Аннотация: Книга вторая, название рабочее, герои те же.
Глава первая. Александр Горьев, поверенный на испытании
Прошлым вечером барон обратился к статисту с необычным распоряжением. Один из гомункулов приволок огромную кипу бумаг, при ближайшем рассмотрении оказавшимися подборкой периодики северных и восточных графств за предшествовавшие недели. Распоряжение же состояло в том, что к "завтрашнему", сиречь наступившему, вечеру Озолос ждал от Александра экспертного мнения о происходящем не то все еще в графствах, не то уже в королевстве. Напрасно Горьев пытался отговориться тем, что аналитика выходит за рамки его компетенции и что он не обладает даже зачатками провидения, обязательными для профессионала - барон лишь тонко улыбнулся и завершил разговор веским "и тем не менее".
И вот немногочисленные обитатели поместья собрались в обеденном зале. Сам барон занял место у камина напротив выделенного статисту кресла, поодаль, словно опасаясь уютно потрескивающего огня, увядающим кленом встал некродруид. Баронетта ютилась еще дальше, едва различимая за порожденными пляской пламени тенями. Там же, во мраке, угадывался медвежий силуэт Малины. Чашничали неизменные гомункулы.
По случаю вечернего слушания малые столики украшали несколько старинных графинов из черненого серебра, наполненных пусть и недорогим по баронским меркам, но от того не менее освежающе-пьянящим белым альским. Барон, давая сигнал к началу мероприятия изволил:
- Шалинас. Можете начинать, - произнес он на общеимперском.
- Да, Ваша Светлость. Что интересует вас вперед всего? - Александр повел рукой, жестом, долженствующим означать поклон из сидячего положения.
- Все. Для начала обрисуйте общую ситуацию в графствах, как она вам видится.
Горьев, позволяя себе маленькую бестактность, потер ладонью лоб.
- Вопрос, прошу прощения, Ваша Светлость, куда сложнее, чем может показаться. Как я уже упоминал вчера - при обучении у меня был курс дедукции, аналитики и работы с источниками, но... Вам стоит понимать, что моя компетенция оставляет желать лучшего, но если вы позволите мне банальность - в графствах происходит попытка государственного переворота при поддержке иностранных интервентов.
Губы барона искривились в едва заметном намеке на улыбку:
- Даже моих дедуктивных способностей достаточно, чтобы понять это, Шалинас. Я бы желал чуть больше конкретики.
- Конечно, Ваша Светлость. Мне нужно было с чего-то начать. Мне сложно сказать в какой момент и кем именно были инициированы текущие события, газетные статьи столь же ангажированы, сколь и поверхностны, но сквозь все события последних месяцев красной нитью проходит имя Гория Грызнова - Настоятеля, виконта, подследственного, бунтовщика, Комиссар-Настоятеля, вновь подследственного, а теперь еще, возможно, и барона. Именно он, подозреваю - вне своей воли, стал катализатором текущих событий. Вначале - позволив Его Величеству обратиться к древнему праву амнистии, а позже - именно на несогласии Палаты иницировать бунты младшей аристократии, восстание и разгон Палаты. Я бы рискнул предположить, что все, начиная от дела Горьева и завершая совершенным на него покушением может являться частью одной большой игры...
- Его покойного Величества, - завершил оборванную фразу барон.
- И снова же, Ваша Светлость, - покачал головой Александр, - я вынужден сетовать о некомпетентности и скудности материала. В игре еще две крупные фигуры - Его Сиятельство Енас Литаллис и Его Сиятельство Ирас Шульге, к текущему моменту большинство остальных так или иначе входят в их орбиты. Малопонятна мне роль Нагур"на"затура - представленные вами источники или старательно обходят нигуров, или используют их в качестве пугала для читателя, стращая. Роялисты Чада, изначально кажущиеся лишь военным аргументом очно или втемную использующиеся одной из партий, полагаю прокоролевской, в текущих обстоятельствах вполне могут, если и не являются изначально, стать самостоятельным актором.
- Последнее маловероятно, Шалинас. Доставили только сегодня, - барон совершил манящий жест за спину и один и гомункулов послушно поднес вначале господину, а потом, повинуясь новому жесту - статисту газеты.
Александр взглядом испросив разрешения и получив утвердительный кивок, собрался углубиться в чтение. В последнем, впрочем, особой нужды не было - передовицы всех листов громогласно заявляли об одном - флот интервентов (весь, часть) уничтожен. Садгардские при этом делали акцент на потерях графств, столичные - упоминали этот факт вскользь. Горьев, тем не менее, пробежался взором по телу статей. Никаких подробностей, данных, описаний, лишь констатации факта потери флотов и домыслы авторов. Аккуратное упоминание о продолжении сухопутной интервенции, расколе в войсках и возможных переговорах как со стороны реставраторов, так и сторонников беглого Литаллиса. Статист только покачал головой, столь скудна и невнятна была информация.
- Боюсь навлечь ваш гнев, Ваша Светлость, но информация скудна донельзя. Неясны ни масштабы, ни цифры. Вы можете как оказаться абсолютно правы, снимая чадцев с доски, так и страшно заблуждаться.
- Возвращаясь. Кто бы конкретно ни являлся инициатором событий изначально - с определенностью можно сказать одно - графства перешагнули порог гражданской войны, что бы не вещали оптимисты. Бывшие центристы и толерантисты, перекрасившиеся в реставраторов - или сомкнуться вокруг новой фигуры, я, к сожалению, плохо помню родословную нашего покойного монарха и, как следствие, возможных претендентов, я, простите Ваша Светлость, просто не успел освежить воспоминания еще и в библиотеке - Александр аж зубы сжал, осознавая всю глупость этой промашки. - Или перегрызуться, разбившись на несколько лагерей. Консерваторы - распадутся на сторонников активных действий и действий строго законно-политических. Последних как силу, впрочем, можно не учитывать, их съест в политическом или военном смысле одна из сил. Запад, - Александр снова изобразил жестом поклон в сторону барона, - вы, полагаю, знаете много лучше меня. Ваши графства пытались отколоться и при куда более негативных для них и благополучных для страны условиях. Не вижу причин полагать, что в этот раз что-то изменится.
Алвис Озолос лишь в очередной раз наметил на лице улыбку, могущую означать вообще все что угодно.
- Сложнее всего мне предположить последствия для сателлитов и колоний - Чадящие острова, ифские поселения на Андроване, Порт Бури - я почти ничего не знаю об их соседях, кроме видовой принадлежности, но, вне всяких сомнений, - эти соседи попытаются воспользоваться слабостью метрополии.
- А Империя? - неожиданно весело спросила Альвиса, за что тут же была удостоена уничижающего взгляда со стороны деда, который не поленился обернуться на голос и нахмуриться. Реакция баронеты при этом осталась неясна в сгустившемся мраке, развеиваемом только пламенем камина.
- Империя... - Горьев постарался сделать вид, что семейный инцидент остался им незамеченным. - Да простит меня мэтр, но, я полагаю, всем присутствующим хорошо известны поговорки: "если ты не понимаешь, что происходит, ищи оссца" и "если оссец улыбается, значит он тебя уже использовал". Разобраться в интригах гроссмейстеров могут лишь сами гроссмейстеры. Но я бы на это не поставил.
- Подбрьюшье гниет. И мы - лишь черви, к чему же унижаться? - жутковато проскрипел так и не присевший Кленомор и барон уже в его сторону был вынужден бросать гневный взор, на который, впрочем, некродруид никак не среагировал. - Золото меняется на сталь, годы жизни - на годы смерти. Оссец здесь и он улыбается.
- Рудый! - окрик последовал, почему-то, со стороны баронеты, Озолос же сидел, словно ошарашенный бессильностью ранее кинутого взора. Улыбки на лице мага не было, впрочем, рассмотреть ее в рыжем свете огня сквозь черно-алую татуировку и не представилось бы возможным.
Малина, сдернутый с места окликом молодой госпожи уже стоял перед Кленомором, сверкая на последнего злыми нечеловеческими глазками с вытянутого рыла. Напряжение, разбавляемое лишь треском поленьев да неумолчным перещелком циклопического механизма, протянулось несколько секунд, пока барон не разрядил ситуацию тихо, но твердо окликнув:
- Отойди, Малина. А ты, мэтр, следи за тем, что твои прогнившие мозги прогоняют через твою не менее гнилую пасть. Тем не менее, здравое зерно в словах нашего некродруида присутствует, - барон улыбнулся чуть шире обычного собственному каламбуру. - Полагаю, Шалинас, текущий момент ничем не хуже любого другого для того, чтобы приоткрыть немного перед тобой завесу тайны.
Напряжение схлынуло, седой гвардеец косолапо отступил во мрак зала.
- Итак, Шалинас. Хочу донести до тебя один малый, но крайне важный факт, раскрытие которого может стоить жизни. Я, мы все здесь, являясь подданными графств Халровиана, тем не менее преследуем, если не сказать - представляем, интересы - в узком смысле - некоего лица, чьего имени я до времени называть не предполагаю, скажу лишь, что он является очень влиятельной фигурой в Северных Наместьях. В широком же - империи Осса.
Слова должны были повиснуть в темном зале невысказанной угрозой, должны были напугать или поставить в замешательство Александра. Но тот остался равнодушен. Ему было, без шуток, все равно. Утраченная личность не сохранила никакой эмоциональной привязанности к государству. Новая - не успела ее обрести. Равно как и вечное пугало Халровиана - империя Осса - были в сознании Горьева лишь сухой подборкой статистической информации. Это составляло некую проблему, но вовсе не того характера, каковой мог бы предположить барон - статисту нужно было оправдывать свое равнодушие. На секунды он даже задумался о том, чтобы поделиться с окружающими уже собственной тайной. Эти секунды и послужили ему помощью - Озолос трактовал их по своему.
- Размышляешь о своем дальнейшем поведении? Вижу тебя не особо потрясло известие. Полагаю, о чем-то подобном ты догадался несколько ранее?
- Не совсем, Ваша Светлость. Пытаясь быть с вами предельно откровенным - мне безразлично то, что вы мне сейчас сообщили. Я не аристократ, у меня нет владений, за которые я могу держаться, и не делец, чтобы опасаться утраты вложений. Я не испытываю особой предвзятости перед осской идеологией, абсольверизмом и не придерживаюсь радикального гуманизма, заставляющего осуждать страдания любых форм жизни вне зависимости от разумности последних. И потому, простите, но ранее я даже не размышлял об этом, как вы вряд ли размышляете о том, каким цветом видится черепица на донжоне этим вечером.
Барон долгую минуту молчал, изучая лицо собеседника, то ли размышляя над услышанным, то ли выискивая следы неискренности в чертах Горьева.
- Я услышал тебя, Шалинас. Твои слова могут стать как первым маленьким шажком мне навстречу, если ты честен, так и первым штыком откинутой земли в твоей будущей могиле - если нет. Что ж, проклятый колдун испортил всю беседу, - барон встал, Александр вскочил вперед него. - Доброй ночи. Алвиса.
- Доброй ночи, - единственным пожелал Александр, наблюдая, как Озолос под руку уводит внучку из зала.
Ночь началась муторно и тревожно - в дальнем лесу завывали не то волки, не то гвардейцы барона, обвыкаясь со звериным тотемом перед близящимся полнолунием, вгоняя подсознание в животный ужас и порождая мешающую сну тревожность. По ясному небу скользили редкие облака, перекрывая колючие звездные огоньки, сулящие похолодание. Где-то в глубине поместья, глушимые бесконечным щелканием и стуком, разносились голоса: высокий женский и едва угадывающийся мужской - несложно было предположить, что аристократическая семья, вопреки пожеланиям, вовсе не удалилась на покой, а затеяла ссору.
Александр, бесцельно прокрутившись в постели с час, сдался наконец и, одевшись, решил прогуляться. Мысли его не были сосредоточены ни на чем конкретном, пребывая в состоянии, более близком преддремотному. Бесцельное блуждание - вывело на задний двор, к саду, где все так же журчал фонтан, а каменные девы, не замечая темного на темном силуэта полуночника, томно потягиваясь перетекали из одной соблазнительной позы в другую.
Не сразу, но Горьев вынужден был признать, что погнала его на двор не праздность, но подспудное желание хоть пару фраз ухватить из все продолжающейся ссоры барона с внучкой. Ничего странного не было в том, что чувства к женщине, с которой он провел уже далеко не одну ночь кряду, статист испытывал куда как более теплые, нежели чем к отстраненно-холодному, пускай и безупречно обходительному, Озолосу. Овеянная злой магией полуночи фантазия услужливо подкидывала жутковато-героические сцены, неизменно наполненные случайно, но желанно пролитой кровью, мимолетным раскаяньем и горячей девичьей благодарностью.
Прервал фантазии то ли кашель, то ли всхрип из-за спины, заставивший сердце дать сбой, колени - ослабнуть, а руку - метнуться к отсутствующей на поясе шпаге - из тени стен проступил крупный сутулый силуэт. Малина уже какое-то время сидел прямо на каменных плитах крыльца, подпирая кладку и сейчас лишь подался слегка вперед, звуком обозначив свое присутствие.
- Малина, - Александр не сразу совладал с сорвавшимся от неожиданного испуга голосом, но льстил себя надеждой, что сумел не показать этого.
Перевертень неопределенно проворчал по-звериному в ответ. Горьев задумался - способен ли тот вовсе к членораздельной речи, столь сильные изменения претерпело некогда человеческое лицо с годами. Потом же, решив не терзаться, спросил прямо:
- Малина, ты вообще способен говорить? - единственное, что могло бы смутить Александра перед этим вопросом - это не вполне ясный статус не то старшего гвардейца, не то начальника охраны, не то особо приближенного телохранителя, стоявший как минимум не ниже статуса самого Горьева.
Перевертень рывком поднялся с земли, сделав шаг под свет звезд, позволяя собеседнику чуть лучше рассмотреть его. Жестом покрутил ладонью, что можно было трактовать как "так себе" или "не уверен". Александр кивнул, подтверждая, что жест увидел. Прошел, уперся в ограду крыльца, праздно блуждая взглядом по звездному небу.
"... уже жалею, что согласилась..." - неслось с верхних этажей. "... терпеть указания?" - в яростном возмущении вопрошали окна высоким голосом баронеты, поблескивая светом масляных ламп.
- И часто они так? - больше в пространство, нежели конкретно к перевертню, вопросил Горьев. Перевертень отреагировал неопределенным же ворчанием, больше напоминающим медвежье, чем человеческое.
"... угрожать?! Мне?!..." - достигла своего апогея ссора, затихла ответом барона, который за несколько часов так ни разу и не повысил голоса настолько, чтобы это можно было разобрать. И утихла. С четверть часа еще статист подпирал перила, подмерзая в ночной прохладе и помимо воли вслушиваясь, но больше голоса из дома слышны не были. Погасли и окна покоев. Продрогув окончательно - Александр вернулся внутрь.
Поднимаясь к выделенным ему покоям, на пролете между первым и вторым этажом он встретил барона.
Властитель поместья даже не раздевался ко сну. Он стоял напротив больших стационарных часов, в которых Горьев уже давно предполагал основу и центр рукотворного бессмертия. В руках у барона была лампа и потому Александру без труда удалось рассмотреть лицо того. Были в нем какая-то грусть, замешанная на задумчивости. Было и что-то еще, но определить, что именно - стороннему наблюдателю возможным не представлялось.
- Мы тебя разбудили, Шалинас? - барон обернулся к поднимающемуся по ступеням статисту и стало возможным рассмотреть бледнеющее, но все еще отчетливое пятно на левой щеке - след от пощечины. Александр внутренне содрогнулся, пугаясь, чем оная могла закончиться для баронеты и непроизвольно сжал кулак. Это не ускользнуло от внимания Его Светлости - Не трудитесь, с Альвисой все в порядке.
Александр лишь отвесил поклон, пытаясь сгладить ситуацию.
- Вы умны и проницательны, Шалинас - барон едва ли не впервые обратился к статисту в более уважительной форме, нежели того требовалось этикетом. - Но молоды и потому горячи. Постарайтесь, чтобы это не довело вас до беды, помните, чьи люди вас окружают, прежде, чем принимать опрометчивые решения.
Барон словно отмел какую-то мысль, тяготившую его до появления статиста, распрощался коротким кивком и направился вверх по ступеням. Александр остался в темноте и одиночестве, размышляя, что конкретно имел в виду Озолос и есть ли в поместье хоть кто-то, не вкладывающий в простые фразы подспудных смыслов. Перед глазами снова встала гротескная фигура Малины, одним движением поднимающаяся с плит крыльца.
Позже ночью, когда Александр уже отчаялся дождаться и при этом тщился забыться тревожным сном - явилась, наконец, Альвиса. Бесшумной тенью скользнула она мимо незапертой двери. Как была, в ночном платье, забралась под одеяло и почти по-детски, беззащитно, прижалась к любовнику, словно пытаясь вжаться в него всем своим естеством. Горьев провел ладонью по милому лицу, готовый утешить возлюбленную, но не обнаружил под ладонью слез.
- Ты, наверное, хочешь знать, почему Империя? - вообще не к месту прошептала баронета. Ему, конечно же, было все равно, но для нее это, явно, было продолжением разговора, завершившегося громкой ссорой. - Они обещают бессмертие, насколько оно вообще возможно. Независимость от проклятых часов, разросшихся по всему дому, тикающих, и тикающих, и тикающих... Обещают становление в роли высшей нежити, наделенной свободой воли и...
- И лишенной эмоций, - вспомнил свой давний разговор с "торговцем диковинками" Александр.
- И лишенной эмоций, - легко согласилась Альвиса.
- И все?
- Все?! - баронета даже вскинулась, садясь на кровати, голосок ее зазвенел от ярости. - Все?! Это - все! Жизнь без страха. Вечного, липкого, не отпускающего.
Александр, никак не ожидавший такой вспышки, попытался коснуться руки любовницы, но та отдернула ее, отстраняясь.
- Альвиса... Ваша Светлость, боюсь я криво выразился, - Горьев заговорил мягко, словно успокаивая ребенка. - Я ни в коем случае не пытался преуменьшить целей вашего деда - они ничуть не хуже многих и уж точно достойнее некоторых. Я лишь имел в виду, что неужели барон не может позволить себе этого без... сомнительных союзов, ставящих его... бессмертие? - под прямую угрозу? Его Светлость препоручило мне значимую часть своих финансовых расчетов и я вижу, что бедным человеком он никак не является. Более того, его финансовому благополучию могли бы позавидовать некоторые члены Палаты.
Застывший в напряжении стан баронеты чуть сник, ярость ушла столь же быстро, как и накатила, теперь в голосе засквозила какая-то тоска:
- Деньги... Всегда - проклятые деньги, словно ничего в мире помимо них и не осталось... Мой милый Тобайяс, я даже не стану пояснять, почему мир не переполнен высшей нежитью, чахнущей над златом, а казна империи не ломится от доходов только по этой статье - но ты не задумывался, а откуда все это, как ты выразился - финансовое благополучие? Нет? То-то же.
В спальне на какое-то время воцарилось молчание. Дом привычно щелкал и перешептывался. Альвиса позволила, наконец, коснуться рук и несколько минут Александр поглаживал нежные девичьи ладони, разминая не знавшие труда пальцы.
- Наш мир, кажется, переполнен магией, магами, чарами и чудесами, - прошептала едва слышно Альвиса. - Они повсюду. В каждой конторе учет ведет пророк. Над каждым полем - согнанные аэромагами тучи. Утомишься, пока обнаружишь кладбище, не состоящее на учете у какого-нибудь, пусть захудалого, но упокоителя. Но стоит тебе взяться за дело серьезней - и сказка обращается фокусом, шарлатанством или, в лучшем случае - посредственностью. И ужасная Осса, переполненная нежитью всех сортов и сложностей, неожиданно, не располагает и парой сотен высших некромагов, перешагнувших черту смерти, из которых хорошо если несколько десятков способны провести через эту черту кого-то еще в сознании и памяти. И взобрались они столь высоко, что даже просто связаться с ними ничуть не легче, чем с самим Императором. Как думаешь - насколько таким существам интересны деньги, даже будь они у нас?
- Вы об этом спорили? - Александр с ладоней перебрался к предплечьям, помогая любовнице расслабиться, успокоиться, выговориться.
- Так громко, да? - в голосе Альвисы послышалась, наконец, улыбка. - Прости, временами я выхожу из себя. Нет, дед попытался отчитать меня за "встревание" в разговор накануне. Считает, что я спровоцировала Кленомора.
- А ты спровоцировала? - от предплечий Горьев поднялся еще выше. Баронетта склонила голову на бок, щекой касаясь тыльной стороны его кисти, потерлась слегка.
- Конечно, но не стану же я ему в этом признаваться! Ты здесь уже достаточно, чтобы перестать держать тебя в полном неведении. Дед излишне осторожен для человека, у которого в распоряжении пол-десятка оборотней, гомункулов и один некромаг сомнительной верности.
- А Свиристель?
- А Свиристель - в моем распоряжении, - хохотнула баронета. Настроение и голос ее становились все более игривыми, чем более смело действовали ладони статиста. - Как, надеюсь, и ты.
Альвиса развернулась лицом к Александру, обвивая руками, целуя, дразня, обещая и одаривая. Ночь, наконец, вернулась в привычное русло.