Открываю дверь, сажусь, курю и плевать на облако за окном, плевать на ужесточённый бег времени, на афиши на щитах, лица тех кто вышит из тонкой материи капроновыми нитками, и шелудивая тоска стекает по ним как прошлогодний снег. Да, когда-то я знал другое утро и другое наслаждение, бежать куда-нибудь вдаль от пыльного облачка по вишнёвым струящимся змейками вишням и прятать лёгкую детскую голову среди высоких осок, внимая квартету лягушек. И вот протурберанец жирной точки возник внутри меня меня, оплёл меня изнутри, проник в сплетение тканей вплоть до самого мозжечка. Змея Боа возникла внезапно, как бы из сна. Тяжело неся широкопосаженную голову на мощных хрящах, она стремилась к двум, там в зловонной грязи копошащихся в смертельной схватке не на жизнь, а на смерть. Я сидел притаившись извне и вязко наблюдал за текущей стихией сражения. Индонезия, шептала мне девятицветная птица, и тропические леса вторили ей сгущающейся влагой. Черточка в ступне трицераптора, лёгкое покалывание осевшей хвои на покатой поверхности луны. Кто-то в микроскоп наблюдает мой сон, штатив движется плавно по гладкой поверхности калённой стали и моя душа умещается на тонкой плёнке физического раствора помещённого в тонкой прозрачной слюде между двух стёкол. Глаз, радужная оболочка, густые тёмные ресницы заполняют мир стратосферы сна. Плазма борьбы на лицах сражающихся, календарь толкует о годе Марсианской Куницы. Вигвам Одинокого уха стынет на усопших пустоземельях древней земли ацтеков. Тени древнего народа пляшут в моём сне, плетут замысловатый узор в изумрудно-зелёном теле Боа. Где-то там на Востоке отход ушедшего дня. На грязной мостовой лесной деревушки Канапэ маленький гадёныш прокладывает свой путь к канализационному люку. Что-то хлюпает под ногами и я вновь узнаю это чешуйчатое тело с головой не пропорциональной туловищу. Шипенье маленького гадёныша постепенно затихает под тяжестью резиновой подошвы. В провинции опять наступает сбор урожая.
***
Здравствуйте бородатые прихожане джефа и лизиргиновой кислоты. Ваш иссохший бог Лири альперт тянет к вам иссохшие сухожилия рук с заглавий мёртвых иссохших от времени газет. Вы пришли в этот дом и хотите чтобы я стал одним из вас. Не будет! Утро, ваш час пробит и свежий английский чай похоронен в гранях стакана с чистым спиртом. Ваши лица пепельно-серые, в глазах угасший огонь былого величия. Заброшены холсты и кисти, земля и так уже переполнена идеями. Старые витиеватые разговоры вокруг похороненных кремальонцев. Утро готовит свежие мысли как кофейную гущю не разгаданную ещё старой ведьмой. День Апокалипсиса настал уже тогда когда бешенные кони Дюрера вышли на свет, плюнули копытами в раскалённую почву гнева и уснули навечно на мрачных холстах старого фламандца. Он приходит ко мне когда голова погружена в сон и печальные мысли отступают от бренного тела. Он тревожит мой покой, сверяя наши вены. Порок нужды запечатлён на лице его былого величия связанные с этим местом возродяться вновь и наполнят опустевшие покои забвения и пустоты. Радость одиноких душ согреет венок мудрости в этих острогах печали, ведь город жив не камнями. И когда я вновь появлюсь здесь птица Стерх выберет себе место в одной из опустевших ниш и совьёт гнездо длинной не в одно тысячелетие, мягкое очертание её уставшего в пути тела, закроет этот город ожиданием волны грёз. И тогда младенцу станет ясно что в беззубой улыбке дряхлого старца сокрыта истина поколений. Хоть и не суждено этому новому чаду зари человечества ходить босыми ногами по росистой траве, умывать своё лико тишиной и покоем, впредь ему придётся искать зерно откровения в обветшалых стенах и устремлённых ввысь сводах. Портупея прошлого уже никогда не затронет ржавым штыком павшего под Крондштатом война, юную, ещё не сформировавшиюся душу. Ведь здесь обиталище снов, приманка для их гонимых поиском преследователей. Здесь в тишине у всех на виду, вьёт свою паутину образ и мысль. Здесь всё приходящее теряет цену, вырисовываясь в витиеватый узор древнего калейдоскопа. Здесь колодцы-дворы, лишь макет пропасти для того кто вспугнул слово. И оно обрамлённое новой формой пляшет и скачет, цепкой хваткой хватаясь за козырьки над пропастью безмолвия. Живя здесь, мы ловим эхо далёких побед и поражений на духовном фронте, сверяя точными приборами явь с былью. Тени дома сопутствуют нам представляя перед нами спектакль отражения в мире грёз.
Когда-то мой дом помнил городовых, теперь он дышит вязким запахом вселенной, заполненой присутствием суеты и приходящим новым днём. И ключ к ответу кроется в тайниках его сна, ведь наверняка так было всегда.
Смешивая чёрное с белым, рыгая на день вчерашней кровью я сидел и представлял того кто должен прийти сюда за мной и в каком обличии его увижу. А за окном суета все того же города. Люди запрограмированные под серых муравьев волочат тяготы дня. Птицы куралесят вверх и вниз, им нету дела до тех кто-там внизу. Музы сохнут статуями кариатид на стенах древнего акрополя. Их мумии радуют уже не одно поколение ослепшего племени человеческого. Хочется приложить голову к серому бетону над Неглинкой, реке закованной городом в эти ужасные оковы. Внезапное пробуждение старого, дряхлого короля Лир у подножия величия старой Бретани. Толпа головорезов в шапках Пьера Безухова на захламленных улицах поиска истины и все это кружиться в оковах завтрешнего дня. Ищи новый день который был вчера, кричат надрываясь лозунги афиши промывателей мозгов. Пена шампуня мягкой спермой ложиться на сформировавшиеся мозги зачинателей звёздных войн. Лихие демоны потустороннего мира выбирают тщедушные человеческие тела. Разложение мысли завершено - операция прошла успешно. Донесение было послано на космодром БАЙКАНУР с Венеры. Верховный, страждущий волхв закрыл свои глаза под тугие веки.