Вы слышали, как стучится мороз в окна деревянного дома; как он сжимает в своих объятиях ребра-бревна, заставляя их трещать и хрустеть?
Нет, я говорю не о двадцатиградусном мальчике-молокососе; я о мужчине-морозе сорока - сорока пяти градусов по Цельсию от роду, с белой сединой инея на деревьях, и сугробами знаний во мгле. Я об опытном злом бродяге, о черной как смоль, двадцатичасовой ночи и огненно-красном утре; когда бордовое солнце лишь немного всплывает над горизонтом, с тем, чтобы снова нырнуть в страшный, застывший в священном криосне лес, лишь на мгновение окрасив царство ледяной королевы алым.
Кровавое небо, розовый снег, оранжевый зефир на деревьях; темная синева вокруг; тоска, странное беспокойство. Но вдруг, словно укол долгожданного морфия, стремительный вечер; бритва; а за ним снова ночь - торжественная и умиротворяющая прекрасная богиня Никта.
Стою, как завороженный, любуясь северным сиянием в ее волосах, бриллиантами звезд в одеждах, тайной и волшебством света ее серебряного зеркала - полной Луны.
Зеленые глаза Никты; в них отражается бездна; они пьют душу, затягивают в омут вечного сна. И я рад бы поддаться, но ее строгий брат, ее супруг Вечный Мрак Эреб стоит с мечем у врат черного замка; его дыхание обжигает холодом кожу, пронизывает до костей.
Когда-нибудь я смогу пройти. Я убью его. А пока... Вздыхаю, иду домой; затапливаю камин, капаю лауданум, поджигаю абсент, и млею в теплом уютном свете огня, слушая, как стучится в окно мороз, скрипят ребра старого дома, потрескивают дрова, а где-то вдали отчаянно колотит хрупкими стеклянными колесами по жестоким стальным рельсам бесконечно-безумный поезд.
Мгновения вечной смерти. Дозы нелепой жизни. Беспрерывный суицид. Взгляд малиновой девочки, тот, что откровенней, чем сталь у клинка. Жизнь как под лизергином. Страх пробуждения. Зима. Егор Летов. Вивальди. Аминь.