Медленно, скрипя колёсами по заиндевелым рельсам, поезд ткнулся носом в тупик.
Как-то, неожиданно охнув, пассажиры тупо побрели к выходу на перрон. Падал хрустящий и колючий снег, казалось, он должен быть тёплым. Моментально покрывая выползших людей, он делал своё сезонное дело. Зима! Пожалуй, только в России это время года имеет такой глубокий смысл. Ведь если поразмыслить, где ещё найдётся такая страна, протяжённостью свыше 10 000 км., на которую одновременно приходят холод и метели, снег и вьюга. Где ещё можно увидеть такую разницу в часовых поясах, когда в одной части страны люди жарят себе яичницу на завтрак и тащат упирающихся и плачущих детей в садик, а на другой, таких же упирающихся и хныкающих, уговаривают скушать на полдник "За папу, маму и кошку "Хилари""
"Снежные бабы", горки, лыжи и коньки.......Снег в валенках и сосульки на ресницах.........Признания в любви и нецензурные слова на замерзших окнах электричек.......
Вот в это время года и пришёл на перрон Курского вокзала Москвы, поезд 58. Вокзальные фонари и проститутки стояли, обнявшись и, Роман понял, что в Москве всё в порядке.
--
Домаааа!- Шумно выдохнул парень, в военной форме едва ступив на перрон. На нём была отутюженная и новенькая "парадка", десантника-дембеля. Гнутые погоны, голубой берет, аксельбанты с гильзами на концах, сапоги гармошкой, словом, полный комплект.
Рома ещё вчера заметил его в соседнем вагоне и подумал, что, наверное, они и служили то где-то рядом, а может и в одной бригаде. Но поскольку сам он ехал домой в "гражданке", то подходить и удивлять парня Рома не стал.
--
Господи! Москва! Слава богу, я приехал. - парень не стеснялся прохожих и пассажиров и явно старался привлечь к себе внимание.
Ромка отстал от шумящей и волокущейся на выход в город толпы и закурил.
Пожалуй, ему некуда было идти. Он понимал это и поэтому не торопился. До Питерских поездов, идущих один за другим из Москвы, было ещё, часов пять и он направился в город.
Красная площадь, ГУМ, Арбат .....это всё было не для него. Он просидел три часа в кафешке на Кузнецком мосту и, выпив чашек десять кофе медленно, пешком, побрёл в сторону площади "Трёх вокзалов".
* * *
--
Ромочка! Мой хороший! Я писать буду часто-часто! Ты не переживай за меня. Я буду хорошей девочкой!!!
--
Светик! Ты смотри, не влюбись в кого нибудь. - Ромка пошутил и понял, что не совсем удачно.
Они были знакомы уже года два. Их роман обсуждал весь институт. Все знали, что Света рассталась с парнем из за этой новой любви и, никого в свою очередь не подпускала к Роме. Будучи жутко ревнивой и действительно красивой девушкой,
высокая и стройная, она была предметом сплетен и ссор на всех институтских тусовках. Её вьющиеся волосы так потрясающе спадали на плечи и лоб, а глаза так сверкали и излучали свет, что Рома сразу же ей дал прозвище "Лаура".
--
Почему? Почему Лаура!? - Света не обижалась. Она просто хотела услышать какую нибудь душещипательную историю про имя, с которым связано её прозвище.
--
Ну, как у Пушкина! Помнишь? В "Каменном госте"? - Рома шептал ей на ухо эти слова, зарывшись лицом в её локоны.
--
Аааа! Ты про ту Лауру! Ну, тогда я согласна!
--
Только пусть у тебя никогда Дон Карлоса не появится! - сьязвил Ромка.
--
А у тебя Донны Анны! - парировала Светка.
--
Обещаю. Никаких Донн Анн!!! Только "моя Лаура"!
--
Ну, тогда и я обещаю! Всех Карлосов буду гнать взашей!
--
Я люблю тебя Светочка! Я очень тебя люблю - Ромка целовал её в шею и гладил волосы. Они сидели, обнявшись и, понимали, что рай есть. И они сейчас находятся в нём.
Расстегнув рубашку на Свете, он осторожно прикоснулся губами к её груди. Она была без бюстгалтера и он мог видеть как возбуждены её соски. Они торчали так вызывающе и маняще, что у Ромки потихоньку начала "ехать крыша". Он медленно взял губами один из них и его язык привёл девушку в состояние, когда контролировать себя уже становится крайне затруднительно. Она провела свободной рукой по его животу, спустившись вниз. А он в это время уже покрывал нежными поцелуями бархатный девичий живот и расстёгивал на ней джинсы. Когда это ему не без труда удалось, Ромка, медленно двигаясь губами вниз по телу, остановился на шёлковом белоснежном треугольнике и, Света выгнувшись затстонала.
--
О господи! Я хочу тебя. Ты сводишь меня с ума Ромочка! - её шёпот заставил парня на секунду отвлечься.
Он подвинулся выше к её лицу и плавно, но настойчиво положил её руку себе ниже живота.
--
Оо! Какой он у тебя большой. Я всегда так боюсь, когда ты входишь в меня. Мне кажется, ты не поместишься во мне.
--
Но ведь всегда помещаюсь!? - прошептал ей на ухо Рома
--
Ну, я сама удивляюсь как это возможно! Только я сначала хочу поласкать тебя. Хорошо!?
Ромка безумно любил эти минуты, когда понимаешь, что сейчас произойдет, но сознательно оттягиваешь самый главный момент. Доводишь себя до состояния безумия и потом немного отдыхаешь. Потом опять туман ......и.... опять минутный отдых.
Он перевернулся на кровати в обратную сторону и "крыша" сорвалась с основания........ Не было ни головы ни рук.....Ни ощущения дня или ночи...... Не было ничего кроме пронзающего всё тело, состояния безумной любви и желания слиться в одно целое с человеком. Растворить её в себе и забыть обо всём... Забыть о завтрашнем дне... Забыть о двух годах предстоящей разлуки. Свет...запахи...кукушка в часах...треск одежды... скрип пружин дивана.... стоны и прикосновения ....
Любимые руки и губы сделали своё дело. Не было ничего вокруг. Была любовь и сладкая агония страсти. Он и она....
И ничего на свете не могло быть важнее в эту минуту. Когда-то, давным-давно, люди назвали это - любовью......................................................
"Жизнь -это большая книга, а армия это два листа, вырванные на самом интересном месте"
Эта армейская поговорка ещё не была знакома Ромке, но седой "прапор" уже взялся за первый лист своей огрубевшей рукой, когда они вдвоём со Светкой приехали на призывной пункт в то раннее ноябрьское утро.
Глаза девушки были красными - то ли от слёз, пролитых накануне, то ли от бессонной ночи. Слабо вороша волосы на её голове, ветер подметал беспорядочно, ещё не скрывшуюся под первым снегом опавшую листву. Мимо протащился первый утренний трамвай, грохоча чугунными колёсами и, увозя, прочь от этого места полу спящих и полуживых пассажиров.
Им предстояла трудная и драматическая сцена. Им нужно было пройти через это сегодня утром и оставить друг друга на многие дни и месяцы.
Кто никогда не уходил в армию и никогда никого не провожал, вряд ли поймёт тех чувств, которые испытывали эти двое держащихся друг за друга человека, во дворе старого районного военкомата. Светка всё время вытирала слёзы и смотрела в глаза парню, как будто стараясь запомнить их надолго. Запомнить их цвет и выражение. Оставить в памяти эти минуты и эти касания руками. Она не отпускала его от себя и держалась за край его куртки.
Ромка глубоко дышал и всё время курил. Что-то, шепча ей на ухо, он гладил рукой её голову и, прижавшись к ней всем телом качался, то ли от ветра, то ли от слабости внезапно овладевшей всем телом. Ноги как вата. Руки не слушались. Глаза предательски не скрывали слёз. Ветер самым подлым образом не спешил их сушить.
--
Ромочка! Милый мой! Я клянусь, что каждый день буду думать о тебе!
--
Я клянусь, что никто и близко не нужен мне кроме тебя. Ты только не думай об этом, пожалуйста.
--
Светик! Слушай?! Ты понимаешь. Ведь два года же!?
--
Ты не клянись, пожалуйста. Я, наверное, даже не имею права тебя просить, что б ты......
--
Не смей! Ромка! Не смей так говорить, слышишь? Я клянусь всем , что у нас есть, что я ни за что и никогда ни с кем ...
--
Светочка. Ты не клянись только. Это нельзя. Это грех. Просто старайся и всё. Но не клянись. Я и так тебе верю. Но ты только не клянись. Тем более нами....
--
Нет!!! Рома. Нет! Именно нашей любовью я и клянусь, что б ты понимал насколько для меня это свято и серьёзно.
Он закрыл ей губы ладонью и, прижав ещё сильнее, заплакал уже по настоящему.
Кто скажет, что это стыдно!? Кто посмеет осудить мужчину плачущего от разлуки с любимой девушкой? Какое право мы имеем считать и навязывать друг другу мнение, что мужчина должен быть грубее и сдержаннее!? Забудьте! Не смейте! Никогда не нужно стыдиться своих слёз. Если б богу было угодно создать мужчину грубым и сдержанным, в его строении не были б предусмотрены железы, отвечающие за слёзы.
Когда расстаёшься с любимым, теряешь что-то живое. Оставляешь своё сердце, где-то в другом месте. Кто пробовал жить без сердца? Кто смог без него выжить? Ты живёшь, только когда тебя любят и ждут. Когда каждую минуту ты чувствуешь эту связь двух любящих душ.
Когда, закрывая глаза, ты можешь говорить с любимым человеком, и что главнее, слышать ответ.
И если этой связи не существует, жизнь называется пустотой. Твоё пребывание в этом мире теряет смысл. Перестаёшь понимать, зачем ты проснулся сегодня. Для кого? Для чего? Кто скажет тебе сегодня, что - любит?! Кто прикоснётся к твоим губам и, нежно шепнёт на ухо - я люблю тебя! Нет этого?! Нет жизни. Нет связи с небом и солнцем. Пульс совсем иной. Руки слушаются приказов мозга, а ноги шагают, потому что можно упасть, если не идти.
"С любимыми не расставайтесь
С любимыми не расставайтесь
С любимыми не расставайтесь
Всей кровью прорастайте в них
И каждый раз на век прощайтесь, когда уходите на миг...."
--
Заходим, заходим!
--
У стены строимся сразу. Мешки и рюкзаки на пол перед собой.
Старый прапорщик, глядя, куда то поверх голов призывников мял в губах сигарету и тряс какой то бумагой.
Она кричала ему вслед, что любит. Кричала, что будет думать о нём каждую секунду. Она не бежала за автобусом но он видел её долго долго, пока поворот не разъединил их взгляды. На какой то момент Ромке показалось, что она даже упала на колени и закрыла лицо ладонями. Слёзы затуманили его глаза, и он опустил голову, что б окружающие не увидели какой он сентиментальный. Он не представлял, как он будет жить без неё все эти месяцы. Не видеть её каждое утро. Не слышать её голоса и не говорить бесконечно ей, что любит. А главное, он не понимал, как он сможет жить, не слыша каждый день, что она любит его. Пожалуй, это было первое серьёзное чувство, которое поглотило Ромку всего целиком, и он не умел ещё справляться с этими эмоциями. Он понимал только одно. Он знал, что любит её и, любим. Он хотел жить для неё и делать её счастливой каждую секунду.
--
" Чё брат? Бабу оставляешь одну?!"
--
" То-то ей раздолье будет" - хохотнул сидевший рядом небритый толстяк.
Отвечать не хотелось. Не хотелось ни говорить, ни плакать. Была пустота. Было больно и одиноко как после похорон близкого человека. Виски стучали упругой кровью, и было больно даже пошевелиться. Ужас и страх сковал Ромку. Хотелось выть, и валятся по земле. Казалось, всё на свете умерло в это мгновение.
Он не слышал, как автобус подъехал к вокзалу. Не понимал, как оказался в прокуренном и промозглом вагоне с обшарпанными лавками. Не видел окружающих его пьяных уже на этом этапе пути подростков.
Он очнулся только, когда вагон резко дёрнуло и, с полки кто-то пронзительно заорал -
--
Всё бляяя. П...ец гражданке. Прощай мамашины пельмени.
Ударившись головой о стенку купе, Ромка понял, что уже ничего не изменится. Чуда не произойдёт. Он один во всей вселенной. И где-то там всё дальше и дальше осталась его половина. Половина души. Половина нервов. Половина сердца. Половина любви.
Стиснув глаза и, прикусив до крови губу, он наклонился в угол и прошептал - Я люблю тебя Лаура! Я люблю тебя!
************************
Часть вторая: "Дон Карлос"
----------------------------
Здравствуй Ромочка!
Здравствуй мой любимый мальчик. Мне очень плохо без тебя. Я плакала весь день, после того как ты уехал. Вернее как тебя увезли. Как ты там? Как ты доехал? Как твоя армия? Какая она тебе досталась? Что там ты делаешь?
Я очень переживаю за тебя. Я буду писать тебе каждый день. Хотя бы несколько строчек. Буду рассказывать о себе. Буду говорить как мне плохо без тебя и как я тебя люблю.
Я решила пойти на курсы английского языка и в бассейн. Просто хочу, как-то занять себя, что б время быстрее проходило.
Ромочка! Ты пожалуйста береги себя и рассказывай мне всё всё. Пиши мне хотя бы чуть чуть.
Люблю, люблю, люблю, люблю!!!!!
Целую, целую, целую, целую!!!
Твоя Лаура.
( Светочка)
----------------------------
Любимая ты слышишь! Спасибо, что ты есть!
Лаура привет!
Получил от тебя письмо. Спасибо тебе родная моя. Я так ждал его.
Я уже в армии, как ты понимаешь!
Мы, конечно, не знали, куда нас везут пока не приехали в........ Красноярск.
Не знаю раскрою ли я военную тайну, но я служу в "учебке"
Это на полгода.
Называется она - "ШМАСС"
Школа младшего авиационного сержантского состава.
Здесь очень хорошо и здорово.
Короче после окончания я буду сержантом и поеду в "боевуху"
То есть в боевую часть дослуживать уже оставшиеся полтора года.
Кормят как на убой. Но, честно говоря, мне это всё не важно. Главное, что б ты меня ждала. Что б любила и помнила.
Я каждую ночь думаю о тебе. Даже иногда удаётся смотреть твою фотографию.
Много писать я не смогу. Времени совсем не остаётся. Мы ж пока "духи"
То есть самые молодые. И нам конечно сначала не легко. Но мне помогает то, что время работает на НАС!
Каждый день я после отбоя думаю, что вот ещё на день я стал ближе к тебе.
Всё моя любимая. Мне нужно заканчивать.
Я очень люблю тебя. Скучаю и грущу. Хочу тебя обнять. Хочу тебя увидеть. Хочу тебя целовать. Хочу тебя...
Твой Ромка.
- Роооотаааааа!!! Подъём! Сорок пять секунд ......строиться в центральном проходе.........Форма одежды.......Дневальный бля.... Спишь на хер?! Какая форма одежды?
Сонный и уставший мальчишка на "тумбочке" вскинул голову и вытянувшись гаркнул как на параде -
--
Форма одежды номер три товарищ старшина!
--
Рооооота!!! Форма одежды номер три. Живее "духи"!!! Что бля, лётчики!? Не выспались?!
Помещение роты было расположено в деревянном старом бараке и делилось на восемь "кубриков". В каждом "кубрике" стояло по шесть двух ярусных железных кроватей.
Сержантов в роте было шесть или семь. Ромка ещё не понял, кто есть кто в это новой для него жизни. Ещё не осознал, кому нужно подчиняться в первую очередь, а кого стоит просто уважать.
Каждый, кто попадал в армию проходил через это испытание. Сержанты любят устраивать развлечения на тему подчинения всем одновременно.
Один посылает молодого бойца в одну сторону, а другой по пути останавливает и поручает противоположное задание.
Юные солдаты начинают метаться из стороны в сторону, под грозными взглядами и окриками старших по званию, и наступает то состояние, когда хочется выть и плакать от боли и тупости ситуации.
Вот в такой "дурдом" и попал Ромка. "Дурдом", называемый армией и, окрещённый простым народным словом - "дедовщина"
Нет! Он не был слабовольным или хилым парнем. Просто, воспитание, полученное в школе и дома, общение с институтскими друзьями и преподавателями... Всё это наложило свой отпечаток на его юный мозг. Будучи неглупым и развитым парнем, Ромка всегда ненавидел человеческую глупость и тупость. Любые поступки, назначение которых было ему совершенно непонятно, и необъяснимо приводили его в ярость. Ярость внутреннюю и приглушённую. Ту ярость, которая добавляет извилин в голове и морщин на оболочке той самой головы.
Сейчас он столкнулся с доселе неизведанной для себя жизнью и ситуацией, когда нужно напрячь все свои внутренние силы и возможности организма, выбирая между грубостью и изворотливостью, умом и сообразительностью.
Приходилось, по сто раз в день постигать для себя азы этой науки- философии хамства,тупости и дибилизма.
Вот и сейчас, стоя перед старшиной Рымбаевым он поймал себя на мысли, что над ним просто издеваются.
Сержант из его кубрика послал Ромку в красный уголок за газетами, а старшина на пол пути остановил его и, глядя масляными глазками с ухмылкой на азиатском лице пропел как на восточном базаре -
--
Лёёёётчиииик!? Куда идёёём?
--
В красный уголок за газетами - Ромка, как ни в чём не бывало, остановился и по простому так ответил старшине как старому товарищу.
--
Боря!? Ты гляяяянь? - Рымбаев лежал на кровати в сапогах и, закинув голову, обращался к какому то парню с соседнего кубрика - Духи то оборзели совсем!
--
Слава, а ты, видать, в них уважения не вызываешь! - тот, кого старшина называл Борей, уже однажды демонстрировал свой характер молодым солдатам.
Тогда он был дежурным по роте и, утром, на подъёме, рота отбивалась и поднималась, рекордное для первых дней службы Ромки, количество раз.
Боре не понравилось, что один солдат не успевал заправить портянки в сапоги, и он решил начать тренировку на выживание.
Когда, измождённые бесконечными одеваниями и раздеваниями ребята уже валились с ног от усталости, сержанту захотелось пить, и он пошёл в умывальник, приказав отжиматься, положив ноги на табуретки, пока он не вернётся.
И вот сейчас Ромка понял, что Борис просто добавляет, что называется "масла в огонь"
Рымбаев медленно поднялся с кровати. Медленно почесал все, что может чесаться у человека ранним утром и вдруг внезапно развернувшись, рявкнул -
--
В умывальник! Быстрааа! Уже не вижу тебя!
--
Через минуту я прихожу, ты весь в мыле и хлорки по коленаааа!
Ромка понял, что началось. Он не боялся. Он соображал, как ему выкрутиться из этой ситуации. Не пойти нельзя. Пойти тоже нельзя, так как его сержант ждёт газету в подсобке и его терпение тоже не безгранично.
--
Товарищ старшина. Я газету должен принести.
--
Чеееего!? - глаза Рымбаева наливались кровью, и Ромка видел, как он сжимает зубы и, даже казалось, слышен скрип его челюстей.
--
Зае.....ться ты должен немедленнаааа, если хочешь чтааа б я тебя не убил. Сука молодая. Чё бляяяя? Охренел что ли.
--
Но сержант Довлатов попросил .........
Не договорил и не досмотрел Ромка, как скрипят челюсти на восточном лице старшины.
Удар пришёлся в живот и, в глубине грудной клетки всё сжалось как от спазма. Дышать было нельзя. Собственно и смотреть, тоже не получалось. Все органы отказали как-то в одночасье. Медленно оседая, Ромка схватился одной рукой за спинку кровати и, слёзы выступили сами собой.
Хлорка разьедала глаза и щипала руки. Армейский умывальник это особая территория. Здесь происходит масса интересных всевозможных вещей и ситуаций. Здесь кипит жизнь, скрытая от посторонних офицерских глаз, называемая "взбодрить мозги"
Хотя, откровенно говоря, "бодрились" здесь совсем не мозги.
Бодрились в армейском умывальнике, в котором сейчас проводил свои "лучшие минуты" жизни Ромка, руки и ноги. Иногда эта участь постигала и другие части тела молодых. Но страдала от этого в первую очередь конечно голова. Ромка это хорошо понимал, ничего не в состоянии поделать.
--
А я чего, до дембеля ждать буду?
Довлатов был самым "приличным", из всех сержантов, попавшихся на Ромкином пути в первые месяцы службы.
Он никогда не показавал свою значимость и положение просто так. Кажется, он учился в универе на филфаке, и образование его бросалось в глаза с первого взгляда. Он был единственным из всех старослужащих, кто не устраивал утренних шоу и вечерних представлений с участием молодого пополнения.
Всегда аккуратно выбритый и чисто одетый, он сразу внушил уважение Ромки. Заставляя, что-то делать молодых солдат, он казалось, даже стеснялся, своего положения и силы. Поручения этого сержанта никогда и не отдавали маразмом и необъяснимостью. Ромка уважал его и немного стеснялся. Он сразу выделил его среди остальных и был очень рад, что его сержант самый умный из всех. По вечерам Довлатов часто закрывался в красном уголке или в подсобке и читал, какую то книгу, название которой Ромке никак не удавалось увидеть. Последнее время Ромка заметил, что он часто поручает, что-либо сделать именно ему и старался просто быть порядочным и исполнительным.
Понимая, что армия есть армия и придётся всё равно быть "духом" какое то время он, по крайней мере, старался не допустить унижения к себе. В тайне он даже завидовал, что не может иметь такого друга как его сержант. Он всегда хотел иметь именно такого, умного и начитанного, аккуратного и справедливого парня в качестве друга. Все друзья, которые остались "на гражданке", были нормальными парнями, и Ромка ничего плохого не мог сказать ни об одном из них. Просто ему всегда не хватало чего-то другого в личности его друзей. Он пока не мог сам себе объяснить, что бы это должно быть и только увидев впервые Довлатова, он вдруг понял, что именно так он и представлял себе идеального друга.
Не понимая всё равно, что именно ему нравится больше в этом парне, просто тянулся к нему всей душой и, ужастно боялся разочароваться в этом отношении. Боялся натолкнуться на какой то Довлатовский поступок, который мог перечеркнуть все его мысли и надежды на идеального человека.
--
Товарищ сержант. Меня старшина Рымбаев сюда отправил. Сказал, что придет и проверит.
Ромке было стыдно за свою глупость. Он понимал, что не прав. Не выполнив поручение своего сержанта, он тем самым как бы плюнул на него и, поставил старшину важнее и главнее. Делать было нечего, и он рассказал об инциденте в кубрике.
--
А ты грубил ему? - Довлатов хмуро выслушал и, закурив, сидел сейчас на подоконнике, внимательно глядя на Ромку. Казалось, он ухмыляется одними глазами, но лицо его выражало явную заинтересованность в происходящем.
--
Никак нет. Я просто к нему не обратился и не спросил разрешения пройти мимо - это глупое негласное правило раздражало Ромку больше всего. Когда молодой солдат проходил по проходу между кроватями сержантов или старшины, необходимо было обязательно спросить разрешения. Это было похоже на пролёт чужой территории. Поскольку войска, которым принадлежала эта часть, являлись авиацией, были придуманы все эти правила соответствующей тематики.
--
А ты, что? Первый день замужем? - Довлатов шутил. Это было ясно. Но Ромка боялся рассердить его. Ему очень хотелось сочувствия и поддержки или хотя бы простого человеческого понимания.
--
В каком смысле? - Ромка растерялся от этого незнакомого выражения.
--
Да в самом прямом - сержант открыл форточку и выбросил окурок.
--
Нет, не первый - совсем запутался Ромка и уже хотел улыбнуться, чувствуя, расположение сержанта к себе, но в этот момент дверь открылась и, на пороге нарисовалась, широкая физиономия старшины Рымбаева.
--
Аааа. Лётчик с командираааам - пропел старшина.
--
Слав. Чего это ты припахал моего бойца? Я жду его, жду, а он тут носом очко драит.
--
Делавой до хера твой боец. Гусём ходит. Ещё так увижу, петухом хааадить будешь. Поняяял?
--
Давай, иди в кубрик - Довлатов повернулся к Ромке и, хлопнул его по плечу.
--
Есть! - бодро ответил Рома и шагнул в сторону двери.
--
Куда ты билять пашёл суслик? Я тибя атпустил? - челюсти снова заходили ходуном.
Позже Ромка вспомнит, как всё происходило дальше. Уже лёжа в "каптёрке", вытирая кровь с губ, он будет плакать от обиды и радости одновременно, ещё не понимая чему он радуется. Но, в тот момент он не заметил, как оказался сваленным на пол мощным ударом в лицо. Не заметил, как кровь хлынула из носа и смешалась с хлоркой обильно разлитой на полу умывальника.
Он будет вспоминать и это субботнее утро. И этот, его первый, по настоящему кровавый и жестокий, армейский урок мужественности.
--
Ты что!? Охренел!? Слава! Руки свои поганые привяжи к заднице - Довлатов совсем не шутил. Ромка тогда впервые увидел его таким разгневанным и жестоким. Он как в тумане отследил полёт старшинского тела в одну из кабинок умывальника. Даже не заметив удара своего сержанта, он оценил его силу и точность по грохоту приземления Рымбаева рядом с унитазом.
--
Ты..... ё....лся что ли? - старшина поднимался медленно, как бы оценивая, как такое случилось с ним.
--
Ты Слава запомни! Ещё раз тронешь.... моих бойцов, я тебе хребет переломаю. Довлатов сделал большую паузу после слова "тронешь", и Ромке показалось, что он хотел сказать, что-то другое.
Лёжа на кровати в "каптёрке", Рома вспоминал этот момент уже, который раз и не мог понять, почему его сержант так поступил, да ещё на глазах у молодого солдата.
Отведя его в это маленькое помещение и сунув полотенце, Довлатов куда то ушёл и, казалось прошла целая вечность, пока не отворилась дверь.
--
Ну что. Болит физиономия? - сержант был совсем другим. Ромка не узнал его в том человеке, который стоял сейчас перед ним. Казалось, не было вокруг ни бетонного забора, ни казармы с сотней бритых солдат. Было ощущение тепла и заботы. Стоявший перед ним парень стал таким вдруг близким и родным, что Ромка неожиданно для себя заплакал.
--
Да ты чего? Рехнулся, что ли? Чего реветь то? Не бойся. Никаких проблем не будет.
--
Не лезь ему на рожон и он больше к тебе не подойдёт.
--
Сука он ещё та. Но что поделаешь. Тебе всё равно служить тут и придётся терпеть. Я если что всегда рядом. Понял нет? - Ромка если честно ничего не понимал. С какой стати Довлатову нужен был этот конфликт? И почему он решил защитить его, Ромку от этого узбека.
Загадок было слишком много для Ромкиного мозга. Он понимал только одно. Какой то барьер сломался между ними с сержантом и это его, и радовало и пугало одновременно. Понимая, что для армейской дисциплины и субординации не приемлемы такие отношения, Ромка боялся завтрашнего дня. Он боялся, что завтра повторится всё сначала. Снова подъём. Снова маразм старшины и вероятно, Довлатов не будет каждый день, лезть на его защиту. Но больше всего Ромке не хотелось, что б это мгновение заканчивалось. То непонятное сближение его радовало. Ему хотелось быть тут с Довлатовым как можно дольше. Сам себя, не понимая, он, тем не менее, чувствовал прилив сил и энергии.
Энергии, назначение и происхождение которой он не знал. Не знал, но, начинал догадываться.
***************************
Часть третья: "Командор"
Полковник Евгений Есаулович Лукашин шёл по коридору штаба с полным ощущением омерзения к сегодняшнему дню. Оснований было более чем достаточно. Во первых, утром, его ни свет ни заря, дежурный шестой роты вынудил встать около четырёх часов утра. Во вторых, причина такого раннего подъёма была на редкость пакостная. В третьих, и это почему-то разозлило его больше всего, по дороге в часть лопнуло колесо его личного УАЗика. Водитель Степан, минут двадцать возился с неполадкой и уже продолжая путь, узнал от своего шефа, что отныне он будет тренироваться в ротном автопарке менять колёса "на скорость".
- Ну, что у Вас стряслось? - Лукашин уже сидел в своём кабинете и снизу вверх разглядывал стоящего перед ним навытяжку майора Молодцова.
--
Товарищ полковник! Разрешите доложить!? - Майор явно спал всю ночь, хотя и был дежурным по роте. Об этом наглядно говорила его причёска. Волосы топорщились в разные стороны и глаза, казалось ещё не открылись утреннему солнцу и пристальному взгляду командира полка.
--
Майор! Не тяните. Вы для этого и явились. Да и меня подняли ..... Лукашин запнулся на секунду, и тут же исправился.
--
На полчаса раньше обычного.
--
Товарищ полковник! ЧП! Случай неуставных отношений. Драка, товарищ полковник! - Молодцов выпалил всё как заученную фразу.
--
Кто!? С кем? Что за причина?! - Полковнику стало кисло от вида дежурного майора. "Вот вытягивай из него всё по порядку. Ведь ясно, что просто боится взыскания. Проспал "кулаки" и теперь преподнесёт всё как полную неожиданность".
Вообще-то, в полку, которым командовал Лукашин, "неуставные отношения" случались и раньше. Не то что бы очень часто и, не то что бы это было нормой, но как и в любой части, такое случалось. В одних случаях это были невинные обиды молодых солдат, жалобы родителей и родных. В других случаях приходилось труднее. Синяки и травмы уже не скроешь от командования и ротные офицеры были вынуждены докладывать командиру полка немедленно. По видимому сейчас, случилось нечто подобное, так как, поднять командира полка среди ночи, решился бы не каждый офицер.
--
Старшина Рымбаев, товарищ полковник, - майор замолчал и вытаращился на Лукашина. Его взгляд означал не больше не меньше как если бы старшина Рымбаев, а о его "подвигах" даже Лукашин слышал много раз, сделал инвалидом самого министра обороны страны.
--
Ну что Рымбаев!? Что Рымбаев? Кого на этот раз? Опять кого-то из "духов"? - Лукашин уже понял, что майор так просто не выскажется. "Одно из двух", - подумал полковник. "Либо этот Рымбаев кого-то очень сильно "приложил", либо этот " кто-то" ....... У Лукашина похолодело в затылке. Смертных исходов на его послужном списке ещё не было и, это могло стоить ему должности и карьеры, в одночасье.
--
Никак нет Евгень Саулыч! - майор перешёл на гражданское обращение, что говорило о чрезвычайности ситуации, и Лукашин медленно начал подниматься с кресла неотрывно глядя на Молодцова.
--
Товарищ полковник! Евгений Саулыч! - Молодцов вдохнул и выдохнул. - В реанимации он. В город уже увезли. Я Евгений Саулыч не доктор, но ..... боюсь до утра не дотянет. - майор опустил подбородок на грудь и выглядел сейчас как приготовившийся к защите боксёр.
--
Что!? - Лукашин как стоял, так и остался в не разогнувшемся положении. Последняя фраза майора, застала его когда он ещё не выпрямился полностью и, сейчас он опирался одной рукой о край стола, а другая осталась на спинке кресла. Полковник как будто не знал, как дальше двигаться в этой ситуации. То ли продолжить вставать, то ли сесть обратно. Но невооружённым глазом было видно, что в его голове уже мелькают картинки доклада в штаб округа, возможной отставки, дачные зарисовки, и всё, что для офицера с двадцатилетней выслугой является сущим адом.
--
Как не дотянет? - Лукашин задержал дыхание и, не мигая смотрел на Молодцова.
--
А что с ним? А Вы куда смотрели? Свидетели есть? Как Рымбаев, "не дотянет"? Да он же... Да его ж.... Твою мать Молодцов! Ты, что бля, на пенсию захотел?! Под суд? Ты где был, когда с ним.... Когда его......А кто это всё умудрился!? Да не молчи ты ! - Лукашин очнулся от "дачных картинок" и его прорвало.
--
Товарищ полковник. Они в караулке сцепились. Довлатов. Сержант Довлатов и он. Рымбаев какого то молодого избил и Довлатов вступился. Три перелома у него и сотрясение мозга. Но самое страшное...... У него.. Ну короче, разрыв внутренних органов что ли. Я не очень в этом понимаю.
--
А видел, почти весь взвод это всё видел. Ну, точнее...... отделение.
--
Ё....... Твою мать...- Лукашин только сейчас принял решение вернуть своё тело обратно в сидячее положение, точнее тело скорей всего само приняло это решение за Лукашина не посоветовавшись с его, полковника, головой и, он шумно рухнул в кресло.
--
Где он сейчас? - Евгений Есаулович нервно скрёб по столу ногтем и, смотрел в календарь, висевший за спиной Молодцова.
--
Ну так я ж говорю. В реанимации. Сорок минут назад увезли. В "городскую" на Революции.
--
Да я б..ть про этого, Довлатова спрашиваю, или как его там? - полковник дёрнулся и вскинул голову на непонятливого майора.
--
А.. Ну так в караулке он пока. У дежурного по караулу, сидит под замком. Я приказал.
--
Звони. Пусть везут в штаб.
--
Немедленно! Слышишь. И что б, ни с кем ни о чём не говорил, пока ко мне не доставят!
Полковник понимал, что от того как преподнесут эту ситуацию свидетели, будет зависеть его дальнейшая карьера. "Одно дело, простые "кулаки", тут уж не отвертишься. А совсем другое, что-то типа самообороны или защиты молодого солдата.
Тут ведь всё важно, как повернуть".
"Ежели этот Рымбаев, сам виноват, так и всё проще намного. Тогда и пострадал заслуженно. А если просто драка была, то тут уж, явный "недосмотр" светит".
- Строиться в кубриках для просмотра программы "Время"
Программа "Время". Это единственная программа телевидения, которую Ромка смотрел уже четыре месяца.
Замполит роты шутил по этому поводу - " Сегодня солдат новостей не знает, а завтра ему в атаку идти. А вдруг противник уже мир с нами заключил!?".
И, то ли вечер уже не давал повода для злости и строгости сержантов, то ли усталость брала своё, но в процессе просмотра телевизора была своя прелесть не связанная с содержанием новостной ленты.
Сидя перед экраном, молодые парни с бритыми затылками подвергались различным шуткам и "приколам". Сержанты сидели обычно сзади и смотрели, что б никто не заснул перед телевизором. А заснувший, обычно становился объектом насмешек и шуток, а порой и безобидных издевательств.
Но главное, за что, все без исключения любили этот момент, была - раздача почты.
Письма раздавал, а точнее раскидывал, сержант стоя под телевизором висевшим на стене. Письмо нужно было не просто взять, его нужно было поймать. Правда в уставе внутренней службы, ничего не было сказано, когда молодому солдату, читать эти письма. После "Времени", сразу - умываться и отбой. А утром!? Утром всё начиналось сначала. Получив письмо в этот вечер от Светы, Ромка жутко обрадовался. Уже три месяца как от неё не было ни чего. Он умудрялся писать каждую неделю, писал немного, но регулярно. От неё же не было ни одного письма. Родители на вопросы Ромы ни отвечали, как будто не замечали в письмах этих строк. И вот наконец.....
Прочитать его Ромка не успел в этот вечер. Завтра рота заступала в караул и он хорошо понимал, что, там времени свободного, будет достаточно.
Уже заступив на пост у вертолётной площадки, Ромка прислонился к столбу на котором поскрипывал железным куполом фонарь и, решил хотя бы бегло прочесть письмо. Отметившись в очередной час по селектору, он нащупал в кармане, обжигающий целый день грудь, маленький квадратик бумаги.
-------------------------------
Здравствуй Рома! Ты прости пожалуйста, что я долго не писала. Просто как-то и новостей не было и времени не хватало.
Я в принципе и сейчас не могла долго собраться написать. Как-то всё дела, дела какие то. У меня всё в порядке.
Да что я собственно.......Ты то как? Что у тебя нового? Как служится? Хотя....
Хотя ты ведь мне писал постоянно об этом.......Это я непутёвая не отвечала. Прости уж меня.........................
Тишину ночного Сибирского неба, разорвала автоматная очередь. Стреляли где-то совсем рядом и, "начкар", охнув свалился с лежанки и переглянувшись со своим помощником, старшиной Рымбаевым, не говоря ни слова сорвался с места.
Бежать пришлось недолго. Выстрелы, прекратившись начались снова и, прапорщик со старшиной, отчётливо увидели в ста метрах от себя, трассирующие линии пуль и услышали треск разрывающегося дерева. Но не это заставило похолодеть их спины. Ночную девственную тишину, кроме стрельбы, разметал истошный вопль, доносившийся от вертолётной площадки и сопровождавший каждый залп.
--
Бля! Рымбаев! Кто у нас там? "Умник"!?
Ромку в части сразу нарекли " умником". То ли от того, что он пришёл в армию из ВУЗа. То ли от знаний и начитанности.
Кличка это приклеилась к нему сразу и, уже сами офицеры и "прапора" называли его не иначе как "умником".
--
Вот те и "умник"!!!
--
Товарищ прапорщик, надо бы дежурному по роте свистнуть?!
--
Ну ясен хрен свистнем, но уж сначала разберёмся что там за "ботва" творится.
Подползая к посту Рымбаев заметил, что у одного из вертолётов опершись на колесо стоит солдат. Узнать его было не трудно, но и этого не требовалось. Было ясно, что на посту никого кроме караульного быть не может. И это караульный сейчас, уперев приклад автомата в живот, истошно орал и выпускал второй рожок в столб, стоявший рядом с вертолётом.
От столба летели в разные стороны щепки и фонарь, печально раскачивающийся на верху, освещал эту ужасную картину.
Подползающим было не понятно одно. От чего орёт солдат и, что произошло на посту. В кого он стреляет?
Ромка задыхался от крика. Рука намертво приклеилась к стволу и, палец не отрываясь, лежал на спусковом крючке.
Только когда автомат щелкнул и, стало ясно, что патроны кончились, Ромка навзничь упал назад себя и захлёбываясь от слёз, рукой, начал рыть промёрзлую землю вокруг себя.
Подбежав к Ромке, Рымбаев с прапорщиком прежде всего выхватили из оцепеневших рук солдата автомат и, лихорадочно стали осматриваться по сторонам. Ромка не отвечал ни на какие вопросы. Рымбаев пытался трясти его, бить по щекам, уговаривал ответить но, тщетно. Молодой парень лежавший на руках у начальника караула, хрипел и захлёбывался от собственных слёз. Он не мог, ни говорить, ни дышать. Его тело трясли судороги и, казалось, он не слышит и не видит никого и ничего вокруг. Из носа хлестала кровь и, вся грудь и шинель уже были бурого цвета. Но то ли по интуиции, то ли заметив в какой то момент, куда смотрит остановившийся взгляд Ромки, Рымбаев с "начкаром", повернув головы, увидели белое, мутное пятно на столбе.
След от пуль и щепки на несколько метров вокруг. Снег смешался с кровью и опилками. Но на земле у столба, седой и обезумевший прапорщик, нашёл маленькую бумажку. Очистив её от снега и мусора, глянув на то что осталось от неё, "начкар", медленно поднял голову и, ни слова ни говоря, осел в сугроб позади себя. С фотографии смотрела молодая красивая девушка. Пули почти не тронули фото и, внизу можно было разобрать надпись, сделанную от руки :
" Ромке от Светы. Люби меня как я тебя."
Уже позже, когда вся эта история станет предметом серъёзного разбирательства, на столе у Евгения Есауловича Лукашина, окажется измятый и окровавленный кусок бумаги. Напрягая зрение и, разбирая затёртые буквы, полковник прочтёт лишь последние фразы этого письма.......
" Ты прости меня Ромка, что так вышло. Он очень хороший человек и, он очень любит меня. И он обещал, сделать меня счастливой. Я тоже его очень люблю. А два года ждать, это невозможно. Я поняла это сейчас Рома. Прости. Прощай. Лаура"