Аннотация: Feed the fire with all the passion you can show Tonight love will assume its place This memory time cannot erase Your faith will lead love where it has to go.
DAVID FOSTER, "Tell Him", 1997
Неспешный ручей, поглаживая рыжевато-болотистую лохматую тину, льётся по грязным землистым откосам глухого леса. Река Поля - одна из неисчислимых грубоватых, но в то же время свойских жемчужин мещёрских дебрей - искристо беседует с жарким послеполуденным июньским ярилом. Вещая о скором нисхождении благодати приглушенными, уверенными раскатами, вальяжно, с горизонта подбирается гроза. Серо-синие кучи наваливаются всё быстрее и быстрее, начинает сыпаться морось и, наконец, раздаётся мощный, гулкий грохот. Небеса бурлят, капли хлестко лупят по утомленным травам и пыльным листьям деревьев, грунтовая дорога превращается в хлябь, а молодые комары, не так давно покинувшее лоно родной реки, беспомощно теряются в линиях живительных струй.
Летний ливень обрушился на томимые жарой земли.
Успев достать и напялить на себя анорак, я усмехаюсь и достаю из внутреннего кармана, уже чуть влажного от собственного тела, мироточащего в духоте, пачку дешёвых папирос. Одинокие прогулки по нехоженым тропам меня успокаивают, унося от однообразной сумасшедшей жизни в первозданные миры, хотя и привносят легкий оттенок сепии в мой тихий пейзаж. Часто я вижу здесь то, что не донести до дома, чего не объяснить другу, не показать любимой. Порой, я даже теряюсь; не здесь ли моя любовь - в этих затерявшихся стрелах вод, ночных полях, полных сырого тумана, и душных, пахнущих травами, дебрях?.. Палочка здоровья шипит под очередным снарядом небес, испускает едкий дым и, перекатываясь, рассыпается в углу губ влажной от слюны и дождя трухой.
Сейчас можно небрежно, будто бы придушенным вселенской мудростью, с трагической гордостью возвестить весям: знавали мы эту вашу любовь. И её всепоглощающее огненное дыхание, и её смердящие мясистыми останками обледеневшие скалы, и обнадёживающие разводки, и даже редкую, полосующую, словно бритвой, искренность. Да только, всё ж, сколько не горюй, не щебечи - всё одно: ничего не понять. Один найдёт исцеление, другой же сгинет ни за грош, прокляв мир в целом и слабый род в частности.
* * *
Упиваясь летней эйфорией, бреду по Стромынке. Голые ножищи, окорока, ноги и ножки опоясывают меня мёртвой петлёй. Такое разнообразие, такое раздолье греховным мыслям - даже сопротивляться не хочется. Девчонка в крайне либеральных шортиках забралась в маршрутку и стоит у водительского окошка, оформляя билет. "Газель" отходит, но я ещё долго провожаю её в своих мыслях, волочась следом по расплавленному асфальту за её гладкой, нежной кожей.
Каков смысл в этих преследованиях? Зачем я ищу утешения в чужих нивах?
Из года в год судьба складывает кубики. Изо дня в день поражённая душа ищет некий мифический выход из лабиринта земных желаний. И больно, и сладко, и противно, и нежно думать о запретном. Но своё - то самое своё, родное, что ближе сердца самого Иисуса (мир ему), - блуждает в туманной свободе где-то рядом, так беззаботно отпускаемое тобой.
* * *
Временами страсть обуревает податливое тело, и оно, как ива под ливнем, слезливо клонится к грешной земле. В эти моменты теряется из вида нить, ведущая сквозь холодную взвесь уродливой реальности; и ты, гонимый течением, пропадаешь в Бермудах мимолётных порывов. Если бы только знать, если б только можно было почувствовать заведомо тот ад, который ждёт тебя, несчастного счастливчика, позарившегося на горькую патоку! Сколько бессонных ночей, сколько безысходных мыслей рождает эта зудящая язва, ещё день назад казавшаяся лишь увлекательным приключением. Ты клюнул, поддался на соблазнительные формы, потрафил своей мечте и через мгновение рухнул в пропасть скорби и самоистязания.
Зачем ты сделал это?
Затем, что небеса распорядились так, что, будучи животным, ты ищешь животной радости. Но Господь, зачем-то, дал тебе вдогонку ещё и разум, тяжелый груз, с которым не каждому дано совладать. Зверь просит свободы. Человек ищет прощения.
О, этот сводящий с ума запах нежного атласа, умащенного воистину райскими запахами! Гладя бархатную ткань, упиваясь стонами и грузным томным дыханием, по-своему снисходишь до великого сознания великого дара жизни. Ночь сгорает в искрах звёзд, простыни сбиваются в бесовском танце, бледная луна скользит и облизывает, ревнуя. Встают часы.
Хорошо, когда всё честно. Но это редкость. Запретный плод сладок, а нега лучше всего оттеняется предательством. И в этот миг райский плод превращается в кусок говна, который ты жрёшь, и которым давишься, проклиная себя. Предательство - каким бы сладким оно не казалось, - никогда не потеряет мразотного послевкусия. Даже кое-как соскользнув с пальцев и губ, зловоние будет преследовать тебя, окутывая смрадом лакомые конфеты. Ты никогда не сможешь насладиться ароматом великолепного десерта, ибо тебя будет вечно преследовать запах выгребной ямы.
Ты упал. И эту грязь тебе не смыть, даже искупавшись в океане духов.