Дорджин Юрий Санджиевич : другие произведения.

Три кленовых листа в Тель-Авиве

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Герой романа - известный политический обозреватель телевидения, ведущий аналитической программы, влиятельный человек, к мнению которого прислушиваются не только в Москве,Андрей Данилин, находясь в командировке в Израиле, знакомится с девушкой необычайной красоты, Варя, молодая, умная, наивная, впервые встретила мужчину, который её очаровал. Несмотря на большую разницу в возрасте они полюбили друг друга. Однако жизнь вносит свои коррективы, и последующие трагические события доказывают это.

  
  
  
   Ю Р И Й Д О Р Д Ж И Н
  
  
  
  
  
  
   Т Р И К Л Е Н О В Ы Х
  
   Л И С Т А
  
   В Т Е Л Ь - А В И В Е
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   М о с к в а 2009
  
  
  
  
  
  
  
  
   Н А Т А Ш Е
  
  
  
   - I -
  
  
   Он всегда боялся летать. Перед предстоящим полетом испытывал необъяснимый страх. В молодости часто снились авиакатастрофы. Потом сны прекратились, но страх остался. К психологам не обращался. Как бороться с этим, научился. Сто грамм водки - и пропади все пропадом...
   Зайдя в здание аэровокзала, направился в кафе...Лимонную дольку еще жевал, когда проходил контроль.
   Только когда самолет набрал высоту, Данилин ослабил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу, открыл глаза и нажал кнопку вызова. Подошла бригадир стюардов. Невысокая, симпатичная женщина с колючим и внимательным взглядом. Данилин взглянул на "бэйджик".
   - Галя! Можно мне водки и чашку кофе?
   - Сейчас будет завтрак, - улыбнулась бригадир,- принести?
   - Принести! Принести! - раздался над ухом возглас. - И мне тоже!
   Бригадир строго посмотрела на стоящего в проходе пассажира.
   - У вас билет в эконом-классе. Не положено.
   - Галя! - Данилин, разговаривая с женщинами, всегда смотрел в глаза. - Галочка! Это мой оператор Виталий. Фамилия у тебя, какая?
   - Василевский...
   - Наши службы по ошибке купили ему билет не в тот класс. Позволь ему сесть здесь. Если необходимо, я доплачу.
   - Ну что с вами делать? Так уж и быть - садитесь, - Галя улыбнулась и посмотрела на Данилина. - Вы мне в жизни больше нравитесь!
   - А я? - спросил Виталий.
   Галя смерила его взглядом:
   - Вы - нет!
   - Вот она - дискриминация! Куда нам, телеоператорам, до политобозревателей!
   - Ты оператор? Какой ты оператор? Ты камермен.
   Виталию очень хотелось сказать что-нибудь в ответ, но, помня, кто перед ним сидит, только пробурчал:
   - Я, между прочим, ВГИК закончил!
   - Камермены вы все! Слесари-сантехники! - продолжил Данилин.- Умеете только бандуру на плече таскать и фокус крутить. Кстати, почему Юрик Иванов не поехал? Он же со мной работает?
   Виталий виновато сказал:
   - Юрий Петрович в Байконуре. Ваша командировка только вчера возникла. Я в резерве. Меня и послали. Иванова, я слышал, собираются на пенсию проводить.
   Хотелось еще водки, но ее не было, и от неудовлетворенного желания Данилин стал злым:
   - Кто хочет проводить? Ваш главный? Авдеев? Передай Женьке - я его самого на пенсию вышвырну, когда вернусь!
   - Да он еще не старый, - заметил Виталий.
   - Значит, молодым вылетит, как мыло из жопы. Помалкивай и садись сзади. Здесь мне мешать будешь.
   "На пенсию Иванова...- подумал о себе. - Пятьдесят один год. Сменится руководство канала и тебя самого могут под зад коленом. Желающих много! Вот выросло поколение! Беспринципные, жестокие! Кто их таких вырастил? - Данилин покачал головой. - Мы же и вырастили. Сами лучше, что ли? Всех стариков повышибали..."
   Подошла бригадир с подносом, на котором стояли две чашки кофе, стопка с прозрачной влагой и тарелочка с дольками апельсина. Посмотрела сурово на оператора:
   - Пассажир! Займите место! Вам сейчас завтрак принесут.
   Смущенно обратилась к Данилину:
   - Можно мне с вами кофе попить? Я ненадолго.
   Галя отстегнула столик, поставила поднос и тяжело села рядом:
   - Я на минутку. Вы пейте!
   - А мне можно? - Виталий всунул голову между спинками кресел. Галя, не оборачиваясь, отчитала:
   - С утра маленьким детям водку пить вредно!
   Данилин залпом выпил, зажевал апельсином:
   - Ты себя оператором называешь? Кого ты знаешь из тех, кто делал эту профессию? Ну! Я тебе сейчас перечислю: Юра Бугна, Бакатин Виталий, Валера Костин, Эмиль Рысь, Бышов Витя, Куликов Володя, Юра Назаров. Не знаешь? Откуда ты их мог знать? Они умерли. Все они создавали профессию телеоператора! Вы ее просрали! ВГИК закончил? Как брать баланс знаешь? Славу Богу!
   Данилин удивился сам себе: "Чего это я так распалился..."
   - Ты Попкова Владимира Ивановича знаешь? - Данилин посмотрел на Галю. - У вас муж, случаем, не телеоператор?
   На вопрос Галя не ответила, но загадочно улыбнулась. Данилин прижался к спинке сидения:
   - Попков - оператор. Сейчас на пенсии, рыбу ловит. В армии служил на подводной лодке. Что-то у них там сломалось. Какой-то винтик. В общем, лодке был бы "кирдык". Лодка атомная... Владимир Иванович этот винтик починил. Хотели Героя дать.
   - Он там один был? А остальные где?
   - Остальные? Остальные задраили люк и ждали, чем закончится...
   Галя покачала головой:
   - Вот паразиты!
   - Не то слово! Пошла лодка на базу. Наехал на Попкова замполит. Были при Советской власти такие, как ты их называешь, паразиты... Стал орать, что Попков сам виноват и судить его надо. Владимир Иванович вмазал ему, и вместо "Героя" получил "Красную звезду".
   Виталий перебил:
   - Об этом писали в газетах?
   - Если бы в газетах писали обо всех винтиках, которые ломаются, - Данилин выпил остывший кофе, помолчал, - половина армии ходила бы в Героях, а другая половина сидела. Я откуда это знаю? Поехали мы с Попковым снимать в день ВМФ встречу ветеранов-подводников. У Владимира Ивановича на куртке орден. На этой встрече познакомился я с адмиралом. Он, оказывается, командиром той лодки был. От него и узнал о Попкове. Съемок, конечно, не было... Упились мы в парке Дома Советской Армии.
   - Нам не положено сидеть с пассажирами. Я вас с таким интересом наблюдаю по телевизору! А он, - Галя кивнула на сидевшего сзади Виталия, - в самом деле, оператор? Субтильный какой-то... У меня муж оператор, на НТВ работает. Такой же высокий, как вы, только в плечах пошире будет. Моложе меня на два года. Боюсь за него...
   Данилин внимательно смотрел и слушал. Он знал о том, что вызывает доверие и симпатию у женщин.
   - Боюсь, уйдет он! У вас на телевидении вон какие красотки обитают. А у нас сын. Шесть лет и два месяца, - в глазах Гали заблестела влага. - Я с ума схожу от ревности! Люблю его очень! Мне нравится смотреть ваши передачи. Вы так хорошо все объясняете! Наш командир сказал перед полетом, что вы летите с нами.
   Посмотрела на Данилина и белоснежным платком промокнула слезинку:
   - Что делать?
   - Любить надо! Тогда не уйдет.
   - Пусть только попробует! Убью! - Галя улыбнулась. - Я второго ребеночка рожу! Ой, а я совсем о другом хотела спросить! Что с Россией будет? Ничего такого не случится? Что-то тревожно на душе... Вы все знаете, у вас такие люди выступают! Скажите, честно! Плохого ничего не будет?
   Данилин ласково погладил по руке:
   - Если вы будете рожать детей, то ничего плохого ни с нами, ни с Россией не случится.
   Галя смутилась от прикосновения чужой, мужской руки:
   - Пойду я. Сейчас кормежка начнется, - встала и, наклонившись, поцеловала Данилина в щеку. - Спасибо вам, Андрей! Хотите еще что-нибудь?
   - Еще водки и минералку. Моему оператору тоже. Спасибо тебе!
   Данилин откинулся на спинку сидения и, прикрыв глаза, стал вспоминать. Как все быстро произошло. Еще вчера он сидел в своем кабинете, обдумывал будущую программу, а сейчас самолет несет его в Израиль.
   Андрей Данилин - политический обозреватель Общественного канала России, ведущий аналитической программы, влиятельный человек, к мнению которого прислушиваются многие, едкие комментарии цитируют информагентства, близкий к президенту, сидит в салоне первого класса и летит в Тель-Авив.
   Негромко звякнула ложечка в чашке. Данилин открыл глаза. В проходе стояла высокая, красивая стюардесса. Униформа плотно облегала тело, а в глубоком вырезе вместе с вздохом поднималась большая грудь.
   - Ваша водка и вода. Что-нибудь еще?
   - Спасибо, красавица! - улыбнулся Андрей. - Вы моего оператора накормите.
   Данилину исполнился пятьдесят один год. Высокий, с гибкой спортивной фигурой, он всегда выглядел моложе своих лет. С удовлетворением и гордостью видел, что женщины выделяют его, даже когда рядом находятся моложе. Вот и сейчас стюардесса, мельком взглянув на сидящего сзади парня, перевела взгляд:
   - Галина Борисовна сказала, что вы не будете завтракать. Если что, нажмите кнопку вызова
   "Не надо больше пить", - подумал Андрей, глядя, как упругие, красивые ягодицы удаляются от него по проходу.
   Все началось вчера. Данилин сидел за компьютером и пытался набросать свой комментарий к громкому уголовному делу, взбудоражившему всю страну. Зазвучала мелодия из мобильника. Ему очень нравилась эта музыка, он ее долго искал, чтобы озвучить свой телефон. В трубке услышал знакомый голос:
   - Андрей! Можешь сейчас подъехать? Есть дело, - звонил заместитель руководителя администрации президента.
   Андрей непроизвольно встал, хотя были на "ты" и звали друг друга по имени.
   - Сейчас приеду!
   - Если я буду занят, то подожди немного. Мой помощник даст почитать кое-что интересное... Ладно?
   Самолет мягко приземлился. В эконом-классе зааплодировали. Потянулись томительные минуты, пока лайнер подтащили к терминалу.
   Данилин пошел к выходу. Сзади окликнул командир:
   - Извините, Андрей Сергеевич! Очень хотел познакомиться с вами! В салоне не решился подойти, - крепко пожал руку. - Я очень уважаю вас!
   На выходе стайкой стояли стюардессы, одетые в зеленую клетку жилеты и синие брюки. Все высокие, красивые и похожие друг на друга. Галя, бригадир, была на голову ниже. Протянула ладонь:
   - До свидания, Андрей! Спасибо вам!
  
   - II -
  
  
   Предупрежденный не раз в Москве о дотошности израильской службы безопасности Данилин спокойно прошел контроль. Женщина, беседовавшая с ним, только после того, как сделала отметку, спросила:
   - Вы тот Данилин, из телевизора? Здесь вас все ругают. Ругают и смотрят, как мой муж.
   Андрей сначала улыбнулся, но, услышав о муже, убрал улыбку, посмотрел в глаза:
   - Передавайте привет супругу. Могу идти? - не дожидаясь ответа, повернулся и быстро зашагал к выходу.
   Привычка к чтению утренних газет, хотя он мог заранее сказать, что каждая из них напишет сегодня, повернула его к газетному киоску.
   - Есть газеты местные, на русском языке? - спросил Данилин у молодого киоскера, на голове которого бейсболка была повернута козырьком назад.
   - Есть! - ответил продавец на русском. - Вам какие?
   - У меня только доллары и евро. Берете?
   - Нет, нет! - замахал руками парень. - Только шекели! Можете обменять в конце зала.
   - Не берешь, не надо. Обойдемся.
   Данилин повернулся и замер. В шагах десяти от него стояла девушка. Она внимательно смотрела на выход из погранзоны и держала что-то в руках. Мимо проходили пассажиры, прилетевшие из Москвы, и все, как и Данилин, бесцеремонно разглядывали ее. "Юбка черная, выше колен. Жакет черный. Белая блузка. Рост, наверное, метр семьдесят три, каблуки семь, восемь сантиметров. Если встану рядом, она будет чуть ниже", - Андрей взглядом отмечал все детали. Много было в его жизни женщин красивых и очень красивых. Его любили, он любил. Из-за некоторых сходил с ума, но все быстро проходило... Девушка, стоящая перед ним, притягивала, как магнит.
   Ей было около 25 лет. Андрей отметил идеальную пропорциональность ее высокой фигуры. Темно-каштановые волосы стянуты в конский хвост. Белизну кожи скрывал легкий макияж. Лицо, слегка суровое и надменное, внутри освещалось огнем, делающим ее обольстительной, женственной и очень живой.
   Андрей боялся долго смотреть на девушку, потому что тогда бежали мурашки по спине.
   "Губы слишком накрашены! - раздраженно подумал он. Раздражение появилось от того, что эта красавица ждала не его. - Кто-то обнимает ее, кто-то целует, кто-то спит с ней, черт его подери! Ну почему ты меня не встречаешь?"
   Вслух сказал:
   - Где этот мудозвон Виталий?
   Сзади раздался тяжелый вздох. Молодой киоскер зачарованно смотрел на девушку:
   - Счастливый товарищ Данилин...
   - Почему Данилин? - обернулся Андрей.
   - Потому что эта девушка ждет какого-то товарища Данилина. У неё в руках плакат с его фамилией.
   Парень повернул бейсболку, натянул козырек на глаза и пробурчал что-то на иврите.
   - Елки зеленые! Она меня встречает! - Андрей сделал несколько шагов, легко вздохнул и негромко сказал:
   - Юная леди! Я - Данилин Андрей!
   Девушка медленно повернулась, внимательно посмотрела, надменный взгляд вдруг потеплел, и он увидел, что она краснеет.
   - Ой, товарищ Данилин! Я вас сразу узнала! Смотрю, смотрю на выход, а вас все нет и нет! - Протянула руку. Пальцы длинные, ногти коротко острижены и без маникюра. - Варвара!
   - Барбара? - спросил Андрей, не выпуская теплую руку.
   - Варвара. Варя! Меня так мама назвала. Фамилия - Белиц.
   - Вот это девушка! Я третий раз в Израиле, но такую впервые здесь вижу! - из-за спины Данилина выглянул оператор.
   - Это Виталий, мой оператор.
   Девушка протянула руку:
   - Варя.
   - Hi, miss Varya! How are you1?
   - Welcome,2 - сухо ответила девушка.
   Андрей стал рядом:
   - Рост метр семьдесят три?
   - Семьдесят четыре, - удивилась Варя. - А что?
   - Почему на плакате написано "Товарищ"?
   - Это Игнатов так написал. Почему? Я не знаю.
   - Вы спортом занимаетесь? - влез в разговор Виталий.
   - Спортом не занимаюсь.
   - Поехали, ребята, устраиваться! - скомандовал Данилин, и они зашагали к выходу.
   - У меня никогда не будет такой девушки... - грустно прошептал вслед им киоскер.
   Варя подвела их к большой, тяжелой машине. На бортах большими буквами на английском, иврите и арабском были сделаны надписи: "Россия. Телевидение". На антенне развевался небольшой, трехцветный флажок.
   Из машины вылез водитель. Немного ниже Данилина, но шире в плечах. Лицо типично славянское. Протянул руку:
   - Гарик.
   Водитель открыл багажник и стал укладывать чемоданы и кофры. Камеру оператор хотел положить на заднее сидение.
  
   - Вперед садись! - Данилин остановил оператора. - Мы сзади сядем.
   Варя легко вскочила на подножку, продвинулась по сидению. В машине Данилин курить не стал, стараясь не пускать дым в салон.
   - Где Игнатов? Почему сам не приехал?
   - Михаил Евгеньевич в госпитале, на перевязке. Я у него на корпункте работаю. Он меня попросил встретить. Что-то не так?
   - Наоборот! - Андрей взглянул на встревожившуюся девушку и улыбнулся. - Очень даже так! Что с Михаилом случилось?
   - Мы ездили в сектор Газа и попали под обстрел. Ракеты "Касам". Слышали о таких?
   - Слышали.
   Данилин раздавил окурок каблуком, поймал взгляд Вари, поднял сигарету и отнес в урну. Девушка улыбнулась. В машине было прохладно от работающего кондиционера.
   - Рана серьёзная?
   - Осколок рассёк мышцу на ноге.
   - До свадьбы заживет...
   - Михаил Евгеньевич женат, - удивилась Варя.
   Андрей опять улыбнулся:
   - Это у нас в России так говорят...
   - Михаил Евгеньевич просил передать, что приглашает вас пообедать в ресторане гостиницы. Он, наверное, уже ждет.
   - Хороший ресторан? - обернулся Виталий.
   Варя посмотрела на Данилина и виновато ответила:
   - Я там никогда не была. Ресторан с французской кухней. Очень дорогой.
   - Разорим Игнатова! - хмыкнул Виталий.
   Андрей вытащил бумажник, раскрыл. Внутри лежали банковские карты. Одна из них была золотой. Достал голубую:
   - Вот тебе, дорогой, карта корпоративная. Сто твоих суточных и сто от меня. Больше в день не трать. Зелёные! Не евро!
  
  
   Отель был дорогой. Оформление прошло быстрее, когда администратор увидел золотую кредитную карту.
   Данилин зашел в номер, открыл чемодан, достал светлые брюки, рубашку с короткими рукавами, легкий пиджак, выскочил в коридор и остановил женщину в униформе:
   - Можете погладить? Очень быстро! Вот вам за работу.
   Горничная с удивлением посмотрела на Андрея, взяла одежду и положила две стодолларовые купюры в нагрудный карман. Ответила на русском:
   - Сейчас сделаю.
   Андрей ринулся в ванную комнату, пустил холодную воду. Было хорошо и весело, и очень хотелось быстрее вниз, где ждала чудесная девушка...
   Из-за большого, красивого растения он не сразу увидел их. За столом сидели Варя и Михаил Игнатов, заведующий корпунктом канала. Когда-то Данилин и он вместе начинали работать на Центральном телевидении. Мужчины обнялись и, по московской привычке, расцеловались.
   - Здравствуйте, Михал Евгенич!
   За стол, рядом с Варей, сел Виталий.
   - С Варей вы уже познакомились. Хочу еще раз представить, - Игнатов посмотрел на гостей. - Она хочет стать тележурналистом и у меня проходит пока практику. Будет вам гидом и переводчиком. Сколько, Варя, языков знаешь?
   - Пять.
   - Ого! - крякнул Виталий.
   Данилин промолчал, потому что, к стыду своему, слегка говорил по-английски.
   - Нет, не пять, - Варя стала загибать пальцы. - Три я знаю хорошо: иврит, русский, английский. Арабский знаю хуже. Французский только начала учить, но уже немного говорю.
   - Вот она какая у нас молодец! - с теплотой сказал Игнатов. - Это такая светлая голова! Ужас, просто! Моя жена очень любит Варю. Варя далеко пойдет! Гены в ней о-го-го!
   Варя смущенно наклонилась над столом:
   - Не надо, Михаил Евгеньевич!
   - Надо, Варя, надо! Пусть знают! Ты этих, московских, не боись...
   - У меня много недостатков, - Андрей посмотрел на Игнатова, потом на смущенную девушку, - но вы, Варя, о них не успеете узнать. Единственный, о котором хочу предупредить сразу, - курю много. Вам сколько лет? Двадцать пять? Мне не нравятся очень красивые девушки, пользующиеся макияжем. Грим нужен некрасивым.
   Варя подняла взгляд и очень внимательно посмотрела на Данилина. Такой взгляд у нее был в аэропорту - надменный. Встала и, молча, вышла.
   Тишину нарушил громкий шепот Игнатова:
   - Ты что наехал на девушку? Мужики! Хочу вас предупредить, Варя не сексэкскорт. Она работает у меня. Её мама попросила об этом. Еврейская девочка помешана на русском языке, русской культуре. Варя очень умная, но и во многом наивная. Для нас с тобой, Андрей, она ребенок, а этот ребенок в армии отслужила два года!
   - Как в армии? - удивился Андрей.
   - А вот так! Здесь женщины тоже служат обязательно. Варя отдала свой долг Родине. В Израиле косить от армии позорно. Летом в университет будет поступать, на журналистский факультет. Сейчас практику у меня проходит. Пока Вари нет, расскажу. Поехали мы на границу с сектором Газа. Не знаю, за кого нас братья-арабы приняли, но шарахнули самодельной ракетой. Меня зацепило. Встать не могу. Кровь хлещет! Варя рану перевязала и на себе вытащила.
   - Оператор где был? - спросил Виталий.
   - На канале специальный отбор операторов, что ли? - Михаил посмотрел на Данилина. - Второго за трусость выгоняю! Сейчас мне местный снимает.
   Игнатов положил подбородок на скрещенные руки и тоскливо сказал:
   - У меня хорошая жена, красивая. Ты же знаешь, Андрей. Двое детей. Но я, черт вас подери, люблю Варину маму! Полюбил с первого взгляда! Абсолютно безнадежно! Если вы обидите Варю, я вам головы поотрываю! К Виталию это не относится. Слабоват ты и ростом не вышел... Я тебя, Андрюха, предупреждаю.
   К столу подошел мужчина в чёрном смокинге, сказал что-то на иврите. Михаил ответил.
   - Это метрдотель. Я сказал, что ждем даму. Без неё не можем сделать заказ. Ещё попросил русского официанта, чтобы вы дураками себя не чувствовали. Варя не курит, не пьёт. Есть парень. Ухаживает за ней. Боевой офицер, но, кажется, зря топчется. Герой Израиля, кстати...
   - А вот и я! - раздался веселый голос.
   Мужчины, как по команде, повернулись и замерли. Данилин машинально отметил - второй раз уже...
   Варя положила жакет на спинку стула и села рядом с Андреем:
   - Мне двадцать лет и три месяца, господин Данилин! - Варя лукаво посмотрела и рассмеялась.
   - Ну, Варя! Вы меня поразили! - улыбнулся Андрей.
   - Чем?
   - Вашим волшебным превращением! Тридцать минут назад кто здесь с нами сидел? Вы? Кто сейчас рядом?
   Вари не было минут пятнадцать. Она смыла грим, распустила тяжелые, густые волосы. Макияж исчез, но остались красота, женственность, внутреннее пламя. Ушло чувственное притяжение, но появилась какая-то детскость в капризном изгибе розовых губ. Рядом с Андреем сидела ослепительно очаровательная девушка. Сквозь нежную кожу просвечивал легкий румянец.
   - Это я, Варя Белиц. И там, и здесь. Я так боялась! Михаил Евгеньевич о вас так много рассказывал, я все время смотрю ваши программы. Мне показалось, что вы очень суровый человек и не очень любите женщин. Поэтому я оделась так, а подружка сделала макияж, - Варя смутилась. - Вы совсем не страшный! Правда? - Положила тёплую ладошку на руку Андрея.
   - Я с утра ничего не ела. Ужасно хочется кушать!
   - Выбирайте! Угощу вас французской кухней, - Игнатов раздал всем коричневые папки.
   Варя раскрыла меню, внимательно стала читать, потом посмотрела на Михаила:
   - Я ничего в этом не понимаю. Тут всего столько!
   - Я буду заказывать! - Игнатов посмотрел на часы. - Время уже обеда, можем что-нибудь посытнее.
   - Мне стейк говяжий с жареной картошкой. Мяса хочу! - воскликнул Виталий.
   Андрей поймал взгляд Вари. Девушке очень хотелось кушать. С утра она выпила только чашку кофе. Прочитав названия разных блюд, совсем непонятных ей, с мольбой посмотрела не на своего шефа, а на Андрея и растерянно пожала плечами.
   Данилин все понял и подозвал метрдотеля:
   - Есть икра черная? Есть? Тогда молодому человеку стейк с жареным луком и картошкой. Овощной салат.
   Показал взглядом на Михаила:
   - Он сам себе закажет. А нам, - задорно улыбнулся, глядя на Варю, - нам черной икры!
   Метрдотель посмотрел на Игнатова. Тот возмущенно прошептал:
   - Андрей! Мой бюджет не потянет!
   - Плевать на твой бюджет! Переводи! Икра в банках? Вес, какой? Банку целиком всю. Не перекладывать! Белый хлеб неподжаренный и сливочное масло. Никаких варёных яиц и лука! Только то, что я сказал.
   - Он спрашивает, знаешь ли ты цену?
   - Если еще раз скажет о цене, я его дезавуирую, или пойдем в арабский ресторан. Ты себе закажи, а мне пусть кофе принесут.
   - Темные вы люди! Тут такая кухня! А ты - кофе...
   - У меня, дорогие мои, такое чувство сейчас, - Андрей выпрямился и оглядел ресторан, - здесь, на этой Святой земле, всё, что я вижу, делаю - впервые со мной и в последний раз... Однова живем, Варя!
   Варя не поняла значения последнего слова, но ответила улыбкой.
   - Андрей Сергеевич! Раз пошла такая пьянка, может водки закажем? Жареное мясо без водки? - попросил Виталий.
   Метрдотель уже ушел, но рядом стоял официант. Данилин подозвал его:
   - По-русски говорите?
   Официант, молодой, прыщавый парень с очень умными глазами, ответил с небольшим акцентом:
   - Я русский язык в университете учу.
   - Здесь что делаете?
   - На учебу зарабатываю.
   - Звать как?
   - Беньямин. Можно - Бен.
   - Принеси нам, Бен, водку "Столичную", замороженную. В графин не переливай. Не люблю.
   - Упьетесь вы тут в первый же день! - Игнатов поморщился. - В полицию загремите...
   Варя, внимательно слушая Андрея, удивилась:
   - Почему они должны загреметь в полицию?
   - А потому, что вот этот солидный и серьёзный мужчина на самом деле в душе мальчишка и ужасный хулиган!
   - Вы хулиган?
   - Он шутит, - ухмыльнулся Андрей. - Юмор у него такой, солдатский...
   На стол поставили большую синюю банку. Данилин посмотрел на крышку и одобрительно отметил - белужья. Самый дорогой продукт в мире! Налил из запотевшей бутылки оператору, потом себе. Медленно выцедил ледяную жидкость и запил горячим кофе.
   Игнатову принесли большую тарелку с непонятной едой в обрамлении таких же непонятных разноцветных кусочков. Перед Виталием лежал огромный, аппетитно обжаренный кусок мяса с изогнутым ребрышком.
   Варина тарелка была пустой. Все смотрели на Андрея. Он, не спеша, намазал кусок белого хлеба жестким сливочным маслом, потом ложкой стал класть толстым слоем икру. Бутерброд получился большим и очень аппетитным. Андрей положил его на тарелку Вари и сделал еще два таких же. Один положил на тарелку Михаила, другой в руки Виталия. Отломил небольшой кусочек хлеба, вдавил в него масло и положил немного икры.
   - Можем начинать. Тебе икра нравится?
   Варя посмотрела на Андрея:
   - Я не знаю... Ещё ни разу не ела это.
   - Вперед, Варя! Это так приятно делать что-нибудь первый раз! Откуси небольшой кусочек. Попробуй. Вдруг не понравится... Смотри на мужиков. Вон что творят!
   Варя сначала не поняла вкус черной икры, но проглотила этот странный продукт, удивилась и вновь откусила.
   Андрей налил водки, ругнув себя за это. Глядя на девушку, он почувствовал какое-то беспокойство. Удивился.
   - Ух, съела! - Вздохнула Варя. - Очень, очень вкусно!
   Андрей быстро сделал ещё два, себе и Варе. Он, оказывается, тоже проголодался. Варя оглянулась, шепнула ему на ухо:
   - Можно угостить Беньямина?
   - Какого Беньямина?
   - Нашего официанта. Он стоит сзади, слюну глотает.
   - Сделай сама. Ему будет приятно.
   - Ну, ты, Андрюха, гусар! - Игнатов корочкой хлеба вытер остатки соуса. - Теперь представляю, что получают политобозреватели...
   Виталий отодвинул тарелку. Съел он совсем немного. Водка сделала своё дело. Глаза заблестели:
   - У тебя, Варя, какая зарплата? Сколько Михаил платит?
   Варя посмотрела на Игнатова. Тот спокойно сказал:
   - Она работает бесплатно.
   Повисла тишина, которую нарушила Варя.
   - Я так наелась! Сытная икра, очень! Забавно. Глаза хотят, - похлопала себя по животу, - а здесь не принимают. Вот беда!
   Мужчины рассмеялись. Андрей закрыл банку и подвинул к Варе:
   - Будешь уходить - возьмёшь с собой.
   - Это можно? - удивилась Варя.
   Андрей улыбнулся.
   - Не только можно - нужно! Кофе?
   - Закажите мне диет-колу.
   - Варя, Варя! - укоризненно покачал головой Игнатов. - После такого деликатеса диет-какую-то-колу!
   - Я её люблю!
   Виталий не сводил с Вари блестящих глаз.
   - Какую музыку ты любишь? Какая греет тебя? Знаешь эту? - Он стал негромко напевать, отстукивая пальцем ритм. Варя улыбнулась:
   - Недавно её услышала! - наклонилась к нему и тоже стала в полголоса подпевать на английском.
   "Старый я уже! - вздохнул Андрей. - Она мне в дочки годится. Какие, к черту, дочки! Она - женщина! Молодая, красивая необычной красотой! Полукровка, наверное... Припухлые веки. Совсем ещё девчонка! Как же она в армии служила?"
   Игнатов тронул за руку:
   - Моему старшему, Анатолию, четырнадцать лет. Жуткий балбес и меломан. Когда Варя к нам приходит, он просто достает её своими дурацкими группами. Музыка орет, стены трясутся. А мне Женька Мартынов нравится. Помнишь его?
   - Конечно, помню. В одном доме жили. Четырнадцать лет, как его нет...
   - Жалко парня! - Михаил вздохнул. - Всё тогда при Горбачеве началось - весь этот раскардаж с эстрадой. Повылезало всякое отродье! Как я старался пропихнуть его в наши программы! Ни в какую! Стена! Знаешь, я всегда считал Останкино клоакой. До ненависти доходило! Сейчас ужасно хочется вернуться!
   - Кой чёрт занес тебя в эти Палестины?
   - Жизнь заставила, Андрюха. Младший, Петька, болел тяжело. Диагноз не могли поставить. Моя Светка вдруг в религию ударилась, по церквям ходить стала. Икону дома повесила. Потом бросилась мне в ноги: "Поедем, Миша, в Святую Землю! Если не хочешь сына потерять - поедем!" Пришел к Сергею Ивановичу и тоже бросился в ноги. Умолил послать сюда, на корпункт. До меня тут поэт наш заведовал. Три языка знал - русский устный, русский письменный и русский матерный. Москву жалобами завалили и евреи, и арабы. Ты же знаешь об этом...
   Андрей кивнул головой:
   - Да... Смешно было... Еле выдернули его отсюда.
   - Я Сергею Ивановичу клятву дал, что через три месяца на иврите буду говорить и материться.
   - Ну и как? Выполнил?
   - Через два месяца заговорил! У меня МИМОшная школа. Я тремя языками свободно владею. Что же я иврит не выучу? Выучил на свою голову... Петька выздоровел. То ли Святая Земля помогла, то ли детская клиника местная... Не знаю...
   Варя, в пол-уха слушая разговор мужчин, очень удивилась рассказу Михаила Евгеньевича. Она видела, как смотрел Игнатов на её маму, какие глаза у него были, когда она приходила к ним в офис. Варе показалось, что Михаил Евгеньевич влюбился в маму. Когда сказала ей об этом, удивилась, увидев её смущенное лицо. После этого мама перестала заходить на корпункт.
   Ей ужасно расхотелось говорить дальше с Виталием. Тот стал трогать её руки. Противно пахло водкой изо рта.
   - Почему на свою голову? - переспросил Андрей.
   Игнатов надел очки, внимательно посмотрел:
   - Смены нет! На канале никто иврит не знает! Стариков, что знали арабский, разогнали. Я ещё и арабский выучил. Араб, знакомый по Москве, помог. Он сейчас шишкарь в ФАТХе. Когда Хамасовцы победили, боялся, что его грохнут. А эти козлы сейчас с нами пытаются заигрывать и решили его связи в Москве использовать. Он опять в деле, а меня наш МИД здесь тормозит. Им мои знакомства нужны. Если придешь к нам в гости, Светке не рассказывай о моих рыданиях. А тебе в ноги брошусь - помоги, в память о выпитых бутылках и двух драках, вернуться!
   Михаил выдохнул:
   - А чёрт! - налил себе водки и опрокинул в рот.
   Спокойно сказал:
   - Жизнь такой суровый! А что делать? Кому сейчас легко?
   - Суровая?
   - Нет, нет, Варя! Жизнь такой суровый! Это меня Андрюха научил так говорить - суровый.
   Виталий, молодой, веселый и слегка опьяневший, держал руку Вари.
   "Он смазливый, оказывается", - крякнул Андрей.
   Ревность и зависть к молодости кольнули больно. Налил водки, медленно выпил. Большим пальцем вытер губы и, внимательно глядя в глаза Вари, спросил:
   - Ты поэзию любишь? Какие стихи тебе нравятся?
   Голос, от которого "балдели" его телезрительницы, был ласковым и вкрадчивым. Мужчин тембр его голоса не трогал, но женщины заходились в восторге. Наверное, поэтому они поддерживали взгляды Данилина, не всегда понимая, о чем он там говорит.
   Рейтинги программы были стабильно высокими. Специалисты объясняли это положительным обаянием и какой-то магией тепла и доброты, идущей от Данилина, когда он появлялся в кадре.
   - Поэзию? Русскую? Я её плохо знаю, - глядя в глаза Андрею, честно призналась Варя. - Мне мама много давала читать. Бродский, Ахматова - такие сложные... Молодых совсем не знаю. Мне нравятся песни вашего Бутусова. У него бывают интересные тексты. Это же - не поэзия?
   - Это - не поэзия.
   Андрей положил свою ладонь на маленькую ладошку Вари и негромко стал читать: "Вы улыбнетесь - мне отрада, вы отвернетесь - мне тоска, за день мучения награда мне ваша бледная рука".
   Ему казалось в этот миг, что он сам написал эти волшебные строки:
   - Алина! Сжальтесь надо мною.
   Девушка, зачарованно глядя в глаза, перебила:
   - Я - Варя!
   Андрей поднял ладонь: "Алина! Сжальтесь надо мною. Не смею требовать любви: быть может, за грехи мои, мой ангел, я любви не стою! Но притворитесь! Этот взгляд все может выразить так чудно! Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!"
   Варя прошептала:
   - Это вы написали?
   - Пушкин Александр Сергеевич! Варенька!
   Варя убрала руку под стол и почувствовала, как краска заливает лицо.
   - Никогда никому не завидовал, - Андрей внимательно смотрел на девушку. - Завидую поэтам и музыкантам! Мне, слава богу, не дано писать стихи, да и после Александра Сергеевича не стоит это делать, чтобы не позориться!
   Варя вздохнула. Она впервые встретила за свою, как ей казалось, долгую жизнь мужчину, который с каждой минутой, проведенной рядом с ним, все больше зачаровывал и очаровывал её.
   С эгоизмом, присущим молодости, подумала о том, что какой глупый этот оператор, и Михаил Евгеньевич тоже глупый и старый.
   - Варя! Ты где? - услышала она голос Игнатова.
   Мужчины смотрели на неё, и она опять покраснела.
   - Я Пушкина только "Евгений Онегин" читала, - призналась Варя.
   Игнатов внимательно взглянул на Андрея, потом на Варю:
   - Осторожнее с ним, девочка. Я тебе о нем много рассказывал. Хочу ещё кое-что рассказать. Андрей любит водку, литературу, музыку. Умеет дружить. Нравится женщинам, но поэзию ставит на первое место. Он мягкий и романтичный в душе, хотя скрывает это внешней грубостью и легким цинизмом. Он последний романтик на нашем телевидении... Самое страшное его тайное оружие то, что дали ему родители и самовоспитание, - убийственный шарм! Вот он какой Данилин Андрей.
   - Врет он все! Я не такой! Я гораздо лучше, - смущенно сказал Андрей. - Не слушай его, Варя. Ты в предчувствие веришь?
   - В предчувствие верю. Мне сегодня сон приснился, что я на солнце лечу. Это предчувствие чего? - спросила Варя, глядя на мужчин.
   Андрей ответил:
   - Нельзя на солнце лететь. Сгореть можно.
   - А я же ночью летела, - рассмеялась Варя.
   Мужчины захохотали так громко, что за соседними столами оглянулись на них.
   - А у меня есть предчувствие, - Данилин вынул из кармана пиджака мобильник, - что мне сейчас позвонят.
   Все посмотрели на красивый и дорогой аппарат. Варя вздрогнула, когда прозвучала мелодия, очень знакомая.
   - I will always love you! 3
   - Сказал Андрей. - Уитни Хьюстон, - быстро произнесла Варя, - "The Bodyguard" 4 . Я люблю этот фильм.
   - Я тоже, - Андрей нажал кнопку. - Алло! Данилин.
   - Здорово, Андрей! Без имен, пожалуйста. Как долетел? - Знакомый голос прозвучал в аппарате.
   - Привет! Долетел нормально. Обедаю.
   Ефим Эстрин, человек, которого знала вся Россия, а сейчас забыла, прожигал свою жизнь здесь, в глухой Римской провинции.
   - У меня есть предложение, Андрюша. Я знаю, ты прилетел с оператором, и все готово к съемке. Давай предварительно поговорим без камеры. Мне надо привыкнуть к тебе, обсудить кое-какие вопросы. Согласен?
   - Почему бы и нет. Когда?
   Данилин взглянул на часы и зафиксировал время.
   - Ты сейчас на веранде ресторана. Выходи из отеля, заверни направо за угол. Увидишь серый "БМВ". Водителя зовут Натан. Садись и через 10 минут будешь у меня.
   - Хорошо.
   Андрей отключил аппарат. Все с интересом смотрели на него.
   - Ребята! Я отойду ненадолго. Ждите меня. Миша! Следи за Виталием, чтобы он не напился и не приставал к нашей девушке.
   - Пинкод - 1955, - Андрей положил рядом с Вариной тарелкой золотую кредитную карту и шепнул на ухо: - Это мой год рождения. Заказывай все, что хочешь, - денег хватит. Мне мороженое - пломбир.
   Данилин встал и быстро пошел к выходу. У вращающихся дверей на него налетел молодой человек. Из рук посыпались журналы.
   - Извините, пожалуйста!
   Мужчина нагнулся за журналами и, не поднимая головы, негромко сказал:
   - Я сотрудник нашего посольства - Юрий Мартынов. Вас в Москве предупредили. Времени нет. Вас ждут. Серый "БМВ". Просили передать вам, Андрей Санджиевич, Ефим - большой шутник. На его вилле кругом скрытые телекамеры и микрофоны. Снимает всех, кто к нему в гости ходит. Любитель он послушать, что о нем говорят, когда его нет. Посадит он вас в кресло лицом к окну. Я в ваши дела не имею право влезать, но из Москвы просили передать, что если пойдет серьезный разговор, не говорите в доме. Уведите его на пляж. Дом на берегу. Сейчас волнение на море. Уйдите метров за сто. Микрофоны не возьмут. Садитесь спиной к дому и лицом к морю. Так можете говорить, о чем угодно.
   Мартынов весело улыбнулся.
   - Простите, Андрей Санджиевич!
   - За что простить? - Андрей улыбнулся в ответ. - Спасибо за совет. Так вы сотрудник посольства?
   - Сотрудник, сотрудник. Атташе.
   - У вас продается славянский шкаф? - тихо произнёс Данилин.
   Мартынов на мгновение замер, и так же серьёзно и тихо ответил:
   - Шкаф продан. Есть тумбочка.
   Быстро добавил:
   - Не смейтесь, пожалуйста! Могут обратить внимание. Вся моя конспирация к чёрту полетит. Не смейтесь, умоляю!
   Только сейчас Андрей увидел, что все это время, пока они говорили, Мартынов держал туристскую карту Израиля и водил пальцем по ней.
   - Меня дружки Ефима пока не знают. Если спросит, скажите, что турист из России спрашивал, как доехать до Мертвого моря. Посол наш ещё не знает о вашем приезде, и местная пресса пока не просекла. Удачи вам!
   Машина была на месте. Двигатель работал.
   - Натан? - Андрей сел рядом с водителем.
   - Натан. А вы Андрей?
   - Да.
   - Тогда поехали.
  
  
   - III -
  
   Напряжение, в котором находился Данилин со вчерашнего дня, немного отпустившее во время обеда, вновь вернулось. Андрей вспомнил вчерашний разговор на Старой площади.
   Он часто встречался с президентом. Были короткие встречи, несколько раз они говорили долго. Андрею нравился президент, и он чувствовал интерес к себе. За всё это время ни разу не заходил разговор о передачах, которые вел Данилин. Сейчас президент через заместителя руководителя администрации впервые обратился с просьбой.
   Заместитель налил чай и, не спеша, отпивая горячую жидкость, негромко заговорил:
   - К нам обратился Ефим Эстрин. В Лондоне подошел к нашему послу. Дипломат наш растерялся - то ли послать куда надо, то ли выслушать. Выслушал. Ефим хочет вернуться. Сказал, что виноват, что ошибался. Готов исправиться и всё такое... Хочет выступить по телевидению с покаянием. Поставил условие: желает, чтобы ты с ним побеседовал. Просит приехать к нему. Он сейчас в Израиле. Это его единственная просьба. Президент просил передать, это его слова, он рассчитывает на тебя, на твой опыт, на твою знаменитую интуицию. Поговори с Ефимом. Тебе и нам будет интересно узнать, какой он сейчас. Главное! Президент сказал: "Мы ничего не хотим от Эстрина. Мы не боимся его. Хочет вернуться - пожалуйста! Это его Родина! Только без фокусов! Может заниматься, чем угодно: цветы выращивать, футбольные команды покупать... Всё, кроме политики". Насчет прокуратуры. Думаю, что у них не будет слишком много вопросов к нему. Ефим там от безделья пить начал. Жалко мужика. Сопьётся! Мне почему-то кажется, что президенту ты не откажешь. Его отношение к тебе знаешь. Самолет завтра утром. Паспорт и виза уже готовы. Полетишь с оператором. С шефом твоим мы уже договорились. Говори всем что угодно, но о настоящей цели твоей поездки знают только три человека: президент, я и ты. Ефим - четвертый. В аэропорту "Бен-Гурион" подойдет наш человек. Не удивляйся. Расскажет об обстановке на месте. Прокачай Ефима. Ты это умеешь. Моё личное мнение - он что-то темнит. Эстрин - отличный шахматист, любит многоходовые комбинации.
   Машина во двор не заехала. Данилин вылез и пошел по дорожке к дому. На огромной веранде стоял невысокий, коренастый мужчина. Большая лобастая голова с венчиком рыжих редких волос. Небольшая щетина на щеках и подбородке. Просторные мешковатые шорты до колен. Цветастая рубаха нараспашку.
   Ефим Аркадьевич Эстрин. Школу окончил с золотой медалью. В Бауманское не приняли. Поступил в пединститут. Учитель математики. Блестящий аналитик. С ним не любили играть даже гроссмейстеры. Обыгрывал. В семидесятом году защитил кандидатскую диссертацию. Академия зачла сразу за докторскую.
   От диссидентов бегал как чёрт от ладана. Преподавал в МГУ. В восемьдесят восьмом году стал членом-корреспондентом академии. В восемьдесят девятом - начал заниматься бизнесом.
   Все это пронеслось в памяти Данилина, пока шел к дому.
   Рукопожатие было крепким. Ефим задержал руку Андрея:
   - Рад встрече! Хорошо выглядишь.
   За спиной Эстрина стояли две очень красивые девушки в коротких юбочках и обтягивающих грудь майках.
   - А ты что-то хреново. На бомжа похож, - улыбнулся Андрей.
   Ефим раскатисто засмеялся.
   - Подумал сейчас, если скажет, что хорошо выгляжу, пошлю к чёрту и адью! Молодец! Говоришь, что думаешь. Ну, заходи, - пригласил внутрь. Девушки остались на веранде.
   Роскоши не было. Андрей огляделся. Все красиво, солидно. Ничего лишнего. Был комфорт.
   Эстрин посадил гостя в кресло напротив окна. Сам сел спиной к стеклянной стене, чуть зеленоватого цвета. За стеклом плескалось море. Справа висела огромная фотография какого-то района Москвы. Андрей присмотрелся - где-то в районе Чистых Прудов. Старые дома и двор с детской площадкой. Из-за крыш виден был шпиль высотки на Лермонтовской.
   Ефим посмотрел на фотографию.
   - Это моя Родина, бывшая... Этих домов уже нет. Снесли. Вон, видишь, на третьем этаже два окна? Я их стрелкой отметил. Это наша коммуналка. Отцу предлагали на Кутузовском отдельную квартиру. Отдал фронтовому товарищу. Вот люди были!
   - Ну, дёрнем по маленькой?
   Не дожидаясь ответа, нажал кнопку на пульте. Фотография разделилась пополам, и створки разъехались в стороны. От пола до потолка были полки, заставленные бутылками разных форм и объёмов. Вперед выехала стойка бара. Включилась подсветка.
   Подошёл невысокий смуглый мужчина и поклонился. Ефим поднял палец:
   - Две водки и апельсиновый сок!
   Посмотрел на Андрея.
   - Филиппинец. По-русски не говорит, или делает вид... Еврея в слуги не возьмешь, а наши русские не выдержат такого изобилия спиртного. Мне кажется иногда, что этого азиата мне местные чекисты подсунули. Больно уж глаза смышленые...
   - Я сегодня уже много выпил, - Андрей взял холодный бокал. - Но за встречу давай!
   Мужчины, не чокаясь, выпили. Ефим грубо скомандовал:
   - Сигары! Сейчас я тебя побалую. Кубинские! Я не курю, но люблю сигарный дым. Помнишь, когда-то они в Москве копейки стоили? Вот время было.
   Сидели молча. Громадный зал освещался лучами солнца. Стекла были тонированными, и всё было слегка зеленого цвета.
   - Еще по одной?
   Андрей поднял руки:
   - Пока хватит! С утра пью.
   - А я выпью! Ещё водки! - скомандовал Ефим слуге.
   Выпил и вдруг крикнул:
   - Я здесь, Андрюха, от тоски вою! От тоски и безделья! Домой хочу! Я водку стал пить! Мы, евреи, мало пьём, а я тут пью! До усрачки ещё не напивался, но пьяным бываю. Я вам, русским ребятам, всегда удивлялся. Как вы её пьете? Не могу я здесь! Надоело! На морды их жидовские смотреть не могу!
   Ефим заглянул под стол:
   - Слышите? Не могу смотреть на ваши морды! Я, когда в Москве жил, русским себя считал, а здесь - жидом себя чувствую. Знаешь, какие они тут спесивые? Видите ли, их дедушки и бабушки ещё до войны сюда приехали. У других папы и мамы после войны приехали. Ну и что? Дедушка местечковым евреем был из-под Витебска, а у этого спеси - как у английского лорда.
   Эстрин поёрзал в кресле и стукнул бокалом по столешнице:
   - Я коренной москвич! У меня отец полковник! Начальник разведки дивизии! В сорок первом добровольцем ушел на фронт. Очкарик, гуманист. В сорок четвертом уже майором был. Ему сам Рокоссовский руку жал! Под Гданьском отца осколок от маленького снаряда зацепил. Ногу отрезали. Поэтому я в сорок пятом родился, прямо на день Победы. Меня батя хотел Победой назвать. Мать не дала.
   Ефим грустно улыбнулся, помолчал и тихо продолжил:
   - Если б не тот снаряд фашистский, то воевал бы отец до Берлина, и пропал бы мой сперматозоид и яйцеклетка мамина... Вот судьба... Найти бы того немца, если живой ещё, что снаряд запустил. Подарил бы ему лимон зеленых за моё рождение!
   Андрей тоже стукнул бокалом:
   - Ты, миллионер хренов! По твоей логике я Сталина должен благодарить за своё рождение? За то, что родного отца посадил, а потом сослал в Тмутаракань, где он мою маму встретил? Иначе бы я не родился. Другого отца, который мне своё отчество дал и вырастил, маму мою спас, боевого офицера, вышвырнул с фронта только за то, что он калмык?
   - Ты в школе биологию проходил, двоечник?
   Ефим ткнул кулаком в плечо Данилина:
   - Когда ты кончаешь, то под твой стон из тебя выскакивают два миллиона сперматозоидов! Добежать до яйцеклетки может только один. Он выигрывает жизнь! Это как жителям Питера сказать, что тот, кто первым добежит до Царского Села, жить будет, а остальные будут расстреляны... А? Мой добежал! Победи сосед слева - девочка родилась бы, справа - мальчик, но не я. Хромосомы другие... Генетика! Страшная вещь! Вот почему на своём дне рождения первый тост пью за родителей, а второй за победителя, единственного из двух миллионов, выигравшего мне жизнь! А ты тут какого-то Сталина вспоминаешь... Не он тебе жизнь дал! Не люблю грузин. Все князья! Работать некому... У меня друг - грузин, да и тот еврей. Я не князь! Ты мою биографию знаешь. Я вот этим, - Ефим похлопал ладонью по лбу, - этой башкой всего добился! Сам! Плевать я хотел на остальных! Народ - быдло! Удивительно, слушают, восхищаются и служат какому-нибудь придурку, полуграмотной мрази! Стадо баранов! Умных не слушают...
   Данилин посмотрел в глаза Ефима. Тот взгляда не отвёл и смотрел весело. Андрей вспомнил, как встретился с ним однажды вечером в Останкино.
   Тогда по коридору навстречу шел совершенно другой человек. Сзади семенила свита, а вокруг Ефима, почти видимым, было поле отчуждения, презрения ко всем и уверенность сильного. Они посмотрели друг на друга и не поздоровались. Взгляд Эстрина был тяжелым, смотревшим насквозь и мимо.
   Андрей встал из глубокого кресла, посмотрел за стекло:
   - Пойдем, Ефим на волю. Мне на воздух надо. Выпил много - в Москве, в самолете, за обедом. Что-то мутит. Пошли, погуляем.
   Не дожидаясь ответа, Андрей пошёл к стеклянной стене. Сработал фотоэлемент и часть окна сдвинулась.
   В лицо ударил шум моря и запах цветов из сада. Не торопясь, направился к воде. Ефим внимательно посмотрел вслед, на мгновение застыл, потом быстро вскочил и стал догонять. Шли сначала по сухому песку, ноги утопали по щиколотку. Потом, у кромки прибоя, пошли по уже утрамбованной волнами полосе.
   Эстрин недовольно пробурчал:
   - Ты длинноногий, за тобой не угонишься. Шаг укороти!
   Андрей оглянулся:
   - Ты по утрам бегаешь?
   - Пробовал. Лень мне этим заниматься.
   Ефим шлепал по воде.
   - Удивляюсь я местным евреям. Откуда всё это? Армию их уважаю. Все герои! Спокойны, уверенны! Храбрые без понтов. Как мой батя! Арабы их боятся, ужас как! А эти, раввины всякие, предлагают обрезание сделать. Щас!!! Обрезали! У меня на конце ничего лишнего нет! Я крещенный, между прочим. В Елоховской крестился. Не веришь? Вот крестик. Подумал как-то в тоске и печали: мать Мария - еврейка. У евреев национальность по матери. Значит Христос - еврей, как и я. Вот и крестился. А они этого не любят. Знаешь, почему?
   - Почему? - Андрей с удивлением посмотрел на Эстрина.
   - Мудаки, потому что! - захохотал Ефим. - Мудаки!
   - Солнце хорошее, ласковое! Давай, позагораем.
   Андрей стал раздеваться. Галстук не стал развязывать, только ослабил узел и снял.
   - Ты тоже давай, а то бледный, как смерть.
   - У меня кожа обгорает.
   - Мы недолго. Пошли к тем лежакам. Там тент есть.
   Ефим сбросил одежду, зашёл в воду и, набрав её ладошкой, плеснул себе на затылок. Сели у кромки прибоя, так, чтобы ноги омывались набегавшими волнами.
   - Да... Андрюха... Сидим мы с тобой и копыта мочим... А помнишь, время какое было? Какое время! Свобода!
   Хотелось курить. Данилин сплюнул горькой слюной, оглянулся на дом. Показалось, что из-за темных окон следят за ними. Андрей отвернулся, ещё раз сплюнул и спокойно произнес:
   - Для кого свобода? Ты своих главных редакторов через колено ломал, а тех, кто не ломался, вышибал, как кегли в кегельбане. Это свобода? Свобода слова? Я сейчас не говорю об экономике и о том, что вы с ней творили... Я о свободе слова. От кого свобода?
   Эстрин поднял взгляд, холодный и тяжелый:
   - Я тебе лично, что плохого сделал? Тебе лично? Чего ты меня гонобобишь? Почти в каждой программе... Тем других нет? Может, ты евреев не любишь?
   Жесткость его взгляда Андрея не трогала.
   - Твою дивизию, мать! Тебя, как только прижимают - сразу про антисемитизм начинаешь орать. Ты антисемит больше, чем все наши тупоголовые антисемиты! Помнишь, как раньше было? В "Крокодиле" напечатали сатирический рисунок о таксистах. Тут же письмо - вы оскорбили всех таксистов Советского Союза! Когда вы с дружками делали, что хотели, ты о евреях думал? Ты, наверное, хотел, чтобы вместо тебя одного всех евреев России стали проклинать. Не получилось. Народ умнее оказался. Свобода слова... Какой шум поднялся, когда твой канал разогнали. Уникальный журналистский коллектив гибнет! Эти твои пэтэушники пели и плясали под твою дудку. Они думали, что свободны, наконец-то, свободны! Эти мальчики и девочки... Им казалось, что они вершители судеб людей, страны. А их имели самих в самой извращенной форме. Ты их имел, Ефим Эстрин! Сейчас у них ломка идет, как у наркоманов. Наркоман ради дозы мать родную не пожалеет. Вот и они ненавидят страну, президента и народ, который быдлом считают. Мне их жалко. Сколько судеб покалечено! Знаешь, кого мне не жалко? Их непосредственных начальников, которых ты купил землей, дачами, деньгами. Эти все знали, все видели, все понимали. Они сейчас готовы страну разорвать, только чтобы вернулось то время, чтобы опять появиться в кадре, увидеть объектив камеры. Власть. Власть слаще денег и наркотиков! Ты им дал немного власти. Они думали, что у них власть, а она у тебя была, Фима! Вспомни первую чеченскую! Где они были, твои девочки и мальчики? На той стороне. Оттуда снимали. Для них эти несчастные российские солдатики были врагами, а чеченские бандиты лучшими друзьями. Они соображали, что делали? Ты их так научил.
   Эстрин внимательно слушал и потемневшими глазами следил за Андреем:
   - Я тебе так скажу, если бы мой канал не разогнали, то не было бы ни "Норд-Оста", ни Беслана! Я отвечаю! Была бы у меня власть...
   - У тебя была власть. Ты забыл? Забыл, как рулил, пока этот водку жрал?
   Ефим почесал макушку и тихо сказал:
   - Не было у меня власти, Андрюха. Больше разговоров было... Консультировал и дельные советы давал. Это не то. Это не власть. Если бы у меня была настоящая власть! Я знаю, что надо делать, как надо делать. Мне бы власть, как у Сталина... Этот рябой грузин не знал, что делать, а я знаю!
   От нервного напряжения, от ожидания каких-нибудь штучек от собеседника и от выпитой водки стало стучать в висках. Андрей встал, разбежался и бросился в воду, нырнул с головой, выскочил на берег и, вытирая с лица капли, сел рядом с Ефимом. Стало легче и спокойней.
   - Не хочешь окунуться? Вода теплая.
   - Я лучше в бассейне. У меня там морская вода, но очищенная.
   - Наше дело предложить... - Андрей лег на теплый лежак.
   - Кстати, о музыке... Сталин хотел власти, шел по трупам и получил её. Делал со страной, что хотел. Миллионы людей положил, войну чуть не проиграл, но заводы и фабрики строил. Железные дороги прокладывал. В это время он переводил на свои тайные счета за границей золото и валюту? Держал на Тушинском аэродроме самолет под парами? Ты Фима хотел власть, хотел рулить страной, и в то же время хотел иметь возможность нахально грабить её. Сам, наверное, не знаешь, чего ты хотел больше... Твои предки триста лет жили в России. Всё было! Но они жили, работали, рожали детей. Они считали Россию своей Родиной! А ты? Где твоя Родина? Там, где деньги лежат? Что ты построил? Город? Завод? Ферму? Школу? Что построил Ходасевич? Ничего не построил, потому что жадный очень. Он тоже хотел рулить страной, потому и сидит сейчас.
   Андрей мысленно поблагодарил атташе за совет. В доме каждое его слово было бы зафиксировано. Здесь, на пляже, под плеск волн, он мог говорить, ничего не опасаясь.
   - Вот почему я борюсь с вами! Я не хочу, чтобы вернулось то время с алкоголиком и его лакеем, тоже хотевшим порулить, с дочкой алкоголика, которая рулила страной с твоей помощью. Ты зачем хочешь вернуться? С чем ты хочешь вернуться? С покаянием? Так кайся! Но рулить ты больше не будешь! Хохлы и грузины нам не пример. У нашего народа менталитет другой. Идиотское слово - менталитет. Есть гораздо лучше - душа и совесть. Грузины гордятся: "Наш Миша на голландке женился", хохлы тоже: "Наш - на американке". Ты можешь представить президента России, женатого на иностранке?
   Выслушав последнюю тираду, Ефим с удовлетворением заметил:
   - Ты фашист! О чистоте расы заботишься.
   - Я сегодня с девушкой познакомился. Еврейка, местная.
   Андрей улыбнулся:
   - Был бы моложе лет на двадцать, женился! Такая чудесная девушка!
   - Здесь есть такие? - спросил с интересом Ефим. - Познакомь!
   Андрей медленно поднял правую руку, загнул пальцы в фигу и сунул под нос Ефима.
   - У Горбачёва жена русской была. И что? Ты же знаешь, как она ему имидж подпортила... Что-то ты молчаливый какой-то. Устал, что ли?
   - Не устал. Слушаю умного человека. Полезно очень. Ты говори, говори. Я тебе перед камерой говорить буду. Только успевай вопросы задавать.
   - Вопросы говоришь? Ты зачем большевикам деньги даёшь? Разговор идёт, что и скинхедам от тебя перепадает. Ты же патологически жаден, а тут такая щедрость.
   - Большевики не люди, что ли? - Ефим засмеялся. - Их вождь у меня в гостях был. Я его спросил: "Тебя, в самом деле, в Нью-Йорке негр имел?"
   - Что ответил?
   - Засмущался, перевёл разговор на философские темы. Я философию не люблю. Люблю точные науки. Он с подружкой был. Актрисуля молодая. Мордашка хорошенькая! Я на глазах этого фюрера предложил ей чистую и светлую дружбу... Отказала сиповка. Не люблю актрисуль! До денег уж очень жадны.
   Данилин посмотрел на Ефима, и интуиция стала подсказывать - никаких интервью. Пусть в церкви кается, если крещенный.
   Андрей встал, размял затекшие мышцы.
   - У тебя там, на веранде, две красавицы. Гарем?
   - Какой гарем? Это мое вдохновение! Слушаешь их глупые речи и таким умным себя ощущаешь! Жуть! Хочешь кого-нибудь из них трахнуть? Давай!
   - Ты же знаешь, я мзду не беру. Мне за державу обидно... У тебя как с этим? - Данилин потрогал Ефима за трусы. - Получается?
   Эстрин поднялся, оттянул резинку, посмотрел и довольный сказал:
   - С этим пока порядок! Молодые девки лучше виагры! Вдохновляют... Не мне тебе об этом рассказывать. Пить хочу. Пошли в дом.
   - А я курить хочу.
   - Бросай это дело. Эмфизему легких заработаешь. Бл...я жизнь! Куришь - эмфизема! Водку пьешь - печень губишь! С девками кувыркаешься - инфаркт с инсультом! Куды небедному еврею податься?
   Взяли одежду и, не одеваясь, пошли к дому.
   - Смотри, какие смешные тени! - заметил Ефим. - Пат и Паташон. Толстый и тонкий.
   Тени смешно двигались, когда они делали шаги.
   - А ведь мы в чём-то схожи... У нас мозги одинаково работают. Эх! Мне надо было в журналистику идти, а тебе в бизнес. И почему мы с тобой не вместе? Давай споем что-нибудь! Хором! Ну!
   "Видел бы нас кто-нибудь со стороны", - подумал Андрей.
   Мужчины посмотрели друг на друга и, неожиданно для самих себя, заорали:
   - И Ленин такой молодой! И юный Октябрь впереди!
   От недоумения выкатили глаза, и опять грянули:
   - И Ленин такой молодой! И юный Октябрь впереди!
   - Я же говорил, что мы похожи! Говорил? - Ефим закашлялся от смеха.
   Весело смеясь и шлепая босыми ногами по прохладному полу, подошли к стойке бара. Филиппинец невозмутимо смотрел на них.
   - Давай еще по одной! - предложил Ефим.
   - Нет, не хочу! - замахал руками Андрей.
   - Глупости! На посошок положено! - Ефим долил в бокал оранжевый сок и жадно выпил.
   Андрей проглотил водку и засмеялся:
   - У нас с тобой трусы одинаковые!
   - Ты почему мои трусы надел?
   - Какие твои! Я в них из Москвы прилетел! Ты почему в таких?
   - Потому что мне нравятся такие.
   - И мне нравятся.
   Опять зашлись в смехе и опять, не сговариваясь, стали орать:
   - Артиллеристы! Сталин дал приказ! Артиллеристы! Зовет Отчизна нас! - Ефим стал дирижировать. - И сотни тысяч батарей, за слезы наших матерей, за нашу Родину, огонь! Огонь!
   Андрей посмотрел на Эстрина и увидел холодные, тёмные глаза. Ефим опустил взгляд и спокойно спросил:
   - Когда сниматься будем?
   - Только не сегодня. Завтра!
   - Завтра я не могу.
   Ефим подошел к Данилину, положил руку на плечо:
   - Подождешь до послезавтра? Мне на Кипр слетать надо. Есть небольшое дельце - одному козлу башку отвертеть. Давай так сделаем - отдохни, съезди в Иерусалим. Ты первый раз здесь. Святая земля всё-таки...
   Я дёргаться не буду, спокойно все дела сделаю и прилечу завтра вечером. Послезавтра я в твоём распоряжении. Идёт?
   Андрей смотрел в глаза Эстрина. Решение он уже принял. Никаких интервью не будет.
   - Хорошо. Давай отложим. Но в среду я должен улететь. Программу готовить надо.
   Ефим легко шлёпнул по животу Данилина:
   - Чего ты дёргаешься? Улетишь на моём самолёте, - подошел ближе. - Был уговор - всё делаем тихо. Чтобы ни одна сволочь не узнала, пока я в твоём эфире не появлюсь!
   - Могила! - Андрей крепко сжал руку. - Вели машину подать и сухие трусы!
   Чувство чего-то недослушанного и недосказанного зудело внутри.
   - Помнишь девяносто третий год? Ты тогда очень много сделал, чтобы власть не упала в руки прохиндеев.
   - Конечно, помню! - Эстрин улыбнулся. - Заметь только, это не евреи, а ваши русские готовы были отдать власть чеченцу... Посмотрел бы я тогда на всех вас, говнюков!
   Серый "БМВ" стоял во дворе. Андрей сел рядом с водителем, опустил стекло:
   - Ефим! Подойди! Если ты помнишь девяносто третий, то чего ты сейчас деньги даёшь всякой швали? Фима! Ты еврей в тысячном поколении, русский в душе, что ты творишь? Россия - твоя страна! Стране нужен порядок! То, что сейчас пытается делать президент, вы и ваши шавки хотите представить чуть ли не фашизмом. Ты сам не веришь в эту чушь. В Бога ты не веришь!
   Ефим всунул голову в салон.
   - А ты не прост, Андрюха! Не прост... Езжай, с Богом. Салют, камарадос!
   - Не боишься гореть в аду? - Андрей больно ущипнул Эстрина за щёку.
   - У нас, евреев, нет ада.
   - Ты же крестился. У христиан есть ад и рай. Ты где? Определись. Это не страховой полис на все случаи...
   - Все мы, и ты тоже, кто политикой занимаются, будем гореть в аду... - Ефим недобро прищурился. - Проваливай!
   Колеса зашуршали по гравию. Данилин глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Напряжение ушло. Решение принято. Самое трудное - принять решение. А теперь пошли вы все к чёртовой матери! Меня ждёт чудесная девушка! Завтра улечу и больше никогда не увижу. Чем она меня зацепила? Почему так влечёт к ней? Прокачал я Эстрина? Он ничего не сказал. Я больше балаболил... Интуиция? Хватит об этом! Интервью не будет!
   Машина остановилась у входа в гостиницу. Водитель, не поворачиваясь, произнёс:
   - Вы с Ефимом осторожнее. Не люблю москвичей. Штукари вы все! - повернулся к Андрею. - Иногда так хочется треснуть Фиму по башке! - Натан убрал руку с руля и сжал кулак.
   - Спасибо, Натан! - Данилин уважительно похлопал по громадному кулаку. - Нельзя сдерживать порывы, идущие от сердца!..
   В холле сидел атташе из посольства и читал газету. Когда взгляды встретились, Данилин, не поднимая руки, показал большой палец. Мартынов подмигнул и закрылся газетой.
  
  
  
   - IV -
  
  
   Игнатов сидел один за столом и смотрел в окно. Перед ним была бутылка и две рюмки. Там, где сидел Андрей, стояла металлическая вазочка с растаявшим мороженым. Рядом лежала кредитная карта.
   - А где Варя? - растерянно спросил Андрей.
   - Ушла,- Игнатов повернулся, - ты где был?
   Данилин взглянул на соседний стул, стол. Лежала большая тарелка, ножи, вилки. Не было следов пребывания здесь Вари.
   - Поехала домой переодеться. Она недалеко живёт. Оператор за ней увязался. Икру Варя с собой взяла. Не хотела, но я заставил. Когда ей ещё придётся встретиться с таким мудаком, который будет икрой ложками кормить. Давай выпьем!
   - С чего это ты надираешься? - удивился Андрей. - Машину кто поведёт?
   Михаил разлил остатки водки.
   - Твою машину я отпустил, а за мной Светка приедет. Я позвонил. Очень хочет тебя увидеть! А ты слинял куда-то... Не хочешь рассказать?
   - Я же обещал - приеду к вам и всё расскажу, - Данилин медленно выпил. - Не всё, конечно, в пределах допустимого...
   Игнатов хитро прищурил глаз:
   - Уж не с лидерами "Хамаса" хочешь встретиться? Так надо меня подключить. Я их всех знаю. Конспиратор хренов!
   - Варя точно вернётся? Она мне нужна сегодня.
   - Андрей! Я предупредил - не тронь девчонку!
   Данилину стало весело. Знакомясь с хорошенькими женщинами, он сразу представлял их в постели... Варя просто понравилась ему. Очень понравилась! Не было вожделения. От этого стало почему-то хорошо на душе. Вспомнил очаровательную улыбку и ямочки:
   - Ты, в самом деле, влюблен в Варину маму?
   - Это такая!.. - Михаил снял очки. - Здесь есть красивые женщины. Она всех красивей! Господи! Я всё время думаю о ней! Варька красивая, но девчонка, - внимательно посмотрел на Данилина, хотел что-то сказать, помолчал, надел очки и подозвал официанта.
   - Бен! Ещё бутылку "Столичной", соленый сыр и два кофе! Только быстро!
   - Варина мама... На беду она мне встретилась! Мне каюк, Андрюха!
   Официант поставил новую бутылку, тарелку с сыром и две чашки кофе. Водка была холодной, сыр очень вкусный. Игнатов разлил.
   - Ну, за любовь!
   Андрей, наблюдая за захмелевшим Михаилом, почувствовал, что и сам после того, как ушло напряжение, хмелеет.
   - Сейчас, Андрюха, напьюсь и набью тебе морду! Ты здоровей меня, но всё равно набью!
   Игнатов налил себе, быстро выпил и, наклонившись к Данилину, с ненавистью стал говорить:
   - Как же я тебе завидую! Чёрной завистью!
   - И чему ты завидуешь? Зарплате? - удивился Андрей.
   - К чёрту зарплату! Я другому завидую! Твоему росту, твоему обаянию. Я никогда не смог бы так вести передачи. Ты женщинам нравишься! Везунчик ты...
   - Я везунчик? Ты мне завидуешь? Тебе всё легко доставалось: спецшкола, репетиторы... В МИМО поступил семнадцатилетним пацаном. Меня большевики на пушечный выстрел не подпустили бы в ваш институт! С таким отцом ты мог стать кем угодно, хоть космонавтом, а ты в журналистику попёрся...
   - Отец мой не причём, - отвёл взгляд Михаил. - Я сам всё сделал. Сам!
   - Ты сам? Слушай ты, Сидор Матрасыч! Это я сам всего добился! Данилин стал злиться. Чтобы снять злость, налил водку:
   - Хочу выпить за здоровье твоих детей и Светланы! Я её очень уважаю за ум и красоту! Это редкое сочетание... Пей! Начесал бы я тебе сейчас, но не стану. Будет неудобно перед твоей женой. Завистник хренов! Если хочешь знать, я не хотел быть журналистом. Я во ВГИК поступал, на режиссуру художественного кино. Четыре раза! Четыре раза - это четыре года!
   На этот раз удивился Михаил:
   - Ты, на режиссуру? Поступил?
   - Если бы поступил, не сидел сейчас с тобой, пьянь иерусалимская. Я пришел на Центральное телевидение простым осветителем. Потом девчонка одна сманила в молодёжную редакцию помощником режиссёра. Бегал у таких, как ты, мимошников и эмгэушников, на побегушках. Сынки папенькины...
   - Так ты без образования? - продолжал удивляться Михаил.
   - С образованием, дорогой товарищ! Закончил заочно исторический университета. Шесть лет мордовался! Врать не буду - было интересно учиться. Почему меня в Останкине многие уважают, а некоторые любят? Потому, что на их глазах с нуля рос. Рос, рос и вырос... Как мне кажется, большим жлобом не стал, подлецом никогда не был и телезвездой себя не считаю. В журналистике я случайно оказался. Не очень хотел. Так получилось... Ты многих знаешь, кто сидел в кадре, или сейчас сидят. Со временем они начинают надуваться. Голос меняется, походка, повадки. Потом приходит новый начальник и даёт под зад коленкой. И всё! Конец карьере! Я за место не держусь и не боюсь вылететь. Начальство знает об этом. Рот мне трудно заткнуть. Многие хотели... Сыр очень вкусный!
   Игнатов подозвал официанта:
   - Бен! Ещё сыр! Такой же. Кофе замени. Этот остыл. Лукавишь, Андрюша... У тебя есть такие зрители, что хрен, кто тебя тронет! Не так?
   - Что-то Вари долго нет, - Данилин посмотрел на часы.
   - Дорогие часики! Сколько отдал? Тысяч двадцать зелёных?
   - В феврале был в Таиланде. Зашел в магазин. Часы очень понравились! Тридцать две тысячи. - Андрей рассмеялся. - На соседней улочке, на лотке, такие же - за пятьдесят.
   - Тысяч?
   - Пятьдесят долларов! Вот купил и ношу... Идут и время точно показывают.
   Михаил недоверчиво посмотрел на часы.
   - Да... На твоей руке, мистер Данилин, никто не подумает, что это подделка. Хитёр бродяга! Ты во ВГИК четыре раза поступал? Я тебе сейчас одну историю расскажу о долбанном МИМО. Что там твой сраный ВГИК! Рассказ мой будет тяжелым, поэтому давай выпьем! Пей, пей, а то плакать будешь! Представь... Апрель сорок пятого года. Берлин. Война. Гвардейская дивизия дерётся в самом центре города. Это - не кино! Солдаты приносят грудного младенца и убитую мать, немку. Ребёнка в медпункт, оттуда в госпиталь. Начальник госпиталя и её муж, командир этой дивизии, взяли ребёнка и усыновили. Война закончилась и они вернулись в Москву. Проходит время. Их сын поступает в МИМО. Неудачно. Потом еще раз. Неудачно. Забрали в армию. Три года отслужил и потом ещё четыре раза поступал. Всего шесть раз - шесть лет! На седьмой поступил. На втором курсе вызывают куда надо. Докопались до его происхождения. Вызвали и говорят, так, мол, и так, дорогой товарищ. Вы, оказывается, немец! Вам лучше уйти из института. Ничего не светит. Он ушел. Слава Богу, что родителей уже не было в живых! Их сын Витя, проживший всю жизнь в Скатертном переулке, - немец... Вот такое бл...ое МИМО, бл...ая Советская власть! Представляешь? Система была настроена на самоуничтожение! Вышибала из своих рядов самых лучших, самых умных! Оставались одни мозгляки... Я тогда первый раз с отцом поругался. Хотел парню помочь. Я на первом курсе учился. Надо мне было в театральный поступать. Там мамина подруга работала. Сейчас народным артистом был бы... Почему я к тебе всегда тянулся? Не хотел иметь дело с такими, как сам. Противно было! А Виктор не пропал. Сейчас президент банка. Денег - немерено!
   Михаил хотел подсесть поближе, но, задев раненой ногой стол, поморщился:
   - Вот идиотство! Нога. Впервые попал под обстрел. Поверишь, страха не было! Хотя я большой трус. Не успел испугаться. Как палкой ударили по ноге. Смотрю - кровь. Скажу как на духу! - у Михаила от возбуждения заблестели глаза. - После этого ранения очень жалею, что в Афгане не побывал. Возможность была. Побоялся... Теперь жалею. Сейчас понял, что не сдрейфил бы там. Тебе завидовал, твоим репортажам оттуда. Сам слышал, как Лапин твои материалы хаял. Вот гнида был! С отцом моим приятельствовал. Библиотеку западноевропейской поэзии собрал. Зачем она ему? Скольким людям жизнь поломал! Система самоуничтожалась...
   - Давай помянем ребят, которые там остались, - Данилин налил водку, - светлая им память!
   Мужчины встали и, не чокаясь, выпили. Михаил медленно сел:
   - Тебя там ранило, я помню.
   От воспоминаний заслезилось в глазах. Андрей закурил. Многое забылось, но еще многое осталось в памяти. Андрей гнал эти воспоминания, но сейчас, захмелевший, поднял руку и через ткань рубашки нащупал шрам на груди.
   - Я там три раза был. Вторая поездка оказалась неудачной... Напросился на борт вместе с певцом Иосифом Красновым.
   Игнатов перебил:
   - Он здесь был две недели назад. Варя сюжет сделала. Очень приличный получился! Не в курсе, почему в эфир не дали?
   - Вернусь в Москву - разберусь. Так вот, залетели мы с Иосифом на какую то сопку. Там наша рота стояла. Горы кругом, внизу кишлак и дорога. Красота! Особенно когда солнце садится. Дорогу эту наши и держали. Были как чирей на жопе душманов. Мышь не проскочит! Вертушка улетела. Мы стоим. Краснов с баянистом и я. Вокруг солдаты наши. Иосиф не стал сразу петь, решил просто поговорить. Пожал всем руки, а потом целый час анекдоты рассказывал. Когда насмеялись вдоволь, Иосиф говорит: "Я вообще-то певец, ребята. Может спою?" Все на земле сидели, а один на снарядном ящике. Вроде такой же мальчишка, а оказалось - командир роты. Капитан. Любили его солдаты. Батей звали. Обращались не "товарищ капитан", а "батя". У него за месяц - ни одного убитого! Раненые были, погибших нет. Солдаты считали, что он заговорённый... А он им не был. Настоящий офицер - умный, храбрый и очень хладнокровный. Не пил совсем. Этот капитан говорит: "Можете, товарищ Краснов, спеть мою любимую песню "Хава-Нагила"? Иосиф попросил воды, сполоснул рот и запел. Кругом Афгань, горы, душманы, смерть рядом ходит. На земле сидят русские, украинцы, узбеки, калмыки. Все на одно лицо! Месяц не мылись. Лица грязные. Никогда больше не слышал, чтобы Иосиф так пел, как тогда, на войне! У меня мурашки по коже. Вечер, тишина, а его голос летит до самого Пакистана! Сидят все и плачут. Песня весёлая, а они плачут. Я плакал, и Иосиф прослезился. Ужасно, когда мужики плачут!
   Игнатов налил, и опять, не чокаясь, выпили. Михаил поставил рюмку на стол.
   - Интересная штука! В Москве часто слушал и здесь слушаю еврейские песни. Даже в самой весёлой и бесшабашной какая-то тоска и тревога чувствуются. Память генетическая? Я эту тоску кожей чувствую! Тысячи лет гонений, скитаний по чужой земле, и вечное ожидание чего-то страшного.
   Андрей закурил. Глубоко затянулся и выдохнул дым. Слова Михаила не дошли до него. Он сейчас был там, в Афганистане, в восемьдесят пятом году.
   - Переводчик из местных, стукач и гнида, слинял втихую вниз, к духам. Нашу Высшую комсомольскую школу закончил, кстати...
   Вертушка прилететь не смогла. Остались на ночь. Ночью всё и началось. Душманы пришли. Этот комсомолец сказал им, что очень важный гость здесь, из Москвы. Духи хотели живьем взять Краснова.
   Растяжки сработали. Мы с Иосифом магазины заряжали. Я в погранвойсках служил. Первый разряд по стрельбе. Хотел помочь. Капитан не дал. Фамилию капитана вспомнить не могу. Его тогда тяжело ранило. Имя - Марк. Иосиф рассказывал, что он здесь, в Израиле. В девяносто втором уехал. Трое детей. Краснов не любит вспоминать о той ночи. У меня камеры не было. Оператора послали приезд партийной делегации из Москвы снимать.
   Андрей замолчал. В памяти всплыли звуки выстрелов, крики раненых, ругань, темнота и яркие звезды над головой.
  
  
   Когда пришли душманы, рота держала круговую оборону. Было страшно. Андрей рвал картонные пачки с патронами и заряжал магазины.
   Командир роты, худощавый парень с оттопыренными ушами, приказал:
   - Сидите здесь! Заряжайте! Не высовываться! Сержант Хаптаханов! Почему артистам каски не дали? Толя! Ты меня удивляешь... Где баянист?
   Подбежал сержант:
   - Извини, Батя! Баянист на другой стороне. Стреляет.
   - Куда он стреляет? Давай его сюда!
   Сержант привёл баяниста и бросил под ноги ящик:
   - Это гранаты. Это запалы. Кидайте вниз. Не запалы! Мать вашу! Гранаты! Журналист бросает, артисты заряжают магазины. Поняли? Не высовываться!
   Подозвал солдата:
   - Красильников! Филиппок! Сиди с ними! Головой отвечаешь. Приказ Бати!
   Яркие звёзды висели над головой. Было очень темно. Кто в кого стрелял и попадал ли, непонятно. Духи лезли на вершину холма, зная, что это дело безнадежное. Русские сдохнут, но не сдадутся.
   - Андрюха! Попали мы с тобой на концерт народной музыки! - прокричал Иосиф Краснов, народный артист Советского Союза.
   - Прорвемся, Ёся!
   - Тебе какой коньяк нравится?
   - Я водку пью.
   - С меня литр.
   - Ящик! Обманешь - пристрелю на месте!
   Андрей и Иосиф рассмеялись. Солдат, бежавший по окопу, остановился.
   - Ну, вы - артисты!
   - А як же! - хором ответили Иосиф и Андрей.
   Внизу, в ущелье, послышался рокот тяжелых пулеметов. Радист снял наушники, и включил громкость.
   Раздался хриплый голос:
   - Мужики! Мы здесь. Не стрелять! Нас перебьёте. Духов, если кто прорвется, мочите ножами. Головы не поднимайте. Подсветите ракетами. Хорош гранаты кидать! Когда подойдем, не перепутайте. У меня есть нацмены. Пароль - банда бритоголовых. Понял, Маркуша?
   Капитан взял микрофон:
   - Понял, товарищ майор! Какой отзыв?
   - Отзыв? Я люблю блондинок!
   Капитан посмотрел на гостей и улыбнулся.
   - Это майор Татаринов. Валера. Такой человек! Нет слов! Его батальон внизу дерётся.
   Андрей, услышав переговоры, встал и посмотрел вниз. В долине шел бой. В грудь ударило так сильно, что Данилин отлетел на другую сторону окопа. Единственное, что успел он сказать:
   - Во, бл...ь!
   Раздался крик:
   - Журналиста убили!
   Подошел командир роты:
   - Заткнись, Филиппок! У меня не погибают. Ранен он. Санитара ко мне!
   Когда Данилин открыл глаза, уже светало. Вокруг стояли солдаты. Капитан протянул сигарету:
   - Кури, Андрюха!
   Над бруствером поднялся бородатый мужчина с автоматом в руках. Очереди из нескольких стволов разорвали его, но выстрелить он успел. Капитан схватился за живот и упал рядом с Андреем.
   - Журналист, это меня за компанию с тобой... Чтобы скучно не было...
   Краснов присел рядом и смахнул нечаянную слезу. Капитан скривил губы в улыбке:
   - Не надо. У меня еще никто не погиб. Жить буду. Вам спасибо! "Хава-Нагила" спой ещё раз!
   Песню заглушил рев двигателей вертолета, садившегося на вершину холма.
  
  
   Игнатов сидел, уткнувшись взглядом в стол. Неслышно подошла Варя. Мужчины не заметили её возвращения. Михаил тихо спросил:
   - Там тебя ранило?
   - Там, - Андрей несколько раз кивнул головой. - Вот дурак был! Хотел посмотреть. В меня и засадили. Бой посмотреть... Пулька маленькая, а как бревном в грудь, чуть выше сердца. Совсем немного.
   Данилин слегка трясущимися руками достал сигарету. Варя, услышав этот жуткий рассказ, замерла.
   - В вертушке рядом с капитаном лежали. Он меня за руку схватил и говорит: "Не наш черед, журналист!". Потом сознание оба потеряли. Очнулись на базе. Как же нас материл генерал! Я до сих пор помню... Капитану на грудь орден положил, мне медаль. Иосиф слушал, слушал, потом как заорёт, генерал даже вздрогнул: "Ты что, Борис! Хочешь, чтобы я твоим штабным крысам пел? Хрен им! Там люди воюют, там мальчишки наши сражаются! Там я буду петь! Ты думаешь, что моя жизнь дороже их?".
   Генерал обнял его, поцеловал, а Иосиф сказал, что надо тех ребят сменить. Устали очень! Капитан, в самом деле, заговорённый был. Не было убитых. Солдаты плакали, когда нас увозили. Вот забавно!
   Воспоминания, много выпитой водки сделали его суетливым и болтливым. Михаил впервые видел Данилина таким, хотя выпито было вместе немало.
   - Вот забавно! - продолжил Андрей. Сдернул с шеи галстук и расстегнул рубашку. - Входная дырка маленькая и выходная маленькая. Врачи удивлялись - выходная всегда огромная. Вот смотри! - Андрей распахнул рубаху и, увидев взгляд Михаила, обернулся.
   Опьянение исчезло мгновенно, только стало давить в висках. Было ужасно стыдно и неловко. Неужели она всё слышала? Андрей встал и, немного мутными глазами, осмотрел её с ног до головы.
   Варя переоделась. Белая блузка с глубоким вырезом и бежевая, из тонкого хлопка, юбка до колен. Волосы опять были собраны в пучок, и на голове бейсболка. На плечи наброшен тонкий шерстяной свитер. Рукава на груди завязаны в узел. На левой руке большие, мужские часы.
   Андрей виновато улыбнулся:
   - Я ждал тебя, то есть, вас Варя, ждал!
   Варя отвернула ворот рубашки Андрея, прохладными пальцами погладила небольшой рубец между ключицей и соском.
   - У меня военная специальность - медицинская сестра. Я один раз видела такое.
   У неё округлились глаза. Подумала, какой ужас! Этот человек, этот мужчина, нравящийся ей всё больше и больше, мог погибнуть. Смерть была рядом и оставила свой след!
   - Вот досада! - Данилин стал застёгивать рубашку. - Я не умею завязывать галстук на шее.
   - Я умею. Меня мама научила.
   Андрей, глядя на её подрагивающие ресницы, подумал: "У меня ужасный перегар! Всё! Надо линять отсюда". Отвернув лицо, сказал:
   - Спасибо за мороженое! Мы с Мишей заговорились, оно и растаяло.
   Подошел веселый, хмельной оператор. В руках держал маленькую коробочку. Данилин, глядя ему в глаза, произнес:
   - Тебе из Москвы звонили. Ты там что-то в браке снял. В Кремле, кажется... Скандал большой! Вторую кассету найти не могут. Иди в номер. Я им сказал, чтобы туда звонили. Номер твоего мобильника я не знаю.
   - Какой брак? - Виталий стукнул кулаком по бедру. - Я без брака снимаю! Без меня не уходите! Я скоро!
   Андрей взял Варю за руку, подошел к стойке бара, позвал Игнатова:
   - Пусть рассчитают, - протянул кредитную карту метрдотелю, - Только быстро! - обернулся к Варе и улыбнулся. - Можешь поймать такси?
   - Сейчас поймаю.
   Когда Варя ушла, Андрей набрал на терминале пинкод. Игнатов охнул, увидев цифры на счёте. Данилин хлопнул его по плечу:
   - Молчи, салага! Попроси пару зерен кофе. Не вздумай Варе сказать! Дезавуирую! Ты мою руку помнишь. Свете привет передай. Мы с Варей немного погуляем. Вечером расскажу, куда ездил. Клянусь!
  
  
   - V -
  
  
   Варя ждала у такси. Андрей подбежал:
   - Садись быстро! Поехали!
   - Куда мы поедем?
   - Набережная длинная?
   - Да.
   - Скажи водителю - два километра вперёд! Когда будут два, пусть остановится. Только быстро! Двойной тариф! - Андрей оглянулся. - Оторвались!
   - От кого? - удивилась Варя.
   - От Виталия! - засмеялся Андрей. - Он тебе не нравится, я видел...
   Дома, магазины, пальмы, светофоры летели за окном, но Андрей не смотрел вокруг, потому что рядом сидела Варя. Что будет дальше? В раздумье смешно пошевелил бровями. Опьянение прошло. Только во рту остался гадкий вкус водки и разжеванных зерен кофе.
   Водитель такси обернулся и на русском языке, без акцента, произнёс:
   - Два километра и десять метров. Точнее не мог. Там перекресток.
   Данилин выглянул из окна. Вывески были на иврите. Ничего не понял.
   - Едем прямо. Как только увидите "Кафе-мороженое", остановитесь.
   Машина проехала совсем немного.
   - Мороженое?
   - Да, да, господин Данилин! - Таксист обернулся и внимательно посмотрел на пассажира.
   - Что-то много людей меня здесь знают, - почти без удивления заметил Андрей.
   - А почему вас не знать? Я смотрю наше русское телевидение и вижу каждую субботу вашу физиономию.
   - Дочка, - таксист обратился к Варе, - ты же местная. Осторожней с ним. Он евреев не любит! - водитель засмеялся. - Я считаю, что во многом вы правы. Это моя жена считает вас антисемитом. А мы, русские, за вас, господин Данилин! Русский, русский я, хотя стопроцентный еврей! Всё равно, дочка, опасайся его! Такие мужики очень женщинам нравятся... Знаю, любая пойдет за ним! Моя жена не пойдет, да и то, потому что очень толстая и ноги больные... Когда она вас по телевизору видит, то думает: "Эх, почему мой муж не такой, как Данилин?" Ругает вас, а глаз не отводит. Умеете вы с женщинами разговаривать... Вы опасный человек для Израиля! - опять засмеялся. - Здесь русские все вас смотрят. Вот будут, к примеру, у нас выборы. Стоит вам сказать: "Женщины Израиля! Слушайте сюда! Голосуйте вот за тех!". Наши бабы отдадут туда голоса. Скажете: "Нет, не туда, сюда надо". Побегут! Вот вы какой опасный человек! Денег не возьму! Жена не поверит, что вас подвозил. Денег не возьму, чтобы помнили дольше.
   В кафе было светло и прохладно. Сели на высокие стулья за стойкой.
   - Закажи мороженое. Мне такое, как и себе. Я сейчас.
   Андрей увидел табличку и быстро вошел в туалетную комнату. Набрал воды в рот, прополоскал и выплюнул коричневую слюну. Смочил холодной водой лицо, взглянул в зеркало: вид пока ничего. Хватит водку жрать! С утра...
   Мороженое было очень вкусным. Варя с аппетитом съела всё. Андрей смог проглотить совсем немного. Звенело в ушах, а в висках ещё и давила тупая боль. Андрей выпил до конца минералку:
   - Может, прогуляемся немного? На воздух хочется.
   Солнце заметно пригревало, но ветер с моря приносил свежесть. Стало немного легче.
   Андрей посмотрел на бейсболку и, не спрашивая, снял её с головы Вари. Она стянула резинку с пучка волос и тряхнула головой. Густые и тяжелые волосы красиво легли вокруг лица, Варя слегка поправила их.
   - Так лучше?
   - Намного! Бейсболку давай выбросим.
   - Нельзя! Это подарок!
   - От кого?
   - Не скажу!
   - Ах, не скажешь... Тогда мы сделаем вот так! - Андрей сильно метнул бейсболку в небо. Варя и Андрей посмотрели друг на друга, рассмеялись и побежали прочь от этого места.
   Данилину было хорошо и весело рядом с этой молодой, красивой девушкой. Он давно не испытывал этих ощущений.
   Варя оглянулась, увидев отставшего Андрея, развернулась и пошла спиной вперёд. Солнце светило ей контровым светом, стройные ноги просвечивали сквозь тонкую юбку.
   "Стучат каблучки, стучат каблучки! Легки, торопливы её шаги. Я мог бы сказать - она стройна, но я не хочу трафарета... Она - неведомая страна! И в ту страну у меня нет ни паспорта, ни билета..."
   Андрей догнал Варю:
   - А у тебя причёска растрепалась.
   - Вот это да! Надо срочно исправлять! - Варя быстрым шагом пошла к витрине магазина, доставая из сумочки щётку для волос. Глядя в стекло и энергично расчесывая волосы, сказала:
   - Это точно не Пушкин А.Сэ!
   - Щипачёв эС. Пэ. Знаешь такого?
   Андрей стоял спиной к стеклу. Варя посмотрела на его профиль и тихо произнесла:
   - Are you married? Do you have children? 5
   - I've never been married and I do not have children.6
   - Я это знала! - Посмотрела на себя в стекло. Боялась ответа, но всё равно спросила. Ответ заставил улыбнуться самой себе.
   - Игнатов сказал?
   - Я это чувствовала. Интуиция...
   - Зачем спросила?
   - Проверяла интуицию, - Варя тронула рукой плечо Андрея.
   - Посмотрите! Какая красота!
   Они стояли перед витриной ювелирного магазина.
   "Как в сундуке графа Монте-Кристо!" - подумал Андрей. Поднял взгляд и изумленно прочитал вывеску на русском языке: "Сокровища аббата Фариа".
   "Это знак!" - решил Андрей и, взяв Варю за руку, толкнул дверь. Звякнул колокольчик. За прилавком сидел пожилой мужчина. Он внимательно посмотрел на вошедших, оценивая их, как потенциальных покупателей.
   Драгоценности, лежащие за бронированными стеклами, поражали своей красотой.
   - Покажи, что тебе нравится?
   Варя растерянно прошептала:
   - Я не знаю... Ничего в этом не понимаю...
   Андрей улыбнулся:
   - Я тоже.
   Взгляд остановился на прозрачном камне каплевидной формы, подвешенным на тонкой золотой цепочке.
   - Вот это тебе нравится?
   - Очень! Похож на слезинку...
   - Переведи! Пусть покажет!
   Продавец с интересом посмотрел на Данилина:
   - Переводить не надо. Я говорю по-русски.
   - Это алмаз?
   - Чистейшей воды бриллиант! У вас хороший вкус, молодой человек! Ваша дама позволит мне надеть на её шейку эту красоту?
   Продавец вышел из-за прилавка, подошел к Варе. Неслышно защёлкнулся замок, Варя почувствовала, как по груди нежно протёк камешек и остановился там, где начиналась ложбинка. Продавец подвел к большому зеркалу.
   Данилин пошел за ними, но потом вернулся и положил на стекло золотую кредитку. Он не спросил о цене, а ценников не было. Ювелир бросил взгляд на прилавок, с уважением посмотрел на Андрея.
   Варя стояла перед зеркалом. Она впервые ощутила прикосновение бриллианта. Когда при вдохе поднималась грудь, алмаз вздрагивал, желтые лучи отсвечивали на белой, нежной коже.
   - Боже милостивый! Какая вы прекрасная пара! - воскликнул продавец, глядя на них в зеркало. - Любуйтесь! Не буду мешать, - и пошел к прилавку.
   - Никогда ничего не дарил женщинам! Только маме. Я уеду через два дня и не знаю, увидимся ли снова, - Андрей поймал взгляд Вари. - Мне очень хочется, чтобы это осталось у тебя на память обо мне! Это мой подарок! За то, что ты есть, за то, что ты встретилась мне! - про себя добавил: "За то, что ты мне рвёшь сердце..."
   Варя побледнела, быстро взглянула на продавца, посмотрела в глаза Андрея. Левой рукой прикрыла алмаз, правую положила на грудь Андрея и прошептала:
   - I'm afraid it's impossible7, - перешла на английский, не желая, чтобы посторонние поняли её взволнованную и сбивчивую речь. - I'm very sorry, but I must refuse. I don't want anything too expensive! - С мольбой продолжила, - that's impossible! It wasn't your fault! I'm sorry8...
   - Ну что ты, девочка! - Андрей грустно улыбнулся. - Это от чистого сердца! Поверь, пожалуйста!
   - Я не могу! - твёрдо сказала Варя.
   Андрей повернул Варю к зеркалу:
   - Смотри! Это должно быть на тебе! Прекрасное на прекрасном!
   Варя знала, что она симпатичная девушка. Сейчас, глядя в зеркало и видя взгляд Андрея, поняла, что в самом деле красива. Ей очень хотелось принять этот подарок, но упрямо сказала:
   - Не могу! Не могу, Андрей Сергеевич!
   - Ладно... - вздохнул Андрей, - не можешь, так не можешь... Последняя просьба! Пусть эта красота будет на тебе, пока я здесь. Через два дня пойдём к морю и утопим этот камень на память о нашей встрече. Я загадаю желание...
   - Какое желание?
   - Чтобы мы ещё раз встретились. Ради этого я готов утопить в Средиземном море все бриллианты мира!
   Варя вздохнула и подошла к ювелиру:
   - Мы можем вернуть через два дня?
   - Можете, можете, красавица вы наша! Но послушайте меня, старика! Вы с этим кулоном как принцесса перед помолвкой! Клянусь!
   Продавец оглядел Варю, прищурился:
   - Постойте здесь. Закройте глаза! - Быстро прошел к витрине, открыл ключом замок и бережно достал изящную диадему. Обращаясь к Данилину, стал говорить:
   - Лежит у меня это чудо. Богатые женщины слишком старые для неё, а у молодых денег нет.
   Продавец аккуратно надел на голову Вари диадему, посмотрел в зеркало:
   - Свадебная корона! Открывайте глаза!
   Стал лицом к Варе и, обращаясь к Андрею, спросил:
   - Как вам, молодой человек?
   Андрей зачаровано смотрел на волшебное превращение. Перед ним стояла настоящая принцесса!
   - Да, да! Принцесса перед свадьбой! - воскликнул продавец.
   Варя бросила взгляд на Андрея и почувствовала, как краска заливает лицо.
   Убирая диадему и запирая замок, ювелир подумал: "Нет. Это не его дочь...". Произведя необходимые операции с кредиткой, сказал:
   - Надумаете жениться - приходите. Купить не сможете. Очень дорого! На свадьбу поносить дам. На прокат.
   Довольный такими клиентами, ювелир весело улыбнулся:
   - За такую покупку у нас положена премия.
   Профессиональным взглядом посмотрел на их руки, выдвинул полку с кольцами.
   - Протяните ваши левые руки!
   На безымянные пальцы Вари и Андрея легко наделись тонкие, из белого золота колечки.
   - Теперь идите, и храни вас Господь, молодые люди!
   Продавец остановил их в дверях:
   - Впрочем, я обманул вас. Премий никаких не положено. Это мой подарок!
   Андрей пропустил Варю на улицу и, когда она вышла, быстро вернулся:
   - Не продавайте диадему два дня, пожалуйста! В прокат брать не буду. Куплю!
   Ювелир понимающе кивнул.
   Они стояли в тени деревьев, Варя, рассматривая неожиданный подарок от продавца, ощущая лёгкую тяжесть алмаза на груди, решительно сказала:
   - Я тоже хочу вам сделать подарок! Только я никогда ничего не дарила мужчинам и не знаю, что подарить.
   - Для меня встреча с тобой - самый лучший подарок! Честное пионерское!
   - Что такое "честное пионерское"?
   - Смертельная клятва! - Андрей засмеялся. - У тебя есть телефон Игнатова?
   Варя расстегнула сумочку, достала мобильник:
   - У меня в памяти записан. Сейчас наберу.
   Услышав запинающуюся речь, Андрей стал быстро говорить:
   - Ты уже дома? Очень хорошо! Мы с Варей гуляем по городу. Ты здесь всё знаешь. Нужен хороший ресторан с танцполом. Не танцплощадка и не дискотека! Знаешь, такой, в старом духе...
   Медленно выговаривая слова, Михаил спросил:
   - Ты как там? Помнишь мои слова?
   - Всё хорошо! Давай по делу!
   - Где вы находитесь?
   - Не знаю, где мы находимся. Наверное, в раю!
   - Хорошее заведение... Дай трубку Варе.
   Разговор пошел на иврите. Варя внимательно слушала и пальчиками свободной руки играла алмазом. Посмотрела на Данилина и улыбнулась:
   - Лэгхит раот, 9 Михаил Евгеньевич!
   - Ну что? Что он сказал?
   Варя внимательно посмотрела на Данилина, будто пытаясь что-то понять, или разгадать, мотнула головой и опять улыбнулась:
   - Здесь недалеко. Можно пешком пройти.
   Солнце опускалось к морю. Ветер стих, но листья пальм слегка шевелились. Кругом было много людей. Варя и Андрей шли среди весёлой и шумной толпы, и на них часто смотрели и оборачивались.
   К Данилину опять вернулось утреннее состояние напряжения. На этот раз повод был другой. Идея хорошая, но получится ли у них - вот вопрос.
   - Я, когда перебрался в Москву, кроме тысяч прочитанных книг и непомерных амбиций, был простым валенком.
   Андрей, увидев непонимающий взгляд, пояснил:
   - Это обувь такая... Много чего хотел, в том числе, научиться танцевать. Слуха у меня нет. Чувство ритма есть. Записался в кружок бальных танцев.
   Они шли, не задевая друг друга. Андрею очень хотелось взять Варю за руку. Он не хотел признаться самому себе, как тянет его к ней, как боится её... Хватит того, что она согласилась, позволила нести на своей груди то ли подарок, то ли залог, что она не исчезнет, не испарится, как фея из сказки. И совсем как шестнадцатилетний мальчишка попросил понести её сумочку.
   Единственное место, где он мог обнять её, положить руку на талию, ощутить тяжесть её тонкой руки, - танцпол.
   Андрей не говорил Варе о своих чувствах, но она ошарашила вопросом:
   - Вы, как Ричард Гир? В кино?
   - Какое кино? - рассмеялся Андрей. - Я учился танцевать тридцать лет назад, до всяких Гиров и Лопесов!
   Когда Варя смеялась, на него накатывала такая волна нежности, что он терялся при этом.
   У входа в ресторан стояли охранники и всех, кто входил внутрь, проверяли. Варя обратилась к ним на иврите. Произошел оживлённый диалог. Одного из них Варя ласково погладила по щеке. Парни, восхищенно смотревшие на девушку, вытянулись и по-военному приложили руки к беретам. Досматривать не стали.
   - Я с ними в армии служила, - Варя повернулась к Данилину. - Хорошие ребята!
   Швейцар почтительно открыл тяжелую дверь. В зале был полумрак. На некоторых столах горели свечи. В середине зала светился оранжевым светом квадрат для танцев.
   Их посадили за двухместный столик с диваном рядом с танцполом. Официант зажег свечу и замер в ожидании.
   - Говорите по-русски?
   Официант отрицательно мотнул головой.
   - Придётся мне иврит учить... Шампанское есть, французское? "Дом Периньон"?
   Официант быстро сказал что-то и также быстро ушел. Андрей недоуменно посмотрел на Варю:
   - Что это с ним?
   - Такой заказ принимает сам метрдотель.
   К столу подошел невысокий тучный мужчина в белом смокинге:
   - Good evening sir, we are glad to welcome you restaurant! What would you like?10
   Данилин поднял взгляд:
   - Excuse mе, do you speak Russian?11
   - No sir, most unfortunately, - метрдотель вздохнул. - I do not speak
   Russian12.
   - Ещё один, кто не говорит по-русски... Третий с утра! - Андрей весело посмотрел на Варю. - Будем говорить на иврите. Шампанское "Дом Периньон" девяносто восьмого года, фрукты разные, отдельно клубнику и шоколадное фондю! Хорошая штука! Тебе понравится.
   Метрдотель кивнул головой и, обращаясь к Варе, сказал несколько фраз на иврите.
   - Он говорит, что это очень хорошее вино, но у него есть несколько бутылок какого-то особого вина, - Варя посмотрела на Андрея, - "Дом Периньон" девяносто второго года. Превосходное вино, но очень дорогое! Он просит довериться его выбору.
   - Если очень дорогое, то пусть несёт его сюда! Мы с тобой согласны! Кстати, ты не проголодалась?
   Варя рассмеялась.
   - Я в обед так наелась! Совсем не хочу кушать! Клубнику, пожалуйста, без сливок. Не люблю. Ой, он же не понимает по-русски! - улыбнулась и повторила просьбу на иврите.
   Метрдотель, стоявший прямо, к концу заказа уже был в почтительном поклоне. Увидев, что Данилин достал сигарету, повелительно кивнул официанту, и тот поднёс зажигалку.
   - Какую музыку здесь играют? - спросил Андрей.
   - Танцевальные мелодии. Можно заказать. Оркестр русский, - Варя смутилась. - Не русский. Выходцы из России. Говорит, что очень хороший оркестр.
   Метрдотель ещё раз сделал поклон и неторопливо удалился выполнять дорогой заказ. Андрей подозвал официанта:
   - Please bring one bottle scotch whisky!13 Хороший, выдержанный!
   Варя удивилась:
   - Вы ещё и виски хотите?
   - Виски для дела! Пусть сначала виски принесёт и чашку кофе.
   Взглянул на официанта:
   - Premium scotch whisky "Chivas Regal"14, большую! - показал руками размер. - And be quick please!
   Данилин оторвал листок из блокнота и написал: "Ребята! Виски - задаток! Сыграйте, пожалуйста, вальс из фильма "Мой ласковый и нежный зверь" через тридцать минут. Подойду позже. Андрей".
   Сложил записку, положил на поднос, сверху поставил бутылку.
   - Пусть отнесёт музыкантам!
   Большая, пузатая, темного стекла бутылка с черной этикеткой была погружена в ведёрко со льдом. Серебряное ведёрко стояло на тележке. Тележка плыла по залу, бережно управляемая метрдотелем. Сзади везли другую тележку, с фруктами и клубникой.
   Процессия подошла к столу. Варя смотрела на всё с неподдельным интересом. Андрей это видел не раз и думал совсем о другом: "У нас такая разница в возрасте! О чём с ней говорить, не знаю... Как правильно вести себя, не знаю...".
   Варя тронула его руку:
   - Он говорит, что шампанское то, которое мы заказали, - "Дом Периньон" девяносто второго года.
   Данилин кивнул головой. Метрдотель аккуратно снял обертку, повернул с усилием пробку и ловко вытащил её. Раздался хлопок, и лёгкий дымок растаял в воздухе. Метрдотель налил в бокал Андрея немного вина. Тихо зашипели пузырьки, Данилин сделал маленький глоток и улыбнулся:
  -- That`s some very nice wine! I'm sure my lady will like it15.
   Впервые на лице метрдотеля появилась улыбка.
   - I'm glad to hear sir, you hare a very good taste16, - осторожно разлил вино в бокалы. - Have a nice time!
   На столе появилась большая ваза с фруктами и поменьше с клубникой. Фрукты были так красиво уложены, что не хотелось разрушать это творение природы и рук человека.
   - Вот и шоколадное фондю! - воскликнул Андрей.
   Официант осторожно водрузил непонятное сооружение на стол, протянул шнур и воткнул вилку в розетку. Сверху агрегата стояла никелированная чаша, в которой колыхалась коричневая масса.
   Варя с подозрением посмотрела:
   - Что там?
   - Сейчас увидишь! Подожди немного.
   Через минуту жижа булькнула и появился коричневый фонтанчик.
   - Это расплавленный шоколад. Окунаешь ягодку и съедаешь. Всё просто!
   Варя вздохнула. Ей понравилась церемония, но она никогда ещё не пила спиртного и честно призналась в этом.
   - Я знаю, Варенька!
   - Мне нравится, как вы меня называете. Так меня зовёт только мама. Иногда, Варюха-горюха.
   Андрей сглотнул горькую слюну. Горькой она стала от табачного дыма и от этого - "Горюха"...
   - Это волшебный напиток, Варенька! - Андрей поднял бокал. - Это вино сделали очень хорошие люди! Счастливые люди! Сделай маленький глоток, и у тебя внутри загорится фонарик. Много пить этот волшебный напиток нельзя, потому что тогда люди становятся счастливыми, весёлыми и немного сумасшедшими. Тогда они делают разные безумные поступки... Счастье ударяет в голову! Нельзя его много пить! Счастья должно быть мало! Когда его слишком много, то как понять, что такое счастье?
   Варя улыбнулась и подняла бокал. Андрей протянул свой, и в тишине прозвучал нежный звон хрусталя. Варя сделала небольшой глоток и потом ещё один.
   Андрей посмотрел как отражаются в бокале свеча и Варя, освещенная колеблющимся светом и, задорно улыбаясь, воскликнул:
   - Счастья должно быть всегда много!
   Не опуская бокал, Варя наколола длинной палочкой ягоду и окунула в шоколад. Андрей проделал то же самое и предупредил:
   - Подожди! Пусть остынет.
   В голове приятно зашумело, по животу растеклась теплота. Она очень удивилась, когда почувствовала, как стало горячо там, внизу. Этого ещё ни разу не было... Варя бросила испуганный взгляд на Андрея и опять покраснела.
   Данилин аккуратно разрезал грушу, наколол деревянной спицей дольку, утопил в шоколаде и протянул Варе.
   - Попробуй это! - Варя наклонилась, губами сняла дольку и с удовольствием съела.
   - Почему вы попросили вино девяносто восьмого года? Оно какое-то особое?
   - Это тайна, но тебе скажу! - Данилин посмотрел серьёзно. - По секрету! - придвинулся к Варе, оглянулся и прошептал. - Это я для понта, для солидности. Я в этих годах не очень разбираюсь, что девяносто восьмой, что девяносто второй. Надо было сделать вид, что я великий знаток.
   Андрей улыбнулся, а Варя весело рассмеялась:
   - Мне нравится смотреть, как вы курите. У вас красиво и вкусно получается. Может мне тоже попробовать?
   - Вот это не надо! - Андрей быстро сдвинул сигареты подальше от Вари и погасил окурок. - Ни к чему это баловство!
   Варя взяла ягоду и, глотая сладкий сок, спросила:
   - Что было дальше с танцами? Кружок бальных танцев...
   - Танцы? - Андрей почесал затылок. - Ходил я, ходил. Учился... Потом нас разбили на пары. Мне досталась маленькая и некрасивая девушка. Я обиделся и через месяц бросил это дело. Сейчас иногда балуюсь... Мой приятель, режиссёр Саша Мошкин, снимает передачи о бальных танцах. Вот у него иногда, на репетициях, танцую.
   - Разве она виновата, что некрасивая?
   - Я был молодой, глупый и жестокий. Та девушка была некрасивой, но лучше всех танцевала. "Нелегко парня вытащить из деревни. Невозможно деревню вытащить из парня!" Это про меня... Я и сейчас ужасный провинциал...
   - Странно как в природе, - Варя грустно вздохнула, - мы все из одного материала созданы. У всех уши, глаза, рот, нос. Почему одни рождаются красивыми, а другие нет?
   Андрей взял очередную сигарету:
   - Тысячу лет назад жил молодой, красивый юноша. Влюбился юноша в девушку. Было это в Персии. Недалеко отсюда... Ну что такого? Влюбился и влюбился. Дело в том, что девушка была некрасивой! Все смеялись над ним:
   "Неужели ты не видишь, как она некрасива?" Он в ответ говорил: "Моя Лейла краше солнца и луны!" Люди смеялись над ним, считали сумасшедшим, а он готов был умереть из-за любви к ней! Дали ему прозвище - Меджнун. То ли на персидском, то ли на арабском, означает это - придурок.
   - На арабском, - уточнила Варя. неё глазами Меджнунак ней!ела.свеча и Варя, освещенная колеблющимся с
   - С тех пор говорят: "Если хочешь оценить красоту Лейлы (её так звали), посмотри на неё глазами Меджнуна". Вот такая грустная история приключилась в древние времена... Я не Меджнун! Мне нравятся красивые девушки. И с этим ничего не поделаешь! Я с тобой всё время говорю о серьёзных вещах. Это нехорошо!
   - Почему?
   - Мужчина, говорящий с женщиной на серьёзные темы, скрывает нехорошие намерения... Это так французы говорят, не я!
   Андрей с нескрываемой нежностью посмотрел на Варю:
   - Чувствую себя молодым дураком и мне это так приятно! Мне очень с тобой непросто! Не знаю, о чём говорить. Ты такая...
   - Какая? - Варя кокетливо прищурила глаз.
   Андрей в ответ только улыбнулся. В ресторане было тихо. Искусственный водопад шумел в углу, слышался негромкий разговор за столиками. Почему-то совсем не было молодых лиц.
   Скрипач и дирижер в одном лице, посмотрел на Данилина, кивнул головой и на чистом русском произнёс:
   - Дамы и господа! Вальс из России! - взмахнул смычком, по залу полетели звуки знакомой мелодии.
   Андрей взял руку Вари.
   - Прыгала с парашютом?
   - Не один раз! Я же в армии служила. У нас все прыгали.
   - Страшно было?
   - Первый раз страшно. Ужас! Глаза зажмурила... Мама до сих пор не знает, что я прыгала.
   - Не могу представить тебя в армейской форме. Как ты служила? Это тяжело и страшно! Иногда мужчины не выдерживают. Я видел войну. Знаю, о чём говорю.
   - В армии служить почетно! Мы - маленькая страна... Если наши мальчики идут умирать, то мы это должны смотреть по телевизору?
   - Сдаюсь!
   - Не надо сдаваться.
   Музыка кружила по залу. Андрей потянул за руку, и Варя медленно встала.
   - Приглашаю Вас на тур вальса!
   - Я не умею танцевать... - прошептала Варя.
   - Научишься! Я помогу. Это - как первый прыжок.
   Андрей повёл Варю к танцполу. Она слегка покачнулась:
   - Мы тут одни! Кроме нас, никого нет...
   - Мы с тобой, в самом деле, одни сейчас на всём белом свете. Я тебе что-то скажу. Это не стихи, это лучше стихов! Тебе должно понравиться. Это сказал хороший человек - Марк Твен.
   - Том Сойер?
   - Он самый, - Андрей улыбнулся. - Dance like no one is watching! Sing like no one is listening!17
   Левая рука Вари легла на плечо, правой он обнял за талию и впервые почувствовал молодое, упругое тело.
   - Love like you've never been hurt and LIVE LIKE IT`S HEAVEN ON EARTH!18
   - Я поняла!
   - Главное, не поднимайся на носках. Скользи по паркету. Я буду вести тебя. Ты только подчиняйся моим рукам!
   Музыка звучала, но они продолжали стоять на паркете.
   - Ну, девочка! Не посрамим Израиль с Россией! Прыгай, моя хорошая! - улыбнулся Андрей и сделал шаг.
   Варя, от волнения смяв плечо пиджака, смотрела вниз, старалась двигаться вместе с Андреем.
   - Шаг вперёд, шаг в сторону... - Андрей шептал, - раз, два, три... Раз, два, три...
   Он смотрел на Варю и видел, как уходит напряжение, как стало послушным её тело и стала тёплой ладошка. На глазах эта высокая, длинноногая смешливая девочка становилась принцессой на волшебном балу. Андрей почувствовал, что и сам уже не волнуется.
   Иногда он шептал:
   - Только скользи...
   - Раз... два... три...
   - Раз... два... три...
   - Раз... два... три...
   От этой дивной музыки, от этого танца немного кружилась голова, но было так хорошо, так радостно!
   Варя вспомнила слова, которые прошептал ей Андрей:
   - Live like it`s heaven on earth!19
   В эту минуту Варя поняла, что всё, что было до этого - детство, школа, армия, вся жизнь, которая была - всё улетело. Она не знала, что будет дальше, но то, что будет по-другому, поняла.
   Летя по паркету в объятиях мужчины, она была такой счастливой!
   Когда последние аккорды улетели вверх, Андрей поднял руку Вари и поцеловал открытую ладошку.
   Дирижер постучал смычком по пюпитру, а музыканты стали аплодировать. В зале все встали и тоже проводили их аплодисментами.
   Подскочил официант и долил вино в бокалы. Лицо Вари пылало. Она жадно сделала глоток и закрыла глаза ладонью.
   Данилин ругал себя: "Что же ты молчишь? Скажи что-нибудь! Что сказать? Надо сказать что-то очень важное... Ну, так скажи!"
   - Когда я был молодым, письма любил писать. Мне очень нравилась актриса Одри Хепберн. Я и ей письмо послал... Кстати, ты на неё похожа.
   - Я не похожа. Мама очень! Актриса ответила?
   - Нет, конечно. Мне сейчас тебе хочется письмо написать и послать самой быстрой почтой.
   - Есть такая почта?
   - Да, конечно! Сейчас напишу и пошлю тебе.
   - Жду.
   Он осторожно прикоснулся к волосам Вари, легонько провёл пальцами по нежной коже щеки. Она увидела, как расширились зрачки Андрея. Молча стал придумывать текст. Нежное, чистое, красивое имя твоё - Варя - звучит для меня далёкой, грустной и призрачной музыкой! Не могу понять - существуешь ты, или приснилась мне? Никогда не забуду смеющиеся, лукаво смотрящие на меня из-под длинных ресниц глаза, твою улыбку, тепло твоих рук, твой звонкий смех! Как мне хочется получить однажды маленький конверт с обратным адресом: Израиль. Тель-Авив. Варя!
   Андрей вздохнул, достал сигарету и только потом спросил:
   - Адресат получил письмо?
   Потемневшие глаза Вари внимательно смотрели на него:
   - Михаил Евгеньевич сказал сегодня, что вы очень нравитесь женщинам. Это так?
   - Я нравлюсь? - Данилин растерялся. - Мне уже пятьдесят один год! Сижу рядом с тобой и не знаю, как вести себя, что говорить! Я нравлюсь... Тебе же я не нравлюсь?
   Варя хотела сказать что-то, но с эстрады зазвучала красивая, чувственная мелодия. Оба, как по команде, посмотрели на оркестр. Андрею очень нравилась эта музыка.
   Мелодия и слова на испанском кружили вокруг столов с горящими свечами. Для многих эта музыка была плачем по ушедшей молодости и уходящей жизни.
   - Эту музыку и слова написала пятнадцатилетняя девочка. Её звали Консуэла. Она умерла, а музыка живет, и будет жить! Нас с тобой не будет, а музыка будет жить!
   Варя протянула руку:
   - Пойдем!
   В танцевальном квадрате было уже много пар, и они затерялись среди них. Танца не было. Они стояли, прижавшись друг к другу, и медленно, в ритм музыки, делали небольшие шажки.
   Горячие губы обожгли ухо.
   - Мне очень хорошо с тобой! И не какой вы не старый! Вы моложе всех молодых! - шепнула Варя. - Вы мне очень нравитесь! Ничего не говори... Мне очень хорошо, даже когда ты молчишь...
   - Давай уйдем! - Варя подняла взгляд. - Иначе я сойду с ума!
   Метрдотель протянул Варе маленький букет и что-то произнес на иврите.
   - Он сказал спасибо вам и вашей даме, - перевёл дирижер.
   - Спасибо, маэстро, за вашу музыку! - Данилин пожал руку дирижеру. - Вы сделали меня счастливым! Я этого не забуду!
  
  
   Южные ночи наступают быстро. Они стояли на берегу и смотрели как солнце уходит в море. Над головой небо было уже чёрным с яркими блестками звёзд, а там, вдали, небо и море светились, окрашивая в оранжевый цвет след самолета, пустые лежаки и их лица.
   Волны тихо набегали на песок. Пахло водорослями. Варя сняла туфли, подошла к кромке прибоя, долго смотрела в даль, потом повернулась к Андрею. Его поразил чистый до боли взгляд. Скрывая нахлынувшие чувства, Андрей сел на лежак.
   - Прожила двадцать лет и ни разу не видела восход солнца над морем. Варя присела рядом:
   - Вы кем хотели стать в детстве?
   - Моряком дальнего плавания. Я на море вырос.
   - На каком море?
   - Было такое море - красивое, большое, синее! Песок желтый.
   - Балтийское?
   - Было такое море... Аральское.
   Варя внимательно слушала Андрея:
   - Аральское? Где это?
   - Где? Там, где нас нет и моря нет. Высохло. Загубили его люди! Я там прожил шестнадцать лет. Представляешь, за все эти годы никто не утонул!
   - Свитер в ресторане забыла, - Варя поежилась. - Разве кто-то должен тонуть?
   Андрей снял пиджак и набросил на плечи Вари:
   - В море никто не должен тонуть... Всё равно тонут...
   Они долго сидели молча и смотрели на закат. Варя вспомнила таксиста. Когда смотрела программы Данилина, не раз слышала, как говорят о нем здесь, в Израиле. Этот вопрос мучил её, но задать его боялась. Сейчас, на берегу моря, она набралась решительности и, замирая, спросила:
   - Вы евреев, в самом деле, не любите? Мне не нравится, когда нас ругают!
   Данилин хмыкнул:
   - Я евреек люблю.
   - Пошли вы к чёрту! Вы! Вы!.. - Варя сердито отвернулась. - Ты старый!
   - Мне всего пятьдесят один год.
   - Вы... Ты старше моей мамы на двенадцать лет! Андрей Сергеевич!
   - Я не Сергеевич. Я - Андрей Санджиевич. Вот такое у меня отчество. Тебе не трудно называть меня по имени? А то я, в самом деле, буду чувствовать себя стариком...
   Варя сидела рядом, кутаясь в его пиджак. Совсем не было холодно, но ей очень нравился запах мужского одеколона и пота мужчины, идущего от подкладки пиджака. Наверно, так должен пахнуть человек, которого любишь...
   - Андрей Санджиевич... Какое странное отчество! Оно не русское.
   - Калмыцкое. Мой отец - калмык. Я - русский.
   Изумление Вари было беспредельным.
   - Как это может быть?
   - Долго рассказывать.
   - Мне хочется знать о вас всё, всё!
   - Если будешь знать обо мне всё, то боюсь... - Андрей улыбнулся, - боюсь, что по-другому... Много будешь знать - скоро состаришься!
   Варя засмеялась так звонко и заливисто, что у Андрея защемило в груди. Столько было всего в этой длинной поганой жизни! Сейчас он вспомнил себя шестнадцатилетним, сидевшим на берегу умирающего моря и грезившим о грядущей любви...
   Всё ушло и осталось только одиночество. Особенно почувствовал его после смерти матери. Постоянная суета отвлекала, но иногда Андрей сидел у себя дома, в лоджии на двадцатом этаже и глушил водкой одиночество и тоску.
   Острая боль кольнула в сердце: "Боже мой! Что ты хотел доказать сегодня этой девочке? Как стыдно! Что она может подумать обо мне? Я пытаюсь купить её, или купил уже?".
   От жуткого стыда он почти застонал:
   - Мне ужасно стыдно за всё!
   Тихо сказал:
   - Прости меня!
   Варя легла рядом. Шум ночного города ушел, слышен был плеск набегавших волн. Варя смотрела вверх, Андрей увидел как в её темных глазах отражаются звезды.
   - Андрей! Никогда не проси прощения! - Варя улыбнулась. - Ты можешь рассердить меня, но никогда мне не будет стыдно за тебя! Я утром почувствовала, что сегодня день будет особенный. Мне всё очень понравилось! Икра понравилась, наш танец и этот алмазик!
   Вздохнула и, удивляясь своей смелости, сказала:
   - Мне нравится, как ты на меня смотришь, как трогаешь меня...
   Почти поняв, о чём он просил прощения, воскликнула:
   - Ты не купил меня! Я не продаюсь! С другим я бы и икринки не съела, и не то, что бриллиант - камешек с пляжа не взяла!
   Андрей был оглушен этим неожиданным признанием. Они лежали и смотрели на ночное небо.
   Варя нашла ладонь Андрея и прижала к бедру.
   - Расскажи о своей маме.
   - Мою маму, Варвару Гавриловну Данилину, после окончания института послали работать на остров Муйнак в Аральском море. Она была учительницей русского языка.
   - Мы с твоей мамой тёзки, - прошептала Варя.
   - Там мама встретила моего отца. Они полюбили друг друга. В пятьдесят четвертом его арестовали. Сталина уже не было, но аресты ещё продолжались. В тюрьме он умер. Сердце не выдержало. Он погиб, когда мама носила меня в животе. Она была совсем одна, и сама чуть не умерла. Её спас друг отца. Его в сорок четвертом вышвырнули с фронта и сослали. Друг отца - Санджи Гаряев. Калмык. Усыновил меня. Дал отчество, но фамилию оставил мамину. Не захотел свою фамилию дать. Он же калмык - враг народа.
   Варя хотела что-то спросить, но Андрей опередил её:
   - Тут, Варя, много специальных терминов, всяких историй, катаклизмов, случившихся с нашей с тобой Родиной. Если я всё буду рассказывать, то не закончу до утра... Мой отец - Санджи Гаряев и останется им, пока я живу! Я очень любил его! Вот поэтому у меня, русского, калмыцкое отчество! Согрешил я перед отцом! Для телевидения придумал себе русское отчество, чтобы вопросов не задавали. В жизни меня все знают с настоящим.
   - Они живы, папа с мамой?
   - Умерли. Отец раньше, мама четыре года назад. Детей у них не было. Я единственный.
   - А ты можешь рассказать о своих родителях? - Андрей повернулся к Варе. - Кто они?
   - Не знаю я своего отца! Понял? - неожиданно грубо ответила Варя. - У меня, как и у тебя, - один зачал, другой фамилию дал... Мама ничего не говорит. Только ничего не спрашивай! Умоляю!
   - И про маму?
   - Что про маму? Что про маму? - Варя прижалась лицом к груди Андрея. - Уехала в Германию. Хочет замуж выйти за немца! Меня зовёт, приглашение прислала. Что я там буду делать? Немцев рожать?
   Андрей стал гладить тяжелый шёлк её волос.
   - Когда я служил в армии, моя мама каждый вечер ставила чайник на плиту. Все два года! Мы с ней любили чаевничать. Ей казалось, что я в любой момент могу появиться... Пришел через два года, стал целовать её, а она отворачиваться стала. Не любила свои чувства показывать.
   - Дурак вы! - Варя быстро зашептала в ухо Андрея. - Не хочу в Германию! Я тебя люблю!
   Губы были со вкусом молока и шоколада. Целоваться Варя не умела. Твёрдая, неожиданно полная грудь задрожала под его ладонью. Потеряв контроль над собой, он положил руку на бедро и стал поднимать подол юбки.
   - Варя... Варенька... - шептали губы, а рука становилась настойчивей.
   Из глаз посыпались искры, когда её маленькая ладонь сильно заехала по щеке. Еврейские ругательства сыпались скороговоркой и улетели вместе с Варей, убегающей в ночь по пляжу солёного моря.
   В уши ударили звуки ночного города. Данилин вытащил сигарету, но курить не стал, долго смотрел туда, где небо уходило в море.
   "Ты ожидал другого? Поцелуй... Девочка призналась в любви, а ты полез под юбку. Кто ты? Всего лишь силуэт... Лучше всего и для неё, и для тебя промелькнуть мимолётной тенью и исчезнуть навсегда из этой молодой жизни! Мудак я! Завтра улечу в Москву, и она забудет обо мне. Я её не забуду!" - Данилин рухнул на гостиничную кровать и закрыл глаза.
  
  
   - Здравствуй мамочка! - прошептал он.
   Мать грустно смотрела на него.
   - Не ругай меня, пожалуйста!
   - Если мама не поругает, то кто? Жалею, что Санджи так рано ушел. Тебе мужской руки не хватает. Почему ты до сих пор один? Пятьдесят один год скоро исполнится.
   - Мне никто не нужен, мама! Мне так нужны вы с папой!
   - Почему ни разу не познакомил со своими девушками?
   - Знакомить надо с невестой. Такой ещё не было.
   - А если тебя полюбит очень хорошая девочка?
   - Всё может быть, мама. Только не вмешивайся в мою личную жизнь!
   - Ты так изменился! Не говоришь, куда уходишь, когда вернешься. У меня чайник на плите ждёт тебя. Андрюшик! Я не могу уснуть, пока ты не придёшь. После армии ты стал совсем другим. Уходил мальчишкой - вернулся мужчиной. Работа мне твоя не нравится. Вспомни командировки в Афганистан! Ничего мне не рассказывал. В газетах о тебе читала. Твоё ранение у меня полжизни отняло!
   - Мама! Это моя работа!
   - У тебя работа - у матери седые волосы, Андрюшик.
   - Меня так зовёшь только ты, мамочка.
   - Очень ты одинокий, сыночек! Я хотела нянчить внуков. Не дождалась. Пьёшь много! Я же просила не пить на моей могиле. Умоляла! Не слушаешь маму.
   - Мама! Я не мальчик! Ну, принято поминать водкой!
   - Я знаю очень хорошую девочку, которая тебя любит.
   - Не вмешивайся! Она любит меня? Я её не люблю!
   - Не забывай меня и папу. Я ухожу.
   - Куда?
   - Я же умерла, сыночек.
   - Не уходи, мама! - закричал Андрей и проснулся от своего крика. Четыре года прошло со дня смерти матери, она впервые приснилась ему.
  
  
   - VI -
  
  
   Данилин долго лежал с закрытыми глазами, и только когда замурлыкал гостиничный телефон, вспомнил, где находится. Вспомнил вчерашний день, вечер, ночь.
   "Варя не придет, - подумал, глядя на чёрный аппарат, стоящий на столике. - Не придёт и правильно сделает! Улечу сегодня в Москву. Хватит! Пошалили..."
   Телефон перестал звонить и через минуту зазвучала мелодия мобильника: "I will always love you! 20 Не буду! Приеду в Москву и забуду тебя!" Андрей нажал кнопку соединения.
   - Я уже волноваться стала! - услышал он тревожный голос. - Доброе утро, Андрей Санджиевич! Вас ждут кофе, сливки и круассаны! На том же месте.
   - Здравствуй, Варя! - Андрей откашлялся. - Здравствуй, девочка моя хорошая! Я так рад тебя слышать!
   - Водку заказывать? - в трубке послышался смех.
   - Никакой водки! Сейчас буду!
   Данилин быстро побрился, влез под холодный душ и уже в лифте причесал волосы. Улыбка не сходила с лица.
   Перед входом в ресторан Данилин остановился: "Эх! Разогнался, как мальчишка на первое свидание. Что говорить будем? Ладно. Она мне очень нравится, а остальное придумаем".
   Варя сидела за тем же столом, на месте Игнатова. Увидев Андрея, встала. На ней были бежевые брюки, розовая майка облегала грудь. Майка была короткой и открывала полоску живота.
   - Ну, маниш ма? - нахмурив брови, спросил Андрей.
   Варя непонимающе посмотрела и, мгновение спустя, ответила:
   - Беседер! - потом рассмеялась. - Вы знаете иврит?
   - Нет, нет! Шутка! - весело улыбнулся Андрей. - Это всё, что я знаю!
   В чашках дымился кофе. Варя разрезала круассан, намазала половинки маслом и положила сверху джем.
   Андрей посмотрел ей в глаза. Варя встретила его внимательный взгляд и улыбнулась. Он виновато произнес:
   - Я кушать совсем не хочу.
   - И мне не хочется. Я не стала заказывать ещё что-нибудь, пока ты не придешь.
   Перед тем, как сказать ты, она сделала паузу.
   Он кинул быстрый взгляд на полоску живота между майкой и брюками и смутился, как нашкодивший мальчишка...
   - Я умею читать мысли... - Варя лукаво улыбнулась. - У тебя есть одно ужасное желание!
   Андрей втянул голову в плечи. Варя продолжила:
   - Боюсь, что оно невыполнимо. Только не сердись!
   Данилин ничего не понимал:
   - Какое у меня желание?
   - Тебе очень хочется прикоснуться к моему животу рукой, - Варя рассмеялась, быстро оглянулась и придвинулась к Андрею. - Так уж и быть. Один раз можешь потрогать.
   Заколотилось сердце. "Что ты со мной делаешь!" - подумал он про себя, ощутив ладонью прохладную кожу.
   Удивляясь своей смелости, Варя вспомнила ночь на пляже и покраснела...
   Данилин съел половинку круассана, допил кофе и закурил. Она, не глядя на него, спросила:
   - Чем мы сегодня занимаемся?
   - Гарик приехал?
   - Да, он на стоянке. Я приглашала его на завтрак, но он отказался. Просил аппетит не портить. У него для нас какой-то сюрприз. Оператор тоже отказался. Сказал, что подойдёт к машине.
   - Поедем, Варя, в Иерусалим. Виталий там поснимает, а мы с тобой просто погуляем.
   - Я надела кулон, - Варя наклонилась к Андрею и на ухо стала шептать, будто боясь, что кто-нибудь подслушает. - Говорят, что по утрам бриллианты не носят, но это всего на два дня, и мне не хочется снимать. Ты не против?
   - Я не против, - Андрей улыбнулся и тоже на ухо сказал, - мне только не хочется топить его в море!
   Глаза Вари были рядом. Появилось жгучее желание прикоснуться к ним губами.
   Когда шли через холл гостиницы, Андрей взял руку девушки, почувствовав лёгкое сопротивление, сжал чуть крепче и не отпускал, пока не подошли к машине.
   Гарик продемонстрировал силу рукопожатия, а Варю нежно дёрнул за мочку уха:
   - Надеюсь, не завтракали? Мне моя супруга на весь день харчи наготовила. На всех хватит! Не люблю по столовкам и кафе питаться. Куда будем путь держать?
   - Решили мы с Варей поехать в Иерусалим. Работы сегодня не будет. Далеко ехать?
   - Здесь всё рядом. Страна маленькая.
   - Подождём оператора и поедем.
   Рядом со стоянкой росли пальмы. Варя стояла возле самой большой.
   - Какая красивая! - Андрей посмотрел вверх. - А я наш лес люблю! Особенно осенний. Люблю клёны после первых холодов. Удивительная красота! Вчера еще зелёные были, а утром смотришь - листья красные, желтые, оранжевые. Дерево светится! Потом листья опадают, и уже на земле - разноцветный ковёр.
   - Я никогда не была в России, - сказала грустно Варя. - Так хочется побывать!
   - Почему не съездишь? Это сейчас не проблема.
   - У нас с мамой есть маленькие проблемы... - Варе стыдно было признаться, что у неё нет денег на такую поездку, а мама не даёт, потому что не хочет, чтобы дочь поехала в Москву.
   Данилин не стал дальше расспрашивать, чувствуя, что Варе будет неприятно. Показалось, что дело тут не в деньгах...
   Подошел оператор с камерой в руках. На Данилина он уже не обижался, потому что познакомился с очаровательной девушкой, родом из Киева. Они вчера весело провели время и была надежда, что сегодня может произойти то, чего так хотел Виталий...
   - Будем сегодня работать? Свет брать?
   - Свет не нужен. Завтра будет работа. Сейчас поедем в Иерусалим.
   Варя и Данилин стояли у пальмы, и Виталий профессиональным взглядом оператора быстро оценил:
   - Красивая пара! Хорошо смотритесь вдвоём! Жаль, фотоаппарата нет! Я вас своей камерой сниму, прогоню стоп-кадр через "комп" и сделаю отпечатки.
   - Улыбайтесь! - Виталий поднял камеру.
   Варя взглянула на Андрея, посмотрела в объектив и немного напряглась, когда его рука легла ей на плечо, наклонила голову и улыбнулась. Он ощутил запах молодости, чистоты и тонкий аромат парфюма.
   - Есть! Снял! Без брака... - Виталий ехидно улыбнулся, глядя на Данилина, похлопал по стволу пальмы.
   - Я эти места впервые увидел в программе Игнатова. Шикарные передачи делал он на двадцать первом канале! Почему он перестал их делать и перешел к нам? Сейчас там пытаются сделать аналог, но такая муть получается!
   - Всё очень просто, - Данилин бросил взгляд на Варю. - Канал бюджетный. Начальники решили ликвидировать собственное производство. Нерентабельно, видите ли...
   - Сейчас им всё частные компании делают, кроме новостей, - Виталий удивился. - У них дешевле?
   Данилину не хотелось говорить об этом при Варе, но горечь от той аферы, свидетелем которой он был, всё ещё сидела. Многие его приятели потеряли работу.
   - Сколько ты на телевидении? Шесть лет? Знаешь такое слово - откат? Тогда должен знать, что случилось.
   Виталий положил камеру на переднее сидение, обернулся:
   - Причём тут Михаил?
   - Игнатов не причём. Дело не в конкретном Мише. Делал свои программы Михаил на бюджетные деньги. Себестоимость копеечная. Что с него слупишь? Закрывают... Заказывают у частной телекомпании такую же. Приходит хозяин частного ТВ к руководству канала. Его спрашивают: "Сколько ваша программа будет стоить? - Не меньше четырёх кусков. (Цифру я условную называю). Берём! Половину стоимости, а может и больше, вернёшь нам в конверте". Просто - как вареное яйцо. А что с Мишки взять? Какая от него выгода?
   - Об этом никто не знает?
   - Это, мой юный друг, как на таможне, не будешь участвовать - вышибут, но могут и прихлопнуть... Первый директор канала, что придумал всё это, через год слинял. Сейчас здесь, в Израиле. В евреи записался, хотя чистокровный русак. Второй и третий долго не задержались. Сами ушли, от греха подальше, Четвёртый дольше всех просидел. Жадный был. Сняли. Сегодняшний пытается навести порядок.
   - Получится у него?
   - Не знаю, Виталий. Слава богу, мы с тобой на 21-м не работаем!
   Варю, слушавшую разговор, поразило спокойствие, с которым они говорили.
   - Это у вас так делается?
   - "Капитализьм", будь он неладен! - Данилин засмеялся. - Капитализм по-русски... Поэтому Михаил Евгеньевич и ушел с того канала. Да что мы всё о весёлом? Давайте о грустном поговорим! Поехали, Гарик!
   Тяжелая машина летела по скоростному шоссе Тель-Авив - Иерусалим. Вдоль трассы стояли апельсиновые деревья. Был октябрь. Сквозь зелёные листья уже желтели плоды.
   Варя посмотрела на Андрея.
   - Почему ты меня всегда сажаешь на это место?
   - Это самое безопасное место в машине! - обернулся оператор. - За спиной водителя. Так, Гарик?
   Данилин погладил стекло, похлопал по двери:
   - Бронированная?
   - Бронированная, - Гарик кинул взгляд на Андрея. - Автоматную пулю выдержит!
   - Откуда на корпункте броневик?
   Гарик улыбнулся:
   - Это наследство от Мишиного предшественника, поэта... У нас, в полиции, чин большой есть. Родом из Одессы. Музыку пишет. Местное жульё его больше арабов боится. Наш поэт ему несколько стишков подарил. Приличные песни получились! Вместо гонорара этот генерал дал нам авто во временное пользование. Горючего много жрет, а так хорошая машина! Сейчас будем привал делать. С утра ничего не ел. Моя супруга, Софа - так её родители зовут, готовит, вам скажу! Я её Соней зову. Моя Софья Абрамовна лучше всяких ресторанов!
   Виталий посмотрел на водителя:
   - Ты русский?
   - Русский. Из Рязани. А именем я своему бате обязан. Он немного с закидонами... Старшего брата Леопольдом назвал. Я русский, Иванов Гарик. С буквой "К" на конце. Соня - еврейка. Тоже из Рязани. Там и поженились.
   Гарик поймал взгляд Данилина в зеркале:
   - Ты представить не можешь, как долго мне пришлось поработать, чтобы Соня за меня пошла! Она меня любила, но родители её очень сопротивлялись. Не потому, что я русский. Лично против меня они ничего не имели. Боялись дочку потерять насовсем.
   Удивился Виталий, и Варя не поняла смысл сказанного. Андрей не удивлялся. Он знал, о чём сейчас расскажет этот сильный, белобрысый парень. Гарик посмотрел на оператора:
   - Они решили сюда намылиться и боялись, что дочка останется. Единственное дитя! В те времена, если евреи уезжали, то всё! Навсегда! На всю жизнь! Рвали по-живому, коммуняки! Трагедия! Я от Сони с ума схожу, прямо-таки плачу, не знаю, что делать. Я в Рязанском училище ВДВ служил. Прапорщик. Красавец! Ордена и медали на широкой груди, а тут, как солдат-первогодок, не знаю, что делать. Честное слово! - Гарик обернулся к Варе. - Вот как бывает из-за вас, девчата!
   Гарик, не отрывая взгляда от дороги, достал бутылку с водой и жадно сделал несколько глотков, опять посмотрел в зеркало на Андрея:
   - Как я с Соней познакомился - это сказка! Иду по парку, смотрю, сидит красивая, худенькая девушка и читает книгу. Сел я рядом и спрашиваю: "Что вы читаете?" Спросил и боюсь, что она меня сейчас погонит... Она посмотрела на меня и говорит: "Джерома Сэлинджера". Я эту фамилию на всю жизнь запомнил! Читаю, она говорит, "Над пропастью во ржи". Вам нравится этот писатель? Я в военной форме, голубой берет на башке - балбес отчаянный! Она смотрит на меня так внимательно и так...
   Гарик сглотнул слюну и замолчал. В салоне было тихо. Все ждали продолжения рассказа.
   - Она подумала, что я читал, и спрашивала моё мнение. Потом Соня мне сказала, что я ей понравился. Это не объяснишь, когда человек тебе нравится, почему? К этому времени я уже два Афгана прошел. Она, Соня, так меня зацепила, что в ту минуту я любого, кто косо посмотрел бы на неё, разорвал! Сколько я книг прочитал с тех пор, представить не можете! Ужас! В общем, я решил поехать с Сонечкой в Израиль! К тому времени я из армии ушел, а Горбач границу открыл. Так я здесь оказался. Моя Софья Абрамовна, Софа, Сонечка - красавица! Самая красивая в Рязани и Тель-Авиве! Немного поправилась... А что делать? Четырёх родила! Все парни! Два чернявых, два белобрысых. Ей Богу!
   - Вот тебе и сюжет, - Данилин посмотрел на Варю. - Сделай для моей программы.
   - Про нас? Не надо. Я камеры боюсь, - Гарик обернулся. - Кури, Андрей! Придётся тебе, Варя, потерпеть! Видишь, парень мучается... - Внимательно посмотрел вперёд. - Сейчас приедем.
   Машина шла в потоке других автомобилей и иногда, завывая сиреной, их обгоняли военные джипы. Гарик проводил взглядом очередной военный кортеж:
   - Мои пацаны, когда вырастут, в спецназ пойдут служить, как их отец.
   Ты в Афгане был? Лицо мне твоё знакомо. Я тебя там должен был видеть. Точно! Я чувствую тех, кто там был. Наград у меня за Афган много, чего скрывать. Не поверите - ни одной царапины! Да... Насмотрелся я там всякого... Рассказал бы, но при девушке не положено.
   Машина замедлила ход, покачиваясь, съехала с трассы и остановилась у небольшой рощицы. Гарик улыбнулся.
   - Вот оно, моё место! Всегда здесь останавливаюсь. Попейте водички пока, покурите. Вон там кусты. С дороги не видать, если что...
   Гарик открыл багажник, достал большую плотную ткань и расстелил на сухой, каменистой земле. Появились свёртки, пакеты, бутылки, чашки и большой металлический термос.
   - Садитесь, ребята! Варя, подожди! У тебя штаны светлые, тебе отдельно постелю.
   Андрей сел первым и протянул руку Варе. Она села и тут же вскочила.
   - Совсем забыла!
   Достала из машины пакет, села рядом с Андреем и вытащила белый, мужской пуловер, с сине-красной окантовкой по треугольному вырезу, набросила за спину и завязала рукава на груди.
   - Нравится? - внимательно посмотрела на Андрея, поправила узел, и дотронулась до алмаза, лежащего на груди. - Это мой подарок!
   Еды было много - разной и очень вкусной. После трапезы Гарик всем лил на руки воду, чтобы смыть остатки жира и соусов на пальцах, а потом все с наслаждением пили густой, черный чай с ароматом трав.
   На шоссе остановились два полицейских джипа. Хрустя резиной по камням, один подъехал ближе. Вылезли полицейские и направили короткие стволы автоматов на сидящих. Один из них спросил что-то на иврите.
   Гарик поднялся и стал медленно отвечать, но его остановила Варя. Она подошла к полицейским и, весело улыбаясь, быстро заговорила, показывая рукой на Андрея и Виталия. Полицейский хлопнул себя по каске и заговорил на русском языке.
   - Я так сразу и подумал, кто, кроме русских, утром может пикник устроить... - Полицейский рассмеялся. - Из Москвы? Москали? Я из Черновиц. Слышали о таком городе?
   - Из Черновцов? - Данилин встал и с любопытством посмотрел на полицейского. - Я там в армии служил, в погранвойсках.
   Офицер снял каску. Вид перестал быть воинственным.
   - В погранотряде? Земляк значит! Да... Черновцы! Маленький Париж!
   Андрей достал сигареты, и они закурили вдвоём:
   - Был Париж, пока вы не уехали...
   - Это точно! - офицер горестно вздохнул. - Летал я туда в прошлом году. Жалкое зрелище... Гуцулы понаехали. Пропадает город!
   - Жалко, говоришь? Уезжать не надо было!
   Полицейский хотел ответить, но щелкнуло переговорное устройство и послышался повелительный голос. Офицер ответил и огорченно сказал:
   - Надо ехать. Жаль, не поговорили! Есть, что вспомнить. Ладно. Если что, - посмотрел на Варю, - телефон есть, куда звонить знаете. Костры не разводить, пить в меру...
   Чай ещё не остыл, но Андрею пить уже не хотелось. Гарик сидел на корточках и пересыпал сухую землю и камешки.
   - Сухая земля. Сплошной камень. На юге вообще пустыня. Сколько же крови пролито за неё! Сколько хороших ребят голову сложили! Вот что значит - родная земля!
   Андрей вдавил окурок в пыль. В Москве, за тысячи километров отсюда, он совсем по-другому оценивал всё, что здесь происходило. Соприкоснувшись с уже совсем не чужим ему миром, он стал думать иначе.
   Впервые с того мгновения, когда они встретились в аэропорту, Варя увидела чужой и суровый взгляд. Почти прочитав мысли Андрея, она неожиданно положила ему руку на плечо и прижалась грудью.
   Гарик попросил сигарету и, неумело пуская дым, спокойно сказал:
   - Если что случится, я за Соню, парней моих глотки повырываю, чуркам этим! В Афгане, на чужой земле, не по своей воле, ух, как много, чего сделал! Крови на мне много. Эта земля мне такая же родная, как и моя, рязанская. Убивать я умею.
   От этих слов, сказанных так спокойно, у всех пошли мурашки по телу. Андрей молча похлопал Гарика по плечу.
   В салоне машины было прохладно и тихо. После вкусной и сытной трапезы все немного осоловели. Появилось желание задремать. Гарик включил автомагнитолу и стал нажимать кнопки настройки:
   - Хочу одну песню дать вам послушать. Жалко у меня кассеты нет, но её по радио часто гоняют. Вот песня! Я бы её гимном Израиля сделал! Слова точно не помню, я в их языке слабоват ещё. Песню эту Иосиф Краснов пел когда-то в Афгане. В восемьдесят пятом... В горах. Так пел, что половина Афгана слышала. Вот было дело! Его духи чуть в плен не взяли. Наш батальон не дал! Я взводом командовал. Лейтенанта убили, меня вместо него назначили.
   Андрей посмотрел на Варю, потом схватил Гарика за плечо:
   - Ты был там?
   - Нет, я внизу был, а Краснов наверху. Нас послали Иосифа отбивать. На сопке наш блок-пост. Краснов с каким-то чумовым журналистом прилетели к ним и попали в переделку.
   - Ты был внизу? Как ваш батальон прозвали?
   - Банда бритоголовых. Наш Батя голову наголо стриг, ну и мы все.
   - Точно, банда бритоголовых! - Андрей закричал так громко, что вздрогнули и Варя, и Виталий.
   - Это я - чумовой журналист! Я с Красновым был наверху!
   Завизжали тормоза, и машина резко остановилась. Ехавший сзади автомобиль едва не врезался в них. Водитель сердито прокричал и покрутил пальцем у виска.
   - Андрюха! - Гарик развернулся и, стиснув руки Данилина, тоже стал кричать. - Ты был там? Ничего себе! Вот встреча! Вас могли вырезать, если бы не наш батальон! Генерал знал, кого послать! Варя! Я твоего парня спас! А он сидит себе сзади и молчит... Ну, Андрюха!
   Варя притронулась ладонью к груди Андрея и опять почувствовала сквозь тонкую ткань маленький рубец.
   - Там тебя ранили?
   - Там, там, Варька! Их потом на вертушке вывезли, а мы пёхом пошли назад двадцать один километр. Верите, мы ночью эти километры за полтора часа добежали, в полной выкладке! Весь батальон ордена получил! Вот как судьба свела...
   Машина тронулась и, набрав скорость, влилась в общий поток. Гарик внимательно смотрел вперёд и радостно восклицал:
   - Ну, надо же! Вернёмся в Тель-Авив, и по сто грамм. Какие сто! Литрусю раздавим!
   Варя вспомнила вчерашний, нечаянно подслушанный рассказ Андрея. Подумала - смерть всегда ходит рядом.
   Автомобиль въехал в пригороды Иерусалима, Андрей крутил головой по сторонам. Сидели молча.
   Тишину нарушил Виталий.
   - Не надо было лезть в Афганистан. Что мы там забыли? Столько людей потеряли! Политики чудят, а народ отдувается.
   Гарик пробурчал:
   - Ты там не был. Не тебе судить о том, что мы там искали...
   Так же спокойно Виталий продолжил:
   - Политики во всём виноваты. Мы едем по Израилю. Тихо. Тихо, а потом бац - и взрыв! Кто виноват? Политики. Отдайте арабам их земли, и они успокоятся. Хамас надо признать. Его, всё-таки, народ выбрал. Переговоры надо вести, помириться.
   Андрей и Гарик не успели ответить, потому что первой заговорила Варя. Она больно сжала руку Андрея, лежащую на её колене:
   - Ты живёшь в Москве, я в Израиле. В России тоже были теракты. Мы знаем, что это такое. Смерть всегда ходит рядом. Мы живём, постоянно ощущая эту близость. Я видела смерть. Но мы были военными. Когда на тебе военная форма - это не так страшно. Страшно, когда гибнут мирные, ни в чём не повинные люди! Хамас - это смерть, которая всегда рядом! Эти люди считают, наверно, что убивают во имя справедливости, во имя свободы. Они решают за нас - жить нам, или быть разорванными на кусочки. Какая это справедливость, когда погибают дети? Ты можешь оправдать этих смертников? Смерть мирных людей - не война!
   Андрей, чувствуя, как волнуется девушка, нежно поцеловал её в висок. Чтобы скрыть слёзы, Варя уткнулась ему в плечо. Машина заехала на стоянку, но никто не стал выходить.
   - В своих передачах вы говорили то же самое и про Хамас, и о взаимной ответственности, и всё такое... - Виталий посмотрел на Варю, перевёл взгляд на Данилина. - Что изменилось?
   Данилину захотелось дать по шее этому смазливому пареньку, но вместо этого негромко произнес:
   - Я говорил так в Москве. Эта девочка живёт здесь. Посмотри на неё - она тебе очень нравится. Посмотри вокруг - там живые люди. Мы с тобой среди живых людей. Завтра их могут убить! Поэтому я считаю, что тех, кто посылает полоумных уродов с пластитом на смерть, надо убивать! Тех, кто оправдывает террор, тоже надо убивать! Вот так я думаю сейчас и говорю! Вот и всё! И помалкивай о том, чего не понимаешь! Твоё дело взять баланс, навести трубу и снимать. Мы с Варей пойдем кое-куда, а ты поснимай город. Больше людей снимай, лица. Мне это понадобится.
   Данилин вышел из машины и подал руку Варе:
   - Гарик! Можешь походить с ним? Заблудится или найдет приключений на свою худую... - Андрей проглотил последнее слово.
   - Есть, командир! - Гарик понял и улыбнулся. - Где встретимся?
   Варя взглянула вдоль улицы, стараясь узнать место, где стояла машина.
   - Помните кафе, где сухумский кофе варят? Недалеко от Стены Плача?
   - Сухумский? Помню, конечно!
   - Там и встретимся, - Варя посмотрела на Данилина. - Когда?
   - Через два часа.
   Варя взяла Андрея под руку, и они смешались с толпой. Чувствуя приятную тяжесть её руки и лёгкое касание бедра, удивился: "Тебе уже пятьдесят один, а ты впервые ведёшь под руку женщину... Никогда этого не делал..."
   Глядя под ноги, с виноватой интонацией Варя сказала:
   - Неудобно перед Виталиком. Обиделся, наверно. Не надо было так говорить. Неловко как-то.
   - Молодец, девочка! Так и надо! Сейчас ты молодая - говори, что думаешь! Правду говорить нелегко... Когда-нибудь ты постареешь и научишься скрывать свои мысли. Это не очень хорошо, но такова жизнь...
   Варя облегчённо вздохнула. Старость была так далеко, что и думать об этом не хотелось.
   - Куда идём? Ты о каких-то делах сказал.
   - Нет у нас никаких дел! - Данилин оглянулся и прошептал на ухо: - Будем просто гулять. Я этого очень хочу - вот так просто гулять с тобой!
   У Вари появилось необъяснимое желание поцеловать Андрея. Она положила руки на плечи, привстала на носках, мельком подумала: "Он старше на тридцать лет. Это много?" - Ответа найти не смогла. Варя закрыла глаза...
   За спиной Данилина раздался пронзительный детский крик.
   - Андрей Санджиевич!
   Почти привыкнув к телевизионному отчеству - Сергеевич - сначала не понял, что зовут его.
   На Андрея налетела девчушка лет одиннадцати и, подпрыгнув, обхватила руками шею, ногами обвила талию.
   - Дядя Андрей! Родненький дядя Андрей!
   Подбежала молодая, невысокая женщина и быстро заговорила:
   - Это мы! Это мы, Андрей Санджиевич! Не помните? Это мы, Окуленки! Это Ира, моя дочь. Она вас узнала.
   Полгода назад, Марина, редактор его программ, положила ему на стол снимок - огромные глаза на исхудавшем лице. Недетская боль кричала с фотографии. Девочка умирала. Нужна была срочная и очень дорогая операция, и сделать её могли только в Израиле.
   Сейчас перед ним стояла та девочка, такая весёлая и такая хорошенькая! Она держала его за руку и смотрела снизу вверх.
   - Здравствуй, Ирка! - Данилин присел. - Здравствуй, Ирина Анатольевна! Как ты, малышка?
   Девочка радостно улыбнулась, и в глазах её Андрей увидел такое счастье, что защемило сердце.
   - Я уже поправилась! Скоро совсем здоровой стану!
  
  
   Полгода назад Андрей показал в своей программе фотографии Иры и других детей, кому срочно требовалась помощь. Редакцию накрыл шквал звонков. Девочке Ире операцию решил оплатить сам Андрей, но позвонил Петр Капустин. Король угля и стали, как называли его в газетах, детдомовец и сын неизвестных родителей, дикий фанат футбола и владелец лучшего футбольного клуба Европы, позвонил Данилину на мобильник, номер которого знали всего несколько человек.
   Негромкий, слегка запинающийся голос прозвучал из трубки:
   - Мой самолёт сейчас садится в Домодедово. У девочки все документы собраны? Как их найти? Могу сказать, что от тебя? Полечу с ними в Израиль. Ни о чём не беспокойся! Визы организую. В воскресенье играем против Никиты. Бутсы не забудь!
   Данилин приехал в аэропорт проводить их. Девочку несли на носилках. Он погладил её по голове:
   - Крепись, Ира! Крепись, девочка! Всё будет хорошо. Я обещаю!
  
  
   Сейчас они стояли на улочке Иерусалима и держали Андрея за руки.
   - Нам вчера Пётр Константинович звонил. Капустин. Спасибо огромное ему и вам, Андрей Санджиевич! Я молюсь за вас! - женщина поцеловала руку Данилина.
   - Ну, что вы, Алла! - он вспомнил имя. - Что вы! Пустяки...
   - Жизнь человека не пустяки! - строго сказала Алла. - Вы спасли две жизни! Если бы что с Ирой... Мы сейчас в Вифлеем едем с нашими паломниками. Хочу свечи поставить в храме, где Христос родился. Мы пойдём. Такая радость, что мы встретили вас! - Окуленко посмотрела на Варю. - Счастья вам и вашей девушке!
   Варя поразилась этой неожиданной встрече и тому, как краешком задела её судьба чужой женщины и ребёнка, проводила взглядом и, не глядя на Андрея, тихо сказала:
   - А ещё твой оператор сказал, что ты..., что тебя все боятся, что ты можешь... Что ты управляешь судьбами людей. Он сказал, что ты страшный человек. Это не так! Я вижу!
   - Нет хороших, нет плохих, - грустно произнёс Андрей. - Всё перемешано... И я не знаю, как в этом разобраться. Я не знаю, кто я! За эти сутки ты смогла меня понять?
   Глаза её весело засияли.
   - Не-а!
   - А я понял. Ты рвёшь мне сердце! Ты прекрасна, как солнышко на весеннем небе, и я боюсь ослепнуть, глядя на тебя!
   - Не боишься, что назовут тебя Меджнуном?
   - Боюсь! На самом деле, ты некрасивая, маленькая, и ноги у тебя кривые...
   Варя непроизвольно посмотрела вниз, провела руками по бедрам и засмеялась.
   - Неправда! Они у меня стройные! Знаешь, меня почему-то мужчины боятся. Не правильно сказала. Опасаются.
   - Боятся, потому что ты красивая очень!
   - Почему ты не боишься?
   - Единственное, чего я боюсь, что ты сейчас, как фея из сказки, растворишься в воздухе! Поэтому дай мне руку и я буду крепко держать тебя!
   Андрей положил ей руку на плечо, Варя обняла его за талию и они пошли по узкой улочке.
   - Как же так? - пробурчал Андрей. - Появилась, разбила мне сердце, и исчезнешь?
   Варя незаметно подняла левую руку и поцеловала золотой ободок на безымянном пальце.
   Кафе было маленьким, и несколько столов расположились на тротуаре. Официант принес воду и колу для Вари. Данилин подождал, когда девушка напьется, потом спросил:
   - Это здесь сухумский кофе варят? Почему сухумский?
   - Здесь работает старичок, грузин. - Варя посмотрела в открытую дверь кафе. - Говорит, что всю жизнь варил кофе на набережной Сухуми. Лучший кофе в Абхазии. Многие москвичи знают его и приходят сюда. Я слышала, что он уехал из-за войны. Там была война?
   - Да, была, - Андрей ответил коротко, потому что не хотелось говорить об этом.
   - Кофе, в самом деле, очень вкусный. Закажем?
   - Христос в Вифлееме родился?
   - Да. На этом месте храм Рождества. Ты не знал? - Варя внимательно посмотрела на Данилина. - Веришь в Бога?
   - Зимой был в Австралии. Есть там Большой Барьерный Риф. Ныряли мы с аквалангами. На глубине темно, но когда зажгли фонари, увидели рыб удивительных форм и расцветок. Для чего им эта красота? Не могу понять. Кто их создал такими? Может сама природа - Бог?
   Варя зачарованно слушала и видела, как волнуется Андрей, когда говорит о том, о чём она сама часто думала. Иногда ей хотелось обратиться к Богу. Но боялась. Ей казалось, что для этого у неё слишком мало веры.
   - Вчера мы лежали на пляже, - Андрей взял её теплую руку. - Помнишь?
   Варя всё помнила и смущенно отвела взгляд.
   - Мы лежали и смотрели на звезды. Миллиарды звезд! Это бесконечность или где-то всё кончается? Что космос? Мозг человека - космос! Тончайшая, серая плёнка - миллиарды клеток! Я слышу, я вижу, чувствую - и всё это тонкая плёнка? Это эволюция сделала или Бог?
   Андрей наклонился к Варе, ощутил на своём лице её тяжелые волосы и потянул носом.
   - Мне очень нравится твой запах! Мне нравятся твоё лицо, глаза, нос, рот, розовые ушки! Улечу завтра, и буду помнить тебя очень долго, может всю жизнь! Моя память от Бога?
   Официант принес две маленькие чашки кофе и холодную воду в бокалах. Андрей закурил и посмотрел вокруг себя:
   - Мы умрём, и наша плоть превратится в прах... Куда уйдёт наш разум, память? Куда уходит душа? Ещё один хороший человек сказал: "... А дальше будет фабула иная. И новым завершится эпилогом... И снова будет дождь бродить по саду, и будет пахнуть сад светло и влажно. А будет это с нами иль не с нами - по существу, не так уж важно". Многое было в моей жизни... Жили мы с мамой в нищете. Сейчас я достаточно обеспечен. Деньги зло - поэтому я люблю их тратить. Я популярен, но эта слава, как дым от сигареты, улетит в одно мгновение! Всё уходит...
   Глаза Андрея смотрели невидяще, и горькая складка появилась в уголках рта.
   - А я? - вырвалось у Вари. - Я тоже исчезну из твоей жизни, как дым?
   От волнения она стала говорить быстро:
   - Не говори так! Мне очень хорошо с тобой! У меня так ещё ни разу не было! Когда ты рядом, я ничего не боюсь! Всё кончается... Господи! Я сейчас зареву!
   Варя провела рукой по лицу, помолчала и, пытаясь скрыть дрожавшие пальцы, сжала их в кулачки:
   - Как это кончится, если мне хорошо с тобой! Даже если ты исчезнешь, улетишь завтра, в моём сердце ты навсегда! До самой смерти!
   Варя притянула голову Андрея, поцеловала в щёку, а когда он повернулся к ней, поцеловала быстро в губы.
   - Вот вы где! Целуетесь! - раздался весёлый бас Гарика.
   Вдвоём с оператором сели напротив.
   - Где были, что видели?
   - До Вифлеема сколько километров? - Андрею пришла неожиданная идея.
   - Километров двенадцать. Это арабская территория. Надо блокпосты проезжать.
   - Ерунда! На постах наши бывшие стоят, - сказал Виталий, и обернулся к официанту:
   - Please bring a glass of beer!21
   - Какие бывшие? - удивился Андрей. - Что они там делают?
   - В израильской армии служат. Нас, русских пропустят, а арабам наплевать, кто к ним едет. Можно съездить, поснимать.
   - Хочу свечу поставить в церкви, где Иисус родился, - Данилин посмотрел на Варю. - В память о маме. Она мне сегодня ночью приснилась.
   - В Вифлеем, конечно, можно, - буркнул Гарик, - риск есть. Варе нельзя!
   - Ты чего, Гарик? - воскликнул оператор. - Она на еврейку не похожа! Скажем, русская. Поехали, Андрей! Посмотрите на Варю! У неё зеленые глаза, а у евреек карие или черные!
   Андрей взглянул на Варю. Всё это время её глаза казались ему темными до черноты, но сейчас, освещенные солнцем, они были густого зеленого цвета, с черными точками зрачков.
   - Я поеду с вами! С тобой, Андрей! - Варя обвела взглядом мужчин. - Я поеду с вами! Я не боюсь! Но сначала, Андрей, я поведу тебя в одно место... Мы вдвоем!
   - Идите, ребята! - Гарик вздохнул. - Мы в машине будем.
   Подождав, когда отойдут мужчины, Андрей посмотрел на Варю.
   - Мы пойдём к Стене Плача! Там наши разговаривают с Богом.
   - Другим можно?
   - Конечно, можно! - Варя улыбнулась. - Бог один для всех! Нет бога отдельно для евреев, отдельно для русских или арабов. Это наш общий Бог!
   Стена Плача была рядом. Огромные камни, сложенные друг на друга, уходили вверх. Тысячи лет пролетели над Землёй, в прах превратились люди, построившие этот храм. Камни остались, напоминая всей своей мощью сегодняшним людям, что они не первые, что до них сотни поколений жили и умирали на этой земле!
   - Видишь между камнями листки бумаги? Это просьбы к Богу. Есть на чем писать?
   Данилин достал блокнот, вырвал два листа.
   - Если у тебя есть просьбы к Богу, то напиши и воткни между камнями.
   - Он выполнит?
   - Не знаю. Я это делаю впервые.
   Андрей взглянул на чистый лист. Подумал: "Не буду ничего писать! Если ты есть, то хочу, чтобы знал, я люблю эту девушку!"
   Подошла Варя, взяла под руку, потом повернулась к стене и поклонилась.
  
   - VII -
  
   В храме было светло и жарко от множества горящих свечей, Данилин, прожив пятьдесят один год, впервые оказался внутри храма. Он немного подсмеивался над матерью, когда она, года два до смерти, стала регулярно ходить на службы.
   Андрей стоял и не знал, что делать. Увидев невысокого священника в черной рясе, подошел нему.
   - Простите, святой отец!
   Священник остановился, Трудно было определить возраст, но глаза выдавали молодость. Он внимательно посмотрел на Андрея:
   - Вы из России?
   - Из Москвы.
   - У нас, православных, принято говорить батюшка. Святой отец - это у других. Ко мне можно обращаться - отец Серафим.
   - Простите, отец Серафим! Я впервые в церкви. Помогите! Я хотел поставить свечи за упокой и за здравие.
   Священник подвёл Данилина к распятию.
   - Здесь можете поставить свечу за упокой. Человек, кого вы поминаете, - крещённый?
   - Мама. Её помянуть хочу. Она была крещённой! Можно?
   - Конечно можно. А за здравие?
   Андрей подумал о Варе.
   - Я не знаю, крещённая она, или нет. Это девушка. Она - еврейка.
   Отец Серафим понимающе кивнул.
   - В этом случае просто постойте у иконы, вот у этой, слева. Это Пресвятая Богородица.
   - Мать Иисуса?
   Священник улыбнулся.
   - Я вас оставлю, а вы побудьте здесь. Постойте, подумайте. Просто подумайте.
   Взгляд батюшки был спокойным, но какая-то сила шла из глаз, и Данилину стало не по себе.
   - Вернётесь в Москву - зайдите в храм. Душа ваша в поиске. У вас есть вопросы, а ответов нет. Поблизости от вашего дома есть храм?
   - Да. В Воронцовском парке, в Черёмушках.
   - Знаю. Храм Святой Троицы Живоначальной. Настоятель там протоиерей отец Сергий. Попросите его побеседовать с вами.
   Священник, не спеша, удалился в глубь храма. Данилин не придал особого значения словам отца Серафима.
   - Я для себя ничего не прошу.
   Стоя у распятия, он тихо произнес:
   - Прости меня, мама! Я тебя помню всегда! Мне очень не хватает тебя, мамочка!
   У иконы, на которой была запечатлена грустная женщина, нежно прижимавшая к себе младенца, прошептал:
   - Пресвятая Богородица! Дай счастья Варе!
   После полумрака церкви его ослепил яркий, солнечный свет. Андрей вздохнул и улыбнулся.
  
  
   - Сдаётся мне, что мы заблудились... - сказал Гарик, - едем не в ту сторону.
   Машина еле протискивалась по узким улочкам. Андрей тронул Гарика за плечо.
   - Притормози. Вон магазин! Пойду, спрошу и заодно сигареты куплю.
   Голову продавца накрывала "арафатка". Услышав русскую речь, он расплылся в улыбке:
   - Москва! Водка! Хорошо! Будь здоров!
   На этом запас слов на русском языке закончился. На листе бумаги продавец нарисовал маршрут и долго тряс руку Андрея.
   - Горбачев! Ельцин!
   Когда Данилин вышел из магазина, в уши ударил пронзительный женский визг!
   На другой стороне улицы, прижимая собой Варю к машине, Гарик отбивался от наседавших на него четырёх небритых парней.
   Андрей часто дрался в молодости и помнил правило - сначала ударь, а потом говори, что не куришь. В армии узнал другое - застрели, а потом кричи - руки вверх!
   Сильным ударом под колени он уронил самого высокого и крепкого из нападавших. Тот полетел на спину. Схватив за курчавые, жесткие волосы, Андрей прижал голову к асфальту, и двумя резкими тычками суставом среднего пальца выбил глаза. Парень завизжал, прижимая руки к лицу. Обернулись другие.
   Гарик крикнул:
   - Это арабы! Им Варя нужна!
   Данилин увидел за стеклом испуганного оператора, прижимавшего к груди камеру.
   - Виталий! Сажай Варю в машину!
   - Он дверь заблокировал! - прохрипел Гарик.
   Один из арабов поднял руку с ножом и, с ненавистью глядя на Андрея, сделал выпад. Андрей, слегка отклонившись, отбил удар, схватил кулак с ножом, присел, быстро повернулся спиной и, через плечо, сломал руку в суставе.
   Нож упал на асфальт. Андрей поднял его и бросился к третьему. Узкий клинок проткнул мышцы правой руки, второй раз вошел в мякоть левой.
   На спину прыгнул четвёртый араб, пытаясь одной рукой обхватить шею, другой схватить за лицо.
   - Гарик! В машину! Я справлюсь!
   Данилин перехватил нож, правой рукой схватил лезущие в глаза пальцы, а левой ударил в пах и сделал клинком движение вверх. Араб упал на землю, руками зажимая рану. Хлестала кровь. Четыре человека валялись на асфальте, истошно крича. Из магазина выглянул испуганный продавец, держа в руке трубку мобильника.
   Андрей, не торопясь, пошел к машине. Вся схватка заняла несколько секунд. Проходя мимо высокого парня, со всей силой пнул его в пах.
   - Тебе нельзя иметь детей, сучок поганый!
   Машина рванула с места и, сбивая по пути людей и лотки с продуктами, стала петлять по узким улочкам.
   Когда выскочили из города, Андрей оглянулся и увидел, что их догоняет легковой автомобиль. Послышались удары по кузову.
   - Стреляют! Могут достать чурки! Резина не выдержит! - Гарик посмотрел назад. - Девчонку на сиденье!
   Пули отскакивали от бронированного кузова, но стекло покрылось паутиной. Двигатель выл на предельных оборотах. Запахло дымом. Андрей пригнул голову Вари на колени и сам прилёг на неё.
   - Что там произошло? Что случилось?
   Гарик обернулся. Ему захотелось выматериться, но он подавил это дикое желание.
   - Что случилось? Просил же я Варьку не выходить из машины! Этот гад! - Гарик оторвал руку от руля и замахнулся на оператора. - Этот гад позвал её. Говорит: "Чего в машине сидеть - выходи воздухом подышать".
   Гарик замахнулся ещё раз:
   - Бл...й выродок! - Виталий вжался в сидение. Гарик ладонью ударил по рулю. - Подошел чурка и Варю о чём-то спросил. Девчонка на иврите ответила. Тут и началось! Этот черножопый стал орать на арабском, прибежали ещё чурки. Твой гадёныш стал орать, что он русский, а она, Варя, еврейка. Ну, погоди! Приедем к своим - я тебе яйца оторву и проглотить заставлю!
   Гарик кричал и ругался, но машину вёл виртуозно:
   - Бэтээры по серпантинам гоняли, а тут... Хрен нас догонишь! Представляешь, Андрюха, он дверь заблокировал! Я от Вари отойти не могу! Пока с одним разберёшься, другой ей перо вставит! Ты молодец! Хорошо с ними разобрался! А этот девчонкой прикрылся...
   Только сейчас пришел страх. От этого дрожало всё внутри, и пальцы, обнимавшие Варю, дрожали. Стало страшно не за себя... Он не испугался, вступив в кровавую схватку с четырьмя молодыми парнями. Андрей, держа на коленях голову Вари и обнимая плечи, почувствовал страх за неё. Могло случиться всё!
   - Гони, Гарик! - Закричал Андрей. - Не отвлекайся! Гони! Спасай Варю!
   На израильском КПП офицер внимательно смотрел в окуляры большого бинокля на летящие по дороге автомобили.
   - Смертники? - Офицер спокойно оценивал ситуацию. - Скорость большая. Шипы не остановят.
   Офицер принял решение, но, увидев как из второй машины стреляют по первой, на мгновение замер и дал команду в микрофон:
   - Вторая машина. Остановить! Не убивать!
   Стрелок, сидевший в башне броневика, в оптический прицел увидел сначала первую машину. Надписи на бортах прочесть не смог, перевел прицел на вторую. Из окна второй высунулся человек с автоматом. Отчётливо были видны вспышки, вырывавшиеся из дульного среза.
   Услышав команду, стрелок перевёл прицел на колеса. Длинный ствол крупнокалиберного пулемета двигался, повинуясь воле наводчика.
   Громко треснули две короткие очереди. Из люка на бетон звонко шлепнулись желтые гильзы. Колеса были разнесены в клочья. Автомобиль вылетел в кювет.
   - Всё, ребята! Всё! Это наши работают! - Гарик опустил стекло. - Держи Варьку, Андрюха! Сейчас колесам п...ц будет!
   Гарик утопил педаль тормоза, но было поздно. Колеса наехали на шипы и разом выпустили воздух.
   Башня бронемашины плавно повернулась, пулемет смотрел прямо на них.
   - Нас могут пристрелить! - испугался Андрей. Опустил стекло и стал орать:
   - Русские! Мы русские!
   Когда Гарик рассказал потом, он не поверил, что после "Soviet Russia", стал кричать по-немецки "Nicht schiessen!"
   Подскочил солдат и отпрянул, натолкнувшись на бешеные глаза Андрея. Медленно подошел офицер в тёмных очках, взглянул на надписи, на проколотые шины и спокойно сказал что-то на иврите.
   - На русском можешь? Не понимаю по-вашему, - чуть тише ответил Андрей.
   Офицер посмотрел на Варю:
   - Арабка?
   - Арабка? - Данилин опять заорал. - Какая арабка! Ваша! Наша! Еврейка! Варя это!
   - Что еврейка Варя делала на Палестинской территории? - по-русски спросил офицер.
   - Потому что я, мудак, завёз её туда! Ты русский?
   - Почему русский? Еврей. Из Ташкента.
   Андрей, увидев, как бьёт Варю мелкая дрожь, прижал к себе, не чувствуя, что делает ей больно.
   - Всё девочка! Всё прошло! Хорошая моя! Мы дома! Прости меня!
   Варя вздохнула и стала заваливаться на сидение.
   - Пересаживайтесь в мою машину и в госпиталь! Она ранена? - быстро оценил ситуацию офицер.
   Андрей неловко принялся вытаскивать девушку из машины.
   - Не ранена. Обморок. Дверь открой, - в полголоса попросил офицера. Тот открыл заднюю дверь джипа, и они осторожно положили Варю на боковое сидение.
   Офицер достал сигареты и зажигалку:
   - Пока доедите до госпиталя, она придёт в себя.
   Данилин взял сигарету:
   - Тебя как звать?
   - Рустам.
   - В госпиталь зачем, Рустам?
   - На всякий случай. У неё может быть нервный шок. Пусть посмотрят. Я позвоню туда.
   - Подержи, - Андрей протянул сигарету. - Щас, э момент, дорогой!
   Оператор сидел на переднем сидении, продолжая прижимать к себе камеру.
   - Выйди, - спокойно сказал Андрей. - Железо оставь.
   Виталий медленно вылез из машины, пытаясь поймать взгляд. Кулак, без замаха, въехал ему в переносицу. Данилин поймал его за ворот куртки и саданул коленом в живот.
   - Это тебе за Хамас с Палестиной!
   Чтобы не бить ногой, оторвал от земли и отвесил оплеуху:
   - Это за взаимную ответственность! - хлестнул ещё раз. - Это за Варю, бл...ш!
   Оператор лежал на бетоне, медленно шевеля ногами. Андрей залез в карман куртки, вытащил из бумажника паспорт и кредитную карту.
   - Убирайся! Ты уволен! Пешком домой пойдёшь! Вплавь по морю!
   Рустам тронул за плечо:
   - Командир, так нельзя. Верни ему документы. У нас, сам знаешь, демократия... Разговоры будут. Туда... Сюда...
   Данилин швырнул бумажник:
   - Господи! Что это со мной? Варя видела?
   - Отвези девушку в госпиталь, - офицер подтолкнул Андрея к джипу. - Я тут разберусь. Всё нормально будет!
   - Не надо в госпиталь, - Варя попыталась приподняться, протянула руку и бескровными губами прошептала,- поедем домой, пожалуйста!
   - Хорошо, девочка моя. Я попрошу вызвать такси,- Андрей поцеловал руку. - Только ты не вставай пока. Подождёшь?
   - Я подожду.
   Напряжение ушло, но ноги совсем не держали. Андрей вылез из джипа и сел на землю, прижавшись к колесу. Рядом присел Рустам.
   - Можешь нам такси вызвать до Тель-Авива?
   - Сейчас сделаем, - Рустам подозвал солдата, отдал распоряжение, расстегнул бронежилет и вынул из нагрудного кармана фляжку.
   - Тебя Андрей звать? Выпей - легче станет, - с улыбкой посмотрев, как Данилин делает большие глотки, кивком головы показал на оператора. - За что парня так?
   - Воспитываю. Хреновая у вас тут жизнь, Рустам!
   - Есть немного. Мы тут на пределе! - Рустам снял тяжелую каску и платком вытер влажный затылок.
   Андрей прикрыл рукой глаза:
   - Я много чего повидал в жизни. Смерть однажды приходила за мной. Не нашла... Очень давно служил я в армии, в Черновцах. Замечательный город был! Исчез, как Аральское море!
   - Аральское море высохло. Что с городом случилось?
   - Ничего с ним не случилось. Просто тридцать лет назад это был совсем другой город! Жила в этом городе девочка. Ей двадцать и мне двадцать. Галя Ситникова. Любил её очень! Она меня не любила.
   Андрей допил водку из фляжки. Стало немного легче. Он не мог понять, почему рассказывает этому смуглому, узкоглазому парню то, о чём не говорил даже матери.
   - Поверишь, я до сих пор не женился из-за той девочки из Черновиц! Сейчас лицо вспомнить не могу. Какая она была? Много женщин было, но не женился... Вот оно - кино, вино и домино! Судьба, наверное, берегла для неё... - Андрей посмотрел на открытое окно джипа. - Это Варя. Ей двадцать лет. Только мне уже... Я на тридцать лет старше.
   - Тебе пятьдесят? - Рустам недоверчиво посмотрел. - Не подумал бы!
   - Пятьдесят один год. Эта девочка для меня - всё! Берегла меня судьба, а я, сегодня, по своей глупости, чуть не погубил Варю! Там, в Вифлееме, четырёх арабов покалечил, спасая её. В церкви свечки ставил... Я умереть не боюсь. Но эта девочка!..
   - Я тебя по телику видел, - Рустам снял темные очки, внимательно посмотрел на Данилина. - Положил четырёх и ладно. У них этого добра много. Мы вас спасли? Спасли! Значит, это нужно было Богу! Мы тут каждый день в лицо смерти глядим и не отворачиваемся. Живём! У меня детей двое! Береги девочку! Красивая очень! Увези в Москву и не забывай - тут половина народа из Союза!
   Андрей встал, подал руку Рустаму и позвал Гарика:
   - Возьми кредитку. Поменяй колеса. Деньги не экономь. Мы с Варей на такси поедем, а ты отвези этого засранца в отель. Карточку завтра отдашь. Сделай, друг!
   Повернулся к Рустаму:
   - Стрелок у тебя отменный! Ты кто по званию?
   - Капитан.
   - Отчество, какое?
   - Байрамович. Отец - бухарский еврей.
   Данилин обнял его.
   - Спасибо тебе, капитан Рустам Байрамович! Передай генералам, что звонили из Москвы и велели тебе полковника дать!
   - Есть, командир! - рассмеялся Рустам.
  
  
  
   Машина летела по шоссе. Таксист с интересом смотрел в зеркало заднего вида на пассажиров. Он уже понял, что это русские. Почему-то брюки пассажира были в крови, а капитан очень тепло проводил их.
   На повороте Варю прижало к Данилину, и она почувствовала, как алмаз больно прищемил кожу. Она вспомнила бешеные глаза араба, запах чеснока изо рта и его руку, тянущую рукав майки. Варя с трудом подавила приступ тошноты, выпрямилась и, отодвинушись от Андрея, спросила:
   - Где мой подарок?
   Андрей с удивлением и тревогой посмотрел на Варю.
   - Здесь. Вот он.
   Она быстрым движением сдёрнула с себя майку и собрала в комок. На ней ничего не было, кроме золотой цепочки с бриллиантом. Попросила Андрея открыть окно и выбросила майку прочь. Так же быстро развернула пуловер, надела и прижалась к Андрею.
   Сидели молча, крепко обнимая друг друга.
   Таксист обернулся к ним:
   - Тель-Авив!
   - Я боюсь остаться одна, - прошептала Варя. - Можно мне поехать к тебе?
  
  
   - VIII -
  
  
  
   Охранники, стоявшие у входа, расступились и с удивлением посмотрели вслед. Светлые брюки Андрея были в бурых пятнах крови. Дежурный администратор спросил:
   - Excuse me, please! The help is necessary to you, sir?22
   - No, thank you.23
   - У меня ноги не идут, - Варя почти висела на руке Андрея. - Ты не бойся. Сейчас это пройдёт.
   Как только захлопнулась дверь номера, Варя стала оседать. Андрей успел поймать её. Взяв на руки, совсем не ощущая вес её тела, понёс к кровати и бережно положил на покрывало. Налил в высокий бокал воду и поднёс к губам Вари. Она сделала несколько глотков и легла, свернувшись калачиком, обнимая руками колени. Андрей нажал кнопку на пульте управления и шторы с лёгким свистом задёрнулись. Стало тихо. Чуть слышно нагонял прохладу кондиционер. Андрей сел на край кровати.
   Сидел, сгорбившись, глядя на туфли и брючины в пятнах крови. В голове была зияющая пустота. Пульсировала кровь в висках и давило в затылке.
   Что было? Было ли? Утро... Кофе... Пальма... Стена Плача... Храм... Свечи... Кровь... Кровь! Вспомнив кровавую схватку с арабами, ужаснулся. Там была Варя! Девочка, лежащая на его постели, отвернувшаяся от него, как обиженный ребёнок... Ей всего двадцать! Она была в шаге от смерти! По его вине!
   Сколько прошло времени, Андрей не заметил. Вздрогнул, когда Варя взяла его руку и негромко заговорила:
   - Не молчи, пожалуйста! Я слышала твой разговор с офицером. Не терзай себя! Я во всём виновата! И ты не старый! Ты моложе молодых! Что с нами было? У нас было вчера? Что было сегодня? Это как во сне... Меня могли убить? - Варя стала целовать руку Андрея. Поцелуи обжигали. - Ну что ты молчишь? Что мне делать?
   На него смотрели, не моргая, зелёные глаза. Слезинка, скатившаяся из уголка, оставила мокрую дорожку.
   - Я люблю тебя, - тихо сказал Андрей и повторил чуть громче, - я люблю тебя!
   После этих слов они долго и внимательно смотрели в глаза друг другу. Варя встала и молча ушла в ванную комнату. Андрей прилег и повторил ещё раз:
   - Я люблю тебя...
   Услышав легкие шаги, повернул голову. На Варе был белый, махровый халат. Подошла, постояла мгновение, легла рядом и легко вздохнула. Развязала пояс и выскользнула из халата. Прохладной рукой провела по лицу Андрея и быстро стала целовать в уголки губ, глаза, щеки. Приподнялась и прижалась к губам. Неумело просунула язычок.
   Сердце Андрея колотилось и рвалось наружу. Варя взяла его руку и положила себе на грудь. Под пальцами сосок стал твердым. Провела его руку по животу и замерла, когда пальцы дотронулись до мягкого пушка волос.
   - Я немного боюсь... Это первый раз... - прошептала на ухо.- Я люблю вас, очень! - Стала расстёгивать пуговицы рубашки.
   Ничего не соображая, Андрей стянул с себя брюки.
   Ощутив на бедре горячее прикосновение, потянула Андрея на себя. Обнимая, он почувствовал, как дрожит её тело. Единственное, что подумал: "Не спеши... Ей будет больно..."
   Когда он вошел в неё, она вскрикнула и потом, сквозь зубы, застонала, вцепилась ногтями в плечи Андрея, оставляя следы.
   Закрыла глаза и не открывала, пока не услышала его стон от сладостной боли.
   Почувствовав, как горячая жидкость вошла в неё, очень сильно прижала к себе Андрея.
   Андрей стал нежно целовать её.
   Горячие губы Вари шептали:
   - Я тебя очень люблю! Немного больно... Так должно быть? Теперь я твоя... - помолчала, - я твоя любовница? Было больно...
   - Ты моя жена!
   Варя вдруг заплакала. Крупные слёзы катились из глаз, оставляя следы на подушке.
   - Я такая счастливая! Я люблю тебя!
   Стала гладить по груди Андрея. Нащупала шрам:
   - Тебя могли убить, - приподнялась и поцеловала след несостоявшейся смерти.
  
   Опять зашептала:
   - Мама говорила, если у тебя будет мужчина, самое главное, чтобы ты любила его. Очень! Потому что это на всю жизнь! Даже если будут потом другие, но придёт он, первый, и ты уйдёшь за ним на край света. Я тебя очень люблю! Почему ты молчишь? У нас будет ребёнок? Кровь ещё идёт...
   Андрей хрипло зашептал:
   - Я люблю тебя! Я, наверно, умру от счастья!
   - От счастья нельзя умирать! - улыбнулась Варя.
   Она лежала на его руке. Андрей боялся пошевельнуться. Варя всхлипнула и, уткнувшись ему в шею, пробормотала:
   - У меня никого не было. Я знала, что ты придешь! Я ждала тебя...
   Скосив взгляд, он увидел закрытые глаза и услышал лёгкое дыхание спящего человека.
   Варя застонала во сне. Андрей нежно погладил по плечу. Она вздохнула и отвернулась, скатившись с руки.
   Он ещё долго лежал, боясь потревожить её сон, потом неслышно встал, одел трусы и вышел на балкон.
   Было уже темно, недалеко шумело море. Андрей покурил и щелчком выбросил окурок. Красный огонёк взлетел и упал вниз, в траву.
   Взглянув на себя в зеркало в ванной комнате, увидел уставшее и ошалевшее лицо. На бёдрах были засохшие, кровяные подтеки.
   - Боже! Она, в самом деле, девочка!
   Андрей подошел к кровати и взглянул на спящую. Обнаженная девушка лежала, опять свернувшись клубочком. Он осторожно укрыл её одеялом и лёг рядом. Иногда Андрей проваливался в короткий сон. Только перед рассветом он забылся.
   Когда Андрей открыл глаза, то увидел распахнутую дверь на балкон и ветром раздуваемые шторы. Он лежал укрытый одеялом.
   На миг показалось, что это всего лишь сон и ничего не было. Но когда сдернул одеяло, понял - всё было!
   Услышав шум льющейся воды и её голос, что-то напевающий, расплылся в счастливой улыбке.
   Она здесь! Она рядом! Могу открыть дверь и увидеть. Он вспомнил её тело, нежную кожу, подумал о её молодости, и вновь шевельнулось сердце.
   - Я взял грех на душу! Я не смогу без неё жить! Не смогу!
   В телефонной трубке послышался щелчок определителя номера. Глухой голос произнёс:
   - Слушаю.
   - Российское посольство, надеюсь?
   - Посольство.
   - Могу я поговорить с послом?
   - Не можете. Если вам что-то нужно, скажите мне.
   Андрей нервно сглотнул, но, услышав тихое пение Вари за дверью, медленно произнес:
   - Слушайте внимательно! Вы дежурный дипломат? С вами говорит политический обозреватель Общественного телевидения России Андрей Данилин!
   - Я узнал вас, господин Данилин.
   - Как вы можете меня узнать, - ухмыльнулся Андрей, - если я впервые разговариваю с вами?
   - Мы в посольстве каждую субботу смотрим вас, и голос ваш я знаю.
   - Извините! Где Гущин?
   - Посла сейчас нет. Позвоните после десяти и вас соединят.
   - Дайте номер мобильника.
   - Не имею права. Позвоните после десяти.
   - Позвоните Леониду Георгиевичу! Мой номер у вас на определителе. Скажите, что я жду его звонок. Я прилетел сюда не на красоты Израиля любоваться! - Данилин помолчал и негромко добавил. - Если вы сейчас не сделаете это, или он будет тянуть волынку - я позвоню в Москву! Посол знает, кому... Вы меня поняли?
   - Да, понял.
   Андрей аккуратно положил трубку. Спросил себя: "Что ты делаешь? Распоряжаешься судьбами людей, которых совсем не знаешь! Рядом, за дверью, принимает душ девушка, женщина... Ты можешь многое, но не всё... А она может сделать с тобой всё, что захочет!"
   Он почти застонал от счастливой волны, поднимающейся к сердцу.
   - Андрюша! Андрей! Телефон!
   Её слова не сразу дошли до него. Андрей обернулся и замер. Варя стояла обёрнутая полотенцем, босая и такая прекрасная!
   - Андрюша! Телефон так долго звонит. Что с тобой?
   Быстро подняв трубку, Данилин услышал знакомый голос:
   - Андрей Санджиевич? Это Гущин.
   - Здравствуйте, Леонид Георгиевич!
   - Ну, ты брат даёшь! Такого страха нагнали на нашего сотрудника! Он, кстати, офицер безопасности. Что случилось? Вы здесь уже третий день, а я только сейчас узнал об этом.
   - Одну минуту! - Андрей закрыл мембрану ладонью и посмотрел на Варю.
   Она с тревогой слушала разговор. Мокрые ступни стояли в лужице воды.
   - Всё хорошо, Варенька! Я сейчас поговорю немного по телефону, а ты возвращайся в ванную. У меня будет мужской разговор.
   Улыбка, от которой сходили с ума его телезрительницы, была сейчас такой искренней, что ему самому стало весело и хорошо.
   Варя улыбнулась в ответ, шмыгнула носом и ушла.
   - Леонид Георгиевич! Извините! - Данилин почувствовал себя в своей стихии, где не было равных ему.
   - Помнится, вас к Канаде готовили?
   - К Англии, - ответил Гущин.
   - В четверг я записываю беседу с вашим шефом. Хотите в Англию?
   - Вы шутник, господин Данилин...
   - Господин посол! Леонид Георгиевич! Я не шучу! Никогда, никому не помогаю. Вам помогу!
   - Что я должен сделать?
   - Нужна въездная виза гражданке Израиля.
   - И всё? - удивился Гущин. - Это не проблема! Когда нужна?
   - Сегодня. Ещё помогите улететь вечерним рейсом. Нужны два билета.
   - Сегодня? Насколько мне известно, у вас тут важная встреча намечается...
   - Ничего от вас, дипломатов, не скроешь! Буду в посольстве через час и, в знак глубокой признательности, расскажу всё, в разумных пределах, конечно... Есть комната без прослушки? Взамен моей откровенности, помогите получить загранпаспорт их гражданке. По-быстрому! У вас тут хорошие связи... Их замминистра земляк ваш, кажется...
   - Кто она?
   - Кто? Приеду через час и скажу. Мои извинения вашему офицеру!
   Данилин бросил трубку, подошел к минибару и выпил стопку водки. Впился зубами в апельсин, подошел к кровати и лёг.
   - Андрюшик! Что с тобой? - неслышно подошла к кровати Варя. Андрей встал, обнял её и стал целовать мокрые волосы:
   - Так меня звала только моя мама!
   Она обхватила его руками. Желание волной накрыло его.
   - Ты хочешь этого?
   - Очень хочу! Только подожди немного. Я боюсь опять сделать тебе больно. Когда боль уйдет, я буду любить тебя очень сильно! Подожди... Сейчас давай позавтракаем! Закажем в номер. А потом мне надо поговорить с тобой.
   - О чём мы будем говорить? - с тревогой спросила Варя.
   - Ничего не бойся! Всё у нас будет хорошо!
   Легко вздохнув, Варя выскользнула из рук.
   Пуловер я постирала. Можешь мне свою рубашку дать?
   Она закатала рукава, а длинные полы рубашки завязала на бёдрах. Андрей заказал по телефону завтрак. И, пока ждали, сидели на кровати, прижавшись друг к другу.
   - Ты же умеешь читать мысли. Что сейчас хочу? - улыбнулся Андрей.
   Варя внимательно посмотрела на него, покраснела, но решительно кивнула головой.
   Ворот мужской рубашки был расстёгнут и, между холмиками грудей, светился маленький камешек. Андрей наклонился и нежно прикоснулся губами к ложбинке.
   Когда позвонили в дверь, Варя убежала в ванную комнату. Официант долго сервировал стол. Андрей сунул ему деньги и выпроводил из номера.
   Они сидели за столом и привыкали к новому в их жизни. Варя вспомнила прошедшую ночь, и ей почему-то было боязно поднять взгляд. Она думала о предстоящем разговоре.
   - Ты как-то странно говоришь по-русски. У вас, с Виталием, говор особенный. Вы акаете.
   Андрей улыбнулся:
   - Это московский говор. Так москвичи говорят. Поживёшь в Москве, и тоже будешь акать. Поедешь со мной в Москву?
   - Когда я была маленькой, мама меня устроила в группу изучения русского языка. Там были эмигранты из Украины. Дети эмигрантов. Когда мама меня услышала, то пришла в ужас от моего говора!
   - Ты мне не ответила.
   - У тебя синие глаза. Я была недавно в русском клубе. Приехали ребята из Москвы. Лет четырнадцати, пятнадцати... Говорят, вроде, по-русски, а получается птичий язык. Клёво... Класс... Вау... Сплошные междометия! Так сейчас в Москве говорят?
   - Варя! Я жду ответа!
   - Знаю тебя всего лишь третий день, а как будто всю жизнь! Мне страшно ехать в Москву!
   - Почему? - удивился Андрей.
   - Когда я была в ванной, то вдруг подумала, сейчас выйду, а тебя нет. Что всё это приснилось мне.
   Андрей потянулся через стол к Варе:
   - Не будет у меня жизни! - сел и, глядя в зелёные изумруды её глаз, прохрипел: - Я не смогу жить без тебя!
   - Я поеду! Когда?
   - Сегодня вечером. Нужно загранпаспорт тебе сделать. Должны помочь.
   - Паспорт есть. Я к маме должна лететь, в Германию.
   - К чёрту Германию! Поедем домой, в Россию! - Андрей достал сигарету. - Я покурю на балконе.
   На душе стало спокойней. Всё решилось! Подошла Варя и прижалась к нему.
   Чувства, которые испытывал Андрей сейчас, были настолько новы, настолько необычны! Этого не было с другими женщинами. Может потому, что назвал Варю женой? Её судьба и дальнейшая жизнь в его руках. Задал себе вопрос: "Сможешь?" Ответил: "Буду стараться!"
   Андрей улыбнулся и сильно прижал Варю к себе:
   - Надо съездить в наше посольство, визу поставить. Я звонил туда. Нас ждут.
   - Ты звонил еще до разговора со мной?
   - Да, Варя. Я один не уеду!
   - Паспорт дома. Я привезу.
   - Поедем вместе.
   - Не надо, Андрюша! - с мольбой попросила Варя. - Пожалуйста! Мамы дома нет, и там ужасный беспорядок!
   Андрей посмотрел на неё и улыбнулся.
   - Я снаружи подожду.
   Варе очень нравилось, как он смотрит на неё. С первых минут знакомства, тогда, в аэропорту, взгляд Андрея заставлял биться её сердце.
   - Мне надо побыть одной немного... Если ты меня любишь, то должен понять! Я недалеко живу, вернусь быстро. А сейчас мне надо высушить волосы.
   - Я спущусь вниз и улажу дела с гостиницей, - Андрей поцеловал её ладошку, - буду ждать внизу.
  
  
   - IX -
  
  
   В холле и у стойки обслуживания было много людей. Данилин хотел протиснуться вперёд, но, увидев, что перед ним стоят старушки и старики в одинаковых панамках, стал за ними.
   Один из стоящих повернулся к нему и спросил что-то на непонятном языке. Андрей улыбнулся:
   - I'm sorry, I don't understand.24
   - Языки надо учить, дорогой товарищ!
   Данилин оглянулся:
   - Лека! Что тут делаешь?
   - Это я хочу спросить, каким ветром занесло тебя, дорогой Андрей Санджиевич, сюда? - улыбнулась Елена Алейникова, бывшая телезвезда, а ныне режиссер телевидения. Когда-то они работали вместе. Потом пути разошлись, но при встречах в коридорах Останкина тепло приветствовали друг друга. Лена притянула голову Андрея и поцеловала в щёку. Красивая и слегка беспутная, она нравилась ему.
   - Ты всегда обольстительна, но сегодня особенно!
   - Врун ты, Андрюха, и бабник! Но всё равно приятно! - засмеялась Лена. - Я вчера прилетела. Сплошной бардак! Съёмки срываются, местные евреи меня мурыжат! Попрут меня с работы! - Лена оглянулась и потащила Андрея к дивану.
   - Пошли, посидим. Тут ещё не скоро. С тобой в Останкине не поговоришь, так хоть здесь поболтаем...
   Когда сели на диван, юбка поднялась вверх, обнажив красивые ноги с круглыми коленками.
   - Что в Тель-Авиве забыл? Некого послать? Не поверю! На тебя куча народу работает. Может интервью с их премьером? Возьми за компанию. Мне к нему не пробиться.
   Алейникова внимательно посмотрела:
   - Блестишь, как медный самовар!
   - Женюсь я, Лека!
   - Так меня зовут только пять человек. Юрик Иванов придумал, а ты не забыл, паразит! Женишься? Когда? Здесь?
   - Да! Здесь!
   - Никогда не поверю, чтобы такой бабник, как ты, и женился!
   - Молчи, глупая! - Андрей посмотрел на лифты. - Я же сказал, женюсь!
   - Ты, Андрей Данилин, "Суперстар", припёрся в эту дыру жениться? А, чёрт с тобой! Женись!
   Лена схватила Данилина за руку:
   - Андрюха! У вас тут корпункт. Можешь дать команду, чтобы помогли? Горю, как швед под Полтавой! Съёмки срываются, гостиницы дорогие! До подруги дозвониться не могу. Её нет и дочка куда-то запропастилась...
   Внимательно посмотрела на Андрея. Он заметил это:
   - Что ты так смотришь?
   - Подругу мою ты должен знать.
   - Здесь половина Израиля - москвичи...
   - Аню Аксельман помнишь?
   - Смутно. Двадцать лет прошло...
   - Смутно? А что двадцать лет, помнишь... - Лена рассмеялась. - Ладно. Проехали... Жалею, что не переспала с тобой, тогда, в молодости... Сейчас бы тебя шантажировала... А ты хотел! Я видела! Ни одной юбки не пропускал!
   Погладила по щеке, потрепала волосы:
   - Почему ты так бабам нравишься? Что в тебе такого?
   - Ладно, Лека. Ты меньше об этом! - похлопал по руке. - Дела у меня. Посиди здесь. Ещё поговорим.
   Он оборвал разговор, потому что увидел Варю. Она шла по холлу, грациозно покачивая бёдрами, и оглядывалась по сторонам. Мужская рубашка, завязанная узлом на животе, очень шла ей.
   Многие обратили на неё внимание. Видно было, что идёт очень красивая и очень счастливая молодая женщина. Варя улыбалась.
   Андрей еле сдержался, чтобы не побежать. Ему казалось, что не видел её целую вечность.
   - Может, такси возьмём? Заходить не буду. Подожду в машине.
   - Пожалуйста, Андрюшик! Мне надо переодеться и потом... - Варя взяла его за руки. - Я такая счастливая, что мне просто необходимо побыть одной! Это быстро. Ты меня жди!
   Вокруг было много людей, но она не видела никого. Поцеловала в губы и прошептала на ухо:
   - Скажи ещё раз - жена.
   Андрей почувствовал непонятную боль в сердце. Он обнял Варю за талию, а она, положив ему руки на грудь, откинулась назад, чтобы видеть лицо и глаза.
   - Я беру тебя в жены и буду с тобой в горе и радости, в бедности и богатстве!
   Андрей негромко произносил слова, казалось, сами слетавшие с уст:
   - Клянусь синим небом Израиля, солёным морем, что буду любить тебя до самого последнего своего часа! - весело добавил. - Честное пионерское!
   Из-за угла показался автобус и остановился на другой стороне улицы.
   Зелёные глаза Вари потемнели и стали наполняться влагой. Он сжал её лицо, целовать не стал и только шепнул:
   - А теперь иди. Я буду ждать! Здесь! Не хочется одному сидеть в номере. Слишком долго я был один!
   Данилин подождал, пока автобус скроется за поворотом, вернулся в холл и вспомнил о Лене.
   На диване сидела постаревшая и подурневшая женщина, несколько минут назад казавшаяся такой обольстительной... Лицо было очень бледным, и в глазах он увидел неподдельный ужас.
   - Что случилось?
   - Ты знаешь, кто это? - спросила Лена.
   - О ком ты?
   - Ты знаешь, кто эта девчонка? - Лена прикрыла рукой рот, подавив крик. - У вас было что-нибудь? Было?
   - Не твоё дело! Что ты лезешь? Это моя невеста!
   - Это твоя... Ты с ума сошел, старая ты бл...ь!
   - Языком своим поганым не мели! - Данилин стал злиться. - Я хочу жениться на ней! Вечером мы улетаем в Москву!
   Услышав эти слова, Лена всплеснула руками.
   - В Москву? Аньку Аксельман помнишь? Вспомни восемьдесят пятый! Аня Аксельман! Она пришла к нам в редакцию после школы. Красивая, молоденькая девушка. Она влюбилась в тебя по уши! Помнишь? Глаз с тебя не сводила, а ты только подсмеивался. С матерью твоей подружилась.
   - С матерью? - Андрей недоверчиво переспросил. - С моей мамой?
   - Да, да! Ты попросил съездить к тебе домой за сценарием. Анька плакала на коленях твоей мамы. Не знал об этом? Вспомни, что ты сделал с ней! Ты изнасиловал её! Эта девочка, Варя - её дочь! Это твоя дочь, Андрей!
   Лена уронила голову на колени и тихо заплакала.
   Ноги стали ватными, чтобы не грохнуться на мраморный пол, Данилин дрожащей рукой нащупал спинку дивана, сел рядом. На лице была растерянная улыбка.
   - Как дочь? Моя дочь? Варя - моя дочь?
   - Вспомни октябрь восемьдесят пятого! Ты повез нас на дачу к приятелю. В июле восемьдесят шестого родилась Варя. Посчитай!
   20 октября 1985 года позвонил Валька Перфильев.
   - Приезжай! Я один. Родители на Кавказе. Возьми с собой подружку. Лучше двух! Шашлыки жарить будем.
  
  
  
   Дача была в Тарасовке. Двухэтажный дом посреди соснового леса. Отец Валентина, большой чин в Госплане, занимал здесь служебную дачу. Валька считал себя художником и поэтому не работал. Рисовал картины, которые никто не покупал.
   Октябрь был сухим и теплым, но по ночам иногда подмораживало.
   Андрей представил эти сосны, клён у дома, дым от мангала. Он полистал записную книжку, но те, кто там были, сейчас не интересовали его. Данилин не любил долгих отношений. Если это долго, то женщины начинали говорить о создании семьи, о загубленной жизни, и всё кончалось руганью в его адрес.
   Аня Аксельман. Андрей не мог вспомнить её лицо. Помнил только большие, черные, слегка раскосые и наивные глаза. Когда он заходил к ним в комнату, чувствовал её взгляд. Однажды Лена Алейникова заметила:
   - Эта девочка в тебя влюблена.
   Он позвал Аню на дачу. За компанию пригласил Лену. Потом Лена звонила родителям Ани и что-то врала. Она это умела...
   Долго ходили по осеннему лесу. Пахло хвоей. Когда Андрей взял Аню за руку, она так взглянула на него, что он понял - Лена не врала.
   Рядом с домом рос клён. На фоне потемневших бревен казалось, что кто-то специально выкрасил листья разноцветными красками. Под ногами был такой же пёстрый ковёр. Аня подняла несколько листьев.
   Данилин мучительно пытался вспомнить лицо, но в памяти остались только три кленовых листа.
   Когда Лена предложила сфотографировать их, Андрей отказался. Не любил сниматься. Аня стояла у клёна и улыбалась. Он помнил чёрные, тяжелые волосы, лёгкий румянец, розовые губы. И всё...
   Приехали друзья Валентина. Долго сидели у загасшего мангала, а когда замерзли, перешли в дом.
  
   Андрей дрожащими руками вытащил сигарету, посмотрел на плачущую Лену
   - Принеси, пожалуйста, воды, лучше водку. Встать не могу, -прошептал он.
   От водки легче не стало. Стало тяжелей, потому что Андрей вспомнил, что произошло потом.
   "Заметелился снег пеной. Расступались, как во сне, стены. И свисала с потолка лампа. И лежала на руках Ланка", - слова и мелодия этой бесхитростной песенки зазвучали в мозгу.
   Пел её гость Валентина. Он где-то видел это лицо, а когда Валька шепнул:
   - Вовка, бывший разведчик, вернулся из Лондона, - вспомнил.
   Это красивое лицо совсем недавно не сходило с экранов зарубежных каналов и страниц западных газет.
   - Волков. Владимир Волков, - представился он, когда вышел из машины. Весёлые и немного хмельные глаза внимательно посмотрели на Аню.
   - Так Джеймс Бонд знакомится. Что я говорю... Вы же не видели эти фильмы, и романы не читали!
   От тепла камина и от алкоголя все немного захмелели. Волков, бросив быстрый взгляд на Аню, спокойно сказал:
   - А я шпион. В самом деле. Бывший... - налил всем виски. - Ну, за шпиона-неудачника!
   Аня совсем не пила, только внимательно слушала.
   - Что там с тобой произошло на самом деле? - спросил Валентин. - Можешь рассказать, или это секрет?
   - Какой секрет! Это здесь молчат, а там все газеты написали! Нет никаких секретов! - Волков улыбнулся.
   - Закончил МАТИ. Немного поработал в КБ. Пригласили в разведку. Послали в Лондон. Обычная история. Познакомился с очень хорошенькой девушкой.
   Владимир перебирал струны гитары. Пел он негромко, но тембр голоса был очень приятным.
   - Вот так, как мы сейчас, сидели мы с ней у камина и я ей песни наши пел. Камины их дерьмо! Газом отапливаются.
   "Помнишь, Ланка, пузырей пару? Маяковку, фонари, фары? И лохматую, как плед, полночь. Два коктейля на столе помнишь?" - Пел ей, пел, и она в меня влюбилась. Имя в рифму не укладывается - Джиллиан. Я её Лилькой звал.
   "Как печатают следы в слякоть... Было столько ерунды всякой! Было столько всяких слов, Ланка! Ты прости меня за всё, ладно?".
   Волков налил себе одному, выпил и долго молчал, перебирая гибкими пальцами струны:
   - Жалко девчонку! Кто знал, что она лейтенант военно-морских сил и шифровальщица штаба?.. Продал нас наш же выродок. Сбежал к ним и сдал всех, кого знал. Взяли нас у неё на квартире. Мне предложили продаться. У меня паспорт дипломатический. Послал я их далеко! Небольшое удовлетворение получил всё-таки... Когда на руки Джил надевали наручники, больно ей сделали. Я сказал им, а они меня матом на английском... Сейчас один со сломанной рукой, другой со сломанным носом на больничном... Сижу я с вами, виски пью, валюту пропиваю, а Джиллиан там сидит, и ещё десять лет сидеть будет! С женой мы разошлись, как в море корабли... Жалко Джил! За час до ареста посмотрела на меня своими синими глазами, как будто что чувствовала, спой, говорит, "Лянька".
   Все внимательно слушали. Было тихо. Трещали дрова в камине. Громко вздохнула Лена.
   "И задумчиво назвав другом, разреши поцеловать руку. Просто так поцеловать, просто... За горчащие слова в прошлом..."
   - На следствии не сказала обо мне ни слова. До сих пор молчит!
   "Сердце жжется под рукой ранкой", - Волков взглянул на Аню и улыбнулся, - "Я не знаю никакой Лильки! И ни ямочек у рта хмурых. Это так я наболтал, сдуру".
   Аня покраснела и, виновато посмотрев на Андрея, тихо спросила:
   - Вы её любили?
   - На этот вопрос отвечать не буду! Военная тайна! У неё жених был, сын какого-то герцога. Подружка - настоящая принцесса! Дианой звать. Очень красивая! На одном из приёмов станцевал с ней...
   - Джил на допросах показали фотографии. Две недели снимали. Даже в постели. Какой это был шок для неё!
   - Виски кончились... - Владимир взял бутылку водки и разлил по стаканам.
   - За Владимира Волкова, майора Красной Доблестной армии, сломавшего жизнь хрупкой, нежной девушки, ради каких-то сраных секретов, пить не будем! Выпьем за Джиллиан! Пусть Бог даст ей терпения!
   - Господи! Лилька! - Волков посмотрел потемневшими глазами на Аню. - Самое поганое то, что не любил я её тогда! Сейчас не знаю... Наши смогли ей записку передать от меня. Джил прислала ответ на клочке туалетной бумаги: "Remember me! I love you for ever! 25" Подписала по-русски: "Лилька". Я, когда пришел в разведку, не думал, что так обернётся... Она меня по настоящему любит! Это бывает один раз в жизни! Кто может сказать, что мне делать?
   Жизнь брала своё... Водка и деликатесы из "Берёзки" звали к столу. Общая меланхолия, вызванная рассказом Владимира, постепенно ушла. Включили магнитофон. Стали танцевать. Лена не отходила от Перфильева. Они, прижавшись друг к другу, медленно двигались под музыку.
   Андрей не танцевал. Ему не нравились танцы в такой обстановке. Называл их танцы, шманцы, обжиманцы, целованцы, щупанцы... Танцевать надо в большом зале, на паркете! Он хмелел и со злой ревностью смотрел, как танцуют Аня и Владимир.
   Когда музыка закончилась, Аня подошла к Андрею и удивилась выражению его лица.
   Он взял её за запястье:
   - Пойдем отсюда! - и повел на второй этаж. Волков сел к столу, и только Лена проводила их взглядом.
   В тёмной комнате он впился ей в губы поцелуем. Робкая попытка оттолкнуть закончилась тем, что она ответила на поцелуй.
   Он положил руку на грудь и стал целовать шею. Расстегнул пуговицы и приник губами к ложбинке.
   - Андрюша! Подожди! Я хочу тебе сказать... - её слова были прерваны поцелуем. Она отвела его голову и дрожащим голосом сказала: - Я люблю тебя!
   Всё, что произошло тогда, двадцать один год назад, вспомнилось так отчётливо, что Андрей, сжав зубы, не заметил, как прикусил губу. Тонкая струйка крови потекла по подбородку.
   Её испуганный шёпот и робкое сопротивление он не слышал и не замечал. Было только дикое желание. Что она шептала тогда? Андрей пытался вспомнить: крикнула Аня или застонала?
   Из-за выпитого алкоголя он долго не мог кончить и дёргался, входя всё глубже, и от этого движения двигалась по подушке голова Ани.
   Потом он уснул. Когда проснулся, уже серело за окном. Рядом лежала Аня. Андрей положил руку ей на грудь, сжал слегка и провёл вниз. Аня смотрела не моргая. Короткий сон немного протрезвил и вновь появилось желание.
   - Ты очень красивая! - прошептал Андрей. - Я хочу тебя!
   Она смотрела на него и отвернулась, когда он кончил.
   Тёплые лучи осеннего солнца разбудили его. Ани не было. Андрей натянул брюки и увидел на простыне розовое пятно.
   - Вот чёрт! Она девочка! - Андрей ругнул себя. Это было впервые, когда он взял грех на душу.
   Внизу сидел один Валентин перед батареей пустых бутылок и пил кофе.
   - Где все? Где Аня? - спросил Андрей, взяв из рук Перфильева чашку.
   - Ты чего там натворил?
   - Где народ?
   - Ребята ещё ночью укатили. Лена с Аней недавно ушли. Сейчас электричка будет. Аня тут так плакала! Лена её с трудом успокоила. Хорошая девочка, красивая! Что произошло?
  
  
   Память убивала. Андрей сидел, сгорбившись, зажав руки между колен. Подошел мужчина в униформе, показал на стакан. Данилин ногой подвинул стакан и прошептал:
   - Что было потом? Куда исчезла Аня?
   - Она не исчезла. Ты исчез на два месяца! Улетел в Афганистан. Аня ушла с телевидения. Уехала в Израиль. Там замуж вышла. Мужа ты знаешь. Белиц. В ТАССе работал, по спорту. Через девять месяцев родила Варю. Когда тебя ранило в Афгане, хотела приехать. Сам знаешь, тогда это было невозможно... С этим Белицем долго не прожила. Когда девочка родилась, прогнала его к чёртовой матери!
   Алейникова с ненавистью посмотрела на Андрея:
   - Она тебя любила и до сих пор любит! Сволочь ты, проклятая!
   Андрей встал, посмотрел на вход и, наклонившись очень близко к лицу Лены, спросил:
   - Что делать? Сейчас Варя приедет. Что я ей скажу? Что?
   - Не знаю, Данилин. Не знаю!
   - Мы в Москву улетим!
   - Аня! Ты подумал о ней? - всплеснула руками Лена.
   - Не подумал. Я перестал уметь думать... - Андрей пошел к выходу, но на улицу не вышел. Стал у колонны и, глядя через стекло, с ужасом ждал возвращения Вари.
   - Бедный, несчастный мужик! - горестно вздохнула Лена, стоя рядом с Андреем.
   - Бедная, несчастная Варька! Ей за что всё это?
   Алейникова достала платочек и стёрла след крови на подбородке Андрея.
   Мимо больших зеркальных окон холла несколько раз прошел паренёк с рюкзаком на спине. На курчавых волосах была черная, круглая шапочка - "кипа". Парень нервно теребил лямки рюкзака. Из-за угла показался автобус.
   На заднем сидении Андрей увидел улыбающуюся Варю и радостно улыбнулся в ответ.
   Открылась передняя дверь, в неё стремительно влетел парень с рюкзаком. Беззвучно сорвалась дверь автобуса и полетела на Андрея. Ещё до конца не понимая, что произошло, он схватил Лену и дёрнулся за колонну.
   Громадные стёкла выгнулись и разлетелись мелкими брызгами внутрь. В уши ударил грохот и, через мгновение, истошный женский визг. Андрей почувствовал удар по лбу. Маленький осколок стекла процарапал кожу.
   Наступая на хрустевшее под ногами стекло, Данилин бросился к автобусу.
   Вся передняя часть была разворочена. Крышу вывернуло вверх и назад. Увидев месиво окровавленных тел, Андрей побежал к задней двери.
   Через стекло на него смотрела Варя. Она пыталась что-то сказать, но только беззвучно открывала рот.
   Андрей стал колотить по стеклу, разбивая в кровь руки. Подбежал Виталий и ногой, обутой в тяжелый ботинок, стал бить в дверь.
   - Там Варя! - закричал Андрей. Подняв взгляд, Виталий увидел Варю. Она подняла руку. Ладонь была красной от крови. Виталий заскочил в автобус и, наступая на куски тел, пробежал по салону.
   Варя сидела, слегка подняв колени, и держала руки на животе. Сквозь пальцы, расплываясь по белоснежной кофте, текла чёрная кровь. Виталий вцепился в поручень и с одного удара ногами выбил стекло. Он просунул руку под колени, второй обхватил за спину и поднял Варю.
   - Держи! Осторожней! Она ранена! - крикнул Андрею, выскочил из окна и помог положить Варю на асфальт.
   - Я сейчас! - Виталий бросился внутрь автобуса помогать другим.
   Данилин снял пиджак, скомкал, положил под голову Вари и сел рядом. Подбежала Лена:
   - Потерпи, Варенька! Всё будет хорошо! Держись, моя хорошая!
   - Тётя Лена... - прошептала Варя. Алейникова погладила по голове.
   - Молчи... Тебе нельзя говорить...
   - Тётя Лена! Маме не говорите, что меня ранило...
   Завывая сиренами, подъехали полицейские и санитарные машины. Мужчины в зелёных халатах положили на асфальт носилки и бережно перенесли Варю.
   - Осторожней! Она ранена! - закричал Андрей. - Вы делаете ей больно!
   Врачи работали быстро и очень умело. Один из них посмотрел на Андрея:
   - Ваш пиджак? Возьмите.
   - Доктор! - Андрей вцепился в рукав халата. - Пожалуйста, помогите!
   Врач спросил:
   - Вы русский? У вас кровь на лице. Вы были в автобусе?
   - Я не ранен! Чего вы ждёте? Её надо в больницу!
   - Спокойней! Мы знаем, что делать. Эта девушка... Вы знаете её? Кто она?
   - Жена! - Андрей ответил очень быстро. - Это моя жена! - Наклонился и поцеловал бескровные губы и зелёные глаза, в которых была любовь к нему и страдание от боли. Варя попыталась улыбнуться, но боль скривила губы. От этой дикой боли она открыла рот, застонала и потеряла сознание.
   Носилки погрузили в машину. На светлой ткани рубашки Андрея остался кровавый отпечаток Вариной ладони.
   Врач посмотрел на Андрея:
   - Очень тяжелое ранение. Много крови потеряла.
   - Можно поехать с вами? - Данилин подтолкнул Лену к машине. - Это подруга Вариной мамы.
   Пока санитарная машина мчалась к больнице, Андрей, не отрываясь, смотрел на лицо Вари, закрытое кислородной маской. Болело сердце, тупая боль давила в затылок.
   Он не знал, как называть её: дочь, жена...
   Стал молить про себя:
   - Потерпи! Держись! Родненькая моя! Прости!
  
  
   - X -
  
  
   Два часа назад закрылись двери операционной. Там, за ними, была Варя. Уже два часа шла операция.
   Когда кто-то из медперсонала шел по просторному коридору, негромкие шаги били в уши и отдавались в мозгу. Андрей сидел, держа локти на коленях и обхватив голову ладонями. Рядом сидела Алейникова.
   Его сковал животный страх от ожидания самого страшного. Данилин гнал эту мысль.
   - Это моя жена... Моя дочь... Господи! Я не верю в тебя! Если ты есть... В чём её вина? Я грешник! Я не знал! Моя дочь... Моя жена! Пощади её! Прокляни меня! Она умрёт?.. Что делать? Эта чистая, невинная девушка - моя дочь? Я соблазнил её... Будь я проклят! Лена... Аня... Прости меня! Наша дочь... Я хотел её. Рана в животе... Я трогал её живот... Эстрин... Фима... Моя дочь... Интервью... Аня! Мама! Я виноват! Мамочка! Я должен был знать! Почему ты не сказала мне об Ане? Девочка моя! Только живи! Только живи!
   Шум шагов нарастал, бил в уши и внезапно смолк.
   Перед ним стояли мужчина и женщина в зелёных халатах. Мужчина снял с головы шапочку и посмотрел поверх очков на Данилина. Стал говорить на иврите. Женщина переводила.
   Врач вздохнул. Ему не нравилось говорить с родственниками, но всегда выходил с плохими вестями сам.
   - Эта девушка... Она ваша родственница?
   - Это моя дочь! Варя, - растерянно произнёс Андрей.
   Молодая, очень красивая девушка умерла десять минут назад. Врач видел много смертей, но чаще спасал от неё. Эту девушку спасти не смог.
   - Я очень сожалею... Мы сделали всё, что смогли. Она умерла. Примите мои соболезнования!
   Врач подумал о своих детях, девочках, горестно вздохнул и ушел в операционную.
   Андрей смотрел ему вслед. До него не дошел смысл слов.
   - Что он сказал? Она умерла? Она не может умереть! - схватив в комок рубашку на груди, крикнул. - Ей всего двадцать лет!
   - Это лучший хирург Израиля! - женщина осторожно прикоснулась к руке Андрея. - Ничего нельзя было сделать...
   Только когда вскрикнула Лена, он понял:
   - Варя ушла.
   Стало темнеть в глазах. В грудь медленно входила тупая боль. Андрей стал оседать:
   - Лека! Я ничего не вижу!
   - Здесь я. С тобой! - Лена посадила Андрея на стул. Рукав её кофты затрещал под рукой Данилина. Собирая последние силы, он стал шептать:
   - Позвони послу... Пусть приедет. Надо... Надо позвонить в Москву! Номер телефона в моей книжке, на первой странице... Там один телефон... Пусть по нему позвонит в Москву! Надо сказать, что интервью не будет... -Андрей замолчал, закрыв рукой невидящие глаза. - Нельзя интервью! Звонить надо с моего мобильного! Будь я проклят! Лена! Заклинаю! Прости! Не говори Ане! Я сейчас сдохну... Аня!
   Данилин стал заваливаться на бок и сполз со стула. Громко закричала Лена. Когда увезли Андрея, всё опять стихло.
   Дрожащими руками Лена набрала номер посла:
   - Данилин умирает! Приезжайте срочно! - назвала адрес и рухнула на стул. Она не знала, сколько прошло времени, потому что думала о том, что скажет Ане.
   - Вы звонили? Кто вы?
   Алейникова подняла взгляд. Перед ней стоял высокий мужчина с пронзительным взглядом.
   - Вы посол?
   - Да, я посол Российской Федерации, Гущин Леонид Георгиевич! Что с Андреем Санджиевичем?
   Она вспомнила, как не могла попасть к нему. Подумала про себя: "Мудак ты, а не посол!"
   Вслух сказала:
   - Не знаю я точно. Потерял сознание. Врачи говорят - кома. Данилин просил позвонить в Москву. Вот телефон. С него звоните. Андрей сказал - это обязательно! Надо сообщить - интервью не будет.
   Посол посмотрел на телефон, перевёл взгляд на женщину:
   - Кому звонить?
   Лена протянула записную книжку.
   - Вот этот номер.
   Подбежал мужчина, представился:
   - Я сотрудник посольства. Мартынов. Вы Алейникова Елена? Что с Данилиным? Он был в автобусе? Ранен?
   - Нет. Мы в гостинице были. У него что-то другое...
   Посол набрал номер из записной книжки Данилина. Когда услышал голос, вздрогнул и взглянул на Алейникову:
   - Это посол Российской Федерации в Израиле Гущин.
   Негромкий голос звучал как будто рядом:
   - Почему вы звоните с аппарата Данилина?
   - Я - Гущин Леонид Георгиевич. - Он почувствовал, как вспотели ладони. - Данилин в госпитале! Здесь был взрыв в автобусе! Пока не знаю, что с ним. Он без сознания. Мне сказали... Он просил передать - интервью не будет.
   - Это всё, что он сказал?
   - Да. Так мне передали.
   В трубке было тихо, потом послышался опять этот голос:
   - Мы говорим по открытой линии. Возвращайтесь в посольство. Звоните по служебной. К вам вылетит самолёт МЧС. Надо немедленно вывезти Данилина! Организуйте эвакуацию! Вам понятно? Немедленно!
   - Я всё понял!
   - До свидания.
   Посол посмотрел на мобильник, протянул его Лене:
   - Спасибо!
   Алейникова положила аппарат в сумку:
   - Я здесь в командировке. Мне нужна помощь!
   - Поможем! Всё что нужно! - быстро ответил Гущин. - Приезжайте в посольство!
   Посмотрел на Мартынова и покачал головой:
   - Да... Такие вот дела, Юрий Александрович! Не думал, что Данилин... - посол не стал развивать дальше мысль. - Договорись с госпиталем. Данилина мы забираем! Самолёт за ним прилетит. Приказ с самого верха!
  
  
  
   - XI -
  
  
   Отец умирал от рака желудка. Оперировать было уже поздно. Три последних дня он лежал, отвернувшись к белой стене. Мать все эти дни сидела рядом, держа руку на плече отца. Он умирал молча. За мгновение до смерти простонал:
   - Какая боль! Мама!
   Данилин был в большой светлой палате один. Слева от кровати, через окно, грело осеннее солнце. Андрей, когда очнулся, первое, что вспомнил - смерть отца. В память на всю жизнь врезалась гримаса боли на лице.
   Когда Варю положили на носилки, лицо её было искажено болью. После укола боль ушла, и лицо её опять стало таким же прекрасным. Потом лицо закрыли кислородной маской.
   - Я не умер... Почему я не умер вместе с дочерью?
   Данилин хотел поднять руку, но не смог. Тело не слушалось. В дверь постучали. Это удивило, потому что врачи всегда входили без стука. Он с трудом повернул голову.
   В палату вошла высокая, стройная женщина. Шелковистые чёрные волосы спадали до плеч, контрастируя с лицом цвета слоновьей кости. Большие, чёрные, слегка раскосые, широко расставленные глаза под прямыми бровями испугано смотрели на Андрея.
   - Варя! - еле слышно прохрипел он. В это мгновение он понял, кого ему напомнила эта женщина.
   Когда она пошла от двери к кровати, движения были лёгкими и изящными. Взгляд, поворот головы, походка - во всём просматривались неуловимые черты Вари.
   К нему шла Аня Аксельман, мама его дочери. Рука Андрея теребила край простыни и затихла, когда сверху легла прохладная ладонь.
   - Здравствуй, Данилин, - негромко сказала она.
   - Аня... - прошептал Андрей. - Наша дочь...
   Женщина села на стул у кровати, посмотрела в окно:
   - Моя дочь...
   Данилин проглотил комок в горле, после чего смог говорить громче. Вернулся голос. Тыльной стороной ладони вытер слезу:
   - Я был в коме. Меня вывезли из Израиля. Не смог быть на похоронах.
   - Как ты узнал, что Варя твоя дочь?
   - Миша Игнатов сказал.
   - Откуда он мог знать? Лена ничего не говорила?
   В глазах Андрея вспыхнули искры. Аня вспомнила этот взгляд.
   - Не знаю, как Миша узнал. Когда сказал Лене о том, что знаю, она подтвердила.
   С замиранием в сердце спросил:
   - Как прошли похороны?
   На Аню смотрели детские, испуганные глаза.
   - Не было похорон. Я кремировала Варю. Прах привезла в Москву. Были проблемы... Мне помог ваш посол, Гущин. Он всё сделал. Просил передать почему-то, что изучает историю Англии. Лена помогла.
   Аня помолчала, потом посмотрела в глаза Данилина:
   - Я не знаю, где хоронить Варю.
   - Отвернись, пожалуйста!
   Андрей сжал кулаки и сел в кровати. Аня подошла к окну. Данилин отбросил простыню, спустил ноги. Тело опять стало послушным. Слегка дрожали колени, когда он пошел к шкафу. Одежда была на месте.
   - Я до сих пор не умею завязывать галстуки. Поможешь?
   Когда Аня повернулась, забилось сердце. Через двадцать один год перед ней стоял снова Андрей Данилин. Пальцы предательски дрожали, когда прикасались к шее и груди Андрея. Он взял её руку и приложил к тому месту, где должно быть сердце.
   - Аня! Я всё сделаю! Мы сейчас поедем и всё сделаем!
   Стало очень легко, и тревога, мучавшая её с утра, ушла.
   - Мне надо быть завтра в Берлине.
   Стало немного не по себе, когда увидела взгляд Андрея.
   - Набери мне номер, пожалуйста! Пальцы ещё дрожат, - Андрей улыбнулся.
   - Это Данилин! Марина! Не надо рыдать! Я живой! Хватит плакать, сказал! Найди оператора Василевского. В Израиль со мной летал. Пусть ждёт меня у главного входа! Наверх подниматься не буду. Сергею Ивановичу скажи, что сегодня не смогу с ним встретиться. Я хороню дочь. Дочь!
   Дверь в палату открылась, вошел молодой мужчина в темно-сером костюме:
   - Здравствуйте, Андрей Санджиевич! Помните меня? Вот и хорошо! Сейчас будет сам... Вы не против? - Не дожидаясь ответа, провёл взглядом по палате, стремительно пошел к окну, заглянув по пути в шкаф, посмотрел вниз и, подняв руку, сказал в рукав:
   - Чисто! - и вышел.
   За дверью послышались шаги и негромкие голоса. Аня с удивлением посмотрела на Данилина. Закрыв за собой дверь, в палату вошел невысокий, худощавый мужчина. Подошел к Андрею и пожал руку:
   - Мне сказали, что ты лежишь... Здравствуй, Андрей!
   - У меня всё хорошо, господин президент! Здравствуйте!
   Только после этих слов, Аня узнала этого человека. Данилин взглядом показал на неё.
   - Господин президент! Это мама Вари.
   Удивлённый вначале официальным обращением, президент понял, шагнул к Ане и протянул руку:
   - Анна Давидовна! Примите мои самые искренние соболезнования! Я сам отец и сочувствую вашему горю!
   Ей показалось, что всё происходящее не реально, в каком-то сне: прилёт в Москву, встреча с Андреем, и президент огромной страны, её бывшей Родины, в этой больничной палате.
   Президент, держа руку Ани, продолжил:
   - Приношу свои извинения за Андрея! Мне не совсем верно обрисовали ситуацию. Я приказал вывезти его из Израиля. О смерти вашей дочери я узнал позже. Он не был на похоронах по моей вине.
   - Не было похорон, - тихо сказал Андрей. - Аня привезла прах Вари в Москву. Здесь будем хоронить. Сегодня.
   - Что могу сделать для вас?
   Данилин спокойно и уверенно ответил:
   - Большое спасибо! Сделаю всё сам!
   "Красивая пара! Почему они не вместе?" - подумал президент.
   - Когда всё закончится, мне надо поговорить с тобой, Андрей. Позвони. Буду ждать, - президент протянул руку Ане и положил сверху ладонь. - Если будет поминальный стол, я обязательно приеду!
   Аня не знала, что ответить. Президент легко пожал её руку:
   - До свидания, Анна Давидовна! Андрей! - и вышел из палаты.
   - Ты знаком с президентом? - посмотрела на Андрея.
   Он взглянул на дверь, вместо ответа, тихо сказал:
   - Не ожидал, что он приедет сюда... Это поступок!
   В дверь опять постучали. В палату вошел помощник президента:
   - Простите, Андрей Санджиевич! Внизу вас ждёт машина. Она в вашем распоряжении на сегодня. Водитель знает вас. У него все нужные номера телефонов и спецсвязь.
   С удивлением и тревогой Аня посмотрела на Данилина. Она помнила его худым, высоким, смешливым, с такой ослепительной улыбкой, от которой замирало сердце. Таким он снился ей, и тогда она тихо плакала в подушку, боясь разбудить дочку.
   Сейчас рядом с ней стоял совсем другой Андрей. Нет, не другой! Он тот же, Андрей Данилин, потому что глаза были такими же, когда она увидела его первый раз - синими!
   Они ей всегда снились...
   Большой, чёрный автомобиль повернул с Рублёвки на Кутузовский. Повелительно рявкнув сиреной, сзади стала догонять милицейская машина. Водитель внимательно посмотрел в зеркало, раздвинул полы пиджака, но потом улыбнулся:
   - Всё в порядке! Это наши!
   Автомобиль остановился на разделительной полосе. Из милицейской машины вышел офицер в ярком жилете, подошел со стороны Андрея и поднял руку к козырьку:
   - Здравия желаю, товарищ Данилин! Майор Микитюк! Приказано сопровождать вас.
   - Зачем? - удивился Андрей.
   - Пробки везде, а у вас много дел. Будем помогать ехать быстро, но аккуратно. Куда сейчас?
   - В Останкино. К телецентру.
   Майор козырнул:
   - Есть! Понял! - заглянул внутрь, - Толя! Здорово! Держи дистанцию! Вы, товарищ Данилин, его фамилию запишите - Маклаков Анатолий. Потом по телику скажите, что это отчаянный лихач! Правила нарушает! Пусть у него права отберут.
   Майор засмеялся, оборвал смех, снова поднял руку к козырьку:
   - Разрешите ехать? Сейчас трассу расчистят.
   Кортеж, завывая сиренами, стал набирать скорость. Пассажиров вдавило в сидения. Вспышкой в мозгу вспомнилась дорога из Вифлеема.
   "Варя!" - промычал Андрей, зажимая стон зубами, чтобы не услышала Аня.
   Дочь едет с отцом и матерью по Москве, в которой так хотела побывать, горсткой пепла в небольшой банке.
   Он отвернулся и стал смотреть в боковое окно, пряча накатившиеся слёзы.
   Автомобиль еле протиснулся к главному входу Останкинского телецентра.
   Когда Данилин пришел работать сюда, у здания стояло не больше десяти машин. В девяносто третьем, у семнадцатого подъезда, его чуть не побили оголтелые старушки, называя "жидовской мордой"...
   - Подожди меня, пожалуйста! - Данилин посмотрел в глаза Ани. Стоило это огромных усилий. - Я быстро!
   Автоматические двери распахнулись, и навстречу выбежал Виталий. Переносица ещё хранила след от удара, и руки, обожженные в автобусе, были перебинтованы. Мимо проходили знакомые люди, но Данилин никого не замечал:
   - Виталик! У тебя плёнки сохранились из Тель-Авива? Помнишь, ты нас с Варей снимал на набережной, под пальмами?
   - Есть! Есть плёнки! Я сегодня смотрел их. Сохранились!
   Андрей вытащил мобильник:
   - Марина! Это я. Срочно найди телефон Елены Алейниковой! Знаешь её? Она в какой-то независимой компании работает. У тебя всё схвачено, ты сможешь, Марина!
   Долгую паузу нарушил голос Марины:
   - Алло! Андрей! Ты где?
   - Я внизу, у главного входа. Жду твоего звонка. Моя жизнь в твоих руках, родная моя!
   Марина поразилась этим словам:
   - Сейчас сделаю, дядя Андрей.
   - Это Варина мама? - посмотрев на машину, Виталий поднял взгляд на Данилина. Ответом был кивок головой.
   Зазвучала мелодия из мобильного. Виталий вздрогнул, услышав знакомую музыку.
   - Да, да, Марина! Записываю! Спасибо! Больше пока ничего не надо. Есть ещё небольшая просьба. Виталий тебе скажет.
   Долгие гудки вызова прервал грудной женский голос.
   - Слава богу! Лека! Это Данилин. Аня со мной! Всё нормально! Ты где?
   - Где? В Караганде! - возмущенно закричала Алейникова. - В Израиле до сих пор! Съёмки закончить не могу! Кругом одни козлы! Как Анька? Держится? Андрюша! Жизнь её в твоих руках! Ей Гущин очень помог. Мне не помогает! Игнатов твой, тоже мудак!
   Андрей улыбнулся:
   - Слушай, Лена! Скажи Михаилу, если тебе не поможет, будет там сорок лет сидеть... Гущина не трогай! Передай ему мою благодарность за помощь Ане! У Игнатова возможностей больше... Его дави! Теперь о главном. У тебя есть фотографии Ани? Может, сохранилась та, где на даче снимала? У клёна?
   - Есть, дома. В Москве. Там Анька чудо, как хороша!
   - Кто дома?
   - Муж. Бездельник! Картины пишет, а я деньги зарабатываю...
   - Муж - Валентин?
   - Он самый! Ты, гад, свёл!
   - Вы же развелись?
   - Да... Разойдешься с вами! Третий раз сходимся. Купил бы картину у него. Дружбан твой, всё-таки!
   - Позвони Вальке. Сейчас подъедет оператор Виталий. Пусть он ему фотографию отдаст. Верну потом. Спасибо тебе! Приезжай!
   Данилин вытащил сигарету. Руки слегка дрожали. Выдохнул дым.
   - Времени очень мало. Поедешь сейчас на Новослободскую. Адрес я запишу. Возьмёшь фотографию, потом к компьютерщикам. Пусть в стоп-кадр, где мы с Варей, впишут Аню.
   Увидев недоуменный взгляд оператора, стал говорить размеренно:
   - Это мама Вари. Сделай в фотостудии отпечаток в полный рост. Отвезёшь ко мне домой, на Истру. Марина скажет, как ехать. Там будет старушка, Анна Ильинична. Скажешь, что от меня. Ещё скажи, что приеду сегодня с Аней. Плати везде за скорость. Вот карта.
   - Не надо денег, Андрей! - Виталий замахал руками. - Ты меня обидишь! Мне очень нравилась Варя! Не знал, что она ваша дочь.
   - Сделай, пожалуйста, мальчик мой! - Данилин обнял оператора. - Спасибо тебе за всё и прости!
   Раскрыв телефонный справочник и найдя нужный номер, Андрей обернулся к Ане:
   - Ещё один звонок...
   Набрал цифры на аппарате спецсвязи и негромко сказал:
   - Здравствуй, Сергей! Это Данилин.
   После недолгой паузы послышался удивлённый голос.
   - Андрей? Ты не в больнице?
   - Со мной всё в порядке. Я сейчас в Останкине. Мне нужна твоя помощь!
   - Хорошо, что ты позвонил! Шеф через час собирался в больницу, а ты уже на воле... Мы слышали о твоей трагедии. Держись, Андрей! Всё, что надо, сделаю!
   От этих простых слов, сказанных очень искренне, стало немного легче:
   - Спасибо, Сергей! Дочь кремировали, её мама привезла прах в Москву. Мы хотим похоронить в могиле моей матери, на Ваганьковском. Сегодня.
   Голос в трубке прозвучал спокойно и уверено.
   - Нет проблем! Сделаю. Могу я передать привет шефу от тебя? Заезжай к нам. Шеф всегда рад тебя видеть! Помянем дочку. Самые искренние соболезнования твоей... - в трубке повисла пауза, - супруге, Анне Давидовне!
   - Ты знаешь, как звать её?
   - Должность такая, Андрюха. Всё знать надо! Не ко времени будет сказано, но Эстрин твой - засранец! Приезжай на Ваганьковское часа через два. Там будут ждать. Я бы приехал, но моя восточная мудрость подсказывает - лучше вы там вдвоём побудете. Кстати, девичья фамилия Ани, какая?
   - Аксельман.
   Как только Данилин стал говорить по телефону, Аня вышла из машины. Андрей облегчённо вздохнул и подошел к ней:
   - Я договорился. Всё сделают. Нужно пару часов подождать.
   - Варя носит фамилию Белиц.
   - Я знаю. Ты слушай меня сегодня, пожалуйста! Всё сделаю, как надо, Анечка! Давай пока пообедаем! Ужасно хочется съесть что-нибудь! Тебе тоже надо подкрепиться. День будет тяжелым.
   В ресторане, рядом с высотным зданием на Кудринской площади, знали Данилина. Официант, почувствовав напряжение гостей, тихо сервировал стол. Приветливо раскланялся метрдотель.
   - Я хочу водку. - Андрей посмотрел на Аню.
   - Мне виски со льдом.
   Ледяная жидкость обожгла пустой желудок. Аня сделала небольшой глоток. Долго сидели молча. На столе появились тарелки с омлетом. Среди желтого цвета красными островками виднелись дольки обжаренных помидоров.
   Андрей взял вилку и положил обратно на стол.
   - Мне дочь сказала: "Никогда не проси прощения". Прости меня, Аня!
   - Когда Варя узнала, что ты её отец, как среагировала? - Аня внимательно посмотрела на Андрея. - Что сказала?
   - Она очень удивилась, испугалась, почему-то заплакала. Спросила, почему не вместе. Что я мог ответить?
   Глядя Ане в глаза, Данилин врал каждым словом, испытывая жуткий страх. Когда он молчал, он тоже врал, спасая её от чудовищной правды.
   Взгляд Ани был спокойным, но слова, произнесенные ею, говорили совсем о другом:
   - Мне восемнадцать было. Как только увидела тебя, поняла, что пропала...
   После этих слов, Андрею захотелось дотронуться до руки Ани. Решимости не хватило, и он с мольбой произнёс:
   - Аня! Я не знаю, что сказать тебе! Не знаю!
   Вкусный запах заставил их замолчать, и они, испытывая голод, стали глотать нежные куски омлета. Когда опустели тарелки, официант быстро убрал их, и на столе появились чашки с кофе.
   Аня подняла бокал, закрутила льдинки и сделала небольшой глоток:
   - Ты ни в чём не виноват. Я сама... Иногда было тяжело... Меня поддерживала память о тебе. Я знала, если ты узнаешь о дочери, придёшь на помощь. Не просила потому, что не любил ты меня. Я любила! Мне достаточно было знать, что рядом твоя плоть и кровь - Варя!
   Вкус никотина не чувствовался. Андрей раздавил сигарету и глухо заговорил:
   - Если бы я знал! Под Иерусалимом, на блокпосту, познакомился с офицером. Сидели, курили, и я ему рассказал о себе. Даже мама не знала об этом... Мне было двадцать лет. Влюбился. Захотел жениться. Она сказала, что не любит меня. Я, мальчишка, дал зарок - больше никогда, никому не предложу этого. Мама удивлялась - когда ты женишься? Я маму боготворил, но об этой дурацкой клятве промолчал. Почему она о тебе ни словом не обмолвилась?
   - Я попросила.
   - Ты?
   - Да. Подумала, если не судьба, то мама твоя не поможет. Я ей иногда писала из Израиля. О том, что Варя твоя дочь, не сказала. Ты не читал?
   Андрей удивился:
   - Нет. Когда мама умерла, я все её вещи, одежду, бумаги сжег.
   - Как сжег?
   - Это мамина жизнь. Одежду не захотел отдавать в чужие руки. Письма - это её жизнь, её тайны. Я не мог влезть туда! Наверно, там и твои письма были.
   - Я письма Варвары Гавриловны храню. Они у меня дома, в Тель-Авиве. Пришлю. Хочу, чтобы ты прочитал их.
   Данилин подозвал официанта, попросил ещё водки. Выпил, потом долго молчал, а когда поднял взгляд, Ане стало страшно.
   - В Вифлееме, в храме я поставил свечку в память о матери. Попросил у Богородицы счастья для Вари. На следующий день Варя погибла!
   - У нас такая жизнь. Бомбы взрывают. Гибнут люди. Мы уже привыкли и живём с этим.
   - Есть ли на этом свете высшая справедливость? - выкрикнул Андрей, потом тише продолжил:
   - Я, старый грешник, живу, а моя дочь погибла! Это справедливо? Разве Варя несёт ответственность за меня? Почему она? У меня ничего не осталось! Зачем я живу?
   - Не рви себе сердце! Эти слова я могу сказать и о себе. Почему Варя, а не я? - Аня медленно выцедила остатки виски, посмотрела на Андрея.
   - Мы тебя всё время смотрели по телевизору. Спутниковую тарелку поставила специально. Она хотела работать на телевидении. Сказала ей: "Смотри и учись, как надо работать". Ты ей очень нравился! Смотрим мы твои передачи, а я сказать не могу, что это её отец...
   - Надо было сказать!
   - Как я могла, не спросив у тебя?
   - Твои родители... - Данилин накрыл ладонью руку Ани. - Где они?
   - Умерли. - Аня убрала руку и, глядя в сторону, продолжила: - Они приехали в Израиль, когда Варя родилась. Папа умер через месяц. Инфаркт. Мама через два года. Уснула и не проснулась. Ещё молодые были. Не хотели из Союза уезжать. Когда позвонила Лена и сказала, что ты тяжело ранен, лежишь в госпитале, я сама чуть не умерла! Хотела вернуться. Не пустили. Варю чудом сохранила.
   Андрей почувствовал, как шевельнулось сердце:
   - Почему - Варя?
   - Что почему?
   - Имя такое дала дочери. Почему?
   Подняв взгляд, Аня помолчала и, чуть улыбнувшись, сказала:
   - Так звали твою маму, её бабушку. Куда тебя ранило?
   Он нащупал пальцем бугорок на груди, потом на это место легла ладонь Ани. Гибкие пальцы нежно гладили след от неслучившейся смерти. Ей очень не хотелось убирать руку.
   Глядя в его синие глаза, прошептала:
   - Plaisir d'amour ne dure qu'un moment, chagrin d'amour dure toute la vie...26
   - Что ты сказала?
   - Ничего. Так... Варя французский учила. Это слова из песенки. Варя напевала, а я запомнила...
   Аня знала, что красива, и видела, как смотрят на неё мужчины. Её надменного взгляда было достаточно, чтобы пресечь это...
   Та, первая грубость Андрея забылась, но осталась любовь, которая была с ней все эти годы.
   Жизнь с Белицем была пыткой. Она ругала себя, но ничего не могла сделать. Мучила Белица, мучилась сама. Иногда думала, может что-то в ней не так? Отвращение к сексуальному контакту, после Белица, сидело в ней долго.
   Ночью, слушая Варино дыхание, она часто лежала без сна. В памяти всплывал осенний лес, кленовые листья и руки её первого и единственного мужчины.
   Глядя на Андрея, она вдруг почувствовала, как горячая волна охватывает её и поднимается к сердцу. Это было впервые и так неожиданно, что она испугалась, стиснула колени и отдернула руку.
   Андрей вспомнил слова Лены: "Она тебя любит до сих пор".
   - Анечка! Двадцать один год назад судьба свела нас, погладила меня, а я не смог этого понять. Что мне делать сейчас?
   - Не знаю. Зачем я поехала тогда с тобой? Я боюсь тебя!
   - Мы с Варей хотели полететь к тебе в Берлин, - Андрей не сводил глаз с Ани, - оттуда все вместе в Москву. Варя поехала домой за паспортом. Российскую визу надо было поставить. Когда возвращалась, всё и произошло...
   Кофе уже остыл, Аня поставила чашку на стол.
   - Я в вещах Вари нашла кулон. Очень дорогой. На пальце золотое кольцо. Это ты купил?
   - Кулон я подарил Варе, а кольцо для тебя, - Андрей поднял руку. - Такое же. Она сказала, что будет носить, пока мамы нет.
   - Кулон я продала. Нужны были деньги на похороны и всё такое... Кольцо осталось на её руке. Я не стала снимать.
   Данилин быстрым движением смахнул слезу. Аня нежно погладила его по небритой щеке:
   - Не надо, Андрей! Я после тебя знала только одного мужчину. Какая это боль! Ты никогда не поймешь! Когда Варя родилась, ушла от него. С тех пор у меня не было мужчин. Ты у меня первый и будешь им всю мою дурацкую жизнь! Сколько я слёз пролила из-за тебя... У меня не осталось их оплакивать свою дочь... Нашу дочь.
  
  
   На Ваганьковском кладбище было, как всегда, многолюдно. Несколько милиционеров, стоящих у могилы матери Данилина, вежливо поднесли руки к козырькам и так же вежливо стали просить посетителей обходить этот участок.
   Рабочие аккуратно опустили в узкий, глубокий колодец урну с прахом, засыпали землёй. Сверху положили небольшую чёрную плиту, венки.
   - Всё нормально, хозяин? - спросил бригадир. Он знал Данилина. Знал человека, приезжавшего из мэрии. Уважение вызывало не это, а толщина пачки денег, лежавшая в кармане.
   Внутри ограды стоял высокий чёрный камень. На нём художник, насечкой, изобразил красивую, нестарую женщину. Она улыбалась. Андрей, когда хоронил мать, выбрал именно эту фотографию, с улыбкой.
   Ниже портрета была золотая надпись: Варвара Гавриловна Данилина. Рядом с обелиском лежала небольшая плита с надписью без позолоты: Варвара Андреевна Аксельман-Данилина.
   - Через год, - осипшим от волнения голосом прошептал Андрей, - я поставлю большой, красивый. Мы поставим!
   - Как она похожа на бабушку!
   Андрей повернулся на голос. Аня стояла, вцепившись в ограду:
   - На маму твою, Варвару Гавриловну!
   Ноги в коленях подогнулись. Это было так же, как тогда, в гостинице, когда он узнал ужасающую правду.
   Глаза, брови, губы, как у Вари! Андрей вспомнил зелёные глаза матери. В Иерусалиме, в Тель-Авиве, ночью в постели он пытался вспомнить, кого напоминает ему Варя, и не смог.
   Мама в его памяти осталась пожилой женщиной. Сейчас он вспомнил её фотографии, где мать была молодой и такой же красивой, как Варя, только ниже ростом.
   Кортеж летел по Ленинградскому шоссе, расчищая себе путь сиреной
   За весь день Аня ни разу не заплакала. Её руки, сжатые в кулачки, лежали на коленях. В такой позе сидела Варя, когда они возвращались в Тель-Авив.
   После Химок машины свернули налево, и Аню прижало к Данилину. Она быстро выпрямилась.
   Слова, произносимые шепотом, глухим эхом отдавались в сердце Андрея.
   - Изменилась Москва. Я из другого города уезжала... Варя очень хотела приехать. Я не пускала. Неправильно воспитала её. Она выросла русской среди евреев. Растила одна, вот и вырастила... Я очень скучала по Москве! Так хотелось приехать с ней, вдвоём! Не приехали... Боялась тебя увидеть. Иногда мне о тебе Лена рассказывала. Попросила не говорить тебе о дочери. Лена ругала меня за это. Знаю, ты не женат. Думала, зачем мы тебе? Варька красивой выросла. Мужчины всё время внимание обращают. Тяжело быть красивой... Боялась за неё. Не хотела, чтобы её судьба мою повторила. Варюха-горюха... Прилетел кусок железа - и всё. Нет моей девочки. За что? Что она плохого сделала? Может, я виновата в чём-то? Я любила всю жизнь одного человека. Родила от него дочь. Девочка погибла. Ничего не осталось. Пустота. Очень больно!
   Андрей, слушая этот крик, сказанный шепотом, молил мать:
   - Мамочка! Родная моя! Дай мне силы перенести всё это! Помоги!
  
  
   Автомобиль вкатился во двор. Милицейская машина сдала назад, перекрыв въезд. У ворот стояли мужчины в чёрной униформе.
   Дом был очень красив. Архитектор умело спрятал объем разноуровневыми плоскостями крыши, покрытой светло-коричневой черепицей. Две каминные трубы поднимались кверху. Из одной шел дым. Тонированные стёкла не позволяли заглянуть внутрь.
   Дом стоял, окруженный высокими соснами.
   Вода в пруду перед домом казалась чёрной. Над водой висел деревянный мостик.
   Между прудом и домом, на лужайке, окруженной невысоким кустарником, стоял раскидистый клён. Дерево светилось, на коротко постриженной траве лежал разноцветный ковер упавших кленовых листьев.
   Когда Аня подошла к клёну, из кустов, росших вдоль забора, вспорхнула большая стая воробьёв. Они кружили над головами, а самые смелые садились у ног. В серой компании бегала синичка. Звонкий ор заставил улыбнуться Аню.
   - Андрюша! Сколько их! Что они тут делают?
   - Грехи мои замаливают... Накрошил я им как-то остаток батона. Шла мимо женщина, остановилась и сказала: "Корми, сынок! Боженька тебе какой-нибудь грех спишет". Грехи мне Бог не списывает, но два пакета пшена в день братва съедает... Старушка эта, Анна Ильинична, сейчас у меня - домоправительница.
   Данилин оглянулся и осторожно прикоснулся к руке Ани.
   - Подожди, пожалуйста. Я сейчас!
   Он быстро подошел к черной машине.
   - Толя! Я не знаю, что дальше будет. Подождите немного. Может в Шереметьево придётся съездить.
   - Нет проблем, Андрей Санджиевич! Мы с вами до конца дня. Если будет нужно - приедет смена.
   - Не проголодались?
   - Всё путём! У нас пайки. Не волнуйтесь!
   Воробьи серым ковриком окружили ноги Ани. Чирикание оглушало. Она улыбнулась.
   - Кушать хотят!
   - Это мой дом, - Андрей взял руку Ани. - Есть ещё квартира в Москве, на Юго-Западе, на улице академика Пилюгина. Там я редко бываю. Здесь мой дом, моя крепость! В этом доме никогда не было женщин. Анна Ильинична не в счёт. Ты - первая! Побудь со мной немного, а потом уезжай в эту Германию!
   Аня смотрела так же, как двадцать один год назад, когда он вёл её на дачу Перфильева.
   Держа маленькую ладонь в своей руке, Андрей почувствовал отчетливо и бесповоротно, как тянет его к ней. Не просто, как к очень красивой женщине, дважды вошедшей в его жизнь, а потому что она - Аня, Анна Давидовна Аксельман - единственная и неповторимая, несчастная, незаслуженно одинокая, нужна ему!
   Они долго смотрели друг на друга.
   Когда Аня осторожно убрала руку и прижала к груди, Андрей негромко сказал:
   - У отца был друг, Наран Илишкин. Для меня он был... Звал я его - дядя Наран. В Сибири, в ссылке, он влюбился в девушку. Он - калмык, враг народа. Она ещё хуже - немка. Дядя Наран написал стихотворение. Одно единственное. Больше не писал. Ему было девятнадцать.
   Андрей наклонился, поднял с земли кленовый лист, подержал и несмело протянул его Ане. Воробьи взлетели с земли и уселись на ветках. Стало тихо, и только где-то вверху шумел ветер в макушках сосен.
   - "Пожелтевшими листьями устлан весь тротуар, И шажищами быстрыми отошел летний жар. Как пора эта летняя, от тебя я уйду, потому что по-прежнему я любить не могу. В мире этом, под звездами, много тысяч дорог. Я уйду по одной из них, пусть простит меня Бог"...
   Неожиданно для себя и для Андрея Аня шагнула к нему, прижалась всем телом и обвила его шею руками.
   - Что я делаю? Боже мой! - прошептала Аня и прильнула к его губам.
   Они долго стояли у клёна, не в силах разжать руки. Когда Аня попыталась отойти от Андрея, он не позволил, прошептав на ухо:
   - Мои руки меня не слушают.
   Аня посмотрела недоверчиво.
   - У меня ещё два кота живут... - гладя волосы Ани, буркнул Андрей. - Мотя и Пашка. Ужасные хулиганы... Ждут нас, наверно.
   Дом не выглядел большим, но когда распахнулась дверь, гостиная оказалась огромной. В камине потрескивали дрова, и вкусно пахло грибами.
   На противоположной стене висела огромная фотография.
   Андрей сначала не узнал себя. Правая рука лежала на плече Вари. Она, слегка наклонив голову в его сторону, улыбалась. Слева стояла Аня, такая же молодая и красивая, как и дочь. За спиной виднелась пальма, но в руках Аня держала три кленовых листа - осенние, рыжие, красные.
   Данилин потянул её в гостиную и она, не отрывая взгляда от фотографии, прошла вперёд. Посреди комнаты стояли два стула. Андрей посадил Аню, присел рядом и обнял за плечи.
   - Доченька! Доченька! - застонала Аня, уткнулась лицом в грудь Андрея и обхватила руками.
   - Двадцать лет! Двадцать лет я ждала тебя! Ненавижу!
   Стон перешел в плач, и она всё крепче прижимала к себе Андрея:
   - Ты несчастье моё!
   Аня прижималась так сильно, что не хватало воздуха, но после вдоха она продолжала стонать.
   - Доченька! Варенька! Прости меня! Деточка моя! Прости!
   Андрей неловко и нежно целовал волосы Ани и всё крепче прижимал её к себе.
   Слова, казалось ему, произнесённые про себя, громко прозвучали в тишине комнаты:
   - Господи! Господи! Ничего не прошу для себя! Защити эту женщину! Защити и сохрани! Она - единственное, что осталось у меня на этом свете! Кроме тебя, Господи!
   Из соседней комнаты вышли два чёрных кота с белыми манишками на груди и неслышно подошли к сидящим. Маленький прыгнул на колени Ани, большой стал тереться об ноги.
  
  
   * * * * * *
  
  
   P.S. Через три месяца в ЗАГСе, на юго-западе Москвы, был зарегистрирован брак между гражданкой Израиля Анной Давидовной Аксельман и гражданином России Андреем Санджиевичем Данилиным. На церемонии присутствовали Елена Алейникова и Валентин Перфильев.
   В свидетельстве о браке у жены была сделана запись: Данилина-Аксельман.
   Через девять месяцев Аня Данилина родила мальчика. Роды были очень тяжелыми.
   Майор Рустам Мамиев награжден орденом за участие в боях в Ливане. Гарика Иванова в армию не взяли. Его жена родила пятого мальчика. Гарик назвал его Андреем. Игнатов до сих пор руководит корпунктом в Израиле. Леонид Гущин назначен послом в Великобритании.
   Елена Алейникова стала генеральным продюсером двадцать первого канала. Валентин, её муж, организовал персональную выставку в Париже. Оператор Василевский направлен работать на корпункт в Мадриде.
   Капитан Советской Армии Марк Уманов, с которым Данилин познакомился в Афганистане, сейчас полковник Армии обороны Израиля. Подчиненные зовут его русским словом "Батя". Все считают его заговорённым. Он им никогда не был. Просто полковник Уманов - настоящий офицер. Умный, храбрый и очень хладнокровный.
   Пройдёт время и в один из погожих осенних дней посетители Ваганьковского кладбища могут увидеть мужчину и женщину, сидящих на скамейке перед большим, чёрным, мраморным камнем.
   На обелиске изображены красивые, очень похожие друг на друга пожилая женщина и прижавшаяся к ней девушка.
   Вокруг ограды бегает маленький мальчик - Андрей Андреевич Данилин. Он собирает разноцветные кленовые листья, падающие с дерева, и весело смеётся.
   У мальчика каштановые волосы и зелёные глаза.
  
  
   * * * * * *
  
  
  
  
  
   Переводы.
  
   Стр. 8 1. - Привет, Варя!
   2. - Добро пожаловать!
  
   Стр. 17 3. - Я буду любить тебя всегда.
   4. - Телохранитель.
  
   Стр. 36 5. - Вы женаты? У вас есть дети?
   6. - Я никогда не был женат и у меня нет детей.
  
   Стр. 37 7. - Боюсь, это невозможно.
      -- - Я очень сожалею, но должна отказаться. Я не хочу дорогое. Это невозможно. Вы не виноваты. Я сожалею.
   Стр. 39 9. - Всё нормально. /Иврит/
  
   Стр. 40 10. - Добрый вечер. Мы рады видеть вас в нашем ресторане.
   Чтобы вы хотели?
   11. - Вы говорите по-русски?
   12. - К сожалению, я не говорю по-русски.
  
   Стр. 41 13. - Принесите, пожалуйста, шотландский виски.
   14. - Пожалуйста, бутылку виски побыстрее.
  
   Стр. 42 15. - Очень хорошее вино. Думаю, моей даме понравится.
   16. - У вас хороший вкус. Желаю приятно провести время.
  
   Стр. 45 17. - Танцуй, будто никто не видит. Пой, как будто никто не слышит.
   18. - Люби, как если бы никогда не был ранен, и живи, как в
   раю земном.
   19. - Живи, как в раю земном.
  
   Стр. 51 20. - Я буду любить тебя всегда.
  
   Стр. 62 21. - Бокал пива, пожалуйста.
  
   Стр. 70 22. - Извините. Вам нужна помощь?
  
   23. - Нет. Спасибо.
   Стр. 76 24. - Извините, я не понимаю.
   Стр. 81 25. - Помни меня. Я люблю тебя навсегда.
  
   Стр. 94 26. - Удовольствие от любви длится миг. Печаль любви
   длится всю жизнь. \Французский язык/
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   9
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"