Ступень, ещё одна по холодному камню среди скал, ниже и ниже. Спуск начался. Пронизывающий сквозняк словно хочет остановить, отбросить забредшего путника, завывает волком. Одинокая звезда среди усеянного тучами неба скрылась, её заменил свод пещеры, усыпанный сталактитами. Неясные блики факелов в грубых стенах привели к вратам - входу в подземелье. Огромные, двустворчатые двери, выше любого лесного огра, испещрённые резьбой на невиданном металле. Последний рубеж на пороге самого таинственного места на земле, а может, среди всех миров.
Сезая широко открытыми глазами уставился на чудо из чудес. Кто создал, какая из цивилизаций, способен ли человек на подобное? Сплошь загадки, а главная: что за вратами? Подземные казематы тянулись в неизвестную даль, поговаривали, пронзают царство мёртвых и достигают центра Земли. Скалистая пустыня на поверхности надёжно охраняет обитель от праздных зевак, но для истовых смельчаков она не преграда. Многие пытались найти ответ в бесконечных глубинах, но бежали, столкнувшись с призраками, страхами и тьмой безлюдного места.
Кто возвратился, неизменно менялись и предпочитали держать рот на замке. Если и осмеливались заговорить, странные речи едва ли кто понимал. Не от мира сего, чудаки, парии - так их называли. Почему-то Сезаю не покидала уверенность, что эти люди фальшивки, обманщики, они не дошли или трактовали увиденное неверно. Кто действительно добрался и испил из чаши знаний, не раскрывали себя.
Теперь он сам докопается до ответов там, на дне, у центра Земли. Если она действительно круглая, как уверяют некоторые умы, ну, или попрыгает на панцире черепахи. Долгий и сложный путь позади, путь к решимости, к первому шагу по каменным ступеням. Вся ли его жизнь ради спуска? Стоит ли бросить всё на кон, даже если награда - абсолютное знание? Да. Для этого он здесь.
Молодой мужчина поправил сумы за плечами, чтобы ничто не мешало приложиться к двери. Впрочем, створки не сдвинулись с места и после десятой попытки, будто толкал влитый в горную породу алмаз. Кряхтел, тужился, ругался, бил кулаком. Напомнило одного упёртого вола на горном перевале. Как они с товарищами не толкали его в зад, скотина не желала идти, как в стену упёрлась.
Резные существа бесчисленных пиктограмм степенно наблюдали за обыском самих себя. Когда на обозримой высоте каждый вершок был осмотрен и ощупан, а выше - по мере возможности, в ход пошли особые средства. Свитки лучших отворяющих заклинаний, смеси, проникающие в любую щель, личные отмычки главы Гильдии Воров. Бестолку. Похоже, создатели, кем бы ни являлись, не задумались об идее открытия врат. Любуйтесь, ломитесь, но дальше - ни-ни. Возвращаться с пустыми руками?
Сезая примостился у стены, обхватив колени, наедине с мрачными мыслями. Факелы отбрасывали густые тени, падая на землю, те принимали очертания ехидных ухмылок. Обидно, чего таить, зло берёт. Столько усилий, годы тренировок, чтобы попытать счастья, а в итоге крах надежд доброй половины жизни за считанные часы. Взять бы тяжёлый булыжник и шарахнуть по ней. Эх, злиться, ужасаться, проклинать, метаться по гроту бесполезно. Спокойно, вход есть и рядом. Даже если и нет, всё равно он решился, не спасовал перед пугающей бездной. Великие мира сего боялись спуститься, и их не высмеивали, а он смог. Смог. Немалое достижение. Будет, что будет.
Огляделся по новой не спеша, не тревожась. Почти сразу в глаза бросилась тёмная ниша у правой стены, угольно-чёрная в сиянии врат. Зажёг факел из сумы: проём с проходом. Если бы не жгучее желание скорее проникнуть в тайну, без труда бы заметил. Оставалось пенять на поспешность, которая, как известно, с завидным постоянством приводит к глупейшим ошибкам.
Первая преграда сломлена, проход прямоугольником тени уводит в неизвестность. Завтра, а сейчас - спать...
Обширный, необъятный зал, пламя теряется в вышине. Гладкий мрамор под ногами, чёрно-белые плиты, как шахматное поле для тысяч фигур. Гулкий стук сапог подчёркивает пустоту, словно шепчет: ты здесь один, неоткуда ждать помощи, но и некого бояться. Темнота насмехается, пропуская в свои чертоги.
Сезая один на один с собой, с мыслями. Возбуждение и радость, мечты, планы, новая жизнь после триумфального возвращения. Совершит невозможное, разнося далеко ореол своей славы. Размышлял о конце пути: кто или что внизу, какой сосуд вместил знания, каждый ли может протянуть к ним руку, или лишь избранные, нужно ли отстаивать право в испытаниях? Что бы ни встало на пути, оно рухнет под напором его меча.
Соразмерно пройденному расстоянию радужные думы постепенно сменялись практичными и скептическими, скатившись в русло насущных проблем и потребностей тела. Усталость, голод, безразличие. Путь длится не один час, должно быть, весь день; без солнца сложно судить. Утомление опускается на веки, ломает выработанную дисциплину, подбадривание.
Показался фонтанчик. Гранитные руки с раскрытыми ладонями росли из пола, влага заманчиво журчала между пальцев. Об этом тоже рассказывали очевидцы - подземелье не даёт умереть от жажды, делится водой в фонтанах, ручейках, расселинах. Кроме того толковали о съедобном сияющем мхе, что слаще мёда. Спасибо, что-то нет желания, свои припасы имеются.
Перекусив вяленым мясом и кукурузными лепёшками, запив водой из рук, человек забылся сном. Утром что-нибудь придумает, если зал не захочет завершаться.
Утро, если это оно, так как из ориентиров осталось только внутреннее ощущение, зыбкое, как все чувства и эмоции. Представлялся новый день. Настроение улучшилось, впрочем, открытий не принесло. Идти дальше, что ещё придумать?
Пустота, заброшенность, одиночество и бесцельность царили в зале, словно шёл в противоположную от всех сторону. Дорога по которой никто не идёт, покинутая, поросшая травой. По сравнению с этим, пустыня настоящее королевство жизни: кактусы, насекомые, ящерицы, бег песчаных волн, даже камни излучают тепло солнца. Постоянно что-то стрекочет, капли пота и отдышка становятся постоянными спутниками. А здесь - скукота, как на стадионе после состязаний, даже мусора нет. Хоть бы захудалый костяной воин, кисти размять, или призрак.
Когда в желудке переварилась говядина третьего привала, руки устали держать факелы, а внутри осталось лишь упрямое упорство, зал изменился. Колонны опустили потолок до привычных, человеческих размеров. Безмерное пространство меж двух стен обрело очертания склепа с арочным входом. Сезая на предрассудки не жаловался, общество мертвецов не смущало. Гробы покоились вертикально, сливаясь со стенами, в несколько рядов, кое-какие расстались с содержимым. Белесые костяки норовили рассыпаться под подошвами, пустые глазницы укоризненно глядели на человека.
Тихо ступал во влиянии склепа, его тленности и покоя. Один из гробов распахнул створку, труп рухнул у ног. Мумия в богатой одежде визиря, рубиновый кулон на шее. Пока человек разглядывал останки, склонив голову, странное желание завладело им, непреодолимое. Начал заталкивать костяк обратно. С облегчением захлопнул крышку, задобрив чувство долга. Однако не успели каблуки отстучать и трёх шагов, мертвец вновь выпорхнул, видимо, недовольный жилищными условиями. История повторилась. Потом ещё раз. Раздражение достигло пика и вылилось в свирепый удар ноги по крышке последнего пристанища.
Малоприятное эхо пинка перелилось в рокот вибрации стен, симфонию разрушения продолжил лязг открывающихся гробов. Скелеты посыпались один за другим, словно неумолимая рука перевернула погост и трясла с остервенением злого ребёнка. Сезая проклинал свою вспыльчивость, пока тело неслось прочь из склепа, лавируя меж костей. Действо напоминало град не только количеством обломков, но и цветом - мутно-белым, как бельмо на собачьем глазу.
Спасительный коридор заглушил грохот разбивающихся плит, позволил перевести дух, осмотреться. Голова на месте, вещи на месте. Логика в его действиях отсутствовала, спрашивается, зачем вообще полез спасать скелет? Нечто крамольное увидел Сезая, неприличное в мумии визиря, захотелось спрятать её в и без того безлюдных катакомбах. Возможно, он первый искатель за десяток лет.
Последний факел догорает, время для более сподручного светила. Небольшой свиток со дна перемётной сумы: пожелтевший пергамент, закорючки букв. Заклинание произнесено, свиток превратился во всепроникающий свет. Можно положить клочок в карман и не беспокоиться, пока заклинание не утратит силу. Мрак расступается неохотно, тёмные ряды раздвинулись не слишком далеко.
Карт подземелья не существовало и не могло. Штольни постоянно меняли форму, очертания, тасовали залы и проходы, для каждого странника приобретая неповторимый, особый вид. Каждый спускался на свой страх и риск, действовал по наитию, в поисках собственного сокровища. Единственный критерий верного пути - углубление и интуиция. Чутьё тела, редко обманывающее умелого бойца.
Что и говорить, Сезая ввязался в авантюру. Жгучая, неясная потребность задворок души, более сильная, чем убеждения окружающих и привычки тянула на поиски, клала на лопатки в своей неотвратимости. Что-то не так с людьми, с миром, от этого никуда не деться, он чувствовал. Часто происходящее вокруг казалось бессмысленным или же имело скрытую сущность. Единственная возможность расставить бытие по полочкам, обрести покой - добраться до дна. Ничто не остановит его.
Коридоры и проходы петляли лабиринтом, залы и комнаты впечатляли разнообразием. Иной раз под высоким потолком размещались целые архитектурные комплексы с пирамидами, дольменами, алтарями. Обстановка менялась раз за разом, напоминая виденное в странствиях и показывая доселе невиданное. Храм Мунха, ворота богини Ратши, мавзолей Рабкара, пантеон, гробница Рика, сокровищница Йертая, пагоды Тикая, колонны Мира... Нет, это другие места, но до чего похоже, до стука в сердце.
Очередной проход вился кружевной резьбой на боках, увлекая внимание. Однако интуиция война, закалённая в бесчисленных тренировках, заставила безотчётно пригнуться. Вовремя - огромная челюсть клацнула над головой, скрылась в сумраке. Человек выхватил меч, сжал в кулаке свиток, чтобы лучше разглядеть врага. В нескольких шагах от линии света блестели лазурные глаза, ряды клыков пугали остротой. Длинная змеиная шея метнулась навстречу, выбивала камушки из кирпича стен, клацала пастью. Тварь не дотягивала до навыков человека, как ни старалась ухватить, животные инстинкты пасовали перед выдержкой и дисциплиной. Уклонение, рубящий удар, визг из глубины коридора, и обрубок вернулся к туловищу.
Судя по рёву из каменных пучин, тварь не одна или многоголова. Пасти появлялись, как сорняки из неухоженной мощёной дороги, иногда с обеих сторон. Расправился с десятком, не меньше. Змеюка извивалась и таилась, визжала и билась, теряя части, разбрызгивая ядовитую кровь, но отступать не помышляла. Так гидру не одолеть, рубить головы - время терять. Избежав очередного выпада, Сезая бросился к основанию шеи. До чудовища дошло, что его раскрыли, туша попятилась.
Массивное неповоротливое тело на коротких лапах лёгкая добыча, если бы не стремительные шеи, бьющие, как кнуты погонщика. Но и они не спасли от зоркого глаза, видящего цель, и твёрдой руки со сталью. Израненные лапы подкосились, открывая путь к сердцу - жизненному ядру. Скалящиеся пасти завизжали и веером укрыли мёртвую тушу. Гидра повержена.
Крещение огнём, так сказать, а то можно подумать в подземелье действительно ни души. С опасными противниками спокойнее, привычнее, как солдату на войне, знаешь, чего ждать. В действии рассеиваются тревоги и путь окрашивается интересом. Обитель истины, к которому поднялся на ступень, точнее опустился, больше не казался чужим, инородным и враждебным. Противоречие? Но именно в стычке пришло спокойствие.
Главную опасность представляли сами катакомбы своей безмерностью и запутанностью. Как минимум трое суток блуждает в темноте. Время окончательно утратило значимость, расплывалось перед глазами. На любые попытки подсчитать себя, отвечало гулом в голове. Ценность приобрели периоды бодрствование-усталость, сытость-голод и заряд свитков.
За поворотом мелькнул призрак, обычный обитатель подобных мест. Подвывал, ему вторили голоса заблудших душ других уровней. Быть может, такой же скиталец, как и Сезая. В опасных странствиях не мудрено затеряться, лишиться нажитого с трудом, потерять друзей, жизнь, рассудок. Особенно, если от большого ума вламываться. Он-то не дурак, его ничего такого не настигнет. Упорная закалка духа и тела надёжный щит от сомнений и оплошностей.
Очередная дверь вывела к восхитительному озеру магмы с характерным запахом серы. Обширный грот залил багряный свет, сталагмиты рдели, как окровавленные копья. Здесь человеческий архитектор уступил место природе, и она порезвилась всласть: оплавила камни в причудливые формы, залила пустоты раскалённой массой, приукрасив пещеру бахромой языков пламени. Осязалась мощь спящего вулкана над головой. Здесь его ядро, источник силы, готовый выплеснуться, поглотить всё на пути. Картина разом тревожила и завораживала. Грубые ступени в горячих камнях вели к проходу противоположной стены.
Свиток за ненадобностью потух, впрочем, недолго он прятал свет. Сезая быстро проскочил, опасаясь теплового удара грота, красивого, но такого жаркого. Тьма прохода пошла красными пятнами, помогая глазам привыкнуть к прежнему освещению.
Сезая засыпал, вспоминая отблески огня.
Тревожный шорох прыгнул на грудь, заставил открыть глаза. Опасность. Человек отложил суму, мечом разгонял тьму. Еле успел увернуться от могучей лапы, покатился по полу. Напротив возвысилось ужасное чудовище, готовое к смертельному броску. Огромные клыки, когти-резаки, шипы хвоста теряются в густой косматой шкуре.
С похожим зверем он сталкивался в одной восточной стране. Вервольфы-людоеды остались в его памяти как самые свирепые соперники. Практически неуловимые спутники ночи, свирепые и безжалостные. Многих товарищей разорвали наполненные лезвиями пасти. Глубокий шрам на груди напоминал о встрече с грозными охотниками животного мира. Тварь напоминала их логическое продолжение, если бы какой-нибудь гнусный колдун удосужился усовершенствовать волка. Удлинились когти, заострилась морда, ряд шипов на позвоночнике и совершенно безумный взгляд сияющих глаз, что не страшатся ни человека, ни его оружия, ни открытого огня.
Старый шрам заныл, едкий пот кусал глаза. Зря бахвалился поверженной гидрой, по сравнению с этим, она лишь вызывающая улыбку преграда, тренировочное чучело. Если косматый матёростью не уступает вервольфам, Сезаю ожидает самый опасный бой жизни, из которого вполне можно выйти ногами вперёд.
Лютый зверь бросился. Отточенные рефлексы едва сохранили человеческую голову. Враг превосходил все ожидания, не верилось, что существует такая бестия. Ноги цепенели от ужаса, рукоять меча скользила от пота, сердце, стучащее набатом, глушило волчье дыхание и скрежет когтей по полу. Сезая отбивался из последних сил, но какими бы навыками не владел, без холодного, расчётливого разума и твёрдой руки в бою они приведут к гибели.
Пропустил удар в самое слабое место - грудь, открылась заскорузлая рана. Удар не только по телу, по страшным воспоминаниям, ночным кошмарам. Вместе с кровью брызнули образы разорванных друзей, неумолимый свист когтистых лап в ночи. Предсмертные крики в голове полились слезами из глаз. Он побежал в страхе, в ужасе. Брошенный меч звенел по камню.
Сезая забился в глубокую тёмную нору, обхватил плечи руками, дрожал, почти рыдал, как вдова в чёрных одеждах. Смятение затмило амбиции, жажду истины, стёрла решимость промозглой рукой, не оставила следа от дисциплины и контроля над телом. Но всё же где-то там, на дне океана ужаса, продолжал бить родник воли...
Мужчина проснулся от собственного вскрика. Скрюченные члены отозвались болью, вынужденные томиться в узкой пещерке, проклинали хозяина резью. Вслед за покалыванием в мышцах, нагрянули воспоминания о позорном бегстве. Ужас ушёл, открыв ворота осмысленному восприятию положения. Каким бы ни был враг, каким бы превосходством не владел, бросить оружие, повернуться спиной - жалкое и недостойное поведение. Одно знание этого наполняло злостью на тварь, себя, собственный позор.
От одной мысли о вервольфе у воина подгибались колени, но всё же. Разве он не знал, что под землёй таятся самые сокровенные страхи, омерзительные явления, невообразимые монстры прямиком из котла человеческих фобий? Наверное, это и есть расплата за знание, испытание, отбор достойных. Значит, он пройдёт, выдержит боль и страх. Он прикончит тварь, что бы ни потребовали взамен.
Сезая возвращался тёмным коридором, ноги спотыкались от накатывающей слабости, в кровь толчками впрыскивался боевой азарт. Рука подняла и сжала эфес, другая утёрла пот. Людоед не замедлил объявиться, словно поджидал, с насмешкой в глазах. Мохнатая туша замерла на границе света заклинания, выжидала. Воин балансировал на тонкой жердочке между первобытным страхом, что уничтожает разум и ввергает в пучины хаоса, и крещением огнём - очищением и выходом на новую ступень. Сильнее и опытней, чем прежде.
Хищный рёв и полный отчаянной отваги крик слились под гранитными сводами. Двое столкнулись, брызнула алая кровь. Горячий поток залил глаза Сезаи, разукрасил лицо символами, какие наносят дикие племена джунглей. Но жизненная влага в его венах не пролилась. Меч достиг нутра зверя, острие с хрустом вышло из спины. В яростном предсмертном приступе людоед отбросил убийцу, завыл в агонии. Рёв зверя сопровождал дорогу в забытие, глаза закрылись, сознание покинуло, оставив хозяина на растерзание.
Металл и соль во рту вырвали из оцепенения, вызвали кашель. Вервольф лежал в нескольких шагах в луже крови, протянутая лапа-рука не успела вырвать глотку ненавистного человека. Повергнутый, он не выглядел страшным - побитый пёс. А он так испугался. Сезая рассмеялся, но резкая боль охладила пыл: к порезу на груди добавились следы когтей на лице, а шея болела, будто голову силились оторвать.
Шрамы станут спутниками на всю жизнь, но иногда раны телесные закрывают более страшные и глубокие - раны духовные. Он искренне радовался победе, грудь наполняло чувство всесилия. К тому же, тело заживить очень просто. Содержимое маленького пузырька залилось в рот, очередное заклинание огласило пространства.
Странное дело, единственные слова - заговор света, а теперь регенерации. Путь молчания. Путь размышлений, слушания себя, битвы со страхами. Путь одного. Слишком интимный, чтобы разделять его даже с самым ближайшим другом, даже со второй половиной. Наверное, так и должно быть.
Несколько часов отдыха вернули на ноги, ближайший ручей избавил от засохшей крови. Волчий смрад резал ноздри и после смерти. Низменная тварь. Любопытство повело дальше, ниже, глубже.
Стены постепенно наполнились внутренним сиянием, свиток потерял необходимость. Свет, казалось, исходил ниоткуда и отовсюду сразу. Не замена солнцу, но в нём, умеренном и нежном, обстановка приобрела удивительную чёткость. Зрелище увлекало, поэтому не сразу заметил, что ходит кругами. Повторы узоров, ехидные статуи химер, округлые стены без выхода запутали голову. Он буквально ходил по кругу.
Путь стал более внимательным и вскоре открыл потайной ход во внутренней перегородке. За ним - те же стены, округлые, как на арене. Иногда нужная дверь находилась сразу, иногда требовала нескольких кругов. Потерянное ощущение времени усилилось, хотя куда сильнее? Оно останавливалось или обращалось вспять, но никогда не спешило. Если раньше разница в интерьерах создавала стойкое ощущение продвижения, то теперь декорации практически не изменялись. За исключением химер на постаментах, мерзких и отталкивающих. Время сжалось в одну бесконечную точку, или расширилось?
Было в лабиринте нечто до боли знакомое, словно он когда-то намотал не один виток в затхлых застенках. Вспомнить решительно невозможно, как не вспомнить, куда спрятал остатки золота после доброй попойки. Умственное напряжение затуманивало и без того сонный разум.
Привал отметил очередной гипотетический рубеж "день-ночь".
Сколько дней он идёт? Внутренние часы подсказывают, что не меньше семи, хотя здешнее время течёт по своим законам. Сезая задумчиво жевал финики на завтрак, придаваясь размышлениям. Мясо закончилось ещё перед вервольфом, осталось довольствоваться сухофруктами и какими-то орехами. Ну, что за еда? Как обычно, единственное приходящее на ум решение: не останавливаться, идти вперёд, даже если лабиринт продлится ещё неделю.
Интересно, его предшественники встречали чудовищ, бродили по замкнутому лабиринту, заталкивали скелетов в гробы, наконец? Подземелье жило собственной жизнью, каждому показывая особую картину. Насколько бы упростился путь с картой, путеводными заметками или чем-то похожим, каждый без труда смог бы узнать правду. Не стал бы мир лучше? Хотя есть и положительные стороны - отсутствие оных ограждает от дурных советов, коими полон мир. Правда, приходится учиться на собственных ошибках.
Путь предназначен для одного. Кто захочет делиться добытой с трудом истиной? Этот мудрец будет наблюдать со стороны, смеяться над глупостью окружающих, упиваться властью тайных знаний. Как злой правитель надменно смотрит на рабов, приговорённых к смерти. Они не знают, что завершив строительство дворца, всех казнят, дабы сохранить в тайне скрытые проходы из королевских опочивален.
Неужели и его ждёт такая судьба, видеть и понимать больше остальных? И награда, и проклятье. Награда - истина, проклятье - одиночество, потому что никто другой не поверит, не поймёт. Ближний будет дряхлеть и умирать на глазах, слишком напуганный и узколобый, чтобы попытаться принять всерьёз твои слова.
Лабиринт превратился в бесконечность, конец испарился, как исчезло время. Обрыднувшие, надоевшие хуже горькой полыни круглые стены, сломать бы до основания. Тысячи бесполезных шагов, будто топчешься на месте, какой-то порочный круг. Сезая чувствовал себя Сизифом, вынужденным совершать бесполезную работу, от того ещё более невыносимую. Зачем проходить одно и то же столько раз, древние строители не могли проложить обычную, прямую лестницу?
Погодите. Если катакомбы подстраиваются под каждого странника, получается, он сам создал лабиринт? Ну нет, он бы никогда не занимался столь бессмысленной работой. Демоны тебя побери, будь проклято это подземелье!
Сезая ругался и тщетно колотил стены. Химеры со скабрезными оскалами смотрели, как на дурачка, дружно потешались, упивались отчаянием смертного. Ликование бестий достигло пика, когда человек рухнул без сил, а разум его утратил вожжи действительности. Ещё один день нашёл конец в беспокойном сне.
Верно говорят, что сон - маленькая смерть, а утром наступает "новая" жизнь. Хотя возможно, сейчас и ночь. Он почувствовал себя лучше, появилась уверенность. Лабиринт подмигнул обнадёживающей улыбкой, едва уловимой, но греющей душу, как домашний очаг. Или это игра воображения, очередной морок штолен, стремление усталого ума принять желаемое за действительное? Какие бы козни не плелись, он дойдёт или погибнет в пути, но назад дорога заказана.
Вся прошлая жизнь - подготовка к броску в глубины земли. С того самого дня как он, отрок, услышал о подземелье, решимость не угасала, разгорелась цель, затмившая всё: славу, женщин, богатство. Лишь об истинном знании грезил, хранилище всех ответов, месте, где возможно получить всё и сразу, стать королём мира. Тайным властителем, таким, что не щеголяет перед народом или придворными, но от этого не менее могущественным. Если ноги подведут, и он рухнет истощённый в пыль тысячелетий, так тому и быть. Значит, на большее не способен, смерть станет подходящим ответом амбициям.
Горсть фиг восстановила силы, сапоги зашагали по мрамору. Не сразу заметил справа движение, но молниеносное острие приготовилось встретить возможную опасность. Кем бы ни была тварь, она обратится в разрубленные куски.
Напряженный лик расслабил выдох облегчения, оружие отправилось обратно в ножны. Всего лишь отражение. Зеркало занимало всю стену и уходило в темноту впереди. Подземелье состарило его. Рассеянный свет падал на осунувшееся лицо, круги под глазами, грязную и изодранную одежду. Появилась седая прядь, а щеку пересекал отвратительный шрам: память о трёх когтях волка-людоеда.
Отражение пошло рябью, изменилось. Показало его совсем юным: подтянутое молодое тело, подбородок ещё не тронула растительность. С шеи стекает струйка крови. То была первая битва, когда они наголову разбили чернокожих. В глазах надменная самоуверенность, присущая молодым вера во всесильность. Не потерял её, даже когда клинок остановил сердце первого убитого им. Хотя руки дрожали, а в горле пересохло, словно надул хамсин.
Зеркало играло с человеком, подбрасывая глазам прошлое, настоящее. Жизнь проплывала, показывала себя со стороны, заставляла вспомнить метаморфозы тела и отношений с миром. Младенец розовый и нежный смокчет грудь. Крепыш, ползущий под яблоней, ротик лепечет несуразицу на радость нянькам. Угловатый подросток, робко склонивший голову перед грозной бородой отца. Постепенно тренировки закалили податливое тело, мускулы округлились, плечи раздались в стороны, кожа приобрела вечно загорелый оттенок.
Видел себя в первой драке, в объятиях женщин, в суровых военных походах, в окружении товарищей, за выпивкой и едой. Как до неузнаваемости менялся взгляд изо дня в день. Наивный, открытый, полный влажных бликов; виноватый и испуганный; бунтарский, непокорный и надменный; холодный и пронзительный.
Человек в зеркале повернулся спиной, Сезая протянул руку, чтобы взглянуть в лицо уходящего, забыв об иллюзорности мира по ту сторону. Забыв, что настоящая жизнь здесь, настоящий он, а отражение обманчиво, хотя его яркие краски часто бросают сомнения на действительность. Человек за серебристой плёнкой обернулся.
Воин отшатнулся, как от огня, споткнулся и упал на колени. Изумление граничило с благоговейным трепетом. Таких кристально ясных и проницательных глаз Сезая не видел ни у кого и никогда. Благородство и достоинство превосходящее королей. Взгляд незнакомца полнился бесконечной мудростью, состраданием и любовью. Мягкая улыбка на смуглом лице, которое ни капли не портил ветвистый шрам на щеке.
Глубоко пораженный мужчина упал на колени. Зеркало с треском раскололось, навсегда унеся отражение в белых одеждах, тысячи осколков, как песок, осыпали всё ещё протянутую руку. Словно рассыпалось прошлое, с его гонором, слепотой и страхами. Обнажило, бросило без одежды под яркое солнце, под любопытные взгляды. Как трепыхающийся воробей в руках мальчишки, как тело на столе эскулапа, как рыба на берегу. Но боль и стыд быстро прошли, уступив место смирению и покою.
За зеркалом открылся широкий зал с фонтанами, изящными статуями, фресками богов и богинь. Скиталец брёл, не приходя в себя, как сомнамбула, протягивая руки к журчащей воде. Как только каблук пересёк порог, пол под ногами разъехался. Он покатился вместе с кирпичами, больно ударяясь о камень ступеней винтовой лестницы...
Сезая со стоном сел, тело скрипело и ломило. Высоко вверх уходил тоннель лестницы и сливался с потолком - лабиринтом. Словно оказался под гигантским волчком. С расстояния в десятки саженей, было отлично видно, сколько кругов намотал он по этим возрастным кольцам древесного ствола. Неизвестно сколько бы бродил, если б пол не приказал долго жить.
Дорога раздвоилась. Наверняка, неважно какую избрать, он или дойдёт или нет. Судьба, не так ли?
Обстановка наполнилась грубым изяществом. Ход пробили прямо в скальной породе, из стен торчали кристаллы драгоценных камней. Они мерцали разноликими огнями, дополняя неясный свет подземелья, исходящий невесть откуда. Все цвета радуги поочерёдно обласкали его кожу, пока восторженно водил взглядом по потолку. Постепенно от красного до фиолетового в конце. Когда проходил под изумрудами, в сердце прострелила боль, заставила согнуться и задуматься о кончине. К счастью, исчезла так же быстро, как возникла.
Очередная пещера встретила человеческими статуями. Проповедники, ханы, короли, священники, полководцы, астрономы и алхимики, гадатели и маги выглядели одинаковыми в угольном камне. Каждый склонился в характерной позе, повинуясь долоту неведомого мастера. От шагов Сезаи статуи рассыпАлись в прах, исчезали, как пустышки.
Когда пыль последнего диктатора легла к ногам, он переступил порог. И осознал, что пришёл.
Бесконечно огромный грот своими размерами насмехался над тем, что находится под земной твердью, просторный и свободный, как долина под облаками. Провозглашал, что и подземные чертоги могут быть не меньше небесных. Странник будто вернулся на поверхность. Разлапистые рубины алели звёздами в потолке, наполняли пространство багровым сиянием. Не философские ли это камни? От величественного зрелища захватывало дух, широкая грудь жадно глотала воздух, чистый и свежий, от него кружило в голове. Хотелось рассмеяться в радости, но место, несомненно, живое. Стойко ощущалось чужое присутствие, пристальный взгляд. Сезая не решился нарушить покой.
Восхищённый вздох вырвался из лёгких. Как он сразу не заметил эту громаду? Исполинский, как курган властителя кочевников, перед ним возлежал дракон - легендарнейшее из когда-либо живших существо. Считалось, что ящеры давно покинули мир. Дракон заполнял место, являлся им, его сутью и предназначением, богом, демиургом, всесильным творцом. Подземелье служило лишь ему, существовало для него одного.
Глубокий, проникающий голос потряс человека, как грозный крик матери заставляет трепетать нашкодившего сына. Ноги Сезаи подкосились, он опустился и приготовился внимать.
- Странник, ты пришёл за ответами. Здесь ты их не получишь, уходи.
Уши отказались поверить. Разве дракон не должен любезно выложить тайны? Он прошёл все испытания и достоин. Возможно, единственный, кто добрался до конца.
- Ты, должно быть, шутишь?
- Отнюдь. Вы люди, любите усложнять, копать там, где ответ лежит на поверхности. Создали науку, философию, пытаетесь весь мир разложить по полочкам, вместо того, чтобы принять его и жить в гармонии с природой. Ты решил, что разом получишь все ответы, обретёшь истину и станешь самым могущественным из смертных. Сорвать большой куш, а не из года в год по крупицам копить истинную мудрость. В действительности ты врезался лбом в то дерево, за которым не видишь леса. Начал вгрызаться в кору, вместо того, чтобы отойти и объять панораму целиком. Твои ответы не здесь. Подземелье - это ствол, в который ты вгрызался, а правда на поверхности, в лесу... Уходи.
Сезая ошарашено слушал, открыв рот, сознание отказывалось воспринимать. Ярость исказила лицо. Что за бред несёт этот дракон?! Он явился за сокровенным знанием, добытым по праву, а его пичкают сказками и грубо отсылают. Боль, опасения, усталость, злость прорвали дамбу благоразумия, скрыли под собой земли дисциплины. Всё равно, что перед ним благороднейшее из существ. Да хоть сама Судьба!
- Ты хоть знаешь, через что я вынужден был пройти?! Я всю жизнь отдал, чтобы решиться на этот грёбаный спуск. Я тренировался каждый день, стал лучшим воином в королевстве. Перечитал сотни рукописей, искал по всему миру людей, которые спускались сюда, этих полоумных без царя в голове. Потакал им, чтобы выудить одно-единственное слово. Я терял друзей, покидал близких, отказался от семьи. Жертвовал всем: женщинами, деньгами, здоровьем, солдатами. А ты говоришь, чтобы я убирался? Думаешь, я так просто отступлюсь?! И какой к чёрту лес, над нами пустыня!!
Если дракон и мог измениться в лице, он этого не сделал. Колоссальное тело никак не отреагировало на гневную тираду.
- Люди никогда не слушают, даже не пытаются, особенно, когда не получают желаемого, - печально произнёс ящер, обращаясь, скорее, к себе. Потом повернулся к человеку: - Крики не помогут тебе. Гнев и жажда наживы затмили твой разум, сейчас правда не достигла бы тебя, даже если бы я преподнёс её. Твои ответы на поверхности, посему возвращайся и больше не копай глубоко, лучше воспари над землёй, охвати картину целиком. Обратный путь пусть не тревожит тебя, я дам сил.
Дракон свернулся клубком, пресекая любые возможности продолжить беседу. Сезая остался наедине со слезами отчаяния, разбитыми надеждами и смутными подсказками.
Обратный путь сопровождала пустота в голове. Забыв себя, забыв стремления, забыв зачем. Ноги не разбирали дороги, просто несли по прямым, как струна, коридорам и бесхитростным лестницам. Падал, засыпал, поднимался. Снаряжение осталось далеко внизу. Быть может, следовало оставить там и жизнь?
Дракон не обманул - тело не требовало питания. В ином случае, наверняка погиб, так как ни пища, ни вода в списке жизненных прерогатив не значилась. Там не осталось ничего, выгорело, как трава. Утратив устремления, мечты, желания и потребности, он более не походил на человека. Драконья магия тащила вперёд, как за шкирку, освещала путь против воли, с каждым высоким порогом выбивая слёзы.
Он не заметил, как однажды над головой возникло звёздное небо. Без памяти рухнул в стылый песок.
Солёный пот, жгучая земля, вдох раскалённого воздуха. По глазам ударил молот солнечного света. Вместе со зрением возвращалось восприятие мира. К нему возвращалась жизнь, словно покинул утробу матери и впервые осмотрелся. Словно всплытие из подводных глубин, возвращение домой после долгого путешествия, как заново учится ходить человек с поломанными ногами. Серые скалы приобрели мириады оттенков, песок и солнце грели, как руки любимой, от лёгкого ветерка по спине пробегали мурашки наслаждения. Юркнувший в нору скорпион показался невиданным существом из другого мира, более удивительным, чем персонажи любого бестиария.
На глаза навернулись слёзы счастья, не отчаяния. Он увидел мир ясным, незамутнённым взором, как никогда прежде. Он сам стал его частью.