Во всем виноват дождь. Он стоял за лобовым стеклом машины сплошной стеной, а у Мири не было даже зонтика. Глядя на ее согнувшуюся фигурку возле автобусной остановки, я почувствовал озноб. И нажал на педаль тормоза. Я почти никогда не беру голосующих на дороге. За последние десять лет я подвез не более десяти человек. Троих солдат, пожилую женщину, студента ешивы и нескольких девушек. Когда я останавливался перед стоящими на шоссе солдатом или старушкой, в голове появлялись понятия "долг", "совесть", "ты тоже был/будешь таким". Религиозный студент связывался с "богоугодным" поступком. В случаях с девушками все это тоже как бы присутствовало. Но главным был элемент романтического ожидания. Я знал, что мои шансы на приключение невелики. Ведь даже если я и флиртовал со своими пассажирками, то делал это очень нежно. Большинство из них действительно всего лишь хотели, чтобы их подвезли. А однажды, простившись с попутчицей, я решил, что она была у меня последней. В тот раз я остановился возле большого молла на севере. На девушке была футболка с очень глубоким вырезом. Поэтому я посмотрел на ее лицо только после того, как она села ко мне в машину. С сильным арабским акцентом девушка сказала, что доедет со мной до перекрестка Мегидо. Это было в 2003 году. Террористические акты совершались в стране каждую неделю. Вырез на футболке стал хорош лишь тем, что позволял судить об отсутствии бомбы под одеждой. На объемной сумке, которую девушка бросила на заднее сиденье, выреза не было. Я чувствовал себя неважно. Молча жал на газ и бросал бесполезные взгляды в зеркало на сумку. Девушка принимала расходившиеся от меня нехорошие вибрации и осторожно пыталась разрядить атмосферу. "Откуда ты?", "Где учишься?", "Часто ли бываешь на севере?" и так далее. Я хрипло выдавливал односложные ответы. На прямом участке трассы, уже километрах в 10 от перекрестка Мегидо, я вдруг услышал щелчок. Девушка отстегнула ремень безопасности. Она смотрела прямо перед собой, спокойно и отрешенно. Я опустил правую руку с руля. Девушка повернулась ко мне:
- Я могу переодеться?
Я тупо кивнул. Тема близости любви и смерти раскрывалась у меня в мозгу диковатым вопросом: - Она хочет раздеться или взорваться?
Девушка взяла свою сумку с заднего сидения, поставила на колени, расстегнула молнию. Я лихорадочно соображал, в какую часть ее головы лучше бить. Девушка вынула свитер, закрыла сумку, снова бросила ее на заднее сиденье. Ни то и ни другое. Мешковатый свитер спрятал вырез на футболке, шею и голые руки.
- Ты мусульманка? - спросил я.
- Да.
- Ты провела несколько часов в молле, делая покупки и получая удовольствие от глазеющих на тебя мужчин? А теперь возвращаешься к себе в деревню, где не принято ходить с полуобнаженной грудью?
- Вроде того.
Девушка посмотрела на меня и улыбнулась:
- Останови мне за светофором.
Она вышла из машины, забрала сумку, поблагодарила меня и пошла по тропинке в сторону деревни.
После этого случая я решил, что больше никого подвозить не буду. Если бы дождь не был таким сильным, я бы никогда не остановился возле автобусной остановки и не приоткрыл бы окно.
- Тель-Авив! - крикнул я сквозь шум ливня. Мири села в машину, захлопнула дверь. - Большое спасибо, - сказала она.
Хрипловатый голос Мири мне не понравился. Показался слишком вульгарным. Я скосил взгляд. Джинсы, темный свитер, промокшая ветровка. Лица Мири было не видно из-за длинных волос. Несколько минут мы ехали молча. Затем Мири приступила к допросу.
- Как тебя зовут?
Я назвался.
- Мири, - представилась Мири.
- И где же ты живешь?
- В Тель-Авиве.
- Ага. А сколько тебе лет?
Разговаривать совершенно не хотелось. Хотелось, чтобы Мири заткнулась и оставила меня наедине с моими мыслями. Я включил радио. Вместо музыки в машину полилась реклама. Диктор настойчиво предлагал мне побывать на дне открытых дверей в Инженерно-Технологическом Колледже.
- А кем ты работаешь?
Я понял, что диалога не избежать.
- Инженером-технологом. А ты?
- Секретаршей.
- Понятно. Ты из Хайфы?
Мири сделала неопределенный жест.
Я притормозил, заметив полицейскую машину у поворота на Атлит, проехал мимо нее и снова увеличил скорость.
Мири положила левую руку мне на плечо.
- Тебе не мешает?
Внешне я никак на это не отреагировал. Рука на плече возбуждала и отталкивала одновременно. Конфликт заставил тело напрячься.
- Тебе не мешает моя рука? - снова спросила Мири.
Я молчал. Я был настолько растерян, что никак не мог решить, обнимает ли меня Мири, или просто ей так удобнее сидеть.
- Да нет, пожалуй, не мешает, - сказал я, наконец.
Через пару минут пальцы Мири стали нежно теребить мне волосы на затылке. Вопрос о невинности действий моей пассажирки отпал.
Мы проехали Зихрон. Теперь дождь барабанил тише. Мозг нашел себе удобное положение между сопротивлением ситуации и желанием ее продолжить и остановился. Мыслей не было. Мири гладила меня по волосам. Я выключил дворники. Мири убрала руку с плеча и опустила ее мне на колено. Я снова напрягся. Рука отправилась вверх по моей ноге и остановилась там, где и следовало ожидать. Ситуация была ужасно неправильной. Я прежде с таким не сталкивался. Никогда не видел, чтобы женщина так себя вела. Здесь был какой-то подвох. Я решил, что пора принимать меры. Мири тоже так решила. Она расстегнула на мне джинсы и засунула туда руку. Мое тело реагировало на Мири, как на любую другую женщину. Оно было согласно. Разум соглашаться с телом не желал. Некоторое время между ними шла борьба. Потом инстинкт самосохранения одержал верх. Я сжал запястье женщины и вытащил ее руку из своих штанов.
- Я думаю, что на этом нам лучше остановиться, - сказал я.
- Почему? - удивилась Мири. - Ты женат?
- Нет.
- Ты не любишь секс?
- Почему значения не имеет. Я просто не хочу.
- Тебе когда-нибудь делали минет на скорости 120 км/ч?
- Нет.
- Хочешь попробовать?
- Нет, спасибо.
Мири разочарованно отвернулась.
Мы снова ехали в тишине. У дождя закончился перерыв, и он принялся колотить в стекло с прежней силой. Через четверть часа Мири вдруг сказала:
- Ладно, не хочешь, не надо. Cтранно, конечно, но у тебя, видно, свои причины... Твое право не хотеть.
Я промолчал.
- Только вот... из-за тебя я проехала то место, куда хотела попасть, и теперь мне придется ехать на такси. Ты должен оплатить мне дорогу.
- Из-за меня? - я не смог сдержать смешок. - Я же тебе сказал, что еду в Тель-Авив.
- Я должна была выйти раньше. Ты обязан оплатить мне дорогу, - твердо сказала Мири.
Я почувствовал, как от злости у меня задергалась щека.
- И сколько тебе нужно на дорогу? - тихо спросил я.
- 300 шекелей.
Даже если бы она пожелала вернуться обратно в Хайфу, такси ей бы стоило 200. Мы проезжали Герцлию.
Больше всего мне хотелось затормозить на месте и выкинуть Мири из машины. Я этого не сделал. Может быть, потому, что обещал довезти ее до Тель-Авива, а может, потому что вокруг были только дождь и темное шоссе. Но, как только мы въехали в город, я остановился возле автобусной остановки.
- Всего доброго, Мири, - сказал я.
Мири не двинулась с места.
- 300 шекелей.
- Мири, я тебе ничего не должен. До свидания.
- 300 шекелей.
- Мири, ты хочешь, чтобы я тебя силой вытащил из машины?
- Попробуй, - сказала Мири. - Я тут же звоню в полицию и заявляю, что ты пытался меня изнасиловать.
Мири знала, что делает. Сердце сползло в живот, и там неприятно запульсировало.
- Мири, зачем ты со мной так? Я же подобрал тебя мокрую до нитки, взял к себе в машину, довез до Тель-Авива. Мири, имей совесть, ступай своей дорогой.
- 300 шекелей.
- Мири, у меня нет с собой денег.
- Тогда пойди и вытащи из каспомата.
- У меня в банке минус. Я не могу снять наличные.
- Тогда я вызываю полицию.
Злость пересилила страх и выплеснулась наружу. Я надавил на газ, с сумасшедшей скоростью помчался по ночным улицам, скрипя шинами на поворотах.
- Куда ты едешь?
- В Ришон, Мири. Мы едем в Ришон, - сказал я бесцветным голосом маньяка из фильма ужасов.
- Зачем ты едешь в Ришон?
- У меня друзья в Ришоне, Мири. Хорошие друзья. Они дадут нам денег, Мири. Много денег.
Мири, видимо, фильмов ужасов не смотрела. Она сразу схватилась рукой за ключ зажигания.
- Если ты не остановишься, я вытащу ключ прямо на ходу. А к попытке изнасилования прибавится попытка похищения. Знаешь, сколько за это дают?
Я затормозил напротив въезда в молл "Рамат-Авив".
- Выйди из моей машины, - снова сказал я.
- И не подумаю. Пока не отдашь мне деньги.
- У меня нет денег, я тебе уже говорил.
- Тогда я звоню в полицию.
Я смотрел на расплывчатое пятно уличного фонаря и молчал.
- Ну, подумай сам: сейчас приедет полиция, тебя арестуют, отвезут в участок, будут допрашивать. Тебе это нужно?
Мне это было абсолютно не нужно. Нет дня, чтобы в наших газетах не писали про очередное изнасилование, случай сексуального домогательства или развратных действий.
"...Неожиданно водитель такой-то свернул с дороги
в лес, набросился на свою жертву и зверски..." Увидеть свое имя в колонке криминальной хроники мне хотелось меньше всего на свете.
- Мири, у меня правда, нет денег.
- Дело твое. Я вызываю наряд. И про попытку похищения я тоже заявлю. Полицию совершенно не будет волновать, что ты им расскажешь. Как ты думаешь, кому они поверят, тебе или мне?
Если бы Мири не сказала последнюю фразу, мне, наверное, пришлось бы расстаться с тремя сотнями и прибавить к коллекции душевных травм еще одну. Но эта фраза застряла где-то между ушей и повторилась там эхом несколько раз: "Как ты думаешь, кому они поверят, тебе или мне? Тебе или мне? Тебе или мне?" Я посмотрел на потрепанное судьбой лицо Мири и ее глаза наркоманки и понял, что из всех сказанных ею слов, только эти должны иметь для меня значение. Мири своего промаха не заметила.
Газетные заголовки перед моими глазами пожелтели и рассыпались.
Я вытащил из кармана телефон, набрал номер.
- Куда это ты звонишь?
- В полицию, Мири. Ты подала мне отличную идею.
Трубку сняла женщина-полицейский:
- Полиция.
Я представился, назвал номер удостоверения личности.
- Слушаю, - раздраженно сказала трубка.
- Я привез в Тель-Авив попутчицу из Хайфы. Теперь она требует с меня деньги и угрожает заявить, что я пытался ее изнасиловать, если я этих денег ей не дам. Мы находимся в моей машине на улице Эйнштейна напротив...
- Шлюха, что ли? - рявкнула полицейский.
- Понятия не имею. Если она и шлюха, то в качестве таковой я ее не брал. Я согласился подвезти женщину, мокнущую под...
- Дайте ее сюда, - снова перебила меня полицейская.
Я успокоился. Жертва изнасилования так начинать беседу с полицией не будет.
- Немедленно убирайся из его машины, дрянь! - дежурная завопила так, что мне было все слышно даже на расстоянии.
- Но, госпожа, я договорилась с клиентом о цене, а он теперь не желает платить, разве можно так работать?
- Ты меня слышала? - продолжала надрываться трубка, - немедленно убирайся из машины, иначе я лично приеду и упеку тебя в обезьянник до воскресенья! Ты все поняла?
Мири попыталась еще немного протестовать, потом нажала отбой и передала мне телефон.
- Дай мне хоть сколько-нибудь, - взмолилась она.
- Ни гроша, - сказал я.
Грязно ругаясь, Мири открыла дверь и вышла из машины. Я смотрел, как спина женщины удаляется вниз по улице, пока ее не растворил дождь. Потом тронул машину с места, нагнал ее, дважды просигналил. Мири обернулась и подошла к машине. Я немного приоткрыл окно, просунул в щель бумажку в 50 шекелей. Мири выхватила деньги у меня из рук. Я закрыл окно и быстро поехал прочь.
Было далеко за полночь. Город спал. Мокрый асфальт блестел в свете фонарей. Я спрашивал себя, зачем дал Мири деньги. Из жалости? Но ведь она не собиралась меня жалеть. Из-за чувства вины? Едва ли я был в чем-то виноват. Во всем виноват дождь. Хотя сейчас я ему был очень рад. За ночь он вымоет улицы, и я проснусь в чистое утро, пахнущее морем. Я сделал радио погромче. "... и другие специальности в Инженерно-Технологическом Колледже. Специальные стипендии для демобилизованных! Принимаются любые кредитные карточки..." Я выключил звук. Перед глазами мелькнули лица моих одноклассников по колледжу. Затем лица ребят, с которыми я учился на каких-то курсах. Меня клонило в сон, поэтому я никак не мог вспомнить, что это были за курсы. Затем я вдруг подумал, что за урок, который преподнесла мне Мири, заплатил совсем недорого. Всего 50 шекелей.