С жёлто-блянцевым светом и зелёно-голубоватым извне. Яркие, пёстрые, наконец мрачные, уводящие в глубь. С подвешенными манекенами, с пузатыми маклерами и дельцами. С чопорными мальчиками и девочками, застывшими во времени. С глазеющими прохожими извне на бронзовые вентили и глянцевые бачки. С вывесками: "Здесь можно купит журнал(жизнь)", "Мода конца света", институт здоровья "Ангел", ресторан "Ирод" - Израиль, путаны в витринах - Голландия, "Музей папируса" - Каир, "Полидевк" - Греция. На всех ломанных языках - здесь обслуживают по.. Витрины наша судьба.
Из справочника любопытствующего: "Витрины лучше фотографировать ночью с невысокой чувствительности плёнкой и со вспышкой, желательно. Иногда в улов попадается макияжный кабинет с чертями, делающими педикюр гипсовому слитку ноги. Лучше фотографировать с любимым человеком на фоне луны в узком проходе двух домов, с украшающими дома балюстрадами.
Иногда попадается магазин модного нижнего белья с макетом голландской железной дорогой, мечтой всех пост советских мальчиков. Здесь художник оформитель пожаловал и Алису и сорок разбойников, серого волка, почему-то без красной шапочки. На каждой остановке по персонажу. Причём здесь нижнее бельё, остаётся загадкой".
Витрины поблёскивают отраженьем хрусталя, мигают изящными лампочками, играют замысловатой механикой. Гикают, скрипят, шуршат в вечернем полумраке. Завывают сигнализациями в ночной пустоте. Говорят о людях живущих в городе под высоким давлением, рассказываю о причудах своих хозяев. Фетишируют. Чучело дохлого варана - обувная лавка - Израиль, статуэтка древней династии - Каир. Ну и, конечно же, пахнут. Цветами, изделиями пекарен, моющими средствами, потом обслуживающего персонала. Затягивают и не отпускают.
-Их я встретил, - ну да музыкальный киоск. Её искал - магазин моды "Сперм". С ней питал иллюзии - текстиль. Там пил - восковые изделия. Где согреться в незнакомом городе ну конечно же, у витрины. Война с существующим ходом вещей - фотоателье - открытый вернисаж идей для всех желающих. И если афиша однотип7на, подвержена закону графики и муниципалитету, то витрина, вдохнувшая жизнь людей оформляющих её, вкусы людей обитающих за её пределами - свободна в бесконечном дадаизме. Нам будет что передать потомкам. Ведь витрины здесь и всегда.
Но иногда они мрачны, пошлы до кожаных ремней садо-мазохистов, угрожающи магазинами игрушек ночью, со скалящимися "барби", мигающими в зеленоватом отблеске, табачными лавками с бесконечно-режущими ножницами.
В них мы, они в нас. Интересно, какие они были во времена Борхеса. Идеально-холодные и трепетно ужасающе захламленные; со слоями мишуры, сена, папье-маше, веточек вербы; с гротеском манекенов с надтреснутыми, недостающими частями тела, входят в нашу жизнь, живут в нас - тянут к себе.
Но они остаются, меняясь. Мы же всё время в движении лишь изредка делаем недолгую задержку возле них. И возвращаясь к ним спустя какое-то время не находим самих себя прежних!