Когда я с Челсом, я забываю обо всем на свете. Мне кажется, что все так и должно быть - мы счастливы и это самое главное. Так же случилось и в ту ночь, когда Челси стал мужчиной. Я забыла совсем про Дрёмочку. Забыла не из-за амнезии, а потому что была со своим королем Матиушем, и никого другого не существовало для меня в тот момент. А Дрёма помнил. Он пришел к нам ночью, чуть не выломал дверь. Был очень пьяный, ругался матом, потом сел на пол и сказал, что останется здесь, и я должна спать с ним на полу. Сейчас вспоминаю его пьяного, сразу всплывают в памяти фрагменты из фильма "Ирония судьбы или с легким паром", когда пьяный Ипполит пришел помыться.
Дрёмочку пришлось выпроваживать, а вместе с ним еще и подоспевшего Черныша, тоже изрядно подвыпившего. И выпроваживал их обоих ты. Дрёма пытался дебоширить, но как ни странно, его угомонил его брат Черныш, который не учился еще в Малаховке, а приезжал к нам в гости. Но со второго курса он уже был студентом дневного отделения на специализации фигурное катание, перевелся к нам из Белгородского университета. А Зотов учился со мной на волейболе, только на заочном отделении. Дима был заочником, так как у него была работа. И его звали кэгэбист. У него так же была машина, белая жигули шестой модели и у него всегда были деньги. Он поил свою банду головорезов, которые учились на дневном, чешским темным пивом. А в начале девяностых, когда еще мэром был даже не Лужков, пить чешское темное считалось очень круто. Дрёма был крутой кэгэбист. И, как я понимаю, им он был благодаря моему отцу, ну, и тебе, наверное, тоже. А когда я была с Дрёмой, я была крутая подруга крутого кэгэбиста. И даже еще круче, потому что меня называли - Садовничая.
Дима возил меня на машине домой. И не только в Тулу, в основном, в Москву. В нашем распоряжении была квартира моего отца, возле метро Сокол. Дрёма, вообще, любил меня баловать и сюсюкаться. И мне это очень нравилось. Он покупал мне одежду, сам готовил еду, а также кормил в институтском буфете булочками и сосисками, которые сам жарил в гриле. Насчет одежды. У меня часто отбирала новые кофточки и маечки моя сестра Олька, поэтому в Тулу мне приходилось одевать, по-возможности, все тульское. В общежитии меня грабили неоднократно, но тоже по мелочам. Отец с Дрёмой наряжали меня как куклу. В 17 лет я ходила в песцовой шубе по пятки, которую мне подарил отец. Помню, Митя заставил меня под эту шубу надеть белые вязаные штанишки с белым длинным свитером из ангорки. А я переживала, что в белых вязаных штанах у меня ноги будут толще казаться. А он ворчал, что мы постоянно опаздываем из-за моих капризов.
В той шубе мне было очень жарко и я чувствовала себя как боярыня - слишком солидная и еще вся в белом. Зато в институте был взрыв. И из главного комиссариата вырвалась волна возмущения: "Садовничая совсем обнаглела - в такой шубе в институт заявиться. Немедленно напоить её молоком. Немедленно!". Молоко - означает наркотики. В начале 90-х наркотики в институте физической культуры были нормой жизни. Тогда я этого ничего не знала и поговорку "Щас бы хлеба с молочком и на печку с дурачком", которую любили повторять студентки, воспринимала дословно. Оказывается молоко - это наркотический порошок, который называется, почему-то, молочный, и в хлеб тоже добавляли какую-то гадость, чтоб сделать его наркотическим. И все друг друга старались отравить, чтоб иметь возможность зарабатывать на продаже "хлеба и молока" или еще какого-нибудь продукта. Ассортимент был очень широкий. То есть, так зарождался сетевой маркетинг, иными словами пирамида. И я была выгодным клиентом для сетевых торговцев. Но стать частью пирамиды мне было не суждено, по причине моей наследственности. Я засыпаю с широко открытыми глазами от запаха любого наркотического препарата и потому, со мной всегда кто-нибудь был рядом из мальчиков, чтобы вовремя разбудить, откачать и воспрепятствовать атаке со стороны сетевиков. Кстати, молочно-хлебная пирамида так же как и современная сеть торговцев косметикой, состояла в основном из женского персонала, поскольку мальчикам такой бизнес, может быть, и выгоден, но употребление самих "продуктов" для них смертельно опасно, в отличие от девочек, которые подвержены привыканию гораздо в большей степени, чем мужская половина населения планеты.
Итак, будучи студенткой дневного отделения с 1991 по 1993 год, я непрерывно подвергалась риску уснуть и не проснуться. То есть, находиться там было опасно. Вообще, в 90-е годы в нашей стране опасно было жить.
Не могу сказать, что меня безумно интересовала учеба. Некоторые предметы, как например, биомеханика и биохимия, были просто непостижимы для моего понимания, как квантовая механика. Но мне нравились история олимпийского движения, психология, политология, спорт медицина а также специализация, на которой мы играли в волейбол.
На втором курсе мне стало нравиться посещать лекции. Был интерес к учебе. Со мной на лекциях неизменно рядом садились Черныш и его друг Саня, который не успевал записывать и списывал все у меня. Так мы и подружились. Саня был не высокого роста, но крепкого телосложения. Черныша я не узнавала, как брата. Для меня он был студент, друг Сани, симпатичный мальчик, который ,почему-то, считал меня отличницей. И мне это было очень приятно.
Черныш постоянно прикадривался ко мне, а я стеснялась и краснела, как будто, и впрямь, была зубрилкой-ботаничкой. Но при этом мне нравилось, что они меня считали положительной и правильной во всех отношениях. А я себя считала падшей женщиной, которая курит, пьет пиво и вино, да и водку тоже, занимается сексом до замужества. И потому, я была счастлива вновь воскреснуть в собственных глазах. Все благодаря Чернышу и Сане.
Я считала Черныша хоккеистом, поскольку он не стал признаваться, каким видом спорта занимается, а сказал только, что перевелся из Белгородского университета. А не стал он говорить потому, что когда Саня про себя сказал, что фигурист, я сочла его очень остроумным и хохотала до слез. Черныш тоже смеялся. Один Сашок недоумевал, поскольку сказал правду. Мне казалось тогда, что фигуристы все должны быть женоподобными, поскольку, вид спорта скорее женский, нежели мужской. Сейчас я уже так не считаю, конечно. А тогда для меня мужчина и фигурное катание было все равно, что мужчина и синхронное плавание. А Саше я потом пыталась объяснить, что он не похож на фигуриста, поскольку у него бугайский тип фигуры и борцовое лицо. Чернышу понравились мои эпитеты и он стал звать Саню - бугай с борцовой рожей.
Дрёма, как я уже говорила, был заочник, но он приезжал в Малаховку не только на сессию. Зимой мы часто втроем (Дрёма, я и Черныш) уходили на третье озеро, чтобы покататься на коньках. Ребята брали магнитофон, расчищали лед и мы катались под музыку. С Митей мы просто кружились, обнявшись и тесно прижавшись друг к другу, или делали ласточку, опять же прижавшись друг к другу. А с Чернышом мы танцевали танец, на ходу придумывая движения. Иногда какое-нибудь движение специально тренировали, а потом исполняли весь танец целиком. Хитом программы у нас был танец под песню модной в те годы группы "Технология" - Странные танцы. К нам приходили зрители посмотреть как мы танцуем и кружимся в облаке солнечного света. Я танцевала полураздетая - в топике и в стрингах. Было жарко от собственного света, и Дрёма заставлял раздеваться. Черныш один раз надел на меня специализированный костюмчик фигуристки, а Митечка ножичком на мне эту фигуристку порвал, то есть разрезал прорезиненную юбочку, которую подарил Черныш.
После таких странных танцев половина института ходили и пели, глядя мне в глаза - "Странные танцы, танцы втроем"... Но я не понимала, почему они мне это поют, когда в песне поется танцы вдвоем. Я забывала наши катания, поскольку был свет, была любовь, а танцев втроем не было.
И, все-таки, с Чернышом у нас был свой особенный танец. Мы не зажигали с ним свет, мы надували шары. Волшебные светящиеся золотые шары.
Случилось так, что Митя в тот день не поехал в институт и я ехала с Чернышом на электричке. Было морозное солнечное утро. Я шла в своей песцовой шубе по пятки, и мне было в ней тепло и уютно. С нами рядом шли мои одногруппники - Слон, Мартын и Тан. Это их ники. От станции мы пошли не по главной улице, а более коротким путем, по проселочной дорожке. Студентов было много, как раз с электрички все спешили на первую пару. Черныш меня веселил всю дорогу. Потом одногруппники убежали вперед, а вернулся один Мартын и сказал, что дальше идти нельзя, Слон сидит, не может встать, прямо на дороге. Кто-то полил снег вдоль обочины тухлой водой, то есть, водой смешанной с молочным порошком. Тухлый запах этой смеси дает нервно-паралитический эффект. В таких случаях нужна вода. Тан побежал к Слону и стал растирать его чистым снегом, а Мартын присыпать свежим снегом края дороги, политые тухлятиной, но тщетно. Тан, в итоге, сел рядом со Слоном, а меня Черныш утащил в заснеженный овраг, напевая Высоцкого - "Я тебя на руках в темный лес отнесу...". Там как раз был овраг с перелеском. Гоша сидящих ребят присыпал снегом, но потом их Черныш скатил в овраг тоже и они там пришли в себя. А я стала засыпать сидя на снегу. Помню, как они все столпились вокруг меня и шептались, что нужно ей свет зажечь, а Дрёмы нет, тогда Черныш всем сказал уйти, и стал целовать меня. Я помню его поцелуй, он мне напомнил Челси. Я очнулась и меня стало тошнить как во время качки в море. Тогда Черныш поставил меня на ноги и прислонил к пригорку. Дальше я смутно помню. Временами, мне казалось, что я с Челсом. Все вокруг светло, мне приятны его поцелуи, но при этом я почему-то сплю, а он по-русски что-то шепчет мне на ухо, и я ничего не понимаю. С Чернышом у нас был секс стоя. Он зажигал мне свет, только свет преобразовывался в большие золотые шары. Сквозь сон я слышала возгласы и крики - Смотри,смотри какой шар, а вон еще! Какой огромный! - Девки, давайте кокать шары! Айда кидать в них снежками!... Черныш растирал мне щеки снегом и говорил нежные слова. Потом он разошелся, стал петь какие-то песни, смеяться и кричать, что я его жена теперь, его жена Танечка.
А потом появился Дрема. И сразу же стал кутать мне ноги. Оказывается, я стояла босиком на свитере Черныша. Дрёма меня одел, обул, и я уснула. А проснулась уже на Соколе.
У меня были свои двухнедельные каникулы. И со мной были Челси и Уилли. Мы смотрели видак и ели мороженое. Ты сам, я помню, забил нам целую морозилку мороженым. А по видео мы смотрели Терминатора, только я не очень смотрела, в основном спала, была еще слабая совсем, меня подташнивало. Я попросила принести фильм "Приключения Электроника". Его я уже смотрела с удовольствием и переводила Челсу с Уилли, но они скучали, им явно наш советский боевик про мальчика Эла был не по вкусу. Зато после фильма мы стали играть в Электроника. Я нарядилась девочкой Лилей - одела клетчатую юбочку в складку и гольфы. А Челс был Электроником. Уилли мы хотели назначить Урием, чтоб он за нами побегал, но он не захотел им быть. Тогда Челси завел игрушечного робота-терминатора, которого они привезли с собой и который был размером с трехлетнего ребенка, и мы бегали от него, как от Урия. Было много шума, визга и веселого, счастливого смеха. Хороший, все-таки, фильм "Приключения Электроника". И музыка там очень хорошая. Я до сих пор помню саундтрэк "Крылатые качели" наизусть.
Еще к нам приходила тетя Зоя. Мы её так звали. Твою дочку Изабеллу Павловну мы звали тетей, хотя она меня на год старше. Она нам готовила еду. Жарила картошку Челсику с Уиликом, как она их называла, а мне хотела сварить манную кашу, которую я терпеть не могу, но она у нее подгорела, и всю кухню заволокло дымом. Челси с Уилли не стали есть её картошку, она сама все съела. А мы потом все вместе чистили картошку, а Челси её сварил, так как не было масла, чтобы пожарить.
Что касается Зойки, то я до сих пор не поняла какая она на самом деле и как она относится ко мне - дружелюбно или нет. Она бывала дружелюбной, но в основном она интригует и скандалит. Потому мы с ней и не подруги. Хорошее о ней я могу вспомнить только то, что она учила лепить Челсика с Уилликом в Серебряном бору снеговичка. Они смеялись и подтрунивали над ней. А мне было весело, потому что им весело. Но вообще, без Зойки каникулы прошли бы гораздо спокойнее и веселее.