Ну и что ж теперь, если кровь моя - исцеление от любой раны, кроме тех, что сам себе нанёс. И что же, что я однажды понял, что тоже умею плакать, и тогда же превратил свои слёзы в холодный солёный яд. Ты никогда не позволишь мне отоворить вен и пустить её на волю, а плакать в присутствии врага я никогда не стану. Не ты найдёшь меня - я тебя, но если тебе для этого пришлось бы отдать чуть больше, чем жизнь, за желание, то мне - чуть меньше, чем вечность, за то, чтобы наконец избавиться от него. А других способов нет. Однажды окажется, что всю жизнь я выскребал из горла комья и скручивающие его всё сильнее шёлковые нити, чтобы освободить место для воздуха и звука. Если вдохнуть достаточно глубоко - хватит груди для половины неба и останется ещё несколько шагов. Если кричать достаточно громко - растает корка ледяных узоров, вцепившихся в тело за эту зиму, и капля за каплей, срываясь с подрагивающих пальцев, будут смывать эту проклятую пыль прочь, уходить в привычную ко всему землю. Так только стирается иней и пыль, а больше и нет ничего в этой седине, иней и пыль, и чтобы оставить их за спиной и под ногами, нужно всего лишь чуть больше, чем жизнь, и чуть меньше, чем вечность... За спиной у меня - кислотные дожди, за спиной у меня - полторы секунды до лавины, горит земля и плавится стекло и сталь. Всё, что может на самом деле убить - за спиной у меня, за спиной. Но пока я смотрю тебе в глаза, нечего бояться - а после того окажется, что бояться уже поздно. Солнце пробивается из-за горизонта, разламывая ему рёбра. Станешь босыми ногами на костревище - и ощутишь самой почвой, что где-то идёт война, за полторы секунды до того, как в руки сунут кусок железа, и вперёд. Я прошу только, пока можно молчать, пока есть эти последние секунды и глоток сна напоследок, - узнай цвет этой дороги. У неё может не оказаться обочин...