Аннотация: Заводской пригород Сераэля. Серый кирпич и безумие двух лишившихся моральной опоры людей
Город медленно, но верно отдавался во власть стихии. Она с яростью охотника набросилась на свою добычу и принялась с остервенением терзать его каменное тело, разгоняя человеческую кровь в тесные и едва отапливаемые каморки, стуча по звенящим от натуги стеклам, швыряясь в стены зданий подветренными предметами и ведя за собой смерть и разрушение. В воздухе то и дело вспыхивали едва заметные синие искорки, свидетельствующие о том, что чародеи, исчерпав собственные резервы сил, стянули к Сераэлю ветра магии в попытке противостоять напору природы. Потоки воды, обрушившиеся на город вместе с бурей, словно бы пыталась компенсировать эти временные неудобства и с тщательностью мураша омывала город, превратив дороги в мелкие речушки и стремительные потоки, уносящие в сторону моря мусор, вещи и людей.
Дыму сигареты так и не удалось перебить божественный запах. Аромат тюльпанов продолжал меня преследовать, словно бы напоминание о произошедшей встрече, не давая от нее отмахнуться и честно заявить, что все произошедшее является лишь галлюцинацией, розыгрышем больного воображения, изрядно перевозбужденного открытой на его носителя охотой. Чертыхнувшись, я опустил окно и тут же пожалел об этом. Холод и влага тут же воспользовались моей оплошностью и ворвались внутрь, лишив меня последних крох тепла и осев конденсатом на всем, включая мою шляпу. Пришлось срочно исправиться.
Через полчаса неуверенной езды по залитым водой улицам я достиг желаемого места. Это был один из заброшенных и полуразрушенных заводских бараков, предназначенных к скорейшему сносу. Приземистый, сложенный из отвратительного качества крошащегося серого кирпича с минимумом яичного раствора, он продувался сквозь щели в кладке насквозь. Невысокий (всего в два этажа), на деле он скрывал в себе один секрет. Как и во многих рабочих общежитиях, в нем был вырыт весьма глубокий подвал, изрядно увеличивший вместимость строения и позволивший сэкономить и без того крошечные деньги, выделявшиеся на обустройство чернорабочих. После рейда налоговой полиции здание оказалось покинуто и его временно облюбовали различного рода бездомные личности, превратившие здание в ночлежку. Через год ночлежка сгорела в результате противостояния двух банд, решавших, кто же будет получать с нее мзду за "защиту" и там осталось жить разве что трое совсем пропащих личностей, найденных через две недели в откровенно расчлененном состоянии. Маньяка удалось поймать только через две недели и, так как это был родственник герцога Секера и член императорской фамилии, то вместо пресса его отправили в закрытую лечебницу, где, как говорят, лоботомировали. Разумеется, официально убийцей был какой-то бедняга, который относительно добровольно взял всю вину на себя за последующую быструю казнь. Такое вот увлекательное заведение с настолько заслуженно-отвратительной репутацией, что уж тут-то можно какое-то время перевести дух.
Чтец, без сомнения, тоже узнал место.
- Веселые Угольки? - фыркнул он, скатившись из кузова на землю. - Уж не ты ли был этим маньяком, а? И не надо мне заливать, что вы настоящего убийцу казнили!
- Нет, не казнили, - спокойно отвечаю, поднимая борт. - Им был граф ра Соовот, второй сын герцога Секера.
- Да иди ты! - опешил Чтец. - Неужто вы императорского родственника под пресс кинули?
- Нет, в больницу отправили на принудительное лечение.
- А как вы заставили того придурка признаться?
- Когда тебе на выбор предлагают честный пресс вместо оскопления, клеймления и железной клетки, где тебя в пару дней склюют голодные вороны, то ты еще и не то признаешь.
- Не предлагали никогда, - пожал плечами Венри. - Собираешься?
- Нет. А вот поговорить нам точно надо.
- Поговорить? - его глаза испуганно забегали по сторонам. - Ты не понимаешь, куда суешь свой нос!
- Ты так уверен в этом?
- Тебя все равно убьют!
- Давай не будем бросаться друг в друга фразами из трехкеровых бульварных книжечек? Мне, право слово, уже осточертело заниматься их цитированием. Кроме того, суть продолжения ты тоже знаешь, читал.
О да, он прекрасно знал, что последует дальше. Это читалось в его испуганных глазах столь явственно, что для этого не требовалось быть гением физиогномики. И это продолжение явно Чтеца пугало.
- Но я ничего тебе не скажу! - нашел он в себе силы выпалить.
На самом деле, рано или поздно ломаются все. Вопрос лишь в методе и степени воздействия на человека. К процессу необходимо подходить избирательно. Грубая сила решает хорошо если процентов 35-40 проблем, все остальные приходится разрешать более изощренными путями. Депривация, психологическое давление, лишение сна и множество других способов позволяют добиться желаемого куда чище, но у них есть существенные недостатки - длительность. В условиях, когда ты объявлен особо опасным преступником, времени много не бывает. Приходится действовать быстро и относительно жестоко. Если, конечно, Хун не захочет говорить раньше.
- Уверен?
- Да! - Чтец гордо вскинул свой крючковатый нос. - Тебя найдут и быстро!
- Где? - засмеялся я. - Здесь? На окраине Сераэля, среди полуобвалившихся заброшенных бараков? Ты серьезно? Да даже если твои боссы и соберутся с силами и придут сюда...
- Тебя найдут! - перебил он. - У босса есть маги! Они образуют круг и вычислят, где ты, с точностью до метра!
- В городе, охваченном магическими ветрами? - меня веселило его упорство. - Серьезно? В тот самый момент, когда государственные маги высосали все энергетические флуктуации окрестностей до капли, лишь бы остановить надвигающийся шторм?
- Ты все просчитал... - выдохнул Хун злобно.
- Нет, просто все так совпало.
- Я тебе ничего не скажу! - продолжил упорствовать Чтец, весьма забавно вздернув нос.
Обстановка отдавала бульварными романами все сильнее.
Вообще в популярности дешевых детективов не было ничего дурного. Видные литературные критики били тревогу, кричали о гибели литературы, о наступлении ее последних дней, после которых ждет нас только мучительная гибель на обломках цивилизации. Многие из авторов смотрели на данную ситуацию тоже весьма неодобрительно, подсчитывая свои собственные убытки и врачуя свои душевные раны бальзамом из раствора горьких слез и сладкого вина пополам. Еще больше кричали и выли ленивые читатели, прочитывавшие 1-2 книги в год, но весьма громко и охотно поддерживавших повестку дня о смерти печатного слова. И лишь только малой доле людям хватало разума и здравого смысла, чтобы не обращать на происходящее никакого внимания. В сложившейся ситуации, когда свыше 60% печатного рынка ненаучных изданий составляют низкокачественные и однотипные детективчики более чем 20 новых авторов в год, виновато не полное падение нравственности и культурного уровня, как нас в этом успешно заверяют разного рода морализаторы, не брезгующие совершить в волнующим уединении еще более грязное моральное падение. Виновато общедоступное начальное образование.
Проблема заключалась в том, что среди тех, кто в первом-втором поколении научился читать, считать и худо-бедно писать, мало кому понятны перепады долей чувств, игра четвертьтонов и прозрачнейших оттенков характеров, настроений и умозаключений. Увы, для большинства современных читателей все является совершенно излишним, и вовсе не потому, что они дураки, идиоты или животные, а просто потому, что никогда с таким не сталкиваются. Их чувства более ярки, открыты и понятны, а потому им нет дела до еле заметных изменений тембров голосов, полунамеков и фривольных фехтований словами. Они подобного не замечают, и вовсе не по своей глупости или недоразвитости, а по простой и банальной причине отсутствия какой бы то ни было основы для появления подобных тонкостей. Все ощущения прекрасно проступают на их лицах без каких-то каменно-равнодушных выражений, в которых лишь иногда трепещет маленькая жилочка. А потому и книги требовались понятные их личному кругозору и мироощущению. С свойственной им простотой душевных порывов, что вылилось в настоящий бум издательского дела. За каких-то 20 лет объем книгопечатного рынка вырос с жалких двухсот наименований художественной и периодической литературы до трех тысяч. Тиражи выросли с семисот-тысячи до восьми-десяти тысяч штук. И книг все еще не хватало. Однако этот бум ни коим образом не увеличил продажи классических изданий и весь взлет пришелся на дешевые книги из серой бумаги с непритязательным содержанием. С одной стороны, закономерный исход развития народного образования, с другой - причина неимоверной зависти всех авторов "высоких романов", ощутивших, как сверхприбыли пролетали мимо их карманов со скоростью турбинного миноносца.
И все же одна проблема у этого типа литературных произведений была извечной - абсолютно клишированные ситуации и диалоги, где авторы жонглировали скупым набором синонимов в надежде выдать на-гора хоть что-нибудь свежее. И становиться персонажем одного из таких произведений мне очень даже не хотелось.
- Чтец... - не выдержав, я взял лопату.
Тот сбледнул от увиденного.
- Копать могилу не стану...
- Да тьфу на тебя! - сплевываю в сердцах, после чего кидаю ее обратно в кузов. - Ты что, совсем уже реальность от своих трехкеровых книжек не отличаешь?
- Не я затеял всю эту ситуацию!
- Так вот если ты продолжишь играть из себя главного героя, которого не сломить, то поверь мне, я ее и закончу. Весьма грубым и неприятным для тебя способом!
Хун вновь отвернулся.
- Что ж, ты сам согласился.
В два удара я уложил его на землю, хрипящего и воющего от боли. Еще один покончил с любыми попытками хоть как-то брыкаться и сопротивляться неизбежному. После чего мне оставалось лишь схватить его за ворот и волоком дотащить до лестницы, ведущей в подвал.
- Ты все еще отклоняешь идею разумного контакта двух зрелых личностей? - с насмешкой спрашиваю, взглядом окидывая темный зев, открывшийся нашим глазам.
Насколько я помню, лестница состояла из двадцати ступенек серого кирпича, жесткого и крошащегося под весом. И хотя видно из них было всего пять, воображение прекрасно дорисовывало картину последующих мучений для любого, решившегося пройти данным путем на своей собственной спине.
- Да пошел ты! - по-простому и без обиняков ответил Хун.
- Хорошо, друг мой, как скажешь! Готов полностью тебе помогать в твоих желаниях! - усмехаюсь и, подхватив длинные тощие ноги за щиколотки, потащил пытающееся брыкаться связанное тело вниз, в провал подвала. Тесное и волнующее знакомство Чтеца со ступенями в первый раз вызвало лишь кхеканье, во второй - сдавленный всхлип, в третий - громкий и полный весьма ярко выраженной боли, а в четвертый и последующие разы он уже нисколько не стесняясь выражал свои чувства открыто и на все лады, до слез костеря как меня, так и серый и унылый кирпич, сохранивший еще достаточные остатки прочности для как можно более острого и абразивно-протирающего общения. К концу лестницы из глаз Венри капали слезы боли, а рот его исторгал проклятья пополам с богохульствами в адрес всех возможных богов, вкупе с настойчивыми угрозами скорой, неотвратимой и мучительной кары.
От последних слов я, неожиданно даже для самого себя, пришел в состояние бешенства.
- Ты, гумерово отродье! - кричу, бросив ноги и взявшись за воротник его пальто. - Перестань, слышишь! Хватит! Или ты думаешь, что твои угрозы окажут свое чарующе-магнетическое воздействие, я тебя отпущу и мы расстанемся добрыми друзьями в ожидании, пока за мной не придут ваши мордовороты и, как ты выразился, не вытянут мне жилы щипчиками для ногтей?
В приступе ярости я принялся колотить его головой о земляной пол, не столько причиняя боль, сколько выплескивая из себя накопившееся за несколько месяцев презрение и ненависть в том числе и к самому себе. Жизнь среди преступных сообществ требует определенного склада ума и определенного насилия над собой. Жизнь двойная, необходимость каждый день по мере необходимости перестраивать самое себя, перемещаясь из шкуры в шкуру, определенно приводит к раздвоению сознания и размыванию морально-этических принципов. И вот сейчас, когда потребность притворяться и держать марку исчезла сама собой под давлением обстоятельств, наружу выплеснулся весь тот шипучий коктейль, некогда намешанный окружением и старательно взболтанный потрясениями последних нескольких часов. Освобождение накрыло меня, даруя неповторимые ощущения. Зверь, глубинные слои подсознания, радостно улыбался мне, перехватывая у разума грубые и несовершенные рычаги управления телом, которыми он-то владел в совершенстве.
- Ты проклятый и оставленный всеми богами кусок никчемного мяса! Если в тебе осталась еще хотя бы капля мужества и хваленой чести, то заткнись и не издавай ни звука, претерпевая все молча, как подобает человеку. А если же ты струсил, то засунь свои проклятья себе в задницу и начинай говорить.
Под конец этой весьма трясучей речи Чтец уже нисколько не напоминал лощеную и холеную версию себя на Фаирлонском вокзале. Весьма интересно и увлекательно подняться из грязи в пусть и невеликие, но все же князи, когда ты ни коим образом не сталкиваешься с противоположным проявлением жизни. Всю его жизнь сейчас я мог прочитать, как раскрытую книгу. Младший сын из какой-нибудь абсолютно нищей семьи, живой, подвижный и интересующийся всем, охотно усваивающий науки в бесплатной школе при храме, проглотивший все возможное в ней невеликое образование и с юношеских лет замеченный преступным подмиром в качестве завидного кандидата в свои ряды. Несколько заданий на проверку его способностей и, в первую очередь, верности, после чего самый главный тест - кровью. Убийство какого-нибудь провинившегося члена банды, позволяющее проверить верность лидеру, бескомпромиссность и готовность по приказу совершать что угодно. Все его дальнейшее существование несло в себе печать избранности и достатка. Кровавая работенка не включала в себя никаких перестрелок в узеньких переулочках и подворотнях, да яростных драк в табернах да тратториях, неизбежно заканчивающихся вспоротыми животами и смрадным запахом пота и экскрементов. О нет, Хун, как и всякий штучный товар с успешным намеком на интеллигентность применялся в разного рода полуофициальных мероприятиях и тех случаях, когда требовалась абсолютная верность подчиненных. Верхом кровавой работы для него был штучный отстрел каких-то возможных свидетелей, лазутчиков противоборствующих группировок, излишне сующих нос в неположенные им дела, да устранение вышедшего в тираж и слишком много знающего разнорабочего ресурса. Два-три выстрела и последующая погрузка трупа в грузовик нисколько не сочетаются с обыденным существованием "козырьков". И вот сейчас Венри в лицо смотрела обратная сторона той медали, которую он столь радостно выбрал и которой столь счастливо наслаждался. И этой обратной стороны Чтец боялся до безумия.
Впрочем, не стоит его считать какой-то версией трусливого палача, который встретился с заслуженным воздаянием. В Хуне не было и тысячной доли того садистического наслаждения, с которым штатный профос Диего Монтаро по прозвищу "Динки-Ди" подходит к своей жертве. Последующий за этим процесс обязателен к просмотру для всех новоиспеченных членов группировки, что позволяет гарантировать относительно высокую верность и похвальную мотивацию. Чтец же испытывал лишь равнодушную отстраненность интеллигента, не имеющего ничего душевного общего с выполняемой работой. Но сейчас от былой отчужденности не осталось ни следа. Сметенная последствиями собственных действий в лице красной от ярости рожи жандарма, нежная и все же достаточно трепетная душа, чудом сохранившая себя в целостности посреди всей той грязи, не выдержала подобного напряжения. Ровно как и у меня, у Венри случился срыв, пусть и в несколько другой форме.
Два человека в подвале и у каждого шарики заехали за ролики... Пожалуй, из этого бы мог получиться неплохой роман, психологический, глубокий, с хорошо проработанными персонажами и сильной сюжетной линией, однако нам было не до литературных изысков. Чтец верещал и своими несильными пальцами пытался отцепить от себя мои руки, сдавившие воротник его пальто, а я продолжал попытки удержать своего Зверя в узде, где ему и положено быть.
- Я все скажу!!! - просипел Хун, сдавшись первым.
Меня словно бы окатило ушатом ледяной воды. Руки практически тут же ослабли, по телу прокатилась холодная волна, превращавшая его в бессильный студень.
- Я все скажу!!! - взвыл Венри уже громче, словно боясь, что я ничего не расслышал и сейчас продолжу свои побои.
Ба, знакомые все лица! По сводкам альгвасилов они проходили как убийцы, содержатели борделей, ночлежек и перевозчики гоблинов и орков из Колоний. Последнее было одной из самых прибыльных статей их нелегального бизнеса. Стремительно расширявшиеся заводы и фабрики требовали все большего количества низкоквалифицированной рабочей силы, которой к тому же можно было бы как можно меньше платить. В итоге вместо стандартных 10-15 стуканцев, людей, мирмилонцев или же нееров фабриканты оставляли лишь одного, покупали станок и брали с "труповозок" пару колониальных иммигрантов в качестве разнорабочих, платя им примерно столько же, сколько и детям. Словом, эта парочка была достойными представителями своего ремесла.
- И где мне их найти!
Глаза Чтеца забегали.
- У них... У них есть легальный отель "Коррания" в припортовом районе... В качестве прикрытия и... и одновременно - одной из баз по распространению. Оттуда товар расходится дальше по городу...
Взвод курка. Щелчок. Выстрел.
Красновато-серая масса, взметенная пулей, кляксами и брызгами оседала на стене и полу подвала. Раз уж я один против всего города... За спиной никого оставлять нельзя.