"Почему на Украине "новый русский" чаще всего выглядит как старый еврей?"
(Из дневника Валерия Григорьевича Долупанова, 28 апреля 2003 г.)
Валерий Григорьевич Долупанов был человеком в принципе не глупым, не вредным, но пьющим. И это обстоятельство его часто изменяло до неузнаваемости. В похмельном состоянии он даже думать не мог на родном русском языке и мысли его путались в форме специфического харьковского диалекта, прозванного в этих краях суржиком. В голову приходили лишь суржик и русский мат, хотя в трезвом состоянии он никогда не матерился и выражался изысканно на литературном русском языке. Университетское образование чувствовалось в трезвом Долупанове, чего нельзя было сказать о выпившем Валерии Григорьевиче. Пьяный или с бодуна Долупанов превращался в быдло, хама, матерщика ненавистного самому себе. Он презирал себя, когда был не в себе, но ничего не мог с собой поделать. И в это весеннее утро, едва проснувшись и, одурев от поплывшего перед глазами потолка с хрустальной люстрой, Валерий Григорьевич напоролся на неприятно сформулированную мысль в похмельном сознании: "Шо це таке?" И сразу же получил ответ: "Це не шо, а че! Хрен через плечо!" Так поговорив мысленно с самим собой, Долупанов собрал остаток сил и встал с постели. Оглядел комнату, словно не свою, будто в чужом доме. Но квартира была его, где он проживал уже много лет с женой, мамой и дочкой. В трех комнатах с удобствами: просторной кухней, прихожей, двумя балконами, раздельным санузлом. Так в одном из спальных районов Харькова жила - была в начале 21 века семья пьющего, но хорошего фотографа, считавшего себя художником.
Долупанов разглядывал себя в зеркале, стоя босиком на паркете в трусах и майке перед зеркальным шкафом рядом с письменным столом и его любимым старым кожаным креслом. Он провел ладонью по трехдневной седой щетине, вспомнил что - то приятное или веселое, улыбнулся, подмигнул своему зеркальному отражению, отошел, уселся в кресло, взял с письменного стола толстый блокнот с надписью на обложке: "Дневник художника В.Г. Долупанова". Произнес вслух: "Шо це таке? Не шо, а че..."
На столе стояла банка импортного пива. Валерий Григорьевич открыл ее и принялся за содержимое, точно принимал микстуру по рецепту домашнего доктора - медленно высасывал из баночки каплю за каплей по глоточку за глоточком. А остаток с донышка буквально вытряс в свой широко открытый рот.
Долупанов отложил пустую банку на край стола, вздохнул, о чем - то подумал приятном, хихикнув и щелкнув пальцами рук. К этому жесту пьяного купца в трактире из старого советского фильма следовало бы добавить по законам жанра фразу: "Человек, шампанского барину!" Но Валерий Григорьевич раздраженно произнес: "А шо мы робим? Че это я на хохлятском заговорил? Допился, блядки - прятки! И куда меня опять вчера ночью понесло? Ехал бы домой с работы. И че мы там отмечали? Шеф вообще совесть потерял - второй месяц денег не платит, только наливает каждый день. И че я с ним пью? А он че пьет? Еврей, а пьет как русский! Мама у него была русская, померла недавно, царствие ей..."
Долупанов перелистывал свой блокнот - дневник, размышлял, ворчал, как старый дворник, заметивший новую кучу мусора после уборки на своем участке. "А шо це таке? Тьфу, если так дальше пойдет, я с бодуна на иврите заговорю, надо меньше пить! Завязывать надо! Закурить бы, курить очень хочется!" - разговорился в пустой комнате Валерий Григорьевич. На полу были разбросаны его брюки, пиджак, рубашка, галстук, носки. Долупанов вскочил с места, обыскал свои вещи и нашел в карманах початую пачку сигарет, зажигалку. Достал из тумбочки возле двуспальной кровати пепельницу, закурил. А потом, удобно расположившись в кресле, стал вслух читать из своего блокнота - дневника: "Если жена утром не разговаривает, значит, наверно, вечер удался..."
Долупанов отшвырнул блокнот, раздраженно воскликнул: "Какой козел это придумал?" У него было много претензий к себе этим утром. И он продолжил свой монолог, словно в комнате был еще кто - то кроме него: "Нет, кто мне - доктор, если я старый козел не просыхаю? Шеф денег не платит, но наливает! Пьянки - гулянки, амур - гламур, блядки - прятки и так каждый рабочий день в этой шарашкиной конторе! Я с этим евреем, который под русского косит, скоро вовсе сопьюсь. Он мне лапшу на уши вешает, говорит: "Ты, Долупанов не фотограф, ты художник с большой буквы..." С какой такой большой буквы? С буквы "Х"? Я девчонок в его модельном агентстве фотографирую, а он на них деньги делает. И на моих снимках. А мне что с того? Уволюсь, брошу пить, все эти пьяные блядки - прятки по ночам, открою фотоателье, стану "новым русским", хоть я и не еврей..."
Дверь открылась, в комнату вошла жена.
- Проспался? Мне надо с тобой поговорить. Так дальше жить нельзя, - сказала она.
- Я знаю.
Долупанов громко с досадой прочитал последнюю фразу из своего дневника: "Почему на Украине "новый русский" чаще всего выглядит как старый еврей?"
- Опять евреи во всем виноваты? А ты не пить не пробовал? Дурак ты, Долупанов, тебе уже сорок с хвостиком, а ты еще зеленый, как огурец! Что ты там в своей тетрадке пишешь? Кому нужен твой пьяный бред? Ты фотограф или писатель? Пора бы уже знать, кто ты есть!
- Я художник. Так шеф говорит. А художник - понятие в широком смысле философское. Быть художником - это значит творить сердцем, можно снимать при этом, а можно и писать, жанр и вид творчества - это всего лишь инструменты для самовыражения художника. Ремесленник устроен иначе, он не творит, он создает свои работы умом и навыками, а после выставляет их на продажу. Но чаще всего работает по заказу за деньги...
- Лучше бы ты стал ремесленником!
- Кому лучше?
- Нам лучше. Мне, твоей дочке, твоей матери. А кто тебе еще нужен? Кто, если не мы?
День первый, илиГеморрой в голове
"Не треба нам мова российска, нам харьковский суржик - родной! А мэр чи москаль сионистский, чи наш Городской Геморрой!"
(Надпись на плакате одинокого бунтаря Артема Войнаровского, пикетировавшего заседание харьковского горисполкома, 22 июня 2012 г.)
Весь город помнил и Войнаровский наверняка не забыл Долупанова в эпатажном образе пьющего фотографа частного модельного агентства "Харьковчаночка", хозяин которого Михаил Самуилович Корман несколько лет назад продал свой бизнес, тупо купил депутатский мандат, чтобы не сесть в тюрьму за сутенерство...
Но Долупанов никогда раньше не выпивал с Войнаровским. Как - то не доводилось, когда Валерий Григорьевич не был еще респектабельным трезвенником - бизнесменом, вернувшимся в свой город из Москвы, куда многие харьковчане перманентно более или менее удачно ездят за "длинным рублем". Раз повстречались они случайно на презентации то ли пивного, то ли водочного завода, но о той встрече у Долупанова были смутные воспоминания. Он лишь помнил, что заводская охрана быстро выпроводила Войнаровского, узнав в нем скандального журналиста газеты социалистического толка "Левый берег".
Тогда - то в уже далеком 2004 году в самый разгар "Оранжевой революции", когда всюду в Харькове звучала украинская речь и на оранжевом Майдане мелькали узнаваемые лица национально озабоченных политиков, ставший безработным Долупанов на нервной почве бросил пить и курить одновременно. И, разменяв пятый десяток прожитых лет, как прыщавый тинейджер со спермотоксикозом, грубо говоря, прилип к сладкому месту смазливой не по годам ушлой бленды. Придумал себе в духе Голливуда "Love Story". Поверил в нее, но "Happy End" не получился. Долупанов чуть не разрушил свою семью, связавшись с двадцатилетней Машей, смотревшей на него, как на свой живой билет в другую жизнь с амуром - гламуром в Москве. А блядки - прятки в Харькове с не свободным, или лучше сказать - женатым с прошлого века, депрессивным провинциальным ухажером с комплексами непризнанного гения ей были ни к чему. Маша хотела романтических отношений с успешным красавцем, амура - гламура, как в телевизоре на самых рейтинговых московских каналах. А Долупанов Валерий Григорьевич - это, как ни крути, ретро из стариковской программы "Рожденные в СССР" на канале "Ностальгия". Но что - то притягательное в Долупанове, судя по всему, все - таки было...
Для своего возраста Долупанов был в хорошей физической форме. На него молоденькие женщины часто с интересом поглядывали. А когда - то в студенческие годы от девчат у Долупанова отбоя не было. Но когда это было! Увидев однажды фотографию Валерия Григорьевича на университетской виньетке, его родная двадцатилетняя дочь - студентка весело сказала: "А ты у нас оказывается секс - символ семидесятых! А я думала, что в тебе мать нашла в прошлом веке? Было, что - признаю!"
Длинноногая Маша Козловская искала резон в отношениях с Долупановым уже в новом веке, когда время оставило свои отметины на его по своему все еще привлекательном мужественном лице с умными карими глазами. Если говорить о внешности, то Маше особенно нравилась его улыбка и густые черные волосы с проседью, зачесанные назад. "Соль с перцем у тебя на голове, а глаза - два омута, голову кружат!" - приговаривала Маша часто наедине со своим папиком - бойфрендом. Он ей действительно нравился, как мужчина. Но замуж за него она бы не пошла, даже если бы он ушел из своей семьи и сделал бы предложение Маше. Муж ей нужен был другой - и моложе, и богаче Долупанова. А на папика - бойфренда у Маши были свои виды: она хотела, чтобы он поехал с ней в Москву вроде, как на заработки. Она рассуждала, как женщина расчетливо: "У Валерия Григорьевича там старые связи, друзья - сокурсники, он ведь учился в Москве..." Ее расчет оправдался: Долупанов, оставшись в Харькове без работы, легко получил согласие семьи на поездку в Москву, аргумент у него нашелся железный: "У меня там друзья - сокурсники, помогут деньги заработать, а там глядишь и здесь ситуация изменится к лучшему, хорошая работа для меня найдется, я вернусь... Мы же ничего не потеряем от того, что я в Москве поработаю... Лучше, чем дома сидеть без зарплаты..."
Валерий Григорьевич в Москве работал фотокорреспондентом и обозревателем журнала "Глянец". Машу пристроил в рекламное агентство фотомоделью. И она там не растерялась. Нашла себе через пару месяцев подходящего бойфренда: молодого успешного предпринимателя с благозвучной фамилией Белоцерковный и вскоре сама Козловская стала Белоцерковной...
Долупанов вернулся в Харьков, когда к власти на Украине пришли "бело - голубые" и все опять в приграничном мегаполисе заговорили на родном языке: кто на чистом русском, а кто на суржике с так называемыми украинизмами...
Работал Валерий Григорьевич в своем собственном модном в городе фотосалоне "Love Story". Заказов было полно. В основном частное предприятие В.Г. Долупанова "Love Story" обслуживало молодоженов, имело официальный договор о сотрудничестве с Дворцом бракосочетания. Но были у фотосалона предпринимателя Долупанова деловые отношения и с местными рекламными агентствами, редакциями региональных газет и журналов. Перестав быть пьющим, Долупанов снова стал пишущим фотографом, каким и был в молодые годы. А это и в Москве ему помогло, и в Харькове после возвращения пригодилось.
Валерий Григорьевич обещал местному изданию "Вечерний Харьков" сделать фоторепортаж, а заодно интервью с бунтарем Войнаровским. Но он не предполагал, что встретит Артема Войнаровского у стен мэрии, выйдя из подземки на станции "Советская". Валерий Григорьевич едва не столкнулся с Войнаровским прямо у входа в мэрию. Он смотрел себе под ноги, держа на ремне через плечо кожаную сумку с дорогой фотокамерой, когда к нему подскочил худощавый неопрятного вида человек с рыжей щетиной и рыжими бровями над глубоко посаженными хищными глазами, острым носом и безукоризненной белизной фарфоровых зубов в полуоткрытом овале рта. Долупанов удивленно поднял глаза и произнес с улыбкой:
- Где бы мы еще встретились! Все воюете, господин, или товарищ Войнаровский?
- А шо робить, колы ридну мову хотят загубить?
- Вы же всегда по - русски разговаривали, я помню...
- Ни! Я харьковской мовой гутарил, я не москаль, я казак харьковский, Харьков - це мое Дикое Поле... Мене не треба ни хохляцка, ни российска мова... Мене не треба ни, як кажут, ни хохлы, ни москали, ни оранжевая влада, ни бело - голубая! Мене треба вольница на Диком Поле, и харьковская казацкая мова - суржик, яка булла при основателе города, при казаке Харько в эпоху императрицы Екатерины Великой!
Милицейский наряд перед входом в мэрию наблюдал за диалогом фотографа и пикетчика, сжимая в руках резиновые дубинки, но при этом добродушно улыбаясь. Прохожие спешили по своим делам, но некоторые останавливались, узнав городского бунтаря Войнаровского. Кое - кто делал снимки на мобильный телефон. Артему Войнаровскому и нужно было внимание толпы, а не одного Долупанова. И он продемонстрировал свое желание быть в центре внимания общественности, стать, как принято говорить сегодня, ньюсмейкером, то есть - на языке оригинала: "newsmaker", что означает в буквальном переводе с английского - "делающий новость". Артем Войнаровский сделал несколько шагов в сторону от Долупанова, занял место на проходе перед входом в офис градоначальника и на глазах у изумленных стражей правопорядка стал артистично во весь голос как на театральных подмостках декларировать стихотворный текст собственного сочинения на суржике: "Хто казав, шо мэр на месте? Казнокрады, вон из мисто!"
Долупанов быстро достал из сумки свой фотоаппарат и принялся энергично снимать Войнаровского в кураже. Бунтарь поднял над головой плакат и озвучил текст, словно на митинге: "Не треба нам мова российска, нам харьковский суржик - родной! А мэр чи москаль сионистский, чи наш Городской Геморрой!"
Он еще успел выкрикнуть несколько обидных фраз в адрес градоначальника, должность которого официально на Украине именуется не иначе, как "Городской Голова". Артем Войнаровский придумал и прокричал нечто похожее на классическое изречение: "Разруха в головах!" В его версии это получилось актуальнее для отдельно взятого украинского мегаполиса: "Геморрой в Голове Городской!"
Войнаровский крикнул и убежал. Словно, знал, что этого выкрика ему не простят. Власть может наплевать на критику и даже на оскорбления, но она не терпит и не прощает насмешек.
Наряд милиции кинулся в погоню за Войнаровским. Все произошло так быстро, что Долупанов не успел никак на это отреагировать. Через минут пять Валерий Григорьевич уже видел Войнаровского в наручниках с побитым лицом. Три милиционера запихивали бунтаря в милицейскую "каталажку", еще двое стояли рядом с дубинками в руках и улыбались...
Войнаровского увезли. А к Долупанову подошел знакомый клерк из мэрии по фамилии Сукин. Вкрадчивым тоном сказал:
- Вы не к нам случайно пожаловали, Валерий Григорьевич? Чем могу быть полезным?
- Войнаровского отпустят? От него пахло спиртным, трезвый он управляемый...
- Весь его бунтарский дух в стакане? Отними у него стакан, и он уже никакой не бунтарь - так что ли получается? Да, обмельчала оппозиция - пьянь, да рвань... Босяки, чернь! Кто они такие - или алкаши, или проходимцы! Войнаровский - типичный представитель, хоть и вроде левый, а не правый! Кто он такой, если разобраться? Пьяница и проходимец! Выпустят его, не беспокойтесь. Кому он нужен, чтобы не выпускать? То ли дело, когда мы были в оппозиции! Наш мэр на площади Свободы...
- Не помню, не знаю, я тогда в Москве работал, простите, мне надо идти. До свидания, господин Сукин!
- Ну - Ну! Ну - Ну! Как знаете, вольному воля, Валерий Григорьевич. Говорят, что после Москвы вас, как подменили: пить бросили, курить тоже бросили. Похвально! Это же - поступок! Сила воли! Это не бунтарский дух в стакане, как у некоторых. Это трезвый выбор - с кем, где, когда, как и так далее. Вы серьезный человек, Валерий Григорьевич. И власть к таким как вы серьезно относиться должна, верно?
- Вам виднее. Но я ведь политикой не занимаюсь, господин Сукин.
- Зайдите ко мне как - нибудь, поговорим об этом. И не тяните. Вы ведь бизнесом занимаетесь с некоторых пор, верно? Вам с городской властью дружить надо, верно? И что мешает?
- Ничего не мешает. Но я нигде не ищу не дружбы, не вражды. Я просто соблюдаю законы, работаю, плачу налоги. Разве этого мало?
- Ну - Ну! Мне пора в кабинет, работы много.
Клерк ретировался. Долупанов понял, что одним недоброжелателем в городе у него стало больше, если не врагом...
День второй, или Cherchez la femme
"Шершеля фам,шершеля фам, не верьте бабы этим мартовским котам,шершеляфам,шершеля фам, они шершелят постоянно новых дам!"
(Припев из песни, 23 июня 2012 г.)
Минувшей ночью Валерий Григорьевич плохо спал, видел во сне крысиное лицо знакомого харьковского бизнесмена и депутата горсовета Виталия Абрамовича Кукса, призывный предвыборный бик - борд его юной протеже Даши Горячкиной по прозвищу Чичолина. Даша стала кандидатом в нардепы по выделенному ей избирательному округу благодаря поддержке приятеля Кукса - вечно небритого городского головы, то бишь - мэра. Внешне Даша Горячкина удивительно похожа на порно - звезду Чичолину, прошедшую в итальянский парламент. Такая же, как итальянка, эффектная, сексуальная, только моложе, свежее, аппетитнее с упругой попкой в облегающей мини - юбке и сиськами в чашечках лифчика третьего размера под стильной прозрачной блузкой. Почти детское лицо Горячкиной было изнасиловано вульгарным макияжем и Даша на бик - борде напугала во сне Долупанова, как ангел на панели...
А вдобавок ко всему, приснилось Валерию Григорьевичу самое натуральное дерьмо, куча говна с отвратительными летающими над ней тучными мухами. Проснулся он с тревожной мыслью о том, что в отличие от многих других, ему лично обычно такое снится не к деньгам, не к удаче, напротив - к безденежью и прочим неприятностям. Но он попытался успокоить себя тем, что далеко не все его сны оказываются вещими и не факт, что этот сон станет знаковым. С тем и отправился Валерий Григорьевич на работу. А там его уже ожидал в приемной посетитель - Артем Войнаровский, тот самый городской бунтарь с журналистским скандальным недавним прошлым.
- Валерий Григорьевич, я объясняла господину - товарищу, что нужно предварительно договариваться о встрече... - затарахтела секретарша, едва переступил порог приемной Долупанов.
- Доброе утро, рад видеть, - обратился Валерий Григорьевич к Войнаровскому, протянув ему руку.
Артем Войнаровский ответил на приветствие рукопожатием и спросил:
- Вы примите меня?
- Заходите, поговорим, если это не очень долго.
- Минут пять. Конфиденциально.
- Хорошо.
Они вошли в кабинет.
- Понимаете, вам угрожает опасность, Валерий Григорьевич. Я знаю точно, что готовится рейдерский захват вашей фирмы.
- Вы опять заговорили по - русски, а как же харьковский суржик? Вы отказались от борьбы за статус региональной мовы вашего любимого диалекта?
- Вы зря не воспринимаете всерьез мои слова. Мне известно из достоверных источников, что Чичолина, то есть Даша Горячкина положила глаз на вашу "Лав стори".
Долупанова эта фраза застала врасплох, у него сорвалось с языка:
- Вы плохо произнесли, надо говорить по - английски: "Love story".
Они стояли в центре кабинета напротив друг друга, как боксеры в ринге перед боем.
- Вы не поняли, Валерий Григорьевич! Эта "ночная бабочка" залетная - Даша Горячкина вспомнила, что родилась в харьковском роддоме и решила, что весь наш город теперь ей что - то за это должен! И я должен, и вы должны, понимаете?
- Не понимаю. Я ей ничего не должен. Я никому ничего не должен.
- Это вы так думаете. А она считает, что вы должны. И Кукс ее поддержит, можете не сомневаться. Геморрой? Или вы еще не поняли?
- Не понял. Не верю. Кто вам сказал?
- Вы знаете Сукина?
- Кто ж не знает Сукина? Сукин - настоящий сукин сын, весь мелкий и средний бизнес в городе поборами обложил, как браконьер капканами заповедник...
- Так вот Сукин мне слил эту информацию, у него свои аппаратные игры...
- Сукин? Смелый клерк! И Кукса не боится, и городской голова ему - не геморрой, так что ли? Вы мне это хотите сказать? И я должен вам поверить?
- Я не поп, мне ваша вера до пятой точки, Валерий Григорьевич! А только, подумайте, зачем мне вам врать?
- Не знаю. Мало ли? А какой вам резон предупреждать меня? Мы ведь с вами шапочно знакомы, ну, виделись, пару раз в жизни - вот и все наше знакомство. Мы даже не пили ни разу, когда я еще позволял себе...
- У Даши Горячкиной есть на вас компромат, как мне сказали. Накопали...
- Какой еще компромат? Кто накопал?
- Компромат, говорят, убойный! Фотографии, видеопленки и т. д. Я сам не видел, но мне подробно рассказали. Там вся ваша "лав стори"! Порнуха, говорят! И в бане вы с вашей бывшей моделью из борделя, проданного вашим бывшим шефом господином Корманом, купившего себе на вырученные деньги депутатский мандат...
Долупанов нервно зашагал по скрипучему паркету, заорал:
- Все вы про всех знаете, господин скандальный репортер!
- Я бывший репортер.
- Бывших репортеров не бывает! Зря вас милиция отпустила после вчерашнего демарша возле мэрии, ой зря! Вы опасный для общества человек! Вы асоциальная личность, господин Войнаровский! Вы хуже самого мрачного интроверта!
- Да, я не ангел, что есть, то есть. Но зачем же интровертом меня обзывать, Валерий Григорьевич? Мы же с вами интеллигентные в принципе люди? Мы все же харьковская элита, разве нет?
- Кто сказал?
Войнаровский потерял равновесие, сбился на суржик:
- Тю, блин! А тут и ховори, ни ховори, и без лишних слов видно хто есть ху!
Долупанов сел на свое рабочее место, жестом пригласил Войнаровского присесть в кресле рядом за столом. Вызвал по громкой связи секретаршу, попросил ее:
- Софья Марковна, принесите нам выпить и закусить, и, пожалуйста, никого ко мне не пускайте, ни с кем не соединяйте, хорошо?
- Как скажите!
Это был редкий день, когда Долупанов после возвращения из Москвы в семью, позволил себе нарушить добровольно установленный самому себе "сухой закон".
За пару часов в кабинете было много выпито и наговорено на разные темы. Опустошив первую бутылку водки, бунтарь - репортер и бизнесмен - фотограф перешли "на ты". Войнаровский в конце концов допился до признания сквозь слезы:
- Я хуже Сукина - это факт, я прикидываюсь честным, принципиальным, а он тупо берет взятки и не строит из себя целку, не изображает невинность, понимаешь? Никто из нас давно не целка - ни во власти, ни типа в оппозиции! Но я лучше, чем Чичолина, чем эта блядь Даша Горячкина. Вот ты думаешь, Долупанов, что я говно? Шантажировать тебя пришел? Пленки тебе хочу продать, компромат выменять на твою фирму. А я не говно!
- Я не думаю...
- Нет, ты думаешь, я знаю. Я бы тоже на твоем месте так думал...
- Правда?
- Правда. Давай выпьем за правду!
- Наливай!
Они выпили еще по полстакана водки и Войнаровский продолжил признаваться сквозь слезы, но уже на суржике:
- А шо робить? Пить чи не пить - вот це запитання! Я тебе поважаю, пан Долупанов, але шлендра Даша Горячкина наказала мене...
- Говори нормально по - русски, дался тебе твой суржик, я же не мэр, чтобы ты тут в знак протеста выделывался, Артем, Тема! Давай лучше выпьем, что ли?
- Погоди! Сейчас выпьем. Я тебе что - то очень важное сейчас скажу.
- Еще скажешь?
- Скажу. Компромат на тебя твоя бывшая телка собрала, которая сейчас в Москве. Как ее зовут, забыл.
- Маша?
- Маша, Даша - какая разница? Бляди - они и в Африке бляди!
- Вот тебе и блядки - прятки!
- Дошло до тебя, что Кукс и твою Машу, и свою Дашу во все щели имеет, когда и где пожелает?
- Маша же замуж вышла в Москве после меня...
- И шо?
- Не шо, а че - хрен через плечо! Говорю тебе, Машка не при делах, она замуж вышла за столичного, как хотела...
- Кукс для денег, муж для статуса, ты был тоже для чего - то ей нужен, да и депутат Корман, и мэр, и Сукиным в свое время мимо Маши не прошли, а ты не знал? Шерше ля фам, как говорят французы! Я не удивлюсь, если твоя "Лав стори" достанется не Даше, а Маше, усек?
- Никому ничего не отдам! Я так решил. Хрен им, а не ""Love story".
- Тогда они пленки по "ящику" в Харькове покажут, фото в газете напечатают, не страшно тебе? Что твои родственники скажут, как семья отреагирует?
- А тебе что до моей семьи? Сказано - никому ничего не отдам, война - так война! Танки грязи не боятся, а в танке что главное?
- Броня?
- Не угадал, бунтарь - шантажист! В танке главное - не бздеть!
- А ты в армии служил?
- Я две войны прошел в "горячих точках", когда Советский Союз "янки" горбачевскими руками развалили! А ты хоть пороху понюхал, или от призыва откосил, бунтарь - аферист?
- Я не солдат, меня напрягает милитаризм в любом проявлении. И форму я военную терпеть не могу...
- А милицейскую? Ты же был участковым инспектором до горбачевской перестройки, верно же? А в середине восьмидесятых тебя из органов вышвырнули! Темная история, не прояснишь ситуацию? Что тогда случилось? Кто тебя так?
- Шершеля вам! Была у меня одна подруга... Она и постаралась, стерва! Я налево разок сходил, трахнул ее подружку, так получилось, ты ж, как мужик, понимаешь!
- И что?
- Моя подругу расколола, все выведала, потом на меня бумагу в райотдел накатала на тему: "Моральный облик участкового инспектора..." А с этим тогда строго было, сам знаешь, меня уволили, заставили уволиться по собственному желанию. А я позднее узнал, что мой начальник, который меня за аморалку уволиться заставил, сам и с моей бывшей, и с ее подругой по полной программе отрывался, прикинь! Девки - суки, сами к нему бегали, стучали и давали заодно - такие вот дела!
- Да, уж! Блядки - прятки! Давай выпьем, или споем!
- И выпьем, и споем!
Они выпили. Долупанов запел своим красивым баритоном: "Шершеля фам,шершеля фам, не верьте бабы этим мартовским котам, шершеля фам,шершеля фам, они шершелят постоянно новых дам!" Войнаровский подхватил фальцетом: "Шершеля фам, шерше ля фам, не верьте бабы этим мартовским котам, они шершелят баб ночами тут и там ..."
Послесловие
Водка оказалась "паленной", чрезвычайно опасной для здоровья. Долупанов надолго оказался на больничной койке с тяжелейшим алкогольным отравлением, а Войнаровский и вовсе помер...
Дворец бракосочетания разорвал договор с "Love story" и фирма обанкротилась, а вместо нее в городе появился новый шикарный фотосалон с уютной кофейней и подарочным магазином для новобрачных "История любви Даши Горячкиной", который в Харькове прозвали "Дом Чичолины"...
Говорят, в новом фотосалоне работает пьющий, но хороший фотограф, считающий себя художником...