Посвящаетсядочери, урождённой Веронике-Виринее-Беренике, юной сказочнице и волшебнице, и её другу Арсу-Арсевариусу-Арториксу, вольному Страннику и Хранителю легенд, Воину Срединного Пути и великому Магу, Алхимику, постигшему тайну Шоколада Тьмы.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Только шаг до горькой чаши, ты
в руках - пылинка, небыль.
Свет безумный луны-лампы
тянет душу, правит бал.
Безвозвратно, безнадёжно обрывает
крылья счастья...
Выдох - блик сверкнувшей капли
ор ночной в себя вобрал.
Отвернуться, позабыться - в дар
печаль как откровенность.
Вздохи, хрипы, обмиранья
обретаются луной.
Но какое безразличье
и какая безразмерность
Миг меж выдохом и вдохом -
счёт дневной на счёт ночной...
Артюр Мюрат (V)
...на самом деле это никакие не жестокости.
Гер Ман Гессе "Степной вулф"
1
- Лорд-сильсэсс Енлок Рашх Хросс младший!
Моё имя шествовало впереди меня, не менее отчётливо и весомо, чем я сам, собственной персоной. Распахивая двери, кланялись лакеи, - синие, красные, густо фиолетовые и желтые - каждый под цвет той залы, в которой они прислуживали в этот вечер. Зелёное с золотом было доступно только личной гвардии Королевы... Я был зол. В сердце моём грохотала битва, и, машинально сгибая и разгибая пустые пальцы на месте отсутствующего эфеса, - на карнавал, видите ли, с оружием нельзя! - я вынужден был признать себе, что остался на этот раз в дураках, что вот и накликал приглашение на праздник, - более того, на ммма-ска-рррад! - на котором я уже удосуживался скучать раз этак... и не помню сколько, число давно обросло множеством нулей, обрёк себя на шаркающие любезности, учёную болтовню и созерцание чужой улыбающейся глупости, почему-то именуемой счастьем. В моей конюшне приплясывал, ожидая хоть на краткий миг свободы, необъезженный каорхар. Ах, если бы можно было проскакать по этим сверкающим, стерильным залам верхом, я б без сомнения так и поступил бы... Но, видно, не судьба. Отец мой, старый Хросс, к моему мучительному неудовольствию, всё ещё ловок, как шепчутся по углам, не в пример мне ловок. Но ничего, будет и на моём небе комета... Застал меня в последнюю минуту, молча, ничего не объясняя, тяжело кивнул, и всё моё нежелание идти туда, куда меня пригласили, было в мгновенье ока упаковано, перевязано лентой и выброшено в отстойную дыру... От злости, собираясь, я порезал подбородок, слегка, но должен был сменить свежий, только что надетый рунсодиевый воротник на другой, хотя совершенно не знал, зачем же я это делаю. Решил, раз уж всё обстоит вот так мерзко, что ж, повеселюсь!.. Вспомнилась соблазнительная жена недавно прибывшего ранторра с двумя не менее красивыми дочерьми, и я мстительно расхохотался, благо отец уже отбыл, напоследок всё же сказавши что-то о чрезвычайной важности сегодняшнего, как он выразился, мероприятия. У него свои далеко идущие планы, а у меня... свои. Что ж, моё истинное желание остаться дома осталось дома вместо меня, а я отправился в гущу огней и событий.
Через час я почти был согласен с отцом, недаром же он является главным Советником Королевы... Вечер и впрямь принимал незапланированный оборот: всего было слишком много - слишком много гостей, слишком много незнакомых лиц, слишком много морд... Хорошо хоть, для людей пока вход сюда закрыт. И пусть иногда мне ставят в упрёк, что мнение моё о них весьма не высоко, а я добавлю - более того, сродни презрению и иронии, - что ж, никто не может сказать, что я хочу свалить на них вину и ответственность за общие беды. Но вот с чем я совершенно согласен, то, что, шествуя сквозь чопорную толпу, обмениваясь более или менее лживыми учтивостями, я мог спокойно бы объявить, что, по существу не желая, вся эта толпа, все эти не-люди, живут и поступают очень похоже, почти по-людски, также мелочно и глупо, сомнительно и безнадёжно скучно. Везде одно и тоже... О, и они, конечно, правы: и этот жирный ипахондрий, расфуфыренный в золото и парчу, думающий, что никто не видит, как он шарит рукой по тугому заду своей спутницы; и пожилая змиуррия, шелушащаяся от древности, но усердно усыпанная драгоценностями и заученными комплиментами склонившегося над ней трясинного хучча (с тоской и жадностью в крохотных хуччьих глазках); и юная розовая девица, шёлковая и пенно кружевная настолько, что даже не понятны её сущностная принадлежность и зыбкая степень невинности; и несколько птигонов, высоких и по-птичьи остроносых, сбившихся как обычно в кучи (извините - в стаи); и полосатые катты, даже в человечьем обличье предпочитающие лохматую одежду какой-либо другой; и многие, многие другие, разные, но для меня очень схожие, - все они бесконечно правы, что живут так, а не иначе, играя в свои неприхотливые игры и оберегая свои смехотворные ценности, вместо того, чтобы сопротивляться этой унылой механике и с дерзким отчаяньем, как я, глядеть в пустоту. Впрочем, с некоторого времени я подозреваю, что эта механика заразна, и порой я с досадой ощущаю её губительное действие... Я шёл дальше, подчиняясь, то ли течениям толпы, то ли своим размышлениям...
Во всех помещениях верхнего уровня бушевал праздник, во всех залах танцевали, все лестницы, коридоры и переходы были заполнены шумной и душной суетой, музыкой, хохотом и беготнёй, мелькали наряды и карнавальные костюмы, глаза за вуалями, глаза за масками, глаза нагло неприкрытые и откровенно пялящиеся. Я был пока ещё удручён и двигался как бы по принуждению, несмотря на своё решение повеселиться назло всем. Пока не за что и не за кого было зацепиться. Пробила полночь. Прошествовала мимо великая и как всегда великолепная герцогиня Лаас Агфайя, улыбающаяся только нижней частью лица, мы соприкоснулись скучающими взглядами и чуть было не рассмеялись по-настоящему - как мало понимания и цельности в кишащих вокруг телах... Хоть я и не танцевал, мне было жарко, и голова слегка гудела, я опустился в свободное кресло в полутьме растущих прямо во дворце кипайорсов. Через минуту рядом образовалось пустое пространство, меня боялись или уважали - мне было всё равно. Воздух, вино и отличный обзор - вот всё, что, пожалуй, мне требовалось... Пил и глядел на обнажённые плечи и спины женщин, из вредности не желая ни одну из них, противореча самому себе, через полчаса поддаваясь-таки всеобщей одержимости, легко выуживая из разноцветного месива юную и застенчивую тэльлию, которая так талантливо изображала робкую святость, что я почти поверил, если бы достоверно не знал, что они на это в принципе не способны. И точно, она тотчас же, высоко приподняв платье, уселась мне прямо на колени, болтая ногами и с любопытством разглядывая серьгу в моём ухе. У неё были очаровательные грудки с такой шёлковой кожей, что я быстро решил наверстать упущенное...
Все женщины, которых я когда-то хотел, рано или поздно становились моими, каждая давала мне то, что могла дать только она, и я собрал ценнейшую и редчайшую из всех коллекций - коллекцию страданий и наслаждений. В саду моей памяти цвели уникальные экземпляры - невинные и нежные цветы, цветы яркие и приторно опасные, цветы бархатные, быстро увядшие, ненасытно страстные и пугливо осторожные. Я встречал девушек, которые отдавались торопливо, сладостно уступая грубому, поспешному натиску, и таких, за которыми приходилось долго и тщательно ухаживать, выстраивая сложнейшую интеллектуальную ловушку, являющуюся саму по себе уже произведением искусства. У каждой из них была своя тайна, своя мелодия и запах, каждая целовала, улыбалась, обнимала по-своему, была на свой лад изощрённа, на свой лад неискушённа. Помню тольлирийскую русалку с необыкновенно тёмными глазами под белокурыми локонами, влажным изящным телом, прохладным и сильным, рядом с которой я провёл нескончаемую неделю своей жизни, - она не сказала ни слова, но утянула меня в такую бездну восторгов и острых ощущений, пугающих и притягательных, что её любовь была сродни смерти... Кудрявая сейерва хохотала и болтала без умолку, и была бы раздражающе утомительной, если бы каждое её слово ни сопровождалось отточенным действием, - она тоже знала неслыханные секреты, - впрочем, я задержался у неё часов на десять, не более, хотя нет, не помню точно... Тихая, прозрачно улыбающаяся вийя из разрушенного Рурского замка с блестящими, чёрными как смоль волосами и плавающим взглядом, была одной из лучших в области недозволенных желаний... Сколько их было - не важно - я помню их всех до одной. Они возникали и исчезали, ветер приносил их ко мне как хрупкие душистые лепестки, влёк и меня к ним. Это был упоительный, возбуждающий полёт, полный тайн, опасностей и щедрых неожиданностей. Странно, что я вспомнил их именно на карнавале, кричащем и бьющем через край, обнимая прильнувшую ко мне тэльлию и вдыхая пряный аромат праздника уже не возражающими лёгкими. Персиковые сумерки его преисподних опять манили меня, и я, наконец, погрузился в них с головой... Буйство маскарада сомкнулось надо мной, и я блаженно устремился на самое дно.
Я всё ещё был с тэльлией, кажется, её звали Ял'я, мы пили шипучий солс, сидя на высоких табуретах, а рядом продолжались танцы, и бурлила жаркая, трепещущая струльлиановая музыка. Без каких-либо видимых усилий со стороны Ял'и через пару часов я уже был весел до бесшабашности и умеренно дерзок, успев для начала наговорить кучу гадостей чете пожилых вулфов, затем, бросив сомнительный комплимент молодой неловкой дэльфайсе, которая, по тому, как она смущённо покраснела, я без раздумий заключил, была на подобном приёме первый раз в жизни. Ял'я захихикала и оценивающе смерила девушку взглядом с головы до ног. Та судорожно хватанула воздух, прикрывая вмиг вспотевшей ладонью декольте, и поспешно затерялась в толпе. Я погрозил своей проказнице пальцем, но та поняла это как призыв к действию и пододвинулась ближе, подставляя для поцелуя полуоткрытые полные губы. В этот момент и Ял'я, и все другие женщины тоже, чей скользящий мимо запах я вбирал в себя, все их сияющие лица мелькающие передо мной, воспринимались как фантастические плоды и все принадлежали мне, все мы были причастны друг другу, как заговорщики, как участники единой оргии...
Внезапно в центральном зале ударил гонг. Музыка волнообразно, запаздывающим прибоем откатила за пределы дворца. Вторичный гудящий звук заставил всех смолкнуть и обратить свои взоры к центру. Из соседних помещений нервно выглядывали непоместившиеся. Мы с Ял'ей оказались в выгодном положении, ибо за минуту до этого решили лицезреть весь маскарад целиком и пробрались на огромный мраморный балкон, полукругло нависающий над залом. Оттуда было плохо слышно, зато открывался великолепный вид. Разноцветная толпа внизу колыхалась и постоянно трансформировалась, складываясь в сложные узоры и живописные комбинации. Третий удар гонга повелительно выстроил её вдоль стен, образовав посредине широкий пустой коридор. Стало тихо. Шурша зелёным платьем, вперёд выступила Королева. Диллинь Дархаэлла была как всегда царственно хороша... Впрочем, меня никогда не возбуждали дриады, даже столь совершенные. От неё так и веяло чистотой и непорочностью, - и этот её запах, аромат цветущего мокрого куста сирени, как банально! - ну, что может быть интригующего в дереве, пусть даже и мировом. Безудержная похотливость некоторых старших дриальдальдинн была мне более понятна, но всё же не несла в себе законченность и безукоризненность эстетического восприятия. Я ценил в них лишь мудрость и всеразрушающую женскую логику, которая забавляла меня, заставляя мыслить нестандартно и творчески. Пожалуй, только Лаас Агфайя была способна подняться до моего ментального уровня... Королева внизу окончила свою речь, мы наверху так и не уловили ни единого слова, кого-то поманила рукой и ещё чуть шагнула вперёд. С противоположного конца пустого пространства из толпы вышли и направились к ней двое в подвенечных одеждах. Вручение награды за лучший костюм?.. За лучшую танцевальную пару?..
- ...поздравляем и... на долгую... счаст... жизнь... - долетели до нас обрывки свадебного поздравления. Я нагнулся над перилами и напряжённо прислушался. - Будьте нежны и внимательны друг к другу. Пусть ваша любовь растёт и цветёт вечно! Да будет так!.. - прозвучала ритуальная фраза.
Грохнули аплодисменты. Новоиспечённая чета фианьюкков, а это были именно они, повернулась к гостям, застенчиво принимая поздравления. Жениха я знал - он служил секретарём у моего отца. Целеустремлённый, старательный юноша, по мне так даже слишком... Книжный глысть и чистоплюй!.. Надо же, и здесь пролез в первые ряды!.. А невеста... была... О! Чотт!!! Я чуть не выпал с балкона, вглядываясь в стройную фигурку. Не помню, как я оказался внизу, уже в одиночку заворожено лавируя в бурлящей толчее, протиснулся к новобрачной, замер поодаль, наблюдая и размышляя.
Фиа Тэйя Лоосиндиль... Теперь уже Тэйя Яэйстри. Новое замужнее имя никак не испортило её красоту. Пожалуй, эта была единственная девушка, которая за всю ночь ещё ни разу не попалась мне на глаза. По виду всех других, по их разгорячённым, налитым вином лицам, по чуть мятым прическам и несвежим уже костюмам, увядшим воротникам и манжетам, можно было предположить, что час уже безвозвратно поздний. Она же, в лазоревом платье без единой морщинки, ослепительно белоснежных перчатках и высоком бриллиантовом венце, стояла, как только что рождённая, редкостный цветок, исполненный юности и блеска среди окружающих пыльных манекенов. Её безукоризненно очерченный профиль излучал спокойствие и мудрость, страстное желание и законное обещание любви... любви, которая принадлежала не мне.
От них только что тяжёлой походкой откатила очередная поздравляющая, двухметровая виликойша, грузная, степенная особа, опиравшаяся на тонкую витую трость, которая, казалось, вот-вот переломится. Она на секунду заслонила от меня новобрачных. Я чуть отвлёкся и едва не упустил их - фианьюкк зацепил свою молодую жену за локоток и повлёк к выходу, посматривая на неё до откровения вожделенно. Никогда не думал, что у других это может выглядеть столь отвратительно... Я нагнал их почти у выхода и начал свою охоту издалека, забрасывая хвалебные сети с осторожностью подкрадывающегося дракакурда. Я был в восторге, предстояло захватывающее и многоуровневое мыслительное построение, ибо задача была не из простых. С каждым моим словом Айт нервничал всё сильнее, и, чтобы ускорить процесс, я перешёл на описание всего того, что мне так нравилось в его жене, - издали это могло бы сойти за комплименты, но я надеялся, что молодой фиа окажется умнее и поймёт меня правильно, как, впрочем, и случилось, - а нравилось мне очень и очень многое. Я следовал за своими словами ласкающим взглядом, опускаясь всё ниже и глубже, благо подвенечное платье было весьма и весьма открытым... Накалив наши чувства до предела, я улыбнулся и отвёл глаза, небрежно снимая с пальца массивный перстень, и преподнёс его, как свадебный подарок. Я протянул его Тэйе, заведомо ставя её в неразрешимую ситуацию, так как кольцо было отворяющим ключом от моих личных покоев. По сути дела, я предложил ей посетить мою спальню со всеми вытекающими из этого пикантными последствиями... На её мужа было больно смотреть: он всё никак не мог решить, падать ему в обморок или бросаться в драку, посмел бы он сделать последнее, я ведь, всё-таки, сын Советника Йафэй Риста Хросса... Тэйя лишь слегка побледнела и сжала губы, - она была просто находкой эта крошечная фиа, достойной находкой для моего внимания, - и околдовала меня окончательно. Сомнений больше не было. Я растворился в потоке образных ощущений игры. Следующим ходом был шаг назад, временное отступление на выжидательные позиции. Я хлопнул фианьюкка по плечу и мило заявил ему, что всего лишь пошутил, что у него чудесная жена и что ему повезло. Небрежно надел перстень назад на палец и, непроницаемо улыбаясь, пригласил невесту на танец. Айт, глупец, меня бы ударил, не соображая, что я именно этого и жду, но Тэйя уже подавала мне затянутые в перчатку пальцы. Я взял её за талию, повёл в танцевальном гляйсе, запах её тела щекотал мне ноздри, нежное ушко пару раз коснулось моей щеки, её рука тревожно, будто белая птица, вздрагивала в моей руке, тонкое невесомое платье не скрывало живых движений, томительно прекрасно облегая желанное тело... В одну секунду меня захватила зловещая радость, некое смертоносное предчувствие любви, потрясающее предощущение неизмеримых возможностей и неописуемых блаженств, немыслимых смятений, криков, страданий, величайшего откровения и глубочайшей, но всё же проходящей вины. О, как горела эта пьянящая смесь у меня на губах, и я чуть было не поцеловал фиа, впиваясь в мягкую ямочку около правой ключицы, но это было бы слишком просто... Стихла музыка, и она облегчённо упорхнула от меня. Беги, беги, моя несговорчивая прелестница, и ночь не закончится, как ты станешь действительно моей.
Они ушли, испуганно, опустошённо, зябко прижимаясь друг к другу. Я проводил их взглядом и, хлопнув в ладоши, отправился выпить раннего Бурхонского - в этом году оно было наиболее удачно.
Я никуда не спешил...
В предрассветный час, когда созвездие Совы, наконец, раскинуло свои крылья, я соединил знаки Желания и Покорности и пролил на них каплю своей крови. Это была древняя изначальная магия, лишь она могла безнаказанно действовать в Ульдроэле, который скрупулезно следил за порядком на своей территории. Но на каждое правило есть своё исключение, в глубине порядка всегда дремлет извечный хаос. Моя ворожба была настолько проста и настолько естественна, что не воспринималась как посягательство на всеобщую безопасность. Живая кровь и неутолимая жажда творят поистине ужасные вещи... Я сполна заплатил и воззвал к единому Вездесущему Мраку. Оставалось лишь только ждать.
Тэйя пришла ко мне сама, спящая и босая, без бриллиантового венца и белых перчаток. На ней было подвенечное платье, и я счёл это хорошим знаком, она всё ещё была девственна. Я приказал ей следовать за мной, отвёл в потайную комнату и уложил на постель... Я решил разбудить её и предаться ощущениям вместе. А то некрасиво получится, проспит самое важное событие в своей жизни.
Неожиданно погас свет, и безжизненный голос отчётливо позвал меня по имени.
2
- Ты ждал не напрасно, - проговорила обступившая нас тьма. - Настало время тебе выполнить своё обещание...
- А вам своё, - возразил я, поспешно опутывая спящую фиа сковывающей паутиной, ощущая под руками мягкую податливость тела, и от этого беспричинно сердясь в пространство. Было бы на кого, а так, проще говоря, чуть бы попозже и...
Вышел из потайной комнаты, запирая Тэйю, свет был мне не нужен, ещё чего не хватало - спотыкаться в собственном доме, подошёл к куброэлю и активизировал вращатель. Засверкали зеркала, порождая между собой временное пламя. Вспыхнул трансформирующий центральный кристалл, и снова стало светло...
Силуэт магара парил в воздухе, как чёрная вийя на полуночной охоте. Из-под капюшона на меня внимательно взирал непроглядный ужас. Впрочем, сильсам не знакомо чувство страха. Для него попросту не подобрана соответствующая натуиальная формула, адекватно возбуждающая наши мозговые импульсы. Я, конечно, не отрицаю существование данного понятия, и более того, довольно часто пользуюсь им, провоцируя страх у других, но в данный момент со стороны магар это было излишне расточительно в отношении потери энергии.
- Мы не пугаем, мы просто так выглядим в вашем восприятии, - качнулось парящее изображение. Теперь мне было достоверно видно, что это всего лишь объёмная голограмма, хотя и она была неслыханной дерзостью в пределах Ульдроэля...
Надо же, сколько сотен лет минуло с тех пор, как я виделся с ними в последний раз, уж и ждать перестал... Хотя нет, льщу себе, конечно же, не перестал. Какой сын не ждёт смещения своего высокопоставленного отца?!.. А мне было обещано именно это... Летящая комета, как это было давно... Пожалуй, только старая Ильса, моя неизменная и настырная воспитательница, моя родная тётя, вложившая в меня столько сил и времени, что это могли постичь только мы двое, лишь она догадывалась о тех бурях и затаённых амбициях, которые зрели и раздирали мой ум. О, великая сильсэсса Фрограэйста Хросс Ильса знала многое и многое, ибо сама создала и отшлифовала того мальчика, юношу, воина, игрока, - меня! - которым я становился век от века. Кому как не мне было знать о тягучем, отравляющем чувстве, спрятанном и в её бездонном сердце - сердце, отягощённом нелюбовью к своему брату Йафэй Ристу, моему сиятельному отцу.
Нелюбовь - какое громкое и одновременно неуловимое понятие, сродни ненависти и жажде убийства, и всё же исключающее их, поднимающееся над ними, упархивающее в заоблачные высоты кристальной эстетики расчётливой жестокости и обдуманного невмешательства. Фрограэйста никогда не желала смерти своему брату, отнюдь, но никогда и не препятствовала другим наслаждаться этим сильным чувством. Не-любовь... Я так часто повторял это слово, как бы вычёркивая, удаляя из своего словаря его антоним, раздражающий и надоедливый, что, в конце концов, действительно проникся необыкновенным очарованием этих восьми букв, с такой небрежностью отметающих целый пласт жизни, к счастью чужой... Говорят, что когда я появился на свет, убив при этом свою мать, - сильсэсса Сольлирайса Хросс Раэльса была слишком умна, чтобы рожать с незатейливостью обычной женщины, к тому же, сильсэссы вообще не любят заниматься этим утомительным и неэстетичным занятием, как правило, имея не больше одного ребёнка, иногда, в порядке политического исключения, двух, - к моей колыбели подошла Фрограэйста, мельком глянула и, облегчённо вздохнув, объявила, что, наконец, появился на свет величайший из сильсов, которому будет суждено править миром, да ещё и не одним. Я этого не помнил, но думаю, что сие предсказание понравилось мне ещё тогда и я восторженно засучил ножками или хотя бы подтверждающе улыбнулся... Первые пятьсот лет мы почти не разлучались. Тётю я обожал, если так можно было назвать мои эмоционально-синурсальные импульсы. Отец воспринимал моё существование со стойкостью и дипломатией великого Советника, редко вспоминая обо мне, редко бывая дома и давая редкие, но очень дельные советы по поводу моего воспитания. Тётя внимательно выслушивала его рекомендации и, когда он уезжал, как правило надолго, поступала-таки по-своему, методично и вдохновенно преследуя свою собственную цель. Какую?.. Об этом я узнал много-много позже... И цель эта мне очень понравилась.
- Скоро мы будем среди вас... - тихо, всепроникающе говорил магар. Его шепот расползался по самым тёмным закоулкам библиотеки и моего ума. - К этому моменту всё, о чём ты мечтаешь, сбудется...
- Давно пора... - не удержался я. Магара я не опасался, мы были нужны друг другу, насколько могут быть вместе два врага, объединившиеся против врага третьего.
Не скажу, чтобы наш "альянс" сильно изменил мою жизнь. Он сделал меня немного терпеливее, равнодушнее и гораздо старше, но не годами, а способностью, наконец-то, смотреть в необозримую даль. Он, как драгоценный груз, тайно зашитый в подол сюртука, давил значительностью и дразнил вседозволенностью...
Как это случилось впервые?... Почти буднично.
Однажды, в день всеобщего ликования, я стоял перед зеркалом в своём дворце в Вавилоне и впервые за последние годы примерял нарядную короткую юбочку с кистями вместо надоевшей военной одежды, положенной рубаум рабиуму*. Я был раздражён - оставшиеся в живых царраи и агахини**, те, которые не разбежались после всеобщего хаоса, совершенно разучились работать, позабыв самые простые свои обязанности... Я стоял и думал, что нечего здесь больше изучать и давно бы пора бросить всю эту людскую суету, до смерти мне надоевшую... Небо за окном мучительно, будто с трудом вспоминая как это должно быть, возвращало себе бирюзовые оттенки. Планета Мардук уходила из нашей солнечной системы, унося с собой смерть, боль и алые всполохи... Внезапно поверхность зеркала дрогнула, потемнела, подёрнулась рябью, и в сгущающейся перспективе показалась одинокая фигура... Их время ушло, и у магара ничего не получилось. Впрочем, моя отвага тут ни при чём, я просто грохнул о камень зеркало, кстати, старинное и стоящее баснословных денег. Рассердился, но первая встреча уже произошла. Тогда я не придал этому значения. Но через несколько дней в крошечном карманном зеркальце вместо ожидаемого собственного лица я с досадой увидел багровые точки чужого взгляда, чуть не разжал пальцы, но тут необъяснимо развеселился, - в такое игольное ушко вряд ли меня могли куда-нибудь утянуть, - и нагло, в невежливых выражениях, поинтересовался: "Что надо ...?" Как ни странно, надо оказалось нам обоим. Мне предложили выгодное сотрудничество, став их ушами и глазами до следующего прилёта, а взамен пообещали безопасность и исполнение любого желания. В ответ я послал их подальше, используя особо резкие выражения, но магар спокойно, будто предполагал отказ заранее, отчётливо повторил всё с начала и добавил, что выйти с ними на контакт можно в параллельной мерности в жерле вулкана Эуцшэйр... Зеркальце я, тем не менее, разбил, но последние его слова украли мой покой. Мне стал сниться удушливый смрад и раскалённая воронка, булькающая светящейся лавой... Прошла не одна сотня лет, прежде чем я оказался на обжигающем склоне и воззвал к огненному аду. Магар вышел ко мне прямо из самой глубины. Я невольно попятился, но тот качнул капюшоном и проговорил, что я вижу опять лишь его тень, правда, очень отменного качества. Если бы были уместны шутки, я подумал бы, что в его словах присутствовала некая доля иронии... Договор был заключён. Я унёс оттуда необычный прибор, зеркальный куброэль, предназначенный для безопасного и неуловимого другими контакта. Теперь мы могли общаться даже под боком у моего всевидящего и всезнающего отца, которого я очень скоро собирался полностью и безоговорочно заменить... Как оказалось, не столь скоро и не столь безоговорочно.
- Сильсы - великие, неповторимые существа, заслуживающие внимания и всеобщего поклонения, - неторопливо вещал магар. - Именно сейчас, грядет благоприятный момент, чтобы вдосталь насладится своим триумфом... И кто, как ни ты - великий Енлок Рашх Хросс! - способен воссиять на вершине власти... Тем более, что ты и так находишься беспредельно высоко... Мы с пониманием уступим все положенные почести и все почётные хлопоты... Но!
Далее я услышал столь удивительные и изощрённые вещи, что возликовал, хотя, может быть, стоило и ужаснуться. Жениться на пресветлой Королеве?!.. Что-то в этом есть... Особенно, когда я вспоминал её высокую шею и не менее высокую грудь. Стать Королём, куда же выше?! Отца даже убирать не придётся, будет у меня, как золотая рыбка, на посылках.
- Когда появится ребёнок, мы придём за ним, - вдруг тихо добавил мой чёрный собеседник, и я насторожился. Но, кажется, в одну секунду просчитав тысячи вариантов, я решил, что цена не так уж и велика, и что до момента, когда придётся платить, я успею что-нибудь придумать. Меня не мучила жалость к наследнику, ведь его ещё не было и в помине, но я прекрасно понимал, что магары прозорливы и замахиваются на самое ценное, что может дать им этот мир. Так что, над этим стоило поразмыслить на досуге очень и очень внимательно...
Я не стал интересоваться, зачем им это надо в принципе, не проще ли было бы забрать всё целиком, ни у кого ничего не прося и никого не спрашивая. Я прекрасно понимал, что мне обещано так много как раз за то, чтобы оставаться инкогнито и творить историю моими руками... Что ж, посмотрим, кто из нас останется ни с чем, я усмехнулся, начиналась большая игра, и я собирался выиграть в ней всё!..
Пообещав друг другу то, что каждый из нас хотел услышать, мы расстались.
К Тэйе я вернулся озадаченный и немного взбудораженный. Слишком уж многое тут предлагалось, слишком уж сильно разожгли голоса того неведомого мира моё любопытство и припрятанные доселе амбиции. Но лишь только взгляд коснулся безвольно откинутой головы, губ, густых ресниц, плеча с полуспущенной лазоревой лямкой, как золото обещанных гор растаяло и превратилось в далёкую цель на не менее далёком горизонте. Я наклонился к фиа, разрезая путы, а заодно и платье... Ночи предстояло завершиться воистину апофеозно... Всё испортил неизвестно откуда взявшийся фианьюкк. Мужья вечно являются некстати, как в бездарных человеческих анекдотах. Он вздумал напасть на меня, да ещё и с моим же собственным мечом!.. Это было бы забавно, но я не хотел попусту тратить время. Клинком в сердце - нецелесообразно. Поэтому он получил тяжёлым яблоком в лоб. Я едва успел перехватить его в воздухе, оглянулся на очнувшуюся Тэйю, - полуобнажённая и обезумевшая от страха, она была чрезвычайно привлекательна, - я решил не разыгрывать перед ней сомнительных драматических сцен, и вообще не убивать мужа прямо у неё на глазах, - как я заметил, жёны не любят предаваться ласкам рядом с неостывшим телом супруга, - поэтому я быстро создал портал и вместе с Яэйстри выскочил в одном из подходящих мест... Лабиа Тхун являлся, и не в первый раз, отличной территорией для осуществления, задуманного мною плана. Мне пришло в голову, что уничтожить его можно чужими руками и к тому же по царящим здесь справедливым законам. Как же мне было весело! Комбинация получилась простая и изящная: тёплый сарделькообразный труп, теряющий сознание фианьюкк и я, праведно гневный и вовремя подоспевший. Мне ещё и спасибо сказали за самоотверженно пойманного преступника... Предстояло только вернуться сюда через пару недель и проверить степень разложения строго наказанного тела...
Возвращаясь, я хохотал. То, что я увидел, уничтожило мой смех и всё достигнутое. Запертая спальня была пуста. Красавица Тэйя бесследно исчезла, оставив на память ещё тёплую смятую кровать и значительный кусок своего подвенечного одеянья.
Сердить меня было очень опрометчиво. Через пять минут я уже точно знал, что девушке каким-то образом удалось воспользоваться шлейфом моего портала и создать свой собственный, - жалкую лазейку для перепуганной мышки, - куда она и юркнула в надежде спрятаться. Я определил и застабилизировал её след и, присев на ложе, глубоко задумался. Догонять самому?.. Делать мне нечего! Я, всё-таки, лорд, а не мальчишка на побегушках. Теперь же, когда дело принимало такой неожиданный и интригующий поворот, я был доволен даже больше, чем в самом начале этой истории. Для меня являлось высшим наслаждением и приятным подарком именно разрастающаяся прелюдия к короткому, волнующему финалу. Она хочет длить свой ужас и смятение, играя со мной в детские катты-пикки? Что ж, желание женщины для меня закон... Я улыбнулся и решительно встал, щелчком пальцев активизируя пространство вокруг себя. Миг, и от спальни ничего не осталось. Я находился в зыбком мареве мыслей и образов, неясных нашептываний и звуков чужих шагов. Продолжая улыбаться, я поднял руки и, выловив ближайшее движение, подтянулся поближе, схватил его, решительно смял и обозначил нечто упругое и недовольное, перекатывающееся под моими пальцами. Оно вздумало вырываться, - самонадеянный, глупый сгусток! - и я потратил две драгоценные минуты, чтобы полностью подчинить его себе. Когда оно мелко задрожало и обмякло, я поглотил его и через мгновение исторг обратно уже полностью преображённым. Если бы кто-то вздумал подглядывать, то он увидел бы, как я сделал шаг вперёд и одновременно остался стоять на месте. Дубль ни в чём не уступал оригиналу. Я удовлетворённо обошёл вокруг своего творения, остановился перед ним, глядя в пустые безразличные глаза, сосредоточился и резко, с прицельной точностью ткнул в точку "чи" посреди его великолепного лба. Он вздрогнул и очнулся. Во взгляде зажегся холодный ум, решимость, граничащая с абсолютной жестокостью, и неожиданная ирония. Мой господин?.. - слегка поклонился я сам себе. - Что угодно?.. Найти?.. Поймать?.. Убить?.. Или принести живой?..