Из воспоминаний моего деда Яковлева Ивана Егоровича, о его детстве, пересказанных моим родителям Вере и Сергею. А они, в свою очередь продолжают знакомить меня, его внучку Анастасию, с жизнью моего деда, его судьбой, жизнелюбивым нравом.
Я держу в руках и перелистываю личный домашний архив: архивные пожелтевшие справки, написанные чернилами красивым колиграфическим почерком, документы, награды, фотографии- все это хранится в доме бережно. И передо мной встает облик моего деда- сильного, волевого, жизнелюбивого.
Так получилось, что у нас с дедом по материнской линии общим является только год-1994: мое рождение в марте месяце и его уход в июне 22 числа.
Судьба моего деда, наверное, похожа на сотни других, переживших лихолетье войны , лишившей его безмятежного детства, потерявшего отца и очень рано повзрослевшего...
Я вглядываюсь в улыбающееся лицо деда на черно-белых фотографиях, читаю скудные строки, за которыми скрыта целая жизнь маленького босоногого пацана, его чувства, его мировоззрение, миропонимание, его чувства и боль...
Шел 1943 год... Ульяна Прохоровна, нагнувшись над постелью мальчика, которую и постелью назвать было трудно, легонько погладила его по волосам. Пальцы застряли во вьющемся светлорусом чубе густых отросших волос мальчугана, но он даже не пошевелился.
Дети спали вповалку на полу на старых расстелянных зипунах. Ваня, так звали мальчика, крепко спал, по-мужицки раскинувшись, занимая добрую половину постели. А рядом, прижавшись друг к другу, спали в обнимку под стареньким лоскутным одеялом, еще трое меньших детей: мальчик и две девочки... Всего в семье Яковлевых Егора Егоровича и Ульяны Прохоровны было одиннадцать детей. Егор Егорович был на фронте, ушел добровольцем. Старший сын Александр погиб в декабре 1941, тогда и надумал Егор Егорович уйти на фронт, чего бы ему это ни стоило. Второй брат-Леонид тоже был на фронте.
Из старших дома остался Иван. Ему шел одиннадцатый годок. Семья Яковлева Егора была раскулачена и сослана на Урал из Курска, где у него было торговое дело, которое он вел со своим братом и старшими сыновьями. Семья Ивана была грамотная. Старший брат Александр обучил грамоте и Ивана еще до школы.
Среди своих ровесников он хорошо читал, быстро считал и сочинял " дразнилки" своим друзьям, подмечая в них интересные изменения или черты характера.
Жизнь семьи разделилась на до и после выселки. Однако о жизни в Курске рассказывать было не принято, да и не кому. Егор Егорович жили на Урале, на выселках, благо земли хватало. Наделы давали для покоса. Трудились все, не покладая рук. Егор Егорович преподавал в ремесленном училище. Старший брат Александр трудился на заводе и был гордостью семьи. Остальные трудились в колхозе "Заря", а после работы работали в своих хозяйствах. Спали мало, обживались медленно, поэтому все радовались любым изменениям в семье.
В 1935 году Ульяна Прохоровна похоронила троих детей. Был сильный голод и четверо маленьких детей объелись лебеды. Среди них был и Иванко, так ласково называли мальчика, которого спасти удалось. В свои десять лет Иван остался единственным кормильцем в семье .
Ульяна Прохоровна еще раз вздохнула, сидя на полу, рядом с мальчиком и тихо позвала его: "Ванятко, вставай!"
Ваня открыл глаза, потянулся, глубоко позевнув, и повернувшись на другой бок, закрыл глаза. "Весь в Александра..."-подумала мать. И еще раз потрепала Ваню за плечо. Мальчик, протирая глаза по-детски кулачками, поднялся и пошел вслед за мамой. Наспех умывшись, он попил горячий напиток, заваренный травами и семью сушенными лесными ягодами. Мальчик посчитал их в большой алюминиевой кружке, из которой совсем недавно пил Александр. Он сажал Ваню на колени, и они вместе пили горячий травяной чай. Это Ваня помнил хорошо.
Мальчик вышел во двор. Было тихо. Солнце уже поднялось, высушив утреннюю росу на траве. Птицы где-то робко вдалеке начинали свои трели. Ваня, босой в коротких штанаъ, в которых он спал, сделал сальто. Никто из ребят, даже постарше его, не умел так лихо крутиться. Надо сказать, что все в семье Яковлевых были крепкие, рослые, высокие, с русыми вьющимися волосами и улыбающимся прищуром глаз, которые казались от этого хитрыми. Ваня вышел за ограду, заложив руки в дырявые карманы помятых штанов. На лавочке, зевая, ждал его лучший друг на свете- Колька. Он был старше Вани на два с половиной года, но роста они были одинакового. Ваня поправил косоворотку, доставшуюся ему от Леонида.
"Привет!"-сказал Ваня и, широко улыбнувшись, посмотрел на друга сощуренным пронзительным взглядом из-под лобья, сморщив широкий лоб. Эта хитрость Кольке была до боли знакома. Он, увидев эту улыбку, знал, наверняка, что сейчас последует какая-нибудь "Дразнилка" в его адрес, придуманная за ночь и приготовился. Но, Ваня, неожиданно обнял друга за плечи и серьезно сказал:" Я придумал нашу песню!" В свои десять лет Иван хорошо играл на гармошке и баяне, который изредка давал ему Никифор. Он легко мог подобрать любую мелодию на гармошке, услышанную и полюбившуюся или, когда об этом его просили на стане девчонки.
И два друга пошли по высушенной солнцем тропинке, отмеряя босыми ногами свой путь на земле. Они жили детской мечтой не только до сыта поесть в эти тяжелые военные годы.
Вот и стан, куда подтягивались бабы и дети. Ваня был самый меньший из всех по возрасту, остальным было от тринадцать до шестнадцати, не более. Бригадиром был Никифор- древний старик, так казалось Ване, строгий, его побаивались. Никто так смачно не умел ругаться как это делал Никифор, но он жалел ребят. А ругался он больше зимой, когда дети плохо управлялись с лошадьми, которые запряженные, тянули сено или бревна, застревали в сугробах.
К мальчишкам подошел Ефимка, соседский парень, к которому набросился Ваня в помощники. Ефим обучил его всем премудростям управления конем. Орлик, так звали коня, слушал Ваню. А мальчишка весь день пел песни. Бабы галдели в сторонке, ожидая указаний Никифора.
"Ваня,- как можно строже сказал Ефим,- "Орлик"- твой! Ты отвечаешь за него, и сегодня будешь работать сам. Сможешь?"
-Смогу.- широко улыбнулся мальчик. Он не мог поверить привалившемуся счастью, хотелось прыгать и кричать от восторга. Ваня подошел к Орлику, погладил его, поговорил с ним. Ваня расспрашивал Орлика обо всем- это был его друг. Он сказал, что сегодня они работают вдвоем. Мальчик обнял коня, принес ему тяжелую бабью с водой. Запряг его и повел в поле. Работа сегодня заключалась в том, чтоб собрать высохшее сено и перевезти в одно место, ближе к коровнику, где бабы клали стоги на зиму. Мальчик не садился на телегу, не ругался, как это делали другие. Он гордо шел рядом со своим Орликом и разговаривал с ним почти самого обеда.
Ваня не замечал. Как стерня колет босые ноги. Он давно научился походить по ней, как-то по-особенному выгнув стопы и ему, казалось, что боль отступает. Сегодня Ваню ничего не отвлекало, внимание его было сосредоточено только на правильности управления конем. Назойливые оводы, такие кусачие, липли к коню и он изредка фыркал. Ваня то и дело вытирал липкий пот со лба. К обеду ныли руки, искусанные ноги и плечи чесались...
Мальчику так хотелось рассказать о случившемся сегодня Александру, папе... Ему казалось, что он большой и сильный. Все эти чувства придавали ему уверенность и силы. Он не испытывал страха, что у него что-то может не получиться, он даже не думал об этом. Он твердо знал, что выполнит все хорошо, не подведет Ефима, дядю Никифора.
Тем временем время подошло к обеду, все собрались за большим столом, сколоченным на поляне, недалеко от поля. Ваня ел горячий суп и усталость улетучивалась с каждой последующей ложкой супа. В какой-то миг Ваня почувствовал, что ему хочется лечь, вытянуть свое худое тело или окунуться в холодную воду. Он вдруг почувствовал, как ноет спина, болят ноги и ощутил какую-то дрожь в руках.
-Ванятко, устал ты сегодня, а работал хорошо. Молодец! На, вот, держи, это тебе! - говорил подходивший к столу бригадир Никифор и протянул Ване настоящие лапти, выстланные изнутри травой. Ваня взял лапти из рук Никифора, прижал их к себе и посмотрел благодарно на бригадиар удивленными и счастливыми глазами. Он надел лапти и только потом сообразил сказать спасибо. Лапти были в пору мальчику. Ноги ощутили приятную прохладу, которая, казалось, вытягивала усталость из ног. Прохлада поднималась выше щиколоток и через какое-то время опускалась теплом обратно к ступням.
-Хорошо!- подумал Ваня. Он поднял руки, потянувшись вверх. Мальчик подошел к воде, стоявшей в кадре, умылся. Теплая вода приятно растеклась по лицу, Ваня подержал руки по локоть в воде, так его учила мама снимать усталость с рук.
Мальчик не понимал, что происходит сегодня с ним, так много радости в один день. После обеда работа подходила к концу. Ваня, уставший, по-взрослому повел своего коня, напоил, распрег и пустил тут же в поле к другим лошадям- на отдых.
Домой они возвращались с Колькой. Они шли по привычной тропинке, обнявшись, усталые, но счастливые. Загадочная улыбка озаряла их детские лица и была понятна только им одним. О чем они думали в этот миг два маленьких друга, взваливших на себя далеко не детские заботы. Ване вдруг открылась именно сегодня мудрость, что ему надо жить и что он будет жить за себя и Александра. Он будет работать, он умеет работать. И он обязательно научится бить чечетку - такая была мечта у него в его десять лет. И его глубокие глаза, мудрые и хитрые, излучали блеск и радость. Комок подступил к горлу. Мальчик часто заморгал, чтоб не выронить ни слезинки... толи от усталости, то ли от радостных событий сегодняшнего дня.
-Нет повода для слез- так говаривал отец Ване и мальчик ,вспомнив эти слова, затянул любимую песню бригадира Никифора...
Кончилась война. Иван закончил ремесленное училище. Отслужил в армии. Всю оставшую жизнь проработал на Синарском трубном заводе старшим мастером.
Дед редко рассказывал о войне, но в День Победы, после принятия стопки водки, он затягивал любимую песню Никифора и слеза застывала у него в глазах.