Дикт как раз пришла с прогулки и выкладывала на стол купленные фрукты, когда в ее квартиру раздался стук. Девушка нахмурилась - она никого не ждала, гости к ней почти не ходят, значит, что-то случилось. Мотылек подошла к входной двери и тщательно прислушиваясь, спросила:
-- Кто там?
-- Дикт, это я. Впусти.
Голос Ре она бы узнала из тысячи. Но эту интонацию в его словах она слышала впервые в жизни - отчаяние, страх, паника, боль.
Девушка решительно распахнула дверь, и ее жених влетел внутрь.
-- Это катастрофа! Его нигде нет! Никто ничего не знает, никто ничего не ведь! Уже пятые сутки пошли, а нет макакой информации! Жандармерия ничего не делает, отговаривается, что предпринимает все возможное, но я то знааааю!
Мотылек слушала. Эти пять дней Арье к ней не заходил, хотя обещал. Она была не обидчивым человеком, знала, что если он не пришел - то значит, были причины. А сейчас, раз он здесь, причина либо решена, либо совсем наоборот. Судя по его словам - второй вариант.
-- Так. Стоп,-- она безошибочно схватила его за руку и сжала. Мужчина замолчал.-- Сейчас мы пройдем на кухню, ты маленьким глотками выпьешь стакан воды и валериану и все объяснишь. По порядку.
И лишь после того, как он выполнил это, девушка сказала:
-- А теперь выкладывай.
-- Пять дней назад пропал Генри. Точнее пять с половиной. Он пошел на встречу с архитектором, потом оттуда сбежал по неизвестным причинам. Его нигде нет. Никто ничег не знает. Берта бьется в истерике, Софи рвет на себе волосы, Лиззи отпаивает Марнну, мать Генри. Мы подключился все связи, осмотрели все больницы, морги, а его нигде нет. И я уже не знаю, что делать...
-- Он раньше так попадал?-- уточнила девушка, прищурив свои пустые глаза.
-- Да. Точнее нет... Попадал, но не так.
-- Как это случилось?
-- После смерти Анны он заперся в спальне на три дня, никого не впускал и никак не реагировал.
-- А что случилось потом?
-- Потом он сам вышел, и все было нормально.
-- Генри сам тебе рассказывал это?
-- Нет, мы тогда еще не были знакомы, а он не любит вспоминать те дни.
-- Что этот архитектор говорит?
-- Что тот внезапно принял рассудок и убежал, ничего не объяснив. Бежал как сумасшедший, словно его укусила бешеная собака.
-- Ясно. В барах искали?
-- В смысле?-- оторопел Арье, вылупившись огромными глазищами, полными непонимания, на вою подругу.
-- В прямом. А барах, борделях искали?
-- Генри не такой человек! Он никогда...
-- Если он в состоянии неадеквата, то он сейчас тот человек, под рамки которого ты пытаешься его пригладить,-- задумчиво сказала Дикт, задумчиво теребя нижнюю губу.-- Так искали?
-- Нет.
-- Нужно. Я пойду с вами.
-- Дикт!
-- Что, Арье?
-- Как ты пойдешь, вы ведь встречались один раз.
-- У меня феноменальная память на голоса, Ре,-- сказала девушка, странно улыбаясь.-- Я пойду с вами.
-- Нет. Это может быть опасно.
-- Мне? Опасно в баре? Той, которая перепила Большого Чака, которая положила на обе лопатки Зверя? Ты смеешься?
-- Мередикт, нет.
-- Он твой друг. Значит, и мой тоже.
-- Я не позволю тебе....
Она повернула в его сторону голову.
-- Что?
-- Я не позволю,-- чуть менее решительно сказал он, вжав голову в плечи, но не собираясь уступать.
-- Хорошо,-- неожиданно отступилась девушка. На ее лице было выражение самой невинности. Арье тихо перевел дух-- Нет, так нет. Чего спорить. Ты сейчас по побудешь со мной?
-- Извини, Дикт, каждая минута на счету...
-- Мы понимаем. Тогда не буду тебя дергать. Только сразу позвони, как что-то станет известно, ладно?
-- Да-да, конечно.
Арье подошел к ней и крепко обнял. Он был безумно ей благодарен за то, что она поняла.
Мередикт поцеловала его на прощание и закрыла дверь. Не спеша разобрала продукты, затем прошлась по квартире, кончиком пальцев ведя по стенам.
После она некоторое время стояла у окна, теребя занавески, думая, что делать.
Генри ей понравился. Таких людей редко встретишь. У него абсолютно нет ни тени страха за плечом, но в груди огромная дыра, которая втягивает в себя все эмоции, кроме грусти. Арье редко рассказывал про жену Белчера, почему-то он обходил эту тему, словно она была опасной. Скрипачка была мудрой женщиной, поэтому и не наставала, зная, что если что - расскажет сам. Но то, что Генри пропал - плохо. Такие люди просто так не пропадают, и плюс ко всему этот архитектор что-то недоговаривает. А раз какой-либо информации нет, то ей придется воспользоваться Оком. Девушка дотронулась до груди, нащупывая медальон, который она всегда носила под одеждой, не желая, чтобы его видели. Медная подвеска была в форме ладони, а посередине находился широко распахнутый глаз. Ладошка была испещрена тонкими линиями, которые складывались в узоры. Глазное яблоко был сделано из изумруда, зрачок - черный камень, название которого она не знала.
Она вытянула цепочку из-за пазухи, сжала обеими руками, и закрыла глаза. Ее дыхание стало глубоким и медленным, сердце замедлило ритм. Она словно заснула, отключавшись от окружающего мира.
Если ей не изменяет интуиция, то Генри сейчас находится в том состоянии, когда себя почти не контролируешь, алкоголь - опасная игрушка, в особенности в больших количествах. А как раз, когда человек одурманен, на него легче всего воздействовать.
Мотылек подумала о Белчере. Вспомнила голос, его тепло, когда она обнимала его за плечи, ту пустоту, что ощутила в нем. И когда все эмоции достигли пика, она тихо позвала:
-- Генри.
Прислушалась к себе, немного нахмурив лоб. И снова:
-- Генри.
Тихий отклик, который пришел то ли изнутри, то ли извне. Словно волна воздуха, легкая, почти незаметная.
-- Генри, иди ко мне.
Легкое сопротивление, словно кто-то или что-то пыталось замедлить звуки ее голоса. Эхо собственных слов взорвалось в ее ушах. Она заставила себя сделать вздох и тихо, в последний раз, прошептала:
-- Доверься мне.
Слова ушли, оставив тишину. Девушка еще раз прислушалась, сосредоточенно ловя каждое колебание. Теперь остается только ждать.
Дикт засунула медальон назад, пошла в зал, пути захватила скрипку из футляра. Встала посреди комнаты. Выражение ее лица изменилось - стало мягким, мечтательным. Взмахнула смычком и решительным, но в то же время бесконечно нежным движение дотронулась до струн.
И родилась музыка.
В половину двенадцатого, когда все соседи уже легли спать, а Дикт пила чай, слушая радио-спектакль - мастер все же пришел, и починил ее связь с миром новостей, - то в ее квартиру кто-то нерешительно постучал. На губах у Мотылька появилась улыбка, она большим глотком допила чай и отправилась открывать.
На пороге, покачиваясь, и пытаясь удержаться непослушными пальцами о косяк, стоял Генри. От него несло дешевым пивом, ромом и табаком. Одежда была измятая, грязная, в некоторых местах даже порвана. Кожа Белчера была бледной, с зеленым отливом, его лицо блестело от пота. Он повел мутными глазами, увидел Меридикт, нахмурилась.
-- Дикт? Что... Что я тут делаю?-- голос был низкий, хриплый. Казалось, что он с трудом выговаривает слова.
-- Стоишь, видимо,-- ответила она.-- Зайдешь?
-- Я не знаю... Я тебе не помешаю?-- даже в таком состоянии он был не далек от такта.
-- Нет, проходи,-- девушка посторонилась.
-- Спасибо.... Прости, что я а таком состоянии... Правда, мне не удобно. Я не знаю, почему пришел к тебе. Мне наверно нужно...-- он внезапно запнулся, побледнел еще сильнее, если такое было возможно, его повело вперед, Дикт его подхватила, помогая удержаться на ногах.-- Мне нужно уйти....
-- Куда тебе в таком состоянии? Проходи-проходи.
Она буквально затащила его внутрь. Закрыла дверь.
-- Тебе нужно в ванну. При том срочно. Ты справишься? Я полотенца принесу... И у меня есть вещи Арье, у вас одинаковый размер? А то я не знаю...
-- Наверно да...
-- Тогда отлично. Марш в ванну! Это вторая дверь слева.
-- Хорошо.
Генри повиновался ей.
Уже после душа, сидя в немного просторной одежде, Генри пытался впихнуть в себя чай, который любезно приготовила Мередикт. Хмель еще не до конца выветренная из его головы, но он мог уже себя лучше контролировать. Они были в спальне, которую выделила Мотылек для незваного гостя. Генри сидел на кровати, уперевшись спиной в изголовье, а девушка сидела рядом на маленьком пуфике, и держала Генри за руку.
-- Ты точно не будешь ничего к чаю? Если что, я могу сделать....
-- Нет, спасибо. Меня просто мутит. И прости еще раз... Я не знаю, почему пришел к тебе.
-- Все в порядке, не переживай. Сегодня переночуешь у меня в гостевой комнате, а завтра пойдешь домой. Берта чуть с ума не сошла, да и Арье носится как ненормальный по городу.
Он поставил чашку на тумбочку рядом с кроватью. Потер руки и виновато улыбнулся.
-- Мне правда стыдно за мое поведение. Но я не мог иначе. Я не справился со своими эмоциями. Это было выше меня.
-- Что случилось, Генри?
Мужчина посмотрел ей в глаза, хотя понимал, что она не видит. И у него вырвалось помимо его воли:
-- Она жива, Дикт. Она жива.
-- Ведь это хорошо, разве нет?-- осторожно спросила девушка, пытаясь понять, о ком речь. Не об Анне ли? Но ведь та погибла при взрыве лет пятнадцать назад. Может кто-то из родных или друзей попал в аварию, все думали, что она погибла, а оказалась жива
Белчер зажмурился, уронил голову на руки.
-- Я не знаю. Сейчас мне кажется, что да, это может быть хорошо. Но тогда... И плюс ее подвеска. Она ведь обещала, что никогда, ни за что.
-- Кто "она", Генри?
Но он уже спал.
Солнце уже запустили свои лучи в комнату, когда он проснулся. Ему было тепло. Он испытал это чувство первый раз за долгое время, и после этого срыва эти ощущения были просто спасительными. Генри потянулся в кровати и перевернулся на другой бок, не отрывая глаз, позволяя себе понежиться.
Он помнил, что было вчера. Что было на Заводе-13. Он помнил эти пять дней беспробудного алкогольного забытья, когда один бар сменялся другим, он все сильнее пах перегаром и дешевым табаком. Он помнил и боль, и стыд, когда пришел к Дикт. И чувствовал к ней невыразимую благодарность. Но сейчас все эти чувства были не такими яркими, они притупились, и уже не так сильно резали его душу, как раньше. Сон оказался лечебным.
Нет, он еще не до конца восстановился. Ему придется потратить недели, если не месяцы, чтобы смириться с узнанным фактом. Но сейчас это казалось не столь важным.
Генри все открыл глаза и сделал глубокий вздох. Пахло сдобой.
Белчер улыбнулся.
День начинался более чем удачно.
На пуфике, рядом с ним, лежала чистая одежда, в которую он с удовольствием оделся.
Мередикт была на кухне, слушала радио, и одновременно мыла посуду.
-- Привет, соня,-- ласково сказала она, когда он вошел.-- Как спалось?
-- Привет. Спасибо, замечательно, а ты как?
-- Мы тоже прекрасно. Мне тут принесли свежие пирожки с виноградом, будешь?
-- Не откажусь, я зверски голоден.
-- Тогда присаживайся за стол. Я заварю ромашки.
-- Тебе помочь?
-- О, сами прекрасно справимся. Не переживай.
-- Давно хотел спросить,-- Генри с любопытством глянул на нее.-- Почему иногда ты вместо "я" говоришь "мы"?
-- Я часто так говорю?-- удивилась девушка, ловко заправляя чай.-- Как-то не замечаю... У меня в детстве была подруга, она с Южного Полуострова. И у них в языке нет понятия единственного числа, они постоянно называют себя и всех в множественном - "мы". Мне это казалось забавным, и я часто это использовала будучи ребенком. Это так приелось в речь, что, наверно я как-то уже не обращаю на это внимание.
-- Однажды у меня был клиент, родом с Полуострова,-- понимающе кивнул мужчина.-- Я чуть голову не сломал, пока понял, что ему он нас нужно.
Они рассмеялись, потом Дикт, спохватившись, сказала:
-- Надеюсь, ты не в обиде - я отправила записку Берте, мне любезно помог написать ее курьер. Что ты жив, здоров, но некоторое время побудешь у меня.
-- А она?
-- Она прислала ответ, вон, на столе.
Генри тут же распечатал указанный конверт, пробежал глазами по строчкам и хмыкнул.
-- Что там?
-- Она выражает надежду, что я все же сдохну в какой-нибудь подворотне, но чуть позже, когда она увидит меня и сможет надавать мне затрещин. И желает скорейшего выздоровления.
-- Твоя дочь - потрясающее существо.
-- Что есть, то есть. Мне стыдно, что я не подумал о ней...
-- Ты тогда ни о чем не могу думать, мне кажется.
-- Твоя правда.
Мередикт ловко разлила завар по чашкам, поставила на стол блюдо с пирожками, и села напротив.
Они поели в полном молчании, и лишь когда закончили, сказала:
-- Нам нужно поговорить.
-- Нужно, но я не хочу.
-- Я понимаю, тебе тяжело. Давай так. Правду за правду, пойдет?
-- В смысле?
-- Поверь, мне найдется, чем тебя удивить.
-- Хорошо, -- Генри почувствовал, что заинтересован.-- Кто начнет?
-- Можно я?
-- Ладно. Я постараюсь быть честным.
-- Кто "она", та, о ком ты вчера говорил вечером?
-- Об Аннабель,-- ответ дался на удивление легко.
-- Она жива? Как можно выжить после взрыва? -- удивилась девушка.-- И почему она тебе ничего не сказала, не дала знак?
-- Я не знаю... Давай, расскажу тебе по порядку. Я уже и так слишком долго держу это в себе.
Генри начал рассказ. Он упомянул о документах, что нашел в кабинете жены, о философском камне, об Ицхаке, о схеме и Заводе-13. Девушка его слушала, не перебивая. И лишь когда он закончил, позволила себе присвистнуть:
-- Вот это совпадение.
-- Совпадение?
-- Да. Слепой случай,-- она покачала головой, словно не веря всему.
-- Чем же?
-- Тем, что перед тобой сидит потомок тех, кто создал философский камень.
Генри уставился на нее. Затем осторожно уточнил, тщательно подбирая слова:
-- Позволь переспросить - ты сказала, что являешься....
-- Да, ты все понял правильно.
-- Но ведь это...
-- Генри, ты когда-нибудь слышал об алхимии?
-- Я думал, это лишь сказки, и ничего более,-- мужчина все еще пытался переварить информацию. Ему все казалось большой неудачной шуткой, или представлением, может даже сном. И вообще, почему он рассказал про Аннабель? Он ведь обещал себе, что он этом никто не узнает, пока сам во всем не разберется. А сейчас так спокойно взять и все выложить? Генри начал чувствовать нарастающее недоумение и недоверие.
-- Так все думают, ты не исключение.
-- Ты тоже алхимик?
-- Я? О нет,-- девушка рассмеялась, по мимо воли сжав медную подвеску, скрытую рубашкой.-- Куда мне, я в даже в химии не особо разбираюсь, а ты про алхимию.
-- Но откуда ты знаешь, что?..
-- Мне дед рассказывал. Он недолюбливаю моего отца, но знания должны быть перейти к нему, а не ко мне, так как эта тайна передавалась по мужской линии. И поэтому дедушка пропустил поколение и рассказал правду только мне.
-- Недолюбливал отца? Почему? Вроде он порядочный человек...-- осторожно поинтересовался Генри.
-- В нем нет того, что нужно. Как бы тебе объяснить,-- она взмахнула руками, словно что-то пытаясь выразить жестом.-- Насколько сильно я не любила бы его, но вынуждена признать, что мой папа пустой.
-- В смысле, пустой?
-- Ты замечал, что есть две категории людей: те, у кого есть внутренняя сила, кто уверен в себе, в своих принципах и правилах, и те, кто словно свеча на ветру - куда подует, туда и наклоняется. Отец принадлежит ко второму типу. А лишь те, у кого есть стержень могут нести знание.
-- Ты можешь мне рассказать о камне?
-- Да, могу. Но та информация, что мне досталась по наследству, она слишком запутана и не знаю, где легенда переплетется с фактами. В общем, все началось с одного алхимика, который решил придумать некий объект, который бы смог изменить реальность, превращав бы металл в золото, давал вечную молодость и бессмертие. Чего еще нужно для счастья - безвременный кутеж неизменно молодым. Но он не смог реализовать всю идею, лишь стал основоположником. Поколения алхимиков пытались найти ответ, как создать то, чего в принципе в природе нет. Мой пра-пра-прадед смог. Но ответ его испугал так, что он не применул уничтожить записи. Остальные хотели возмутиться, зачем, если он терял секрет бессмертия? И тот ответил - цена слишком высока. Ему не поверили, и путем долгих уговоров и угроз все же заставили рассказать. Чтобы создать философский камень - нужны тысячи тысяч жизней, чтобы обменять каждый год своих лет за их время. И главный ингредиент - сердце новорожденного ребенка, будущего алхимика. Я не знаю как, но они сделали это. По слухам, было уничтожено под корень несколько десятков городов, чтобы создать камень. Он представлял собой кусок красного материала, размером с кулак взрослого мужчины. Алхимики, которые его создали не успели насладиться победой - их всех убили. Убийцами были двое братьев, совсем еще молодых, которые с наибольшим жаром участвовали в бойне за время. Все создатели находились в пещере, и любовлись своим творение , когда им перерезали глотки. Но братья не смогли воспользоваться камнем, потому что в пещера была завалена камнями - это сделал последний, оставшийся в живых алхимик, который пожертвовал собой, что ы эти два чудовища на вышли наружу и не захватили мир. Его жертва была напрасной - братья выбрались из пещеры. Что было дальше, думаю, ты знаешь.
-- Правитель...-- пошептал мужчина. Все его догадки оказались верны, все-таки камень есть и находиться у того, кто стоит во главе государства.
-- Почему вы ничего не предприняли. Никто из алхимиков?
-- Потому что мы все по платились за камень - его появление лишило нас сил. Мы стали обычными людьми, из плоти и крови, то могущество пропало.
-- И много таких?..
-- Нет. Пять семей.
-- Вы не пытались что-то сделать?
-- А что мы можем? Правитель слишком умен, он знает, что ему угрожает опасность. Что камень нужно хранить как зеницу ока. И он его хранит.
-- Что случилось со вторым братом?
-- Вот этого я не знаю, никто не знает. Он просто пропал. Вроде на него было покушение, но убить человека, который владеет камнем - почти нереально.
Генри некоторое время молчал, смотря на свои руки. Затем спросил:
-- Ты предлагаешь мне во все это поверить?
-- Если хочешь, верь, что Правитель - посланник высших сил, который спасает мир. Я как-то в это не верю.
Мужчина хмыкнул еще раз, и замолчал. Дикт водила пальцами по столешнице и что-то мурчала себе под нос, пока Генри не сказал:
-- Я должен все это обдумать.
-- Понимаю. У меня к тебе будет две просьбы, они к теме не относятся.
-- Все, что хочешь. Я тебе должен по гроб жизни за эту ночь и утро.
-- Как это многозначительно звучит,-- промурчала девушка, улыбаясь. Генри почувствовал, как краснеют его уши.-- Первое, вопрос. Он не очень корректный, но ты единственный, кто может дать на него ответ.
-- Я слушаю.
-- Что связывало Арье и Аннабель? Если это неудобно, можешь не отвечать. Я его сама спрашивала пару раз, но он не отвечает, но я чувствую, что связь была.
-- То чувство вины, что он чувствует перед тобой. Он никогда не скажет об этом вслух, вина его переполняет.
-- Я его ни в чем не виню,-- спокойно сказал Генри.-- Аннабель была...-- он замялся,-- достаточно легкомысленной и увлекавшейся женщиной, я это понимал и прощал.
-- Насколько же ты сильно ее любил,-- поражено пошептала девушка, распахивая свои незрячие глаза.
Генри первый раз за все время не добавил фразу - "и сейчас люблю". Он сначала должен разобраться со своими чувствами, и лишь потом разбрасываться словами.
-- Какая вторая просьба?
-- Она чуть более приличная, чем первая. Можно я тебя осмотрю?-- она кивнула на свои раскрытые ладони.-- Ты меня чем-то зацепил, Генри. И мне интересно какое твое лицо. Ты один из немногих, кого я просила об этом.
-- Да, конечно.
Генри встал из-за стола, подошел к ней, на секунду замялся, затем опустился на одно колено, чтобы ей не пришлось вставать и тянуться к нему. Мужчина осторожно взял ее расслабленные руки и поднес их к своему лицу.
Ее пальцы были мягкими и слегка прохладными, словно она немного замерзла. Она осторожно и нежно провела по его бровям, спустилась к скулам, большим пальцем провела по закрытым векам, слегка коснулась носа, ощупала подбородок и коснулась губ кончиком указательного пальца. Провела по нижней губе, слегка нажимая.
Генри почувствовал, как учащается его пульс, а дыхание становиться тяжелее. А ее пальцы уже находились на шее, после вверх, к ушам. Она зарылась пальцами в его волосы, осторожно щупая и перебирая. А потом вдруг ее руки оказались у него на плечах. Она осторожно исследовала его правую руку, от плеча до запястья. Затем их пальцы соприкоснулась, и она вздрогнула, но руку не отняла.
Генри тяжело сглотнул, смотря на ее полуприкрытые губы. Ее грудь медленно вздымалась под тонкой рубашкой. Мужчине пришлось приложить много усилий, чтобы отвести взгляд.
Мередикт, еще не отпуская его руку, пробормотала:
-- Я увлекалась, прости.
-- Ничего, я не против.
Она рассмеялись и убрала руку. Генри к своему удивлению почувствовал сожаление.
Белчер стоял у комнаты своей дочери, кусая губы и думая, что сказать. Со слугами проще - объяснил, что был на Заводе-13, накатило воспоминания, и он потерь контроль над собой. А ей он обещал не лгать, и хотел сдержать обещание.
Генри постучал, дождался холодного "войдите" и открыл дверь.
Она сидела на кровати и читала книгу, даже не посмотрев на вошедшего. Мужчина подошел к ней и сел рядом, протянул руку, желая дотронуться до нее, но девочка ненавязчиво отодвинулась.
-- Ты немного задержался, Генри,-- язвительно сказала она, все еще избегая его взгляда.
-- Берта, прости.
-- О чем тебе просить прощения? Я ведь всего лишь щенок, которого взяли в дом ради прихоти! Со мной даже считаться не нужно!-- девочка перешла на крик и со злостью взглянула на отца. В ее аквамариновых глазах стояли слезы.
-- Берта...
-- Ну что ты, не трать свое время!-- ее голос дрожал.-- Зачем тебе оправдываться? Ты можешь делать что угодно, я ведь пустое место!
-- Это не так, милая...
-- Раз "не так", то почему ты так со мной поступил?!-- это был уже визг.-- Я не могла спать, не могла есть, не могла петь. Только и думала, что о тебе. Я молилась часами, чтобы ты был жив! Я молилась! Представляешь? Мне не к кому было обратиться за поддержкой, я тут никого не знаю толком. Спасибо Арье, он хоть пытался поддержать! И эта София... А тебя не было рядом! Шесть дней, Генри! Шесть! Где ты мог быть все это время? Я ума не приложу.... Эти шесть дней были пыткой, длинной, мучительной, нескончаемой пыткой! А ты приходишь и говоришь "прости". Почему ты мне ничего не сказал, когда уходил утром? Хотя бы пол слова...
Она замолчала, всхлипывая, пытаясь закрыть лицо руками. Генри подавил желание обнять ее, зная, что сделает хуже, и решил ответит на вопрос:
-- Аннабель жива. Я узнал это, когда был на заводе. И я... Я не выдержал. Не соображал, что делаю, зачем. Я пил сутками самое дешевое и крепкое пойло, пытаясь заглушить мысли. Прости, я вел себя как ребенок. Прости меня пожалуйста, Берта.
-- Она жива?-- переспросила девочка, открывая лицо и взглянула на Генри.-- Ты уверен?
-- Да,-- мужчина пересказал ей то, что было на Заводе-13. Потом, замявшись, общими фразами ей описал и ситуацию с философским камнем.
Девочка слушал очень внимательно, успокаиваясь с каждым словом отца. Затем перестала поближе к нему и неловко обняла за плечи.
Она не умела извиняться, но Генри ее понял. Он слабо улыбнулся, прижал ее к себе, и чмокнул в макушку. Берта на мгновение напрягалась, но ничего по этому поводу не сказала. Потом спросила:
-- Ты что сейчас думаешь делать?
-- У меня два варианта. Первый, продолжить ее искать, зная уже о том, что она жива. Или бросить это дело, вернувшись к нормальной жизни.
-- А ты сможешь вернуть к нормальной жизни, не узнав, почему она ушла?
-- Нет, не смогу.
-- Значит, вариант только один.
-- Берта.
-- Да?
-- Ты можешь никому не говорить об...
-- Да. Мог бы в слух и не говорить это, я и так поняла по тому, как ты оправдываться пред слугами.
-- Что?-- мужчина удивленно взглянул на нее.
Девочка покраснела, но упрямо повторила, пытаясь говорить уверено и ровно.
-- Ясно,-- Белчер рассмеялся.
-- Слушай, а кто эта Дикт? Та, кто прислала мне записку.
-- Она невеста Арье. А что такое?
-- Можешь меня с ней познакомить? -- попросила она.-- Я слышала один раз ее выступление, она прекрасна.
-- Да, конечно. Но ты могла спросит у Арье.
-- У этого заносчивого выскочки? Ни за что!
-- Берта, чем он тебе не нравиться.
-- Я не знаю,-- девчушка понурила голову.-- Просто не нравится и все. И София не нравиться.
-- А кто нравиться?
-- Ты!
Генри рассмеялся и взлохматил ее, прижав к себе покрепче.
Поздно вечером к Генри пришли Арье и София. Оба невероятно усталые и безмерно злые. Они ничего не сказали Генри, лишь удостоверившись, что он жив и собрались уходить, когда тот поспросил их с ним поужинать. Те нехотя согласились.
После ужина, который прошел в напряженно молчании, они прошли в небольшую гостиную с камином, где Генри сказал, как только они расстались по креслам:
-- Она жива.
-- Кто?-- удивилась София. Ее строгий костюм был измят, а хвост немного съехал в сторону, но она держалась молодом, хотя еле сохранила относительно вертикальные положение от усталости.
-- Аннабель.
После имени воцарилась тишина. Арье расширившимися глазами смотрел на своего друга, не решаясь спросить. София же пытаясь понять, правда ли это и возможно ли, что ее начальник получил данную информацию после того, как выпил что-то крепкое.
-- Аннабель жива,-- повторил Генри.
-- Откуда ты это знаешь?-- нашел в себе силы спросить Арье, стараясь не смотреть на друга.
-- Из этой подвески, что я нашел в подвале, который не пострадал от взрыва,-- мужчина вытащил из кармана шестеренку и вытянул ее перед собой, демонстрируют остальным.
Арье подался вперед, желая лучше рассмотреть, потом отшатнулся, словно увидел нечто страшное.
-- Она жива,-- пошептал друг Белчера, еще не веря в свои слова.-- Она жива, и эти двенадцать лет молчала! Никому ничего не говоря.... О духи....-- Он побледнел и покачнулся.
-- Арье,-- София кинулась к нему -- Как ты? Что такое?
Он покачал головой, отстраняясь от ее объятий. Он взглянул на друга и умоляюще сказал:
-- Расскажи.
Генри более подробно описал события последних дней, все так же не упоминая документов и информации, что нашел в кабинете у Анны.