Долог был твой путь домой. Роман о сэре Гае Гизборне. Часть первая. Глава двадцать пятая.
Переночевали в Барроу, выехали рано... К ужину должны домой попасть. Домой... А в чем, собственно, разница? Почему раньше я так не думал, а сейчас думаю? Разве манор был хоть когда моим домом? Ну в общем, нет... А сейчас еще неизвестно, что я там увижу. И кого. И все-таки, отчего-то на языке вертится именно, что я еду домой. Может, потому, что я теперь свободен и это - мой, именно мой дом? Или потому, что скоро... Эсси? Если окажется, что там все и вправду переделано... и ничего не осталось от той кучи замшелых камней, в которой я вырос... Или мало просто снести к черту старое, а надо что-то еще? Да почем я знаю... Вон вдали показался Журавлиный Холм. Уже близко.
Малышня, собиравшая в кустах ягоды тёрна - на вино, поди, - опрометью кинулась к деревне, едва завидев всадников на дороге. И правильно, мало ли. Может, это не я еду. Сколько времени прошло, а до сих пор мороз по коже, как вспомню тот день. Надеюсь, сегодня-то ничего такого? Никто не станет кидаться под копыта Блайза и голосить? Никаких прокаженных, никаких болот?
- Мой лорд... Сколько лет прошло...
- И ты о том же?
- Ну да, сэр Гай, разве ж забудешь... А ничего, вроде, не бедствуют...
Похоже, что так дело и обстояло. Дома были на месте - куда они денутся, и свиньи были на месте - жизнерадостно хрюкали по хлевам, и козы были на месте - насмешливо блеяли из-за оградок, и куры, чтоб их, тоже были на месте - заполошно кудахтая, делали вид, что сильно спешат увернуться из-под копыт коней. И жители Крэйнхилла, кажется, тоже были на месте. Из домов выглядывали женщины, за чьи юбки уцепились недавние собиратели тёрна, чумазые, веселые и пухлощекие. С любопытством тетки выглядывали, без испуга. А мужчины, недавно вернувшиеся кто с поля, кто откуда, уразумев, в какие цвета окрашен щит рыцаря, начинали потихоньку гомонить, собравшись в кучку. Наконец мелкий рыжий мальчонка откуда-то притащил за руку своего столь же рыжего папашу и тот, перемолвившись с собравшимися мужиками парой слов, отважно вышел на дорогу прямо навстречу Гизборну. Рыжий заика, Крестом клянусь...
- М-мой лорд... Сэр Гай... в-вы вернулись, сэр?
- А то, - Гизборн снял шлем, чтоб развеять остатки сомнений, - Я живой и я вернулся. Насовсем.
Рыжий похлопал глазами, несмело улыбнулся и выдал, набравшись нахальства:
- М-мы ждали Вас, сэр. Д-добро пожаловать.
Гизборн нахлобучил шлем обратно и, не зная, что сказать, пустил Блайза галопом. Только влажные комья глины брызнули из-под копыт...
Джек чуть подзадержался - ровно настолько, чтоб, хмыкнув, вопросить Рыжего: "Что, ты теперь здесь за главного?" Тот поскреб в затылке, положил руку на плечо своего пацана - для храбрости, видно - и ответствовал, важно и степенно: "Я, м-мастер Джон, теперь тута в-вроде староста, Этелред так велел. Д-да ты сам помнишь, м-мастер Джон, кузнец-то немолод был уже... Г-года три, как он помер. Н-ну и вот..."
- Твой мальчишка, да?
- М-мой, м-мастер Джон. Трое уже н-народилось, - и Рыжий разулыбался.
- Во дает! Слышь, Рой, ты ж сам еще сопляк!
- М-мастер Джон, - Рыжий не дал себя сбить, его явно волновало нечто более серьезное, чем наличие у него малолетнего потомства, - слышь, ты ж здешний... В-вернешься?
- Да кто б знал-то? Как сэр Гай скажет... Ох, чтоб тебя, его уж почти не видно! Сейчас он мне башку оторвет... Прощевай, Рыжий!
***
Чем ближе к манору подъезжали, тем сильнее Гизборн сжимал зубы. Чтоб не разинуть рот и не хлопать глазами. А сохранять невозмутимое спокойствие, приличествующее владетельному лорду... Владеющему, если ему не мерещится, если не морочат ему голову злые духи, вон той башней на холме... Знакомый с детства пейзаж здорово изменился. Раньше постройки манора, хоть и расположенные на вершине пологого холма, все равно сливались с окрестностями. А сейчас невысокая ладная башня служила очевидным и весьма заметным ориентиром... да глаз от нее было не отвести, проще говоря. Солнце садится, и бока башни отливают золотом... Настоящий донжон, как и положено. И наверху развевается флаг... Мой флаг? И, кажется, нас заметили - я слышу рожок. С башни.
Въехав в ворота, Гизборн и вправду обнаружил перед собой чуть не все население манора, высыпавшее во двор встречать господина. Включая коз, собак и разве что не мышей... С башни продолжал надрываться невидимый рожок, пока кто-то не крикнул вверх, что, мол, хорош уже дудеть, хватит.
Старый Этелред, седой как лунь и поддерживаемый под локоть незнакомой Гизборну светловолосой саксонкой, взял Блайза под уздцы. Мыш суетился, воздевал руки к небу, начинал было громко вслух молиться, но периодически бросал это дело и порывался рассказать все и сразу. Сэр Гай спешился и произнес фразу, вошедшую в историю: "А еда в этом доме есть?" Много лет спустя старый Джон из Крэйнхилла рассказывал внукам, посиживая у теплого очага с кружкой подогретого эля, что сэр Гай вернулся домой такой голодный, будто все пять лет в Палестине ничего не ел. Так-то, малыши, на чужбине и еда не впрок... А тут, как приехал, так сразу про пожрать-то вспомнил. Дома-то еда, она совсеееем другая...
Гизборн цапнул у кого-то из протянутой руки яблоко, с хрустом откусил и заозирался, вертя головой во все стороны. Вокруг него теперь всё понеслось каким-то немыслимым колесом: брат Кормак Лух в одно ухо рассказывал, что все почти готово, вот осталось только из комнат мусор строительный убрать да крышу довести до конца на флигеле, Этелред в другое ухо невпопад твердил, что, несмотря на уродившуюся на диво капусту, надо б того, на зиму-то, запасы продовольствия увеличить, раз лорд соблаговолил приехать... Многочисленные тетки ахали и охали, глядя на великолепного Блайза, принявшего, в ответ на их восторги, совершенно уже королевский вид. Гизборн плюнул и пошел все осматривать сам.
Оказалось, что все сделано так, как он и хотел. Ни следа не осталось от давней треклятой развалины. Центром манора теперь явно и очевидно была трехэтажная круглая башня, к которой сбоку был приделан двухэтажный флигель. Вот на нем-то помянутая Мышом крыша и пребывала в стадии разработки. По совести, там только обрешетка имелась. Ну, ладно... В плане все сооружение напоминало замочную скважину. Может, и не самый лучший план... Но это - мой план. Я ж сам так нарисовал углем на стенке... А там что? - Там конюшни, мой лорд. - На сколько голов? Десять? Мало, надо будет пристраивать... А здесь что? - А это, мой лорд, Ваша спальня, как Вы и хотели, окном на восток... Ну, спать тут еще нельзя, мой лорд, на голом-то полу посреди щебенки... Кровати нету пока, гм, как и всей остальной мебели... Но это можно быстро исправить, сэр Гай, не беспокойтесь!
Гизборн высунулся в окно, распахнув ставни, и был встречен восторженными воплями со двора. Население разгонялось радоваться... Лорд вернулся, а значит, теперь есть защита - чай, про Крэйнхилл вся округа знает, - есть в маноре хозяин, есть прибытки, и есть надежда на будущие возможные милости... Да хозяин манора и сам готов был заорать от нахлынувших чувств, если б умел.
Наконец спустились в каминную залу. Гизборн тут же убедился, что его самый первый вопрос не остался без ответа - от очага пахло едой. И не просто едой, а чем-то знакомым, полузабытым и вкусным... Этелред принялся извиняться, что угощений, достойных приезда сэра Гая, не готовили, потому как не знали, что лорд приедет, но вот чем Бог послал... Гизборн не слушал, Гизборн ел. И смотрел. Что-то ему подсказывало, что на сегодня это еще не все сюрпризы... На стол подавала та же высокая молчаливая саксонка, что поддерживала Этелреда во дворе. Усадив старика-управляющего на табурет, она привычно и быстро принялась управляться с котелками и сковородками. Покончив с миской каши и куском свинины, Гизборн немало удивился, обнаружив перед своим носом тарелку с пахнущей корицей и яблоками горячей лепешкой. Светлячковые лепешки... Вспомнил. Гвен их делала. Только никогда не объясняла, почему светлячковые...
- Кто это, Этелред?
- Это дочь моей сестры, моя племянница, сэр Гай, с Вашего позволения... Я стар, Вы видите... Совсем стар. - Этелред, как-то вдруг надумав, медленно поднялся с табурета и тяжело опустился перед Гизборном на колено, - Раз уж я не помер до Вашего возвращения, раз уж я все еще жив... Я давно хотел, сэр Гай, просить о милости. Позвольте мне передать ключи кому-нибудь другому... Моложе и сильнее. Жена моя умерла. А детей Господь не послал нам с нею... И вот, только племянники мои со мной - Бренда и Идверд*, ее младший брат, тот, что трубил с башни в рожок. Я поставил его караульным, мой лорд, с Вашего позволения. Они свободные. Может, Вы разрешите им остаться и служить Вам? А я... я - старик.
- Хорошо... вот что... Для начала поднимись. Ты, как тебя... Бренда, помоги ему. Что же, Этелред, тебе есть, куда идти?
- Ну, мой лорд, у меня есть сестра... вдова с того берега реки, из Риверхэма... И у нее есть еще сыновья, Идверд самый младший...
- Допустим. И вдова с сыновьями тебе сильно обрадуется, да? И ты надумал вот так запросто бросить службу, как только я вернулся? Нет, старик, не выйдет. Значит, так...
Гизборн помедлил и принялся командовать, привычно и четко, как на плацу:
- Джек! - Оруженосец, весь вечер неотрывно таращившийся на сероглазую саксонку, очнулся от мечтаний и с готовностью вскочил с лавки. - Джек, ты свободный человек и я плачу тебе жалованье. С завтрашнего дня оно удвоится, как и твои обязанности. Ты станешь моим майордомом.
Доблестный оруженосец потерял дар речи. Даже мычать не мог. А Гизборн разошелся не на шутку и продолжал мыслить вслух:
- А ты, Этелред, останешься здесь и будешь давать советы. Дельные, надеюсь. Меня толком не было здесь чуть не двадцать пять лет, и я не собираюсь тратить время попусту, - поэтому твой опыт мне нужен. Твоя племянница останется здесь также.
Гизборн с сожалением дожевал лепешку:
- Кто тебя научил?
- Покойная тетка, мой лорд, - Бренда первый раз за все время заговорила, а то Гизборн уж было решил, что она немая, - а ее научила Гвен-валлийка.
- Гвен? То-то я смотрю... Значит, будешь делать вот такие лепешки. Специально. И моей жене понадобится служанка. Ты ею и станешь. Идверд ваш пусть сидит пока на крыше... Вырастет - увидим, на что годится. Мыш! - Ирландец встрепенулся и навострил уши, заслышав о будущей жене своего лорда, - Ты будешь моим капелланом. Раз у меня теперь есть дом... и скоро появится жена... короче, мне нужен капеллан, так что ты тоже остаёшься! Твой монастырь еще немного обойдется без тебя. А тебе крышу крыть и конюшню пристраивать...
Конец фразы Гизборн договаривал, подтаскивая к камину лавку:
- Спать я буду здесь. Пошли все вон.
***
Наутро, едва продрав глаза, Гизборн осознал, что самого-то главного он еще и не видел - он не был наверху своей башни. Хотя, чего бы там было ночью видно? Но сейчас-то светло! Джек!
Наскоро чего-то отхлебнув, даже не разобрав, что такое было в кубке, и чуть не пинками отправив свежеиспеченного майордома искать Мыша и Этелреда, Гизборн через две ступеньки взлетел наверх донжона. И замер...
По периметру чуть выпуклой к центру - чтоб дождевая вода не задерживалась - круглой площадки, внутренним диаметром около восьми ярдов, шли мощные и толстенные прямоугольные зубцы высотой в рост, соединенные между собой стенками высотой примерно по пояс взрослому мужчине. Башня чуть сужалась кверху, внизу она, похоже, была шире, ярдов одиннадцать-двенадцать. И под каждым водостоком стояла у подножия башни бочка с водой, сверху их было видно. Собственно, здесь, наверху, у стены - тоже имелась бочка... В башенных зубцах устроены хитрые бойницы с поперечиной, дающие довольно приличную площадь обстрела, и к тому же повышающие вероятность остаться в живых самому стрелку...
Это всё Гизборн оценил мгновенно. А вот то, чего он мог бы ожидать, но к чему не был готов - это даль, открывшаяся его глазам. Опершись плечом о зубец, Гизборн молча смотрел на свои земли. Просматривался даже сам Журавлиный холм на горизонте. Деревушку видно не было из-за тумана, стлавшегося по земле, но пара камней на вершине Крэйнхилла розовела боками, как две искорки в золе, на фоне бледного, осеннего неба. А на западе, за рекой, можно было различить домишки Риверхэма.
Уловив шорох за спиной, Гизборн обернулся и обнаружил позади себя бледного веснушчатого мальчишку лет тринадцати, у пояса которого висел рожок. Малец, похоже, возник вот из этого малопонятного пока сооружения посреди площадки, крытого соломой.
- Ты, надо думать, Идверд?
- Да, мой лорд. Я буду верно служить Вам, сэр... - и парнишка опустился на колено.
- Служить он будет... ну-ну. - Гизборн услышал долгожданный топот по лестнице, - Так, судя по кряхтению, сюда ползет Этелред.
На площадку ранней веселой пташкой взлетел брат Кормак, который, как выяснилось, спал вообще всегда мало по монашьей привычке, а нынче уже успел спозаранку отслужить молебен в благодарение Господу за счастливое возвращение сэра Гая. Тьфу ты, старый болтун... еще болтливей стал с тех пор. А я отвык.
За Мышом, кряхтя, сопя и держась за стенки, выволокся на площадку Этелред, подпираемый на этот раз самолично Джеком. Правильно, девке этой тут делать нечего, а сам старикан уже, пожалуй, что и не взойдет... Ладно, так...
- Мыш, что это за скворечник?
- О, я знал, что Вы спросите, сэр Гай. Это... Это эйнарм.
- Что?!
- Ну да, мой лорд, я взял на себя смелость... Ведь времена тяжелые, может пригодиться... Я видел такой "однорукий" камнемет во время своих странствий по свету, вот и решил...
- Что ты мелешь, старый ты ирландский хвастун? Это - камнемет?
- Смотрите, мой лорд... Надо лишь слегка разобрать вот это всё. Дети мои, помогите бедному монаху!
Под веселое покрикивание брата Кормака Джек и Идверд на подхвате довольно быстро разобрали соломенную крышу сооружения, пару раз Гизборн, не утерпев, что-то тяжелое отволакивал в сторонку сам. Открылось нечто, укутанное в просмоленные рогожи. Мыш с видом ярмарочного фокусника откинул их - и вот она, настоящая камнеметательная машина. Две доски выгибались плечами громадного лука, деревянная "ложка" будто ждала своей ноши... Камнемет. Настоящий.
На лице Гизборна отразился столь явный восторг, что Мыш на секунду почувствовал себя незадачливым взрослым, опрометчиво вручившим несмышленому малышу новую погремушку. И порадовался, что эйнарм довольно велик, и им нельзя, как оно за малышами водится, на радостях звездануть себя по лбу.
Гизборн с горящими глазами прыгал вокруг камнемета, осматривая станину и проверяя ремни на прочность. Наконец, услыхав заверения в том, что все абсолютно доски для эйнарма целое лето обжигались на солнце, что есть материал на замену, если вдруг возникнет надобность, и что для обслуживания камнемета вполне достаточно двоих человек, Гизборн пожелал убедиться в том, что устройство исправно.
- Но, сэр, как же мы сюда прямо сейчас камни затащим?!
- А как ты собирался?
- Я, сэр Гай, простите старого монаха, собирался построить вон там вон, у того вот зубца, еще такой ворот с блоком, чтоб можно было камни поднимать, как воду из колодца, не надрываясь. Но не успел! Ведь, мой лорд, этому эйнарму всего две недели отроду, можно сказать. А камни вручную сюда... нет, невозможно!
- И не надо. Этелред, где твоя капуста?
- Вон там, мой господин, в том вот сарае...
- Идверд, дуй за капустой, сопляк! Марш!
Парнишка горохом ссыпался вниз по лестнице и понесся по двору бегом, как можно было наблюдать с того места, где прислонился к башенному зубцу старый Этелред. Правильно, давай-давай, чтоб мне на старости лет не стыдно за тебя было перед лордом. О, а вон он уже и назад возвращается... И два огромных кочана тащит под мышками.
Дождавшись капусты, Гизборн и Джек уложили один кочан в "ложку" камнемета, другой - в кожаную пращу, привешенную к метательному рычагу на манер кошелька. И принялись с усилием взводить длинный метательный рычаг эйнарма, крутя две рукоятки ручного ворота в разные стороны. Доски выгнулись, упруго и угрожающе, Идверд, перевесившись через стену вниз, крикнул, чтоб все разбежались со двора, и наконец, два кочана капусты, выброшенные со страшной силой вверх, звучно, с хрустом, шмякнулись о землю, пролетев по воздуху больше сотни ярдов.
Наблюдатели внизу - конюхи, трое плотников, нанятых Мышом, истопник и несколько теток непонятного пока назначения - радостно завопили, повысовывашись из своих укрытий. Брат Кормак, потрясая в воздухе сухим кулаком, тоже голосил нечто радостное, среднее между "Хвала Создателю!" и "Вот, я же говорил!" Гизборн упер руки в бока, всматриваясь, куда шлепнулась капуста. Ну, камни так не улетят, конечно же... Но тем не менее. Можно было и не орать Идверду, там все равно никого нет, только дикие голуби заполошно взлетели из кустов орешника далеко по склону холма...
Сгоняв мальчишку еще пару раз за новыми капустными кочанами - у того аж физиономия из бледной стала пунцовой - и убедившись, что эйнарм действительно готов к возможным боевым действиям, сэр Гай, наконец, наигрался. Камнемет снова бережно и тщательно укутали в рогожи, вернули на место соломенную крышу и спустились вниз, перекусить с устатку. Той самой капустой, из которой расторопный повар уже исхитрился соорудить рагу с бараниной.
***
Через несколько дней, обозрев окончательно всё в своих владениях, что подлежало обозрению, Гизборн начал понимать, что дом его пока что больше всего напоминает... сарай. Стены - это хорошо, конечно. И самого его это вполне устраивало... А что, хорошие стены, прочные. Но вот Эсси... Она такая... такая нежная. И привыкла к роскоши. А тут на мили кругом - никого, кроме зайцев и вальдшнепов на болоте. И ни единой торговой лавки... Выходит, если я не хочу ехать в Лондон, а я не хочу, потому что тогда я не успею к собственной свадьбе, нужно ехать в Йорк. Допустим. А что мне там надо? Да черт его знает... Увижу и пойму тогда. Все, решено! Завтра и двинем. К тому же, я ведь все равно хотел тот браслет переделать... И пятерых здешних свободных с мечами теперь мало будет для охраны. Нанимать надо...
И назавтра, велев Этелреду найти двух девок, чтоб убирали строительный мусор из комнат, насыпали свежий тростник на пол и озаботились бы обустройством будущих постелей, а Мыша, удрученного начавшимися сильными ветрами, из-за которых нельзя было заниматься крышей, оставив ждать хорошей погоды, сэр Гай отбыл в Йорк. Сопровождаемый своим майордомом, Джоном из Крэйнхилла. Джека распирало с непривычки, хоть он и понимал, что на самом-то деле все осталось по-прежнему, разве что забот прибавилось. Хотя... Прибавится ведь и денег, верно? И та девчонка, Бренда... Никогда такой красоты не видал. Она ресницами хлопнет, а мне и свет потух... Хоть бы вот понять, чего она думает... обо мне. Я ж теперь ведь и жениться могу, поди, сэр Гай не станет возражать? По справедливости ежели, так не с чего...
***
Ехали недолго и на этот раз обошлись без происшествий. И всю дорогу, считай, молчали - каждый о своем. Гизборн никогда разговорчив не был, а Джек, хоть и говорливый от природы, теперь большую часть времени проводил в мечтаниях о серых глазах и золотистых косах.
Первым делом в Йорке Гизборн решил заняться тем, что хорошо знал и умел - солдатами. Долго думать тут не надо было, достаточно найти капитана местного гарнизона. Коллегу, можно сказать... Хотя лучше не говорить, мало ли. Да можно и не искать.
Чтоб вам лопнуть...
К немалому изумлению Гизборна, оказалось, что местный капитан - не кто иной, как старший из выводка Сиуэллов! Ну да, мир тесный... Сэр Норман Сиуэлл прекрасно помнил и Аржантанское сидение под стенами, и самого Гизборна. К тому же был вполне осведомлен о том, под чьим началом его младший братец отправился в Палестину.
И вот пришлось Гизборну открывать рот и, с приличествующим случаю похоронным выражением лица, повествовать сначала о достославных подвигах английского рыцарства в Святой земле, а уж затем и о сэре Гэвине, коий, избрав путь служения Господу... и так далее и так далее. Нет, сэр Норман отнюдь не был дураком и совершенно не нуждался в изложении событий именно в подобном тоне. Только вот зависело это не от него. А от того, на кого Гизборн нарвался чуть не сразу по приезду в город - шерифа славного города Йорка, графа Уильяма де Перси**. Так совпало...
И вот граф де Перси, седовласый и важный, торжественно внимал, милостиво кивая время от времени, сидючи посреди рыночной площади под балдахином. Дьявол же дернул Гизборна сразу, лишь отыскав себе пристанище на ночь в "Золотом щите" старого Толла, попытаться найти себе солдат самостоятельно, просто тупо обойдя трактиры вокруг центральной площади. Йорк, конечно, большой город... Однако новые лица всегда заметны. И вот, нате вам, бежит слуга и просит пожаловать воооон туда, где расположился их милость шериф Йоркский.
Два часа языком молол, как последний дурак. Всей пользы, что под конец Сиуэлл посоветовал, где людей искать, более-менее обученных держать мечи. Пришлось еще и к себе звать, к концу лета, на свадьбу. И пообещать выкроить завтра время и нормально посидеть в трактире, рассказать толком про Гэвина, что и как. Ну, это уже почти что шепотом. Потому что только что пришлось громко и решительно отказаться от чести служить его светлости шерифу Йорскому, который проникся и решил почтить милостью. Да чтоб тебя... Нет, мой лорд граф, я благодарю и отказываюсь. Потому что женюсь. На леди Эзелинде Хэлмдон, внучке моего сюзерена, графа Нортгемптона. Да, мой лорд граф, я счастлив.
Черт бы тебя драл, я действительно женюсь и действительно счастлив... Ладно, куда там Сиуэлл сказал надо пойти? В "Жареный петух"? Отлично, хоть к Вельзевулу в пекло, только не на королевскую службу снова... Провались оно все. На что намекал старый хрен? Что я - не пара графской внучке? Сам знаю!
Через час, все еще кипя от ярости и тем снискав уважение пятерки нанятых свободных вояк - ишь, какой здоровенный да злобный лорд попался - Гизборн решил немножко охолонуть и заняться чем-нибудь более умиротворяющим.
Махнув рукой Джеку, чтоб не отставал и глядел в оба, Гизборн направился почти что на слух искать улочку, где селились ювелиры... Тонкий, но четкий перестук крошечных инструментов по металлу не дал ему сбиться с пути. Задорное такое, веселое брямканье... и куда теперь? Лавок много, ничем особенным они друг от друга не отличаются... А пожалуй что... вон сидит один такой умелец со стукалкой, прямо перед лавкой. А из его железок я могу опознать разве что напильник.
Старый Беннет сразу почуял, что вот идет выгодный клиент. Но не поднял головы от работы, продолжая постукивать молотком по чекану, вылащивая вогнутый лепесток серебряного цветка. Будущее блюдо стоило того - заказ-то дорогой. Двадцатидюймовый в диаметре серебряный круг был плотно присмолен и хорошо держался на чуть выступающей из котла смоляно-шлаковой "подушке". А сам котел хорошо держался на мешке с песком, плотно так. А уж рядом, на табурете, вполне удобно примостился мастер Беннет. И совсем ему ни к чему труды свои бросать... мало ли господ рыцарей бродит по славному городу Йорку. Надо будет, сам спросит.
- С золотом умеешь работать?
- Да, мой лорд, доводилось. Умею.
- Смотри, - Гизборн вытащил из-за пазухи шелковый платок, размотал и, грозно сведя брови к переносью, ткнул мастеру под нос браслет старой Эдже. Давно, еще в Палестине, он решил, что переделает вещь, потому что зачем в Англии штуковина весом чуть не в полфунта, покрытая непонятными узорами? Самому носить - невозможно, что с ней делать, непонятно... А камни красивые, целых девять штук. Зеленые... А уж теперь-то Гизборн точно знал, чего хочет. Вот же старая чертовка, как она тогда: "Домой. Жена"? А ведь угадала...
- Разрешите, мой лорд? - мастер бережно принял в огрубевшие от кислотных ожогов, заскорузлые ладони браслет. - Давно я не видал таких чистых камней... Это - изумруды, мой лорд. А это, надо полагать, сарацинское золото?
- Много болтаешь. Мне надо, чтоб из этого вышло кольцо... Ну, на женскую руку, с камушком... А из остального - ожерелье. И мне надо быстро! Через три дня чтоб было готово... - рыцарь вдруг заволновался, сбился с победного рыка, - Сделаешь?
- Ннну, мой лорд... О, я так понимаю, Ваша милость женится? Колечко обручальное... и выкуп целомудрия, я прав?
Гизборн позеленел от злости, но возразить не смог. А ювелир продолжал бухтеть:
Беннет поднялся-таки на кривые короткие ноги и протопал в лавку. Почесал в затылке, прикидывая, что и как, потянулся к полке, достал форму.
- Смотрите, мой лорд: вот таких медальончиков выйдет пять штук, думаю. Отольем из вашего браслета и колечко... А между медальками сделаем звёнышки тонкие, и по бокам от них - тоже цепочечку... нну, если понадобится весу, я добавлю, есть немного золота про запас. Значит, пять вот таких вот "печенек" с камушками посередке, три камня подвесим, один в кольцо пойдет. Вот этот, так? - Гизборн кивнул, таращась в полутьме на тигли, весы и всякого рода мелкие инструментики, блестящие в свете небольшого очажка. Пахло кислотами, металлом, из-за стены доносились голоса и стук молоточков...
- Что, у тебя подмастерья есть?
- Есть, мой лорд. Всё бросим теперь, всех за ваш заказ засажу. Но и об оплате, мой лорд, договоримся сразу?
Торговаться Гизборн не стал. Не умел. Да и не хотел, как уже и было сказано.
***
Сэр Гай исходил яростью. Но тихой яростью, потому что сам виноват... ты оглянись, оглянись еще разок, что ты с собой тащишь? Это ж не рыцарский отряд, это... это верблюжий караван какой-то! Ну ладно, пятеро йоркских наемников, протрезвеют окончательно - и ничего, сойдет. В манор доберемся, я их быстро... Но три телеги, сэр Гай, это ты загнул... три телеги всякого самому тебе даже не очень понятного барахла. Но ведь надо? Надо... Тогда нечего вертеться в седле, будто у тебя колючка под задом. Сделай умное лицо и не мельтеши. А что, собственно? Ну, тряпки там всякие, это я сам Джеку велел, он и расстарался, дома даже обычной скатерти нет. Теперь - есть. И не только скатерти... Зеркало серебряное, жене, пара дубовых кресел, себе и ей, наши такого не смастерят. Вон та пара испанских стенок мне просто приглянулась, в спальне поставить, красивые, резные. И свистать по полу меньше будет... Эсси, она ж замерзнуть может... Посуда, ладно. После пожара вообще ж ничего не осталось, только деревянные миски люди себе заново наковыряли, как уж сумели. Вина то ли пять, то ли уже семь бочонков, хрен его знает, сколько народу приедет... Но ты обернись, обернись, цвет рыцарства, чтоб тебя - эта-то твоя дурацкая затея ж полтелеги занимает! Ну, занимает, да... И два придурка совершенно невыносимых к этой полтелеге прилагаются.
Гизборн тихонько замычал, злясь сам на себя и мотая головой. Вот же приспичило ему. Шел по Йорку, увидал выставленное на яркий свет стеклянное окно, само по себе, в раме. Круглые стекла весело сверкали даже здесь, под мягким английским солнцем, тонкий переплет отбрасывал на землю узорную тень... Перед лавкой купца-венецианца. О, и здесь их уже куча понабежала, клятые итальянцы, мало мне их было в Палестине... Сразу загорелся - хочу такое в спальню. Кто ж знал, что это так сложно?
И вот теперь, пожалуйста: тщательно замотанные в кожи и войлоки тяжеленные стопки лунных стекол, совершенно необходимые к ним отдельные мешки с боем, связки свинцовых профилей и дубового бруса, короба с инструментом. Лошадь еле плетется с таким грузом.
А самое ужасное, что ко всему этому добру приставлены два купецких племянника-подмастерья с кретинскими именами Тинуччо и Пеппенуццо! Смерть Христова, да это ж не выговоришь... Да, я знаю, что Агато и Джузеппе. И что? Сами-то они об этом помнят, болтуны попугайские? Совсем как те птицы, что я видал на базарах в клетках, все время трещат... Разве можно мужчине, будь он трижды итальянец, столько болтать? Хоть уши затыкай... Ну, посмотрим, чего они там умеют. Иначе, если не справятся... мало не покажется ни им, ни их дядюшке. Это я им гарантирую. Да заткнитесь вы, пустомели!
- Си, мессер! Молчим, синьор! А долго еще ехать, мессер Гай?
- Замолчи, Пепе, вот, я ж говорил, что он всегда первым начинает! Не беспокойтесь, хозяин, сейчас он у меня язык проглотит и до самого Вашего дома молчать будет!
- Кто язык проглотит, я?! Да кто ты такой, Тинуччо, чтоб на меня рот разевать? Вот увидишь, дядюшка мне дело оставит, а не тебе, сыну идиота, хоть ты и мой троюродный брат!
- Ты которого дядюшку помянул, Пеппенуццо?! Дядя Анджело лавку и торговлю мне обещал завещать! А ты, малоумный пузырь стеклянный, так и будешь при дядюшке Иньяцио мехи раздувать всю жизнь!
Гизборн устал слушать. Так устал, что следующих три дня венецианцы прикладывали к скулам подорожнички и препирались шепотом.
***
Как ни странно, дома выяснилось, что два пустобреха все-таки что-то соображают. Видать, дядья умудрились-таки что-то вколотить в пустые головы племянничков. Очень шустро Тинуччо и Пеппенуццо выломали из оконной рамы ставни в будущей хозяйской спальне, создав заново кучу мусора на полу, разгребли себе посреди него участок площадью с окно и принялись ползать на карачках, вычерчивая углем возможные варианты переплета. Гизборн почесал в затылке, махнул рукой и ушел, поняв, что сейчас он им только помешает, хоть с дрыном над ними стой - быстрей не будет. К вечеру его пригласили оценить эскиз. Ну что, на полу, в смысле, на чертеже, все красиво... и даже дельно. Две створки, можно будет их открывать, общая дубовая рама, а круглые стекляшки - рядами посередке. И все те же ставни, но уже перевешенные по-другому. А как вы дырки между кругляшками будете заполнять? - А вот для этого, мессер, нам и нужен бой. И нам нужна будет вода, сэр Гай... - Тьфу, придурки, вам что, эля не хватает? - С вашего позволения, мессер... Нам не для питья. Стекло нужно пилить непременно под льющейся водой, иначе можно наглотаться стеклянной пыли, да и грань ровней будет... и стекло не треснет... В общем, мессер, нам надо завтра два ведра воды и какой-нибудь стол сюда втащить. Тиски закрепить чтоб...
Гизборн велел Джеку обеспечить венецианцев всем необходимым, а Мышу - приглядеть, что они там такое вытворяют. Да, и, кстати, раз уж я привез тряпок, а в спальне, пока я мотался, соорудили вполне приличную кровать со столбиками, так надо туда полог, что ли, привесить... Вот те две девки, Этелред, которых ты сюда притащил, они сумеют? - А как же, мой лорд, конечно! Они с виду глуповаты, это верно, но шить умеют обе, мамаши ихние божились. И Этти из Крэйнхилла, и Бетти из Риверхэма. - Как ты их разбираешь, они ж одинаковые? - Этти толще, мой лорд. А так, да, сэр Гай, они похожи. Дело-то как было, мой лорд: ихние мамаши - одна - четвероюродная тетка другой, да и отцы их в дальнем родстве каком-то состоят. Вот и... Обе-две как есть коровы. Но работящие, сэр Гай, уж поверьте. - Да уймись ты... Пусть твои работящие тогда работать начинают. Чтоб был полог, сверху и по трем сторонам, ясно?
Понятно, что спать Гизборну снова пришлось в каминной, на лавке. Ну, дело привычное.
И вот - уже который день весь манор мог слышать, как именно звучит то самое, когда "железом по стеклу". Визг страшенный, для уха весьма неприятный. Как ни заглянешь, Тинуччо с умным видом возит трехгранным напильником по закрепленному в тисках куску стекла, а Пеппенуццо льет черпаком на то стекло воду. Из одного ведра черпает, в другое вода переливается. Да уж, умельцы... Однако стеклышек в сборах на полу постепенно прибывало. Венецианцы ходили гордые, потряхивали смоляными кудрями, важничали. Мыш как-то для порядку поинтересовался, умеют ли они сами-то лунное стекло делать, и почему лунное, собственно? Братцы скроили умильные рожи и, хитро переглядываясь, стали втирать Мышу наперебой на скверном английском пополам с латынью совершеннейшую чушь. Ну, брат Кормак делил все сказанное на восемь, однако даже после этого выходило, что диаметр лунных стекол берется по отражению луны в ведре с водой в полнолуние на солнцестояние. В отместку ирландец поведал венецианцам, что высота замковых стен вычисляется по высоте выросшего из земли бобового ростка, непременно посаженного мальчишкой по имени Джек. Вон он сам идет, Джек-то, он в детстве и сажал, спросите! Трепачи поцокали языками, попричитали: "Экселенц... бьютифул", - но спрашивать майордома не рискнули.
А девицы Этти и Бетти, обмерив шнурочком хозяйскую кровать и обсказав на кухне, хихикая в кулачок, как сэру Гаю с женой там, в кровати-то, будет вольготно, споро принялись сочинять полог. И даже с бахромой и кисточками. При этом то и дело бегали примерять: так ли, хорошо ли приладится. А однажды, идучи по второму этажу и не услышав привычного визга из своей спальни, Гизборн услышал писк из соседней комнатушки. Эт-то еще что? Две идиотки соблазнились на чернявых болтунов? Ах вы сукины дети! - Гизборн шарахнул кулаком по двери, писк прекратился. - Если будут ублюдки, я заставлю вас обоих их содержать! - Потом чуть остыл и сам себе под нос сказал: "Ну, черт с ними... Мне что сейчас, врываться? Что я, не видал, как трахаются итальянцы? Да провались они..." - и отправился дальше. Потому что гора дел не только не думала рассасываться, а становилась все больше и начинала угрожающе крениться.
В каминном зале появились новые лавки и здоровенный стол. По стенам две дурехи развесили привезенные из Йорка тканые полотнища. Чуть не все население Риверхэма ловило в речке рыбу и коптило ее, готовясь кормить гостей своего лорда. Сам Гизборн, вспомнив юность, периодически шарахался с соколом по лесам и болотам. Сокол работал легко и споро, надо отдать должное Этелреду - сумел сохранить птицу, не испортить. Итогом шараханий сэра Гая были несколько зайцев да пара связок мелкой птицы. Но всего этого казалось Гизборну настолько недостаточно, что он носился по манору злющий, как сам черт, раздавая тумаки направо и налево и только что не хватаясь за голову. А не мало ли фуража в конюшнях, ведь коней дорогих гостей надо будет кормить, да не один день? А сумеет ли повар наготовить столько, сколько нужно, да еще и загодя? А... А самое-то главное, то, что грызло Гизборна неотвязно последние два месяца - а любит ли она его? Я, дурак, возомнил о себе Бог знает что... Да, подвеска... Но вдруг - тогда любила, а сейчас - нет? Просто ей надо так? Она - знатная дама, а я - неотесанный болван с Севера, тут же глухомань, и я это знаю, сколько ни вешай тряпок по углам... А вдруг она вовсе не приедет? И что я должен буду делать, как себя с ней держать? Наивозможно наилюбезным и наиподобающим образом, Гизборн... Чтоб мне провалиться!
Последней каплей стал случайно подслушанный разговор все тех же двух идиоток. Этти и Бетти, сладко всплакнув вслед отбывшим восвояси венецианцам, однажды поутру набивали соломой очередной тюфяк в сарае, а Гизборн, как обычно, топал на конюшню с обходом.
- Нет, ты глянь, как окошечко-то сияет! Умеют же... итальянцы... не то, что наши мужланы...
- Дура ты была, дура и осталась. Чего: "Окошечко"? Слыхала я, у приличных-то людей в городах все окна стеклянные, а не одно на весь манор! А наш-то лорд, хоть и разбогател, да выше головы не прыгнешь. Виданное ли дело, внучку графа посватал? И вот она приедет, и что? Стены голые, кругом болота... А уж через неделю свадьба!
- И верно. Куда уж нашему лорду до знатных-то господ... У нас вон даже крыша недокрыта до сих пор. И не успеют к свадьбе-то!
Крыша. Проклятье... Гизборн, хоть и побелел от гнева, должен был признать, что в болтовне кретинок есть смысл. Хорошо, где там Мыш и Тэтчер***?
Хэмнет Тэтчер, чье занятие давно стало прозвищем, развел руками, слезши с лестницы, стоя на которой, он громадными ножницами ровнял край соломенной кровли: "Мы стараемся, сэр Гай, и я, и мой подмастерье. Но больше людей нет, взять их неоткуда, и мы не успеваем. Сами видите, то ветер - нельзя работать, то дождь зарядит - опять нельзя. Вот вышло солнышко, вроде, да надолго ли? И помочь мне некому..." Гизборн скрипнул зубами: "Некому? Ладно. Давай показывай, что там надо делать?"
- Только ведь дело-то какое, сэр Гай, хозяин, не в обиду вам будь сказано... Тут сноровка нужна. Вот, к примеру, перевясло сделать. Держите-ка, так вот, этот конец в левую руку, этот в правую. И повторяйте за мной. - Тэтчер медленно и сосредоточенно, возведя очи горе, расположил пучок соломы на вытянутых руках и крепко сжал пальцы. Один конец пучка он левой рукой поднял на высоту плеча, а другой - правой опустил ниже пояса. Затем каким-то хитрым образом шевельнул руками, перехватил пару раз и обрел результат в виде туго скрученного длинного пучка соломы, именуемого перевяслом. Как понял Гизборн, этой штукой связывают снопы в кровле. Порвав третий пучок, сэр Гай, как ни злился, а расхохотался - видать, не судьба. Давай чего попроще.
В результате Тэтчер торжественно вручил хозяину манора бадейку с глиняной болтушкой и здоровенную лыковую кисть. Сам он с подмастерьем продолжал укладывать снопы на крышу, ровнять их чем-то вроде громадной гребенки, чтоб не было "ступенек", подстригать края внизу... А Гизборн, вися на веревке и упираясь ногами в крышу, со всей дури плюхал кисточкой по крыше, вбивая глиняную болтушку в солому. Тут много ума не надо, а силенок нашему хозяину не занимать стать, гляди, как разошелся...
Там, на крыше, и застал Гизборна Роберт Хантингдон, приехавший за три дня до свадьбы. Между прочим, почти все было готово...
Гизборн, с соломой в волосах и умаруханный глиной по уши, слез с крыши и неловко усмехнулся: "Что, хорош?"
Роберт остался серьезен. Вдумчиво покивал, озираясь, задал пару дельных вопросов. Потом хлопнул Гая по плечу, не боясь испачкаться, и потащил за собой: "Смотри, что я тебе привез!" От вьючных лошадей навстречу братьям шагнул сумрачный, как всегда, Назир, чуть поклонился и сделал приглашающий жест по направлению к поклаже. Подвешенный за ноги, Гизборна дожидался громадный копченый олень.
***
"Уже седьмой день пути... ну, сегодня-то, сегодня уже должны мы доехать наконец, сколько ж можно плестись?" - Эзелинда достала Раша из походной клетки - пусть подышит дербник, ведь он уже немолод, о нем нужно особенно заботиться. Сокол смирно сидел на перчатке, позволяя хозяйке думать о своем, - "Я хочу его увидеть, скорей, сейчас же! Хочу увидеть Гая..." - твердила про себя Эсси, держась бок о бок с Гилбертом, неспешно едущим ровной походной рысью. - "Правда, нас мое приданое тормозит... Вон на сколько растянулись, чуть не полмили. Ну, полмили нету, конечно, но все-таки... Только с тряпками два воза, да еще эта колыбель все время падает. Тетушка Энн расстаралась. Да нет, красивая колыбелька, конечно, ореховая... И дети у меня будут, обязательно. У Мелли есть уже трое, четвертое дитя на подходе, у Хармони сын только что родился. У тети Алисии трое детей. Вон рядом с материной повозкой скачет на пони старший из ее сыновей, Вильям. В честь деда назвали. Ему уже десять... Хорошо, что я могу ехать верхом, а не трястись в душном возке, как тетя Алисия", - Эзелинда обернулась посмотреть, как там тетушкина повозка, не застряла ли в грязи, что не раз уже случалось. - "Ну, ей теперь тяжеловато верхом, наверное... Все-таки ей уже за сорок".
- Глянь, Эс, - Гилберт подъехал к кузине вплотную и указал рукой вперед по дороге, - воооон там, на вершине холма. Смотри, трое всадников, один на крупном вороном. И цвета знакомые, а? Это не жених там твой, часом, тебя дожидается? - И Ротерем довольно рассмеялся, увидев, как засияли глаза леди Хэлмдон. Пока еще леди Хэлмдон...
Эзелинда прижала руку к груди, забыв, что на перчатке сидит Раш. Сокол забил крыльями, вскрикнул сердито, затрепыхался, но хозяйка его, позабыв всякие приличия, сдернула с руки перчатку вместе с птицей, сунула сокола Ротерему и, пришпорив кобылу, понеслась по дороге вперед.
- Стой! Эзелинда! - Ротерем развернулся в седле, махнул рукой сокольничему, чтоб поспешал к своему лорду.
- Да куда ж ты, чтоб тебя! Не терпится ей, видали?!... - Одновременно смеясь и ругаясь, сэр Гилберт почти совсем уже нагнал беглянку, но самую малость не успел. Эсси натянула поводья, доскакав галопом до троих всадников. И светловолосый человек в синем плаще, спрыгнув с огромного вороного жеребца, церемонно помог ей спешиться. Будто королеву с седла снял. Гизборн, конечно, кто ж еще... А кузина, похоже, ожидала иного приема. Смотри ты, как у нее личико вытянулось...
- Гизборн! Рад тебя видеть... Что, заждался?
- Мой лорд Ротерем.
- Да брось ты... Ты ж мой будущий зять! Чего такой надутый, ждать притомился? Ничего, сейчас развеселишься! Глянь, сколько народу. И сколько добра! Папаша мой приехать не сможет, потому что дед... Не вскидывайся, дед жив. Но не совсем здоров. Видать, решил, что все свои дела на этом свете уже закончил. Эсси вот пристроил... Короче, дед теперь рассекает по замку в кресле. Четверо мужиков то кресло таскают... Поэтому ни сэр Эймори, ни леди Энн не поехали. Так что посаженным отцом буду я!
- Это большая честь для меня.
- Да что ж ты замороженный какой? Ладно, так. Мы неделю уже плетемся, да и за полдень уже. Потому привал! Сколько ты тут торчишь?
- Со вчерашнего дня.
- Ну, и ты устал, а то... Стало быть, привал точно. И обед! Эс, не кисни, сейчас все будет. О, тетушка Алисия, Вы помните сэра Гая Гизборна?
- Помню, конечно, - леди Алисия Молтон, выйдя из обитого шелком возка и опершись на руку своего мужа, сэра Рэйфа Молтона, улыбнулась Гаю.
Но тот не ответил на улыбку, а все так же протокольно, соблюдая церемониал, низко поклонился. И продолжал "держать лицо" на протяжении еще четверти часа, пока не был по всем правилам представлен помянутому Молтону, близкому к особе короля, а также младшему брату Ротерема сэру Сирилу Харполу, вернее, уже брату Сирилу.
Потому что вот уже три года, как Сирил, определившись наконец с родом занятий, принял постриг. И теперь, представь, Гизборн, братец мой ждет подходящего аббатства! Только все не дождется никак, никто, видишь ли, не спешит умирать, чтоб уступить ему аббатские туфли. Да будем ли мы обедать нынче? Шевелитесь, олухи! Проклятье, барашка зажарить не могут без присмотра! Вот же жарища сегодня, даром, что конец августа... Я упарился вконец в этом чертовом доспехе. Тебе хорошо, сэр Гай, ты налегке... А что, зять, то, что вон там на западе сверкает сквозь рощицу - не речка ли?
- Именно. Речка. Это один из притоков реки Риббл.
- Ну, так нам надо пойти и искупаться, пока мы не сварились заживо! Не помню такого пекла в конце лета, за всю жизнь не помню! Тетушка Алисия? Сэр Рэйф? Братец драгоценный?
Но леди Алисия только покачала головой, мягко улыбнувшись вновь, и подозвала к себе сына. Сэр Рэйф предпочел остаться при горячо любимой жене, а брат Сирил объявил, что он лицо духовное и всякого рода суетные развлечения его совершенно не прельщают.
- Эс, ну ты-то пойдешь с нами? Ты ж не духовное лицо! Да и устала, поди. Хватай свою няньку и пошли!
Эзелинда взглядом спросила тетку, прилично ли это, та кивнула, иди, мол, детка, с тобой кузен и жених, ничего страшного случиться не может. И Эсси пошла. Потому что правда устала и потому... потому что надеялась понять, что происходит. Отчего Гай так холоден с ней, почему он не хочет на нее смотреть? Он что... разлюбил... или боится? Навыдумывал себе всякой чепухи за эти два месяца и боится, что я не люблю его на самом деле? Что все может оказаться ошибкой, обманом? И что мне делать теперь?
Эсси потихоньку побултыхалась в прохладной мелкой речке, там, где берег был не таким обрывистым, как то место, которое выбрали парни. Вода казалась почти черной. Речка несла торф, но текла так быстро, что он не оседал на коже. Солнце раскалило желтый речной песок до того, что ступать боязно, но и обуться сразу тоже не выйдет - ноги в песке. Надо высохнуть... Выбралась, держась за ветки прибрежных ивовых кустов. Выше по течению раздавалось молодецкое гиканье - кузен Гилберт веселился, смывая с себя походную пыль. Ну да, плавал он отлично, это верно. Сколько раз хвастался. А Гая не слышно... Зато видно. Вон же он, крупными саженками доплыл уже до противоположного берега, назад повернул. Вода черная, плечи белые... А меня не видит, и это хорошо. Хоть я уже и одетая. Причесаться бы получше. Вот если держаться за эту ветку, можно наклониться и посмотреть на себя в воду...
- Ой, Тильда... Я покрывало утопила нечаянно. Нет, я поймала его, но оно мокрое, не наденешь... И что теперь?
- Не жалеете Вы меня совсем, леди Эсси! Неприлично Вам с непокрытой головой. Надо идти за другим... Ладно, схожу, да заодно и посмотрю, как там обед наш. А вы ступайте к кузену и жениху, нечего Вам одной-то на берегу сидеть. Я слышу, сэр Гилберт на берегу уже, вон, смеется, как всегда.
За кустами поначалу раздавался громовой хохот Ротерема по поводу неудобства хождения в одежде, напяленной на мокрое тело. Ответ Гизборна сводился к тому, что он бы предпочел обсохнуть... Дальше были слышны затихающие чертыхания и все более вялые междометия, издаваемые умаявшимся Ротеремом.
Нянька робко воззвала из зарослей ивняка: "Мастер Гилберт? Вы оделись, сэр? Тут Ваша кузина, сэр, покрывало утопила, так я за новым схожу? Оставлю леди Эзелинду с Вами, сэр? А то она босая, простоволосая - к людям неприлично выйти..." Эсси услышала нечто вроде: "Вали, старая кочерыжка", - сказанное уже не так громко. Кузен сонно пробурчал себе под нос, что такую взрослую девицу можно уж и одну оставить, чтоб самостоятельно прошла три ярда.
Ну, так или иначе, а Тильда поплелась за сухим покрывалом. А леди Хэлмдон, злясь на себя за трусость, быстрыми шагами направилась к кузену и жениху, держа в руке сапожки.
Выйдя из ивняка, Эсси увидала, что Гилберта таки сморило. Кузен спал, рухнув ничком на расстеленный на песке плащ. Мокрая рубаха сохла длинными пузырями на богатырских плечах Ротерема. А также иногда раздавался богатырский храп... По берегу валялись раскиданные сапоги, одежда, на сучках покрепче висела Гилбертова кольчуга и на высокой ветке болтался шлем. Пара мечей была более бережно уложена в тенечке. А чуть ближе к обрыву, точно так же на плаще, полуодетый, без рубахи и босиком, спиной к Эсси сидел Гай. Не успел... Она знала, что он слышит ее шаги. Но он продолжал сидеть, нахохлясь, опершись локтями о колени и только чуть повернув к ней голову. Ну да, вскакивать и прыгать по песку, натягивая оставшиеся лежать поодаль шмотки и сапоги, Гизборну совершенно не улыбалось. Вот же влип...
Эсси тихонько опустилась на коленки у него почти за спиной. Теперь ей был виден шнурок на шее Гая. Подвеска. Он ее носит... Он меня ждал.
На плече Гизборна горела капля воды, сияя под солнцем так, что глазам больно. Эсси медленно протянула руку и осторожно, будто касаясь оперения птицы, стерла каплю. И не успела отдернуть руку, как Гай прижал ее пальцы щекой, поймал губами. Замер так на мгновение, а потом развернулся к ней и бережно привлек к себе, прижал к груди. Дождался. Ничего не случилось. Живая, теплая, здесь, со мной...
У него молотом бухает сердце. И крошечный треугольник загара на шее... Ветер треплет подсыхающие пряди светлых волос... А кожа белая... И от него пахнет речной водой, привычным железом доспехов и... молоком... Эсси посмотрела вверх и голова у нее закружилась - столько в глазах Гая было счастья. Неприкрытого, горячего. Он наклонил голову, поцеловал ее, едва касаясь губами и чуть дыша. Легонько погладил по волосам, снова завладел ее рукой, прижал к своим губам, да так и не отдал назад...
Вернувшаяся на берег Тильда застала удивительную картину: Эсси и Гай сидели рядом на плаще, касаясь друг друга плечами и держась за руки. Рядом жизнерадостно похрапывал Гилберт, перевернувшись вверх лицом, на носу у него чуть пошевеливал крылышками голубенький мотылек, а влюбленные смотрели на речку и ничего кругом себя не замечали. Нянька быстренько увела Эзелинду, не очень понимающую, на каком она свете. Парням ведь одеться надо, зайка. Да и ехать уж пора.
* Идверд - оберегающий процветание.
** Анахронизм. Граф де Перси действительно был шерифом Йорка, только чуть позже. Род Перси жил и множился вокруг Йорка, имел огромное влияние, в Вики они упоминаются как Моубреи.
а) "Существует неподтверждённая история, о том, что в Споффорте в 1215 году Ричард де Перси, тогдашний глава рода, проводил встречу мятежных баронов, на которой составлялись положения Великой Хартии Вольностей. В 1224 году король 6-му графу Уильяму де Перси лицензию на проведение в Споффорте пятничной ярмарки".
б) "По одной из недоказанных теорий, именно в Споффорте в 1215 году была проведена встреча мятежных баронов, на которой были составлены положения Великой Хартии Вольностей. В 1224 году шестой граф Уильям де Перси получил лицензию на проведение здесь пятничной ярмарки".
http://londonmania.ru/?issue_id=308&id=607
в) "Уильям де Моубрей (ум. 1224), участник движения баронов против Иоанна Безземельного, гарант "Великой хартии вольностей"; жена: Авиция (возможно, Агнесса д"Обиньи, дочь Уильяма д"Обиньи, 2-го граф Арундел..."
Википедия.
*** Thatcher - специалист по покрытию крыши соломенной кровлей