Однажды молодая больничная утка высиживала чьи-то яйца. Одно из яиц было нормальное, второе же выглядело как-то странно. То ли оно было отёчно, то ли от природы более крупно. "Какое крупное яйцо!" - думала больничная утка, - "Сколько живу в больнице, отродясь не видела столь крупных яиц! Стоит, наверное показать его дядюшке стульчаку. .Уж он то насмотрелся за свою долгую жизнь всяких яиц." И вот однажды ночью, когда санитарка ушла домой пить водку, а дежурной постовой медсестры, как обычно, не было на посту, молодая утка покинуло своё насиженное место и отправилась в туалет за дядюшкой стульчаком. Дядюшка стульчак стоял, прислонившись к стене и курил обрывок газеты. Когда-то давно он был приделан к дядюшке унитазу, но минул уже не один десяток лет, как его оторвали. "Дядюшка стульчак, не будете ли вы так любезны посмотреть яйца, которые я высиживаю," - обратилась молодая больничная утка к старому стульчаку. "Конечно- конечно, милочка. Говно вопрос," - ответил стульчак, и переваливаясь с ноги на ногу, пошел смотреть яйца. "Одно яйцо совершенно нормально," - говорил он молодой утке, разглядывая яйца, - "А вот со вторым, милочка, вы ещё намаетесь. Я бы на вашем месте не доводил дело до крайности, и удалил бы его пока не поздно. Хотя, дорогуша, это вам решать." "Ну уж нет, для меня они оба дороги!Довысижываю до конца оба, и будь что будет!" - подумала молодая утка и залезла на своё место. Спустя неделю внутри яиц послышалось какое-то поскрипывание и похрустывание и через несколько часов на свет появились птенцы. Один был совершенно нормален и из него к осени получилась бы отличная больничная утка. Второй же был крайне несуразен, и даже если бы из него выросла больничная утка, то применение её требовало бы от применяющего какой-то чудовищной физиологии. Тем не менее спустя несколько дней мать-утка вошла в туалет, ведя за собой свой выводок. Это были первые в жизни птенцов смотрины. Вдоль левой кафельной стены выстроились в ряд больничные утки, Вдоль правой стены стояла флотилия больничных суден. Посредине между ними возвышался дядюшка унитаз. Вдоль флотилии больничных суден прохаживался капитан больничного судна, посасывая короткую клистирную трубку. Он был одет в белоснежный халат и белоснежную фуражку, на околышке которой красной краской было написано "психиатрия, третье отделение". Капитан очень гордился этой надписью. Он часто говаривал, что он работает как раб на галерах, хотя никаких рабов на суднах не было. Завидя несуразного утёнка, матушки больничные утки стали громко смеяться и плевать в утёнка своим содержимым. "Какой он гадкий!" - крякали они, - "Да это же настоящий туалетный утёнок! Не место этому уроду среди нас , благородных". Флотилия больничных суден тоже была недовольна и с лязгом билась друг о друга жестяными бортами. И лишь капитан больничного судна поднял фуражку, приветствуя утёнка и воскликнул: "Здорово, молодец! Не желаешь ли к нам на судно матросом? Нам нужны такие бравые ребята с такими кривыми мордами, ведь каждый раз после плаванья нам нужно драить палубу, особенно в труднодоступных местах." Гадкий утёнок уже было согласился пойти в матросы и достал уже авторучку, чтобы подписать трудовой договор, но дверь в туалет в это мгновение распахнулась и вошла санитарка. Она тут же увидела гадкого утёнка и воскликнула: "Ну и дела! Неужели это туалетный утёнок!? Отродясь в нашей больнице не было туалетного утёнка! Может,он забрёл сюда из ЦКБ? Может, скоро комиссия?" Она схватила утёнка за толстое тело и стала крутить его перед глазами: "Так-так-так, семьсот пятьдесят миллилитров. Благодаря своей форме позволяет очищать унитаз даже в самых труднодоступных местах. Попробуем, попробуем." Она грубо перевернула утёнка лапками кверху и засунула его головой в унитаз. Потом она стала тереть его нещадно мордой о самые недоступные места. Когда она вынула его из унитаза, щёки его горели огнём, а из глаз текли крупные моющие слёзы. "Мочить в сортире," - глубокомысленно заметил капитан больничного судна, посасывая короткую клистирную трубку. "Так ему и надо! Так ему и надо!" - закричали куски газетной бумаги для подтирки. Они всю жизнь завидовали туалетной бумаге с пупырышками, считая её аристократкой, и от этого были очень злыми. "Так ему и надо!" - подхватили валявшиеся на полу листки из глянцевых журналов. Никто не хотел их использовать и их даже вышвырнули из дядюшки мешка для бумаги. "Мы такие красивые и глянцевые, мы пишем про Киркорова и Пугачёву! Мы элита, а нами даже не хотят вытирать жопу! А тут ещё этот туалетный утёнок поселился в нашей кабинке! Так ему и надо!" Все обитатели туалета возненавидели гадкого туалетного утёнка, и только старый ёршик, стоявший в углу, заступился за него: "Ну что вы все набросились на него? Меня тоже всю жизнь окунали головою в унитаз и ничего. Между прочим , у нас в стране всякий труд в почёте! Забыли, что ли? А ещё лет двадцать назад помнили! Ленина на вас нет, аристократы херовы!" Он был добрый малый, но от него сильно воняло. Так текли день за днём. Гадкого Туалетного утёнка окунали в унитаз головой, соседи дразнили и глумились над ним и жизнь его была тяжела и бесперспективна. Но вот, в конце лета почувствовал он в груди какое-то томление. Что-то странное происходило с ним. Его тянуло куда-то, куда не знал он и сам, и какая-то тоска по какой-то родине овладевала им. И вот, в один осенний день услышал гадкий туалетный утёнок где-то далеко, где-то в небесах, прекрасную песнь, будто кто-то надавливал ногой на распылитель. "Нет! Больше не могу! Пусть будет, что будет! Если я даже погибну, всё равно, пусть будет что будет!" - закричал туалетный утёнок и свалив человека, сидевшего на дядюшке унитазе, вышиб дверь плечом и выбежал в палату. Окно палаты было распахнуто настежь, шло проветривание, и он расправив крылья, с криком ринулся в пропасть. Но, о чудо! Вместо того чтобы упасть и разбиться, гадкий туалетный утёнок взмыл в лазурное небо прекрасным туалетным лебедем. Стая таких же прекрасных туалетных лебедей парила над ним, дожидаясь, покуда их новый товарищ присоединиться к ним. И дождавшись товарища вся стая, набрав ход, полетела дальше, на юг, в прекрасную страну Мозамбик, где не знают ещё унитаза, где жизнь проста, бесхитростна и первозданна.