Вчера я заглянула в почтовый ящик и нашла там очень странное письмо. Почерк был мне незнаком, и я даже не представляла, кто же мог написать его. Начиналось оно так:
"Это просто кошмар какой-то! Я не могу так больше жить! Все многовековые музыкальные традиции под угрозой уничтожения, все духовные идеалы и непоколебимые догматы богатейшего наследия классической музыки на гране попрания. Нами самими помыкают, как угодно, но, в конце концов, мы ведь не какие-нибудь банковские служащие, мы - музыканты! Люди с тонкой душой и утончённой натурой. Да-да, не побоюсь этих пафосных фраз! Что поделаешь, если это чистая правда?"
Честно говоря, такой стиль больше бы соответствовал дневниковым, а не почтовым откровениям, но это-то и заинтриговало меня больше всего, и я дочитала письмо до самого конца, не прерываясь ни на секунду.
"Я уже писала тебе в одном из последних писем, что Капитолий Яковлевич Супоедов, наш обожаемый, незабвенный дирижёр и руководитель, по состоянию здоровья вынужден был нас покинуть и отправиться на лечение в грязевой санаторий им. Роберта Коха. Так вот, на его место к нам назначили совсем ещё молоденького дирижёришку, который до этого работал в оркестре при наркологическом диспансере. И представь себе такую картину: мы, опытные и талантливые музыканты, проигравшие добрую половину жизни под предводительством такого гиганта музыкальной мысли, как Капитолий Яковлевич, вынуждены следовать совершенно профанским замечаниям этого никому не известного Йорика Былинкина. Бывают же такие дурацкие фамилии! Но дело конечно же совсем не в этом. Главная проблема в том, что он, ну совершенно не разбирается в музыке! Ты только представь себе, играем мы, к примеру, "Шехеразаду" Николая Андреевича Римского-Корсакова, и всем ведь прекрасно известно, что во вступлении вся рельефность и выразительность темы достигается, прежде всего, с помощью создания мелодической линии диатонических фраз четвёртой повышенной ступени ля-диез, а этот месьё Былинкин заставляет нас перескакивать на повышенную ступень си-бемоль! Ты можешь в это поверить? И доказывать ему что-то совершенно бесполезно. Я думаю, что даже сам Римский-Корсаков его не переубедил бы. Но это ещё не всё. На этом наши страдания не закончились. Этот мистер-твистер похоже решил совершить революцию в музыкальной среде, он перевернул всё с ног на голову в нашем оркестре: Былинкин полностью изменил порядок расположения музыкантов на сцене. В первом ряду у нас теперь располагаются ударные инструменты: литавры, тарелки, барабаны, треугольник, бубен, тамтам, маракасы, колокольчики и ксилофон, причём, что самое нелепое - не зависимо от того, есть ли их партия в данном произведении или нет, все они обязаны присутствовать на сцене во время концерта, хотя на репетиции могут и не приходить. За ударными торжественно восседают фаготы, минимальное количество которых теперь расширилось до восьми, а также три контрафагота. Далее следуют флейты и виолончели, затем гобои, кларнеты, бас кларнеты и контрабасы (их теперь двенадцать), и, наконец, в самом конце - скрипки и альты! Короче, все мы едва помещаемся на сцене, работать приходится в жуткой тесноте, на мой смычок постоянно наматываются волосы соседки-альтистки, пульт теперь приходится делить аж с тремя скрипачками, потому что больше пультов ставить не получается. А самое немыслимое нововведение - это то, что функции первой скрипки исполняет теперь первый (и единственный) треугольник! Но что печальнее всего, так это то, что наш некогда такой дружный симфонический коллектив неумолимо распадается на части: на тех, кто поддерживает, и на тех, кто выступает против этого чудовища Былинкина. Ну, как ты уже, наверное, догадалась, ударные и духовые горой стоят за все эти новые нелепости, а мы... Нам остается только смириться или покинуть оркестр. Боюсь, что придется выбрать последнее...
Брррррррр лям бам бам парам юрам!!!!!!!!
...о чем это я?.. Ах, да, я тут подумала, не отправиться ли мне вслед за незабвенным Капитолием Яковлевичем на лечение в грязевой санаторий им. Роберта Коха?
Думаю, это мне не повредит. А то нервишки, знаешь ли, расшатались в последнее время...
На этом прощаюсь, а то мне пора на процедуры".
Я так и не узнала, кто был автором этого письма, тем более что достала я его из чужого ящика.