Дон Ромеро : другие произведения.

C полной головой огня

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Дракон терроризирует деревню, требуя девушек в жертву, джинну нужно вселиться в женское тело, чтобы пойти на выпускной, лесная ведьма плетёт козни, а рыцари путешествуют на боевых роботах. "Расходимся, тут не на что смотреть!"(с)

С ПОЛНОЙ ГОЛОВОЙ ОГНЯ

I went out to the hazel wood,

Because a fire was in my head

Уильям Б. Йейтс

  
  
   ГЛАВА 1
  
  
  
   РО-РОНА
  
   Вечером я оставила на камне плитку соли и чашку овечьей крови. Наутро вся кровь была выпита, а соль слизана, - это значит, перитон приходил ночью.
   Я впервые увидела его, когда собирала хворост для ужина. Женщины в нашей семье любят сухие осиновые ветки, а отец - хорошо дымящие еловые, когда он садится ужинать, в комнате ничего не видно от дыма, но мы никогда не жалуемся.
   Я искала ель, чтобы порадовать отца. Он всегда рассказывал, как в пустыне ел только старые газеты, колючки и пальмовые листья. Как по ночам видел во сне деревья и сухую траву, а просыпался среди песка и камней.
   Поэтому, я искала ель. А нашла - человеческую тень. Длинную тень на закате.
   Я подумала, что за деревом стоит человек, но это оказался перитон с ветвистыми рогами и крылатой рыжей спиной.
   Не знаю, откуда он взялся у нас в лесу. Простые олени давно вымерли, а его род жил и жил. Наши мудрецы говорят, что в конце Земли так же вымрут люди, а наш род, род Детей Звезды, будет пребывать вовеки.
   Они говорят, что когда-нибудь мы сядем рядом с туата на золотые троны. Красиво, но я вряд ли это увижу. Я сын Звезды, но мой отец-искра продаёт бакалейные товары в лавке городка Одиночество. Если кто-то и сядет на троны, то это будут наши шейхи из Айшет, Священной земли.
   Айшет значит "жизнь", а что значит Одиночество говорить не надо. Люди, которых туата прогнали сюда работать, увидели только шахты, лес и каменную гряду. Там не было ни души кроме них, одни дикие звери. Одиночество.
   Эти времена прошли, а название осталось, и никто не хочет его менять, потому что оно до сих пор здесь живёт. Если бы я не знала, что человеческая тень - тень перитона, то подумала бы, что Одиночество явилось мне, как Великий Шейх явился мудрецу Каа-Иеру из камня. В Айшет это явление называют странным словом "голография", хотя, Великий Шейх наверняка не голым предстал.
   Перитоны делали первых поселенцев ещё более одинокими, потому что часто съедали кого-нибудь. Но этот даже не попытался, - он понял кто я, и в глотке у него, наверное, мигом пересохло.
   Я никому о нем не рассказывала, кроме Миши Хантербери. Миша немного сумасшедшая, поэтому, не боится ничего. Она не боится даже спорить с туата, но тут ей просто повезло, что наш князь гуманист и не злится когда каста Плоти донимает его всякими дурацкими просьбами вроде: "сократите рабочий день в кристаллической шахте, шестнадцать часов это слишком много". Я не знаю, что за дело Мише до шахтеров, дробящих лунные кристаллы; её отец священник, а мать - школьная учительница. Они научили Мишу такой справедливости, какой видят её люди, и даже не задумывались, что она будет делать с этой самой справедливостью в мире, которым управляют туата.
   Они такие же сумасшедшие. Немного. Учительница тайком даёт нам запрещённые книжки и рассказывает истории про короля Скагильфара, а священник сидел в тюрьме за причастность к Манхэттэнскому союзу. В городе их все очень уважают. Я заметила, люди почему-то уважают тех, кто идёт против высшей воли. Я часто думала, что если преступлю закон Звезды, может быть, они полюбят и меня тоже? Потому что если я это сделаю, среди Детей Звезды не останется никого, кто любил бы меня.
   Мне сложно рассказывать по порядку, но, кажется, моя семья уже давно была обречена. Может, с тех самых времён, когда наши предки упали на землю Мелиды вместе со Звездой.
   Мы все рождается из пламени и наша жизнь похожа на танец огня. Шейхи в городе Айшет сидят на месте и горят ровным светом, как лампада в человеческом храме. Они возвышаются на подушках, скрестив ноги, и увеличивают мудрость. Они не трогаются с места, чтобы мы всегда могли найти их, когда хотим судиться или получить новое тело. Первая Звезда принесла их на Мелиду, чтобы они несли свет разума и истинной веры. Они спустились величественно, как боги. А нас Вторая звезда просто стряхнула наземь со своей огненной спины, и мы мечемся как пламя костра на ветру.
   Мы - народ пустыни. Там холодно, там дует промозглый ветер, но на землях туата ещё холоднее, и тот, кто остаётся там жить - безумец.
   Моя семья - семья безумцев. Семья дураков, которые умудрились потерять своих даали, а значит, и место в пустыне.
   Я помню наших даали, я часто вижу их во сне. Их предками были лошади и верблюды, давно вымершие на земле звери. Говорят, что туата Леон Астериас как-то играл с их генетическим кодом и вывел существ с длинными, тонкими ногами. Существ, возносящихся к небесам как сторожевые башни на опорах вроде комариных лап. Он увидел даали на картинах какого-то гяура и воплотил. А мы полюбили их. Даали возносят нас над миром и шагают шире чем любой ездовой кот или ящер. Нет Детей Звезды без даали. Но наших дядя Ро-Касым отобрал. Я была мала, но помню, как он кричал, что дойдёт до Айшет и спросит шейхов есть ли в мире отцы, что оставляют одному сыну все, а другому ничего.
   То был прохладный день, всего пятьдесят градусов в тени, и все племя стояло вокруг, кутаясь в вышитые одеяла, а Касым плевал огнём под ноги моему отцу, и мне, маленькой, было страшно, что он так выплюет свою жизнь. Страшно. Но хотелось этого. Отец указывал на бабушку и кричал, в ответ, что Касым не обездолит старую вдову, что даали наши...
   Но старейшина был на стороне дяди. И мы ушли пешком, не оглядываясь. Только я раз оглянулась, чтобы запомнить, как даали стоят неподвижно, расставив ноги и упираясь ракушками в ярко-голубое небо.
   Мой отец был весел. Он сказал что там, куда мы идем, будет много дерева, и не соврал. Теперь мы можем каждый день есть до отвала и не высматривать впереди каждую сухую колючку, но бабушка так и не простила отца за то, что он осел в Одиночестве.
   До свадьбы с дедом её звали Ро-Хазред. Ро-Хазред был лесным пожаром, сильнейшим воином с усами и бородой цвета угля, остающегося от поверженных врагов. У него был кинжал с рукоятью из золота и кости, большой шатер и ящер, в один укус ломавший ноги даали. Все караваны боялись Ро-Хазреда, каждый молодой Сын Звезды хотел войти в его шатер, но Ас-Су, мой дед по отцу, не боялся ничего и, наверное, искра безумия перешла в нас из него, потому что он был единственным, кто захотел Ро-Хазреда в свой шатер. Наверное, он увидел что-то. Может быть, будущее. И будущее сказало ему вступить в бой с Лесным Пожаром.
   Бабушка никогда не говорила, почему не убила его, а, после трёх дней схватки, выбросила кинжал и дала деду привязать свою руку к его руке свадебным кушаком. Я знаю только, что они благополучно дошли до распределителя в Айшет и шейх Распределяющий дал Ро-Хазреду женское тело и женское имя - Ас-Мехсен.
   Руут-Ки, моя мать-искра, моя ама, воином не была, но хорошо свежевала зверей и была славным юношей, так все говорили. Молодой Руут-Ки думал что останется холостяком и его это устраивало, но мой аба, отец-искра, перевернул всю его жизнь. Огонь Руут-Ки тлел вяло, хоть и стойко. Наверное, единственной причиной его холостой жизни было нежелание тащиться с кем-то на своих двоих в дальнюю даль, в Айшет, но отец обещал по дороге играть ему на флейте и Руут-Ки подумал, что это стоит того.
   Конечно, ама шутит, когда рассказывает эту историю вот так. Просто, в нашей семье неприлично говорить о любви, особенно вот так запросто. Мы делаем из этого либо тайну, либо шутку. Наверное поэтому меня передергивает когда Миша Хантербери хихикает, болтает о мальчишках и спрашивает кто мне нравится.
   И мне не нравится, что она знает, кто мне нравится. То есть... Кажется, я запуталась во всех этих "нравится".
   Наша школа деревянная, из вкусных, светлых бревен и досок, только полы в классе выкрашены едкой коричневой краской. Там учатся все дети из деревни: в одном ряду сидят малыши, в другом средние, а в третьем мы, старшие, и госпожа Ревекка, мать Миши, подходит к нам по очереди и всех учит разному. Жонглирует нами как тарелками. Как только она не путается?
   Впереди меня сидит Саймон. У него светлый затылок и загорелся шея, почти как у сына Звезды, а на шее тоже коротенькие золотистые волоски. Он такой же как я - родился далеко от Одиночества, в Грейсе, поэтому, врожденных мутаций у него нет. Хотя, его отец, фермер, уже год кашляет кровью. Говорят, у него внутри что-то набухает из-за излучения кристалльной шахты. Я каждый вечер и каждое утро прошу Звезду, чтобы с Саймоном, простоватым, высоким Саймоном в светлой рубахе и коричневых, вечно пыльных штанах с подтяжками, ничего такого не случилось.
   Миша об этом знает, и ей, почему-то, очень весело. А я делаю вид, что ничего не происходит и искра в моём сердце не вспыхивает пламенем, когда Саймон говорит: "здорово, Ро! Сбацаем в орлянку?"
   Ни одной девочке он так не говорит. Но для него я и не девочка.
   Мы, Дети Звезды, тлеющий огонь на этой холодной планете. Чтобы не погаснуть от холода и ничему не навредить зря своим жаром, мы носим поддельные человеческие тела, когда-то созданные шейхами. Но это не значит, что мы люди. Я не знаю, зачем шейхи древности решили смешаться с ними и разделили тела на два пола, но сказано в законе Айшета, что должны быть в семье мать и отец, женщина и мужчина, дабы делили они обязанности в доме, и не было среди них споров и битв. Правда, в караванах не так, - там есть специальные гурии, бессемейные, - они вытягивают деньги из купцов-людей и ши, танцуют на площадях, спят за деньги, но стоит поселению людей скрыться за горизонтом, как они прячут рабочие тела в тюфяки и надевают свои, привычные. У каждого из них есть бумага от шейха Распределяющего и каждый месяц гонец из Айшет собирает с них налог за тело.
   Я же становиться гурией не собираюсь, и потому, Саймона, без рубашки сгребающего граблями солому, мне не видать. Скоро школа наша закончится, и что ждёт меня в будущем? Скорее всего, так и буду работать в лавке отца, а потом, когда его искра угаснет, сама встану за прилавок. В чужой шатер мне не войти, - кто возьмёт живущую у людей женщину без приданого? Без даали.
   Значит, для людей мне всегда быть мужчиной. И я даже могу взять себе жену, только вот женщины не зажигают моё пламя ну никак. Я, Ро-Рона, изгой. Решил, что я женщина просто так, а ведь это выясняется только в бою. Или по договорённости. Сын Звезды не может принимать такие решения в одиночку!
  
   МИША
  
   Ух, сколько пафоса! Но я все объясню. Рона выглядит как мальчик, но на самом деле девочка. Скоро выпускная вечеринка и ей хочется пригласить Саймона Айванова, но она не может и поэтому ей грустно. А ещё, она видела перитона! Вот и вся информация. Зачем расписывать так много, я не понимаю.
   Гораздо важнее не это. Гораздо важнее дракон. Тот самый, из-за которого нам теперь приходится теперь писать все эти объяснения для князя Оссиана. Я много раз отправляла письма в рыцарский орден при дворе, но нам так и не прислали ни одного рыцаря, а от дракона, кстати, каждый год приходит гонец за девушкой и требует, чтобы мы снаряжались её как невесту, с золотыми украшениями, лунными кристаллами и прочим приданым. И деньгами, конечно. Представляете себе? И никто, совсем никто ничего не может поделать, потому что дракон дышит огнём. Без рыцаря в шагающих доспехах тут точно не обойтись.
   Я думала, что придётся самой добираться до столицы через кузину Анж, которая работает в улье туата посудомойкой, и знает расписание снижения летающего острова, но потом Рона увидела крылатого оленя с человеческой тенью, и я поняла, что это знак.
   В лесу обосновалась ведьма с Мелиды.
   С чего начать? С ведьмы или с дракона?
   Дракон тер-ро-ри-зи-ру-ет нас с тех пор как наш князь туата Оссиан кин Армут отлучился в Столицу по семейным делам. Он хочет жениться и пытается собрать своих родичей, чтобы драться с кланом невесты. Это у туата, наверное, самая странная традиция. Вы же поняли, что я про туата говорю, а не про дракона?
   Князь улетел год назад и кузина Анж, которая работает у его кузины, рассказывала, что дела у него там не очень, но мы все равно за него болели. И не говорили ему про дракона. И его советникам тоже. Это было требование, которое нам передал от дракона Перси. Перси - фэйри, драконий слуга. У него есть другое имя, длинное, но он нам разрешил звать его так.
   Перси приходит к нам забирать девушек. Впервые он явился год назад из горного ущелья, что севернее шахт и сказал, что пришло горе. Великий дракон снизошел на нас. Потом горы два дня пылали, а мужчины, которые ходили туда на разведку, не вернулись. После Перси принёс их обугленные кости и сказал что ему очень жаль. Там был и череп старшего брата Саймона, Колая. Саймон неделю не ходил в школу, пока папа с ним не поговорил. Я видела издалека, как они сидели вместе на коновязи: папа, чёрный как ворон, в своей рясе и Саймон, длинный и угрюмый, всегда будто соломой обсыпанный. Рядом топтался ездовой ящер Саймона. Мы в наших местах котов не используем, потому что их надо по особенному приручать, чтобы не ели людей, а в Одиночестве нет котонюшен.
   Я снова отвлекаюсь... В общем, как-то так дракон стал нами править и никто ничего не мог сделать. Одиночество - город удивительной социальной пассивности, так говорят мои родители. В то время как люди по всему цивилизованном миру пытаются улучшить свои условия, Одиночество не может поднять голову и гордо заявить что человек - не просто каста Плоти, а такая же равноправная раса как фэйри и джинны... Нет, не такая как туата, конечно. То есть, мы рождены, чтобы нами правили туата... Ой, да ладно, я не буду снова это переписывать, мои политические убеждения мне не позволяют, и бумаги у меня мало. И вообще, князь Оссиан знает, что я не планируют восстание и ничего такого. И не упоминаю Короля-пирата... Ой.
   Так вот, дракон. И ведьма.
   Нет, это не та ведьма, которую пишут с большой буквы и про которую вообще нельзя говорить. Не та, которая ест миры, а обычная, лесная. Такие живут на севере, вырезают себе богов из дерева и приручаются диких зверей. Диких зверей и дикие дома. Да, у них есть живые самоходные домики с ногами! И один такой домик, кажется, пришёл к нам. Рона думает, что настоящая ведьма может прийти только из умирающей Мелиды, страны волшебства, откуда пришли господа туата, но я сразу поняла что с севера проще добраться до нас, особенно если у тебя есть живой дом.
   Я не стала говорить про неё папе, он бы сразу схватил икону Господа Шивы и собрал целую процессию, чтобы впечатлить язычницу. У нас на много-много километров ни одной язычницы, а у папы есть давняя мечта обратить хотя бы одну. Такой шанс он бы не упустил, все узнали бы про ведьму, и дракон, конечно, тоже.
   Нет, надо было действовать осторожно.
  
   РО-РОНА
  
   Падучая звезда! Ну и осторожность! Пусть моё пламя погаснет до срока, пусть Ворота Огня закроются для меня, если ночью красть из нашего сарая скрипучую тачку это осторожно! Мне казалось, что все княжество сбежится на шум! Я говорила Мише надеть для дела мужские штаны, но она же дочь священника, а значит, должна ходить не меньше чем в трёх жёстких нижних юбках. Обычно я ей завидую, мне нравятся её весёлые платья колокольчиком, но нечего изображать из себя бабу на чайник, если идёшь красть тачку из сарая, забитого товаром!
   Колёса у тачки скрипели, но тут уж я виновата. Я иногда тайком бегаю в сарай приложиться к машинному маслу, немного! Я была уверена, что в бутылке ещё оставалось...
   Только потом я узнала, что к третьей угловой полке снизу по очереди наведывается вся моя семья.
   Но это к делу не относится. Я могу рассказать, как мы катили тачку через ночной лес.
  
   Я никогда раньше не была в ночном лесу. Днём он просто место, где можно спрятаться, поесть вволю и главное, чего нужно там опасаться - пожар. Мне, сыну Звезды, дикие звери не страшны.
   Но ночью все иначе: стволы деревьев встают сплошной стеной. Ты видишь настолько, насколько позволяет тебе масляный фонарь. Дневные птицы больше не перекликаются, жуки не стрекочут, но над нашей тачкой слышно хлопанье крыльев - это ночных хищников привлек запах мяса. У нас в тележке лежит кусок свинины и отрез красной ткани. Ткань для ведьмы. Хорошо просоленная свинья для перитона. Я с месяц подкармливала его солью, - сахар, как обычный олень-дерево, он есть не стал. Древесные олени едят сахар чтобы ягоды на них росли слаще, но на перитоне никаких деревьев не было, он был совсем чистый, коричневый, с белыми пятнами, только крылья из спины росли чёрные и из-под верхней губы торчали клычки, тонкие, как иглы, которыми шьют матрасы.
   Я посвистела, и он вышел на поляну, к своему солёному пню. То есть, сначала вышла его тень, и я как всегда испугалась, но потом он сам выглянул из-за дерева: красивый, ветвистые рога как корона туата, маленькая головка на длинной шее... Каждый раз когда вижу его, вспоминаю Лидию - лису с человеческим лицом, которая жила у меня в детстве. Красивее неё я никого не помню, ни человека ни животное: она была как фарфоровая, с маленькими аккуратными лапками и беленьким-беленьким личиком. Только очень грустила, все смотрела в окно большими карими глазами. Пришлось её отпустить. Наверное, у неё уже дети и внуки где-нибудь тут, в лесу...
   Хотя она была хищная, перитон все равно страшнее. Он будто не только понимает человеческую речь, но и сам что-то там себе думает.
   Пока он лизал соль, Миша ткнула меня в бок острым локтем.
   - Давай, скажи!
   - Да что говорить?!
   - Я не знаю, ну попросил его!
   - Да он же олень! Он тупой!
   - Так, ну вот этого точно говорить не стоило, знаешь ли!
   Я подошла к перитону и остановилась шагах в двух. Зачем-то стащила с головы кепку, так что волосы и так кудрявые совсем встали дыбом, будто от ужаса.
   - Господин перитон... Пожалуйста, покажите нам дорогу к ведьме.
   Я чувствовала себя совсем глупо, но олень поднял голову и протянулся мордой ко мне, обнюхивая.
   Я будто к месту прироста.
   - Миша... - прошипела я. - Режь!
   Реакция у Миши всегда была что надо, на ярмарках её никто не может обыграть ни в "поймай жабуля" ни в "мышиный пирог".
   Она схватила мой кинжал (подарок аблы) и сразу же кинулась отрезать кусок от свиной туши. Перитон очень-очень деликатно просунул голову мне через плечо и взял зубами мясо, мол, договорились, по рукам. Потом, по дороге мы долго слышали, как он чавкает и хлюпает, сжевывая его в пресную жвачку. Он часто останавливался и поворачивался к нам, тогда приходилось отрезать ему ещё. У оленей, обычно, карие глаза, но в свете фонаря они у нашего перитона казались совсем красными. И человеческими.
   Он так долго нас вел, что, под конец, мы с Мишей даже устали переглядываться в ужасе. Лес становился все темнее и запутаннее, а от свиного бока оставалось все меньше.
   Пока, наконец, он не кончился. Бок, к сожалению. Не лес.
   - Я... Я отрежу палец, - прошептала я, хотя трясло меня от этой мысли изрядно.
   - Нет! Это абсолютно невозможно! - Миша в ужасе замахала руками так, что фонарь заметался как безумный воробей светлячок. - Тебе нельзя без пальца! Никому нельзя без пальца!
   - Я напишу в Распределитель и мне дадут новый! Ну, может быть.
   На самом деле, в Распределителе запасные части тела дают только великим воинам. Например, тем, кто воевал с фоморами или в Ведьминой войне. Они не станут включать свои клонирующие машины ради пальца какого-то мальчишки из захолустья! Но лучше потерять один палец, чем смотреть, как перитон ест Мишу.
   У некоторых от потерей конечностей, правда, наступала разгерметизация тела и случались ужасные вещи, но я тогда об этом не думала.
   Перитон обнюхал Мишу и потянул за шарфик, который она за каким-то чертом тоже надела в лес. Миша даже не взвизгнула, она икнула и, прежде, чем я успела что-то сделать, сунула вдруг перитону фонарь прямо в открытую пасть.
   Я думала, что он испугается огня или закричит от боли или убежит... Но огонёк в фонаре погас и в полной тишине мы услышали хруст. Это олень пережевывал стекло и медный каркас.
   Мы орали так, что разбудили, наверное, весь лес.
   Мы бросили тачку. Мы забыли про мой кинжал. Мы понятия не имели куда бежим, но когда впереди показался дом на сваях, мне подумалось на бегу, что перитон нас всё-таки привёл куда надо. Хотя, может, совсем этого не хотел.
   Мы оббежали вокруг домика, наверное, раза два, но не нашли ни крыльца ни лестницы. Ни одно окошко не горело и мы битый час потратили на поиски хоть какой-нибудь шишки, чтоб бросить в ставни. Шишек не было. Я предложила посадить Мишу, но пока она лезла мне на плечи, кружева на её нижних юбках так защекотали мне нос, что я чихнула и мы повалились на землю. Только когда луна вползла повыше на небо, оказалось, что будить ведьму не надо было. Она сидела высоко на листе кряжистого старого подорожника и смотрела, как мы мечемся. Я сразу поняла, что это она.
   Простой человек не будет сидеть ночью на дереве. С посохом. Почёсывая за ухом перитона.
  
   ***
   Потом мы сидели за длинным деревянным столом и ели из больших мисок густую похлёбку, янтарную от лука, с какими-то зёрнами - почти кашу. Ведьма стояла у здоровенной белой печи и смотрела на нас, а за окнами домика хлопал крыльями перитон. Он иногда прижимался носом к стеклу и дышал, наводя морозные узоры, которые тут же таяли. Иногда кто-то когтями скрёб по стенам, но ведьма сказала, что это мыши.
   Она оказалась не похожа на свой дом. Дом был старый, вкусный, из разных сортов дерева, с закопчёными стенами. И пустой, будто в нём на самом деле никто не жил. А она была молодая и вся в красном, вышитом, будто расписная, - ни сантиметра пустого. Сначала я подумала, что у неё ещё и рога, но оказалась шапочка. Она потом сняла её и осталась в платке. Пока она наливала нам похлёбку, все её бусы и подвески звенели как колокольчики в церкви, а вышитые на юбке и переднике цветы колыхались как от ветра. Она любила принарядиться, эта ведьма и была аккуратной, - не как какая-нибудь сумасшедшая лесная старуха. Только одна прядь волос из-под платка у неё висела на глаз и тень от пряди колыхалась на стене, на связках чеснока и лука, на какой-то картине под рушником.
   - Пожениться тайком хотите? - спросила она, наливая нам горячего вина из железного чайника. Мы с Мишей смущённо переглянулись, - нас в городе постоянно этим дразнили, не понимая, что я девочка и мне вообще не хочется жениться на другой девчонке.
   - Мы хотим тело! - выпалила Миша и смахнула со щеки кусок морковки. - Женское. Молодое. Для джинна. И ещё мы хотим убить дракона.
   Ведьма села напротив нас, сократила длинными пальцами глиняную кружку, задумалась.
   - Там, откуда я пришла, - голос у неё был грудной низкий, - меня называли "одноглазое лихо". Потому что моё колдовство ещё никому не приносило ничего хорошего. Я всем так и говорила, но они всё равно шли и всё равно просили. Тогда я решила спрятаться там, где меня не найдут, но вы за каким-то чёртом меня всё-таки нашли. Чья это судьба такая злая, ваша или моя?
   Мы молчали. Я думала, что не надо мне было пить вино, потому что огонь уже подступали к глазам. О чём думала Миша, я не знаю, она мне никогда не рассказывала.
   - Тебе холодно? - вдруг спросила ведьма, будто вот-вот предложит шапку или шарф.
   Я пожала плечами.
   - Привык.
   - А зимой вы как справляетесь?
   - Уходим паломничать в Айшет с родственниками. Там живём.
   Я не понимала, зачем она всё это спрашивает. Наверное, просто из любопытства, как все люди, которые впервые видят Детей Звезды. Но такие вопросы мне и раньше задавали, а вот следующий...
   - Почему ты не ходил на дракона?
   - А?
   - Его огонь тебе ничего не сделает, с кинжалом и мечами ты обращаться умеешь, это древние науки джиннов. Но ты не попробовал даже когда Колая, брата Саймона, убили. Почему?
   А и правда. Почему?
   Ни отец, ни бабушка тоже никогда не пробовали. Никто никогда нас не просил.
   - Вам холодно не от того что здесь не та температура что на вашей звезде. Вам холодно, потому что вы везде чужие. Чтобы стать своим, нужно вместе пережить и холод, и зиму и смерть. Тогда захочешь убить дракона. - Ведьма встала и открыла тяжёлый, коварный сундук, стоявший у дальней стены. - Я тебе дам то, что ты хочешь. Но моё колдовство тебе не понравится.
   Она вынудила из сундука лист жёлтой бумаги и карандаш, бросила передо мной на стол.
   - Пиши своё имя и дату. Потом расписывайся. Всё.
   - Все? Но тут ничего не написано! А если... Если вы меня продадите?
   - Я тебя не заставляю.
   В этом не было ничего магического. Расписаться на листе бумаги, где же тут волшебство? Но когда ведьма вытащила из сундука Её, я поверила в магию.
   Дочь Звезды в прозрачном мешке, в какой суют туата, чтобы сохранить во время золотого сна или как у них там эта кома называется.
   На секунду я даже подумала что это труп, а потом стало стыдно от одной мысли: когда мы умираем, от нас ничего не остаётся кроме чёрного сердечного уголька - маленького кусочка металла со знаками, который шейхи вкладывают в каждое новорожденные пламя. На сердечном угольке начертано имя и благословения. Когда Дитя Звезды умирает, тело становится не нужно. Даже как память.
   - Одна девушка из джиннов решила связать свою судьбу с мужчиной, но передумала. - Ведьма расстегнула мешок, поправила дочери Звезды локоны. - Только было поздно. Все клятвы были принесены, бумажки заполнены, тело выдано. Тогда она пришла ко мне за помощью, и я снова сделала её мужчиной.
   Тут моя челюсть чуть не ударилась об пол. Это всё была такая неслыханная ложь, что даже ответить было нечего.
   - Не могло... Не могло такого быть! Да вы ничего не знаете о Детях Звезды!
   Кажется, у меня из глаз тогда полыхнул огонь, потому что Миша отодвинулась подальше. Для неё это всё было как сказка, но мой народ только что серьёзно обидели.
   - После паломничества не передумывают. А если бы она и передумала, откуда вы взяли для неё тело мужчины? Почему об этом не стало известно среди всех караванов? А что её муж? Отступился? Так не бывает!
   Ведьма смотрела на меня с усмешкой.
   - Верно, - просто согласилась она. - Ничего этого не было.
   - Но тогда тело...
   - Я не говорила что лгу. Просто сказала, что этого не было. Моя магия, мальчик, это не магия кристаллов, хотя близка... Да, близка. Кристаллы изменяют законы физики. А я изменяю реальность. Но для этого мне нужен якорь. Вещь, которой нет места в изменённом мире. Та девушка отплатила своей женственностью. Я вырезала кусок из её жизни, соединила два края, и вот. С твоей жизнью, Ро-Рона, я поступлю так же. Если тебе повезёт, ты даже не узнаешь где проходил шов. Но никому ещё не везло. Подписываешь или нет?
   Я повернулась к Мише, но она только пожала плечами.
   Трещали дрова в печи, перитон упруго взбивал крыльями воздух за окном. На крючке под потолком покачивался человеческий череп, укрывающий светильник, странный светильник, горящий сильнее масляной лампы. Пламя танцевало в пустых глазницах, и этот танец был похож на тот, что пляшут храмовые танцовщицы, раскрашенные охрой. Каждый такой танец - повесть. Этот был повестью о моей жизни, - пустой и одинокой жизни дочери Звезды, которая так и не набиралась храбрости быть собой.
   Может, я выйду замуж, и шейхи поднесут мне новое тело сами, но что-то важное уйдёт к тому времени. Что-то сгниёт и сломается.
   Я почувствовала, что моя жизнь странно связана с незнакомой женщиной, которая женщиной так и не стала. С телом, которого не должно было существовать. Может быть, это то, что мы называем "кисмет"?
   Я взяла со стола бумагу и размашисто надписала край.
   Всё вокруг плыло, я слышала Мишу, но будто из-под воды, из чёрного водоворота, который всё засасывал, засасывал...
   - Извините... А как же дракон?
   Ведьма махнула рукой.
   - С ним уладится. Через несколько дней в вашем городе остановится рыцарь, охотник на кристальных великанов. Он не откажет.
   Миша посмотрела на неё как на какую-нибудь богиню, а я взяла из поленницы ветку и попробовала плюнуть на неё огнём, чтоб поджечь, но весь лишний огонь выгорел через глаза (теперь они слезились) и слюна была обычная, влажная. Ведьма какое-то время наблюдала за мной, а потом сняла с потолка лампу-череп и вручила её Мише.
   - Не переутомляйтесь, детки, - вот всё, что мы услышали от неё на прощание.
  
   Почему-то на обратном пути мы молчали. Дочь звезды лежала в тачке и её ноги мерно покачивались в такт поскрипыванию колёс.
   На опушке глаза черепа потухли и по голым костяными скулам заструились масляные слёзы. Мы оставили его на пне перитона и на следующее утро череп исчез. Может, его доставили хозяйке, а может перитон перемолол его своими крепкими зубами в костяную муку.
  
   ***
   До экзаменов и выпускного оставалась неделя. Я этим пользовалась и убегала к Мише в пасторской домик, якобы учить, а на самом деле - сидеть на окне с книжкой и смотреть как Миша, путаясь в метрах шуршащей ткани, шьёт платье для дочери Звезды.
   Дочь звезды мы определили в платяной шкаф, и большую часть времени она сидела за вешалками на шляпных коробках. Мне было жаль её как забытую игрушку и досадно, что я всё никак не могу с ней сродниться.
   "Просто ты ещё не пробовала её надеть!" - говорила Миша, подталкивая меня к шкафу. - "Давай, Рона!"
   Но я шарахалась на другой конец захламленной мишиной комнаты и не могла себя заставить.
   Мне казалось, что если я попробую, то не смогу больше вернуться в своё мужское тело, что разом останусь бездомной, и дурная слава обо мне дойдёт до самого Айшет.
   Дитя Звезды, не исполняющее законы шейхов, не заслуживает вообще никакого тела.
   Я видела таких беззаконных в большом городе, однаждв - облака белого дыма в глубине которых медленно умирает огонь. Им надо бесконечно есть, чтобы поддерживать его. Они воруют и убивают людей за деньги, могут разорвать или выжечь человека изнутри.
   Вот такая судьба меня ждёт, если кто-нибудь узнает.
   Просто смотреть, как Миша шьёт платье, было безопаснее. Оно было из матовой отсвечивающей синей ткани и совсем не такого фасона как носят женщины в городке - без пышных нижних юбок, без корсетов и кринолинов - прямое, с высокой талией, квадратным вырезом и короткими рукавами, которых будто и не было.
   Сначала я представляла как в нём будет ужасно холодно, потом представила мать и бабку, с укором смотрящих на меня из-под своих шалей и покрывал...
   Вся эта затея становилась с каждым днём всё ужаснее. Но совсем плохо стало, когда пришёл Саймон.
  
   Он зашёл вроде бы спросить пастора не надо ли ему фуража по дешёвке, но пастор уехал крестить ребёнка, поэтому, Саймон сел на качели напротив мишиного окна и долго раскачивался, с таким усилием, что ветка шиповника жалобно скрипела от его веса.
   Я делала вид, что зубрю историю на подоконнике, но на самом деле не смогла даже осилить параграф про пиратов-террористов Серого моря и их короля-ублюдка.
   А ведь я всегда любила эту часть, про море, пусть в ней и не было детей Звезды. Пастор давал мне читать совсем другую историю - наполовину слабо пропечатанную на рыхлых серых листах, наполовину переписанную от руки. Всё там было не похоже на наши учебники, хотя писал её тоже туата.
   "Это библия свободных умов", - говорил пастор. За эту самую библию его когда-то посадили в тюрьму.
   Мне приятнее рассказывать об этом, чем о Саймоне, который всё сверлил и сверлил меня взглядом, а потом брякнул:
   - Пошли на дракона.
   Этот было как раз то, чего я боялась. Что он попросит именно теперь, будто ведьма его надоумила.
   - Ты больной что ли? Мы ж дети!
   - Никакие мы не дети! После выпуска жениться можно будет. Мы с тобой мужики, Рона, а мужики должны защищать свою землю и своих женщин.
   Мне показалось, что огонь сейчас проест защитную оболочку и спалит меня изнутри, что вся эта боль где-то в кишках - от него. Но Миша пришла мне на помощь, высунулась из окна с ниткой в зубах и растрёпанная как перекати-поле.
   - О, нет, вот спасибо! Женщины вас, кажется, ни о чём таком не просили! Скоро тут будет рыцарь туата, спроси у него, как они защищают своих женщин, узнаешь много нового.
   Саймон надулся. Его лицо сделалось даже каким-то неприятным.
   - Если тебя выберут в жертву, Миха, тогда поговорим. Или ты думаешь, Рона твой тебя защитит? Да ни хрена! Ему на нас плевать! Слышал, Рона? Вам, джиннам, на нас плевать! Если бы не законы, вы бы и леса наши сожрали и поля все...
   Вот тут уж я забыла, что я девушка. Я даже образовалась тому, что я парень, ношу штаны и могу в два прыжка подбежать к этому сукиному сыну и наподдать ему как следует, так, чтобы он брыкнулся с шайтановых качелей!
   Как я его ненавидела в этот момент! За всё: за то, что он сказал обо мне и моём народе, за то, что смотрит на меня как на пустое место, за... За всё!
   Мы лупили друг друга самозабвенно, так, что, в конце концов перестали уже понимать зачем и за что. У Саймона из носа хлестала кровь, у меня в голове гудело как в печной трубе и руки болели, но драться значит делать хоть что-то. Не сидеть сложа руки.
   Мы катались по траве, и никто даже не подумал нас разнимать, пока не прибежала учительница и не оттащила меня за ухо. Меня, не Саймона, хотя это он всё начал! Она говорила что-то про кровь и моё лицо, но я вырвалась, схватила книгу и убежала на заросшее поле Ву, где котором гнили остатки овина.
   У Ву когда-то была дочь. Она хвасталась, что у неё миндалевидные глаза и мы за это дразнили её Миндалиной.
   Её, как назло, ещё и звали Минь Далинь Ву.
   В прошлом году её забрал дракон.
   Я такая же девочка, какой была она. Почему от меня требуют больше? Почему я должна сделать то, чего не смогли взрослые мужчины?
   Солома в овине была гнилая, но я всё равно свернулась на ней и сунула пучок в рот.
   Саймон видит меня не так. Для него я великовозрастной парень, который умеет плеваться огнём (знал бы он, сколько я этому училась, чтобы он меня заметил), но почему-то трусит против дракона.
   Кто-то вежливо кашлянул у меня над ухом, но я даже не обернулась. Открыла книжку, сделала вид, что читаю.
   Я знала, что это учительница в домашнем переднике и косынке. Она как раз стряпала, когда мы с Саймоном подрались.
   - Миша сказала, что ты будешь здесь.
   Учительница села рядом. От неё пахло тестом и дрожжами.
   - А сама она где?
   - Хмм, когда я уходила, она, кажется, убирала в шкафу. Что это ты читаешь?
   Я нехотя показала ей обложку.
   - Историю. К экзаменам.
   Учительница одобрительно кивнула.
   - История короля Скаги. Я любила рассказы о нём, когда была маленькой. Особенно сказку о том, как он захватил летающие острова и опустил их в море, чтобы люди могли на них жить. Жаль, что в наших учебниках о нём всего три строчки: пираты терроризировали Острова, но храбрые рыцари их победили, утопив короля вместе с одним захваченным островом. Жаль, но так вам нужно отвечать на экзамене.
   - А если это правда? - Всё-таки, история Скаги всегда казалась мне слишком хорошей, чтобы быть настоящей. - Если никакого архипелага нет? С тех пор сто лет прошло.
   Учительница улыбнулась, глядя вдаль, туда, где за гнилыми стенами плескалось море трав, и я подумала вдруг, что она очень любит своего мужа-пастора, сидевшего в тюрьме, и что они самая идеальная пара, которую я знаю. Лучше только мои родители.
   - Нет, только один туата говорил нам правду о нас. Он сохранил для нас память о Скаги и она до сих пор, даже через сто лет, даёт нам надежду. Надежду на то, что когда-нибудь мы встанем гордо, свободно и всем покажем, кто мы есть на самом деле. И нас увидят. Нас примут. Эта мечта жива в каждом человеке.
   Почему-то я чуть не заплакала от этих слов и, сунула в рот ещё пучок соломы. На этот раз, она, высушенная жаром моего тела, сгорела мгновенно.
   - Значит, вы тоже думаете, что мне с Саймоном надо идти побеждать дракона?
   - Что? - учительница решительно встала. Из-под косынки и неё выбились волосы и она сразу напомнила мне Мишу. И, почему-то, лесную ведьму Лихо. - Нет, пресвятой Шива! Конечно нет! Наше прошение вот-вот рассмотрят в столице, и, если кто-нибудь из рыцарей изъявит желание... А если дойдёт до нашего князя, по его протекции дело ускорится. Нужно просто подождать хотя бы пару лет. Одиночество не самый важный земной город. Нам приходится мириться с некоторыми неудобствами.
  
   Можете себе представить, каково мне стало после этих слов. Я не стала дожидаться Мишу и просто улизнула домой, сделав вид, что меня к ужину ждут не дождутся.
   Зато дома настроение у меня немного приподнялось: абла встретила меня на пороге и хотела отругать, но, увидев синяки и ссадины, воодушевилась. Я давно уже ни с кем не дралась и она уже начала беспокоиться, что я тут совсем "обабился среди гяуров" и воина Звезды из меня не выйдет. Она вообще слышать не хочет о том, чтобы я вошла в будущем в чей-то шатёр. Это мне следовало отпустить бороду и раскинуть шатёр в пустыне, а ещё лучше, отбить шатёр и наших даали у дяди Касыма и взять кого-нибудь из его сыновей. В идеале - обоих.
   Все за ужином были в хорошем настроении. Пока я не спросила у отца, почему он не хочет попробовать убить дракона. Просто попробовать.
   - Потому что твоему отцу стоило бы стать женщиной вместо твоей амы и ничего бы не поменялось, - бойко ответила абла от очага, в котором трещал наш меньший земной брат - бездушный огонь.
   Обычно, отец обижается на такие слова, - абла не любит женщин и для неё это совсем не похвала, - но сегодня вечером все только посмеялись.
   - Иногда, сын, лучше не высовываться, - серьёзно сказал отец, кроша сухую кору на тарелку. - Ты не помнишь, как местные смотрели на нас, когда я перенёс твою мать через порог, по обычаю! Будто мы воры, торгаши, обманщики, которые заняли хороший дом, в котором могли бы жить люди.
   Ама слушала и кивала, улыбаясь. Она всегда улыбалась, даже когда причин не было. Поэтому, её считали странной и редко звали в гости, но мне она сказала однажды, что улыбка это лучшее оружие и самый прочный щит. Может, она перестаралась и с атакой и с обороной, но я всё равно люблю её улыбку.
   - Я многие годы честно работал и помогал чем мог всегда! Когда все давали деньги, я давал чуть больше, но не настолько, чтоб мне позавидовали, когда все выходили в ночь спасать рабочих из шахты, я зажигал дыханием факелы и бесплатно выкатил бочку масла для ламп. И постепенно мы стали немного своими. И что же, когда все мужчины согласно молчат, я должен выйти и сказать: "я не просто бакалейщик, я герой, куски плоти! Пришёл победить дракона, спасти ваших дочек, потому что вы сами не можете!" Нет, Ро-Рона, я уже стар пускать под откос всё, что нажил, и ставить людей в неловкое положение. Выживи я - как им себя вести со мной? И конечно подумают, что я зазнаюсь...
   Я не знала что ответить. Мне казалось, что отец преувеличивает, потому что на меня в городке никто косо не глядел... Но я выросла в Одиночестве, а он помнил времена, когда мы только пытались пустить корни в эту холодную, каменистую землю, в угол между лесами и шахтами. У него была своя причина не убивать дракона, и я ничего не могла возразить, но на душе кошки скребли.
   Перед сном я пыталась и читать и клеить модель туатского истребителя, даже думала, сидя перед зеркалом, не остричь ли мне волосы, но всё валилось из рук, пока в стекло не прилетел камушек. Потом ещё один, а потом целая дробная россыпь, которая брызнула мне прямо в лицо, когда я высунулась посмотреть кто там.
   Конечно, это была Миша. Стояла под моим окном в кустах и ждала, пока я догадаюсь скинуть ей лестницу.
   Заметь это кто-нибудь и не избежать бы нам позора. Про нас и так шутили, что мы с Мишей жених и невеста, - пойди, растолкуй, что это не так! Девица, лезущая в окно к парню, да ещё к сыну Звезды! Это же с ума сойти можно, не говоря уже о том, что она дочка священника.
   Нервы у меня и так были на пределе, так что я сама спустилась по крепким, вкусным на вид веткам вишни, набиравшимся сока под моим окном. Мы думали срубить её осенью и засушить до Махашиваратри, когда первый снег начинает кусать, а запевальщики ходят по домам и поют гимны. В первый день, сразу после службы, мы ставили свечи перед образом Шивы, накрывали на стол по-праздничному, а с первыми лучами нового солнца запирали дом и уходили в Айшет, подальше от холодов.
   Кто знает, вдруг прошлые Махашиваратри были последними семейными праздниками в моей жизни?
   - Я закончила! - прошипела Миша, притянув меня к себе за ухо. Ты бы видела, какие там воланы! Умереть можно! И причёску я придумала, а туфли подойдут мои, я просто выкрашу их в кипятке, у мамы был синий порошок. Но! Важнее всего не это, а твоё заявление.
   Никаких заявлений я в жизни не планировала. Я вообще плохо представляла себе как всё будет на выпускной церемонии.
   - Зачитают отрывок из твоего сочинения, ты выйдешь, получишь диплом и скажешь что... Что все имеют право выбирать кем им быть, мужчиной или женщиной!
   На самом деле, у меня на этот счёт были сомнения, но больше волновало другое.
   - Миша, ты что! Мне же не отдадут диплом, и родители там будут! Не хочу я ничего заявлять, хочу под шумок, когда стемнеет и фермеры из соседней деревни придут на танцы, немного поплясать с Саймоном, вот и всё! Назовусь своей двоюродной сестрой, он и поверит, он же не знает наших обычаев. А вот диплом двоюродной сестре не отдадут.
   Миша искренне огорчилась. Она-то себе воображала, что мы делаем что-то героическое, ради угнетённых, а оказалось, что это ради Саймона и красивого платья.
   - Ты правда всё предусмотрела. А я-то думала это наш общий план...
   - Он общий! - я схватила её за руки. - Без тебя я бы ничего не смогла! И... И когда я буду танцевать с Саем, я ему обязательно всё это скажу. Про то, что меняться не стыдно.
   - И скажешь, что ты Рона?
   - Нет конечно! Да он и не поверит...
   Миша торжественно подняла палец к потолку.
   - Сердце ему укажет, - молвила она, явно кого-то цитируя. Наверное, любовный роман.
   О сердце Саймона я не знала ничего, кроме того, что оно, кажется, доброе.
   На это мне и оставалось надеяться.
  
   ***
   Миша показала мне платье перед самыми экзаменами. Вернее, Лилу в платье (мы уговорились пока звать тело незнакомой девушки Лилой). Я знала, что Миша постоянно шьет и себе и учительнице и даже на заказ, но оказалась совсем не готова к тому, что платье будет... Таким. Таким гладким, таким мягким, таким красивым.
   Чем больше я на него смотрела, тем больше убеждалась, - оно не для меня, а для кого-то... Вроде Лилы. Для настоящей девушки, которая с детства мечтала быть принцессой, играла в куклы и понятия не имела, как здорово лазить по деревьям, жевать табак за овином и писать стоя.
   Я, вдруг, всерьёз затосковала по одежде, которую носят дети Звезды в пустыне. Шаровары, тюрбаны, меха, платки, плащи, много-много слоёв ткани, почти не отличающихся у мужчин и женщин. Лучше так, чем мучиться и выбирать между привычными штанами-рубашкой-жилетом, и платьем, лучше которого не носят даже туата.
   - Я никогда его не надену!
   Да. Вот таким было моё решение. Не надену и всё тут. А ещё лучше - изрежу его своим верным кинжалом, и...
   Но не успела я достать кинжал из ножен, как Миша вмиг подобрала все свои юбки до самых пантплон и так саданула мне ногой в грудь, что я отлетела к стене.
   - А теперь слушайте, мадам! - Я ещё никогда не видела Мишу такой злющей. -Я все руки исколола пока его шила! И я не позволю какой-то трусихе всё испортить! Меня от трусов тошнит, потому что все вокруг трусы, которые себе даже не могут признаться в том, кто они есть!
   Какое-то время мы молчали, да так крепко, что слышно было, как в соседней комнате падре учит с отстающими по закону божьему нитья-садхана:
   "Восстань, восстань, о, Владыка богов! Восстань, о пребывающий в сердце! Да пребудет царствие твоё! Сваха! Аминь!"
   - Так ты это для меня делаешь или для себя? - спросила я, убирая кинжал в ножны.
   - Для всех! Может, даже для всех джи... Детей Звезды.
   - Не имеешь ты никакого отношения к Детям Звезды! - я всегда вспыхиваю, когда трогают мой народ. Пусть и по-доброму трогают.
   - Все ко всем имеют отношение! - Миша быстро оглянулась, чтобы убедиться что никто не слушает, будто в её комнатке мог затаиться шпион. - Леон Астериас тоже мог так сказать: "я, мол, к людям не имею отношения". Но он так не сказал. Он создал Манхэттенский союз, и....
   - А я не хочу никаких союзов, я....
   Я запнулась. А чего я вообще хочу? Танцевать с Саймоном на выпускном?
   Нет.
   Я хочу, чтобы он меня увидел.
   И не только он. Чтобы все меня увидели. Но для этого нужно так много мужества! Есть ли у меня столько?
   А потом я посмотрела на Мишу, на её забинтованные пальцы и подумала, что и Леон Астериас и король Скагильфар были правы: если у тебя не хватает мужества, найди того кто им с тобой поделится.
   У Миши мужества вообще было на троих.
  
   ***
  
   Как мы сдавали экзамены, я плохо помню. Надо было приходить рано и в самом лучшем воскресном костюме, а потом сидеть за чисто вымытой партой и баюкать в желудке холодный комок, пока учительница не вызовет.
   Я сидела за высокой партой у окна и всё смотрела на низкие столики для малышей, за которыми сегодня сгорбились дотянувшие до экзаменов. Третий стол от доски когда-то был моим, на нём остались чёрные следы от моих укусов. В детстве я всё не могла поверить, что вокруг столько дерева, а есть его совсем нельзя и потихоньку грызла угол, когда учительница не видела.
   Столько лет я тут провела! Многие мальчишки и девчонки побросали школу ради шахт и ферм, а мы, пятнадцать человек, дошли до конца, и теперь готовимся писать своё последнее сочинение.
   Тему присылали из большого города, в запечатанном конверте, который священник торжественно перед нами раскрыл в присутствии шерифа.
   "Моя родная земля", - такое у нас было сочинение, но я не кинулась строчить черновик, а смотрела, как прикованная, на гордого священника в очках, на улыбающуюся учительницу, на пузатого нашего шерифа Мугабе, натянувшего по такому случаю парадный мундир. Я только теперь поняла, что за эти годы они постарели, - не одряхлели, а просто стали немного другими. Прибавилось морщин и седых волос, но любовь к нам, лентяям и проказникам, осталась та же.
   Я всегда думала, что изменюсь сама, в один прекрасный момент, а мир останется тем же, но нет: мир тоже менялся, и менялись люди вокруг. Тихо, медленно, но верно.
  
   Сочинение я написала на серебряную звёздочку, но отрывок из него всё равно прочитали перед городским советом и мэром. Все сочинения читали, прежде чем вручить диплом, такая была традиция.
   Я не написала ничего особенного: что-то про пустыню и про лес, про то, что здесь мне нравится, потому что много деревьев, что у меня тут много друзей, но мама всё равно утирала слёзы и обнимала меня, а отец хлопал по плечу и всё говорил, что я молодец.
   На танцы они, конечно, не остались - за нами приглядывала учительница и специально выбранные родители. Все этому были только рады - в молотильню набились парни и девушки из соседних деревень, которые много километров шлёпали по лесу и болотам в броднях только чтоб потанцевать.
   Увидев их, завитых, надушенных, в лучших, но всё равно скромных ситцевых платьях, я почувствовала, что ледяной комок, сидевший в животе с самых экзаменов, подпрыгнул к горлу, совсем заморозил мозги. Моё платье из ворованного туатского атласа было слишком красивым, стеклянные бусы слишком переливались, и сама я, в новом, чужом, но теперь таком родном теле, была слишком не для этого места. И не для пустыни тоже.
   Никто не замер и не замолчал, когда я вошла, но все на меня глазели, пока я протискивалась к Саймону. Он сначала меня не заметил, - всё озирался, искал кого-то взглядом, и я, вдруг, подумала, что он ищет, наверное, Милицу с фермы Долгая Лапа...
   - Привет, - сказала я. - Меня зовут Лила, я двоюродная сестра Ро-Роны.
   - Ага, - ответил Саймон. Он посмотрел на меня с интересом, но без того восхищения на которое я надеялась. - Ты Рону не видела?
   Он чуть наклонился ко мне и у меня мурашки побежали, хотя с одеколоном он переборщил, да и зачёсанные назад, жирные от бриолина волосы, выглядели неприятно, не так, как его обычные, непокорные соломенные пряди, торчащие из-под шляпы.
   - У меня тут бутылка вина есть, и жидкость для разжигания. Мы тут с парнями решили отметить, если найдёшь его, передай, ладно?
   Ледяной ком растопила волна жара. Мне захотелось снова накинуться на Саймона, снова набить ему морду, но я смогла только отвернуться как деревянная кукла, и уйти. Молча.
  
   МИША
   Ох, как я разозлилась на Саймона! Налетела на него как валькирия.
   - Ты дурак! Ну ты и дурак! Тебе что, пьянка важнее?!
   Он даже отшатнулся, обиделся:
   - А что я?!
   - Надо было её позвать! Смотри, какая она красивая!
   - Ну красивая... Но это же мужские посиделки, с парнями только...
   И вот что ему скажешь?
   Я, конечно, пустилась искать Рону, - ну что мне эти танцы? Деревенские мальчишки и девчонки скучные... И вообще, у меня есть жених, только это секрет. Он молодой пастор, в Грейсе, мы переписывается. Это, конечно, договорной брак, но, кажется, он хороший и думает правильно, как я, и мутации у него не жуткие, а даже милые. После выпускного я поеду к нему, и, наверное, больше сюда не вернусь.
   В общем, у меня-то всё хорошо, а Рону надо спасать.
   Это, наверное, последнее, что я смогу для неё сделать, ведь неизвестно, долго ли мы расстанемся.
   Я её нашла в старом сарае, где она обычно пряталась. Она и правда сидела там, на соломе, красивая в лунном свете, как фея. И как же мне стало обидно! И за своё платье и за свою Рону.
   - Ну и ладно, - сказала она, когда увидела меня. - Это меня Велкий Шейх наказал. Как там говорят... Когда люди загадывают, боги смеются. Пошли переодеваться.
   Вся трудность с этими джиннами в том, что они не умеют плакать: либо хохочут, либо кричат и ругаются, - так кажется со стороны. Но я-то знала Рону достаточно, чтобы увидеть: она плачет внутри.
   Это вроде как... будто на брошенном в костёр дереве выступает смола. Так я себе представляю эти слёзы. Правда, от того что я это знаю, Роне ни жарко ни холодно.
   Что бы я сделала сейчас на её месте?
   Я бы попыталась ещё раз. И ещё раз. И ещё...
   Поэтому, я просто протянула Роне руку и сказала:
   - Давай попробуем... опять.
  
   ***
   Мы так и шли всю дорогу, взявшись за руки, и подолы наших красивых праздничных платьев вымокли и испачкались, нацепляли сухой травы. Не знаю, о чём думала Рона, но мне вдруг подумалось о моём женихе, о том, что скоро я уеду к нему и больше сюда не вернусь... я ведь так и не рассказала ей об этом. Конечно, я ещё немного подумаю, соглашаться на его предложение или нет, но... мне правда хочется быть женой пастора. Это хороший способ влиять на общественную жизнь, контролировать многие вещи, - надо только как следует взяться. Я не могу похоронить себя в глуши! Хотя, на самом деле, Грейс не очень-то отличается от Одиночества.
   А что будет делать Рона? Отправится в пустыню? Будет работать в лавке? Если заговорить с ней, придётся и о своих планах рассказать, а этого мне совсем не хотелось.
   На этот раз нас, почему-то, все ждали. Мы словно попали в кошмар, где все на тебя смотрят, а ты без панталон: кажется, весь город собрался в овине, и родители Роны, и мои родители, и мэр и шериф... Да все! Они глядели на Рону так, будто впервые увидели, но с уважением. Я даже на секунду подумала: неужели её храбрый поступок тронул наше маленькое сообщество? Неужели среди нас есть социально раскрепощённые люди? Но тут же стало понятно, что всё это не так. Родители Роны совсем не выглядели тронутыми... растроганными, а её папа даже плюнул ей под ноги огнём. Я не слышала о чём они говорили, потому что наш мэр (он же - наш гробовщик и доктор) начал целую речь о том, как много Рона делает для нас и как ей все благодарны и как её семья должна ею гордиться. А в конце он достал из седельной сумки своей ящерицы какую-то бумагу, и меня как громом поразило! Рону тоже, я увидела, как она побледнела. Мы переглянулись, и я прошептала: "это всё ведьма! Это тот самый лист!"
   И конечно он был тот самый, тот, который Рона подписала!
   Там говорилось, что она добровольно приносит себя в жертву дракону, чтобы другим девочкам не пришлось тянуть жребий. Либо дракон, либо она. Вот так.
   Наверное, впервые в жизни я совсем не знала, что мне делать. Не было никаких идей! А если б я сама оказалась в такой ситуации... Но я бы не оказалась! Я люблю устраивать и командовать, но во мне, если начистоту, нет ничего геройского, мне просто кажется, что я могу всё организовать куда лучше, чем другие.
   Я знаю, что и Рона не героиня.
   Провожание, обычно, назначают на следующий день: девушку одевают в самое лучшее (в нашем случае этот пункт можно вычеркнуть), сбрасывают в мешок деньги и драгоценности (драгоценностей уже ни у кого не осталось, так что деньги и кристаллы), потом приходит слуга дракона и весь город провожает их с девушкой до шахт. А потом все возвращаются домой на поминки. Ночь перед провожанием девушка проводит в родном доме, с семьёй и друзьями и любимым (если есть), но отец Роны что-то сказал шерифу и шериф отвёл её в участок. Он, конечно, поставил ей в камере походную кровать и отдал свою перину, но представьте, каково ей было!
   Мы с мамой сразу побежали домой собрать ей что-нибудь на ужин и на завтрак, но когда вернулись, Рона уже спала в своей клетке... То есть камере, поэтому, мы оставили узелок у шерифа, а сами пошли домой.
   Саймона нигде видно не было.
   Ну и ладно.
  
   РОНА
  
   Я сделала вид что сплю, чтобы все убирались и не мешали мне страдать.
   Я никогда и не думала, что всё закончится хорошо, но в моей голове это происходило не так: там я сначала добивалась своего, а потом меня ждало наказание.
   Моя семья от меня отказалась, и я их не виню. Получилось ведь так, будто я оскорбила саму Звезду, оскорбила шейхов, которые устанавливают порядки, оскорбила отца и мать...
   Люди ничего не поняли. Не знаю, о чём они подумали, но точно не о том, что я ненормальная, преступница и, может, Звезда навсегда закроет для меня Ворота Огня, как это бывает в сказках со злодеями. Ворота Огня это не настоящие ворота, это мера нашего пребывания в мире. Когда дитя Звезды рождается, они распахнуты настежь, но с годами их створы закрываются, закрываются... И мы больше не можем существовать тут. Мы уходим в нашу настоящую страну, туда, откуда все мы родом. Становимся бесплотными духами, которым никакая оболочка не нужна.
   Как говорят люди, - умираем.
   Мне даже уютно было в камере: тёмно, тихо, пахнет луком и конфискованным крепким вином, через маленькое окошко светит луна, - скоро она уползёт выше и даже этот свет исчезнет.
   Я закрывала глаза и вокруг меня начинали кружиться лица всех, кто был в овине: соседей, знакомых... Всех, кого я знала всю жизнь и больше никогда не увижу. Вот бабушка Норт с вечным пучком на затылке тащит за собой свой длинный, тяжёлый ящериный хвост - её мать работала в шахте беременная, так что бабушке Норт досталось. Вот отец Саймона - Айван. Саймон будет такой же, когда вырастет, немного угрюмый и с длинной курчавой бородой...
   Вот Ламия  Николетти - почтальонка, тоже пришла на танцы. Как же здорово она умеет краситься!
   А вот...
   Но тут дверь в участок заскрипела, я привстала посмотреть кто там... И чуть с походной кровати не свалилась. Мама!
   Мама прокралась ко мне ночью, и тут же впихнула между прутьев моей решётки два узелка.
   - Ты целый день ничего не ел, Ро-Рона, - прошептала она. - Так нельзя. И помолись Звезде, может, она тебя простит.
   Мы неуклюже обнялись через решётку, она расцеловала меня в обе щёки, и мне почему-то стало лучше, даже после того как мама ушла. Она ничего не стала говорить, не стала спрашивать, почему я это сделала. Наверное, боялась, что отец её хватится. А может, она просто так любила меня, что ей было всё равно.
   Я не стала есть, просто лежала, обнимая узелок из маминого любимого цветного платка и пыталась уснуть, но дверь заскрипела снова.
   Абла.
   Абла не стала меня обнимать, а сразу всучила мне холщовый мешок с ветками, который едва пролез сквозь решётку, и заставила меня покрутиться на месте, чтобы хорошенько рассмотреть.
   - Бёдра широкие, много детей родишь, - сказала она, довольно кивая. - Уж не знаю, на что ты это тело выменял, но девчонка, которая от него отказалась, дура да и только. А платье...ишь, какое платье... Холодно, а?
   - Очень холодно, абла, - призналась я.
   И тогда она тоже оставила мне свой любимый платок. Тот, который аба, дедушка, подарил ей на свадьбу.
   Я спросила у неё:
   - Абла, почему ты не сердишься?
   - Как не сержусь?! Я сержусь! Но ты, Рона, мой достойный внук. Сделал то, на что я в своё время не пошла. Я за твоего абу вышла потому что надоело мне хуже мокрого бревна одной шляться по этой пустыне и быть бородатым мужиком, Лесным Пожаром. Мне твой аба случайно на пути попался, и я его на коленях просила, чтоб он для меня шатёр поставил! А у него душа была добрая. Он знал, что такое быть одному, когда весь род твой за Воротами.
   Мы помолчали. Абла ткнула пальцем в мешок.
   - Там на дне твой кинжал. Может, пригодится. А я пойду, пока дома меня не хватились. Смотри, никому не рассказывай, что я тут была!
   Когда она ушла, я залезла под перину и твёрдо решила проспать остаток ночи, но кто-то снова появился в дверях, подошёл молча.
   Отец.
   Я ещё никогда не видела его таким грустным. Я вообще не видела его таким грустным, будто пламя еле теплилось в нём.
   И в руках у него тоже был узелок. Он так же молча положил его рядом. Я думала он сейчас уйдёт, но он всё не уходил.
   И тогда я сказала: "прости меня".
   А он сказал:
   - Никогда не проси прощения, Рона, если виноватым себя не чувствуешь.
   Потом мы тоже обнялись и он ушёл.
   И всё, о чём я смогла подумать: и что мне теперь делать с такой горой еды?
  
  
   ГЛАВА 2
  
   ЛОТ
  
   Осталась последняя сигарета.
   Лот не планировал совершать посадку до самых Холмов, но последняя, Дан побери! И как он не рассчитал?
   Крещендо, свернувшийся в кокон, шёл над горами прямым курсом. Он был готов при первых признаках кристального великана развернуться и стать собой, - двадцатиметровым шагающим доспехом, но внизу не было ни великанов, ни, как на зло, поселений.
   Лот мог забыть о потребности в куреве, - скоротать время полёта в золотом сне, но все эти штучки с замедлением биологических процессов ему не нравились, - он предпочитал жить здесь и сейчас, не тратя драгоценных, пусть и скучных часов на спячку. Поэтому, вся кабина Крещендо была завалена упаковками от еды быстрого приготовления, тюбиками клейстера и сигаретными пачками. Пустыми, сколько бы раз он ни проверял их содержимое.
   - Я давно говорила, что тебе надо бросить, - сказала Шивали кин Руэйдхри, уютно устроившись в кресле второго пилота. На самом деле, она сидела за много километров от Лота, на их собственном летающем острове, но ему нравилось брать её с собой, пусть и как голографию. Эдэскин, общий разум туата, мог передавать ощущения и образы, но это было совсем не то, что видеть жену наяву, слушать, как уютно стучат её спицы, как шевелятся губы, когда она пересчитывает петли. Их брак, по меркам туата, был недолгим, и Лот чувствовал вину за то, что Шивали так часто остаётся одна в родовом улье. За неимением лучшего, голографическая связь устраивала обоих.
   - Я не хочу бросать, - угрюмо объявил он и закинул ноги на приборную панель. - Ты знаешь, госпожа: я раб плотских удовольствий, в отличие от тебя.
   Шивали улыбнулась. На её чёрном, как смола, лице, выделялся сегодня белый крест, рассёкший губы, перечеркнувший брови. Какой-то знак Матери, которого Лот, несведущий в религиозных обрядах, не понимал. Многие этому удивлялись, --- жениться на жрице Дан и не участвовать ни в каких таинствах? Но Шивали тоже почти не интересовалась его мастерскими и сквайрами, - обоих это устраивало.
   - Что ты там вяжешь? - спросил Лот, высматривая на карте хоть самую завалящую деревеньку где обязательно должен быть какой-нибудь человеческий старик с вечно прилипшей к нижней губе папиросой. И запасами табака.
   - Шарф для тебя, господин. Ты ведь собираешься на север.
   - Ещё не знаю. Сначала нужно посоветоваться с Тевали из Холмовых ши.
   Он уловил в эдэскин жены нечто вроде досады. Он не знал, что произошло между ней и Видящим ши, - это были какие-то жреческие дела, - но она точно его недолюбливала.
   - Тевали. - Оскорблённая гордость, немного яда. Лот не глядя готов был поклясться, что жена стала ещё чернее, что чернеют даже её белоснежные волосы, убранные под кружевное покрывало. - Провидец Тевали, который никогда не ошибается.
   - Не знаю, какой из него провидец, но он гениальный стратег, политик и игрок. Нам повезло, что их клан подписал мирный договор, - с этими воевать было бы неприятно. Особенно теперь.
   - Больше никто на всей Мелиде не может дать прогноз вторжения фоморов?
   - Если это вторжение вообще будет. Ибарнанн не лжёт, но его могли запутать, намеренно ввести в заблуждение... просто припугнуть.
   Он не стал упоминать, что как раз его с Тевали связывает долгая дружба и сотрудничество. Провидец или нет, он действительно умел заглядывать в будущее, в разные его варианты.
   - В пути ты мог бы прибраться, - несколько мстительно отметила Шивали, почувствовав его отношение к фэйри. - Мы как раз затеяли уборку в улье. Выбрасываем старое тряпьё, поём летние гимны.
   - Мхм...
   - Я как раз поливала сегодня материнское дерево и мне пришла мысль о том, что нам пора завести ребёнка, господин.
   Лот повернулся к ней. Обычно он отшучивался, что у него есть Ибарнанн, который, хоть и пытается сейчас отращивать бородку, хуже всякого младенца, но Шивали на этот раз спрашивала серьёзно.
   - Если хочешь детей, я тебе препятствовать не буду. Что делать ты знаешь, прядь моих волос у тебя есть. Вели найти людей покрепче и поздоровее, принеси их в жертву, а потом снимай урожай, - столько младенцев, сколько захочешь.
   - Нет, Руэйдхри. Я не хочу во всём полагаться на Мать. Я хочу сама быть матерью. К тому же... нельзя убивать людей, не совершивших зла. Они не вещи, господин.
   Лот нахмурился. Опять эти странные, особенно для жрицы, разговоры о ценности человеческой жизни, эти благостные сектантские бредни Леона Астериаса, которые не исчезли вместе с ним, а почему-то пустили корни.
   - Тогда жди, пока я не вернусь от Тевали, - неприязненно бросил он. Шивали почувствовала на кого на самом деле обращена его неприязнь, и только печально покачала головой.
   - Между прочим, ты куришь их сигареты, - заметила она с усмешкой, но Лот не успел ответить, - внизу наконец-то показалось селение, настолько маленькое, что на картах, заложенных в бортовой компьютер Крещендо, даже не обозначалось.
   Он приземлился на окраине, раскинул, по привычке, защитный купол, хотя в этом захолустье ни у кого не хватило бы мозгов украсть боевой доспех. Местные при виде туата в расшитом маками чёрном плаще и шлеме с тёмным зеркальным забралом попрятались, так что даже спросить про бакалейную лавку было не у кого. Пришлось искать самому, полагаясь на интуицию. Хотя, в городе из трёх улиц, ошибиться сложно.
   Лот много повидал таких умирающих поселений возле истощившихся кристаллических шахт. С каждым днём кристаллов добывают всё меньше, с каждым днём от стен отстают новые хлопья краски. Над скудными полями поднимается пыль, дикие пауки оплетают рукава шахт липкой паутиной. По пустым улицам шаркают краснолицые фермеры в соломенных шляпах и переливающиеся кристалльной пылью шахтёры с остановившимся взглядом. На крылечках одинаковых деревянных домов-коробок сидят старики, и по ним не поймёшь, живы они или нет. Все они знают, что из-за кристаллов умирают от каждого вдоха, а их дети становятся уродами. Но, по крайне мере, у этих уродов всегда есть кусок хлеба в грязной руке.
   Церковь и кладбище в этих городках всегда на холме. Столбики с выцветшими тряпками над могилами, а церковь просто сарай с башней для колокола. Лот никогда не вникал, кому они там молятся и зачем набиваются в сарай целыми толпами. Его отвращала земля, полная мертвецами. Последний пир туата всегда казался ему куда чище и благороднее: плоть питает плоть, кости превращаются в пепел и ложатся под материнское дерево или замуровываются в стену семейного улья, под металлическую табличку. А душа... Душу пожирает Дан.
   Дан пожирает всё. Пожрёт и этот городишко.
   Лот нашёл бакалею по вывеске, непривычно яркой для таких мест. Её явно регулярно красили и обновляли. Да и вся бакалея словно сопротивлялась общей меланхолии, сопротивлялась всеми силами. В единственном, но мытом окошке стояла пирамида из банок с радужными сливами. Пол внутри кто-то густо посыпал опилками. Бочки и ящики стояли вдоль стен строго, в линию. На отполированном старом прилавке поблёскивал аквариум с засахарившимися коричневыми леденцами. Полки позади бакалейщика были заставлены жестянками, коробочками и мешочками. Иголки, тетрадки, отрезы ткани, листы кожи, хомуты и верёвки, - всё в идеальном порядке. Видно, времени у бакалейщика было много, а покупателей мало.
   Лот не ожидал увидеть за прилавком джинна и по себя подосадовал на это. Общаться с Детьми Звезды не то же что с людьми. Они свободный народ, Дан их возьми, и гордый сверх меры.
   Люди в бакалее тоже были - когда он вошёл, человеческая девчонка в цветастом платье соскочила с бочки яблок и сделала реверанс. Лот даже не удостоил её кивком.
   - Пачку "фэрбэнкс". Если нету, то любых, - буркнул он, швырнув на стойку пару монет. Джинн ему не нравился: зачёсанные назад волосы, дурацкие тонкие усики, - ни один туата не стал бы такие отращивать.
   - Не продаём, господин.
   Лот тяжело вздохнул.
   - Тогда плитку табака и папиросную бумагу.
   Плиточный табак был, обычно, особенно мерзким, отдавал жжёной резиной, но выбирать не приходилось.
   - И этого нет. Наш лорд запретил.
   Лот знал этого лорда, чувствовал его в эдэскин, и не упустил случая кольнуть его раздражением. Эта плоть всё равно сдохнет на шахтах, дай им хоть последнюю радость!
   Лорд, конечно, не услышал слов, но слепо огрызнулся в ответ.
   - У меня дома есть сигареты, - вдруг сказала человеческая девушка. Девушка-девочка, если точнее, -Лот не умел на глаз определять возраст людей. - Отец держит их для гостей. Лот не стал спрашивать какого фомора девчонка из Плоти решилась с ним заговорить: у неё было курево, вот что главное.
   - Веди, - коротко бросил он, но Плоть не двинулась с места.
   - Я отдам вам сигареты, когда победите дракона, - твёрдо сказала она.
   Лот так удивился что, после секундного колебания, даже снял шлем.
   - ТЫ ставишь условия МНЕ? - переспросил он, думая что ослышался. Люди действительно наглели с каждым годом.
   Девчонка сразу сделала глупое-глупое личико, даже приоткрыла рот.
   - А разве вас не из столицы прислали? Чтобы победить дракона и спасти Рону!
   Этого ещё не хватало.
   - Я здесь не для того, чтобы спасать людей. Я приземлился у вас ради курева, и ты должна притащить мне его хоть в зубах, не то спалю к фоморам весь ваш чёртов городишко!
   Прорычал и сам устыдился, - он не думал что от никотиновой ломки можно вот так легко потерять голову. Лучше б Дан послала ему гейс на табак.
   Человеческая девчонка поспешно отступила, а у джинна в глазах зажглось опасное пламя. Настоящее пламя.
   - Там моя дочь, рыцарь, - глухо произнёс он. - Дети Звезды заключили с вами, детьми Чёрной матери, союз. Если записать на свитках все рассказы о том, как вы нарушали своё слово, можно выстелить этими свитками дорогу отсюда до Айшет. Наши шейхи этого так не оставят. Дракону подчиняется дитя Земли, с радостью выполняет его приказы. Если моя дочь погибнет, шейхи прольют кровь ваших народов. Это наша битва, и твои рабы, дети Миля, здесь не при чём.
   Лот вынужден был про себя признать, что джинн прав. Рыцари давали клятву защищать все народы новой Мелиды. И пусть своих рабов они защищали избирательно, пренебрегать свободными джиннами нельзя было. Шейхи давно искали повод вернуть себе останки Звезды, свою священную реликвию, и не стоило им этот повод давать.
   - Я покажу дорогу! - встряла девчонка.
   "Дети Миля"! Ну и старомодным же эти джинны, откопать такое древнее прозвище! Дикий народ.
   Он не сказал девчонке ни да ни нет, но она всё равно увязалась за ним, нисколько не пугаясь. Только подсадив её в кабину, Лот вспомнил, что так и не убрал там, но вышвыривать непрошенную гостью было поздно.
   - Ой, - донеслось до Лота, - добрый день, моя госпожа!
   Госпожа? А, да, отключить связь с Шивали он тоже забыл.
   - И тебе доброго дня, дитя.
   - Я... Я не ожидала увидеть тут блистательную даму... Вы тоже рыцарь?
   Шивали рассмеялась.
   - Нет, я жена Руэйдхри кин Руэйдхри, сэра Лота, которого ты видишь перед собой... - Она огляделась. - ...и которого сложно приучить к чистоте.
   Девчонке хватило ума не улыбнуться.
   Лот тяжело рухнул в пилотское кресло и, буркнув ей, чтоб схватилась за что-нибудь, дал Крещендо команду на взлёт.
   - О, боже мой, мы правда летим! О, боже мой, боже мой! - услышал он за спиной.
   - Заткнись! - не глядя бросил он. Поток "обожемоев"  не стих, но превратился в приглушённый писк.
   Шивали сидела молча и таинственно улыбалась.
  
  
   САЙМОН
  
   После некоторых размышлений, Саймон решил взять тот топор, что нашёл в сарае.
   Конечно, отцовский был лучше, -- блестящий, наточенный, но вдруг он сломается о драконью шкуру? Саймон решил не рисковать.
   Домашние думали что он отсыпается после выпускного, а на самом деле, он тайком спустился в овраг за мельницей и пол дня он ширкал тупым, мутным лезвием по точильному камню, убирал жучиной слизью ржавчину и как мог отгонял от себя мысли о том как это больно - сгорать заживо.
   Так, как сгорел Колай.
   Его фотография до сих пор стоит на полочке в столовой, окружённая бумажными цветами, а рядом - стакан воды, накрытый кусочком хлеба. Саймон однажды спросил зачем это, мёртвые духи ведь не едят, но ему толком никто не ответил. "Принято так" и всё.
   В других домах он такого не видел. Может, родители думали, что если будут оставлять Колаю еду, он ещё, чего доброго, вернётся?
   Но нет, никогда он не вернётся. Да и сам Саймон может уйти навсегда.
   Голос внутри, очень похожий на голос отца, говорил ему, что Рона этого не стоит.
   Нет, не так.
   Что он тут не при чём и Рона сам может... сама может о себе позаботиться. А если нет, - он... она сама выбрала свою судьбу. Никто не заставлял её писать ту бумагу. Какую-нибудь девушку всё равно выбрали бы в жертву, так какая разница?
   А может, Рона выживет? Джинны огненные внутри.
   Может, голос и уговорил бы Саймона. Но он видел лицо Роны, когда Перси, слуга дракона, уводил её из города, наряженную, как невесту. И в этом лице не было ни героизма, ни решительности. Даже страха в нём не было.
   Это была не Рона, -- просто неизвестная ему девушка. Он всё не мог связать её в голове со старинным приятелем, другом, с которым нырял за речными тараканами, тряс яблони и списывал арифметику.
   Может, тут какой-то обман? Может, это правда не Рона, а его двоюродная сестра? Джинны могут менять тела, так говорят, но кто это видал?
   Саймон привык быть младшим, которому многого не говорят, который видит только верхушку куста и не замечает протянувшихся далеко в глубину корней. Но с тех пор как Колай умер, приходилось учиться видеть все эти спутанные корни.
   "Не вмешивайся", - снова сказал строгий отцовский голос. - "Не твоего ума это дело. Раз шериф и мэр позволили, раз Рона так захотел, не тебе лезть".
   Но Саймон всё равно наточил топор, сунул его за пояс и пошёл к бакалейщику, Ро-Базиру. У того давно висела на крючке плотная куртка из ящериной кожи. Саймон не знал точно, как подействует на неё огонь дракона, но это было всё лучше, чем его рубаха.
   Куртку можно было выменять на новенькие, ни разу не надёванные сапоги Колая, - они так и остались в сундуке дожидаться его свадьбы, которая теперь никогда не случится.
   Мать, конечно, поднимет крик до небес, но живые люди важнее мёртвых.
   Если, конечно, Рона ещё жива.
   А даже если нет, будет следующий год и следующая девочка и так год за годом, пока в Одиночестве не останутся только старики.
  
   Бакалейщик как раз ссыпал в холщовый мешочек крупу для старенькой, вдвое согнутой Бабушки Розы. Куртка висела на месте.
   По дороге Саймон придумывал, что скажет отцу Роны. Ему хотелось бросить сквозь зубы что-нибудь злое и презрительное о том что, наверное, их семейка довольна - Рону сожрёт дракон и не будет им никакого позора.
   Хотелось, но ничего он не сказал, потому что увидел: в смоляной, густой шевелюре Ро-Базира за одну ночь пролегли от макушки тонкие серебряные нити. И в усах они белели и в короткой бороде, словно чёрная краска кое-где облупилась от старости.
   Саймон дождался пока бабка уйдёт, молча бухнул сапоги на стойку, посмотрел тяжело исподлобья. Крепился, крепился и всё-таки не удержался.
   - Я за Роной пойду, дядя Базир, - пробурчал он. И зачем только? Ведь не ради похвалы.
   - Этого не надо. - Базир заметил его топор, но смолчал о нём. - Что сделано, то сделано. Или хочешь, чтобы какую-нибудь девочку вашу, человеческую забрали? Наша Звезда... и этот ваш бог правильно рассудили.
   - Правильно?! - Нет, не сдержался-таки. Не смог. - А Рона что, не человек?! То есть... что он... она такого сделала?! Может... может и странно это всё, но и убивать за такое нельзя!
   Он подумал, что бакалейщик сейчас полыхнёт огнём из глаз, как джинны это умеют, заорёт на него, но тот взялся осматривать сапоги.
   - Это придумано не нами. Давным-давно шейхи установили такой порядок, когда сошли с Упавшей Звезды. Мы сотни лет живём, мир сотни лет живёт, а если что-то живёт и не умирает, значит, оно здорово. Правильно устроено.
   Саймон не нашёлся что ответить. У него голова начинала болеть от сложных разговоров про то, как устроен мир, - хуже чем эти церковные истории, что мы все Богу только снимся, а когда он проснётся, то тут всему и конец.
   - А я всё равно пойду, - упрямо пробурчал он. - Куртку только дайте.
   - Я же сказал. - Базир достал маленькую лупу и принялся рассматривать мелкие стежки у мыска. - Не надо этого. Прилетел рыцарь туата в боевом доспехе, пусть он пытает удачу. Это его работа. Моя работа - торговать, а твоя - пахать.
   Он снял с крючка куртку и так же, не глядя, бросил Саймону.
   - Вот и иди. Паши себе. Мир твоему шатру.
  
   Рыцарь туата! Такого Саймон не ждал. Никто уже давно не верил, что рыцарь прибудет, разве только госпожа Ревекка, учительница. И тут на тебе, будто караулил за углом! Теперь можно со спокойной совестью повернуть домой, теперь-то всё точно образуется. В саду наливаются зёрна на пшеничных деревьях, скоро с юга, где всё уже убрали, потянутся сезонщики - собирать урожай, молоть муку. Отец сегодня ушёл валить первый в году колос, лишний топор ему не помешает, тем более такой - острый, только-только наточенный...
   Саймон зажмурился, представив как падает золотистые дерево, как взвивается клубами соломенная труха, пахнущая сухой травой и тёплой, солнечной пылью. Как отец утирает пот со лба, растирает эту труху в широких ладонях, и где-то в глубоких бороздах, заменяющих ему линии на руке, рождается запах хлеба. Как зарок, как обещание.
   Саймон шёл вперёд, улыбаясь своим мыслям, и, постепенно, городок кончился, подобрал куцый хвост из заброшенных домишек. Начинало холодать. Дорога свернула в горы.
  
  
  
   РО-РОНА
  
   Мэр выстрелил из сигнальной ракетницы, я слышала из камеры. Это было утром, а к полудню пришёл Перси. Слуга Дракона. Одевается он, как и положено слуге, скромно, ничем от нас не отличается, разве что все одёжки на нём размером как детские, как у всех фэйри.
   И ещё... когда я смотрела на него, каждый раз казалось, что у меня какое-то косоглазие начинается: и его левая половина и всё, что ещё левее, как-то... расплывалось.
   Если подумать, то я и внешность его сейчас не смогу описать. Кажется, он был бледный, а волосы чёрные. Или рыжие?
   В общем, Перси пришёл за мной на городскую площадь. Правда, от площади одно название, - это утоптанная площадка на которой ставят виселицу если надо кого-то повесить. Или лотки, когда в Одиночестве фестиваль или ярмарка.
   В общем, её почти никогда не используют.
   Нет никакого особенного ритуала для провожания жертвы дракона; просто горожане ведут Перси и девушку до окраины. Молча. И всё.
   Со мной вышло также, и, по правде говоря, не хотела я этого. Даже порадовалась, что ни родителей, ни Саймона не было. Зачем все эти молчащие люди, которые с виду печалятся, а втайне радуются, что пронесло?
   В банке наменяли купюры на монеты, как Перси сказал. Мама передала мне с Мишей свои свадебные украшения. А так... что рассказывать?
   День был пасмурный, но когда мы дошли до шахтёрского квартала, выглянуло солнце.
   Шахтёрский квартал на самой окраине - близко-близко лепится к горам. Никто старается туда не ходить лишний раз -- там оседает больше всего пыли.
   Все домики здесь просто деревянные коробки, промазанные жучиным клейстером, застывающим мутными полупрозрачными каплями. Из-за потёков клейстера пологие крыши и вросшие в землю стены уродливо бугрятся. Зато, говорят, людям тепло в таких домах зимой.
   С утра было пасмурно, но когда мы вышли на Шахтёрскую улицу, солнце прорезало облака, и всё: воздух, дорога, дома, засверкало блёстками, радугой, драгоценными камнями, будто открылся проход в Волшебную страну, по которой так тоскуют ши.
   Я поплотнее закуталась в свои платки, все остальные натянули респираторы, будто раньше не знали, что она здесь.
   Пыль смерти.
   Пыль ангелов, как иногда говорят.
   Из-за неё люди мутируют и рано умирают. Внизу, в Одиночестве, стоят ветряки, - они гонят пыль назад, подальше от города и полей, но всю прогнать не удаётся.
   Сейчас её стало меньше, но никто не рад - это значит, что запасы кристаллов в горе истощаются и понадобится много времени, чтобы вырастить новые. У нашего господина мало плодородной земли и клейстерных заводов, он вообще не из богатых туата, а сейчас ещё и вошёл в расходы из-за свадьбы. Поэтому, если шахта иссякнет, он город не спасёт.
   Я и тогда об этом думала, в сверкающем облаке. Вот смешно, - умирать мне, а думала о тех, кто остаётся.
   Наверное, так легче смириться с тем, что Врата Огня скоро закроются.
  
   Я не помню, как выглядел Перси, но он не понравился мне ни на секунду. И дело не в том, что он летающий коротышка, похожий на деревянную, отполированную куклу с плоским личиком. Было в нём что-то мерзкое, не естественное. Будто змея напялила человеческую кожу.
   Опять смешно, - а сама-то я? Но моя человеческая кожа хорошо на мне сидит, а вот Перси... Был какой-то неживой.
   Перед горожанами он разыгрывал из себя такого несчастного, забитого мальчика на побегушках, но стоило пастору меня благословить, стоило учительнице меня расцеловать, стоило городу скрыться за поворотом, как куда всё девалось!
   - Даже не думай убежать, - дракон испепелит и тебя и твой городок и маму с папой, - заявил он, хотя я о побеге и не думала. Иногда я вообще сомневалась, что этот дракон существует, а потом вспоминала Саймона, держащего узелок с черепом Колая.
   От этих воспоминаний серые горы становились ещё неприветливей. Они молчали, но какой-то упрямый звонкий стук разносился по воздуху, словно кто-то без устали дробил камни.
   - Почему дракон ест только девушек? - спросила я, чтобы скоротать время. Взбираться по каменистой тропе было скучно и тяжело, я даже, скрепя сердце, оторвала подол у платья и отломала каблучки туфель.
   - О, он всех ест. - Перси улыбнулся, и ох не хорошая то была улыбка! - Но вы, люди, просто приучены отдавать именно хорошеньких девочек.
   Такого я о людях ещё не слышала. Но главное это значило, что он ещё не понял, кого забрал!
   - Как это - приучены?
   - Очень просто. Все эти ваши сказки: пришёл дракон, забрал принцессу, а рыцарь должен её спасти. Если из поколения в поколение долбить одно и тоже, и не захочешь - научишься. Для вас это так естественно, что вы даже не думаете! Начни дракон забирать мальчиков, вот тут-то вы засомневались бы. Завозмущались. Но всё идёт по плану, правду я говорю?
   Мне на это нечего было сказать.
   У джиннов нет таких сказок. Наши истории не понимаем даже мы сами, потому что все они произошли за Воротами Огня, а там другая жизнь. Даже многих слов из этих сказок мы не понимаем, и представить себе не можем. Я в детстве всё приставала к маме, спрашивала что это за за "кецвальзи", которым принц Эли победил Чёрный Дым. Бедная мама так и не смогла ответить. Может, она и знала, но объяснить ей было не под силу.
   Только абла кое-как смогла рассказать.
   Кецвальзи... Такое же бесполезное для нас теперь слово, как и то, что оно означает.
   Так я тогда думала.
  
   Не знаю, какого дракона я ждала увидеть. Наверное, огромного и чешуйчатого - как ездовой ящер, только больше раз в двадцать, или лохматого, хрипло лающего гиганта, вроде тех что водятся на западе. Только говорящего.
   Но к такому я была не готова.
   - А вот и Пеструшка! - радостно объявил Перси и ткнул меня маленьким, острым кулачком в спину. - Иди, познакомься с ней. Она моя верная подружка, без неё мне жизнь не в радость!
   Пеструшка и правда оказалась просто пёстрой курицей.
   Просто пёстрой курицей размером с церковь. Она топталась на месте, прикованная за ногу цепью к скале и гулко долбила клювом камень. Это был тот самый звук, что я слышала всю дорогу.
   В человеческих сказках драконы живут в пещерах, но Пеструшка свила гнездо под наклонившемся к её скале камнем - наверное, он был когда-то выступом и его снесло селью.
   Уютное гнездо из больших охапок сухой травы и ещё чего-то...
   Волос.
   О девушках, которые здесь погибли, напоминали теперь только волосы и цепь, похожая на пеструшкину, но куда тоньше. Рядом, в горе, чернел ход в пещеру: просто маленькая нора, как раз для ши размером с Перси. На уступе прямо над норой вертелась маленькая, совсем игрушечная ветряная мельничка, с подветренной стороны чернели угли кострища.
   Вокруг не было ни травинки, ни кустика, только камень и вытоптанная земля.
   Мёртвое место. Единственным живым существом там казалась Пеструшка. Будь она размером с обычную курицу, мне бы она понравилась: цвет у неё был как кофе с кошачьим молоком, который пьют по утрам у учительницы, а глаза, хоть круглые и бессмысленные, светились как янтарные камушки.
   Мне бы пожалеть себя, но её почему-то было жаль больше.
   - Поздоровайся с Пеструшкой, я сказал! - Перси снова толкнул меня, да с такой неожиданной силой, что я упала на колени. - Давай, корова!
   Он взлетел на своих стрекозиных крылышках и пнул меня в затылок.
   - Мир... Твоему шатру, Пеструшка, - выдавила я сквозь зубы обычное приветствие Детей Звезды и замерла в ужасе, но Перси снова ни о чём не догадался. Курица тоже не обратила никакого внимания и продолжала долбить скалу.
   - Вот так. Дракона надо уважать. А теперь, принцесса, займи своё место в сказке.
   Он кивнул на малую цепь с ошейником, но только я поднялась, как сильный пинок снова отправил меня вниз.
   - Нет-нет, ты не вставай, - фальшиво-радостно посоветовал Перси. - Ты теперь не человек, а еда. То, что ходит на двух ногах, мы не любим, нам стыдно. Даже птичек есть нам стыдно.
   Я была крупнее него, выше, но почему-то Перси внушал мне самый всамделишный страх. Я не могла нормально видеть его, не могла запомнить его лицо, и мне всё время казалось, что какая-то важная вещь ускользает от меня. Будто за Перси стоит ещё кто-то.
   Кто-то неизмеримо больше...
   И я поползла по острым камням. И сама защёлкнула на себе ошейник.
   Перси, довольный, кинул мешок с деньгами и украшениями в нору и, напевая, полетел к кострищу, разводить новый огонь.
   - Эй! - да, мне было страшно. Но страх лежит в неизвестности. Когда знаешь свою судьбу, боишься только этого исхода. Когда не знаешь, боишься всех возможных исходов. - Почему ты сразу меня не убьёшь?! Давай! Скорми меня дракону!
   Перси высек искру и с хрустом повернул свою хорошенькую кукольную головку в мою сторону. Так, что упёрся подбородком в собственную спину.
   - А с чего ты взяла, что тебя съест дракон?
   Когда он облизнулся, оказалось, что язык у него раза в два длиннее, чем у человека.
   Толстый, бледный язык.
  
ЛОТ
  
   - ...и тогда мы пошли к лесной ведьме, а ведьма заставила Рону что-то подписать, и потом...
  
   Лот подумал, что девчонку уже пора бы высадить. Направление она показала, тепловой радар был настроен, не было никакой надобности держать её в кабине, но Шивали получала удовольствие от болтовни с этим глуповатым существом и лишать жену этого удовольствия было бы низко. Шивали не по своей воле так долго жила замкнуто и одиноко, - Лот всегда помнил об этом.
   - У моего мужа есть опыт спасения девушек от драконов. Так мы познакомились, - ласково произнесла она и невесомо тронула руку Лота. Он многое отдал бы за то чтоб почувствовать её прикосновение в этот момент.
   Вся эта история со спасением Шивали была куда сложнее, чем они привыкли рассказывать знакомым. Никто и не допытывался о большем, из вежливости. Но здесь же всё было ясно как божий день. Ши приручил горную тварь и трясёт с окрестных деревень деньги, а Оссиан кин Армут бесцельно тратит время и деньги в столице: собирает альянсы, тратит казну на уроки фехтования, хотя жабулю понятно - Дервла кин Каоимх, невеста, не пощадит его в бою. Их кину нужен князь, пусть даже покалеченный в свадебной битве. Кин Армут пресечётся, ещё одно великое имя уйдёт к Дан.
   Прадед Лота был дружен с Армутом кин Малоуном и своими глазами видел, как Малоун разорвал своё знамя и присягнул Армуту, своему внуку, как он первый назвал себя Малоуном кин Армутом. А теперь Оссиан хочет отвергнуть великое имя и войти в кин выскочки Каоимх, чья непричастность к Молоту Богов, чуть не разрушившему планету, до сих под вопросом...
   Конечно, людям, живущим на земле Оссиана кин Армута не понять всех этих тонкостей. Зато они ясно понимают, что князь не спасёт их от напастей и не поможет в трудную минуту.
   "Всегда мне приходится подчищать за кем-то", - подумал Лот, рассматривая точки на тепловом радаре. Три ближайшие точки оказались кострами, а вот следующие две, поярче, интенсивно мигали вплотную друг к другу. Одна из них вполне могла быть джинном.
   - Крещендо. Боевая готовность, - скомандовал он и пристегнулся. Кабину сильно качнуло, девчонка у него за спиной с визгом покатилась по внезапно накренившемуся полу, изображение Шивали наполовину утонуло в спинке кресла.
   Крещендо вылуплялся из своего стального яйца. Лот представлял, как это выглядит со стороны: тонкие стальные листы складываются как карточная колода, открывая взору гиганта, парящего в позе эмбриона, обхватив колени. Он медленно просыпается, вытягивается, раскидывает руки, словно ложится на воду, его тень падает на заснеженные пики, скользит по узким лощинам, накрывает перевалы. Величественное зрелище, если есть, кому смотреть.
   Когда кабина стабилизировалась, Лот отстегнул ремень и поднялся по скобчатой лестнице на второй уровень, в боевую рубку с мониторами. Крещендо будто ждал его: огни сенсорной площадки на полу приветственно вспыхнули, замерцала, переливаясь, подсветка на ножнах ганблейда. Лот взял благородное, парадное оружие в руки. В какой раз? В двадцатый, не меньше, но каждый был как первый. Для рукопашного боя эта инкрустированная драгоценными камнями игрушка, конечно, не годилась, но сражение в боевом доспехе это совсем другое.
   Он закатал рукава, скинул сапоги и уверенно встал на середину сенсорной площадки. Тонкие проводки-сенсоры Крещендо устремились к нему отовсюду, оплетая, как лианы, впиваясь в ступни, в запястья, в затылок, за уши, пробираясь тонкими иголками под кожу.
   На первой тренировке пилотов Лот впал в панику и попортил много дорогого оборудования, пытаясь отмахнуться от несчастных проводков. Но с годами ощущение единения с Крещендо стало приятным.
   Он зажмурился, отсчитал до десяти в обратном порядке и снова открыл глаза. Он летел, раскинув руки и ноги, как пловец, лежащий на воде, и его тень падала на заснеженные пики, скользила по узким лощинам, накрывала перевалы.
  
   - Госпожа Шивали! Госпожа Шивали! - послышался взволнованный тонкий голос откуда-то изнутри. - А это так и надо? Тут какая-то жуть творится! То есть, там какие-то змеи и они, кажется, едят господина рыцаря...
   Шивали засмеялась.
   - Думаю, они его не съедят. Руэйдхри кин Руэйдхри никому не позволит себя съесть. Даже дракону.
  
  
   САЙМОН
  
   Даже если б огромная железная махина не прилетела, он выскочил бы из-за скалы и задал жару этому Перси. Он как раз собирался, но гигантская туша удивительно бесшумно закрыла солнце и камнем рухнула прямо на спину дракону.
   То есть, как дракону... Дракон Саймона разочаровал. Разочаровал до злобы. Колая убила курица. Огромная, тупая курица. Не злое и мудрое чудовище, не хитрый зверь, - самая идиотская птица на свете!
   Он действительно собирался выскочить и рубануть Перси топором. После того как тот заявил что собирается сожрать Рону... нет, чуть позже, когда Рона плюнула в него огнём и он поднял визг о том как его обманули, подсунув безвкусного джинна вместо сладкого человека. Он порхал и порхал вокруг неё на своих почти невидимых крылышках, а Рона пыталась попасть в него плевком, но плевки становились всё слабее и слабее, - у джиннов тоже кончается слюна или что там у них вместо этого.
   Саймон действительно собирался... просто рыцарь его опередил. Курице точно пришёл бы конец, но она вдруг исчезла вместо с Роной. Точнее, не исчезла, а...
   Он так и не понял, как это произошло, но в лагере Перси всё вдруг поменялось местами. То, что было справа, оказалось слева, и гигантский доспех упал прямо на камни, вздымая пыль, откалывая от скалы целые куски, которые почему-то не упали, а зависли в воздухе. Воздух просто полнился камнями, словно земля больше не притягивала их. Сквозь поднявшуюся пыль мало что можно было рассмотреть: только рыцаря, силуэт курицы и Перси, беспорядочно машущего руками. Повинуясь этим взмахам, булыжники со всех сторон прицельно летели в огромный доспех.
   Словно этого было мало, курица раскрыла клюв и выпустила долгую, прицельную струю пламени.
   Гора начала дрожать: сначала тихонько, едва заметно, потом всё сильнее, будто пыталась сбросить незваного гостя. Больше всего на свете Саймону хотелось упасть на колени и зажать уши руками, уползти оттуда, но Рона осталась посреди этого безумия. Из пыльного облака бахали выстрелы, от скалы откалывались новые куски; Рону в любую секунду могло задеть, придавить... нужно было остановить всё это. Остановить колдуна Перси, который заставляет гору шататься!
   Саймон знал только один способ. Он покрепче сжал рукоять топора и выскочил из своего убежища, петляя, как заяц. Вовремя - следующий срикошетивший выстрел рыцаря разнёс его убежище вдребезги, как фарфоровую тарелку.
  
  
   ЛОТ
  
   - Ибарнанн кин Астур! Пусть Дан сожрёт тебя и твоих потомков заживо! - рявкнул Лот так, что Ибар, его сквайр, упал с постели в своём родовом улье. Ему приснилось, что сэр Лот сражается в горах с курицей и всё время промахивается, потому что указательный палец на спусковом крючке реагирует с опозданием.
   Тот самый палец в котором Ибар так и не смог обнаружить причину поломки.
   Лот досадливо отогнал извинения сквайра.
   - Заткнись, Ибарнанн кин Астур! Не до тебя!
   Птица не давала подойти на расстояние клинка. Если бы она отвлеклась, хоть на секунду...
   Сияющий Король был добр к нему в этот день. Курица вдруг встрепенулась, хрипло заорала, захлопала крыльями, открывая беззащитную грудь.
   Лот развернул ганблейд клинком вперёд, сделал рывок... и слишком поздно заметил острый обломок скалы, летящий прямо в висок.
   Булыжник нашёл свою цель. Лот тяжело рухнул на колени, ганблейд выпал из его руки. Рыцарь потянулся за ним и только тогда заметил крошечную фигурку, остервенело рубящую топором птичью ногу.
   Заметил он и кое-что ещё. Датчики взбесились, - уровень кислорода и азота в окружающей среде падал с небывалой скоростью, будто что-то, или кто-то, пытался всосать в себя весь воздух в округе.
   - Руэйдхри! - донёсся до него крик Шивали. - Там мальчик!
   - Там Саймон!
   Фигурка с топором пошатнулась. Лот, в очередной раз помянув Дан, подхватил её двумя пальцами и зашвырнул под забрало.
   Вовремя.
   Ворота Огня распахнулись.
  
  
  
   РО-РОНА
  
  
   Все спрашивают, как я это сделала. И никто не спрашивает, зачем. Наверное, все думают, что я хотела спастись и нашла отличный способ, но это не так.
   Я просто разозлилась.
   Не на Перси и не на Пеструшку, конечно. На себя.
   Перед смертью все важные вещи, которые так тебя волновали, вдруг усыхают и сморщиваются до размера каких-то хлебных крошек, этих маленьких следов, которые оставляют за собой хлебные кошки.
   Перси всё кричал, что моё тело не настоящее, что оно безвкусное как резина, и что-то в моей голове щёлкнуло.
   Я так долго жила рядом с людьми, что совсем забыла что мы, Дети Звезды, не такие.
   Что я не такая.
   Я не девочка. Я не мальчик. Я - Огонь.
   Огонь не боится ножей и не сражается саблями.
   В тот момент я возненавидела всех. Всё Одиночество, Мишу, Саймона, - всех, кто забыл или не хотел знать, кто я. Но на самом деле, больше всех я ненавидела себя за все эти глупости и все эти игры.
   Огню не нужно оружие, потому что он сам - оружие.
   Принц Эли победил Чёрный дым не мечом, а кецвальзи. Он открыл свои Ворота Огня настолько широко, насколько мог, и выжег весь воздух в пещере Чёрного Дыма.
   Дым отравил его детей-искр, так что у принца было много ярости в сердце.
   Ярость лучший ключ от Врат Огня.
   На секунду я вознеслась до самых небес и увидела своё отражение в горных ледниках. Я обрушилась на горы, на сухую траву, на рыцаря, на дракона, на Перси. Я кричала и выла от злости и камни чернели, и Пеструшка, такая огромная раньше, съёживалась, съёживалась, а латные наручи рыцаря, которыми он закрыл стальное лицо, плавились крупными каплями, как воск...
   Дольше всех продержался Перси, но я упала на него, как волна, проглотила заживо, сжала в огненный кулак. Ши вспыхнул как пергамент, как моль, залетевшая в костёр. От него не осталось даже золы.
  
   В лагере дракона больше нечему было гореть и Ворота Огня медленно закрылись сами собой, пока я не стала своего обычного размера. Чтобы не задымиться, я переползла ниже, в долину, и взобралась на пышный куст. Он был достаточно сырой, чтобы долго не сгорать.
   Я не знала, что будет дальше. Конечно, мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь отломил ветку или сделал факел и перенёс меня домой, к маме и папе, но некому было это сделать. Кажется, я видела в лагере Саймона, но если он правда там был, от него мало что осталось.
   От этой мысли мне впору было заплакать, но огонь не плачет. Правда, с куста капала смола, но разве это считается...
   Это потом я узнала, что его спас сэр Лот, но когда я увидела Саймона, сбегающего вниз по склону, подумала, что это какой-то похожий мальчик или привидение...
   Он несмело подошёл к моему кусту. Топор так и не отпустил.
   - ...Рона?
   Представляю, как глупо он себя чувствовал, - разговаривать с горящим шиповником! Но стыдно стало почему-то мне.
   Наверное, потому что я огненное чудовище чуть не убила своего друга.
   - Ага, - сказала я. Получилось гулко и жутковато. Мы не очень-то разговорчивые в нашей настоящей форме. Нам по-другому приходится колебать воздух.
   Саймон обошёл куст. Потом ещё раз.
   - Я не могу понять, где у тебя перед, в смысле, лицо, - смущённо признался он. - Куда мне говорить?
   Усилием воли я придала языкам пламени более-менее человеческую форму и ещё немного прикрыла Врата Огня, чтоб хотя бы оказаться с Саймоном одного размера.
   - Извини, что чуть не сожгла тебя, - сказала я, покачиваясь на ветру.
   - Я даже не понял, что это ты. - Он почесал в затылке. Довольно закопчёном затылке. - Я вообще непонятливый, ага.
   И тут мы оба засмеялись. Потому что вели себя как полные идиоты.
   - Огонь же не виноват, что он горячий, - сказал Саймон, отсмеявшись. - Ты всё правильно сделала. Может, иначе эту тварь было не убить.
   Мы помолчали.
   - Спасибо, что пришёл.
   - Ага.
   - Ты настоящий друг.
   - Ага.
   - Если найдёшь ветку покрепче, я на неё перепрыгну, и можно будет отнести меня в город. Было бы здорово. Пожалуйста.
   Саймон улыбнулся.
   - Не надо ветку, Миша уже ищет фонарь.
   - Миша?!
   Я даже не подумала, что она может здесь оказаться. И чуть не заплакала во второй раз, но огонь не плачет.
   - Это она привела рыцаря. Не знаю, где она его откопала, но это же Миша, она всё может.
   И правда? Где она нашла рыцаря? Разве только...
   Кто-то уже говорил мне о нём. Совсем недавно...
   "Через несколько дней в вашем городе остановится рыцарь, охотник на кристальных великанов. Он не откажет".
   Ведьма!
   Я словно вызвала её этим воспоминанием: сначала у подножия горы появилась маленькая, неузнаваемая точка, но чем больше она росла, тем больше угадывались в ней перитон, запряжённый в телегу и ведьма, восседающая на козлах.
   - Знаешь, - серьёзно произнёс Саймон, - по-моему, не надо тебе больше с ней разговаривать.
   Я кивнула. Саймон протянул мне крепкую ветку, и мы ушли на пепелище. К Мише, которая, уже бежала нам навстречу с лампой в руках.
  
  
   ЛОТ
  
   - Я прошу у тебя прощения, Руэйдхри кин Руэйдхри, сэр Лот. Я стольким обязан тебе... - голографическое изображение Оссиана кин Армута слегка рябило, видимо, Столица перелетела в другое полушарие.
   Лот, закопчёный, пропахший дымом, взглянул на него так, что Оссиан, ещё мальчишка на вид, отшатнулся, несмотря на расстояние, разделявшее их.
   - Твой отец - безродный кин-ахар, а мать - человеческая женщина, - прохрипел Лот. - Это всё, что я хочу тебе сказать. Конец связи.
   Оссиан исчез. Рыцарь устало спустился в кабину пилота и рухнул в кресло. Шивали подошла, опустила невесомую руку ему на плечо, но её взгляд был устремлён на монитор, на человеческих детей, по очереди обнимающих лампу-"летучую мышь".
   "Она любит детей", - подумал Лот. - "Может, и правда стоит их завести"...
   Шивали почувствовала его мысли и улыбнулась, но улыбка исчезла так же быстро, как появилась.
   - Перитон. - Её голос давно не был таким отчуждённым и холодным. - Обречённая душа.
   - Вижу. Подожди здесь. - Лот съехал на лифте к щиколотке Крещендо и вышел навстречу женщине в красном. Она рылась в золе, разыскивая птичьи когти и кидала их в повозку. Дети молча смотрели на неё, сгрудившись в сторонке.
   - Зачем тебе останки мёртвых? - спросил рыцарь, даже не скрывая неприязни. Перитон нетерпеливо переступил на месте. Его человеческая тень сделала то же самое и широким жестом сложила руки на груди.
   Ведьма улыбнулась.
   - Мой дом на куриных ногах поизносился. Нужны материалы для нового.
   - Девочка сказала, что ты изменяешь реальность.
   - И она права.
   Лот прищурился.
   - Лжёшь. На это способны только великие Короли.
   Ведьма отряхнула золу с вышитых рукавов, убрала выбившиеся пряди под шапочку и вскочила на козлы. На мгновение Лот разглядел жуткие, бугристые шрамы и запавшую глазницу.
   - Руэйдхри кин Руэйдхри, мир меняется. И не только потому что фоморы проникают сюда и приручают драконов. Неужели ты думаешь, что туата знают всё о Земле?
   - О Новой Мелиде.
   - Нет, рыцарь. О Земле. Земля сладко спала в своём измерении, пока вы не открыли порталы. Как вкусно пахнет чистый, новый мир, не тронутый магией, не связанный с другими мирами... этот запах до сих пор манит многих. Он разнёсся по всем ветвям Древа.
   - Кто ты?
   - Всего лишь лесная ведьма. Лихо с одним глазом. - Она цокнула языком и намотала вожжи на тонкие белые запястья. - Не забудь пригласить меня, когда снимешь своих детей с Материнского дерева. У меня есть подарки для них.
   Лот резко развернулся и зашагал обратно к знакомой, безопасной громаде Крещендо.
  
  
   МИША
  
   Так и закончилось наше приключение. Князь Оссиан вернулся чуть ли не на следующий день и сразу же вызвал меня, Саймона и Рону к себе.
   Рона, кстати, опять мальчик - её новое тело сгорело тогда в горах. Но это не так уж важно, по крайней мере, для неё. Я вот даже рада что она снова такая как была. Я её с детства знаю и уже как-то привыкла, что ли...
   Так вот. Князь вызвал нас и заставил записать как всё случилось. То есть, сначала мы пытались рассказать, но ему быстро надоел наш гвалт и то, что мы постоянно говорим о всякой чепухе, так что он отвёл нас в библиотеку и дал нам карандаши и бумагу. Сам. Вот это да!
   Саймон ничего толкового не смог написать, а мы с Роной быстро управились и потом читали друг другу вслух. И я так увлеклась... что прочитала даже о своих мыслях.
   О том, что я собираюсь замуж.
   А потом, хотите верьте, хотите нет...
   Джинны не плачут, но мы с Роной сидели обнявшись и ревели. Хотя, это больше я ревела, а Рона просто выла за компанию.
   Мы договорились, что будем ездить в гости и писать друг другу и никогда друг друга не забывать.
   Князь, кстати, взял её в свой улей, и не просто служанкой, а своим секретарём и телохранителем. Он недавно женился и жена, кажется, хочет ему отомстить. Так что, он её немного побаивается... то есть, это шутка! Наш князь никого не боится! И княгиня Дервла добрейшая и благороднейшая княгиня!
   Я спрашивала Рону насчёт Саймона и она сказала что ничего не выйдет, но особенно не расстраивается. Зимой в Айшет собирается куча джиннов, так что у неё много шансов познакомиться с симпатичными мальчиками, которые не состоят из воды больше чем наполовину.
   Она обещала когда-нибудь взять меня с собой. Как это будет замечательно, увидеть новые места!
   Но сначала, я, пожалуй, повидаю пасторский домик в Грейсе.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"