Довжик Вита : другие произведения.

Сквозняки закулисья

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Люди театра" - это, пожалуй, не призвание и не приговор, а, скорее, диагноз. Все свое детство я провела за кулисами. Это очень странное место, населенное странными людьми. И то, что происходит за сценой, часто интереснее и драматичнее, чем любой спектакль. Выношу на суд читателей историю, которая могла бы произойти в любом провинциальном театре. События выдуманы, персонажи, по большей части, тоже. Рассказ написан на основе совместного творчества в одной из лит.групп в соц.сетях. Я скопировала свои эпизоды и развила тему. Спасибо участникам группы "Литературное кафе "Ab ovo" за идею.
  
  СКОВЗНЯКИ ЗАКУЛИСЬЯ
  - Василиса на грани нервного срыва. Ты должен ей помочь, - заявила Лиля мужу во время завтрака.
  Оторвавшись от созерцания тарелки с овсянкой, Семен Аркадьевич Форейторов с тоской посмотрел на супругу. Василиса Деревянко была ее лучшей подругой, а по совместительству - ведущей актрисой областного театра драмы и музыкальной комедии, который он возглавлял последние пять лет. Эта свирепая и бескомпромиссная женская дружба достала худрука до самых печенок.
  - Отвези ее в торговый центр. Пусть себе шмоток купит, - буркнул он, зачерпнув полную ложку сахара и посыпая кашу.
  - Сема, какие шмотки? - Лиля подхватила сахарницу и переставила на подоконник, оставив Семена Аркадьевича с протянутой ложкой. - Василису бросил любимый человек. Выставил на посмешище перед всем театром. А ты предлагаешь ей какой-то пошлый шоппинг.
  - Ну так сходите в ТЮЗ, цирк или где вы ей этих смазливых юнцов ищете? Только учти, васькиных любовников в труппу я больше принимать не буду. "Ах какой талантливый мальчик! Как хорошо он будет смотреться с Васечкой в "Принцессе цирка!" - писклявым голосом передразнил он жену.
  - Ты так говоришь, будто Василиса актеров ТЮЗа как перчатки меняет, а я при ней сводней подрабатываю, - обиделась Лиля.
  - Не знаю, кем ты при ней работаешь, но избавь меня, ради бога, от ваших бредовых идей. - Семен Аркадьевич почувствовал сильное желание сбежать на работу не позавтракав. Усилием воли он задавил его как недостойное мужчины и, в сущности, бесполезное. Лиля могла достать его и в театре. А там к ней присоединится страдающая Василиса и этот двойной напор он точно не вынесет. Возраст не тот, чтобы с бабским спецназом бодаться. Сердечко пошаливает, давление скачет...
  - Сема, я ведь не прошу ничего невозможного, - сменила тактику жена, перейдя от стремительной кавалеристской атаки к долгой изнурительной осаде. - Просто дай Васе хорошую большую роль, желательно в классике, чтобы она с головой ушла в работу и смогла забыть Сережу как страшный сон.
  - Да без проблем. Анна Андреевна или Марья Антоновна. Пусть любую выбирает. Мне не жалко.
  - Это кто? - наморщила лобик Лиля.
  - Жена и дочь городничего.
  - Подожди. Городничий - это ведь из "Ревизора"? Но там всего две женские роли и то, второстепенные. Васе они совсем не подходят. Поставь что-нибудь другое. Мне кажется, у Василисы сейчас изумительно получится трагическая героиня. "Чайка", - вспомнила Лиля, - вот что ей нужно. "Люди, львы, орлы и кто там еще... Перепелки..." - завывая, продекламировала она. Семен Аркадьевич в очередной раз возблагодарил небеса, что супруга боится сцены и сама в актрисы не рвется.
  - Извини, дорогая, но Министерство культуры меня вряд ли поймет. Деньги нам выделили под программу "Театр - школе". И расписали все спектакли на три года вперед. Сейчас по плану идет "Ревизор", зимой будем ставить "Недоросля". Ты же не хочешь, чтобы меня сняли за нецелевое использование средств? Или, не дай бог, посадили за растрату? - Семен Аркадьевич символически сплюнул через левое плечо и постучал по столу. Понятно, что это всего лишь суеверие, но мало ли...
  - Что, один спектакль за всю осень? - разочарованно протянула жена.
  - Нет, ну почему же. Еще "Новогодние приключения крокодила Гены". Шапокляк - прекрасная роль. Характерная героиня, сильная и решительная женщина с неординарными поступками. Конечно, есть еще Чебурашка - трогательный сирота с тяжелым детством, но вряд ли Василисе эта роль понравится. Опять же, зрители не поймут, почему это у Чебурашки задница в два раза шире, чем уши.
  - Издеваешься? - обожгла взглядом Лиля. Схватив со стола телефон, она умчалась в комнату, чтобы без свидетелей пожаловаться подруге на мужа.
  Семен Аркадьевич откинулся на мягкую спинку кухонного диванчика, массируя ноющий висок. Утро у режиссера совсем не задалось, день обещал быть еще паскуднее. Да что там день! Так паршиво у него еще не начинался ни один сезон. Золотой мальчик Сережа Банник, подающий большие надежды характерный актер с хорошей фактурой и бархатным тенором, уволился из театра, отправив худруку невразумительную эсэмэску: "простите пож." и даже не забрав трудовую книжку. Ваське он вообще ничего не написал. Оказалось, эта дура весь отпуск давила молодому актеру на мозги разговорами о том, как шикарно она будет смотреться в фате на фоне белого лимузина. В результате Сережа не выдержал прессинг и удрал от любовницы, из театра и вообще, из города. Что не удивительно. Странно, как он вообще продержался рядом с Васькой целых полтора года. Василиса сражалась за место под солнцем в театральном серпентарии еще в те далекие времена, когда ученик 5-Б класса по кличке Баня променял папин бинокль с цейсовской оптикой на модного среди младшеклассников виртуального питомца тамагочи. И как бы актриса не следила за модой и фигурой, что бы не вытворяла с кожей лица и декольте, тяжелый взгляд матерой крокодилицы выдавал и возраст, и кошмарный характер.
  Как мужчина, Семен Аркадьевич бедного Сережу очень хорошо понимал - от заманчивой перспективы стать супругом Василисы он сам сбежал бы не то что в соседнюю область, а вообще куда-нибудь на другой континент. Но в качестве худрука мечтал поймать поганца и лично придушить. Всю последнюю неделю ему пришлось срочно вводить актеров в старые спектакли, а это была одна из самых нудных и нелюбимых обязанностей режиссера. Сегодня предстояло распределить роли в "Ревизоре" и кому отдать роль Хлестакова, Семен Аркадьевич совершенно не знал, потому что еще неделю назад представлял в этой роли только Сережу Банника. Да, были еще актеры в труппе, чиновников для "Ревизора" хватало на два состава и еще на третий оставался, а вот где взять яркого характерного героя с отрицательным обаянием... По возрасту и внешности более-менее подходил один из актеров - Паша Ломакин, очень старательный, но скучный до вывиха челюстей. Семен Аркадьевич чуть не уснул, сидя в режиссерском кресле, пока вводил его в спектакли вместо беглого жениха Василисы. В панике худрук бросился строчить заявки в актерские рекрутинговые агентства, но в результате получил только пару анкет весьма сомнительных личностей, место которым было разве что в массовке горьковского дна. Никто не хотел ехать в провинциальный театр, где из материальных благ актерам светила только затрапезная комната в общежитии, а популярность ограничивалась косыми взглядами в маршрутке. Даже выпускники местной академии искусств, которая не так давно звалась культпросветучилищем, а в народе просто кульком, успели разлететься по свету.
  В глубине души Семен Аркадьевич понимал, что в катастрофической ситуации, сложившейся в театре виноват он сам. Давно пора было разогнать этот паноптикум пенсионеров и посадить оставшуюся труппу на контрактную систему. Набрать молодежь, хотя бы из того же кулька. Должны же быть у них талантливые ребята. Банник, например, закончил именно академию искусств. Но увольнять актеров за несколько лет до пенсии у худрука не поднималась рука, а все попытки оздоровить коллектив молодой кровью бессменная прима Василиса Деревянко принимала в штыки. Она не собиралась терпеть конкуренток, а уж за своего драгоценного Сереженьку готова была рвать глотки всем гипотетическим врагам. Плох тот режиссер, который не справился бы со своей актрисой, но к ней на помощь, выпучив глаза и закусив удила, мчалась любимая подруга Лиля и Семен Аркадьевич каждый раз терялся и сдавал позиции. Супруга валила его с ног абсолютно непробиваемым сознанием собственной правоты и добивала целым ворохом нелепых детских обид. Финальным актом каждого такого спектакля для режиссера становился приступ гипертонии и странное, почти иррациональное ощущение вязкой пустоты в груди. Превозмогая головную боль, Семен Аркадьевич обговаривал пункты почетной капитуляции, после чего Василиса, притушив сытое торжество в глазах, отползала в свой угол переваривать добычу. Лиля радостно хлопала в ладоши и какое-то время после скандала вела себя как хорошая девочка, которая не хочет огорчать маму с папой, бабушку и воспитательницу Раису Павловну.
  Режиссер задумался, чем он может откупиться от Василисы на этот раз. Звание заслуженной Васька стребовала еще в прошлом году, для народной была еще слишком молода. Устроить ей интервью в областной телекомпании? А может, творческий вечер с монологами из любимых ролей и опереточными шлягерами? Черт с ней, с этой крокодилицей. Кинуть ей кость, пусть подавится. Да и насчет "Ревизора" морочить голову не стоит. Ломакин в качестве Хлестакова, в принципе, не так уж плох. В конце концов, почти любая постановка классики оборачивается скукой на сцене и полупустым залом. Министерство культуры спектакль оплатило, так что насчет окупаемости можно не волноваться, ну и пусть все идет своим чередом. Нагонят школьников, заполнят зал. Здоровье важнее. Приняв такое решение, Форейторов повеселел и даже смог вздохнуть полной грудью. Впрочем, радовался он недолго, ровно до тех пор, пока не увидел в дверном проеме Лилю с телефоном в руке.
  - Я знаю, что можно сделать! - Ликования в голосе жены хватило бы на пару старорежимных первомайских демонстраций и еще осталось бы на октябрьскую.
  Семен Аркадьевич мысленно застонал. Приутихшая было мигрень немедленно вернулась на свое законное место.
  - Василиса будет играть Хлестакова! - Лиля торжествующе посмотрела на мужа. - Как Сара Бернар. Ты ведь давно мечтал сделать новаторскую постановку, - вспорхнув к мужу на колени, она чмокнула его в нос. - Василиса - лучшая актриса в мире, а ты - лучший режиссер. Это будет феерический спектакль! Правда, я хорошо придумала?
  Глядя в ее наивно сияющие, доверчивые как у олененка Бэмби глаза, Семен Аркадьевич страстно захотел отмотать время назад. Не только до этой скоропалительной женитьбы, но и до переломного момента в своей биографии, когда молодой инженер-электрик, проработав три года на режимном предприятии, решил круто изменить свою судьбу и подал заявление в театральный ВУЗ.
  
  *****
  
  Восходящая звезда отечественного телевидения, герой нескольких ситкомов, одного полного метра и рекламное лицо банка "Быстрые деньги", актер Арсений Липский проснулся около полудня в обшарпанной клетушке гостиничного номера. Вчерашний спектакль он помнил очень смутно. Кажется, его кто-то водил под руку по сцене местного театра, арендованного на один вечер, и зловещим шепотом подсказывал реплики. В конце первого акта он рухнул в правую кулису и на этом воспоминания закончились. Некоторое время Липский пялился в потолок, разглядывая желтушные разводы облупившейся побелки и думая, как он докатился до жизни такой.
  Судьба-злодейка, которая забросила Арсения в эту провинциальную дыру, называлась "антреприза". Вместе с коллегами по недавно прошедшему сериалу он совершал гастрольный чес по городам и весям. Сейчас Липский очень жалел, что согласился на эту авантюру. Уболтал его Сашка Мечиков, кореш по роли в ментовском сериале и по жизни.
  - Народ должен воочию знать своих кумиров. Чтобы веник вручить после спектакля, пощупать, облобызать, наконец. Они потом об этом своим внукам будут рассказывать. - Мечиков хохотнул, легонько ткнув приятеля кулаком в плечо. - Короче, заканчивай ломаться. Тебе что, бабки не нужны?
  Деньги Липскому, конечно же, были нужны, но, пожалуй, зарабатывать их нужно было как-то по-другому. Вояж сразу не задался. Арсения раздражало все. Пьеса модного нынче сербского драматурга-авангардиста была заумной и малопонятной. Репетировали ее сначала в павильоне киностудии, под стук разбираемых декораций, потом почему-то в зале для йоги какого-то фитнесс-центра, и, наконец, плотно утрамбовавшись в купе скорого поезда. На всю эту грандиозную постановку ушло от силы трое суток. В результате текст почти никто так толком и не выучил и реплики подавались по тычку партнера, отчего каждый следующий спектакль значительно отличался от предыдущего. Руководил этим безобразием продюсер Жора Калинкович. Неплохой, в принципе, мужик, по мнению Арсения. Если бы не нынешняя пассия Жорика, с ним вполне приятно было бы работать. На съемочной площадке Липский с Полиной почти не сталкивался, по сценарию у них было мало общих сцен. Костлявенький такой утеночек с губками дудочкой. Это все, что всплыло у него в памяти, когда Мечиков расписывал ему выгодные стороны антрепризы. Как оказалось, у этого утеночка бурный роман с продюсером. Девочка мертвой хваткой вцепилась в Жорика и к началу гастролей дожала его до публичного заявления о разводе с женой. На скандал тут же слетелись стервятники-журналисты, что несомненно подняло рейтинг сериала и самой Полины. Жора перевез свои вещи на дачу и укатил с новой любовницей на гастроли, чтобы защищать свою девочку от настойчивых провинциальных поклонников. Почувствовав себя звездой, будущая фрау Калинкович накатала райдер на пять страниц и стала щедро раздавать коллегам советы по актерской игре. Арсений немедленно отрастил ядовитые колючки врастопырку. Каждый спектакль начинался грызней с Полиной, а заканчивался душещипательной беседой с продюсером. К концу первой гастрольной недели страсти накалились настолько, что Липский не выдержал и напился до потери памяти в компании местных футбольных фанатов, обмывавших победу своей команды в матче первой лиги. Это было прекрасно. Арсений орал вместе со всеми "оле-оле" и материл бокового арбитра, проворонившего офсайд. Никаких разговоров о достоверности выражения чувств на сцене и обвинений в бездарности, никаких баб, ибо от них все зло. Все просто и понятно. Наша команда - орлы, соперники - козлы.
  В реальность актера возвратил звонок мобильника. Стараясь не шевелить головой, он скосил глаза на кучу одежды возле кровати. Телефон глухо пиликал откуда-то снизу. Липский свесил вниз вялую после сна руку и попытался откопать мобильник наощупь. Первым ему попался кроссовок, потом Арсений нащупал рельефную металлическую пряжку и потянул за нее, надеясь выудить джинсы, из кармана которых, скорее всего, и раздавалась надоедливая мелодия. Джинсы показались над краем кровати, но потом плавно соскользнули с ремня и упали обратно. Выматерившись сквозь зубы, Арсений собрал все свое мужество и сел. Организму актера новая поза не понравилась. Телефон тут же замолк. "Он надо мной издевается", - решил актер, ногой раскидывая мятые шмотки по белесому от старости пузырчатому линолеуму. Мобильник в вещах так и не нашелся. Пока Липский раздумывал, что целесообразнее в данной ситуации - совершить пеший поход шестой категории сложности до туалета или сдохнуть от алкогольной интоксикации, обезвоживания и взрыва сверхновой в черепной коробке, телефон опять зазвонил. Оказалось, что этот гад прятался под кроватью во втором кроссовке.
  Звонил до омерзения бодрый Мечиков.
  - Привет, боец. Как ты? Головушка бо-бо? - Сашка заливисто расхохотался над своей шуткой. - Ну, ты вчера, конечно, выдал. Жалко, некому было твои выкрутасы снимать. На сцене все без мобильников, а за кулисами бешеный Жорик бегал. Даже не представляю, как он сдержался и не покусал тебя в антракте.
  Мечиков взахлеб принялся делиться впечатлениями от вчерашнего вечера. В другое время Арсений поржал бы вместе с ним, но слушать про себя самого оказалось совсем не смешно. Клоун с амнезией - это не та роль, о которой мечтает каждый актер. К тому же, Липский только сейчас понял, что фактически сорвал спектакль.
  - Я рад, что тебе понравилось, - прервал он разошедшегося приятеля. - Что дальше было? Отменили спектакль? - голос у Арсения дрогнул и сорвался в хрип.
  - Ха! Ты что, Жорика не знаешь? Если к нему деньги попали, то это навсегда. Раздавать обратно он их не будет. Даже если ему нож к горлу приставить, он как-нибудь вывернется, чтобы не платить. Все нормально прошло. Полина, конечно, побузила в антракте, ты ее здорово обматерил на сцене, но Калинкович ей быстро мозги вправил.
  - А как же тогда... - Арсений помедлил. Сказать "как же вы без меня" после всего, что он о себе услышал, язык не поворачивался. - Зрители, - вывернулся он. - Люди в зале что, совсем ничего не поняли?
  - А мы во втором акте тебя похоронили. - Мечиков заржал. - Ты у нас от испанки помер, а все, что успел на сцене наболтать, объяснили горячечным бредом. Я Жорику предлагал вынести труп и положить на стол, ты все равно в дрова был, но он не согласился. Жаль. Было бы круто, если бы ты внезапно поднялся из мертвых. Зомби на сцене. Зато у нас теперь есть новый актер. Угадай, кто!?
  Липский промычал что-то невразумительное. Играть в угадайку у него не было ни сил, ни желания.
  - Ну, Сеня, напряги мозг, - попытался расшевелить приятеля Сашка. Сообразив, что толку от похмельного Арсения не будет, выпалил, торжественно растягивая гласные: - Георгий Калинкович! Кому-то ведь нужно было с Полиной любовь крутить, раз тебя похоронили, ну, Жора и вышел на замену. Придумал себе историю, типа он моряк, плавал долго и далеко, а теперь вернулся. Все равно пьесу никто не знает. Ты бы видел это юное дарование! Он колобком скакал вокруг Польки весь второй акт, в любви признавался, наверное, раз пять. Текст не успели придумать, а что-то говорить нужно, зрители ждут. На коленях полз через всю сцену, прикинь! Я уж думал, он ее трахнет прямо на авансцене. Тетки в зале рыдали. Жорик два раза на бис выходил. Полина аж взревновала. Калинкович весь в цветах и помаде, а она рядом стоит с одним куцым веником от какого-то пенсионера.
  Жорик в роли морского волка - упитанный, с блестящей лысинкой и румяными щечками, рядом с тощей курицей Полиной, которая даже без каблуков была выше любовника на полголовы - это, конечно, было очень смешно. "Обхохотаться можно", - мрачно подумал Липский, слушая как Сашка курским соловьем разливается в трубке. С одной стороны, ему определенно полегчало. Срыв спектакля - это не тот результат, которого он ожидал, когда решил пропустить пару стопок с любителями футбола. С другой - не очень-то приятно понимать, что без тебя так легко обошлись. Да еще и сорвали аплодисменты.
  - Ладно, я тебя понял. Жорик всех спас. Это все? - перебил приятеля Арсений.
  - Ну, если ты не хочешь услышать, как после спектакля Полина хотела отпинать ногами твое бесчувственное тело, а я тебя защитил и на себе оттащил в гостиницу, тогда все. - Сашка обиженно засопел в трубку. - Хотя нет, не все. Твою роль теперь будет играть Калинкович. Понравилось ему лицедействовать, тем более, что себе как актеру зарплату можно не платить. Какая-никакая, а все-таки экономия. Да, кстати, Жорик просил тебе передать, что гостиница оплачена до завтра. Так что извини, друг, но ты теперь не при делах. Пока-пока! - дурашливо пропел напоследок Мечиков.
  Арсений бросил замолчавший мобильник на кровать, решив, что извинится перед приятелем позже. Сейчас его настойчиво манил гостиничный санузел. Там он напился из-под крана, умылся, и долго стоял, вглядываясь в мятую щетинистую физиономию в зеркале. Обидное ощущение, что его оставили на обочине жизни, не уходило. Конечно, Липский понимал, что это все глупости. Какая еще, к черту, обочина. Обычный гастрольный чес по глубинке. Подумаешь, выгнали. Самому нужно было уйти. Или вообще не соглашаться на эту халтуру, а дождаться чего-то более интересного. Привычно растянув губы в широкой улыбке, Арсений бросил оценивающий взгляд на свое отображение. Ослепить зеркало не удалось. Даже по скромным меркам постсоветского пространства ухмылка с трудом тянула на троечку с минусом, что уж там говорить про высокие голливудские стандарты. Он прошел в крохотную комнатку и рухнул на жалобно заскрипевшую кровать. "Если вас одолели проблемы, ложитесь спать. Может, утром в вашей жизни ничего не изменится, но цвет лица, несомненно, станет лучше" - этот девиз Арсений подцепил когда-то в одной из социальных сетей и с тех пор неукоснительно ему следовал.
  
  *****
  
  Все утро Семен Аркадьевич, как наскипидаренный, бегал по этажам театра. Свой кабинет, возле которого его, по всей вероятности, караулила Василиса, он проигнорировал. Зато посетил столярный цех, где дал добро на списание старых поломанных декораций, затем бухгалтерию, где подписал акт об этом самом списании, заглянул в отдел кадров, смутив пожилую кадровичку, в рабочее время распивающую чаи с завлитом и, наконец, забрался под самую крышу. Держась за сердце и шумно отдуваясь, худрук ввалился в художественный цех. На чердаке было тихо. Девочка-художница, своим синим халатом и валиком на длинной ручке очень смахивающая на уборщицу, уныло размазывала краску по огромному заднику, расстеленному на полу. Увидев начальство, она ускорилась и чуть не перевернула ведро с краской. Семен Аркадьевич не стал ее смущать и великодушно отвернулся. Из выгороженного в углу кабинетика к худруку уже спешил главный художник театра Витя Черепков, удивленный незапланированным визитом начальства.
  - Доброго здоровьичка, Семен Аркадьич! - жизнерадостно поздоровался Витек, незаметно перегораживая режиссеру путь к своей каморке, где, среди помятых тюбиков с краской и огрызков карандашей живописно раскинулся натюрморт из остатков вчерашнего банкета.
  Худрук буркнул что-то непонятное и застыл, погруженный в какие-то неприятные, судя по нахмуренному лбу, размышления. Немая сцена Вите не понравилась.
  - Вы насчет эскизов костюмов к "Ревизору"? - решил закинуть удочку художник. Эскизы он вчера вынес из кабинетика, чтобы случайно не испачкать и сейчас радовался своей предусмотрительности.
  Семен Аркадьевич очнулся и кивнул.
  - Так вот же они! - Витя схватил режиссера за локоть и потащил к стеллажу возле входной двери.
  Эскизы худрук одобрил. Во всяком случае, никаких замечаний он не сделал, но опять замер, мучительно о чем-то раздумывая. Художник вытянулся сзади почетным караулом, ожидая вердикта начальства.
  - Ты, вот что, - наконец изрек Семен Аркадьевич. - Сделай эскизы костюма Хлестакова для женщины.
  - Женщины? - удивленно повторил Витек, и, забыв, что нужно дышать в другую сторону, обдал режиссера алкогольным выхлопом. К огромному его изумлению, худрук даже не поморщился.
  - Да, нужен именно женский костюм. - произнес Семен Аркадьевич, как будто утвердившись в принятом решении, а потом уже уверенно добавил: - Будет еще одна постановка, экспериментальная. Один состав обычный, а во втором Хлестакова будет играть Деревянко.
  - А как он должен выглядеть, этот костюм? - воскликнул Витя, тщетно пытаясь представить Василису в роли Хлестакова.
  - Ну, не знаю. - худрук пошевелил пальцами в воздухе. - Как-нибудь необычно. Во всяком случае, без юбки. Ты же у нас талантливый, вот и придумай несколько вариантов. Срок - до пятницы.
  Повеселевший режиссер хлопнул Черепкова по плечу и выкатился из цеха. Слушая, как он, гремя ступенями, бодро спускается по железной лестнице, Витек недоуменно переглянулся со своей помощницей.
  - Что это с Семафором? - спросила художница.
  - Не знаю, - пожал плечами Витя. - Творческий кризис, наверное. Слушай, Танька, сбегай, купи сигарет. Так курить охота. И минералочки прихвати.
  Художница кивнула. Перепрыгивая через лужицы непросохшей краски, Танька подошла к Черепкову и молча протянула раскрытую ладонь.
  - Золотце, запиши в общий счет. Клянусь, с аванса отдам. - Витек умильно моргнул заплывшими глазками, потом не выдержал и добавил: - Может, еще чего-нибудь возьмешь? Ты же понимаешь...
  Танька отрицательно мотнула головой. Сторговались на сигаретах и бутылке пива. Витек, кряхтя, поднял с пола валик и принялся размазывать краску по огромному полотну задней кулисы, а Танька вприпрыжку отправилась в театральный буфет. Деньгами она была небогата, но перед таким искушением устоять не могла. Даже деревенский тракторист за вспашку огорода на даче требует пузырь водки. А тут собственный начальник согласился сделать работу, которую сам же ей и поручил. И всего за бутылку пива!
  
  *****
  
  Энтузиазма у Семена Аркадьевича хватило только на два лестничных пролета. До кабинета он так и не дошел. Перед третьим этажом худрук затормозил, а потом и вовсе остановился, тяжело привалившись к шершавой стене.
  Идея поставить еще одну версию "Ревизора" в тех же декорациях, но только с Василисой в главной роли, имела много плюсов: можно отчитаться в министерстве - театр идет в ногу с современными тенденциями, есть что показать прессе, так как эксперименты всегда вызывают интерес у журналистов, бюджетные деньги на эту постановку не тратятся, пара-тройка костюмов для Деревянко не в счет. А главное - можно сказать Лиле, что для ее драгоценной подруги он сделал все, что только мог. Но один минус перечеркивал все достоинства этого плана. Основными зрителями "Ревизора" станут школьники. Оболтусы, которые будут пачкать кресла шоколадом и жвачкой, прыгать по рядам и шуметь, перекрикивая актеров на сцене. Их будут привозить целыми классами замученные учительницы с хриплыми от постоянных окриков голосами. Если эти недоросли после спектакля напишут в экзаменационных сочинениях, что Хлестаков был женщиной, то министерству, оплатившему приобщение молодежи к искусству, такой пассаж точно не понравится. А значит, большую часть спектаклей должен играть Ломакин. Семен Аркадьевич с ужасом представил себе скандал, который закатит Васька, когда увидит, что в расписании ей отведены всего два-три спектакля в месяц. Аргумент, что она занята в репертуаре по "самое не могу" на актрису и раньше не действовал. А уж сейчас, когда она выступает в роли брошенки...
  Развернувшись, Семен Аркадьевич с трудом преодолел десяток ступеней и нырнул в маленькую боковую дверку. Узкий технический коридор привел его к темному закулисному пространству за сценой. Худрук помедлил, привыкая к полумраку. Сердце суматошно колотилось где-то под горлом, дышалось как-то слабенько, будто мертвый, пахнущий пылью воздух не хотел проталкиваться в легкие. Сделав несколько глубоких вдохов, Семен Аркадьевич мысленно приказал себе успокоиться. На ватных ногах он прошел между боковыми кулисами и плюхнулся на забытую посреди авансцены табуретку. Противопожарный занавес был поднят. На какое-то мгновение хозяйственник взял верх над усталым больным человеком, и Форейторов уже хотел устроить допрос, кто это пренебрегает пожарной безопасностью, и почему на сцене валяется непонятная мебель, но, кроме электрика, возившегося где-то на колосниках с освещением и вполголоса матерящего софиты, поблизости никого не было. Перед худруком простирался темный молчаливый провал зрительного зала, настороженно поблескивающий табличкой "выход" в дальнем конце. По ногам тянуло вечным сценическим сквозняком. Съежившись на табуретке, Семен Аркадьевич чувствовал себя потерпевшим кораблекрушение мореплавателем. Бархатная тьма зрительного зала уже через несколько часов наполнится зрителями, неважно, крупными акулами или всякой безмозглой мелюзгой. Они прожуют и выплюнут все, что им покажут актеры и будут потом говорить, что спектакль не оправдал их ожидания, а цены на билеты непомерно высоки. А где-то, за холодной темнотой сцены, по длинным узким коридорам театра бродит вечно недовольная стая, льстиво заглядывающая в глаза и кусающая исподтишка. Есть ли смысл тратить последние крупицы здоровья на эту свору? "Спекся ты, Сема, перегорел", - вынужденно признался себе Форейторов. - "Какой из тебя руководитель? С двумя бабами справиться не можешь".
  - А я вас везде ищу, - прервала его печальные размышления Василиса. - Семен Аркадьевич, дорогой, у меня есть соображения по поводу моей роли. Мне кажется, что женщина, которая не побоялась надеть мужскую одежду и притвориться ревизором, должна быть первой в мире феминисткой. Она борется с несправедливостью и разоблачает взяточников. А еще она мечтает...
  Худрук смотрел на Василису глазами побитой собаки. Мечты про равноправие полов и честных женщин-чиновниц, в которые якобы верила женщина в костюме Хлестакова, и весь остальной бред проходил мимо Семена Аркадьевича, никоим образом не задевая и не царапая его своей нелепостью. Все это не столь важно, главное, чтобы сердце стучало ровно и дышалось хорошо. Сема Форейторов твердо пообещал себе, что эту постановку он как-нибудь переживет, перетерпит, а потом обязательно ляжет в больницу на обследование.
  
  *****
  
  Весьма талантливая, но, увы, пока не признанная актриса Вера Калюжная сидела в театральном буфете и уныло прихлебывала остывший кофе без сахара. Она специально села спиной к витрине с пирожными, но от корзиночек с кремом тянуло такой магнетической силой, что голова Веры, без всякого участия с ее стороны, все время поворачивалась в сторону витрины. За соседним столиком сидели две балеринки с бутылкой минеральной воды без газа, и это немного примиряло Верочку с унылой действительностью. Хотелось думать, что, если она продолжит и дальше издеваться над организмом, пошивочному цеху не придется расшивать вытачки на платье, в котором актриса стояла в массовке "Принцессы цирка". Балеринки обсуждали прошедший позавчера спектакль столичных знаменитостей. До Веры долетали только отдельные фразы, из которых она сделала вывод, что главная героиня была никакая, Липского жалко, потому что он играл больного и умер в первом акте, а Калинкович зря пошел в продюсеры, потому что из него получился потрясающий герой-любовник. Верочка на какое-то мгновение пожалела, что не попала на спектакль, но тут же опомнилась. Заезжие гастролеры, которые арендовали здание театра, всегда закрывали двери перед местной труппой. Не пускали ни в зал, ни за кулисы. Девочки из балета полтора часа провели в чулане со швабрами, и в зал пробрались, когда спектакль уже начался. "Ну и ладно", - подумала Верочка. - "Все равно антреприза - это сплошная халтура. Все об этом говорят". Эта мысль ее совершенно успокоила и примирила, если не со своими нынешними габаритами, то хотя бы с явным умственным превосходством перед глупышками из кордебалета. Она снисходительно посмотрела на их тонкие, как тростиночки, ручки и цыплячьи шейки.
  - Слышала новость? - перед Верой на стул брякнулась чрезвычайно возбужденная хористка Ира Лисичкина. - Наш Семафор берет "Ревизора". Современная трактовка классики и все такое прочее, - она помедлила немного и выпалила: - Все мужские роли будут играть женщины и наоборот!
  - Да ладно! - потрясенно выдохнула Вера.
  - Да! - взвизгнула Лисичкина хорошо поставленным колоратурным сопрано, испугав буфетчицу. - Он сейчас с Васькой на сцене разговаривал. Осветитель Петя все слышал, до единого слова. Хочешь, сама у него спроси.
  Верочка одним глотком, не морщась, допила кофе. Перед ней раскрывались доселе невиданные перспективы. В любом театре всегда мало актеров-мужчин и полным-полно бабья. А в пьесах чаще всего женских ролей как кот наплакал. Зато в "Ревизоре", если всех поменять местами! Эльдорадо! Она начала считать, загибая пальцы. Хлестаков, городничий, Бобчинский, Добчинский, Земляника, потом еще Сквозняк какой-то и Чичиков. Или Чичиков не отсюда? - сбилась Вера со счета.
  
  *****
  
  Нина Петровна закрыла буфет и спустилась по лестнице в фойе. В гардеробе сегодня дежурила ее закадычная подружка, Клавдия Архиповна. Буфетчица обрадованно кинулась к ней. Она уже три часа держала в себе новости, а слушателей не находилось.
  - Архиповна, слышала, что Семен Аркадьевич удумал? У нас теперь актрисы прямо на спектакле будут в мужиков переодеваться!
  - Господи! Куда театр катится! - ахнула гардеробщица, твердо решив уволиться и пойти работать в свечную лавку, куда ее уже давно сманивала свояченица. Несмотря на то, что батюшка освятил здание театра еще на прошлую Пасху, лицедейство - это большой грех.
  
  *****
  
  Ночь у Верочки выдалась бессонная. Она была уверена, что блестяще сыграет любой персонаж, но понимала, что зритель прежде всего будет смотреть на Хлестакова. Понятно, что Васька вцепится в эту роль всеми своими зубами и когтями. "Ну что же. Так не доставайся ты никому" - хмыкнула Верочка и позвонила Ломакину.
  - Ты знаешь, кто будет играть Хлестакова? - спросила она напрямик.
  - Что за вопрос. Конечно, я. - ответил Ломакин скромно, как и следовало заслуженному артисту республики Башкортостан и лауреату областной премии "Смейся, паяц".
  - А вот и нет, - нежно пропела в трубку Верочка. И с удовольствием рассказала закипающему словно чайник Ломакину о новаторской задумке главрежа.
  - Это все Деревянко, - уверенно произнес актер, когда у него закончились непечатные выражения. - Современное прочтение Гоголя! Ха! У Семафора мозгов на это не хватит. Ну, Васька, погоди! Я тебе покажу как роли у меня воровать. Сара, блин, Бернар-Неелова.
  
  *****
  
  Этим утром Липский проснулся в прекрасном настроении. Несмотря на свой затрапезный вид, кровать оказалась мягкой, голова больше не болела, и Арсений чувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Он с удовольствием принял душ и позавтракал в гостиничном буфете яичницей с двумя толстыми кружками вареной колбасы. Заплатив смешные по столичным меркам деньги, Липский вышел на улицу весьма довольный жизнью и собой. Солнышко пригревало совсем по-летнему, в луже от прошедшего ночью дождя топтались важные сизые голуби, астры на гостиничной клумбе радовали глаз пестрым разнообразием. Дышалось здесь тоже намного лучше, чем в загибающейся от выхлопов столице.
  Все проблемы, которые были у Арсения с неудачными гастролями казались сейчас какой-то нелепицей, неудачной, слегка затянувшейся шуткой. Кошмарная пьеса, которую толком никто так и не выучил, Жорик, его манерная дура Полина, даже собственное безобразное поведение на последнем спектакле - все это закончилось, и когда-нибудь, за бутылкой вискаря, они с Мечиковым посмеются над этой антрепризой как над хорошим анекдотом. Чувствуя себя отпускником, Липский неторопливо шел по центральной улице. Все вокруг казалось слегка бутафорским, но милым, и будило невнятные детские воспоминания. Дребезжащий трамвай с вымытыми дождем стеклами, вывески "Булочная" и "Пельменная", бочка с квасом на углу. Особое очарование городу придавал тот факт, что Арсений совершенно не помнил, как он называется.
  В таком приятном настроении Липский прошел еще пару улиц и, повернув за угол, набрел на громоздкое здание советской постройки, окруженное чахлыми елочками, в котором сразу же узнал театр. Не потому, что именно здесь позавчера вечером он упал носом в кулису, а Жорик Калинкович внезапно, как по мановению волшебной палочки, превратился в актера - никаких подробностей Сеня не запомнил. Просто все театры в советское время строили похожими на огромные уродливые ульи. Арсений увидел квадратный стенд с афишами и подошел поближе. Репертуар был обычный - сборная солянка из старых оперетт, пары классических спектаклей и одного мюзикла. Фамилии ему тоже ничего не говорили, кроме одной. Липский перечел еще раз строчку на афише и ухмыльнулся. Форейторова он запомнил по институту. В основном из-за нелепой фамилии, но не только. Большинство его однокурсников поступили в институт сразу после школы и считали себя дерзкими, красивыми и талантливыми. А еще блистательно остроумными. Непозволительно взрослый Сема Форейторов с его ранними залысинами и унылой физиономией был для них постоянным объектом насмешек. После второго курса он перевелся на режиссерский факультет, и Арсений потерял его из виду.
  "А ведь все эти "ж-ж" неспроста, как говорил Пух" - весело подумал Липский, с уверенным видом протискиваясь в задние ворота, перегороженные грузовиком. Рабочие, тащившие к машине обломки старых декораций, проводили его хмурыми взглядами. Останавливать Арсения никто не стал.
  
  *****
  
  Все утро Паша нагнетал в себе чувство справедливого негодования, чтобы, как на сцену, войти в кабинет главрежа и всей силой своего недюжинного таланта жахнуть по подлому предателю Семафору. С его пути с писком разбегались балеринки, шарахнулся в сторону завлит. Дверь кабинета распахнулась от его могучего пинка.
  - Ломакин, я тебя разве вызывал? - Семафор обжег актера недовольным взглядом из-под кустистых седых бровей.
  - "Как на букашку какую-то смотрит" - испуганно подумал Паша, сразу растеряв весь свой пыл.
  Но страшнее всего стало, когда к нему обернулся собеседник главрежа. Этого смазливого гаденыша Ломакин ненавидел гораздо больше Семафора, Василисы Деревянко и даже больше своей тещи. Три года назад, клюнув на рекламные призывы собрата по искусству, он вложил весь свой гонорар от новогодних корпоративов в банк "Быстрые деньги", понадеявшись, что честный взгляд Арсения Липского и его открытая улыбка служат гарантией надежности вкладов.
  - "Театр кукол или филармония. Больше идти некуда" - обреченно подумал Паша, но отступать не стал и набрав побольше воздуха, выпалил: - Семен Аркадьевич, я, конечно, извиняюсь, что вот так, без стука, но по какому праву вы отдали Ваське мою роль в "Ревизоре"?
  - Сема, так ты "Ревизора" ставишь? Надо же, как вовремя я приехал. Тебе сказочно повезло. Лучший Хлестаков всех времен и народов в твоем распоряжении. - Липский ослепительно улыбнулся.
  Паша обессиленно прислонился к дверному косяку. Если с Василисой он еще мог пободаться за роль, уж слишком бредовой выглядела вся эта затея, то с Липским у него никаких шансов не было.
  - Доброе утро всем, кого я еще не видела! - в кабинет ворвалась Василиса. Вся такая внезапная и порывистая, она ловко толкнула бедром несчастного Ломакина, оттеснив его в приемную. - Я готова! Когда у нас начнутся читки пьесы?
  Взгляды актеров скрестились на Семене Аркадьевиче. Он кашлянул в кулак и осторожно, бочком, начал выбираться из-за стола. По количеству рептилий на один квадратный метр его кабинет превзошел реку Замбези и даже верховья Нила. Форейторов затравленно оглянулся. С дивана ему нежно улыбался Арсений, в затылок дышала Василиса, а дверь перегородил Ломакин. "Сейчас сожрут", - в ужасе подумал режиссер.
  
  *****
  
  Под вечер в художественном цехе собрались завсегдатаи театрального клуба по интересам. Про утренний незапланированный визит Семафора они уже знали, но решили, что дважды в одну воронку снаряд не падает. Единственной проблемой, можно сказать, занозой в заднице, как всегда был художник Витя Черепков. Его, как хозяина помещения, приходилось брать в долю, а он, зараза, пил, как будто имел две запасные печени, а кроме того, за столом мог часами разглагольствовать об искусстве и своей роли в нем.
  - Ты знаешь, что такое настоящий творческий кризис? - Витек уже полчаса пытал этим вопросом осветителя Петю, размахивая перед его носом потухшей сигаретой. - Это ад! А-а-ад!
  Петя поморщился. Нужно было срочно переводить тему на что-то другое, но в голову как назло ничего не лезло. Он покосился на остальных участников банкета. Заслуженный рабочий сцены Михалыч разбирал на запчасти сушеную воблу. Разговоры не были его сильной стороной. Костюмерша Земфира была своим парнем в любой компании, но сейчас от нее не стоило ждать интеллектуальной помощи. Взгляд Пети зацепился за эскиз, криво прикрепленный над столом. Темный и пустой провал сцены и грубо прорисованная веревка на переднем плане, уходящая куда-то в колосники. Над ней на облачке висела надпись - "Санктъ-Петербургъ"
  - Это что?
  - Где? - Черепков попытался сфокусировать взгляд на эскизе. - А, это. Семафор "Ревизора" ставит. Слышал? Хлестаков будет в самом начале спускаться по веревке, а потом вознесется по ней вверх, к самому высокому начальству. А чиновники, задрав головы, будут смотреть ему вслед. Между прочим, это целиком и полностью моя идея. Так всегда, консеп... - Витек запнулся, - конпексц... концепсцию спектакля придумываю я, а хлопают потом Семафору, - он печально вздохнул и вытер набежавшую слезу.
  Петя какое-то время смотрел на эскиз, а потом громко и очень оскорбительно для Витька заржал.
  - А ты знаешь, кого главреж поставил на роль Хлестакова? Василису!!! Ей не канат нужен, а шест для стриптиза! Пусть задницей своей целлюлитной трясет перед зрителями.
  - Пусть он, бля, сам попробует шест на сцене установить. Да хоть в репзале, бля. - пробухтел Михалыч. - Он же, бля, шатается.
  - Так вот почему Семафор говорил про женский костюм без юбки, - догадался Витек и, бросив сигарету, придвинул к себе папку с эскизами. Лучше всего работалось ему именно в состоянии подпития.
  
  *****
  
  В пошивочном цехе новому спектаклю совсем не обрадовались.
  - Ну почему он "Федру" не взял? - возмущалась Люба, начальница цеха. - Прекрасная пьеса - никаких вытачек, вшивных рукавов и лацканов! Одни драпировки!
  - Или оперетту какую-нибудь. Героине пару платьев сшить и готово! Массовка все равно в одних и тех же костюмах стоит на всех спектаклях. - поддакнула ей швея на первой машинке. Остальные девочки дружно вздохнули. Пошивочный цех уже давно и успешно подрабатывал пошивом штор, и лишняя работа им была совсем некстати.
  - Девки, не парьтесь! - В комнату ввалилась костюмерша Земфира. - На "Ревизоре" будет сплошной стриптиз. Рабочие уже шест в репзале устанавливают. Так что кроме трусов с веревочками ничего шить не придется.
  Выпалив эту новость, Зяма потеряла равновесие и упала в деревянный короб с мерным лоскутом.
  
  *****
  
  Они вышли из противоположных кулис и встретились точно на середине сцены. Их взгляды скрестились, словно шпаги.
  - Что, не по зубам оказалась столица? Она тебя сама пожевала и выплюнула?
  - Нет, я просто устроил себе отпуск. А вот ты зря на мужскую роль замахнулась. Я ведь понимаю, часики тикают. Не хочется на роли второго плана уходить? Мой тебе совет - не лезь в классику. Не позорься. Принцесса цирка - твой потолок.
  - Ха! Кто бы говорил, мальчик "ваши деньги - наши заботы". У тебя если и был какой-то талант, ты его давно пропил. А я сыграю так, что зрители будут рыдать от восторга.
  - Это я сыграю так, что зрители будут рыдать от восторга!
  - Спорим, что зритель будет мой?
  - Спорим!
  - Так что, играем две премьеры сразу? Тогда моя будет первой!
  - Как скажешь, дорогая, как скажешь...
  И они разошлись в разные стороны, четко печатая шаг.
  - А как же я? - прошептал из оркестровой ямы никем не замеченный Паша Ломакин.
  
  *****
  
  Театр гудел, словно растревоженный улей. Сплетни рождались и умирали в течение одного - двух часов. Мало того, что Форейторов каким-то образом заманил на роль Хлестакова столичную знаменитость - плейбоя и красавчика Арсения Липского, так он еще и Василису назначил на ту же самую роль, что вообще не лезло ни в какие ворота. Предполагали, что Васька, хоть и считалась подругой Лили Форейторовой, тайно спала с ее мужем. Отсюда ее сверхзанятость в репертуаре и все остальные знаки внимания со стороны Семафора. Жалели Сережу Банника, заставшего свою возлюбленную в объятиях режиссера. Теперь стало понятно, почему он так поспешно от нее сбежал. Сочувствовали страдальцу Ломакину, которого мстительный Семафор утвердил на роль Крокодила Гены в новогодней сказке. Актерам, занятым в "Ревизоре" страшно завидовали, потому что страсти в репетиционном зале кипели совершенно мексиканские. Арсений с Василисой цеплялись друг к другу по любому, самому мелкому поводу. Форейторов терпел это безобразие совсем недолго и уже после третьей репетиции развел оба состава "Ревизора", назначив им разное время. Первый состав, в котором играла Деревянко, репетировал за плотно закрытыми дверями. По слухам, Васька потребовала, чтобы с актеров взяли подписку о неразглашении. Никто из них это не подтверждал, но и не опровергал. Все ходили очень важные и донельзя загадочные. По всеобщему мнению, без стриптиза там точно не обошлось. Липский, напротив, был открыт и доброжелателен. На репетициях он импровизировал и много шутил. В курилке говорили, что театру с таким Хлестаковым повезло. Разумеется, говорили это вполголоса, убедившись, что рядом нет Ломакина и, особенно, Деревянко. Смотреть на Арсения ходила вся женская часть труппы, от балета и хора до бухгалтерии. Режиссера этот нескончаемый поток фанаток очень раздражал, поэтому он воспользовался уже проверенным средством и закрыл перед ними репетиционный зал. После этого страсти немного поутихли. Семен Аркадьевич смог вздохнуть спокойно, даже не подозревая, какая буря надвигается на театр.
  
  *****
  
  Очередь к участковому терапевту двигалась медленно. Клавдия Архиповна заняла место возле самой двери, чтобы не пропускать тех, кто нагло лезет вперед.
  - Куда? - заорала она на девицу в узких штанах с дырками на коленях, которая попыталась открыть дверь.
  - Вот именно, куда ее родители смотрят? - вздохнула ее соседка, маленькая благообразная старушка. - Сплошное растление нравов и моральное падение.
  - Кругом разврат! - подтвердила Клавдия Архиповна. - Вот, например, в нашем театре "Ревизора" ставят. Так там прямо на сцене все раздеваться будут.
  - Какой ужас! - ахнула ее собеседница. - И что, прямо голыми будут играть?
  - Да, - нахмурив тонкие ниточки бровей, кивнула Клавдия Архиповна. - Сорок лет работаю в театре, но такого срама не помню.
  Увлекшись беседой, старушки не заметили, как нахальная девица просочилась в кабинет врача без очереди.
  
  *****
  
  Художник Витя неспешно прогуливался по супермаркету. В решетчатой тележке у него лежала одинокая пачка пельменей.
  - Привет! - расталкивая покупателей, к нему пробилась старинная знакомая, Лада Брусникина, заведующая отделом светской хроники в местном еженедельном журнале. - Как успехи, как здоровье?
  Витек посмотрел на ее широкую задорную улыбку и скривился. Был он трезв, а от этого неразговорчив и угрюм. Но Ладу трудно было смутить одной какой-то гримасой. Подхватив Витю под локоток, она прижала его к полке с консервами.
  - Слушай, что в вашей богадельне творится? По городу такие странные слухи ходят...
  Пожав плечами, Витек душераздирающе вздохнул. Журналистка намек поняла и закинула в его корзину две банки шпрот и томаты в собственном соку.
  - Да кошмар какой-то, - хрипло пожаловался Черепков и замолчал. Голос к нему возвращаться не хотел.
  Лада добавила к консервам бутылку пива и чипсы.
  - Я в шоке был, когда узнал. Чего только в нашем гадючнике не было, но, чтобы такое... - Витек вопросительно посмотрел на Ладу. Она вздохнула и решительно повернула его тележку к вино-водочному отделу.
  Через полчаса заметно повеселевший Витя вышел из магазина с двумя пакетами, доверху набитыми провиантом. Жизнь снова была прекрасна и замечательна. Ладу он от избытка чувств чмокнул куда-то в ухо и пригласил в гости. Но журналистка отказалась и на всех парах помчалась в редакцию.
  
  *****
  
  Одним из самых тяжелых испытаний для коллектива пошивочного цеха было общение с Василисой Деревянко. Помимо потрясающего таланта актриса обладала поистине великолепной фигурой. Эту самую фигуру нужно было показать со сцены самым достойным образом, а значит двадцать раз перекроить костюм, чтобы максимально ушить в талии, задрапировать в бедрах и увеличить в груди. А еще убрать всякие намеки на несуществующие складочки на боках, в которых виноват бездарный покрой. Также требовалось изменить форму воротника, потому что он зрительно укорачивал лебединую шею и вообще полностью все переделать, ведь бордовый цвет старит. И неважно, что завтра сдача спектакля. Актриса такого уровня не должна выглядеть на сорок лет, когда ей всего двадцать восемь. Поэтому к визиту Деревянко девочки из пошивочного готовились как к встрече с послом не очень дружественной, но могущественной державы.
  - Это что? - Василиса скривилась, разглядывая сметанный на живую нитку сюртук и штаны со штрипками.
  Люба, начальница пошивочного цеха, досчитала в уме до десяти.
  - Это ваш костюм для первого акта.
  - Вы меня за дуру не держите. Это какой-то набор тряпочек на липучках, а не костюм.
  - Вот, пожалуйста, смотрите. - Люба вытащила папку с надписью - "Хлестаков (Деревянко)" - Все костюмы утверждены руководством. Я человек маленький, что мне нарисовали, то и шью.
  Василиса открыла папку. На первом листе в небрежной Витькиной манере был нарисован странно изогнутый человечек в длиннополом сюртуке, к которому тянулись стрелки с надписями "липучки". Рисунок был подписан - "Василиса 1 акт". И приписка внизу - "костюм предназначен для стриптиза, должен сниматься мгновенно". Вишенкой на торте стала схематичная женская фигурка, в позе радостной обезьяны висящая на шесте. Из одежды на ней была только манишка с манжетами и крошечные веревочные трусы.
  Актриса обвела глазами пошивочный цех. Таких внимательных зрителей у нее еще не было. С огромным трудом подавив желание разорвать эскизы в клочья, она схватила папку и умчалась, громко хлопнув дверью. Ей вслед несся издевательский хохот Земфиры.
  
  *****
  
  - Ираида Петровна, а помните, вы говорили, что мы будем бесплатно ходить в театр?
  Учительница положила на полочку мел и оглянулась, удивившись внезапно вспыхнувшему интересу восьмиклассников к театру.
  - Конечно пойдем, - она постаралась по-доброму улыбнуться ученикам. В глубине души Ираида Петровна верила, что большинство из них еще не совсем потеряно для общества.
  - А на "Ревизора"? Мы пойдем на "Ревизора"? - выкрикнул самый хулиганистый из подростков.
  - Сейчас посмотрим, есть ли в билетах "Ревизор". - Ираида Петровна открыла ящик стола. - Жалко, что мы будем проходить Гоголя только в третьей четверти, а спектакль состоится уже через две недели... - Ее голос потонул в хоре радостных воплей.
  "Что это было?" - учительница сидела в пустом классе, вспоминая расхватывающих билеты восьмиклассников. - "Может, они перепутали "Ревизора" с Диснейлендом?"
  Ответ на свой вопрос она нашла на последней парте, в журнальной вырезке с броским заголовком - "Госпожа Хлестакова и стриптиз в театре. Гоголь перевернулся в могиле". Схватив листок со статьей, Ираида Петровна поспешила к директорскому кабинету.
  
  *****
  
  Василиса в последний раз пнула дверь художественного цеха и вылетела на лестницу. На Витькиной берлоге висел огромный амбарный замок, дверь кабинета подлого Семафора тоже была закрыта. "Спрятались, гады", - мрачно подумала актриса. Бегать по закоулкам огромного здания театра и обыскивать туалеты ей не позволяла гордость, но страшно отомстить очень хотелось.
  - Кого ищешь, чаровница? Может, меня?
  Обернувшись, актриса увидела Липского, сидевшего на подоконнике. "Красив, зараза", -невольно отметила она. И вдруг картинка в мозгу Василисы сложилась. Вот он, настоящий виновник ее позора. Подпоил Витька, надавил на Семафора и готово - вместо настоящего костюма ей выдали веревочные трусы.
  - Это твоих рук дело? - Василиса сунула под нос актеру злополучные эскизы. - Решил играть по -грязному?
  - Ух ты, как интересно. - Арсений не спеша рассматривал рисунки. - Солнце мое, клянусь, я впервые встречаю такой... радикальный подход к образу Хлестакова. Но я очень хотел бы увидеть этот костюм на тебе. Желательно не на сцене, а в приватной обстановке.
  Последнюю фразу Липский прошептал, жарко заглядывая Василисе в глаза. И она совершенно неожиданно поняла, что за один такой насмешливый взгляд она готова отдать не только все роли мира, но даже звание заслуженной артистки республики. Папка упала на пол, эскизы разлетелись по ступенькам. Поднимать их никто не стал.
  
  *****
  
  - Да не собирался я ставить порнографию. Боже сохрани! Какой стриптиз! Это клевета. Грязная мерзкая махровая клевета, - оправдывался Семен Аркадьевич перед начальником областного управления культуры. - Я на этих писак в суд подам! У нас не кто-нибудь с улицы играет Хлестакова, а сам Липский! А во втором составе - Деревянко, между прочим, заслуженная артистка! И ее героиня переодевается в мужчину, чтобы вывести на чистую воду казнокрадов и мздоимцев. Это, можно сказать, первая ласточка среди феминисток. А вы говорите - стриптиз.
  Через час Форейторов, дергая веком, выскочил из кабинета начальника. Ему предписывалось, во-первых, немедленно провести внутреннее расследование и узнать, какой гад слил дезинформацию прессе. Во-вторых, обеспечить доступ чиновника из управления на все последующие репетиции "Ревизора". В-третьих, предоставить докладную записку с концепцией спектакля, графиком выпуска и копиями эскизов сценического оформления, заверенную задним числом, чтобы областное управление могло по первому требованию министерства культуры доказать, что оно здесь совершенно ни при чем. И главное - молиться, чтобы это самое министерство и дальше пребывало в неведении о скандальной статье и слухах, циркулирующих в городе.
  
  *****
  
  Вид разъяренного, дергающего глазом худрука привел коллектив театра в состояние шока. Работа закипела как никогда прежде. Столярный цех дружно стучал молотками, пошивочный строчил костюмы, спрятав шторы в самый дальний сундук, а в бутафорском от усердия сварили огромную кастрюлю такого вонючего клейстера, что находиться в цехе можно было только в противогазах. Во всех остальных цехах тоже пытались произвести как можно больше шума. Оркестр, хор и балет от них не отставали. У бухгалтерии с перепуга получилось удалить из рабочих компьютеров пасьянс "Косынку", несмотря на то, что она была намертво вшита производителем в операционную систему.
  Семен Аркадьевич опросил всех своих сотрудников, хоть каким-то боком причастных к постановке "Ревизора". Единственными, кого он так и не смог найти, были Василиса с Арсением, но и без них картина вырисовывалась неприятная. Острые на язык актеры разносили сплетни по театру с неотвратимостью морового поветрия. Вспомогательный персонал от них не отставал. Сейчас работники дружно отнекивались и кивали друг на друга. Рассказ о Василисе и ее веревочных трусах привел худрука к порогу костюмерной. Перепуганная Земфира пряталась в старых костюмах, оставшихся от списанных спектаклей. Ее откопали и поставили перед режиссером, после чего она сразу же сдала главного художника театра Витю Черепкова, а заодно и весь клуб по интересам. Семен Аркадьевич, упрямо сжав челюсти, принялся штурмовать лестницу, ведущую к художественному цеху. Вслед за ним, пыхтя и отдуваясь, карабкалась свита: завпост, завлит, завтруппой, завкадрами, второй режиссер и главный балетмейстер, которого вся эта история никаким боком не касалась, но ему было интересно.
  Наконец, вся компания вышла на финишную прямую. Как оказалось, совершенно зря. Черепкова в мастерской не было. Дверь по-прежнему украшал замок, а на последней ступеньке сидела немного заплаканная Татьяна. Свой ключ она забыла дома, а попросить запасной на охране побоялась. Семен Аркадьевич рухнул рядом с ней и принялся раздавать указания. За ключом и Черепковым послали. Ключ нашли, художника, в принципе, тоже, но в наркологии и под капельницей. После чего все заинтересованные лица выдохнули и уже безо всякого стеснения свалили всю вину за распространение сплетен на алкогольные галлюцинации больного Черепкова. "Заболевшего внезапно, неожиданно для коллектива" - добавила завкадрами и все с ней согласились.
  
  *****
  
  Последняя декада перед премьерой была правильной до полного омерзения. Администрация театра подняла уровень трудовой дисциплины до невиданных доселе высот, время прихода и ухода сотрудников записывалось вплоть до секунд. Опоздавшим грозили карами небесными и лишением премий, что, в принципе, было одинаково невыполнимо, но все равно неприятно. Работали теперь в темпе хрущевских пятилеток, пытаясь догнать и перегнать Америку. Перекуры тоже остались в прошлом, потому что перед курилкой повесили камеру с красным немигающим глазком. Шут его знает, записывала она или была просто дурилкой, но проверить никто так и не решился. Вдобавок, как всегда не вовремя, за месяц до отопительного сезона, наступила осень с промозглыми унылыми дождями и колючим ветром. По сцене и репетиционным залам гуляли безжалостные сквозняки. Актеры кутались в кофты и шарфы, шепотом и с оглядкой передавая друг другу печальную и не очень смешную шутку о том, что следующим спектаклем у них будет "Побег из Шоушенка".
  Осветитель Петя расписался в журнале у дежурного и вышел через вертушку. На улице его уже поджидали хмурые Михалыч и Земфира. Все было очень плохо. Витек лежал в больнице и поговаривали, что из наркологии его могут перевести в психушку. Посетителей к нему не пускали. На чердаке театра теперь хозяйничала непьющая Татьяна. В художественном цехе был неплохой уровень сервиса и шикарный вид из окна, поэтому заменить его на театральный подвал или склад декораций приятели даже не старались. Сейчас они стояли под мелко моросящим дождем и пытались договориться, куда, вернее, к кому можно пойти, чтобы отвести душу. Кандидатуру Михалыча отмели сразу - его старенькая мама друзей из театра не жаловала. Родственники Зямы против гостей ничего не имели, но поить всю ее многочисленную родню никто не хотел. Петя жил один и сейчас, глядя на освещенные надеждой лица приятелей, лихорадочно пытался подобрать аргументы, чтобы не тащить компанию домой. Нет, против одноразовой акции он ничего не имел, но устраивать у себя филиал театрального клуба по интересам категорически не хотел. А к этому все и шло. Спас его незнакомый пацан, нахально дернув за полу куртки:
  - Дядя, купи билет на стриптиз. Дешево отдам.
  - Иди ты. - замахнулся на него Михалыч. - Нажрались уже, бля, стриптизом по самые помидоры.
  Наглое дитя отскочило, но не сдалось:
  - Ну тогда продайте билетик. - Пацан, по всей вероятности, сопоставил своих собеседников с надписью "Служебный вход" и скорчив жалобную физиономию, протянул: - Один, на премьеру. Так хочется на "Ревизора" пойти... У меня деньги есть, честное слово. На завтраки копил...
  Михалыч ответил на великом и могучем, упомянув и самого мальчика, и его маму с бабушкой, и завтраки. Юный бизнесмен все понял и умчался искать других покупателей на свои услуги.
  - Михалыч, ну зачем ты так с ребенком? - попытался урезонить приятеля Петя.
  - Да задрали, бля, все эти пионэры. Крутятся вокруг театра, канючат. "Продайте билет, бля. Купите билет". Вон, пусть в очередь становятся, если так приспичило.
  Оглянувшись, Петя увидел ощетинившийся зонтами хвост очереди, уходящей за угол к билетным кассам. До Пети дошло, что с изнурительной предпремьерной гонкой, постановкой света и сдачами спектакля он пропустил что-то действительно важное.
  - И давно это здесь? - он кивнул в сторону очереди.
  - Уже неделю. Прикинь, они и ночью стоят. Спрос на "Ревизора" как на Стаса Михайлова. - заржала Зяма.
  - Вы молодцы, смеетесь. Радуетесь жизни. А мне вот жить не хочется. - рядом с приятелями остановился печальный, как распорядитель на похоронах, Ломакин.
  О том, что Паша не хочет быть крокодилом Геной, знал уже весь театр. Своими жалобами он так всем надоел, что с Ломакиным старались не сталкиваться в коридорах и по возможности не здороваться. Но сейчас была совсем другая ситуация. У Ломакина была собственная двушка с прекрасным видом на реку и круглосуточным магазином на цокольном этаже. Поэтому приятели наперебой стали утешать несчастного Пашу. Особенно старалась Земфира.
  - Поймите, мне Хлестаков снится каждую ночь. Я все мизансцены выучил, пока за кулисами прятался. Ладно, Липский. Но почему Василиса, почему не я? - Ломакин разрыдался в подставленную Земфирой обширную грудь. Зяма кивнула Михалычу и, бережно подхватив Пашу под руки, вдвоем они повлекли актера в сторону дома.
  - Ребята, я к вам чуть позже подойду. Я тут это... софит забыл выключить! - крикнул им вслед Петя и, чуть подождав, двинулся к билетным кассам, на ходу пытаясь вспомнить, как зовут кассиршу, которая уже несколько месяцев строит ему глазки.
  
  *****
  
  Кассиршу звали Людмила и Пете пришлось уламывать ее целый вечер. К Ломакину он не попал, зато разжился десятью билетами на балкон и одним в партер, но только на послезавтра. Люда клялась, что зал на сегодня полностью раскуплен. Петя довел ее до дома и чмокнув в щечку, рванул к себе, на ходу подсчитывая будущие барыши. Даже если учесть расходы на кофе и пирожное для Людмилы, завтрашний день обещал неплохой навар.
  Утром Петя проспал и перед работой так и не успел распродать билеты, о чем сильно переживал. В панике он позвонил Ломакину, у которого сегодня не было репетиции. На удивление, Паша сразу откликнулся и согласился. Только встретив Ломакина у служебного входа, Петя понял, что послужило причиной такой отзывчивости. На руке у актера повисла Земфира, улыбаясь во все тридцать два зуба.
  - Ты не опаздываешь? - покосился на нее Ломакин.
  Встрепенувшись, Зяма ойкнула и убежала работать.
  - Как ты? - спросил Петя, украдкой передавая билеты актеру.
  - Нормально. - пожал плечами Паша. Потом подумал и добавил: - Я сегодня понял одну простую вещь. Когда крокодил ты сам - это не страшно. До меня это дошло, когда я этим утром проснулся в одной постели с Зямой.
  
  *****
  
  - Как не надо Деревянко!? А завтра? Но почему? Она ведь вам понравилась на сдаче спектакля. - Семен Аркадьевич выслушал ответ и запинаясь от негодования, выдохнул в трубку: - Это произвол! В конце концов сейчас не советское время, чтобы запрещать... - он замолчал, слушая собеседника и все больше багровея. В конце концов режиссер швырнул телефон на стол и долго сидел в сгущающихся сумерках.
  До премьеры оставалось два с половиной часа. Семен Аркадьевич вспомнил, что сейчас должна приехать Лиля и усилием воли заставил себя встать. Все равно ему придется разрубить этот узел и лучше это сделать до приезда жены.
  В гримерке у Деревянко неожиданно нашелся Липский, развалившийся на диванчике как большой сытый котяра. Семен Аркадьевич обрадовался, что актера не придется разыскивать по всему театру, а то и городу. Василиса улыбалась, гримируясь перед зеркалом. Комната была полна цветов, на вешалке висели правильно пошитые костюмы, без липучек и веревочек. Во всем чувствовалась особая предпремьерная атмосфера, радостная и немножко напряженная.
  - Я вот что хотел сказать, - пробормотал режиссер, собираясь с силами. - Василиса, ты только не обижайся. Сейчас позвонили из министерства... Понимаешь, там перед театром телевизионщики. Причем не только наши, но и столичные... Короче, нам запретили Хлестакова - женщину. Сегодня будет играть Арсений.
  Потом Семен Аркадьевич пытался объяснить что-то про финансирование и программу "Театр - школе". Тщетно. Скандал, который Василиса закатила худруку, был слышен и в дежурке служебного входа, и в театральном буфете. На защиту мужа встала приехавшая не вовремя Лиля. Досталось и ей. Помог Липский, который сгреб Василису в охапку и утащил в гримерку. Форейторов отослал рыдающую Лилю домой и остался караулить Липского, нервно поглядывая на часы. Торопить актера он боялся.
  Через полчаса Арсений с Василисой вышли из гримерки. Деревянко, запахнув пальто и гордо подняв голову, молча прошла мимо худрука, Липский задержался на минуту. Семен Аркадьевич рванулся к нему, пытаясь что-то объяснить...
  - Хороший ты мужик, Сема. - Липский хлопнул режиссера по плечу и добавил: - Но не орел. - Послав публике воздушный поцелуй, он ушел вслед за Василисой.
  - Позер. - фыркнула сзади Вера Калюжная. - Это Мордюкова в каком-то фильме говорила.
  Форейторов очнулся и заорал на весь коридор:
  - Паша! Мне срочно нужен Ломакин!
  
  *****
  
  Заиндевевшего до синевы Ломакина Петя нашел на площади перед театром. С картонкой, на которой шариковой ручкой было нацарапано "билеты", он скромно стоял под фонарем. Вокруг царило что-то невообразимое. Площадь была оцеплена полицией. Внутри оцепления толпились зрители, жаждущие попасть на премьеру. Между ними шныряли юные спекулянты, их вылавливали и тащили за ограждение дамы, всеми своими повадками напоминающие преподавателей с большим педагогическим стажем. Десятка три фанаток разного возраста размахивали плакатами, с которых белозубо улыбался Арсений Липский.
  Петя схватил Ломакина за руку и потащил в сторону служебного входа. На площади началась драка между агрессивно настроенными бородатыми молодыми людьми, стриженными под горшок и гологрудыми морозоустойчивыми феминистками. Полиция ринулась их разнимать. Все это безобразие снимали телевизионщики. Петя заметил несколько фургонов с известными эмблемами. На середине пути Ломакин затормозил и попытался выдернуть руку:
  - Подожди, я билеты не продал.
  - Да фиг с ними, с билетами, тебя Семафор ищет. - пытаясь перекричать толпу, заорал Петя.
  - Билеты? - как чертик из табакерки вынырнул из толпы вчерашний пацан. - Вам продать или купить?
  Поторговавшись для вида, Петя отдал пацану билеты и забрал деньги.
  - Бонус от фирмы, - подмигнул ему на прощание школьник и всунул в руку чупа-чупс.
  Выругавшись, Петя выкинул леденец и поволок Ломакина к театру.
  
  *****
  
  - Стриптиз! Стриптиз! - скандировал зал.
  На сцену летели смятые программки и огрызки. Школьники, которых не успели выловить на входе, орали громче всех и обстреливали актеров попкорном и жевательной резинкой. Перепуганные актеры столпились за кулисами. Паша Ломакин, который так и не успел выйти в роли Хлестакова, глухо рыдал в кулису.
  - Занавес давай! - шипел Форейторов, жалея, что не перенес премьеру хотя бы недели на две, чтобы улеглись страсти. Это был первый случай в жизни режиссера, когда аншлаг на спектакле его совершенно не радовал.
  Механизм заело и рабочие сцены, матерясь, полезли на колосники.
  - А давайте Ломакина разденем и вытолкнем на сцену. - предложил кто-то из массовки.
  Семен Аркадьевич перестал отсчитывать в стаканчик капли корвалола и гневно зыркнул на шутника. Тот быстро спрятался за коллегами.
  "Вот, он, мой звездный час!" - подумала Вера Калюжная, игравшая Анну Андреевну, и решительно, как Мария Стюарт перед казнью, шагнула на сцену.
  - Верка, ты куда? - попыталась удержать ее за юбку Лисичкина, которой досталась роль Марьи Антоновны.
  - Спасать театр, - не глядя ответила ей актриса
  - Ах, какой пассаж! - громко воскликнула Вера и кокетливо улыбнулась зрителям.
  Зал притих.
  - Что она там делает? - простонал сидевший без сил на табуретке Семафор.
  - Юбку подняла и ногу показывает. - доложила выглядывающая из-за кулисы Лисичкина. - А теперь другую.
  Семен Аркадьевич схватился за сердце.
  - А сейчас?
  - А сейчас платье снимает. Можно, я тоже пойду, спасу театр? - Лисичкина просительно подняла бровки и захлопала накладными ресницами.
  - Делайте, что хотите, - пробормотал Форейторов и осел на пол.
  
  *****
  
  Палата была уютной, с отдельным санузлом и большой плазмой над входной дверью. Все, как полагается вип-клиенту, заплатившему за возможность отдохнуть от проблем. Немного раздражала жена своим заботливым жужжанием над ухом, но Семен Аркадьевич решил ее не выгонять. В кои веки она почувствовала свою вину перед мужем. Будет теперь знать, чего стоит актерская дружба.
  - Семочка, мандаринку хочешь?
  Семен Аркадьевич поморщился.
  - А кашку будешь? - Лиля не отставала.
  - Кефира хочу. С сахаром. - капризным тоном потребовал Форейторов. - И телевизор включи.
  - Сейчас сбегаю и куплю, - подхватилась жена, заботливо поправляя одеяло. Включив плазму, она вставила пульт в безвольно лежащую руку мужа и убежала, подхватив сумки.
  Семен Аркадьевич какое-то время бездумно переключал каналы, пока знакомое лицо, промелькнувшее на экране, не заставило его сесть на кровати и прибавить громкость.
  - Чудовищный скандал всколыхнул не только сонное царство провинциального города, но и заставил говорить о себе всю страну. - вещал белозубый ведущий. - Какие тайны скрывает провинциальный театр драмы и музыкальной комедии? Кто виноват в инциденте, шокировавшем всю театральную общественность? Об этом нам расскажут непосредственные свидетели произошедшего. Встречайте! Сегодня в нашей студии популярные артисты театра и кино Василиса Деревянко и Арсений Липский!
  За кадром раздались дружные аплодисменты. Семен Аркадьевич сжал пульт. Сейчас его предынфарктное состояние вполне могло стать настоящим инфарктом. Васька с Арсением сидели на диванчике, держась за руки и нежно улыбались друг другу.
  - Прежде всего я хочу сказать, что не все в этой истории так ужасно, как кажется. Если бы не эта злополучная постановка "Ревизора", мы с Арсением вряд ли встретились и полюбили бы друг друга! - Голос Василисы дрожал от волнения.
  - Мы решили пожениться! - радостно сообщил Арсений.
  Зрители восторженно зааплодировали, крупным планом показали какую-то толстую тетку, вытиравшую платком слезы умиления. Замелькали кадры. Влюбленные, взявшись за руки, идут по пустынной аллее. Арсений обсыпает Василису осенними листьями, а она хохочет, запрокинув голову. Стоят, обнявшись, в старинной беседке с колоннами на берегу пруда. Мимо беседки проплывают два белых лебедя. В темной воде отражаются две целующиеся фигуры.
  Семен Аркадьевич скривился. Ему очень хотелось выключить телевизор и шарахнуть пультом об стену, но он сдержался и мрачно уставился на экран.
  - Поздравляю! - Расплылся в улыбке ведущий. - Но все же, расскажите, что именно случилось во время постановки "Ревизора"? Этот чудовищный стриптиз был изначально задуман режиссером?
  - Нет, это все поклеп и происки врагов! Семен Аркадьевич Форейторов - поистине гениальный режиссер. Это новатор, который всегда идет впереди человечества. Он разбил образ Хлестакова на мужскую и женскую составляющую. Это должны были быть две стороны одной медали, две половины одного человека. Инь и Ян. Солнце и тьма. - Василиса печально улыбнулась в камеру.
  Новатор в это время сидел на больничной койке и ошарашенно смотрел в экран.
  - А зачем был нужен стриптиз? - ведущего не интересовала метафизическая концепция спектакля.
  - Поймите, режиссер ничего такого не планировал. Злостные клеветники придумали и распространили слухи, которые подхватила желтая пресса. У настоящего таланта всегда много врагов. Спасаясь от всей этой грязи, мы с Арсением вынуждены были уехать в столицу, а Семен Аркадьевич попал в больницу с инфарктом. - Василиса вздохнула.
  - Сема, друг, выздоравливай! Мы с тобой! - неожиданно влез в разговор Липский.
  - Но ведь на премьере две актрисы разделись на сцене. Прямо на глазах у зрителей, среди которых, между прочим, были дети. - чье-то здоровье ведущего тоже мало заботило.
  - Я не сомневаюсь, что все это было заранее подстроено. Недаром Семена Аркадьевича увезли прямо с премьеры в больницу. - Василиса выдержала эффектную паузу и продолжила. - Я считаю, в происшедшем должны разбираться следственные органы. Кто-то хотел довести до смерти великого режиссера.
  - И мы счастливы, что злоумышленникам это не удалось. - подхватил ведущий. - А мы встречаем нового гостя, у которого есть сюрприз для нас всех! Популярный кинопродюсер, один из создателей таких известных сериалов как "Гордость мента", "Не для тебя цветет мой гладиолус" и "Тайны старой коммуналки" Георгий Калинкович!
  Под всеобщие аплодисменты Жорик выкатился на сцену, обнялся с Липским и поцеловал ручку Василисе.
  - Я буду краток. Нельзя допускать торжество пошлости и низости. Нужно давать дорогу настоящим талантам. Искусство нужно развивать. Зрителей нужно воспитывать, иначе пошлость поглотит нас всех. Сколько еще талантливых режиссеров прозябают в нашей стране? Их не понимают зрители, унижают чиновники и травят завистники! Сколько гениальных, не побоюсь этого слова, актеров вынуждены уезжать в столицу, не найдя отклика в душах своих земляков? Я сейчас создаю свой собственный театр, в который буду приглашать самых талантливых режиссеров и актеров со всей нашей страны. Поэтому следующей постановкой моего театра будет "Ревизор". Женскую и мужскую ипостаси Хлестакова будут исполнять Василиса Деревянко и Арсений Липский!
  Переждав аплодисменты, режиссер продолжил:
  - А поставит этот спектакль бесспорно талантливый и самобытный режиссер, настоящий новатор, намного опередивший наше время, Семен Аркадьевич Форейторов!
  Гениальный и самобытный новатор рухнул на койку. "Занавес", - успел подумать он перед тем, как наступила тьма.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"