Дорофеев Владлен Эдуардович: другие произведения.

Бунтарский род Вадковских

Журнал "Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Peклaмa:
Конкурс 'Мир боевых искусств.Wuxia' Переводы на Amazon
Конкурсы романов на Author.Today
Зимние Конкурсы на ПродаМан
Peклaмa
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    С.Г. Волконский напишет: "При воспоминании о Вадковском, прочь от моего пера всякое осуждение его неосторожных действий. Я храню в памяти… глубокое уважение, как к одному из замечательных людей по уму, по теплоте его чувств и сердца и по неизменности его убеждений".
  Владлен ДОРОФЕЕВ
  
  БУНТАРСКИЙ РОД
  
  Документальное повествование о судьбе братьев Вадковских, участвовавших в заговоре декабристов
  
  Его втолкнули в темный каземат. За спиной с грохотом захлопнулась кованая дверь. От тошнотворного запаха гниющей соломы и крысиного помета, сырого спертого воздуха, помутилось в голове. Постепенно глаза привыкли к темноте, яснее заработала мысль.
  Вот и свершилось! Да, он был готов к аресту, но не верил, что его, дворянина, могут бросить в каменный мешок, стены которого кишат мокрицами, и под ногами снуют крысы. Бросили, как последнего колодника! Нет воды, чтобы умыться. Платье изодрано и помято, а в нем приходится спать. Он не брит. Кормят отвратительно. Неужто им не хватило бы взять с него слово и посадить под домашний арест? Слово чести дворянина, что может быть крепче?! А, впрочем, есть ли у них понятие о чести? У мастеров сыскных дел!
  Узник, кусая губы, проглотил стоящий в горле горький колючий ком.
  Почему дело, которому он отдал силы, молодость, ради которого пошел на жертвы, потерпело неудачу? Рок?! Злосчастная судьба! Но ему всегда везло. И в игре, и в дружбе... Природа не обделила его внешностью, талантом, умом, богатством. Так что же? Почему Общество открыто, а он в крепости? Где допущена оплошность? Ведь было все так ладно, и будущее рисовалось совсем иным.
  'Вспомнишь ли ты, Русь святая, наша мать, иль тебе, родимая, не велят и вспоминать...' Вспомнят ли? Да, он подписал свой смертный приговор, ибо все известное Следственному Комитету ставило его в разряд особо опасных государственных преступников. Но заслужил ли он забвения?! Бросить свет, гвардию, поместья, ради освобождения народа от рабства, и кануть в лету... Нет! Поймут ли когда-нибудь его или сочтут умалишенным? И умирать, право, не хочется совсем! Жить, чтобы бороться, вот идеал!
  Вопросы, теснившиеся в голове, не давали покоя. Он долго, нервно мерил шагами камеру. Наконец сел, упершись взглядом в отсыревший угол потолка. Там медленно скапливалась темная тягучая жидкость, вытягивалась и зависала в воздухе. Вот оторвалась капля, за ней вторая. Кап, кап, кап...
  - Фамилия?
  - Вадковский.
  - Имя, отчество?
  - Федор Федорович.
  - Возраст?
  - Двадцать пять... Православного... Из дворян... Корнет Нежинского конно-егерского полка... Намерение Общества состояло в даровании государству конституции. Исполнение оного должно быть произведено вооруженною силою, и в случае несогласия на сие царствующей фамилии, отдалить оную от престола и водворить временное правительство, для приготовления конституционного положения...
  'Надо просить за брата. Это моя вина, что Александр в Обществе', - стучало в висках. Но этот, первый в его жизни допрос, окончен.
  Ярко горела свеча, огонь ее метался, словно в негодовании. Генерал-майор Зак - начальник первой конно-егерской дивизии диктовал: 'Рапорт. Начальнику Главного штаба Дибичу... По прибытии полковника Николаева сего декабря 13 числа забраны и запечатаны все имевшиеся у него, Вадковского, бумаги, а сам он отправлен, арестованный с фельдъегерем куда приказано'.
  Приметы арестованного: '...рост 2 аршина 10 вершков, лицом бел, чист, волосом светлорус, глаза карие, нос продолговат'.
  
  Вадковские... Старинный дворянский род. Предок Федора Федоровича, Иван, выдвинулся ратными деяниями в армии Петра Первого. Его сын Федор Иванович, капитан лейб-гвардии Семеновского полка, стал 'первым пособником' при захвате трона Екатериной Второй. Матушка Императрица щедро отблагодарила своего любимца землями и крестьянами.
  Только в Елецком уезде Орловской губернии, где находились основные владения Вадковских, за ними было записано около двух тысяч крепостных. В Московском уезде имели более двухсот душ. По соседству, в Коломенском уезде Московской губернии, на Москве-реке село Рыбаково с деревней (более семисот крестьян) принадлежало полковнице Елизавете Васильевне Вадковской. Были поместья и в Тамбовской губернии.
  Большинство родовых имений унаследовал сенатор и кавалер Федор Федорович Вадковский. Лицо влиятельное, особо приближенное к наследнику престола Великому князю Павлу Петровичу. В 1780 году он выбыл с чином премьер-майора из лейб-гвардии Семеновского полка. В 1806 году Федор Федорович скончался, оставив вдову Екатерину Ивановну, дочь фельдмаршала графа И.Г. Чернышева, с четырьмя сыновьями и двумя дочерьми. Все получили блестящее подобающее образование и воспитание.
  Тем не менее, Иван, Федор, Александр, три блистательных аристократа, три богача, встанут на путь борьбы с самодержавием, за свободу и равенство народа! Понять ли нам их сегодня? Умом уж точно не понять...
  
  Первым на эту дорогу прибило, пожалуй, даже против его воли, старшего отпрыска семьи - полковника лейб-гвардии Семеновского полка Ивана Федоровича Вадковского, Героя Отечественной войны 1812 года, отличившегося в битве под Кульмом, где он принял на себя командование 'государевой' ротой, за что получил 'высочайшее благоволение'.
  К этому времени начальник штаба гвардейского корпуса генерал П.М. Сипягин принял его в члены одной из масонских лож. Но вскоре Вадковский отошел от масонства. Позднее он признается: 'Слишком мало любопытен, чтобы проникать в тайны ложи (в существовании которых, впрочем, сомневаюсь), будучи веселого и беспечного нрава, я не мог не смеяться над зрелищем, которое доставляли мне мои товарищи по обществу'.
  Вскоре по возвращении гвардии из победоносных европейских походов, в Семеновском полку были отменены телесные наказания с согласия всех ротных начальников и полкового командира генерала Я.А. Потемкина. Запретили грубое обращение к солдатам, в частности, даже на 'ты'. Всячески поощряется грамотность солдат, создается полковая библиотека, улучшается солдатский быт. Все эти меры приняли под давлением членов 'Семеновской артели', офицерской организации, ставшей одним из прообразов декабристских обществ.
  Нововведения не понравились могущественному царскому фавориту А.А. Аракчееву, и он добился смещения с командирского поста генерала Потемкина, назначив на его место полковника Г.Е. Шварца, прославившегося в армии своей жестокостью.
  Шварц, ярый приверженец 'прусского армейского образца', снова ввел в полку палочную дисциплину. И опять заходили шпицрутены по солдатским спинам, тесно стало в карцере и на гауптвахте. Многие офицеры, не выдержав шварцевских порядков, добровольно подали в отставку. Зароптали солдаты.
  Вернувшись весной 1820 года в полк из отпуска, Вадковский ужаснулся. Вот что он пишет: 'В мае месяце заметив, что грубое обхождение господина полковника Шварца отяготительно для подчиненных, принял я намерение идти к нему для предоставления моих замечаний'. К сожалению, тогда Вадковского отговорили, но с каждым днем атмосфера в полку накалялась. За несколько месяцев, с 1 мая по 3 октября, по указанию Шварца, было наказано 44 человека, которым было нанесено более 14 тысяч ударов палками.
  Назревало восстание.
  И оно вспыхнуло. В батальоне... Вадковского!
  16 октября первая рота, самовольно собравшись на вечернюю поверку, объявляет протест командиру полка. Ротный начальник капитан Кашкаров донес о случившемся Ивану Вадковскому. Последний попробовал вразумить Шварца. Но тот сделал ему выговор за потачку солдатам и пожаловался великому князю Михаилу Павловичу. Бунт!
  Поступила команда арестовать роту. Иван Вадковский, еще надеясь уладить дело и спасти солдат, мечется между начальством и подчиненными, отстаивая справедливость. Но поздно - арестованная рота отправлена в Петропавловскую крепость. Узнав об этом, взбунтовались остальные. Шварц бежал из расположения полка. Мирить солдат отправили авторитетного Вадковского. Тот попросил у них час на освобождение товарищей. Но командир гвардейского корпуса проигнорировал ходатайство Ивана Федоровича. И тогда заволновался весь полк.
  Бунт подавили. По приказу Александра Первого полк расформировали, полностью сменили списочный состав. Император приказал прогнать девять солдат 'зачинщиков волнения' сквозь строй в 1000 человек по шесть раз каждого и отослать в рудники. Около 450 человек были переведены в Оренбургский и Сибирский отдельные корпуса, 35 военнослужащих направили на Кавказ, в действующую армию.
  Попал под следствие и командир батальона полковник Вадковский. Оно окончилось только в апреле 1822 года.
  Суд вынес Ивану Федоровичу смертный приговор! До казни его перевели в Витебскую тюрьму, где содержали под караулом до воцарения Николая Первого. Здесь он напишет: 'Я гоним беспрестанно по делу Семеновского полка'. Его палачи вырвали у него признание '...слабым и несообразным с долгом службы поведением, дал усилиться беспорядкам'.
  Оказалось, что честность и высокие моральные принципы должны быть чужды русскому офицеру! За обладание этими человеческими качествами, невзирая на большие заслуги перед Россией, человек должен понести жестокое наказание! Вплоть до смертной казни. Вот до такого абсурда была доведена русская армия накануне восстания декабристов.
  7 июня 1825 года Иван Федорович в письме на имя царя указывал, что возмущение Семеновского полка не может быть '...приписано политическим видам или подстрекательству'.
  Четыре года Вадковского держали в тюрьме, по словам его жены потому, что он являлся 'опасным свидетелем минувшего'.
  В 1826 году в Витебскую тюрьму пришло высочайшее повеление уже нового императора Николая Первого: '...И.Ф. Вадковского заключить в крепость на два с половиной года, а затем тем же чином перевести на Кавказ'. Поистине 'царское прощение'! На следующий год царь прикажет отправить Вадковского в Отдельный Кавказский корпус.
  В мае 1827 года Иван Федорович добился отставки. 'Причиною отставки Тифлисского пехотного полка полковника Вадковского было полученное Государем Императором достоверное сведение, что сей штаб-офицер нимало не переменил своего вредного образа мыслей', - докладывал генерал Потапов цесаревичу Константину.
  Уже в конце октября орловский гражданский губернатор Сонцов в рапорте на имя императора уведомлял о своем предписании елецкому исправнику: '...иметь за Вадковским негласное наблюдение и ежемесячно доносить о его поведении'. К сожалению, рапорты мне разыскать не удалось.
  В отставке Иван Федорович проживал в своем елецком имении Петровское (Большая Поляна). Сюда к нему приезжал поэт и царедворец В.А. Жуковский. Летом 1837 года он записал в дневнике: '8 июля, четверг. Переезд из Ельца в Тулу. В семи верстах от станции Бродки деревня Большая Поляна И.Ф. Вадковского. Дом у самой дороги'.
  Иван Федорович опекунствовал над несовершеннолетним сыном покойного брата Павла Федоровича, вел обширное хозяйство, писал 'Записки о событиях в Семеновском полку' и постоянно ходатайствовал об изменении участи братьев.
  А тогда, в 1826 году, когда решилась судьба Ивана, в казематах Петропавловской крепости ожидали своей участи его братья Федор и Александр, за участие в противоправительственном заговоре.
  
  ...Холодная и сырая ранняя весна 1823 года встретила князя Александра Петровича Барятинского туманами и изморозью. Он зябко кутался в шубу, рассеянно поглядывая в окно экипажа. За стеклом проплывали петербургские предместья. Впереди ожидали князя балы и выезды, шумные праздные салоны вельмож, встречи с друзьями молодости. Все это привычно, и не занимало голову Александра Петровича. Другие мысли волновали его.
  Южная Дирекция направила Барятинского в столицу с поручением убедить Северное тайное общество в необходимости вооруженного восстания с последующим введением республики. Барятинский сомневался, что поездка будет удачной.
  Тревоги его полностью оправдались. Вокруг предложения Южного общества разгорелись ожесточенные споры. Александр Петрович, уступая, все же страстно убеждал перейти хотя бы к практической деятельности. Все напрасно! Никита Муравьев заметил, что в гвардии нет людей, 'могущих взойти в общество'. Это и решило спор. Желаемого результата посланнику Юга добиться не удалось. Оставалось попытаться делом опровергнуть слова Муравьева и тем доказать 'северянам' возможность активных действий.
  Представитель Южного общества - собрания людей, желавших вооруженным путем сместить правительство и даровать народу вольность, Барятинский обратил внимание на офицеров Кавалергардского полка.
  Выбор оказался верным, надежды оправдались.
  В апреле 1823 года, на одной из петербургских квартир, А.П. Барятинский принимает в члены тайного общества двух офицеров Кавалергардского полка - Ф.Ф. Вадковского и И.Ю. Поливанова. Молодые люди, привлеченные в организацию, невзирая на свое высокое положение и богатство, страстно жаждали борьбы за идеалы свободы русского народа. 'Это храбрец, таких нам надо',- мнение Барятинского о Вадковском.
  Потом, на следствии Федор Вадковский не без сожаления показал: 'Когда Барятинский уехал из Петербурга, он меня сдал на руки полковнику Трубецкому. Весьма долгое время оный мне не открывал никаких подробных сведений насчет общества и намерений его и не доверял мне принимать никого'. Никита Муравьев формально оформил Вадковского и Поливанова в Северное общество, но не этого желали горячие головы новых членов. Они не разделяли умеренной программы 'северян', поэтому в 1824 году окончательно присоединились к Южной управе.
  
  Большинство исследователей сходятся на мысли, что Федор Вадковский родился в 1800 году в своем елецком имении - селе Пятницком (Извалы). Его домашнее воспитание продолжалось в Благородном пансионе при Московском университете. Перед занятием французами Москвы Федора перевезли в Петербург, где он продолжил образование у аббата Лемри, потом в частном пансионе Гинрихса и Годениуса. В формулярном списке Федора Вадковского при поступлении на военную службу указывалось: 'По-российски, по-французски и по-немецки, истории, географии и математике знает'.
  По окончании обучения он по сложившейся семейной традиции поступил на военную службу подпрапорщиком в лейб-гвардии Семеновский полк. Незадолго до 'Семеновской истории', 21 апреля 1820 года, его в чине юнкера переводят в почетный гвардейский Кавалергардский полк. 1 января 1822 года он уже корнет. Карьера складывалась замечательно. Ах, молодость, молодость...
  Как видно из его следственного дела, он уже 'в двадцать лет, читая французских философов, начал задумываться о политике государств и России', о тяжелой доле русского народа. В то же время он на 'особом' счету у властей как 'дерзкий офицер', и с этой стороны был лично известен императору Александру Первому.
  
  Став членом тайного общества, Вадковский с головой погрузился в агитационную работу. У него часто собирались радикально настроенные офицеры и юнкера Кавалергардского полка. К началу 1824 года деятельный Вадковский уже подготовил почву для создания ячейки тайного общества у кавалергардов.
  В это время, с очередной попыткой привести Север и Юг к единой цели, в Петербург приезжает П.И. Пестель. Но 'северяне' и на этот раз отказались поддержать его 'Русскую правду'.
  Вадковский воспользовался случаем и приложил усилия, чтобы познакомиться с Пестелем. Вскоре состоялась встреча двух будущих друзей и единомышленников. На ней они договорились о создании республиканского филиала Юга в Петербурге. 'Я существую и дышу только для священной цели, которая нас объединяет', - пишет Федор в письме Пестелю.
  М.И. Муравьев-Апостол на допросе 10 апреля 1826 года показал: 'Пестель мне сказал, что с содействием Ф. Вадковского мне должно здесь составить отдельное общество так, чтобы Северное его не знало, чтобы не порвать все отношения с оным'.
  Первое организационное совещание формирующейся управы Южного тайного общества состоялось на петербургской квартире П.Н. Свистунова. Присутствовали П.И. Пестель, И.А. Анненков, С.И. Кривцов, Ф.Ф. Вадковский. Пестель изложил товарищам цели и задачи Южного общества. В отличие от Северного, оно должно было создать свою республиканскую ячейку на основе трех категорий ее членов: 'братьев', 'мужей' и 'бояр'. Последние были знакомы с составом Верховного революционного органа и имели право принимать новых членов. Вновь принятые давали клятву на верность целям и делу общества. Напоминает масонскую ложу, но на то оно и тайное общество.
  Устав организации хранился в футляре скрипки Вадковского.
  Вскоре состоялось и второе совещание, на квартире Федора, на набережной реки Фонтанки, в доме ? 20 (здание сохранилось и ныне - прим. автора). На нем была окончательно оформлена Петербургская управа Южного общества.
  До отъезда Пестеля, как показал Вадковский на следствии, начал он '...принимать сочленов и первого представил Свистунова, который был принят в одном звании со мной ('боярин' - прим. автора) и обоим нам Пестель поручил старание распространять наши отрасли'. В Петербурге Вадковский принял И.Ю. Поливанова, Н.Н. Депрерадовича, И.А. Анненкова, А.А. Плещеева.
  Привлек в организацию и своего младшего брата - Александра Федоровича Вадковского. 'В 1823 году в Туле был я в отпуску... я узнал от брата моего Федора, что есть тайное общество, желающее изменений в правительстве. На предложение в оное войти я согласился, в чем дал расписку, пообещав сохранить в тайне существование и членов оного. Намерение общества было даровать народу вольность и прекратить страдание всеобщее. Способы достижения сей цели были мне неизвестны, но брат уверял, что общество сильно и может во всем успеть', - признался Александр Вадковский на следствии.
  Итак, шесть человек привлечены в организацию за первый период деятельности Федора.
  За Вадковским тянулись, ему верили. По свидетельству современников, это был энергичный, смелый пропагандист, обуреваемый неутомимой жаждой революционной борьбы. Высокообразованный, богато одаренный от природы, он прекрасно играл на скрипке и фортепиано, сочинял музыку и стихи. Но, к сожалению, не имел очень важного для революционера таланта - конспиративного. Был излишне доверчив и откровенен. Не случайно его неблагонадежные стихи и эпиграммы на великого князя Михаила Павловича стали известны начальству, за что Вадковский 19 июля 1824 года был даже арестован. Правда, в тот раз обошлось. Его лишь перевели из Кавалергардского в Нежинский конно-егерский полк. Но Александр Первый потребовал для него 'без всякого послабления режим военной службы', а 'за малейшее уклонение от оной поступать по закону'!
  Вадковский писал Пестелю: 'С начала моего изгнания я должен был подчиниться системе слишком тягостной для моих чувств, вам известных. Я должен был умерить свой пыл, застегнуться на все пуговицы, должен был обманывать, и я это делал. Сергей (Муравьев-Апостол - прим. автора), брат Матвея, которого я осведомил о мерах недоверия, принятых по отношению ко мне правительством, должен был сообщить вам, что за мной ходили по пятам, непрерывно следили за моим поведением, записывали имена лиц, меня посещавших, и тех, у кого я бывал, а мои начальники имели предписание следить, не пытаюсь ли я влиять на молодежь, - и обо всем доносить раз в месяц'.
  Оторванный от столичного декабристского кружка, Федор не потерялся и не опустил голову. Он по-прежнему оставался главным организатором и вдохновителем северного филиала Южного общества.
  В 1824 году дивизия, в которую Вадковский был определен, выехала в лагерь, в село Ахтынку Полтавской губернии. Неподалеку от Ахтынки, в местечке Лубны, Федор встретился с Сергеем Муравьевым-Апостолом. Они решили основать управу Общества в дивизии.
  Каждый день, каждую свою думу Вадковский ставит на пользу соратникам. Голова его полна идей. Его товарищ по службе В. Толстой вспоминал: 'Вадковский... мне говорил, что он хочет предложить обществу писать тайным образом посредством молока'.
  В октябре 1825 года Федор приезжает в орловское имение Чернышевых село Тагино. Здесь собрались его родственники: Захар Чернышев и Никита Муравьев, сестра Муравьева (впоследствии она отвезет послание А.С. Пушкина декабристам в Сибирь - прим. автора) и приятель Толстой.
  Вадковский весь вечер с наслаждением играл на скрипке и фортепиано, пел, читал стихи Рылеева и Одоевского. А затем в приподнятом настроении решил перейти к делам. Собравшихся ждал сюрприз, - Федор привез на общее обсуждение несколько интересных проектов. Первый касался связи между тайными обществами и их филиалами. По нему было необходимо 'иметь пять или шесть преданных и проверенных членов, единственным назначением которых будет служить средством связи...' Финансы на разъездных агентов можно получить, если 'ежегодно производить сбор денег. Небольшой взнос с каждого составил бы сумму, большую, чем достаточно'.
  Организовать подпольную типографию для издания агитационной литературы предлагалось по второму проекту.
  Предложения нашли поддержку и одобрение товарищей. Единодушно решили отправить их на утверждение Пестелю.
  Вадковский возвратился в полк и 3 ноября написал Пестелю. Оставалось передать письмо нарочным.
  В это время на Федора поступил донос. В нем сообщалось, что корнет конно-егерского полка Вадковский - один из основных членов тайного общества. Автор этого пасквиля - унтер-офицер 3-го Украинского уланского полка англичанин Иван Васильевич Шервуд.
  Доверчивый декабрист совершил роковую ошибку - принял в Общество предателя!
  Первая встреча с Шервудом состоялась у Федора в Ахтынке в декабре 1824 года. К этому времени он основал управу Общества в дивизии, как и обещал Муравьеву-Апостолу. Привлек в ее члены Ф. Барыкова, С. Кривцова, Ф. Скарятина и Н. Булгари. Шервуд приехал в Ахтынку по служебным делам к Булгари и подслушал его разговор с Вадковским. Говорили о делах тайного общества. Провокатор быстро сообразил, в чем дело и постарался быть представленным Федору. Ему удалось заручиться доверием Вадковского. И летом 1825 года тот принял Шервуда в члены своей управы, сразу в ранге 'боярина'. Правда, попросил в письме Пестелю принять и утвердить его на законных основаниях.
  Вадковский решил передать письмо через Булгари, но тот неожиданно уехал в Одессу. Шервуд вызвался подменить его, но Федор попросил лишь об одном - помочь ему связаться с Булгари.
  15 ноября 1825 года в трактире Матуска в Харькове состоялась встреча казачьего полковника Николаева с Шервудом. О ней посланник Александра Первого сообщал в донесении 18 ноября начальнику Главного штаба Дибичу: 'Я предполагаю, что если бы Булгари приездом своим замедлил, и удалось Шервуду выманить донесение и ведомости у Вадковского, содержание которых мне будет известно, тогда, узнав, какие именно бумаги остались еще у Вадковского, я намерен взять его, как лицо, по словам Шервуда, в заговоре сем довольно значащее'.
  Этот план агентам императора выполнить удалось. Потеряв надежду дождаться Н. Булгари, Вадковский был вынужден отправить письмо Пестелю через Шервуда. 4 декабря, выехав из Курска, провокатор доставляет эту важную улику против тайного общества Дибичу в Таганрог.
  
  Впоследствии Шервуду 'за все старания' присвоят чин полковника, переведут в гвардию и удостоят потомственного дворянства. Император Николай Первый придаст его фамилии прилагательное 'Верный'. Но продажный характер вскоре окажет Шервуду дурную услугу. 'За клевету и ложные слухи' он попадет в крепость, затем будет сослан в Смоленскую губернию, где до 1856 года за ним будет установлен строжайший секретный надзор.
   Прошло несколько лет, и выяснится, что герой, обласканный великим князем Михаилом Павловичем - откровенный аферист, чьим главным талантом было умение пускать пыль в глаза.
  Среди многочисленных интриг и авантюр Шервуда была одна, едва не сделавшая И.В. Шервуда-Верного владельцем знаменитых металлургических заводов.
  После смерти в 1799 году заводчика-миллионера Андрея Родионовича Баташева началась тяжба о его наследстве, длившаяся несколько десятилетий. Одним из претендентов был Иван Андреевич Баташев, утвержденный в правах наследства в 1831 году благодаря покровительству члена Государственного совета, бывшего рязанского генерал-губернатора А.Д. Балашова, в доме которого он поселился. Иван Баташев был человеком малоумным, совершенно неспособным распорядиться огромным состоянием и ставший поэтому легкой добычей аферистов. По свидетельству современника, "Балашов поил молодого Баташева и обыгрывал его в карты с помощью ... Шервуда". Последний сумел как-то вывести А.Д. Балашова из игры и перевез Баташева на свою квартиру, в результате чего 17 июля 1833 года была заключена удивительная купчая. Когда в конце 1820-х годах III Отделение послало Шервуда на Украину, он вел там себя на манер гоголевского Ревизора. В случае же с Баташевым ему пришел в голову план совершенно чичиковский: приобрести у неспособного наследника огромное имение, тут же заложить его в казну, расплатившись с продавцом деньгами, полученными от заклада, заработав огромный куш в виде разницы. Согласно купчей, И.В.Шервуд-Верный становился хозяином семи горных заводов (в том числе в Гусе-Железном, Сынтуле и Мердуши) и стеклянной фабрики, расположенных в пяти губерниях, "с находящимися при оных мастеровыми и дворовыми людьми и на помещичьем праве состоящими крестьянами, всего до 14000 душ мужеска пола [...] со всеми угодьями, землями, лесами, отхожими пустошами, рудниками, мельницами, рыбными ловлями, всякого рода строениями, во всех местах находящимися, движимым имением всякого рода, равным образом со всеми... материалами, запасами, наличными капиталами и в документах заключающимися". Двух миллионов 200 тысяч рублей, которые должен был заплатить Баташеву Шервуд, у последнего, конечно же, не было, но их он рассчитывал получить в результате залога, а в задаток продавец принимал свои же собственные заемные письма на сумму 400 тысяч рублей, которые Шервуд успел из него вытянуть.
   Сделка не состоялась - воспрепятствовала Петербургская гражданская палата, усомнившаяся в кредитоспособности Шервуда. Убедившись, что так просто сделаться миллионером ему не дадут, Шервуд попытался продать свои права на приобретение баташевского имения генерал-майору А.И. Пашкову. За эту уступку он должен был получить имение в Московской губернии и каменный дом в Москве, но репутация Шервуда в глазах властей была настолько скандальной, что ему не удалось довести до конца и этот маневр. Шервуд-Верный остался ни с чем, а баташевское имение было взято в опеку. До чего довела заводы эта опека, описано в рассказе И.В. Селиванова "Опекунское управление". Вскоре закатилась и звезда И.В. Шервуда-Верного. В 1844 году за ложные доносы он был заключен в Петропавловскую крепость, откуда вышел только в 1851 году. Умер он в 1867 году.
   То, что не удалось И.В. Шервуду-Верному - стать рязанским помещиком - получилось у его внука. 27 октября 1907 года отставной ротмистр Николай Николаевич Шервуд-Верный приобрел за 41458 рублей 11 копеек у И.П. Шаблыкина имение при сельце Доброй Надежде Екимецкой волости Раненбургского уезда (ныне это территория Новодеревенского района Рязанской области). Имение с 203 десятинами превосходной черноземной земли, большим фруктовым садом и огородом, наконец, значительной усадьбой с хорошими постройками, могло считаться удачным приобретением. Но хозяйствовать внуку "непреклонного англичанина" оставалось не более десяти лет. Большевистские погромы 1917-1918 годов смели все усадьбы.
  
  11 декабря 1825 года. Курск. Быстро вечереет. Вьюжит, снежит набирающая силу зима. В облаках пара лошади у одноэтажного дома. Чей-то властный голос громко спрашивает у стоящего на пороге солдата:
  - Здесь квартирует корнет Вадковский?
  - Так точно, ваше благородие!
  - Дома?
  - Так точно, ваше благородие!
  На крыльце появился офицер в наброшенной на плечи шинели.
  - С кем имею честь?
  - Корнет Вадковский?!
  - Да. - Федор открыто разглядывает стоящего перед ним человека. - Чем обязан визиту казачьего полковника?
  - Полковник лейб-гвардии казачьего полка Николаев. Сударь, уполномочен немедленно арестовать вас! Сдайте шпагу! Вот предписание начальника Главного штаба. Собирайтесь и следуйте за мной!
  Вадковский молчит. Он смущен и растерян: 'Неужто общество открыто?'
  Далее все как в тумане... Полковник объяснял: Вадковский оказался замешан в тех же проступках, 'за которые выписан из гвардии, и что он отправляется в Архангельск'. Потом дорога по заснеженным полям. Знакомая дорога, но ставшая такой бесконечной. Он еще не знает, что путь его лежит в самую страшную тюрьму России - Шлиссельбургскую крепость.
  Родной Орел подарил несколько счастливых часов. На городском почтамте удалось встретиться и переговорить с Алексеем Плещеевым. Федор попросил забрать в Курске важные документы, хранящиеся в футляре скрипки. Ему неизвестно, что бумаги уже изъяты.
  Комендант Шлиссельбургской крепости не очень обрадовался полученному предписанию Дибича от 9 декабря 1825 года о содержании Вадковского в 'крепости под строжайшим караулом как важного государственного преступника'. Опасная птица, стало быть, залетела - жди больших хлопот!
  Уже 18 декабря, к удовольствию коменданта, узника перевели в Петропавловскую крепость. 'Посажен в Невской куртине, в арестантский покой ? 15', - сообщается в донесении.
  Вадковский уже знал о поражении на Сенатской площади 14 декабря и массовых арестах.
  22 декабря 1825 года вечером состоялся первый допрос Федора. 'Государь император приказать изволил сегодня в 8 часов привести на дворцовую гауптвахту Вадковского... Вести... секретно, с закрытым лицом, под строжайшею стражею'.
  На допросе разыгрывался спектакль: сыпались перекрестные вопросы. Но он, разгадав намерения Следственного Комитета, просит разрешить ему давать письменные показания, объясняя это тем, что постарается собраться с мыслями и припомнить обо всем более подробно.
  Первые его показания туманны и неконкретны. Федор еще не знает о предательстве Шервуда и даже всячески выгораживает его: "Англичанин непоколебимой воли, олицетворенная честь, он тверд в своих словах и намерениях. Холодный при первой встрече, в интимном знакомстве он обнаруживает чувство редкой сердечности и самопожертвования". Горький опыт позволил, однако, шефу жандармов графу А.Х.Бенкендорфу сделать другой вывод: "Точная чума этот Шервуд".
  Комитет располагает большим числом улик против Вадковского. Главная среди них - письмо Пестелю, в котором, в частности, говорится: 'Я думаю, что... (смерть Александра Первого - прим. автора) есть одно из тех событий, которое должно сколь возможно ускорить наши действия. По моему мнению, если бы можно их предвидеть и принять соответствующие меры, это был бы подходящий момент для открытого выступления...' Примечательно, что письмо написано за полмесяца до внезапной смерти царя.
  4 января 1826 года. Второй допрос Федора Вадковского. На основании письма Комитет интересуется отношениями Вадковского с Пестелем, а, следовательно, его отношением к республике и восстанию.
  Но неожиданно на первый план выдвигается обвинение в попытке цареубийства.
  18 февраля. Во время следствия Н. Булгари говорит в показаниях: 'Вадковский был из числа тех, которые должны были истребить всю царствующую фамилию...' Ему '...надлежало играть главную роль, то есть во дворце на балу нанести первый удар государю'.
  23 февраля. Комитет предъявляет тяжелейшее обвинение на основании показаний Булгари. Федор все отрицает.
  26 апреля. М. Муравьев-Апостол вспоминает на допросе, будто 'во время пребывания Вадковского в Новой Деревне, когда он имел духовое ружье, пришла ему мысль покуситься на жизнь его величества'.
  Вадковский парирует: хранил духовое ружье 'единственно из пустой шалости: я восковою дробью разгонял петухов, поющих около моей квартиры и мешающих сим разговаривать, читать и заниматься музыкой'.
  28 апреля. Состоялась очная ставка Вадковского и Свистунова. Последний рассказал, что в марте или апреле 1824 года заехал на квартиру Федора, где были Кривцов, М. Муравьев-Апостол и Депрерадович. 'Рассуждая о разных способах ввести республиканское правление, Вадковский... сказал, что можно бы воспользоваться большим балом в белой зале для истребления священных особ августейшей императорской фамилии и тут разгласить, что установилась республика...'
  Вадковский вынужден признать правдивость показаний своих товарищей.
  Следствие выясняет, что во многом благодаря деятельности Федора Вадковского, петербургская ячейка Юга пустила корни в Москве, Курске, Одессе, Пензе, на Орловщине. Знал Федор о сношениях с 'обществами иноземцев'. Он рассказал, что '...к полякам был послан Бестужев, дабы утвердить между ними и нами союз. Во Францию поехал отставной полковник Полиньяк...'
  
  Ночью 31 декабря 1825 года, уже после событий на Сенатской площади, на заставе в местечке Белая Церковь был арестован Александр Федорович Вадковский. 'Окружили меня человек до 40-ка нижних чинов, которых я спросил: - Что вас так много, не в сборе ли полк? На что они отвечали, что их собрали, дабы меня арестовать. После чего я слез с саней и, сопровождаемый конвоем, пошел к командующему 9 пехотной дивизией генерал-майору Тихановскому'. Туда он приехал, чтобы поднять солдат 17-го Егерского полка на помощь восставшему под руководством С.И. Муравьева-Апостола Черниговскому полку. Как отметил Следственный комитет: 'Участия (в обществе - прим. автора) он никакого не брал до тех пор, как Сергей Муравьев вызвал его в Васильков, куда он приехал самовольно, и объявив, что общество открыто, просил, чтобы он, Вадковский, старался привести свой полк. Он... обещал стараться о том, ежели полк собран будет на усмирение Черниговского. На возвратном пути он был взят'.
  
  Александр родился в 1801 году. Биография его почти ничем не отличалась от жизни старших братьев. 'С самого начала был отдан в пансион в Москве, где находился почти два года, после чего был в Петропавловском училище года полтора, а потом уже воспитывался в Петербурге и окончил свои науки с французским учителем, аббатом Лемри. Учителя ходили ко мне из Пажеского корпуса, потому что я сам был пажем, хотя никогда не жил в корпусе', - сообщал он о себе Следственному комитету.
  В апреле 1819 года он все по той же семейной традиции поступил на военную службу подпрапорщиком в лейб-гвардии Семеновский полк. В то время там служили его братья Иван и Федор. Но 'Семеновская история' не пощадила и его. 24 декабря 1820 года Александра тем же чином откомандировали в Кременчугский пехотный полк. Именно этот перевод из гвардии особенно повлиял на его политические убеждения. 'Откровенно скажу, - не скрывал он на допросе, - что вольнодумческие и либеральные мысли врезались во мне со времени перевода моего в армию из бывшего Семеновского полка. Во-первых, что не позволено мне было служить в одном полку с братом моим. Во-вторых, - что тем же чином был переведен в армию, а в третьих, - что в течении пяти лет, что не служу в армии, не позволено мне было иметь ни отпуска, ни отставки, ни перевода в другой полк, тогда как обстоятельства мои непременно сего требовали...'
  
  Допрашивали Александра Вадковского 12 января 1826 года в присутствии командира войск 3-го пехотного корпуса полковника Паулина.
  Вадковский-младший откровенно рассказывал: 'К тайному обществу я принадлежу уже три года, т.е. с 1823 года, приглашен был к оному родным братом моим, конно-егерского полка корнетом Федором Вадковским, им же принят, но собственно обществу названия не знаю, дал расписку с клятвой, дабы сохранить связь с обществом, коего целью есть быть свободным. Минувшего года декабря 30 числа получил я Черниговского полка от полковника Муравьева-Апостола записку на квартире своей от неизвестного человека, в которой он уведомлял, что упомянутое общество открыто... Офицеров 17-го егерского полка, чтоб кто принадлежал к обществу мне не известно...'
  В своих показаниях Бестужев-Рюмин говорил, что 'Южное общество полагало свои надежды на 19-ю дивизию... Сверх того на Северский конно-егерский полк, ибо там были полковник Грабе и поручик А. Вадковский'.
  14 января Александра Вадковского отправляют в Могилев, оттуда в Петербург. 29 января он уже узник Петропавловской крепости. 15 июня 1826 года Николай Первый повелевает продержать Александра Вадковского в крепости еще четыре месяца, а затем 'выписать в моздокский гарнизон' и ежемесячно доносить о его поведении. Затем Александра переводят в Таманский гарнизонный полк, в составе которого он участвует в штурме Анапы.
  Пришлось ему повоевать и в русско-турецкой войне 1828-29 годов в рядах Севастопольского пехотного полка, принять участие в штурме и взятии Эрзерума. Начальник 20-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Панкратов 18 июля 1828 года ходатайствовал перед главнокомандующим Отдельным Кавказским корпусом, что Вадковский и еще один декабрист - Арцыбашев 'не только во всех сражениях отличали себя храбростью и неустрашимостью, но даже подавали пример другим офицерам строгой подчиненности начальству и исполнения всех обязанностей, сопряженных с их званием'.
  Судьба оказалась более благосклонной к Александру Федоровичу Вадковскому. Он выжил в сражениях. Выйдя в отставку 19 августа 1830 году 'за болезнью', жил в имении Гавриловка Кирсановского уезда Тамбовской губернии под строгим полицейским надзором. Однако, часто бывал в своем елецком имении в селе Богословском, навещал старшего брата, проживавшего по-соседству.
  Только в 1837 году Александру Вадковскому разрешили въезд в столицы. 27 февраля 1840 года орловский губернатор уведомлял о поездке поднадзорного в Москву тамошнего обер-полицмейстера: 'Не лишним считаю присовокупить, что он, г. Вадковский, по ведомостям, представленным земской полицией, показывался - имеет дерзкий характер и склонность заводить дела'. Со временем Александр Федорович все больше предпочитал свое елецкое хозяйство и семейную жизнь с Надеждой Андреевной Волковой. К сожалению, детей у них не было. Может быть поэтому он периодически отказывался от своей доли в наследстве умерших родственников. После 1845 года сведения о нем обрываются...
  
  Тяжелее пришлось Федору Вадковскому. Верховный суд определил степень его вины в выражениях, суливших скорую смертную казнь: '...умышлял на цареубийство и истребление всей императорской фамилии, возбуждал к оному и других; участвовал в умысле провести бунт и в распространении тайного общества принятием в оное товарищей'. Приговор к 'смертной казни отсечением головы' был принят почти единодушно - 50 голосами против двух. Лишь впоследствии казнь была заменена после лишения чинов и дворянства вечной каторгой. Несколько позже срок каторжных работ сокращен до двадцати пяти, потом до тринадцати лет, с последующим бессрочным поселением в Сибири.
  14 июля 1826 года в три часа ночи всех узников Петропавловской крепости вывели на площадь. Товарищи по борьбе приветствовали друг друга, обнимались, просили прощения за честные показания... С них срывали и тут же жгли мундиры... Ломали шпаги над головам - ритуал лишения гражданских прав. Декабрист Цебриков вспоминает, что когда генерал-адъютант Чернышев приказал подвести каре к виселицам, Федор Вадковский закричал: 'Нас хотят заставить быть свидетелями этого зрелища. Вырвем ружья у солдат и бросимся вперед!' Множество голосов ответило: 'Да, да, да, сделаем это, сделаем это!' Декабристов срочно увели в крепость. Как видим, Вадковский и под арестом не пал духом, не растерял революционного энтузиазма и душевной чистоты.
  Пока строилась тюрьма в Акатуе Нерченского округа, декабристов рассредотачивали по ближайшим от Петропавловской крепости тюрьмам и острогам. Федора Вадковского перевели в Кексгольм (Приозерск), где он содержался под стражей вместе с А.П. Барятинским, И.И. Горбачевским и В.К. Кюхельбекером в тех же казематах, где некогда сидели члены семьи Емельяна Пугачева. 24 апреля 1827 года он узник уже знакомой ему Шлиссельбургской крепости. 17 ноября 1827 года Вадковского отправили в Сибирь. И только 5 января 1828 года он прибыл с партией арестантов в Читинский острог. Позже, в Петровском заводе, его разместили в камере под номером два, камеру номер один занимал Михаил Лунин.
  Там же, в Петровском заводе, Поджио, Пущиным и Вадковским был разработан, а позднее принят узниками-декабристами устав 'каторжной артели для управления всеми делами артели'. Этот документ во многом облегчил быт и условия труда декабристов. Вадковский вспоминает о нем в письме Ивану Пущину 10 сентября 1842 года: 'Ты помнишь тот артельский устав, который был написан моей рукой. Куда он делся? Если у тебя остался, не откажи мне возвратить его с первой возможностью. Кажется, и тогда было условлено между нами, что он останется у меня, я давно по нем вздыхаю...'
  8 ноября 1832 года родные выхлопотали для Федора сокращение срока каторги до 15 лет. 14 декабря 1835 года скостили еще два года.
  На каторге Федор Вадковский, наделенный серьезными математическими способностями, читал своим товарищам в 'каторжной академии' курс астрономии. Тогда у него проснулся интерес к истории декабристского движения. На основании рассказа трех непосредственных участников восстания Черниговского полка, Федор Федорович составил записку 'Белая Церковь', впервые опубликованную Герценом.
  В своем стихотворении 'Желание', написанном после 1836 года, Вадковский провозгласил программу декабристов: 1. Уничтожение самовластия. 2. Освобождение крестьян. 3. Преобразования в войсках. 4. Равенство перед законом. 5. Уничтожение телесных наказаний. 6. Гласность судопроизводства. 7. Свобода книгопечатания. 8. Признание народной власти. 9. Палата представительств. 10. Общественная рать. 11. Первоначальное обучение. 12. Уничтожение сословий.
  На каторге Федор Вадковский напишет музыку к 'Богатырской песне' - одному из вариантов песни М. Бестужева 'Что ни ветер шумит во сыром бору', посвященной восстанию Черниговского полка. Бестужев вспоминал, что Вадковский положил на музыку поэму А. Одоевского 'Славянские девы', которая впервые прозвучала 29 декабря 1835 года в день десятилетия восстания Черниговского полка.
  В кругах передовой молодежи того времени пели агитационные песни А. Бестужева и К. Рылеева: 'Ты скажи, говори... как в России царей давят...', 'Долго ль русский народ будет рухлядью господ...', 'Царь наш - немец русский...', музыку для которых тоже сочинил Федор Вадковский.
  В Читинском остроге Вадковский организовал струнный квартет, в котором играл первую скрипку.
  Остается удивляться оптимизму декабриста, уже страдавшего от болезней, и находившего тем не менее силы после каторжного труда беззаветно отдаваться музыке. А. Тютчев даже шутливо жаловался на него М. Бестужеву: 'Злодей Вадковский измучил меня. Вытягивай ему каждую нотку до последней тонкости, как она у него записана на бумаге...'
  'Ты знаешь, - писал декабрист другу И. Пущину, - что я в тюрьме никогда не унывал, никогда не предавался пустым и неосновательным надеждам и, глядя на нашу братию, мужей кремнистых, умел немного постигнуть философию узничества'.
  Страшный срок каторги окончился для Федора Вадковского 10 июня 1839 года. С июля по сентябрь он пытался подлечиться на Туркинских минеральных водах в местечке Горячинск. Оттуда вместе с Щепиным, Барятинским и Швейковским отправился в Иркутск. 'И вот скоро семь месяцев, как я здесь, - сообщает Вадковский в письме другу И. Пущину 10 марта 1840 года, - и жду окончательного слова от высшего правительства насчет моей будущности'.
  В это время о нем усиленно ходатайствуют родственники, добиваясь места поселения поближе к Европе. На запрос графа Чернышева, Бенкендорф дает отказ, намекнув, что письмо Вадковского к сестре С.Ф. Тимирязевой от 20 августа 1839 года написано в 'довольно неприличных выражениях' и свидетельствует о 'легкомыслии' автора. Но все-таки благодаря многочисленным просьбам астраханского губернатора И.С. Тимирязева и генерал-губернатора Восточной Сибири В.Я. Руперта, местом поселения декабриста было выбрано не планируемое далекое северное село Манзурское, а южнее - село Оёк Иркутской губернии.
  В очередном дружеском послании 10 сентября 1842 года Федор Федорович сообщает Пущину: '...завел себе дом, теперь имею свои три комнаты, кухню, баню, конюшню и огород'.
  Кипучая натура Вадковского требует действия, и вот уже Федор Федорович занялся оптовой закупкой хлеба. Кроме всего, ему удается получить доверенность на поставку извести из Оёка в Иркутск на строительство семинарии. Благое дело провалилось - извести поблизости не оказалось. Хлебная торговля принесла только убытки. Но он на этом не успокаивается. Из письма С. Трубецкого узнаем: 'Я также начал некоторые малые опыты и имею большого противника в Ф. Ф. (Вадковском - прим. автора), который весь в практике по части промышленности и точит разные модели по своим предложениям'.
  Все новые удары судьбы обрушиваются на стойкого декабриста. Приходят известия о смерти матери, с которой ему даже не разрешили переписываться. Вскоре умирает брат Павел. Следом новая весть о кончине друга - Никиты Муравьева. 'Но и на это последнее испытание постараюсь, чтобы меня стало! Я уж не согну шеи перед судьбой!' - отчаянный крик уставшей души, но железной воли, слышится в последнем письме Вадковского Ивану Пущину.
  Надломленный болезнью, в июле 1843 года Вадковский отправляется на воды. Застарелая чахотка сильно треплет его.
  
  ...Хмурое утро 8 января 1844 года. Тяжелые свинцовые тучи низко плывут над заснеженной землей. На сельском погосте в скорбном молчании стоят люди. Грузный священник осипшим голосом вздыхает:
  - Прими, Господи, душу раба Твоего Федора. Мир праху его...
  
  Сошли последние снега под ласковыми лучами майского солнца. В комнате В. Кюхельбекера по-весеннему уютно, но это не радует хозяина. Его слепнущие глаза прикованы к строчкам только что полученного письма от одного из бывших членов тайного 'общества военных друзей' Константина Игельстрома: 'Вы уже, конечно, знаете печальные новости, которые мы получили несколько дней назад. Вадковский умер... Говорят, что он умер от аппоплексического удара, но в это трудно поверить, зная его комплекцию. Но, видимо, Денюпре в описании причин болезни скорее руководствовался чувствами, и мне нечего ему на это ответить...' Потрясенный смертью товарища, с которым 'когда-то жил душа в душу', Кюхельбекер вспоминает о смерти Пушкина и делится в дневнике раздумьями о том, что всем его друзьям 'суждено умереть в январе'.
  С.Г. Волконский напишет позднее: 'При воспоминании о Вадковском, прочь от моего пера всякое осуждение его неосторожных действий. Я храню в памяти... глубокое уважение, как к одному из замечательных людей по уму, по теплоте его чувств и сердца и по неизменности его убеждений'.
  С ним соглашается и исследователь движения декабристов академик Н.М. Дружинин: 'Единственным человеком, который ни на одну минуту не свертывал своего боевого знамени, был увлекающийся и энергичный Вадковский'.
  
  Полковник Иван Федорович Вадковский умер в 1849 году. 59 лет жизни отпустил ему Господь. Он ненадолго пережил своих младших братьев-бунтарей.
  Сестры Вадковских - Софья Федоровна Вадковская-Безобразова-Тимирязева и Екатерина Федоровна Вадковская-Кривцова активно участвовали в судьбе братьев-декабристов через своих мужей - губернаторов. Высокие очаровательные светские красавицы, они близко дружили с А.С. Пушкиным, В.А. Жуковским. Посаженым отцом на свадьбе Екатерины был историк Н.М. Карамзин. А ее единственная дочь - Софья Николаевна Кривцова стала женой Помпея Николаевича Батюшкова, родного брата поэта Батюшкова.
  
  На моем письменном столе лежит документ. Доклад ? 7 Елецкого земского собрания 'О назначении стипендии имени гвардии ротмистра Ф.И. Вадковского из числа пяти, учрежденных при Елецкой мужской гимназии'. Мне удалось выяснить, что этот потомок Вадковских отличился как герой русско-турецкой войны на Балканах 1877-78 годов.
  А вот еще документ... В фонде 'Орловского городского жандармского управления' Государственного архива Орловской области хранится дело 'По обвинению Вадковского М.В. в произнесении противоправительственной речи на похоронах'. Этот документ датирован 1906 годом, годом Первой русской революции.
  Эти материалы еще ждут своих исследователей, чтобы пролить свет на историю бунтарского рода Вадковских.
  
  Орел - Елец - Москва, 1982 - 1992 годы
  
  P.S. Как я сегодня, в угаре дикого капитализма, 'царского' процветания кучки воров и полного обнищания большинства народа, отношусь к революционному заговору декабристов? Еще с большей симпатией!
  Многие теперь пишут про влияние масонов на те события. Будто узкая группка одурманенных аристократов не о простом русском мужике думала, а о корыстных 'мировых' интересах. Наверняка так оно и было, ну, а нынче разве по-иному?!. Да только теневые власть держащие чубайсы, мамуты и абрамовичи и не думают выходить на Сенатскую площадь. Впрочем, и слава Богу! У них другая задача - хватать и хавать... А народ, как и двести лет назад, безмолвствует.
  Единственное, что я не смог понять тогда и не могу простить сейчас главному герою моего повествования, юному Федору Вадковскому, это 'умышление на цареубийство'. Большой грех! Буду надеяться, Господь простит его. А Россия, к сожалению, еще долго будет страдать за этот страшный грех - грех цареубийства. В XX веке не отмолили, а только маялись. Отмолим ли? Не знаю...
  
  Апрель 2004 года
  
  
  Публикации на тему:
  В. Дорофеев, 'Елецкие декабристы', газета 'Красное знамя', 2 декабря 1982 года,
  В. Дорофеев, 'Бунтарский род', газета 'Орловская правда', 14 декабря 1982 года,
  В. Дорофеев, 'Умышлял на цареубийство', еженедельник 'Литературная Россия', 5 сентября 1986 года.
  
  
 Ваша оценка:
Популярное на LitNet.com Д.Сугралинов "Кирка тысячи атрибутов"(ЛитРПГ) А.Емельянов "Тайный паладин"(Уся (Wuxia)) В.Крымова "Скандальная невеста, или Попаданка не подарок"(Любовное фэнтези) К.Федоров "Имперское наследство. Забытый осколок"(Боевая фантастика) М.Юрий "Небесный Трон 2"(Уся (Wuxia)) А.Лерой "Ненужные. Академия егерей"(Боевое фэнтези) С.Панченко "Ветер. За горизонт"(Постапокалипсис) А.Нагорный "Наследник с Земли. Обретение"(Боевая фантастика) М.Зайцева "Трое"(Постапокалипсис) Р.Брук "Silencio en la noche"(Антиутопия)
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Батлер "Бегемоты здесь не водятся" М.Николаев "Профессионалы" С.Лыжина "Принцесса Иляна"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"