в общественном месте. Ты сделаешь это?"
Она говорит - "Не беспокойся о презервативе. Я хочу забеременеть за полчаса до смерти. Как ты думаешь, на это хватит времени?"
Меня начинает тошнить.
Каждый, каждый человек здесь что-то прятал в дальний ящик мозга. Каждый человек что-то скрывал. Скрывал от всех, включая себя. Каждый человек здесь слепо чтил законы - законы приличий, веры, общества. Пародировал вместе со всеми некую общую, тотальную "естественность", "обычность". Боялся выделиться, отличиться на общем фоне. Заработать упрек. Презрительный взгляд. Теперь - все вышло наружу.
А вот эта девочка всю жизнь хотела выступить на публике, но боялась. Теперь она ходит из одного конца салона в другой и поет во все горло "Аве мария". А этот вот парень все дергает головой в такт музыке, глухо выбивая кросовком особо кайфовые моменты песен. Он вынул наушники только на пару минут, чтобы узнать , что случилось. Затем снова воткнул их обратно и сидит, как и сидел. Разве что прекратил улыбаться.
Тыц-тыц-тыц.
Стюардесса выходит и говорит
- Пятнадцать минут до столкновения. Приятного полета.
Всем пофиг.
- Смиритесь с неизбежностью.
Никто не обращает внимания, её голос барахтается в гуле других голосов и окончательно тонет в звонком "Аааааве мари-и-и-и-ияяяяя", исполняемом все же ниже, чем следует.
Удивительное чувство. Банкиры, чернорабочие, конторские служащие, продавцы хот-догов, брокеры, футболисты, домохозяйки... Они были в аэропорту. Они были здесь три четверти часа назад. Теперь же их нет. Есть одна должность, профессия и цель в жизни. Они - пассажиры рейса 2401. Но они отнюдь не чувствуют братских чувств. Люди из центрального ряда как раз с дракой отвоевывают места у окон, чтобы взглянуть, далеко ли ещё до земли. Некоторые наоборот - не выдерживают надвигающеся на них тверди и уходят от окон.
Внушительный белый мужчина, спокойно сидевший в третьем классе вдруг поднимается и ревет на весь салон, что собирается пересесть дальше, поскольку не собирается умирать со всем этим черным дерьмом вокруг. Все шторки, разделявшие раньше классы - давно оборвали, и я успеваю подтянуться и увидеть поверх сидений, как его избивают ногами посреди салона. Когда его оставляют в покое - на кровоточащем, израненом лице сверкает довольная, сумашедшая улыбка.
Если прислушаться - то из туалета слышны ритмичные глухие удары и женские крики. Судя по очереди парочек, выстроившихся у заветных дверей - им придется поторопится.
Все ускоряется. Быстрее. Быстрее. Быстрее.
Надо успеть.
Господи, надо успеть.
Надо успеть.
Успеть. Сказать все, попробовать, испытать, узнать.
Успеть.
Но открывается дверь. Снова появляется стюардесса.
- До столкновения с землей - две минуты.
И все замирают.
- Смиритесь с неизбежностью.
Поздно.
Вечность не уложишь в час, но они хотя бы попробовали.
Салон затих. Разговоры умолкли на полуслове. Все кое как рассаживаются по местам. Только из туалета раздаются ритмичные удары и ещё - снова слышен размеренный тыц-тыц-тыц справа.
Сложно понять, о чем думают эти люди... Но я могу поспорить - они сейчас счастливее, чем когда заходили в салон.
Все из них когда либо задумывались о смысле жизни. Но здесь, под конец - этого вопроса не возникло ни у кого. Все как-то сразу поняли или ощутили ответ. Вернее - его отсутствие.
Сьесть ещё сэндвич - чем не смысл для последних двух минут жизни?
- Минута.
Люди вокруг спокойны. Они улыбаются друг другу и смущенно пожимают плечами. Будто извиняясь друг перед другом за вынужденный конец совместного полета.
И за минуту до незапланированого приземления - на салон спускается любовь. Только мой молчаливый сосед закрыл глаза и откинулся на спинку кресла.
Люди держатся за руки. Земля уже очень близко. Можно увидеть стремительно проносящиеся мимо верхушки деревьев.
Тишина. В голове у каждого пищит и тикает таймер, отсчитывая даже не секунды. Смакуя и пропуская через себя каждый момент, каждый вдох, каждый оттенок в выражении лица соседа.
5 секунд.
Некоторые закрывают глаза. Кто-то целуется. Многие - просто держаться за руки. Там, за окном - неизбежность. Конец. Финита.
Как финальный аккорд - из туалета раздается торжествующий вопль.
И темнота.