Прогулки на свежем воздухе очень полезны для здоровья. Я стараюсь чаще выходить в свой любимый парк, да бы отвлечься от дневной суеты, поразмышлять о своей не сложившейся жизни. Сколько женщин прошло через нее, красивых и не очень, некоторым удавалось стать моими женами, но не на долго. Не одна из них не оставила глубокого следа в душе, и до сего времени, чего-то главного, серьезного в моей жизни так и не случилось. Детей я не нажил, да может и к лучшему.
Вот теперь и гуляю по городскому, залитому светом и теплом уходящего лета, парку, утопив руки в карманах брюк и расшвыривая ботинками попадающиеся камешки. Белые скамейки, поставленные вдоль парковых дорожек, убегающие в глубь, почти пустые. На одной из-них в полоборота сидела девушка, лет двадцати пяти, облокотившись на спинку скамейки, задумчиво опустив голову на согнутую в локте миниатюрную, почти точеную руку.
Я не раз замечал ее одиноко сидящую фигурку, но именно сегодня решил подойти:
- Не помешаю? - подсел я на край скамейки, в надежде хоть как-то скрасить томительный вечер.
- Не помешаешь, - приветливо улыбнулась она.
- Никита, - представился я.
- Диана, Дина, - коккетливо произнесла девушка, закручивая на пальчике упрямый локон черных, как вороново крыло, волос.
Секундное замешательство дало возможность получше ее рассмотреть. Черное маленькое платьице почти наполовину открывало пышную, налитую грудь, словно готовую вот-вот выпрыгнуть в мои ладони, с торчащими, через тонкую ткань, как две жемчужинки сосками. Я облизнулся, медленно шаря взглядом по тонкой талии, плавно перетекающей в аппетитные бедра, длинным, стройным ногам, обутым в черные лаковые туфли на высоком каблуке. Из-за черных очков я не мог разглядеть ее глаза. Аккуратно накрашенные пухлые, чувственные губы слепили своим красным блеском, а легкий ветерок донес запах дорогих духов. "Вот это птица! Чертовски хороша!". По ее лицу скользнула тень улыбки, чувствуя мой шарящий, восторженный взгляд.
- Почему ты все время одна?
- Я не одна, за мной скоро приедут.
- Муж?
- Отец - приглушенным, бархатным голосом, произнесла Дина.
Блестящий, цвета мокрого асфальта мерседес, тяжело подкатил к воротам парка. Она обернулась на знакомый звук и, попрощавшись медленной, не уверенной походкой ушла. Я удивленно смотрел ей в след, изучая изгибы ее тела, пытаясь понять какая тайна, кроется за этими вечерними, одинокими прогулками, за этой походкой, плывущей словно на ощупь ?
Следующим вечером я встретил ее снова на той же скамейке.
- Мама умерла очень давно, как только меня родила, с тех пор, как отец меня вырастил, у него другая семья.
- Бывает, - только и смог выдавить я.
Дина оказалась на редкость интересным и внимательным собеседником, терпеливо выслушивая все мои жизненные душеизлияния, охотно отвечая на все мои вопросы. Вечер клонился к концу, пряча уставшее солнце, уступавшее в свою очередь время молодому месяцу.
- Кажется, солнца уже нет. Почему не снимаешь очки?
Она как-то сразу сжалась, затеребив в руках ручку маленькой сумочки. И я заметил, как предательский румянец залил ее прелестное личико, напрягшееся и ставшее просто каменным.
- Я не могу, - тихо прошептала она.
И тут меня осенило. Словно молния, словно окатили ледяной водой из ведра. Господи, она же слепая. Я был поражен, застыв от изумления, нелепости ситуации и собственной непонятливости.
- Я пойду, - она поднялась, собравшись уходить, почувствовав неловкость от внезапно замкнувшегося кольца тишины.
- Постой! - крикнул я, - Я ведь не хотел, извини, ну, я же не знал!
Она молча села, опустив голову, словно чувствуя себя виноватой за какой-то проступок, и ее локоны упали на плечи.
- А ... как же ты...вот...так? - запинаясь, заикаясь, промямлил я.
- Как все, - смело обронила Диана.
- А если я приглашу тебя куда-нибудь, пойдешь?
- Пойду.
Днем позже, я стоял в том же парке, в то же время, но с букетом цветов, гладко выбритый и в новом костюме. Смеркалось. Все скамейки были пусты. Ее не было ни на следующий день, ни после этого. "Ушла, обиделась, наверное" - подумал я с досадой, так привыкший к нашим встречам, разговорам, к ее милому лицу. Я стал искать, бродя бесцельно по улицам, внимательно вглядываясь в лица прохожих, пытаясь увидеть знакомые черты лица, улыбку. Но все было тщетно. Словно дымок появилась на горизонте и, унесенная ветром, испарилась. Моя надежда стала медленно таять, как первый снег на асфальте, как эскимо, брошенное кем-то на самом солнцепеке, растекающееся в липкую лужицу. Уставший, измученный дневным солнцем, городскими небоскребами, упирающимися лбами в синее небо, чужими лицами, я вернулся в свой парк.
На той же самой скамейке сидела Диана.
Бросившись к ней со всех ног, чуть не споткнувшись, поднимая пыль парковых дорожек, крикнул:
- Ну, где же ты была?
Она засмеялась, и ее смех разлился в воздухе перезвоном маленьких колокольчиков.
Через два часа мы уже сидели в маленьком ресторанчике, тихо разговаривая, в легкой дымке настольных свечей, которые, как старые сплетники, перешептывались между собой, проливая горячие восковые слезы на белоснежную скатерть. “Onli you, та-та-та, та-та-та-да..." - довольно подпевал я, пытаясь вспомнить слова этой старой мелодии и теребя маленькую, мягкую ручку Дианы в своей огромной ладони, бесстыдно разглядывая ее в полумраке, она казалась еще прекраснее.
- Как жаль, что ты не можешь всего этого видеть. А хочешь, я научу тебя видеть цвета? Только доверься мне, не бойся и все получится!
Я сжал ее ладонь и поднес к пламени свечки. Она тут же вырвала руку, вскрикнув от неожиданности и внезапной боли.
- Это красный цвет, ярко красный. Понимаешь?
- А это синий, глубокий синий цвет, - сказал я, опустив ее ладошку в ведерко со льдом, где стояла бутылка шампанского.
- А небо, облака, какие они, синие, красные?
Я достал из ее косметички кусочек ваты и кинул в раскрытую ладошку, которая тут же сжалась, защищая маленький комок.
- А это облака, белые, нежные, пушистые, невесомые.
Диана неуверенно, наощуп, добралась пальцами, с длинными, ярко накрашенными нокоточками, до моих губ, и нежно изучая их изгиб одной рукой, передала жаркий поцелуй на кончиках пальцев другой, прижав руку сначала к своим губкам, а потом к моим. Вроде бы ничего особенного в этом жесте не было, но ее безграничная благодарность, какая-то нерастраченная нежность, чистота и одновременно жар, желание, сумасшедшая сексапильность пронзили, пробежав мурашками по телу. Это моя женщина. Вся, от макушки до кончиков пальцев ног, от начала и до конца, со своими пороками, слабостями, дорогими духами и жаждой жизни.
Через три месяца Диана стала моей женой. А еще через год у нас появился первый сын, которого моя жена назвала Никитой.