Долог был твой путь домой. Роман о сэре Гае Гизборне. Часть первая. Глава двадцать шестая.
После того, как сэр Гилберт изволил проснуться окончательно, а это произошло далеко не сразу, а только спустя почти половину бараньей ноги и кружки три эля, свадебный поезд потихоньку стронулся с места.
Гизборн взял Маржелен под уздцы, желая хоть так быть поближе к Эсси. Ну, раз нельзя всю дорогу домой везти тебя на руках, тогда поедем стремя в стремя. Я б повез, на руках-то, мне б хотелось... Только раскудахчутся все. Ладно, будем соблюдать приличия. И надо ведь что-то говорить... Положено... Проклятье, да что у меня будто жернов на языке?!
Эсси улыбалась. О, теперь она улыбалась так, как сэр Гилберт и не помнил - светло и спокойно. Казалось, вокруг его кузины разливается облачко: чистое, ясное, переливающееся радужными взблесками. Сам Ротерем был вполне доволен. Теперь - да. И даже не потому, что выспался на бережку и поел, хотя это, несомненно, весьма важно для рыцаря... Но, смотри-ка, всем вокруг тоже явно стало легче!
Заметно повеселела тетушка Алисия, глядя на племянницу и предчувствуя скорый отдых. Заинтересованно крутил головой братец Сирил - не иначе, мысленно воздвигал по окрестностям многочисленные и великолепные аббатства под своим будущим неусыпным руководством. Даже обычно норовистая игреневая кобылка леди Эзелинды, Маржелен, шла смирно - прямо нежная травка-душица - искоса застенчиво поглядывая на такого громадного и величавого Блайза. Ротерем хмыкнул себе под нос на предмет улучшения породы... И лошадей - тоже. Но - про себя хмыкнул, тихонько.
Единственное, что удручало Ротерема - это предстоящее исполнение роли посаженного отца. Оно непривычно как-то... Но. Но надо, значит - надо. "Думаю, сэр, - бормотал он, обращаясь сам к себе, - это не трудней, чем быть распорядителем на турнире? Ну вот, а я - был как-то... На Троицын день, года два, что ли, назад... Справлюсь". И на том сэр Гилберт и порешил. А порешив, приободрился духом окончательно и бесповоротно.
Гизборн тем временем аж взмок с натуги, стараясь придумать комплимент, и наконец, выдал:
- У тебя красивая кобыла. - Еще подумал, напрягся и добавил: - Как ты.
Леди Хэлмдон стоило большого труда не расхохотаться, но она сумела. Сейчас, когда между нею и Гаем на берегу речки состоялось объяснение, хоть и безмолвное, Эзелинде море было по колено. И она готова была простить гораздо больше, чем неуклюжий комплимент. Эсси опустила ресницы, пряча улыбку в уголках губ, помолчала немножко и спросила о том, кто этот смешной старый монах, что приехал с Гаем.
Гизборн, который уже пятнами пошел, ожидая заслуженной реакции на ту глупость, которую, как он внезапно понял, сморозил только что, расслабился и принялся объяснять:
- Это? Это Мыш. Брат Кормак Лух, я хотел сказать... Но его все зовут Мышом, а он отзывается. Я его встретил лет шесть тому. Оказалось, что он еще и строитель. Дом мне в маноре перестроил после пожара. Сама увидишь. Я решил, теперь он насовсем останется в маноре. Нам с тобой нужен капеллан. Ты ведь не против, чтоб он нас венчал?
- Нет, конечно. Такой забавный старый ирландец... Смотри, руками машет, что-то рассказывает.
- Он всегда болтает, без умолку.
- Но его слушают, сам посмотри. Он интересно говорит, наверное.
- Ему только дай. Все уши прожужжит про свою обожаемую святую Бригитту...
У Эзелинды ёкнуло сердце. Сбывается... Бригитта обещала - и вот оно сбывается...
Отвлекли и ее, и Гизборна громкие радостные вопли жителей Крэйнхилла, высыпавших на дорогу встречать невесту своего лорда. Столько красивых дам и богатых рыцарей разом люди Крэйнхилла в жизни своей не видали. Гляди-ко, а ведь это, часом, не сюзерен ли нашего лорда? Да нет, сам сюзерен - он старик уже, поди... Ну и что, а это - внук, стало быть... Все равно - знать, богаче их разве сам король, и то навряд ли... Какая честь... Рыжий староста Рой махал шапкой, держа на руках одного из сыновей. Дети восторженно верещали, мужики степенно желали счастья, женщины душевно улыбались - такая молодая, такая красивая леди, смотрите, как повезло нашему господину... авось, помягче станет.
Наконец, дома деревушки кончились и по левую руку, к северо-западу, показался округлый могучий холм с парой камней на вершине. Стоячие камни... Вот же оно! Кольцо! Эсси задохнулась от волнения, прижала руки к груди:
- Гай! Гай, что это?!
Гизборн удивился такой горячности, нахмурился недоуменно:
- Что с тобой, моя леди? Это Журавлиный Холм. Там, говорят, правда водились журавли. И деревня по нему названа... Стоячие Камни там были, Хоровод... Так это давно. Что тебя встревожило?
- Мой лорд, ты выполнишь мою просьбу? Всего одну, мне очень нужно!
- Всё, что хочешь. - Гизборн смотрел прямо и твердо, казалось, попроси Луну с неба, он тотчас же начнет методично строить лестницу, чтоб достать.
- Я... я дала обет. Я обещала, что если ты вернешься и возьмешь меня в жены, я построю часовню на твоих землях... Во имя святой Бригитты. - Эсси заторопилась - Пожалуйста, Гай! Ведь у меня есть свои земли, тебе их передадут под управление, можно на часть дохода с них, это не коснется основного хозяйства... Разреши мне, прошу...
Гизборн протянул руку и сжал ладошку невесты в своей ладони:
- Эс. Будет тебе часовня. Мыш, когда ему скажу - а сейчас вот и скажу - до неба от счастья запрыгает. Ведь в маноре нет часовни пока... и в Крэйнхилле нет. Так что это и мой долг, как лорда.
Ротерем, видя явное волнение своей кузины, подъехал во время разговора поближе и, уразумев, о чем речь, воодушевленно встрял:
- Гизборн! Это ж здорово! Послушай, ты же помнишь, ведь я должен, по распоряжению деда, еще до свадьбы обязательно эти земли, обе-две деревни, тебе передать в наследное владение. Все чин по чину, как положено издревле, из рук в руки. Я буду представлять твоего сюзерена, как старший после моего отца. И смотри, как все лихо складывается: вон на этом самом холме можно обе церемонии разом провести! Ты ж говоришь, церкви нету, а священник есть? Ну, так даже лучше! Как и до´лжно, под открытым небом. Пусть твой монах завтра здесь соорудит дерновый алтарь.
Ротерем развернулся в седле:
- Мои лорды! По согласию моей кузины и сэра Гая Гизборна здесь будет заложена часовня! И здесь их обвенчает вот этот монах... Опять забыл, как тебя?
Мыш, сложив руки на груди, уже громко и нараспев молился, благодаря Господа и святую Бригитту Ирландскую, все время прерываясь и восклицая: "Deus vobis in gratia Dei!" и "Benefaciat vobis Deus!" - по-латыни и "Brid agus Muire dhaoibh"* - по-ирландски...
***
- Гизборн, это сколько ж народу-то? Ты почему молчал? - Ротерем въехал во двор манора, озаряемый лучами уже предзакатного солнца, вслед за женихом и невестой, и не сумел скрыть своего удивления. Веселого удивления, и почему это надо его скрывать? Много гостей - это хорошо! Выпьем...
Гизборн ошеломленно моргал. Смерть Христова, я про них забыл... Как уехал позавчера, ни разу не вспомнил. Ничего себе, толпа... А ведь я их сам позвал.
Под задорное пение Идвердова рожка свадебный поезд потихоньку втягивался в ворота манора. Гости спешивались, вылезали из повозок, спрыгивали с телег, разминали ноги и с любопытством озирались кругом. И начинали самостоятельно знакомиться с теми, кто во дворе уже был. А там много кто был...
Посреди двора на чурбачках чинно сидели три прекрасные девицы, плетя веночки для украшения зала и изысканно беседуя о литературе, как позже выяснилось. Девиц окружали не столь прекрасные, но вполне пригожие служанки, числом то ли пять, то ли уже и семь. Этого никто сосчитать не мог, потому что благородные леди то и дело требовали то ленточку, то гребень, то веревочку - завязать вот тут веночек, то вон того лопоухого щенка, потому что он такой потешный. Короче, служанки вились и только что не роились.
У стены дома, на бочонках, опираясь спинами о нагретые солнцем камни, торжественно восседали с кружками в руках двое благолепных седовласых рыцарей: сэр Ангерран де Кордс и сэр Энтони Айронсайд.
Ангерран поседел, верно, но был столь же грозен, величав и одновременно добродушен, как и в молодые года. Айронсайда Гизборн пригласил самолично: во-первых, соседей вокруг вообще мало, да почти и нет никого, кроме вот этого старика с дочерью и внучкой, а во-вторых... Во-вторых, Гизборн помнил, как однажды, давным-давно, высокий и тощий сэр Энтони, переночевав под кровом Гизборн-манора по дороге домой аж из самого Рима, похвалил умения белобрысого мальчишки и белого жеребца-двухлетка, которые очень старались перепрыгнуть через невысокий заборчик из двух жердин. Не очень-то у них получалось, особенно вдвоем... Обычно через заборчик перелетал кто-нибудь один: или Уайти, или Гай. Сэр Энтони тогда пообещал, что из мальчишки выйдет добрый рыцарь. А мальчишке мало тогда кто обещал чего хорошего...
Ну, и эль у Айронсайда, яблочный темный эль, был лучший в округе, что тоже неплохо. Сэр Энтони того эля привез чуть не десяток бочонков, в качестве подарка на свадьбу. И яблок - немыслимо твердых, кислых, но зато очень душистых... А к зиме будет самое то. В общем, почтенные рыцари пили эль и беседовали о былых временах. И уже хорошо набеседовались.
В углу двора пятеро жонглеров упражнялись, пока можно: двое кидали в воздухе тарелки, а трое изображали пирамиду. Рядом на травке сидел некто с бородой, могучий и воинственный, одетый, почти как солдат, с кружкой эля в одной руке и, как ни странно, с лютней в другой. Мысленно Гизборн помянул сам себя тихим добрым словом: позвать-то он их позвал, хватило ума, еще в Йорке. И даже заплатил вперед. Но вот как можно было сейчас про них забыть?! Ладно, авось...
В дверях дома стояла приятная молодая дама, круглолицая и румяная, жена сэра Нормана, леди Мод Сиуэлл, явно обрадованная прибытием тетушки Алисии, потому что теперь той придется быть здесь старшей.
На заборе, болтая ногами и грызя яблоки, сидели граф Хантингдон, сам сэр Норман Сиуэлл - капитан королевской стражи в Йорке, и сэр Адальбер де Кордс - самый младший брат Лиса и начальник гарнизона замка Хальтон. При виде вновь прибывших оные лорды соблаговолили с забора слезть и заняться делом.
Сиуэлл и младший де Кордс отправились приветствовать своего будущего сюзерена лорда Ротерема и поздравлять Гизборна с тем, что ему здорово повезло.
Хантингдон, мило улыбаясь, рассыпался в любезностях тетушке Алисии, душевно пообщался с братом Сирилом Харполом, дружелюбно и на равных обсудил что-то важное с Ротеремом...
По сути, сразу же по своем приезде в Гизборн-манор граф Хантингдон понял, что хозяин имения тихо и несомненно сходит с ума от любви, и потому постепенно взял руководство подготовкой к празднику в свои руки. Пусть себе Гизборн смотрит прямо перед собой и отвечает невпопад - уже недолго ждать. Ничего. А пока суть да дело, надо же кому-то и гостей привечать, и самому Гизборну иногда помочь. Собственно, Роберт вызвался даже поехать с братом встречать невесту. Может, так будет лучше? Но Гизборн, все так же упорно ничего не замечая вокруг себя, и наступив, для разнообразия, на пожилого гончего пса, односложно ответил, что поедет один. Ладно. Мне и здесь есть чем заняться. А тебе, и правда, может, одному будет легче.
Хантингдону хватило одного взгляда на жениха с невестой, чтоб успокоиться, понять, что все хорошо - нет, все просто отлично! - и приступить к обязанностям дружки, добровольно на себя взваленным.
- Леди Эзелинда. Позвольте мне выразить Вам мое почтение и представить Вам вот этих благородных дам. Они станут, с Вашего согласия, Вашими подружками на свадьбе. - Хантингдон говорил, а глаза его смеялись. И Эсси было уютно под этим взглядом, как-то сразу все пошло своим чередом, как и до´лжно идти.
- Леди Джоанна де Кордс, дочь сэра Ангеррана де Кордса. А также сестра лордов Ренара де Кордса, который имел честь вырасти в доме графа Нортгемптона и который имел возможность сражаться в Святой земле бок о бок с сэром Гаем, и Адальбера де Кордса, начальника гарнизона в замке Хальтон, принадлежащего герцогу Ланкастерскому, моя леди.
Очень похожа на Лиса... Высокая, гибкая шатенка с гривой буйных кудрей и неотразимой широкой улыбкой. Реверанс, легкий поклон, ах, как я рада...
- Леди Деметри Айронсайд, внучка соседа Вашего жениха, сэра Энтони Айронсайда, вон он как раз здоровается с Вашим будущим мужем.
Серьезная и рассудительная с виду девушка... Длинные золотистые волосы, неожиданно темные глаза. Добро пожаловать на Север, леди Эзелинда, мы будем хорошими соседями, конечно же. Легкий поклон, реверанс, улыбка...
- Леди Беатрис Сиуэлл, сестра лордов Нормана Сиуэлла, капитана королевской стражи в Йорке и Гэвина Сиуэлла, которого Вы, леди Эсси, думаю, помните?
Мелкая, рыжая, бледная, с фамильным тяжелым подбородком и восторженными светлыми глазами. Совсем девочка еще... Какая Вы красивая, леди Эзелинда! Ой... Легкий поклон, реверанс, покраснела, засмущалась... Хорошо, что не "как моя лошадь" я красивая снова... Дамы, я счастлива знакомству... Мой лорд граф?
- А это, моя леди Эзелинда, Ваша служанка Бренда. - Хантингдон снова улыбнулся, мягко и ласково. - Она хорошая девушка, только очень молчаливая. Предоставьте ей позаботиться о Вас. Дамы... - Всеобщий поклон, и граф Хантингдон покинул сей цветник для прочих важных дел.
***
Вечер ушел на ужин, не праздничный еще, но обильный и вполне сносный, даже по меркам Ротерема. Жонглеры голосили нечто развеселое, хоть и вразнобой, но подходящее случаю. И под их песни все вполне жизнерадостно отправились спать.
Ночевала Эсси с девушками. Сама Эсси, Тильда, куда ж без нее, Бренда и три подружки невесты - Джоанна, Деметри и юная леди Беатрис, которую все звали Триш. Да еще три служанки у входа. Неудивительно, что утром Эзелинда была рада-радешенька выйти из душной комнаты и хоть немножко оглядеться. Нет, она прилежно вчера пыталась рассмотреть окрестности, но... Но зачем ей окрестности, если рядом был Гай? А сегодня с самого утра ее жених повез гостей охотиться - надо ж людям отдыхать как-то. Поэтому можно было гулять в свое удовольствие.
А красиво здесь... Донжон, золотящийся каменными боками под лучами неяркого солнца, широкие равнины кругом, круглящиеся древними могучими холмами... Немножко пустынно, но красиво.
Эсси стояла у ограды, однако ей было слышно, как разгневанно бурчит во дворе маленький Вильям, которого отец, сэр Рэйф, не взял с собой на охоту. И как утешает его мать, леди Алисия, нежно уговаривая, что совсем скоро он станет пажом и вот уж тогда... Тогда, мой мальчик, этих охот у тебя будет столько, что надоест! - Но мама, я бы привез кучу добычи, я хорошо стреляю! И арбалет у меня есть, настоящий, отец подарил, ты же помнишь! - Да, милый, конечно. Но лорды поехали с соколами... На зайцев охотиться. Там кругом болота, никто, кроме сэра Гая, этих мест не знает. Зато смотри-ка, я вижу, не всех собак забрали с собой, вон ту птичью гончую** со щенками не взяли, потому что они еще маленькие. Сбегай, Вилли, посмотри, есть ли у нее еда. Ей надо кормить щенков... А псарь сегодня может весь день пробыть на охоте, кто ж ее накормит? Давай, не упрямься, сбегай на кухню и принеси ей чего-нибудь. Сэр Гай, думаю, не будет возражать, что ты, как будущий паж, приучаешься заботиться о хозяйском имуществе... А кстати, кем же теперь сэр Гай будет тебе доводиться? Дядей?...
Леди Алисия задумалась надолго, высчитывая на пальцах степени родства и пытаясь прикинуть, кто кому теперь кем приходится.
Ее сын унесся на кухню и вскоре прибежал назад, таща в миске остатки от вчерашнего рагу. Гончая, лежа в траве, махала хвостом, пухлые щенки ползали по ней и тявкали, пробуя голоса. Вилли протянул руку, присев на корточки, и к нему подполз пестрый смешной щенок...
- Леди Эзелинда!
Эсси обернулась на зов - к ней, насчитавшись вдоволь и вспомнив о делах, поспешала тетушка Алисия.
- Эсси, ты забыла? Ох, и я чуть не забыла... с этим мальчишкой! Идем скорей, тебя все уже ждут: надо ж приготовить пирог невесты к завтрашнему пиру. Подружки твои уже там, беги в кухню, а я пока с твоей Тильдой и моей Нэнси достану платья из сундуков. Или нет, после, платья - после. Уже со всеми вами, девушки! Наряды надо расправить, осмотреть, проветрить, хорошо бы еще и подогнать, а служанки здешние... м-да, ну ладно. А ведь это и твое свадебное, и те самые платья, которые твои подружки получат в качестве подарков. Их бы оплачивать, по обычаю, должна бы твоя мать, но это для тебя сделала жена Эймори. И я было хотела внести свою долю, но Энн мне запретила. Она так расстаралась, я видела, какие они роскошные - не хуже твоего, ничуть! Но ты у нас все равно самая красивая, моя дорогая! И подарок у меня для тебя тоже есть, завтра узнаешь!
Нежно подтолкнув Эсси к кухне, тетушка Алисия подхватила вышедшую во двор леди Мод под локоток и они принялись распоряжаться подоспевшими служанками: куда что тащить из так и недоразобранных со вчерашнего вечера возов и куда что ставить. Полетел пух от перин и солома от укутанных в нее резных табуреток. А еще ведь и посуда... Дамы так увлеченно обустраивали будущее своей подопечной, что Эсси тихонько хихикнула: тетушки будто играли в кукольный домик.
Оказалось, что повар Гизборна слыхом не слыхал ни о каких пирогах невесты. И пребывал по сему случаю в некоторой растерянности: что, благородные леди желают сами тут толочься? Виданное ли дело... А что потребно благородным леди? У меня есть пшеничная мука, да, моя госпожа, есть немножко, конечно, вот тут у меня закваска, хлеб-то вы ж ели вчера, хороший хлеб, хоть и ячменный, я сам ставил... Сахар? Нет, моя леди, я его никогда не видел. Мёд вот есть, и яйца, и коровье масло. Сухих слив тоже нету... Простите, моя леди...
- Эсси! Леди Эсси, не огорчайся! Мы сейчас всё добудем! Я точно знаю, что мой брат привез вам в подарок на свадьбу целую голову сахарную, здоровенную... - и леди Джоанна упорхнула, весело смеясь и прихватив по дороге миску со стола. - Я найду!
- А сушеные сливы нельзя заменить сушеными яблоками? Можно? Тогда я пойду и достану, дед не будет возражать, если из целого мешка, что он привез, мы немножко отсыплем, - и леди Деметри, без видимой спешки, но деловито отправилась за обещанными фруктами.
- Ой, а корица?
- Корица есть, мои леди. - Бренда открыла рот так неожиданно, что и Эзелинда, и Триш вздрогнули. - Вот, извольте. - И служанка протянула Эсси шкатулку, от которой сразу же на всю кухню потянуло знакомым запахом.
Со двора вприпрыжку прискакал Вилли и объявил, что Бренду требуют к себе старшие дамы, если леди Эзелинда не возражает. Эсси не возражала. Бренда отправилась помогать с приданым, а Вилли унесся назад, объяснять щенку, как того зовут.
Орехи и изюм Эсси все-таки привезла с собой. Откуда бы у Гая миндаль... Но вот про то, что здесь может не быть сахару, она не подумала... ладно, открываем коробочку, что тут у нас? Ага, миндаль жив, никто его не попортил. Ни мыши, ни жучки. Ну, что же... всем дело нашлось.
Позвали назад со двора Вилли и велели смолоть корицу, пообещав горсть миндаля за работу. Да и вообще, милый Вильям, тебе, будущему пажу, положено учиться угождать дамам... Вилли скорчил рожицу, но мельничку вертел с охотой, а получив свой миндаль, снова убежал, вполне довольный жизнью.
Сухие яблоки залили теплой водой и оставили набухать вместе с изюмом. Сама Эсси замесила опару, укрыла ее получше и теперь чистила миндаль, отмоченный в сладкой воде, а Джоанна и Деметри сидели каждая с миской и вёселкой и сбивали - одна яйца, другая масло. Триш доверили истолочь кусок сахару, отковырнутый Джоанной незаметно с братнего подарка.
Рыжая леди Триш усердно стучала пестом в ступке, куски сахара постепенно превращались в сладкую пыль, но эта монотонная работа заставила ее вернуться к вчерашней теме:
- Леди Эзелинда, а Вы знаете книгу мессера Кретьена де Труа "Ивейн, или Рыцарь со Львом"?
- Да, конечно, мне нравится этот роман...
- Но как же Вам, леди Эзелинда, - кареглазая Деметри смотрела прямо и даже чуть сурово, - как же Вам нравится роман, в котором доброго рыцаря, христианина, сопровождает лев? И чуть не все подвиги за него совершает... Не Божий ангел, как следовало бы, не святой покровитель, а дикое чудовище? Это же почти язычество... Не так ли?
- Знаете, леди Деметри, - Эзелинда улыбнулась уголком рта, ее всегда забавляли подобные реплики, - а разве не могуч и истинно праведен именно тот рыцарь, которому подчиняются даже звери дикие? Ведь сэр Ивейн спас льва от двух огромных змей... И лев служил рыцарю из благодарности. Можно это рассматривать как аллегорию...
- Да! - Джоанна хлопнула вёселкой по пышной яичной пене в миске, - Аллегорию рыцарственного товарищества! Мой брат Лис, в смысле, сэр Ренар, всегда говорил, что вдвоем пироги таскать сподручней!
Все рассмеялись, даже Деметри, а Джоанна покраснела и принялась объяснять, что она, конечно же, совсем не то имела в виду.
- Ну, не знаю... - Деметри фыркнула, но спору вновь не дала разгореться Триш, которую мало интересовали аллегории, но весьма интересовали рыцари. И дамы. И ...и любовь, про которую она еще ничегошеньки пока не знала, но очень хотела узнать побольше и потому не стеснялась спрашивать:
- А Вы бы, леди Эсси, отпустили мужа совершать подвиги? Вот леди Джоанна...
- Леди Джоанна, - сердито вскричала помянутая леди, тряхнув кудрями, ну, вылитый Ренар - никогда б и ни за что не отпустила своего любимого мужа совершать какие-то дурацкие подвиги! А если его там убьют?! - продолжала она, еще не забыв свой недавний промах и отвлекшись от миски с яйцами, грозившими вот-вот выплеснуться через край, - Мужчины развлекаются, а нам, несчастным дамам, тосковать и страдать из-за них? Ну уж нет, мой возлюбленный муж, когда он у меня будет, станет думать не о всяких походах там, а обо мне!
- Но это неправильно, леди. - Деметри говорила спокойно и рассудительно, продолжая сбивать масло, но так, будто гвозди вколачивала, - Можно ли перечить мужу? И потом, совершать ратный труд - это долг и призвание рыцаря, разве нет?
Пока они спорили, Эсси вылила поднявшуюся опару на стол, насыпала поверх нее муки и отобрала у Триш плошку с сахаром, высыпав его туда же, в будущий пирог.
- Пора все смешивать, дамы, несите сюда свои миски.
- Но Вы не ответили, леди Эсси! Вы бы отпустили сэра Гая?
Эсси запустила руки в теплое и жидкое пока тесто:
- Идите все сюда, мне одной его не промесить. Триш, ты будешь подсыпать муку, когда я скажу... Что же, мои леди, я отвечу. Мне думается, жестоко не позволять мужчине делать то, для чего он и призван... (Леди Беатрис, пока давай сюда корицу, миндаль и яблоки с изюмом...) Привязанный к вашему подолу, он станет утверждать, что счастлив, а сам зачахнет, не имея приложения своим силам. И удовлетворения своей гордости, не правда ли? Если бы, даже завтра, в день нашей свадьбы, сэру Гаю пришлось бы отправиться совершать подвиги, я... Я бы отпустила, вот вам крест. Но я бы, как и дама Лодина в романе, поставила бы срок.
- И я бы вернулся.
Голос Гизборна, хоть и без обычного рыка, прозвучал, как гром с ясного неба. Триш испуганно пискнула и уронила в тесто всю оставшуюся муку разом. Эсси обернулась и смущенно подняла руки к лицу. Гай шагнул к невесте, взял ее ладошку, целиком утонувшую в его руке, и бережно поцеловал выпачканные мукой пальцы.
- Я узнал, мои леди, что вы тут трудитесь. И привел вам менестреля.
Эзелинда даже рассердилась на себя: с самого утра она, словно чуткое эхо, старалась услышать его голос, ловила ухом малейший звук, пыталась узнать шаги во дворе, и вот нате, не услышала! А ведь это они уже с охоты возвратились... Но сейчас Гай смотрел на нее, все еще тихонько сжимая ее пальцы - и мир разом куда-то отодвинулся.
Весело и понимающе вздернула бровь Джоанна - ага, менестреля он привел, ишь умный какой. Знаем-знаем, менестрель - это предлог! Вон же, видно, руку отпустить эссину - и то не может... Не утерпел.
Восторженно онемев, во все глаза таращилась на влюбленных юная Триш - надо же, как в романах! Только на самом деле... Ах...
И неожиданно для всех покраснела леди Деметри. Ей самой себе признаться было страшно, что она кожей чувствует волну, идущую от влюбленных. И немножко... да, ей немножко завидно.
- Не менестреля. Миннезингера, с Вашего позволения, герр Гай. - От дверей раздался на диво хриплый голос давешнего кнехта с лютней. - Благородные фрау, позволлте мне развлекать вас, пока вы заняты. К слову, мой нос чувствовать вкусный запах... - Нос, кстати сказать, был довольно увесистый и помещался над квадратной, тщательно расчесанной бородой. - Я есть Михаэль фон Вольфсбург из Нижней Саксонии, и я сейчас спеть вам балладу о рыцаре Маннелиге и тролльской женщине. Это грустный баллада. Но ритмичный!
Гизборн шепнул Эсси, что должен идти к гостям, и тихонько вышел. Триш захлопала глазами и засыпала менестреля, ну, или миннезингера, вопросами: кто такие тролли, где они водятся и почему баллада грустная. Джоанна попросила просто перевести сразу. Фон Вольфсбург отказался, потому что: "Я не так хорошо знать ваш язык. Однако я могу сказать. Тролль может стать человек, если его полюбит человек. И вот, этот тролльский фрау, он предлагал рыцарю богатые дары: мельницы, коней, меч прекрасный... Но Маннелиг отказался, потому что она - не христианка. И тролльский женщина горько заплакаль".
Миннезингер откашлялся, упер лютню в колено и запел. Как ни странно, грубый хрип в его голосе оказался странным образом уместен и даже по-своему красив, песня звучала более пронзительно, что ли...
Bittida en morgon innan solen upprann
Innan foglarna började sjunga
Bergatroliet friade till fager ungersven
Hon hade en falskeliger tunga
Herr Mannelig herr Mannelig trolofven i mig
För det jag bjuder så gerna
I kunnen väl svara endast ja eller nej
Om i viljen eller ej
Девушки приумолкли, продолжая месить тесто, размышляя каждая о своем.
Увидав, что они приуныли, многоопытный фон Вольфсбург рванул струны и рявкнул, иначе не скажешь, любовную песенку "Totus Floreo", в которой соловью предлагалось помолчать немножко, пока поет влюбленный юноша. О, латынь знали все дамы. И с удовольствием подхватили, обрадовавшись, что можно больше не печалиться о невезучей тролльской деве, хлопая тестом о стол в такт:
O! O! Totus Floreo
Jam amore virginali totus ardeo
Novus novus amor est quo pereo
Пока фон Вольфсбург отдыхал и пил эль, отыскавшийся в углу кухни в бочонке, Триш в задумчивости слепила из своего куска теста нечто на четырех лапах и с ушками. И все так же задумчиво промолвила, проковыривая пальчиком существу глазки:
- Вот бы мне льва... Он бы меня защищал...
Джоанна расхохоталась, перегнулась через стол и потянула за ушки существа:
- Пока, милая Триш, это зайчик!
А Деметри заметила рассудительно:
- Сначала надо бы тебе обзавестись своим Ивейном. Тогда и лев будет.
Под общий смех "зайчика" скатали в шар вместе с остальными тремя кусками теста, шар водрузили на огромную лопату и укрыли тканью - подходить.
Миннезингер, пока то да сё, спел дамам более веселую "Ай вис ло лоп", хотя, по правде говоря, смеяться там было особо и нечему... А после напрягся, поднял лопату с пирогом и, по Эссиной команде, с кряканьем водрузил пирог в теплое нутро громадной печи, где пирогу надлежало находиться довольно долго. Повара оставили приглядывать, велев позвать, когда испечется, а сами побежали мерять платья, тем более что тетушки уже умаялись, расставляя невестины тарелки, и теперь жаждали отдохнуть.
***
Наутро тетушка Алисия растолкала юных дев, едва рассвело. Правда, трясти и тормошить их пришлось долгонько: пока вчера подогнали платья, разобравшись наконец - кому какое и что куда, пока побежали гурьбой смотреть, какой вышел расчудесный пирог, пока поужинали... да-да, милые девицы, нечего было болтать полночи, поднимайтесь! Все всё помнят? Никаких колец, никаких серег, никакого металла вообще! Вот, только цветы. Очень милые веночки вышли... Тебе повезло, Эзелинда, твоя Бренда - вполне сообразительна, смотри, изящно даже сплела... И покрывала на головы, обязательно! Быстро-быстро, собирайтесь, благородные лорды уже ждут во дворе... Ах, девушки, да что ж вы возитесь?! Помогите леди Эсси! Эс, ты не забыла прицепить подковку к подолу? Покажи... Ага, на месте, не отвалится... Хорошо. Ох, святая матерь Ипсвичская, я ж сама чуть не запамятовала! Надо ж сэру Гаю непременно вот этот маленький букетик прикрепить к одежде... Хоть к плащу, что ли... Сбегайте кто-нибудь...
- Я отнесу! - и Триш, которая давным-давно была готова, сорвалась с места. В рыжей головке леди Беатрис вызрел некий план со вчерашнего вечера, и вот теперь она нашла предлог его осуществить.
Благородные лорды во дворе ждали. Кто привычно, как давно женатые Хантингдон и Сиуэлл, кто степенно, как старший де Кордс и почтенный Айронсайд, кто весело, как Ротерем, который тихо покатывался со смеху, наблюдая за без пяти минут зятем. А зять между тем маялся, пересчитав всех кур во дворе, воробьев на куче соломы и щенков своей пестрой гончей по третьему разу. Привыкай, сэр Гай!...
- Ну, и чего Гизборн так дергается? - рыжий, но уже начинающий седеть капитан гарнизона в Йорке сэр Норман Сиуэлл упер руки в бока, - женщины, они всегда так, верно я говорю, мой лорд граф? Нечего и в голову брать... - Хантингдон понимающе усмехнулся, ожидая продолжения. - Ага, моя Мод тоже перед свадьбой полдня наряжалась. То одно забудут, то другое... Совсем было я не спятил! - сэр Норман взъерошил пятерней вихры, вспомнив свою пятилетней давности свадьбу, - И возятся, и возятся, а я, признаться, только о свадебном ложе и мог думать... чуть не сдох!
Пока благородные лорды веселились, хлопая друг друга по плечам - причем хохот все больше напоминал ржание - внимание их отвлеклось на минутку, и оба они прозевали некое молниеносное явление...
- Сэр Гай!
Гизборн встрепенулся и недоуменно захлопал глазами. К нему несся ни много ни мало крошечный рыжий вихрь, вооруженный пучком васильков и ромашек в руках.
- Сэр Гай! Вот, - Триш сунула Гизборну васильки с ромашками и выпалила единым духом, - Леди Алисия просила передать, что вот эти цветы Вам надлежит прикрепить к одежде, дабы они соответствовали цветам в венке Вашей невесты!
Гизборн вдумчиво покивал, продолжая держать цветы так, будто они сейчас его укусят, и ждал продолжения. Леди Беатрис явно не собиралась останавливаться, делать реверанс и благопристойно удаляться, наоборот, она воинственно вздернула сиуэлловский, такой знакомый, подбородок и приступила к Гизборну чуть не вплотную.
- Сэр Гай, я... Я спрошу Вас, потому что брат Норман мне не говорит, а отвечает, что я еще не доросла и вообще женщина, и чтоб я шла и играла в куклы! А я хочу знать! Сэр Гай! Как так вышло, что мой брат Гэвин стал монахом? Почему он не вернулся?
Гизборн в замешательстве потер лоб, подбирая слова. Вот же, ну вылитый Гэвин, такая ж бешеная малявка... Остановил жестом шагнувшего было к сестре Нормана: "Да нет, я отвечу..." Чуть ссутулился, потому что она была такая крохотная, что едва доставала ему до локтя, и постарался говорить мягче.
- Триш... Э, гм... Леди Беатрис. Ваш брат, сэр Гэвин Сиуэлл - храбрый рыцарь. Он спас мне жизнь, там, в Святой земле. И в том бою получил увечье, сражаясь. И его решение принять постриг в ордене святого Иоанна - это не слабость и не трусость. Это - мужественный поступок истинного рыцаря, нашедшего свою судьбу. Ваш брат пожелал служить Богу. И нужно уважать его решение. И радоваться за него.
- Ох, сэр Гай... - Глаза Триш засияли восторженным фамильным светом, она сцепила руки, волнуясь. - Тогда я буду радоваться! Благодарю Вас!
Теперь Триш вспомнила о приличиях, присела в быстром реверансе и унеслась, хлопая ярко-голубым подолом на бегу, оставив Гизборна в легком замешательстве от столь быстрой смены настроений. И не заметив, что в глазах еще одного рыцаря - Адальбера де Кордса - она сильно выросла.
Норман раздосадованно почесал в затылке: - Не взыщите, сэр Гай. Сестрица моя, она такая взбалмошная... И взаправду горевала о Гэвине, что он не вернулся.
Гизборн покивал снова, а подошедший к нему Хантингдон забрал несчастный пучок васильков у него из рук и воткнул в фибулу, скрепляющую плащ на плече. Пока совсем не измочалил, ага.
***
Дальнейшие события Гизборн никогда не мог припомнить в точности. Как опешил, увидав выпорхнувший из дверей пестрый лужок из прекрасных дев в покрывалах - проклятье, а кто из них моя невеста-то?! - так потом, считай, до самой ночи в себя и не пришел.
- О, сэр Гай, даже Вы запутались! Отлично, так и должно быть! - и тетушка Алисия довольно разулыбалась. Конечно, злые духи - это суеверия, но все-таки... Чтоб не опознали невесту и не прокляли ее счастья...
Триш в ярко-голубом на белом, Джоанна в шафрановом на зеленом, Деметри в пурпурном на светло-желтом... И, наконец, сама леди Эзелинда Хэлмдон в темно-малиновом бархатном платье поверх василькового, шелкового. И все девушки в полупрозрачных тончайших расшитых покрывалах на гордо вскинутых головках, все в одинаковых веночках из ромашек и васильков.
Гизборн понял, кто его невеста, только когда внезапно посуровевший и ставший до жути похожим на деда Ротерем торжественно водрузил Эсси на лошадь и повел Маржелен в поводу. Сэр Гилберт очень ответственно отнесся к роли посаженного отца, всю дорогу не выпускал повод сестриной кобылы из рук. И даже годами вдруг показался старше. И неожиданно для самого себя разволновался. Ну да, кузина, ну и что? А вдруг...
- Слышишь, Гизборн, если я когда-нибудь узнаю...
- А? - Гай на секунду вернулся на землю.
- Тьфу ты... Да нет, ничего, езжай себе. Совсем от любви с ума спятил... Нечего мне и сомневаться... ну и отлично! Кузина! Ты ж свалишься с коня, если будешь так ворон считать!
- Что? Да-да, Гил, конечно... Знаешь, Гилберт... это все на самом деле со мной происходит?
- Да не валяйте вы дурака, оба! Вот же на мою голову... ладно, уже недолго.
И вправду совсем недолго. Уже слышны восторженные вопли жителей Крэйнхилла и Риверхэма, собравшихся спозаранку вокруг Холма. А уж когда крестьянам стало известно, что вот этот смешной ирландский монах выстроит им взаправдашнюю часовню, радость их стала вполне искренней. Строй, брат Кормак, строй, мы ж для тебя теперь... да все, что хошь!
О, а вон и сам Мыш, навстречу нареченным поспешает, руками машет.
Свадебный поезд спешился и начал поудобней устраиваться на склонах холма, чтоб было все видно. Девы разрумянились по солнышку, глаза у них сияли - то ли от восторга в виду предстоящих церемоний, женщины ведь так любят торжества, то ли просто от свежего воздуха. Благородные мужи были чуть серьезней, но тоже вполне благосклонно озирались по сторонам. И место красивое... и скоро уже вся эта чепуха закончится!
Преисполненный важности, могучий и величественный Ротерем взошел по крутому склону на вершину Холма, прямо к подножию одного из Стоячих Камней. Обозрел сооруженный Мышом дерновый алтарь, украшенный гирляндами цветов, упер руки в бока задумчиво... А впрочем, остался доволен и приступил прямо к делу, более не мешкая. Вытащил кинжал, наклонился и вырезал из склона увесистый пласт зеленого дерна. Заткнул кинжал в ножны, взял землю с травой в обе руки и высоко поднял над головой. Зрители загомонили радостно, детвора пискливо заверещала, со склонов Холма заполошно вспорхнули дикие голуби.
- По праву старшего в роду после моего отца и от имени вашего сеньора, графа Нортгемптона, я передаю эти земли в наследное владение сэру Гаю Гизборну! Да принадлежит эта земля ему и его потомкам и да управляется она добрым управлением! Дабы цвела и приносила плоды свои ко благу живущих на ней! Да будет так!
Гизборн, с чуть дергающимся углом рта, принял пласт земли обеими руками. Оба рыцаря встали так, чтоб всем было видно, подождали в молчании, пока Мыш кропил дерн святой водой и творил молитву. Затем Гай опустился на колено и тщательно вернул дерн на место, как и было. Всё. Теперь это - моя земля... И она сейчас уйдет у меня из-под ног...
"Pater noster, qui es in caelis; sanctificetur nomen tuum; adveniat regnum tuum; fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra..."
Мыш воздевал руки и говорил о благодати, о мире и согласии, о благословении супругов... Снова и снова Гай спрашивал себя, не сон ли все происходящее... Но нет, его все время тормошили, заставляли что-то проделывать и говорить, а он отвечал, кивал и только в который раз судорожно нащупывал кошель на поясе, где лежало кольцо - не потерял ли, не выпало ли...
"Áve, María, grátia pléna; Dóminus técum: benedícta tu in muliéribus..."
Леди Алисия утирала потихоньку глаза шелковым платочком, а Тильда, не столь сдержанная в проявлении чувств, рыдала в открытую у Джека на плече. Сам же Джек старательно пучил глаза, махал шапкой в нужных и ненужных местах, орал "Ура!" и думал про себя: посмотрит ли сэр Гай хоть раз себе под ноги? Если посмотрит, то вполне может узреть, что сапоги-то нечищены... И как это его, Джека, угораздило забыть? И что ж ему теперь за это будет? А может, ничего, пронесет...?
"Credo in Deum, Patrem omnipotentem, Creatorem caeli et terrae. Et in Iesum Christum, Filium eius unicum, Dominum nostrum..."
- Гай! - шепот Хантингдона прозвучал над ухом Гизборна, как гром, - Давай, говори "да!", чего застыл?
Гизборн отмер, сипло вымолвил: "Да!" - и еще головой мотнул для пущей убедительности. Скосил глаза влево, на Эсси - вид у его нареченной был тоже слегка ошалевший. "Да", - сказала леди Эзелинда тихонько и еще чуть побледнела, хотя куда уж дальше-то... Мыш соединил их руки, и Гизборн стал эту руку, врученную ему Мышом... а может, Богом... стал держать, будто это веревочка, на которой мир держится... Кольцо, ах да... Вот. Тихо-тихо, не уронить, осторожно...
- Можете поцеловать невесту!
"Эсси, я... я буду тебя беречь, как жизнь..." - Гизборн смотрел в серые, как старое серебро, глаза и только что не рычал от того, что не умеет сказать вслух тех слов, что хотел бы, - "ты никогда не пожалеешь, обещаю... я сделаю все, чтоб ты была счастлива..."
- Да чтоб тебя!
Только Гизборн и Эсси, поцеловавшись, обернулись к своим гостям, как к молодым подскочил рыжий староста Крэйнхилла, Рой-заика. Во время всей церемонии венчания он бормотал, мол, как жаль, что нету дождика, потому что дождь на свадьбу - это к добру, и вот на его, Роеву, свадьбу был дождь, так у них уже трое детей народилось... ну ладно, раз нет дождя, так хоть ячменем молодых надобно осыпать... На счастье! И со всей дури, от души, с размаху сыпанул в воздух над головами новобрачных и гостей целое громадное решето ячменя пополам с цветочными лепестками.
Гизборн завертелся, неуклюже пытаясь достать проклятущее зернышко из-за шиворота, цветы эти дурацкие мешаются, вот же проклятье... И в то же мгновение его пронизало насквозь, как кипятком обожгло, оттого, что Эсси, смеясь, запустила пальчики за его ворот. Достала, вот оно. Уже и сам Гизборн сначала усмехнулся, а потом рассмеялся, махнув перепуганному заике рукой, чтоб валил скорей подальше со своими обычаями и приметами...
Гости к тому времени тоже обобрали ячмень с парадных плащей и вытряхнули лепестки из волос, так что можно было возвращаться в манор.
Ротерем довольно усмехнулся: "А что, все неплохо прошло... Ну что, зять, поглядим, чем кормить будешь! Поехали!"
***
- Ты, леди Беатрис, совсем от рук отбилась! И что я отцу скажу? Что младшая из рода Сиуэллов ведет себя, как дочка деревенского сквайра? Благородная дама не должна так носиться и приставать к взрослым людям с глупыми вопросами!
Триш вспыхнула и гордо выпрямилась во весь свой крохотный рост, сидя на столь же крохотной белой лошадке.
- Благородная дама должна сделать все для того, чтобы знать правду! Тем более о своем брате! А ты, Норман, ты... - губы Триш задрожали, казалось, она вот-вот заплачет - Да, я всегда жалела, что не родилась мужчиной! Будь я рыцарем, у меня был бы меч, и я мечом могла бы добиваться истины! Совершать подвиги!
Совершенно неожиданно в семейную свару, уже начавшую привлекать внимание всех вокруг, включая даже молодых, которые, казалось, вообще ничего кругом себя не замечали, вклинился младший де Кордс. Адальбер как бы нечаянно умудрился встрять конем между ссорящимися братом и сестрой, и теперь, делая руками некие неуверенные жесты, бормотал: - Простите великодушно, сэр Норман... Но, леди Беатрис, Вы... Вы же можете...
И вдруг, внезапно сорвавшись с места в карьер, Адальбер понесся диким галопом по полю, прочь от дороги. Сиуэлл, уже остыв и жалея, что наорал на меньшую сестренку, удивленно таращился ему вслед. Триш, с открытым от изумления ртом, так и замерла на полуслове. Де Кордс тем временем нагнулся с седла, что-то там рванул с земли и тем же галопом несся теперь обратно. Подскакав к кавалькаде, Адальбер осадил жеребца, спешился и, подойдя к стремени Триш, протянул ей выдранный чуть не с корнем из земли огромный ятрышник, усыпанный нежными цветами и формой смахивающий на толстенную розовую свечу на ножке.
- Леди Беатрис, я... Наши мечи, мечи мужчин, служат для подвигов, верно... Подвигов битвы, крови. Но я... - внезапно Адальбер обрел фамильное декордовское красноречие, не раз спасавшее шкуру его старшего брата, - Вот единственный меч, достойный Вашей красоты и благородства, прекрасная дама. Цветущий меч, как символ подвигов любви... Я вручаю его Вам с надеждой на то, что Вы позволите мне быть Вашим рыцарем...
Триш зарделась и приняла цветок двумя руками, как приняла бы и меч. И то сказать, ятрышник был чуть не в половину ее роста. Благодарно наклонила голову, потом вскинула глаза на де Кордса и поразилась в душе, как же это раньше не замечала, насколько у молодого начальника гарнизона замка Хальтон мягкий взгляд. Мягкий, ласковый...
- Де Кордс, Вы это... Сестра моя мала еще...
- Я принимаю Ваш подарок, сэр Адальбер! Принимаю и благодарю! - Триш дернула поводья и унеслась маленьким голубым ураганчиком, держа цветок, как флаг.
Де Кордс поклонился Сиуэллу и отъехал к обочине, где и предоставил коню трусить потихоньку, сам слегка ошарашенный своей неожиданной выходкой.
Один Ротерем безмятежно веселился и, подскакав к Сиуэллу, затеял речи о следующей свадьбе. Сиуэлл горячился и доказывал, что все это чушь и ничего не значит. Вовсе ничего! Ну и что, что скоро турнир в Йорке? Да почему не пущу сестру посмотреть? ...пущу, конечно... Это что ж выходит, выросла сестренка? Да перестаньте меня подначивать, мой лорд Ротерем, я совсем не против де Кордса...
Однако болтать попусту сэру Гилберту долго не пришлось, потому что вот уже и видны ворота манора. И снова молодых осыпали ячменем, правда, без столь чрезмерных последствий, а уже больше для порядку.
А после быстренько спешившиеся дамы окружили новобрачных и стали наперебой щебетать, что молодую жену надобно через порог дома перенести на руках. Чтоб не споткнулась, не приведи Господь, это примета плохая... Через порог? На руках? И только-то? А дальше нельзя? - Нет, сэр Гай, дальше нельзя, поставьте леди Эсси на пол! - Леди Эзелинда, пойдем с нами, тебе нужно идти слева от стола к твоему месту, а сэру Гаю с мужчинами - справа, это обычай, не хмурься, обычаи не нами придуманы, их надо соблюдать... Бренда, все готово? - Да, мои леди. Вот.
Бренда отодвинулась от торца стола, который до их пор старательно собой загораживала. Оказалось, что на столе, у самого края, стоит немыслимых размеров деревянное блюдо, на котором высится гора сдобных булочек и пирожков. Гизборн нахмурился, потому что явно снова затевалась какая-то глупость. А леди Мод и леди Алисия, блюстительницы старины, не тем будь помянуты, хором дружно объясняли, что вот эти булки и сладости привезли с собой гости, да-да, каждый привез, и сейчас - Да что ж Вы делаете, сэр Гилберт?! Всё ж развалится! - Оп-па... не-а, не развалится, я аккуратненько, - и Ротерем, хитро усмехнувшись, водрузил на самый верх сдобной груды выуженную из-за пазухи плюшку, - Так вот, сейчас молодые должны поцеловаться через эту горку... Пироги - это дети, Эс, чем больше куча, тем больше деток у тебя родится.... ну да, высоковато немножко вышло... Но так надо, это на счастье! Если не развалите... Ну, давай, иди к краю стола, так попроще будет...
Тетушки уже увидели, что явно перестарались, но отступать было некуда. Эсси, находясь в полном замешательстве, подошла к блюду со своей стороны стола. Куча возвышалась ей здорово выше пояса, а стол широченный, и даже роста ее мужа казалось недостаточно, чтоб дотянуться друг до друга, не развалив злосчастных пирожков.
Гизборну надоело. Так надоело, что на месте всех бы поубивал, когда б не приличия... Гай сверкнул глазами, шагнул вперед, чуть нагнулся и подхватил жену под мышки. На вытянутых руках рванул Эсси на себя через стол, Эс ойкнула и поджала ноги, в страхе зацепить подолом дурацкую тетушкину булочную башню, а там ведь еще подкова эта... И тут к столу с радостным визгом подскочила Триш, подхватила великолепный Эссин расшитый подол и благополучно перекинула через стол вместе с подковой.
Ну вот, ффух... Молодые целовались, причем Гизборн так и держал жену на руках и уж больше на пол не опустил, идите все к дьяволу... Донес до высокого резного кресла во главе стола и бережно усадил.
Теперь можно и праздновать.
***
Да когда же, черт бы вас всех побрал, все это закончится? Сколько можно бубнить, распроклятущий ты старый ирландский зануда?!
А Мыш все читал и читал, все кропил постель святой водой, призывая благословение Божье на брачное ложе и прося одарить молодую чету здоровым потомством. Гизборн отчетливо услышал за своей спиной сдержанный зевок очень ревностно относящегося к своим обязанностям дружки Хантингдона. Ну да, мне тоже остобрыдло. Шли б вы все... Гизборн скосил глаза вбок, на молодую жену. Эсси стояла напряженная, ровно держа подбородок и глядя прямо перед собой. Так, а вот это мне не нравится совсем... Рядом с Эсси чуть качалась с носка на пятку донельзя утомленная леди Алисия, клюя носом и незаметно пытаясь сама себя ущипнуть, чтоб глаза не слипались. Все-таки переволновалась тетушка, устала. Позади Эс привычно приютилась Тильда - более бодрая и готовая помогать, как всегда. А вот сейчас и придется - Мыш прекратил бормотать свою латынь. Давай, помогай, чтоб тебя...
Более-менее трезвые гости выходили за дверь, на ходу припоминая последние пожелания счастья молодым и молитвы о всеобщем благоденствии, процветании и приумножении. А сквозь открытую дверь было слышно, как распевали уже не слишком пристойные песни гости пьяные. Солировал, кажется, Ротерем, а подпевал достопочтенный без пяти минут аббат Сирил. Ну да, все, как положено... Удивлюсь, если к утру никому морду не набьют. Удивлюсь, если я сам... да.
Слева и справа от кровати, новехонькой совсем и еще пахнущей свежим деревом, стояли ширмы. Сколько я на ней спал-то? Дня три, не больше... Хорошо, хоть успели. Две дурехи Этти и Бетти только утром вчера набили последнюю подушку... Гизборн поднял руки, помогая Джеку расшнуровать и стащить с себя парадную одежу, и прислушался - за соседней ширмой раздавалось затейливое шебуршание, нянька возилась с тесемками Эссиного платья и шептала что-то ласковое и успокоительное.
Тильда и Джек, сохраняя абсолютно невозмутимое выражение лиц, разом откинули тяжелые покрывала на постели, подождали, пока хозяева улягутся - сэр Гай справа, леди Эзелинда слева, укрыли их чуть не до ушей и молча вышли. И дверь притворили. Тишина повисла совершенно чудовищная... И что теперь?
За окном шумит ветер, играет рваными краями туч, швыряет в круглые стеклышки осеннюю листву. Выглянула луна, уронила луч в окно... От серебряного кубка с вином на столе отразился лунный зайчик, прыгнул прямо на шлем Гизборна, лежащий на сундуке...
Что-то вихрем пронеслось по полу, сигануло, взвыло, шлем с диким дребезгом свалился с сундука и закрутился по полу, громыхая и издавая, неизвестно, каким образом, жуткие вопли из своего нутра. Эсси завизжала. Гизборна на три фута подбросило вверх на постели. Каким-то немыслимым рывком он одновременно умудрился дернуть Эсси себе за спину, привскочить на колени и ухватить со стены над изголовьем меч. Шлем прекратил крутиться. Из его глубины вытаращились два громадных зеленых глаза. Злой дух... Жена сзади испуганно ахнула и прижалась к плечу Гая. Злой дух обиженно мявкнул последний раз, выпрыгнул из шлема на пол и бочком ускакал под кровать, задрав пушистый хвостик-морковку.
Гизборн моргнул, покрутил головой и изумленно рассмеялся. Выпустил меч из руки, хлопнул ладонями по коленкам и захохотал уже в голос. Эсси тоже хихикнула, сначала робко, все еще переживая недавний испуг, а потом засмеялась громко, уцепившись за плечи Гая и уткнувшись ему в шею. Гизборн обернулся к ней и обнял, все еще смеясь. А от смеха оказалось очень легко перейти к поцелуям...
Нежная ямка на виске... трепещущие веки, уголок рта... Губы, такие чуткие, предугадывающие... Я боюсь, что ты исчезнешь... Пальцы тонкие, перламутровые в лунном свете... Касания, как резкий перебор струн, почти непереносимые, вот-вот струна лопнет... Шелк скользит по ее телу, невесомый, серебристый... Ох, черт, зацепил ладонью! Затрещала ткань... Нет, подожди... сюда... и еще вот сюда... у выреза шитье, тяжелое, колючее, а под ним льдистый запах вербены и мерцающее тепло... легкие тени на груди становятся резче... Горячее, обжигающее дыхание, и там, где чувствуешь его губы, кожа будто плавится... Ладони замерли. Боится оцарапать кожу, как ткань. Дай, я сниму сорочку... Смотри! Ох... Все тело горит, и от тебя пышет жаром... хриплый, рваный вздох... В лунном луче светлая прядь и мои вцепившиеся в его затылок пальцы... Сейчас - будто у нас одно сердце, бьется одинаково...часто, гулко, взахлеб... Молния пронизала тьму под веками, ослепительная, яростная, и еще, и еще раз... Нет ничего, лишь захлестнувшее все сияние... схлынула волна, и я чуть кружусь в синеве, как птица... Ты такая... такая... я люблю тебя... Как в его руках тепло... Плечо жесткое, кадык острый... а мне уютно, угрелась... Нет, не хочу на подушку, хочу так... Спи. Устала же... спи.
Интересно, ты еще под кроватью, братнин подарочек? Рыжий или серый...? Богом клянусь, теперь пальцем не трону шалопая, чего б не натворил...
***
Не хотелось Хантингдону спать, а хотелось подумать. Потому он вернулся в зал и снова уселся за стол. Дааа, расстарался братец... Еще и трети не съели того, что было на том столе. Говядина с уксусом и черносливом, жареные зайцы, печеные щуки, ишь, выучил, - и Роберт тихонько усмехнулся, - пироги с рыбной чепухой, которую так жарить - смешно, а в пирог - самое то. Копченые утки и копченые рыбки посолидней. Печеные яблоки, пироги с яблоками, яблочный эль... Тушеные в меду чернослив и зеленые груши со сливками. Пирог невесты, который Эсси сама разрезала и оделила каждого из гостей, отложив кусочек с верха пирога до крестин первого ребенка, которого она родит. Большой пирог вышел, еще осталось. Вот от копченого оленя, что я привез, остались ребра только. О, сыр еще есть! Съем-ка я сыру... - И Хантингдон плеснул себе эля в кубок.
Ишь, веселятся... брат Сирил мирно почивает среди пирогов, догадавшись наконец об одной из самых прекрасных сторон монашьей жизни - хорошенько поесть. Делает успехи, я смотрю, уже малость растолстел. Сэр Рэйф Молтон пытается незаметно ускользнуть к жене, утомившись слушать Сиуэлла, повествующего о своем последнем походе на кимвров. Количество убитых врагов постепенно растет... с каждой кружкой.
А это что за картина? Ротерем, миннезингер Вольфсбург и, как ни странно, Гизборнов Джек сидят рядом и о чем-то увлеченно толкуют. Джек машет руками, втолковывая господам нечто важное, а миннезингер шевелит губами и потихоньку щиплет струны лютни.
- Да я вам говорю, мои лорды, он как спятил, господин-от мой, после сватовства. Едем мы, стало быть, по пустоши, он посреди дороги встал, да как захохочет, полжизни, мол, в Святой земле бы отдал за веточку дрока. А тут его до края земли... Потом долго бормотал чего-то, ну, я малость услыхал, так он велел мне валить подальше и грозился башку оторвать, коли проболтаюсь... - Да ничто он тебе не оторвет, я сказать. Не меллтеши, я думать... - Слышь, герр миннезингер, а вот эдак если? Если первую строфу повторить?...
Дамы давно почивают... Как там моя Мэриан? Наверное, старею. Домой хочу. Нет, я, конечно же, рад за Гая. Даже за совсем чужого мне Адальбера рад, вон он сидит, уставившись в окно, на луну, совсем юную и тоненькую, как его Триш... Ленточку в руках теребит. Я ведь видел, чья ленточка. Какие они смешные, глупые...
И я тоже вполне дурак. И чего вот я тревожусь из-за ерунды? Ну, привиделась мне на пиру Гизборнова рожа перекошенная - так сколько мы враждовали? Немудрено... А на самом деле Гай вполне счастливый сидел, головой кивал. Подарков вон им надарили целый воз... И все-таки... Кровь на лице, шлем слетел, явно бой вокруг... и это не прошлое. Что же, будущее? Значит, мы сойдемся с ним в бою? С братом? Снова... Да нет, быть того не может. Пить надо меньше.
Лучше вспомни, - говорил Роберт Хантингдон сам себе, чуть покачиваясь, - вспомни, как они оба, и Гай, и Эсси, радовались подаркам, будто ребятишки малые... И моему серебряному блюду, и шелковому ковру от Рэйфа и Алисии, и сахарной голове и бочонку меду от Нормана... А смешней всего вышло с котятами, ей-крест. Молодец жена, такая выдумка отличная! Что, говорю, Гизборн, помнишь мою дочку Мэри? Так она подарочек тебе прислала! И корзинку в руки сую. Гай крышку открыл, а там котята! Аж онемел... тот самый котенок-то, что Мэри тогда у нас ему притащила. Выросла сарделька, ага. А девчонку ему я по дороге купил, в Ковентри, чтоб не родственники. Хорошая девчонка, серая, пушистая. А парня Мэриан зовет Сталки, надо будет завтра Эзелинде сказать. Пройдоха страшный вырос, и красавец - белый в папашу, только пятна рыжие откуда-то. Как веснушки...
Эсси их как увидала, прижала к себе теплыми животами, таких пушистых, уютных, пищащих, как дети... Насилу Бренда ейная забрала и унесла в корзинке куда-то. Только ж все равно вылезут, я-то знаю...
И Хантингдон чуть было не задремал уже под эти нехитрые мысли, как вдруг зазвенела странным лунным перебором лютня...
Английский дрок, английский дрок,
Утесник желтый вдоль дорог.
Из всех Британии цветов
Ты краше, счастье мотыльков.
Однажды среди белых скал
Я утешения искал.
И пела птица в вышине...
И много легче стало мне.
Кто средь друзей был одинок -
Тому цветет колючий дрок.
Кто долго счастья не встречал,
Утесник видеть вновь мечтал.
Английской леди красота -
Тиха, медвяна, непроста.
Густой колючий желтый дрок
Я помню, как любви зарок.
***
Гизборн проснулся, как будто толкнули его, внезапно и разом, без обычной утренней маеты. Ошеломленно захлопал глазами в темноте, удивляясь себе самому: "А чего это я такой счастливый, как дурак на ярмарке?" И нежданно задохнулся, вспомнив, изумившись и ощутив непривычное тепло рядом. Там, свернувшись клубочком под грудой одеял и закинув руку ему на шею, чуть посапывая, дышала ему в плечо... Эсси. Жена. Господи, я женат...
Чуть не проспал. Гизборн принялся тихонько выпутываться из темно-русых прядей, рассыпавшихся по подушкам. Пряди пахли вербеной. Надо же, какие длинные - самой-то и не видно, даже нос не высунет. Осторожно снял ее руку с шеи, уложил аккуратно на постель, прикрыл краешком одеяла. Вставать не хотелось, в комнате было холодно, даром, что вчера Тильда исхлопоталась, стараясь натопить и все сквозняки пресечь. В крохотных круглых стеклышках нового окна розовел рассвет. А красиво вышло, куда лучше, чем с этими дурными ставнями с дыркой... Хоть и дорого. Нет, надо встать, зря, что ли, аж в Йорк мотался... Гизборн сел на постели, повел плечами, черт, правда ж, холодно... Скосил глаза на жену: из-под одеял выглянула маленькая ножка, нежная и смешная, с тонкими пальчиками, как у ребенка. "Замерзнет же", - подумал Гизборн, протянул руку и накрыл ножку ладонью. Из кучи одеял раздался писк, ножка дрыгнула и улезла под покрывало. "Спишь? Ладно", - Гизборн усмехнулся и встал. Где-то тут валялся такой полезный предмет, называемый халат - очень удобно, накинул и ходи, умны сарацины... Ага, вот оно. Запахнул полу, обернулся - нет, точно спит. Вот и хорошо.
На столе, у окна, стоял недопитый вчера кубок - да не до этого было. Так, темно же, не сшибить бы ничего... Ах ты, черт!... Гизборн замер на секунду, подождал - не проснется ли жена. Нет, ничего, ффух... Хоть бы рассвело скорей уже, что ли... На завитке подсвечника висело колечко, правильно висело, нечего в кольцах спать, оно ж тяжелое... но свечу зажигать все равно не стану, мороки много, ну ее, да и вот же, нашел.
Деревянная плоская коробочка, резная, выстланная изнутри шелком, а кстати, туда и кольцо поместится... Нет, не зря мотался, самому нравится. Гизборн покачал ожерелье за цепочку в рассветных лучах, и оно засияло, замерцало зелено-золотыми бликами в розовом свете. Теперь главное - умудриться надеть и не разбудить при этом.
Осторожно ступая, дошел до постели, неся ожерелье в чуть отставленной руке, сел на край кровати. Пока он возился, Эсси разметалась во сне, откинув одеяла с плеч. Темные волосы подчеркивали нежность и белизну кожи, в ямке меж ключиц билась жилка, на виске от сквозняка чуть заметно тревожилась прядка... Гизборн залюбовался и совсем позабыл, что время-то идет, уже почти светло. "Хорош таращиться, - Гизборн сжал зубы и помотал головой, скомандовав сам себе, - что сидишь-то?" Прилег рядом с женой поверх покрывал, оперся на локоть и тихо-тихо принялся пытаться застегнуть застежку ожерелья на Эссиной шейке. Ну вот ведь вчера ж смотрел, как оно застегивается, ах ты, зараза... О, получилось. Застегнул, расправил цепочку, отвел подальше прядку волос, чтоб не запутались.
Пять золотых филигранных печенек ласково сияли чуть ниже ключиц, привешенные к ним три изумрудные капли казались совсем темными на белой коже... средняя пришлась в начинающуюся ложбинку... не удержался и принялся целовать - в промежуток меж печеньками, в ямку между ключиц, в шею... И не сказать, чтоб его жене это не понравилось: Гизборн ощутил на затылке тонкие пальцы, и полезный предмет одежды под названием халат снова полетел куда-то в неведомую даль.