Глава 4 - Девушка и каорхар
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ГЛАВА 4. ДЕВУШКА И КАОРХАР.
1
Я сидел на полу около лежанки. Вокруг меня вертелся уршш.
Не успел я подняться, как дверь резко распахнулась, и я увидел на пороге улыбавшегося Зорра, разодетого в шелка и бархат. С пояса у него свисала изящная шпага, вся сплошь усыпанная драгоценными камнями. Из-за его плеча выглядывал Зариман: на его лице было написано странное выражение не то удивления, не то разочарования.
- Отдыхать на полу - это так похвально: скромно и аскетично! - вместо приветствия, восторженно пророкотал на всю комнату Горынович. - Узнаю своего друга!
- А что, если бы я прилежно спал на лежанке, ты бы меня не вспомнил? - пробурчал я, вставая на ноги и привычным движением - за ухо - осаживая уршша. Тот узнал хийса и шумно полез нюхаться. А впрочем, я только сейчас наконец-то понял, что передо мной Зорр, Зорр Горынович собственной долгожданной персоной. - Здравствуй, дорогой!
- Это ты у нас дорогой, прямо-таки бриллиантовый: ты даже не представляешь себе, центром какого переполоха ты сделался! - его распирало от волнения, он уселся прямо на стол, чуть не смахнув полой одежды блюдо с хлебом. - Твоя история, в первоначальном изложении Айта, облетела практически весь Ульдроэль. Теперь её уже не узнать, ибо она обросла пикантными подробностями и жуткими деталями. Дворец гудит, как улей: все спорят и предполагают - одни тут же провозгласили тебя героем и готовы отдать тебе почести за спасение прекрасной Тэйи, другие же твердят, что ты - не герой, а лишь орудие в руках мудрых аюнн, и Тэйя была бы возвращена в любом случае. Они прибавляют, что хонам во дворце не место, что так гласит королевский закон. Твои почитатели фанатично возражают, что по тому же самому закону ты имеешь право быть приглашённым во дворец на праздник одним из них, и если у тебя имеется гостевой фефн, то помешать тебе может одна лишь Королева. А она, сам знаешь...
- Знаю, знаю! - торопливо прервал я его, останавливая бурный поток слов, который уже явно понёсся не в том направлении. - Ты скажи короче: меня не пускают?
Зариман кашлянул, усаживаясь на табурет с другой стороны стола.
- Ну, откуда столько пессимизма?! - Зорр будто только сейчас вспомнил о нём и заговорил более сдержанно: друзья друзьями, но есть какие-то темы, которые, видимо, стоило обсуждать исключительно вдвоём. - Я принёс временное разрешение на проживание на первом уровне. Тебе и твоему питомцу.
- На конюшнях, - с иронией в голосе прокомментировал гуурс. Даже такое решение его явно не радовало. Что ж, понять-то можно: пришёл хон неизвестно откуда, за ним одни несчастья, а его почему-то защищают сильные мира сего - за какие такие красивые глаза? Чем он лучше других, в конце-то концов?
- Зато на целых девять дней! - отмахнулся от него Горынович. - А на десятый день в Ульдроэле начнётся карнавал и королевские состязания - лучшие будут биться за руку Королевы! - он быстро глянул на меня и незаметно подмигнул: ничего, Василий, прорвёмся! - Перед праздником будет принято окончательное решение - достоин хон Василий лицезреть великолепие небесных огней и танцы юных тэльлий. Или нет.
Зариман едва слышно хмыкнул, но я на него, вот поверьте, совершенно не обиделся: он и сердиться-то не умел, точно ребёнок, обижаясь на пустом месте.
- Фефн во время твоих перемещений по первому этажу не снимай не при каких обстоятельствах. А зверюшку свою, если надумаешь водить с собой, приказано держать вот на этом поводке! - Зорр из бархатных складок своей одежды выудил небольшой моток, похожий на рыболовную леску. Оттуда же достал плотно скрученный ремешок. Развернул - оказалось, ошейник. Соединил одно с другим и передал мне. - Примеряй!
- Спасибо, что не для меня, - усмехнулся я, принимая из его рук амуницию для Ван Гога.
- Кстати, некоторые были бы очень рады, если бы ты эти дни посидел вместе со своим животным на одной привязи! - хохотнул Горынович. - И намордник бы одел для всеобщего облегчения... Да! О наморднике. Вот это тоже необходимое дополнение в украшении твоего чудо-зверя, - он снова покопался в складках одежды и на этот раз вытащил что-то вроде упрощённой уздечки, но выкованной из металла.
- Он же её перекусит одним махом! - сказал я, рассматривая сплетение весьма тонких железных пластин, колец и прутьев.
- А ты про это никому не говори! Кушает твой пёс быстро, так что пострадавший тоже ничего никому не расскажет! - широко улыбаясь, прокомментировал хийс.
Я глянул на медленно вытягивающееся лицо гуурса, покачал головой и ничего не сказал, прилаживая на уршша обязательный смирительный комплект. Гоша пыхтел и отворачивался, но минут через пять выглядел уже вполне благопристойно: настоящая собака перед выводом на прогулку.
Поводок был достаточно коротким - всего каких-нибудь пара-тройка метров, - и уршшу пришлось срочно освоить новую команду: "Рядом!"
- Пойдём, покажу твоё временное жильё, - позвал меня Горынович, выходя из комнаты. - Там твоя любовь к аскетизму пригодится как нельзя более кстати.
Я намотал поводок на ладонь, заставив Ван Гога плотно прижаться к ноге, и подошёл к Зариману прощаться:
- Я виноват. Не знаю, простишь ли ты меня... - я поглядел ему прямо в глаза, окунаясь в их неумолимую холодную глубину, как в прорубь. Тот "первый" Зариман, который ещё не знал о грядущем, где ты, отзовись!
- Да. Ты виноват, - эхом откликнулся он. - И дело теперь не в прощении. Потому что я виноват тоже, - на секунду мне показалось, что его взгляд потеплел, но, может, это отблески камина отразились в тёмных зрачках? - Я знал всё с самого начала. С того самого момента, как твой страшила поужинал кем-то из жителей. С того момента, когда я закрыл на это глаза.
Я молчал. Любые оправдания показались бы сейчас детским лепетом.
- Я должен был почувствовать, что смерть идёт за тобой по пятам... Должен... - гуурс тяжело вздохнул и замолчал, отгородившись от меня шершавыми синими веками.
- И всё же. Когда-нибудь я искуплю свою вину, - тихо проговорил я. - Для меня уже нет иного пути, и мне остаётся лишь скорбеть о павших и идти как можно быстрее.
- Так беги же вперёд, так скоро, как только можешь, и пусть земля горит у тебя под ногами! - сказал он, не открывая глаз. - И тогда смерти будет некогда собирать свою дань.
Он отвернулся от меня, давая понять, что разговор окончен.
Горынович в нетерпении прохаживался за дверью.
- Ну что, попрощались?
- Да уж, попрощались.
- А, понятно! - он мельком глянул на закрытую дверь и пошёл в сторону светлого пятна выхода. - Не бери в голову! Зариман воспринимает всё слишком серьёзно, и не жалует таких оболтусов, как мы!
Да уж, более чем серьёзно, подумал я. А вот про оболтусов - это верно, я-то, по крайней мере, точно, солидным и строгим стану где-нибудь лет через сто.
- Уршш имел глупость неудачно покушать одним из жителей города за этой стеной, - начал объяснять я, подстраиваясь под чёткий шаг Зорра. - А потом вместо меня пристрелили одного из его парней. Будешь тут недовольным.
- А, понятно! - снова повторил он, совершенно не требуя дальнейших подробностей, его мысли были явно заняты чем-то другим.
Мы без разговоров прошагали ещё метров двадцать и почти достигли выхода, когда вдруг Горынович остановился и сказал:
- То, что случилось с тобой и ночным дозором - пустяки: в сумеречном городе такое происходит практически ежедневно: кто-то кого-то ест, стреляют, рубятся, колют и жгут. Чем бы тамошний народ ни тешился, лишь бы не вешался. Другое дело - Ульдроэль! Вот скажи-ка мне лучше, любезный друг, что ты собрался рассказывать во дворце про своего "пёсика"?
- Про уршша? - удивился я. - А что в нём не так?
- Да всё! - поморщился Зорр. - И не вздумай ни при ком называть его уршшем. Случится паника и всеобщая давка, экстренно будут приняты меры, и от питомца твоего и мокрого места не останется. Ибо страшнее уршша зверя нет!
Я посмотрел на Ван Гога, образцово-показательно сидевшего рядом, и перевёл недоумённый взгляд на Горыновича: - Это почему же? Столько времени идёт с нами рядом, и никто на него даже пальцем не показывает. Что изменилось за последнюю пару часов?
- Пальцем в него не тычут, потому что ты создал его по своему образу и подобию! - нетерпеливо пояснил Горынович, впрочем, ничего не объясняя. Посмотрел на мою озадаченную физиономию и махнул рукой: - В смысле, не похожим на тебя, а отражающим твои мысли и чувства! Понял? Нет?! Хорошо! Ладно!.. Небольшой экскурс в здешнюю флору и фауну тебе не повредит. Так вот. Уршш - это и не животное даже, а такое специфическое существо, безжалостное и очень опасное, живущее в пространстве в виде разумной энергии.
Я кивнул, мол, это усвоил, и чего тут сложного?
- Существует легенда, по которой некоторые могучие чародеи или великие воины могли поймать и поработить такое создание, заперев того в плотной физической оболочке. Как они это делали, никто, слава Лесу, не знал и не знает. Почему "слава Лесу"? Потому что, как правило, в момент "воплощения в мир" уршш считывает подсознательные страхи и наваждения своего будущего хозяина и предстает перед ним в самом жутком и извращённом виде. Это своего рода некая расплата за обладание грозным и почти непобедимым спутником - видеть около себя всё то, что сжимает сердце и холодит душу.
Я ещё раз внимательно посмотрел на Гошу и не мог не согласиться с Горыновичем - акул, крокодилов и бородавки я не любил ещё в раннем детстве.
- Сдерживать и подчинять такое создание весьма трудно и хлопотно, поэтому их обладателей можно пересчитать по пальцам одной человеческой руки, да и те, в смысле обладатели, остались лишь в сказках да сказаниях. Уршши, как легко можно себе представить, своему подневольному житию-бытию были не очень-то рады, и при первой возможности из этого подчинения вырывались на свободу, рвя на куски всех встречных и поперечных во главе с бывшим хозяином.
- Гоша, ты ведь не такой? - спросил я своего "ужасного монстра", присев на корточки. Он замолотил хвостом и преданно уставился на меня сияющим глазом. "Хозяин... друг... люблю...", - пронеслось у меня в голове. Я обрадовался, как впервые, и нежно притянул его к себе: - И я тебя, и я тебя тоже.
- Прекрати сейчас же мне портить страшную легенду! - с широкой улыбкой взирая на нас с высоты своего роста, притворно сердито сказал Зорр.
- Ван Гог не похож не на одного из уршшей! - резюмировал я. - И точка! Будем всем говорить, что это такая особенная порода - акулокроковая собака. Хонов во дворце нет, как мне уже успел сообщить по дороге сюда уважаемый Зариман. Значит, подтвердить или опровергнуть меня некому!
- И чудесно! - перестав улыбаться, кивнул хийс. - Только, прошу тебя, держи свою "акулокроковую собаку" на поводке. Я понимаю, что ваша ситуация исключительная и нестандартная - спас ты его и всё такое прочее вытекающее из этого, - но это уршш! И уршшем он всегда и останется.
Мы медленно пошли к воротам, к последней границе, отделявшей меня от Ульдроэля и... от Диллинь.
2
Вблизи Ульдроэль был ещё прекраснее и неправдоподобнее. Его шпили взмывали вверх, как стартующие космические корабли. И, несмотря на огромное количество башен, мостов, анфилад и террас, сложных ансамблей и отдельно высящихся зданий, которые и сами по себе могли быть самостоятельными королевскими дворцами, угадывалась единая система, целостная композиция сооружения - гигантская, прямо-таки заоблачная семи-ступенчатая пирамида, оканчивавшаяся фантастическим, сверкающим протуберанцем, будто на её вершину вспорхнул удивительный цветок, вместо лепестков которого распускались и, плавно колеблясь, закручивались радужные вихри.
Я непроизвольно остановился и поражённо присвистнул - ошеломляюще!
На ажурных башнях реяли разноцветные флаги. В воздухе парили птицы и какие-то существа побольше, отдалённо напоминавшие китайских драконов. Под всеми парусами проплывали белоснежные корабли и гондолы. Они приставали к верхним ярусам дворца, к висячим садам и рощам, и опять отчаливали. Высоко наверху слышался весёлый смех и обрывки мелодий.
- А где живёт...
- Диллинь Дархаэлла? - сказал за меня вслух Горынович. - Вон там! - и он ткнул пальцем прямо в ослепительный смерч.
- Та-а-ам?!
- Смотри внимательнее! - поправил меня он и чуть опустил руку. - В световой вихрь она, конечно, тоже может подниматься - одна единственная из всех живущих! - но живёт наша юная Королева немного ниже - под ним!!!
Я прищурился и, наконец, разглядел: у основания цветка шёл ряд освещённых окон - кажущаяся снизу невероятно хрупкой, ступенчатая галерея опоясывала по спирали предпоследний ярус пирамиды. Ни птицы, ни корабли не поднимались так высоко, только ветер шевелил золотые и серебряные стяги, прикрепленные к перилам анфилады.
- Там... - как приговор, произнёс я.
- Вася, это звучит, как диагноз! Очнись, болезный! - он сильно хлопнул меня по спине. - Всё не так сложно, как кажется на первый взгляд. Ты уже здесь, и пусть враги начинают трепетать!
- Да враги-то меня волнуют меньше всего! - отмахнулся я.
- О! Узнаю прежнего Василия: всё - по чайнику, а остальное - по барабану!
- По нему, согласен, - вздохнул я, бросая ещё один взгляд на Ульдроэль. - Домик, конечно, ничего себе отгрохали, а и ладно! Поживём, привыкнем! Веди, давай, меня в мои апартаменты! Чапай думать будет!
- Это ты новое имя для своего зверя придумал? - поинтересовался Горынович, бодрым шагом удаляясь от дворца. - Не знал, что он думает за вас обоих...
Мы шли сквозь настоящий лабиринт небольших аккуратных домов, в основном нежилого назначения. Склады и мастерские, лавки и амбары - кругом кипела работа, звучали удары молота о наковальню, булькали здоровенные котлы, вынесенные прямо на улицу, сушилось натянутое бельё, сено и сухофрукты. Суетился народ, в большинстве своём на первый взгляд самый обычный, почти человеко-хонский. Но я-то знал, по собственному богатому опыту, что стоит приглядеться или подойти и заговорить, то вместо круглых зрачков в глазах обнаружатся вертикальные, уши под волосами могут быть самой экзотической формы, не говоря уже о руках, ногах, и остальном, скрытом под одеждой.
Мы вышли на небольшую утоптанную площадь, на которой шли занятия по боевым искусствам. Я чуть притормозил, любуясь быстрыми чёткими движениями, сплетающимися в танец, в акробатические этюды. Урок вёл пожилой мужчина, чьё бронзовое загорелое тело, обнаженное до пояса, являло собой сплошное переплетение мышц и сухожилий. Едва заметный гребень, идущий от основания шеи и вдоль позвоночника выдавал в нём змиурра.
- А что, змиурры чаще других оборотней выбирают путь воина? - спросил я, с восхищением наблюдая за его лёгкими слаженными пассами.
- Их хладнокровие и мудрость сами по себе являются смертоносным оружием, - философски заметил Зорр, оглянувшись через плечо на бронзовотелого учителя. - Этот змиурр ещё к тому же благороден и терпелив, он воспитал не одно поколение замечательных воинов. Но, хочу тебя предупредить, среди его учеников не было ни одного хона.
Мы пересекли площадь и обогнули двухэтажное каменное помещение, очень напоминавшее казармы. Завернули за угол, приятно запахло свежескошенной травой. Перед нами была ещё одна площадь, более широкая, посыпанная песком и окружённая с трёх сторон рядом развесистых деревьев. В их тени журчал источник, прозрачная вода била фонтаном, собиралась в длинную каменную лохань и, переливаясь через край, утекала куда-то под землю. Мир свежести и прохлады, отгороженный от суеты и гомона. Конюшни располагались с трёх сторон площади - за деревьями, смыкаясь в форме подковы. Сложенные из белого известняка, они напоминали морские раковины, прочные и хрупкие одновременно, с плавными линиями стен и загнутыми вверх кровлями. Посреди центрального здания была небольшая арка, в которую мог бы свободно проехать всадник. Перед ней стояла мраморная статуя лошади в натуральную величину, невысокий ступенчатый постамент создавал впечатление, что животное сейчас оживёт и спустится на утоптанный песок. Другим своим концом арка выходила в цветущий сад, раскинувшийся позади построек. Сразу было видно, что лошадей здесь любили, а соответственно, холили и нежили.
Горынович решительно пересёк открытое пространство, и мы подошли к небольшому загону, в котором переминались с ноги на ногу несколько лошадей. Около них хлопотало четверо невысоких существ, землистого, что называется "серо-буро-малинового" цвета. Их приземистые тела были квадратными и в целом, и в частностях: углами бугрились могучие мышцы, квадратные челюсти сильно выступали на квадратных головах, крохотные глазки запросто могли оказаться квадратной формы, безгубые рты рубили квадраты лиц почти пополам. На босых ногах имелось всего по два пальца с прямоугольными лопаточками толстых ногтей. Это было нечто среднее между грольхами и гнорлями, что смешило и настораживало одновременно.
При виде уршша, семенившего рядом со мной на положенном коротком поводке, лошади начали фыркать, переступать ногами и с удивлением уставились на приближавшийся к ним диковинный экземпляр. Странно, но они не испытывали ни малейшего страха. Гоша же в свою очередь проигнорировал вызванный им интерес истинно акульим выражением на морде. Правда, уже у самого барьера он открыл пасть и как бы невзначай продемонстрировал тройной ряд острых игл-зубов. Лошади заржали и продемонстрировали свои. Я чувствовал себя Алисой в Зазеркалье - разумные звери встречались с каждым днём всё чаще и чаще.
- Рад приветствовать, уважаемых зумсов, - лучезарно улыбаясь, проговорил Горынович.
- Мягкой земли под стопами, - раскатисто пророкотали в ответ серо-буро-малиновые существа. Казалось, у них в груди перекатываются камни. - Пришли себе коня подобрать?
- Несколько позже, - дипломатично ответил хийс и достал из своих бархатных бездонных складок свёрнутый в трубочку лист бумаги. - У меня для вас приказ Советника и к приказу ещё и моя нижайшая просьба: предоставить кров и еду вот этому молодому хону и его собаке. Ровно на девять дней и ночей.
- Здравствуйте, я Василий. Заранее благодарен за помощь, - я с интересом разглядывал квадратных человечков, как ни странно, они мне были симпатичны.
- Тот самый? - глухо вопросил один из них Горыновича, пропуская мои реплики мимо своих геометрических ушей.
- Второго такого нет уж точно! - усмехнулся он, обнимая меня за плечи, и добавил тихо, прямо мне в ухо: - Земляные зумсы прямолинейны, но справедливы. В твоём вопросе держат строгий нейтралитет. Кроме Королевы, земли и лошадей для них нет ничего святого. Так что, давай, Вася, налаживай отношения с простым народом. А я на высшем уровне поработаю: авось приглашение на праздник для тебя и выбью. - Он отодвинулся от меня и бодро закончил: - Отдыхай, а я завтра к тебе спущусь. Покажу местные достопримечательности.
Наши взгляды встретились, и я мысленно ему ответил:
"Ты давай уж поскорее. А то как же я без экскурсии".
"А ты пока верхом ездить научись. Всё одно кони простаивают. А у меня родилась одна интереснейшая идея относительно тебя. Самое главное - ты сейчас не привлекай к себе внимания и не вляпайся в какую-нибудь историю, с тебя станется. А завтра я или Айт придём за тобой и попытаемся провести тебя на второй уровень", - Зорр подмигнул мне и, помахав на прощание рукой, не оглядываясь, деловито пошёл к казарме, завернул за угол, и я опять остался вдвоём с уршшем и с незнакомым мне пока "народом".
- Моё имя Гарином, - звучно сказал один из зумсов. - Если что надо, обращайся ко мне. Других беспокоить не стоит.
Я внимательно оглядел говорившего, пытаясь найти в его облике хоть какую-нибудь зацепку, и нашёл-таки: на правом ухе у того было небольшое пятно, с людской точки зрения запросто сошедшее бы за родимое. Уршш в свою очередь тщательно обнюхал ему ногти на ногах, посмотрел на меня и завилял хвостом, мол, тоже сосчитал и запомнил.
- Иди за мной. Я покажу, где ты можешь спать. Собаку привяжешь там же, - с положенной частью гостеприимства было покончено, Гарином вылез из загона и направился к дверям центральной конюшни, даже не поинтересовавшись - иду ли я следом.
Внутри царил полумрак, лишь через узкие окна пробивались отдельные лучи солнца. В стойлах, как и положено, скучали лошади. Все они, как одна (или один), проводили нас внимательными оливковыми взглядами и тут же начали обсуждать - всхрапыванием и переливчатым негромким ржанием. Мы прошли через всю конюшню в самый конец и остановились перед последним отделением - оно было пусто. На полу лежала целая охапка замечательного душистого сена, в небольшое квадратное окно были видны ветки цветущего дерева. В метре от моих апартаментов к тому же ещё имелась и дверь в сад, тот самый, который я видел в арке и который заглядывал мне теперь прямо в мою "спальню". Дверь была надёжно закрыта на широкий металлический засов.
- Спасибо! О лучшем мне даже и не мечталось! - совершенно искренне сказал я зумсу.
- Ну-ну! - с непонятным выражением на лице ответил тот и пробормотал что-то неразборчивое, вроде: - Вот ночью придёт злой каорхар... и за бок... посмотрю на тебя... как заговоришь... Пса привяжи! А то он нам кобыл беременных сглазит, родится потом кто-нибудь с зубами да чешуёй!
Он ещё побурчал, как я понял - для порядка, и пошёл назад во двор.
- Ну, мой ясноглазый, - я потрепал уршша за целым ухом и ещё раз огляделся, - как тебе наше "купе"? Первый класс, ты не находишь?
За деревянной перегородкой топтался конь-сосед, он нервничал: ему было нас не видно. Напротив три высунувшиеся лошадиные морды безотрывно наблюдали за каждым движением Ван Гога - тот устроил им целое представление: чесался, зевал, ходил, ложился, вставал, скрипел зубами и снова чесался. Я привязал его к железному кольцу в перегородке, сделав самый длинный поводок, какой только получился. Изучил крепёж и пришёл к выводу, что уршшу стоит лишь чуть наддать плечом и кольцо преспокойненько выскочит из досок прочь. Что и требовалось доказать! Взбил себе сено в углу и улёгся поразмыслить. Гоша ещё немного покрутился и устроился рядом, благо классовых различий более не наблюдалось.
Тело моё было в покое, а вот душа определённо не на месте. Мысли путались с чувствами, и от их переплетений рождалось нечто тоскливо-поэтическое. Мне во чтобы-то ни стало надо увидеть Диллинь! И не просто увидеть, а ещё и поговорить! Мы так близко друг от друга и так далеко, и пути, как обычно, неясны и неисповедимы... Что ж. Для начала схожу-ка я в разведку, в глубокий тыл, так сказать: народ посмотрю, себя покажу... И Ван Гога возьму с собой: с таким бравым, как он, не только на задание, а и сразу - в бой! Кстати, по высочайшей воле нас ещё и кормить приказано... В животе громко забурчало - первое китайское предупреждение! - и, добавив: "Уоууу!", отключилось.
- Эй, соседи! Когда тут у нас обедают? - спросил я у лошадей, всё ещё следивших за нами из своих укрытий. Те фыркнули и, наконец-то, отвернулись. - Ладно! И без перевода доходчиво! Сами поищем себе пропитание. Гоша, гулять!
Уршш будто ждал моей команды: тут же вскочил с места и закружился, повизгивая от восторга, заприседал, запрыгал - самый обычный пёс перед самой обычной прогулкой.
- Белый камень... Чёрный лёд... - пропел вдруг в саду, совсем близко, тоненький детский голосок. Раздался едва слышный смех, будто падали капли росы в серебряную чашу, и незатейливый напев продолжился: - Кто водить... сейчас пойдёт?..
Я осторожно выглянул в окно и увидел между деревьями совсем юную девушку, почти девочку, одетую в ниспадающее открытое платье. Её волосы были столь длинны, что при каждом шаге задевали, лаская, цветы, росшие на земле. Она была так очаровательна, что казалась сказочной феей, нежданно-негаданно потерявшейся, забывшей из какой она сказки. А может быть, это гуляла дриада - благоухающей неподалёку яблони или вишни?
- Облака... река... цветы... - раздалось снова. Маленькая прелестница водила по ветке дерева пальчиком, считая встречавшиеся на его пути распустившиеся бутоны. - Это, верно, будешь... - тут она внезапно заметила моё очарованное лицо в обрамлении оконной рамы, замерла и шёпотом закончила: - Ты.
- Не бойся! - вполголоса сказал я, стараясь не спугнуть чудесное видение. - Меня зовут Василий. С сегодняшнего дня я здесь живу, - видя, что она не убегает, я ободрился и невпопад закончил: - У меня есть ручной пёс. Хочешь погладить?
Ван Гог подтверждающе гавкнул и уселся, выжидательно уставившись на меня: окно было для него высоко и девушку уршшу, само собой, лицезреть не удавалось.
Она подошла ближе, на расстояние вытянутой руки, и задумчиво произнесла, глядя мне прямо в глаза:
- Обряжалась пенною... всеми звалась ленною... не русалкой... феею... королевною...
Я вздрогнул и чуть было не попятился: её глаза отражали лишь небо и сад. Они были девственно пусты и спокойны. Она медленно, грациозно подняла над головой тонкие руки и, закружившись в плавном танце, снова запела, объединяя слова в единую трагически прекрасную мелодию:
- Моёцарство... облако... мнепутибы... долгого... днягосподнядляменя... ночииии... дляяяя... огняяяя....
Она остановилась и, сделав несколько невесомых бесшумных шажков, как привидение, снова застыла по другую сторону окна. Ветер шевелил мягкие завитки у её "неживого" лица - ни одна мысль, ни одно чувство не затрагивало совершенство черт и линий. Я подумал бы, что это статуя, если бы не едва заметное дыхание, чуть приподнимавшее видимую в декольте девичью грудь. Я с трудом отвёл глаза - разве бывает на свете такая шёлковая нежная кожа?
- Я стою в миру... средь могильных плит... - она снова заговорила, и несоответствие её неподвижного лица и неизбывной тоски, звучавшей в голосе, бросило меня в дрожь. Мне стало жутко, но я стоял, как вкопанный и, не перебивая, слушал. - Плечи на ветру... небо - твердь-гранит... побежала бы... горизонт во мгле... закричала бы... не ответят мне... - она сцепила молитвенно пальцы и заторопилась, будто читая заклинание: - Скороименя... ждётчертогрезной... скорожизньмоя... встретимсястобой...
Ничего более не произнося, она повернулась и, не оглядываясь, танцующим шагом пошла прочь.
- Ты жмёшься ко мне привидением... со странной мучительной страстью... легонько касаясь плечом, - раздалось снова, будто ветер качнул деревья, шелестя листвой. - Мой спутник, моё отраженье... однажды ты станешь мне казнью... застыв на губах сургучом...
Но далеко ей уйти не удалось.
- Вот ты где, з-зар-раза?! - услышал я. Выглянул в окно и увидел - распугав птиц, ломая на пути ветки, к девушке спешил разъярённый мужчина. Чёрные всклокоченные волосы, закатанные по локоть рукава и налитый кровью взгляд не сулили ей ничего хорошего. - Опять я должен тебя искать??? Пррривяжу!!! Сссука!!!
Он захлебнулся яростью и зарычал, глотая слова. Его рот оскалился, обнажая острые клыки. Он уже не шёл, а бежал, настигая жертву.
Девушка застонала и в изнеможении опустилась на траву, даже не делая попыток скрыться. Оборотень прыгнул на неё, одной рукой хватая за волосы, а другой вцепляясь в плечо.
- Эй! Не трожь Офелию!!! - прокричал я как можно громче и рванул засов на двери. Распахнул настежь и вывалился наружу - в благоухающий райский сад. Уршш не отставал: пластины на нём стояли дыбом, три ряда зубов кинжалами сверкали на солнце.
В сумраке конюшни бесновались кони.
- Кто такой?! - проревел злодей, коленом наступая на девушку и поднимая ко мне перекошенное лицо. - Что за ублюдок?!
Уршш зарычал не хуже него, прыгнул и акульим выпадом цапнул за ногу. Отхватил бы, но на незнакомце были жёсткие кожаные сапоги, окованные металлическими пластинами. А может быть, это был "предупреждающий выстрел" в исполнении Ван Гога, который вдруг осознал, что ампутация чужой конечности дурно скажется на нашей репутации?
- Отпусти девушку! - как можно более свирепо заорал я на мужчину.
- Оттащи своего урода! - не менее грозно ответил тот.
Мы уставились друг на друга, вращая глазами: никто не хотел уступать первым.
- Смерв! - перекрывая всеобщий гвалт, за моей спиной раздался рокочущий голос, будто лавина сошла с горной кручи. - Договор!!!
Я обернулся: в дверном проёме неподвижно, как глыба, стоял Гарином. В помещении за ним было абсолютно тихо.
- Хон!.. Забери свою собаку!
Я отвёл недовольного концом схватки уршша в конюшню и привязал. Встал рядом с зумсом и с тяжёлым чувством на душе вынужден был смотреть, как уводят девушку. Я этого так не оставлю, не смирюсь, подумал я, и тут же услышал:
- Забудь про неё. Она - ничто, - устало проговорил Гарином, - пустая оболочка, забытая всеми игрушка. Ей давно уже не больно и не страшно. Блуждающие огни забрали у неё разум, память, чувства... - он вздохнул и скрежещуще добавил: - Она сама виновата: её никто не неволил спускаться в лабиринт под Ульдроэлем... А теперь ворлоки единственные согласны ухаживать за ней.
- А вы? - растерялся я.
- Она не лошадь! - отрезал зумс и, давая понять, что разговор окончен, развернулся и ушёл.
- Не-лошадь, - задумчиво повторил я за ним и посмотрел в ту сторону, куда ушла девушка. - Офелия, в твоих молитвах, нимфа, да вспомнятся мои грехи...
3
Вернулся Гарином, принёс нам хлеба и небольшое ведро с супом. Молча поставил у стойла и так же молча ушёл.
Аппетит у меня исчез вместе с ушедшей девушкой, поэтому ведро я пододвинул к весьма оживившемуся уршшу. Уселся на порог и принялся лихорадочно размышлять.
Помнится, рассказывал мне Зорр про одну сумасшедшую, живущую на конюшнях. Якобы некая возлюбленная Енлок Рашха, надоевшая ему и, конечно же, безжалостно брошенная. Вроде бы она решилась на отчаянный шаг - проникнуть тайно в покои своего возлюбленного - тоже мне сюрприз! - и там вернуть потерянную любовь. Да уж... Ничего дельного из этих "последних шансов" никогда не получалось. Вот и этот - не исключение! Пошла девица не напрямик, а огородами да лабиринтами. А там какие-то блуждающие огни. Раз-два, и "я у мамы дурочка"! Оказывается, что и на этом сия история не закончилась... Нет, не могу! Я вскочил на ноги и заходил из угла в угол. Лошади-соседки слаженно поворачивали за мной морды. Что смотрите?! Посоветовали бы что-нибудь лучше! Вы же, а не я, здесь местные, правила здешних игрищ вами вызубрены до мундштуков.
Ван Гог дохлебал суп и сидел, облизываясь, тоже следя за мной взглядом. "Хозяин... Плохо?", - промыслил он и машинально, в задумчивости, стал откусывать краешки ведра.
- За мной! - вдруг приняв решение, скомандовал я ему и, забыв про поводок, отправился в сад.
Над цветущими ветками кружили пчелы. Лучи уже вечернего солнца падали на деревья косо, листва позолотилась и была ослепительна. Нагретая земля скрадывала шаги и заметала следы, заботливо распрямляя за нами каждую травинку. Хором стрекотали кузнечики, будто подчиняясь невидимому дирижёру. Кругом - точно снимался фильм Куросавы - звуки и цвета оглушали и завораживали.
Через некоторое время мы вышли на утоптанную тропу и прибавили шагу - впереди послышались голоса, хохот, заржала лошадь. Понимая, что нас здесь не ждут, мы снова свернули в сад и под защитой деревьев смогли подойти к говорившим почти вплотную. Залегли за кустами, прислушались.
На большой поляне перед одноэтажной каменной постройкой, скорее всего ещё одной конюшней, собралась весьма неприятная компания: шестеро лохматых черноволосых мужчин - ворлоков, как назвал их Гарином, двое из них верхом на каорхарах: как и положено, зубастых и с волчьими лапами, - обсуждали что-то злыми резкими голосами, хохотали и посматривали вглубь, в широко распахнутую дверь здания. Потом один, тот самый, что приходил к зумсам - Смерв, зашёл внутрь и через минуту вывел уже знакомую мне девушку - та шла за ним как марионетка, безвольно опустив голову и руки, волосы её растрепались, а платье было испачкано. Все оживились ещё больше.
- Танцуй! - хрипло приказал ей Смерв, подкрепляя команду тычком в спину.
Девушка неуверенно подняла руки над головой, постояла так и опять уронила их вниз. Последовавшие незамедлительно ругательства и пинки никаких результатов не дали.
- Упрямая шалава! - прошипел на неё ворлок и, повернувшись к остальным, добавил: - Она будет вас развлекать! Будет, не сомневайтесь!.. Стоит только отвести её в сад, и она заскачет там не хуже блохи. Ссстерррва!!!
Он залепил ей пощёчину, чуть не снеся голову с плеч. Из носа девушки закапала кровь.
Он заскрежетал зубами. Она же даже не подняла взгляд.
Меня уже колотило, как в ознобе, хоть я и был абсолютно спокоен: я точно знал, что мне делать дальше.
- Отвлеки их! Уведи куда-нибудь, только без трупов! - прошептал я Ван Гогу, сделав круговое движение рукой. - Офелию я беру на себя!..
Он меня понял с полуслова и тут же скрылся - ползком в высокой траве.
В это время Смерв встряхнул девушку, точно куклу, заставляя стоять прямо, и рванул на ней платье, раздирая его до подола. Отшвырнул в сторону, как ненужную тряпку, и подтолкнул её к остальным ворлокам. Те, все пятеро, окружили её и принялись бесстыдно, по-хозяйски рассматривать, щупать грудь, бёдра, даже заставили открыть рот и проверили зубы. Точно скотину выбирали.
Ну, где же ты, Гоша??? Посылай тебя!..
Из дома, откуда-то из глубины, раздался сильный грохот и громкое раскатистое ржание, переходящее в рык. Последовавшие глухие удары наводили на мысль, что коням, всем одновременно, наскучило сидеть взаперти, и они надумали пойти прогуляться.
Ворлоки прервали своё волнующее занятие и раздражённо уставились на конюшню.
- Опять Чёрный надумал подраться! Или хорёк забрался... - сказал Смерв. - Идите кто-нибудь гляньте - в чём дело!
Новые удары уже сопровождались треском дерева: по всей видимости, одной из перегородок пришёл конец.
- Ты и иди! Твои каорхары, ты за них и отвечаешь! - сердито сказал один из ворлоков, по виду самый пожилой из них и, скорей всего, самый главный. На его груди висела тяжёлая золотая цепь с оскалившейся волчьей мордой. Он сплюнул и властно притянул к себе Офелию.
Смерв чертыхнулся и торопливо вошёл в конюшню. Через секунду раздался гневный крик, хлёсткий свист кнута и яростные ругательства.
- Эй!!! Бездельники! Все сюда!!! - проорал Смерв, выбегая наружу и снова скрываясь внутри. Его одежда была порвана, а на лице появилась косая царапина. Двое, видимо местных конюхов, тут же устремились за ним.
Ну же, думал я, а вы чего ждёте?! Ну, давайте выручайте своего кореша!!! Все туда, отморозки, идите!.. Как тут у вас - по понятиям?! Бандитские хари... Я едва мог сидеть на месте, с содроганьем понимая, что ворлок с золотой волчьей головой, - не обращая внимания на переполох, - и не думал отпускать девушку.
- Хорошо! Помогите им! Быстро! И уходим! - через плечо скомандовал он остальным мужчинам. - Только не очень-то усердствуйте. Это всё же не наша забота. А наша цель - вот! - удачная сделка!
Те кивнули и, ухмыляясь, вразвалочку последовали за ушедшими.
Конюшня превратилась в импровизированный ад. И участники действия, что называется, отрывались по полной программе: ржание, хрипы, ругань перекрыли все допустимые децибелы.
Вот так уршш! Что, чотт побери, он там вытворяет?! А впрочем, чем бы не тешился, лишь бы оборотни не вернулись! Хотя бы ещё пару минут... Я встал и вышел из укрытия. Меня не заметили: Офелия пребывала в полнейшей прострации, а ворлок в сильнейшем возбуждении. Оставив на плече девушки чудовищный след от "поцелуя", он облизывал ей грудь, покусывая соски, одной рукой оглаживая спину, а второй раздвигая ей ноги.
- Я заставлю тебя ползать на четвереньках... - вожделенно шептал он.- Ты будешь выть и изгибаться, как волчица... ты будешь услаждать меня с утра до вечера... а остальных с вечера до утра...
Он почуял меня, только когда я протянул к нему руку. Оглянулся - налитыми страстью глазами, но рук не отнял - слишком лакомый кусок. В глаза я и ткнул ему, в мишени зрачков, - коротким пробивным ударом. Он дико взвыл и уже вслепую полоснул когтями воздух - я едва успел отклониться. Слава Лесу, сквозь рык и грохот в конюшне его никто не расслышал. И на помощь не прибежал.
Я пнул его с размаху ногой, отшвыривая прочь от девушки. И не тратя более времени, схватил несчастную и закинул, как мешок, через плечо. Побежал, на ходу призывая уршша - свистом, криком, мысленно! Нырнул в кусты. Стволы деревьев мелькали перед глазами, как росчерки. Как я не врезался, знает один лишь Лес! Выскочил на тропу и понёсся, не оглядываясь. Сзади затихала какофония звуков.
Неожиданно, откуда-то сбоку, выпрыгнул уршш и разразился истошным радостным лаем. Он гарцевал победителем, и всё пытался заглянуть мне в глаза. "Я хороший!.. Хороший!.. Хороший!..", - настигало меня на каждом шаге.
- Да!!! Хороший!!! - прокричал я ему, чуть не споткнувшись о его хвост на полном ходу. - Вперёд!!!
Мы добежали до конюшни зумсов, не жалея ни ног, ни дыхания. Ворвались внутрь и с лязгом задвинули засов - конец!
Я осторожно опустил девушку на солому - она безучастно смотрела прямо перед собой. За исключением жуткого синяка и разбитого носа в целом она была невредима.
Я машинально огляделся вокруг в поисках чего-нибудь, что худо-бедно могло бы сойти за одежду. Придётся, наверное, опять полосовать рубаху и сооружать мини-бикини. Что ж, я прошёл мастер-класс юного модельера ещё с фианьюкком и весьма успешно, хотя эту рубаху, подаренную мне самой Ваалиссой, рвать было всё-таки как-то не...
- Я знаю, смерть улыбается... - вдруг прошептала спасённая, обращаясь к кому-то невидимому. - Стоя за левым плечом... От этой улыбки мне тягостно... тягостно и горячо...
Я наклонился над ней, опасаясь, что происшедшее окончательно омрачит остатки её разума. Устроил её голову у себя на коленях и, в полном отчаянье и жалости, принялся, не отдавая себе в этом отчёта, гладить спутанные волосы: - Тихо, милая, тихо. Всё будет хорошо. Ты у друзей. Мы тебя никому не отдадим.
- Жжётся дыхание стылое... - ответила она. - Гонит, торопит вперёд... Шепчет в затылок... Милая... Завтра и твой черёд!..
- Не будет никакого "завтра", - не согласился я, постепенно втягиваясь в этот странный шизофренический разговор. - А сегодня ты спокойно выспишься и пойдешь гулять в свой любимый сад, но только вместе с нами.
- Завтра наступит завтра... - не согласилась в свою очередь она. - Может быть, через миг... Пусть будет встреча ласковой... и безмятежен лик...
Я вздохнул и покачал головой, ну что ты будешь делать?
Зафыркали кони. Послышались размеренные шаги, и к нам в стойло вошёл Гарином. Молча уставился на нашу живописную компанию, чуть дольше задержавшись взглядом на девушке, но не на её обнажённых прелестях, а на багровом синяке, неуместно темневшем на худеньком плечике, так ничего и не сказал - удалился с каменным выражением на квадратном лице.
- Придётся держать круговую оборону, - проговорил я, с дурным предчувствием поглядывая то на сад в окне, откуда в любой момент могла подоспеть погоня, то на вход в наше незатейливое жилище, где только что стоял зумс. - Порвём их всех, как грелки! Да, Гоша?
Ван Гог приглушённо гавкнул и решительно огляделся в поисках предполагаемых врагов. "Как мелких шавок!..", - добавил он, по-боевому сверкая своим глазом.
- Когда мы сбросим этот бренный шум?.. - вдруг процитировала Шекспира девушка. - Вот что сбивает нас... вот где причина...
- Так ты и вправду у нас Офелия, - улыбнулся я, перебирая длинные пряди её волос.
- Офелия... - повторила она за мной. - Я Офелияофелияофелия...
Она приподнялась, оперевшись на руку, и тут, будто впервые, заметила уршша.
- Ты, так же как и я, в плену сомнений... То буйный сад, плодящий только зло... - Она встала и подошла к Ван Гогу, опустилась рядом с ним на колени и запела: - Глаза его сияют пустотой... Что время для него... Лишь звук пустотой...
Уршш весь подобрался, вытянулся и вдруг начал подвывать ей, несусветно перевирая мотив.
- Только этого мне хватало! - улыбнулся я, глядя на новоиспечённый дуэт. - Немного экзотики, много эротики, и...
- Это было безрассудно и глупо! - глухо проворчал Гарином, неожиданно появляясь снова и прерывая импровизированный концерт. - Ворлоки так просто не отдают своего.
В руках он держал свёрнутую тряпку, по всей видимости, ещё пять минут назад бывшую конской попоной. Бросил её мне в руки и добавил:
- Если ты думаешь, что умнее всех, то ошибаешься. Гуманнее было бы убить...
Он так и не пояснил, кто из нас достоин смерти, махнул рукой, мол, что с вами разговаривать, и степенно удалился, по пути что-то доказывая лошадям.
Я развернул попону, прикинул - преотлично! Подозвал Ван Гога и, сложив ткань пополам, сказал:
- Нужно сделать дыру! Вот здесь. Давай, Гоша, аккуратненько!
Уршш примерился и отхватил от будущего наряда изрядный кусок, сглотнул и застучал по полу хвостом, выпрашивая добавку.
- Швейный цех был на высоте, - прокомментировал я, заглядывая в здоровенную дыру с неровными краями. - В нынешнем сезоне вошли в моду модели в стиле хиппи. В них вы почувствуете себя уютно, и... натуральные материалы не дадут вам замёрзнуть.
Помог нашей Офелии облачиться в новый наряд. Дыра, проделанная Ван Гогом, оказалась малость великовата, и девушка чуть не прошла в неё вся целиком. Я затянул на её талии пояс из верёвки, отошёл в сторону и удовлетворённо оглядел дело рук своих.
- Позвольте мне сказать, что вы великолепны, - я театрально поклонился. - Осталось принести воды и слёзы смыть с лица.
Я взял ведро с обкусанными краями и, велев уршшу охранять нашу "принцессу", пошёл на площадь к источнику.
Зумсы провожали меня странными, задумчивыми взглядами, но разгадывать, что они значат, у меня не было ни времени, ни желания. Не хотят мне помогать - не надо!
Я чуть не выронил ведро, когда, вернувшись назад, не застал ни Офелии, ни её стража. Дверь в сад была распахнута настежь.
4
Наверное, я никогда ещё не бегал так быстро! В момент облетел всю конюшню и поляну около неё - никого! Пнул в отчаянии ведро ногой, во все стороны хлынула вода. И вдруг услышал далёкое пение - где-то там, на площади. Снова обратился в бег, по дороге пугая лошадей.
Выскочил из конюшни, взмыленный не хуже скакуна, и оторопел: прямо у копыт беломраморного изваяния стояла пропавшая Офелия с букетом цветов в тонких руках. Рядом сидел Ван Гог. На его морде было написано непередаваемо счастливое выражение, этакая смесь восторга и умиленья, подкрепленная сверху великолепным ромашковым венком, натянутым уршшу по самый глаз. Девушка пела и украшала подножие статуи бутонами и листьями. Лицо её, как обычно, не выражало ни-че-го. Зрелище было прекрасное и ужасное одновременно, а самое главное - это было несправедливо, безжалостно и... и не знаю как! У меня сжалось горло. Нельзя наказывать за любовь! Тем более чистые души! У меня дрогнули руки, и заволокло глаза. Хотелось снова кому-нибудь врезать или...
Я вытащил из-за ворота рубахи печать и решительным шагом направился к безумной. Она подняла пустой, стеклянный взгляд и рассмеялась мне в лицо, одними губами - жутко, потусторонне, потерянно. Я вдруг разозлился неизвестно на что и припечатал ей лоб королевским артефактом. Раз - точно в "третий глаз"! Драгоценный камень меж резных листьев полыхнул синим пламенем. Загрохотал гром. Сверкнув в ответ, прямо из вечерних небес ударила молния. Разряд пришёлся девушке ровно в темечко. Её длинные волосы взмыли вверх потрескивающим, искрящимся облаком. Она всплеснула руками, закрывая лицо ладонями - ааааах!..
Выбежали ничего непонимающие зумсы, но подойти близко не решились. Ван Гог отпрянул и уронил с головы венок. Машинально поднял его и в растерянности зажал в зубах, не зная, что с ним делать дальше.
Я спрятал печать на место - что это на меня нашло, в самом деле, лупить всех, кого жаль по лбу? - шагнул к Офелии, обнимая её за плечи.
- Кто вы? - внезапно спросила она меня, отнимая от лица ладони. - Что я здесь делаю?!
Наши взгляды встретились, и теперь я ахнул от неожиданности: на меня смотрели испуганные, удивлённые, да какие угодно, но совершенно разумные глаза.
- Как я здесь очутилась? - снова проговорила она, переходя на трагический шёпот.
Я убрал руки с её плеч, не хватало ещё фамильярностей, и как можно более уверенно произнёс, сочиняя прямо на ходу:
- Вас послала сюда Королева - узнать, готовы ли кони для будущего праздника? Заплетены ли гривы в косички, расчёсаны ли хвосты?
Она слушала, кивая и уже начиная растерянно улыбаться: она хваталась за меня, как утопающая за соломинку, понимая, что с ней что-то не так, но, одновременно, всей душой даже не желая знать, что именно не так и насколько.
- Да, конечно, - сказала она и облегчённо вздохнула. - Конечно же, я пришла сюда по приказу Королевы, но... почему я так неподобающе одета?
- О! Это отдельная история! - начал входить в роль я. - Лошади... они непредсказуемы. Понимаете... Вы пожелали осмотреть конюшню и оступились.
- Я споткнулась?
- Да, в некотором роде, - согласился я. - Можно сказать и так. Ваша одежда испачкалась. Стала совершенно отвратительно пахнуть... И вдобавок один из коней отжевал от неё внушительный кусок.
- Какой ужас!!!
- Ужас был. Это точно! - я подхватил барышню под локоток и плавно подвёл к зумсам. - А у нас, естественно, имеются в наличии лишь лошадиные попоны.
- Да? - весьма непосредственно удивилась она.
- Да. Здесь же не модный бутик и даже не поселковый магазин. Мы, конечно же, приносим миллион извинений за все причинённые неудобства и недоразумения, но... - я кивком подозвал Гаринома, у которого уже готова была отвалиться от потрясения каменная челюсть, и шепнул тому: - Быстро! Одна нога там, другая тут! - снова повернулся к девушке и продолжил: - Но Вас уже давно ожидает Королева. Вы задержались. Вам сейчас подадут транспорт и отвезут во дворец!
Я ещё раз глянул на зумса и многозначительно приподнял брови - я же сказал "быстро и во дворец!". Тот испарился с несвойственной для него поспешностью.
- А Вам не стоит беспокоиться на счёт происшедшего. Мы будем немы, как камни.
Бывшая Офелия лишь смущённо потупилась, безуспешно пытаясь запахнуть сотворённое Ван Гогом декольте.
Зумсы прилежно закивали. Молодцы ребята - мозги хоть затвердели, а соображают.
Гарином оказался не меньшим молодцом: коня оседлал и вывел уже через минуту. Галантно помог девушке подняться в седло. Я подал ей остатки букета и помахал на прощанье. Давай, милая! Твоё место где угодно, но только не у ворлоков! Убедился, что процессия благополучно завернула за угол казармы, и в изнеможении опустился на землю - устал! Подошёл Ван Гог, уселся рядом. Мы глубокомысленно помолчали.
- Господин! - услышал я за своей спиной робкий голос. - Как вы это сделали?
- Что "это"? - переспросил я, даже не оборачиваясь.
- Вы же её исцелили!
- Неужели?! - я развернулся-таки к говорившему: оказалось, что все зумсы выстроились за моей спиной в почётном карауле и с нетерпением ожидают ответа. - Да нет, это не я. Вы же сами видели, барышню удачно шибануло молнией! Другого бы убило, а у неё, видите ли, случилось просветление. И очень своевременное! - добавил я, придерживая уршша на месте, так как вдруг заметил, что из глубины арки, из сада, выходило двое ворлоков. Они еле держали себя в руках, их глаза метали молнии, не хуже той, что давеча сверкала на площади.
- Где наша... наша... - начал один из оборотней, но захлебнулся от ярости, не найдя слово, каким было пристойно при всех обозвать их бывшую "рабыню".
- Её вызвала к себе сама Королева, - спокойно ответил я, едва сдерживая улыбку.
- Ты лжёшь!!! - зарычал другой. - Ты сам украл её у нас!
- Украл и в землю закопал, - легко согласился я, - и надпись написал...
- Ты заплатишь!!! - не унимался ворлок, брызгая слюною. - И за неё, и за остальных!
- У тебя была собака? - не обращая на него внимания, продолжил я. - Ты её любил? Она съела кусок мяса... Кто её убил? И в землю закопал, и надпись...
- Заткнись, жалкий хон!!! Куда ты дел сссу... девчонку???
Я преувеличенно громко вздохнул и перевёл взгляд на зумсов.
- Хон, проживающий в данный момент в нашей конюшне, не врёт, - безапелляционным тоном отчеканил один из них. Оборотни замолчали, едва не дрожа от злости и уставились, не мигая, на говорившего. Тот размеренно продолжал: - Мы сами стали свидетелями того, как девушка отбыла во дворец.
- Когда её вернут?! - хрипло прорычали ворлоки хором. В их глазах заклубилась кровавая мгла, а пальцы сжались в кулаки.
- Мы думаем, что никогда.
Они на миг опешили и непонимающе переглянулись:
- Королева решила прервать её жизненный путь? - спросил один ворлок другого. - Невозможно. Тело без разума тоже имеет право на существование, и нам было разрешено стеречь его от разрушений...
- Ваша миссия окончена! - прервал его зумс Гарином, широким шагом шедший к нам через площадь. Видимо, он слышал конец разговора, и по выражению его лица можно было легко догадаться, что он ни за что на свете не захочет пропустить финальную сцену. - Тело теперь способно само о себе позаботиться, так как разум чудесным образом вернулся в него.
- Но это... это... это...
- Невозможно? - подсказал "убитому наповал" оборотню Гарином и широко улыбнулся, что при его-то квадратных формах было нарушением всех пропорций. - Более чем. Некоторое время назад в девушку ударила молния и пробудила доселе спящий ум и воспоминания. Но я хотел бы добавить: память у неё восстановилась частично - она совершенно не помнит того, что было с ней здесь. И, уваж-жаемые ворлоки, лучше бы ей этого и не вспоминать! Вы согласны?
- Хм-да-хм... - проворчали они что-то неразборчивое и попятились. Последним взглядом они наградили меня и уршша, и в нём мы прочли всё: и ненависть, и обвинения, и обещание скорой смерти.
Ван Гог привстал на месте и утробно зарычал, прощаясь с ворлоками по-своему.
- Во дворце переполох! - сказал Гарином, когда непрошенные гости скрылись в саду. - Все кричат о чуде и пересказывают друг другу всё новые и новые варианты произошедшего.