В командировку, в белые ночи в Санкт-Петербург, поехал я неожиданно. И в какой раз уже убеждаюсь, что ничего случайного не бывает...
Стояло раннее утро. Когда я вошёл в своё купе, то сразу узнал в сухощавом седоватом мужчине, глядевшим в окно, нашего бывшего сотрудника - Анатолия Владиславовича Сурского. Двадцать четыре года отслужил он в Российской армии, ушел в отставку в звании подполковника и пять лет работал у нас - начальником отдела кадров. Многие наши сотрудники сожалели, что, ни с того ни с сего, Анатолий Владиславович сам уволился.
Судя по тотчас же появившейся у него улыбке, Анатолий Сурский был мне рад. Он сразу поднялся, широко развёл руки, и мы крепко поздоровались.
Разложив вещи и усевшись напротив него, я спросил:
- Ну как вы, Анатолий Владиславович, поживаете? Куда едите?
- Да всё хорошо у меня, Алёша, - откинувшись на спинку дивана, ответил он. - А еду сейчас я в старый Санкт-Петербург! Ведь это и застывшее в камне российское прошлое, и наше семейное предание. Пришло время, видно, мне увидеться и с тем, и с другим... Знаешь ли, есть у меня одна мечта - постоять на Аничковом мосту в белую ночь и посмотреть с него на все четыре стороны! Хочу я поклониться нашему старому дому, что стоит там же. И во всём старом Санкт-Петербурге есть много мест, о которых говорит наше семейное предание.
- А, что было у вас на Аничковом мосту? - ощутив приближение чего-то интересного, спросил я его.
- Мой прадед, как-то сказал, что Исаакиевский Собор, Зимний дворец и Адмиралтейство - это голова Санкт-Петербурга, а вот Аничков мост и всё, что с него можно увидеть на красно-гранитных набережных Фонтанки и на Невском проспекте - это его сердце! Именно с Аничкова моста, во время белых ночей, и начался наш род. Историческая его часть, конечно. Там жили мы в прежней России и мои предки, пока не начался во времени обратный отсчёт.
- Анатолий Владиславович, а вы расскажите мне, пожалуйста, всю вашу историю! - довольно настойчиво попросил я его. - Дорога у нас с вами длинная. Поговорить вы любите, за двоих. Ну, пожалуйста!
- Ну, хорошо, Алёша, расскажу. Да ещё и покажу! - подняв палец, ответил он.
Потом Анатолий Сурский достал свой портфель с полки, вынул из него видавший виды серый фотоальбом и, погладив его рукою, с расстановкою произнёс:
- Здесь, Алёша, собраны фотографии нашей семьи. Есть тут и подлинные раритеты. У всех дореволюционных карточек на обратной стороне нанесено фигурной вязью, печатным способом, имя фотографа, слова 'Ст. Петербург', лучистая медаль, освещающая три фирменных логотипа, по-видимому, адрес фотосалона, пятизначный телефон и даты съёмки, вписанные от руки.
На первой странице фотоальбома стояла фотография старого Санкт-Петербурга.
- Вот мы видим перед собой дореволюционный мир, - сказал Анатолий Сурский. - Это здание Варшавского железнодорожного вокзала, с тем же самым ажурным стеклянным фасадом, что он имеет и сейчас. Вся площадь перед ним была покрыта ровной булыжною мостовой. Никаких оград тогда там не было. Прямо к путям железнодорожным проходит трамвайный путь. А вот стоит на нём конка - трамвайный вагон на конной тяге. По всей площади вереницею едут в бричках извозчики с пассажирами и идут по делам прохожие. А само это фото было сделано в июле 1906 года.
Именно тогда, на знаменитом 'Норд-Экспрессе', ходящем по маршруту Санкт-Петербург - Париж, именно сюда прибыли две очень красивые панночки. Вот они на другой странице, в длинных роскошных платьях и в больших шляпах с витыми мягкими перьями. Та, что стоит справа - это моя прабабушка - Полина Леонтьевна Ставинская, а слева - её младшая сестра Амелия.
Сестры Ставинские были родом из польского города Белосток, который входил тогда вместе с Варшавою в состав Российской империи. Родителей у них уже не было, а их дедушка попечитель - был очень стар. В Санкт-Петербурге же жила сестра их мамы, Юлия Филипповна, в замужестве графиня Галицкая. По её приглашению они и приехали.
Ещё в правление Александра II, их тётушка поступила в очень престижный Екатерининский институт благородных девиц и сумела пройти все его классы с отличием. За это она удостоилась золотой медали с изображениями на двух её сторонах бюста императора и виноградника и надписями: 'За успехи в науках благородным девицам' и 'Посети виноград сей. За отличие'. А ещё на выпускном торжественном собрании ей вручили, совершенно неожиданно, и дамский шифр от имени самой императрицы, наивысшего достоинства. Он состоит из красиво свёрнутой ленты, имеющей бежевые и золотые полосы, и большой золотой знак в центре, состоящий из царской короны, надетой на вписанные друг в друга буквы 'Е' и 'Н'. С мужем своим - графом Михаилом Галицким, ныне статским советником дворцового министерства - она познакомилась в Зимнем дворце, на балу.
С любимыми своими племянницами - с Полиной и Амелией - Юлия Филипповна вела оживлённую переписку. В своих письмах она призывала их не плыть по течению жизни, а утверждать своё будущее самим. Тётушка настоятельно предлагала им идти по её стопам. Тем более, что сейчас в Институт святомученицы Екатерины параллельно с девочками-подростками, идущими на полные шестилетние курсы, стали принимать и взрослых уже девиц, на двухлетние курсы 'педагогичек'. Но при поступлении в Институт все абитуриентки, независимо от своего общественного положения, сдавали вступительные экзамены...
А наиболее убедительной для Полины и Амелии в письмах тёти Юлии оказалась такая фраза: 'Мои голубушки! Тут вам будет и Вена, и Рим, и Париж!!'
Семья Галицких имела на улице Малой Конюшенной роскошный особняк белого цвета, украшенный колоннадою. А сама улица их выходила на Невский проспект именно там, где располагалась Казанская площадь с огромным Казанским Собором. Своих детей у Галицких было пятеро, и старшую из них, сверстницу Амелии, звали - Александрой.
Когда сёстры Ставинские вошли со слугами своими в обширную прихожую дома Галицких, Юлия Филипповна, широко раскрыв руки, спустилась к ним по лестнице сама. Она поочерёдно обняла их и с волненьем произнесла:
- Ах вы, мои голубушки! Как же вы похожи на нас с вашей мамой! Как только закончатся все эти беспорядки мы с Мишелем введём вас, в высший свет! Там вы увидите достойных вас кавалеров.
При этом Полина с Амелией скромно заулыбались и ей сделали реверанс.
Строгие вступительные экзамены в Екатерининский институт сёстры Ставинские выдержали с высшими баллами. И вскоре, следуя непреложному институтскому правилу, им пришлось взять самое необходимое и переселиться в его пансионат. А на Малую Конюшенную они стали приезжать по всем выходным дням, как бы к себе домой.
Всё холодное время года сёстры Ставинские ездили с семьёю Галицких в их удобной и тёплой карете в Большой и Малый оперные театры, в Александринский и Вольный российский драматические театры, а также в особую ложу цирка на Фонтанке. Когда же солнышко согрело всё и настали погожие деньки, они стали гулять с тётушкой и её дочерью Александрой, при полном параде, по набережной Большой Невы - от Зимнего Дворца до Летнего сада. И там они смотрели на очень необычные ростральные колонны с выступающими из них на все четыре стороны парусными кораблями.
Вот посмотри, Алёша. Далее в моём альбоме стоят четыре архивные фотографии всех тех мест... Затем идут пять фотографий, сделанных во внутренних помещениях Екатерининского института. Вот актовый зал со многими колоннами и большим портретом императора Николая II, где стоят живописными группами красивые девушки в одинаковых длинных платьях. На другом фото те же институтки сидят за деревянными партами, стоящими в четыре ряда, в обширном классе. Перед ними лежат белые листы бумаги, деревянные ручки с металлическими перьями и стоят чернильницы. На стенах классной комнаты - уже потёртые карты континентов, и прямо с её потолка свисает шесть керосиновых ламп с обширными отражателями. На третьем фото показан дортуар - институтская спальня с воспитанницами, стоящими или сидящими на табуретах среди высоких тумбочек и кроватей, застеленных белыми покрывалами. На четвёртом фото показана обширная столовая со многими длинными столами, где во главе каждого из них сидит классная дама, и далее - двадцать или более девиц. И на пятом фото мы видим выпускниц Екатерининского института 1908 года. На нём двадцать две девушки, одетые в белые форменные платья, сидят или стоят в четыре ряда вокруг двух классных дам в красивых тёмные платья. Вот Полина с Амелией, они сидят справа от них.
И вот, в один из первых погожих деньков 1907 года Юлия Филипповна с Александрой, Полиной и Амелией отправились в белых платьях и с белыми зонтиками на прогулку и оказались у Александровской колонны. Там тётушка окинула строгим взглядом своих красавиц, поглядела на свои золотые часики и в обычной своей манере произнесла:
- Голубушки, сейчас здесь проследует новый караул Зимнего Дворца! Сегодня, собираясь на службу, Мишель мне сказал: 'Нынче на все посты во Дворце заступит лейб-гвардии Семёновский полк! Он сменяет лейб-гвардии Егерский полк, солдаты которого хотя и мордасты, но ненадёжны. В правление Александра II они допустили в Зимнем страшный взрыв. Преображенцы нынче тоже уже не те, хотя и горды тем, что их погоны носит сам наш государь. Нижние их чины носят в казармы революционные прокламации, там читают их вслух и потом допускают неповиновение командирам. А вот наши поджарые семёновцы - это подлинное николаевское золото! Весь состав лейб-гвардии Семёновского полка вышколен и дисциплинирован. Вот недавно его командир, генерал-майор Георгий Мин, всего с девятью ротами блестяще подавил мятеж в Москве!'
Мишель все уши мне прожужжал про этих семёновцев. В Семёновском в прежние времена во всех чинах служили только дворяне. Один только этот полк выпестовал из солдат более двадцати генералов и равных им гражданских чинов. Наш генералиссимус граф Александр Суворов прослужил в Семёновском в нижних чинах двенадцать лет! У Семёновцев раньше, чем во всех других полках, была открыта своя школа, где многие солдаты учатся, чтобы добиваться повышений по службе и производства в офицеры, с переводом в пронумерованные полки.
Пока тётушка Юлия всё это говорила, с улицы Морской на Дворцовую площадь вывернул довольно большой и очень красиво марширующий строй солдат, одетых в темно-зеленые двубортные мундиры с красными фалдами и стоячими воротниками. И все гвардейцы молодцевато несли винтовки с примкнутыми штыками, придерживая их у плеча.
Три красавицы тёти Юлии стали укладкою посматривать и на проходящих мимо них солдат. При этом Полина почему-то, задержала взгляд на молодом правофланговом гвардейце, браво шагающем в первом ряду. А когда их глаза встретились, она даже руку подняла к лицу...
Прямо перед строем семёновцев были открыты кованые ворота Зимнего Дворца с большими двуглавыми орлами, и он тут же начал проходить через них. В Петропавловской крепости за Невою, громыхнула пушка.
Так мои прабабушка и прадедушка впервые увидели друг друга.
- Сам развод караула будет происходить во внутреннем дворе Зимнего Дворца, и мы его не увидим, - вздохнув, сказала Юлия Филипповна. А потом она, похлопывая сложенным зонтиком по руке, повернулась к Полине и очень спокойно произнесла: - Тот молодой человек, моя дорогуша, - простолюдин!
- Да, как же, тётя? - тотчас вырвалось у неё. - А разве граф Суворов не отслужил в Семёновском в нижних чинах двенадцать лет?
- Дитя моё... Но это же было давно! - с доброй улыбкою ответила та. - Нынче для всех недорослей дворянского происхождения открыты кадетские и юнкерские корпуса! Будь, милая, впредь осмотрительнее...
А в другой выходной, когда сёстры Ставинские вошли в дом Галицких, тётушка Юлия уже спускалась к ним по лестнице, помахивая двумя розовыми карточками в руке. Она торжественно произнесла:
- Бог вам благоволит, мои милые! Затейница Бетси - как называем мы графиню Елизавету Андреевну Шувалову - объявила нынче большой бал 'Белая ночь'! Мой Мишель, как представитель дворцового министерства, вчера заезжал к ней и за вас тоже замолвил слово. И вот нынче утром пришёл от неё лакей: 'От графини Елизаветы Шуваловой велено передать для графини и графа Галицких одно бежевое приглашение на бал 'Белая ночь', и ещё три розовых приглашения - для их девиц... Вот, извольте принять, госпожа!'
Сёстры Ставинские, конечно же, бросились обнимать тётю. Свои билеты с великим благоговением стали они рассматривать уже наверху, в большой уютной гостиной. На одной их стороне типографским способом было напечатано изображение Шуваловского дворца с надписью: 'Белая ночь в Шуваловском, 1907', а на другой - были размашисто чернилами написаны их имена.
Графиня Юлия Филипповна говорила:
- В этом году Её императорское величество опять не поддержали идею бала, и график 'больших' балов в Зимнем дворце вновь сбился. Но вот графиня Шувалова осталась верна себе и раз в году, по-прежнему даёт большой бал... Ах, наша милая Бетси, как же любит она драгоценности! Она является владелицей одной из лучших в мире коллекций бриллиантовых украшений. А ещё Елизавета Шувалова любит благотворить! Во время японской войны она отдала дом свой под госпиталь для получивших ранения солдат...
Ну, а потом, когда две служанки внесли на подносах чашки с ароматным чаем и тёмное печенье в вазочках, тётушка Юлия стала с упоеньем рассказывать Александре, Полине и Амелии о балах:
- Только вы, голубки мои, от волнения не умирайте. На подготовку самых выразительных бальных образов нам двух недель хватит. Сегодня я вызвала к одиннадцатому часу четырёх хороших швей, которые нам сошьют самые лучшие платья. Свой наряд я уже вижу, а вот ваши, как и принято, будут скромны. Чтобы подобрать недорогие, но самые изящные украшения, мы обойдём весь 'Пассаж'. Там мы купим себе белые перчатки по локоть, пуховые белые веера, сумочки и бальные книжечки из слоновой кости. Дамские карандашики я уже заказала. Только не запишите двух кавалеров на один танец. Тем вы ославите и себя, и нас... В прошлом веке из-за таких дамских ошибок кавалеры вызывали друг друга на дуэль.
Со временем, мои голубушки, вы сами скажете, что жизнь - это только бал, а всё прочее - это до бала и после бала. И ни секунды этой жизни терять нельзя! Самые живые улыбки, взгляды, жесты - вот наш великий арсенал. Благородным дамам, исходя из бального этикета, позволительно стрелять глазами в понравившихся кавалеров... Но всё должно быть естественно и изящно, это очень тонкое искусство. Вот как однажды классная дама нам об этом сказала: 'Уж легче ослиц французскому научить!'
Нынче купеческое собрание даёт свои собственные балы, до деталей копируя все тонкости дворянского собрания. А крестьяне на ярмарках сначала поют свои прекрасные песни, а затем отплясывают прямо на лугу заводную кадриль.
В Дворцовом министерстве говорят, что наш император Николай II, из-за того, что террористы почти каждый день убивают высокопоставленных чиновников, из-за Японской войны и из-за болезни сына - к балам совсем охладел. И императрица также проведение балов в Зимнем дворце ныне не одобряет. Вот и пришлось дворцовому министерству все их свернуть. Но мы, поколение наше, всё продолжаем вспоминать прежние добрые времена.
Вот послушайте, какой форс-мажор у нас случился однажды. Мы с Мишелем только что поженились. Я к балу в Аничковом дворце была уже готова. И вдруг за четыре дня до оного гофмаршал нам объявляет, что дамы и кавалеры в Аничковом будут танцевать только в черном! В Австрии эрцгерцог умер... Какой же переполох тогда поднялся во всех дамских будуарах. Из-за спешки мы потратили много денег, но задача по перевоплощению образов всеми нами была успешно решена. После бала камердинер императрицы написал: 'Никогда дамы не выглядели так привлекательно, как на этом балу, - в черных вечерних платьях, усыпанных бриллиантами!' На протяжении всего 'Черного бала' оркестранты играли только венскую музыку. Всё это была изысканная месть Австрийскому двору за то, что он устроил большие празднества, когда при Русском дворе был траур!
А в январе 1903 года весь Санкт-Петербург танцевал на грандиозном историческом балу в Зимнем дворце. Императрица Александра Федоровна пришла на него в костюме московской царицы XVII века. Царь Николай II преобразился во второго русского царя из рода Романовых - Алексея Михайловича, по прозвищу Тишайший, и держал в руках его подлинный жезл. На том балу я видела самых достоверных скифов и варягов, стрельцов новгородских и московских, воевод и витязей, думных и посольских дьяков, ловчих и прочих жителей времен Иоанна Грозного. Старшие дочери нашего императора Ольга и Татьяна там были в татарских уборах. Я сшила себе польский наряд XVI века - зелёное платье и белый покров, чтобы наложить его на голову и на плечи.
По общему мнению, тот бал был просто великолепен. И потому до начала Великого поста мы успели его повторить ещё и в Аничковом дворце.
Конечно же, сёстры Ставинские прекрасно знали, что в стенах Шуваловского дворца собирался весь цвет столичного общества. По убранству он уступал разве что Зимнему дворцу. Его Полина с Амелией видели каждый день, так как он стоял через Фонтанку, прямо напротив Екатерининского института.
Сейчас, Алёша, Шуваловский дворец - это широко известный музей, где до сих пор можно увидеть дореволюционные дворянские коллекции. Чтобы посмотреть на них и насладиться убранством дворца - нужно выстоять большую очередь.
Вот посмотри, есть у меня вот тут вид его замечательной лестницы, Белая гостиная, а также Рыцарский и тот самый Белоколонный залы...
2. 'Белая ночь в Шуваловском, 1907'
Когда над Санкт-Петербургом в бальный день спустился светлый вечер, многооконный Шуваловский дворец вспыхнул ослепительным светом. И вскоре по его парадной лестнице с отливающими золотом перилами, расходящейся надвое на первой же площадке, двинулся вверх поток самых изысканных гостей. Все дамы шли в длинных пышных платьях, украшенные драгоценностями, а кавалеры - в военных и статских мундирах с орденами, в основном им доставшимися по праву рождения.
Графиня и граф Галицкие шли по той лестнице со всем достоинством, под руку, а три их хрупкие девицы, с опущенными глазами, следовали за ними. На черном костюме Михаила Львовича красовались три старых ордена с бриллиантами, полученных им по наследству вместе с правом ношения. А у Юлии Филипповны, помимо обычных дамских украшений, на левом плече сиял золотою бабочкой екатерининский шифр. И в нём, кроме всего прочего, были зашифрованы и её личные институтские успехи. Такого же вида шифры носили все фрейлины русских императриц, но они у них были больше и с бриллиантами и на голубых лентах. Вся парадная лестница Шуваловского дворца была покрыта алым ковром. До всех гостей, поднимающихся на второй этаж, доносились звуки красивой спокойной музыки.
В первой гостиной, что была убрана в пастельных тонах, всех гостей встречала хозяйка бала - графиня Елизавета Андреевна Шувалова, одетая в изысканное белое платье. Проходящие мимо гости ей благодушно кланялись, и она, блистая бриллиантами, со светлым взором, кивала им. Галицкие-старшие подошли ближе к ней, и она, сверкнув улыбкою, им что-то сказала. А когда Елизавета Андреевна обратила взгляд на трёх юных девиц, они сделали глубокий реверанс. И хозяйка дворца негромко произнесла:
- Мне кавалеры из любезности говорят: 'Все ваши залы в Шуваловском, а также кабинеты и гостиные - весьма хороши!' Сами же они видят на балах только прекрасных дам и юных дев... Посему, мои милые, вы и есть - главное украшение нашего бала! Ради вас в эту ночь я и открыла мой Белоколонный зал!
И тогда все три девицы ещё раз поклонились ей ...
Затем чета Галицких прошла через Белую, Голубую, Красную и Золотую гостиные, где висели довольно реалистичные картины, в основном морские и среднерусские пейзажи, а вдоль стен стояли карточные столы, покрытые зелёным сукном, и стулья, обитые малиновым бархатом. В Готическом кабинете вдоль стен были расставлены открытые шкафы, где лежали и стояли изящные вазы, тонкостенные сервизы, пасхальные яйца, очень искусная вышивка, старинные монеты и прочие редкости.
Между тем по всем помещениям и проходам дворца уже ходили лакеи в малиновых ливреях с подносами, уставленными бокалами с прохладительными напитками.
И вот Галицкие попали в огромный прямоугольный зал, обставленный со всех сторон большими белыми колоннами. В нём с высокого потолка свисали три золочёные округлые люстры, в каждой из которых сияло много эдисоновских лампочек, сделанных в виде свечей. На всех окнах в этом зале были золотистые парчовые шторы, подвязанные лентами. Напольный паркет был тёмный, ровный и блестящий. Вся верхняя же часть этого зала была украшена барельефами более тёмного оттенка со сценами Троянской войны. Конечно, это и был знаменитый Белоколонный зал, где могли танцевать одновременно до тысячи гостей, не мешая друг другу.
Всё больше и больше гостей графини Шуваловой входило через большие и малые двери в тот зал.
Когда старшие Галицкие избрали себе место у одной из колонн, Полина Леонтьевна стала смотреть поверх веера на всех, кто был тут. И вдруг, она глазам своим не поверила... Прямо напротив них стояли трое молодых военных в тёмно-зелёных мундирах с золотыми погонами. И один из них был тем самым солдатом, что прошёл мимо них в первом ряду строя к Зимнему дворцу.
- Помилуйте, Юлия Филипповна! - обратилась она к тётушке. - Напротив нас стоит тот самый солдат из семёновского караула, с двумя товарищами. Но если он простолюдин, то как оказался тут?
Присмотревшись к ним, графиня Галицкая с удивленьем произнесла:
- И в самом деле... Сейчас я Мишеля расспрошу. Может быть, он что-то знает?
После довольно долгого общения с мужем она вновь вернулась к своим девицам и шепотком громким произнесла:
- Мой Мишель раньше видел их. Всё это рано осиротевшие дворяне - сыновья лейб-гвардии Семёновского полка. Есть в России такая традиция, идущая от императора Петра I. Если у героически погибшего полковника или более высокого военачальника остался без попечения малолетний сын, то сам император определяет его на отменное казённое воспитание при дворянском лейб-гвардии Семёновском полку. И командиры Семёновского имеют устный указ - относиться к сим мальцам не как к подчинённым, а как к своим собственным сыновьям.
Не иначе сих кавалеров наша Бетси сама нашла. Это ещё одно её благодеяние. А приглашения на балы свои военным она посылает прямо через Гвардейский штаб.
Ещё Мишель доложил мне, что все воспитанники Семёновского полка весьма упорны. Все они получают за счёт казны высшее образование, производятся в офицеры и восходят по служебной лестнице куда успешнее, чем юнкера. И ещё муж мой съязвил про всех прочих дворянских сыновей, собранных тут. Но весь казус, мои голубушки, состоит в том, что нам здесь никто тех семёновцев представить не может. А без представления, по бальному этикету, каждый из них может пригласить вас на танец только один раз.
Между тем к Юлии Филипповне и Михаилу Львовичу стали подходить один за другим солидные дамы и господа с сыновьями и внуками, и, поклонившись, представляли им свою молодёжь. А Галицкие, имея на попечении сразу трёх девиц, более сдержанно кланялись им в ответ. А потом представленные молодые люди подходили к Александре, Полине или Амелии говорили:
- Позвольте, мадемуазель, мне надеяться иметь честь пригласить вас на первою кадриль...
Если тот танец был уже занят, то они продолжали:
- А что же осталось у вас свободно?... Могу ли я хотя бы надеяться потанцевать с вами ваш первый свободный вальс?
Перед тем, как дать согласие на какой-либо танец, Полина Леонтьевна раскрывала свою бальную книжку, где уже постранично были записаны все события предстоящего бала. На тех листах, где никого ещё не было, она вписывала толстеньким карандашом имена новых кавалеров. Но досада состояла в том, что все её приглашали только на второстепенные танцы, что ей было прилично и пропустить. А вот на главные события бала - на мазурку, на котильон и в особенности на полонез, что будет объявлен первым, - у неё решительно никого не было. Время всё шло и шло, и Полина с ужасом понимала, что оно приближает её к катастрофе.
Ровно в девять вечера в центр Белоколонного зала вышел видный господин, с пышною шевелюрой и бакенбардами, одетый в изящный белый фрак. Он красиво повернулся вокруг, обводя всех собравшихся рукою, и с сияющим лицом торжественно произнёс:
- Глубокоуважаемые дамы и господа, позвольте начинать наш бал 'Белая ночь в Шувалово'! Вот первый танец... Объявляется полонез! Господа приглашают дам! Все пары выходят в центр Белоколонного зала и образуют ряд!
После нескольких нестройных звуков оркестранты заиграли всеми любимую пронзительную и немного грустную мелодию полонеза. В первой паре в центр зала выпорхнула блистательная хозяйка бала с молодым полковником в тёмно-зелёном мундире с золотыми пагонами лейб-гвардии Преображенского полка. И тотчас же стали выходить и пристраиваться за ними всё новые и новые пары. Ну, а Полина, прикрыв лицо веером, холодела от ужаса. Все кавалеры, которые двинулись в её сторону, прошли мимо, и никто, никто её здесь даже не замечал!!
Вдруг, прямо перед нею появился тот самый юноша из семёновского караула. Одним щелчком своих каблуков он обрушил всю эту хладную стену и тотчас представился:
- Подпрапорщик лейб-гвардии Семёновского полка - Василий Корнеевич Андреев. Мадемуазель, могу ли я без записи пригласить вас на польский?
- Ну, что же, мы можем составить пару, - сделав полупоклон, ответила она и, подавая ему свою руку в длинной белой перчатке, представилась: - Полина Леонтьевна Ставинская!
Полонез представляет собой движение пар грациозным шагом под музыку друг за другом по всему залу и даже по прилегающим к нему комнатам. При этом всем участникам шествия позволяется негромко беседовать.
- Отчего, Полина Леонтьевна, ваша маман так строга ко мне? Там, у Зимнего, она орлицею взглянула на меня, и здесь вот - тоже? - спросил мой прадедушка у прабабушки, когда они, делая синхронные размашистые движения, двигались в едином ряду.
- Это наша с сестрицей Амелией тётушка Юлия, сестра нашей покойной матушки! В память о ней она заботится о нас, - мягко ответила Полина и с новой силою произнесла: - Ах, как же вы легко ходите! Не из тех ли вы кавалеров, что танцуют сразу на двух балах?
- О, Полина Леонтьевна, - сказал ей Василий. - Просто уж бальные танцы входят в нашу учебную программу, а мы, воспитанники лейб-гвардии Семёновского полка, по традиции всё делаем основательно. Но если бы передо мною встал выбор - идти на бал в Зимний дворец или на литургию к батюшке Иоанну, то я поехал бы в Кронштадт.
Ещё император Пётр I о балах говаривал: 'Сии мирские церемониалы основаны на бесконечном кружении ангелов, постоянно прославляющих Господа и Пресвятую Троицу! Посему балы выполняют задачу восхваления Царской власти и подчеркивают единство царя со своим народом'. И действительно, благородные манеры - это признак просвещённого ума и благородства души. Именно в манерах отражаются добродетели. А потому и бал для меня - не такая уж и большая повинность.
Недавно наш полк принял участник русско-турецкой войны - генерал-майор Владимир Александрович Шильдер. При императоре Александре III он был поставлен воспитывать великих князей и инспектировать кадетские и юнкерские училища. Узнав, что и в Семёновском есть до сих пор воспитанники, он стал вызывать нас по одному. Перед сим балом нам он напомнил: 'Балы - это лучшее училище хороших манер и светского общения! Танцы придают манерам дворян величавость, грацию и изящество! Разбор ваших успехов на балу повлияет на ваши воскресные увольнения...'
И вдруг пара, идущая впереди, развернулась. При полонезе предполагался обмен партнерш, и в обмене отказывать было нельзя. И вот офицер с пагонами лейб-гвардии Измайловского полка принял Полину, а Василию досталась его зрелая дама...
По завершении первого танца все кавалеры проводили своих дам на их места.
Ещё до объявления второго танца, пока все танцевавшие обсуждали начало бала, к Галицким подошёл сухощавый седоватый генерал с торчащими в стороны усами и множеством орденов. Слегка поклонившись им и указывая на трёх молодых семёновцев, пришедших с ним, он сказал:
- Уважаемые Юлия Филиппова и Михаил Львович! Я командир лейб-гвардии Семёновского полка, генерал-майор Владимир Александрович Шильдер! Позвольте вам представить сыновей моего полка, и потому - моих сыновей! Вот господин подпрапорщик Василий Андреев, фельдфебель Александр Синицын и унтер-офицер Владимир Томилов. Прошу вас удостоить их чести танцевать с вашими ослепительными красавицами!
- Ваше превосходительство, ваше представление принято! - встав перед генералом во фрунт, отчеканил Михаил Львович и, немного раскрепостившись, добавил: - Пользуясь случаем, Владимир Александрович, выражаю вам личное почтение, и убеждение, что вверенный вам лейб-гвардии Семёновский полк - наилучший у Его Величества! Мы с Юлией Филипповной приглашаем вас к себе, на Малую Конюшенную, пять, на обед или ужин. И мы ждём вас с вашими молодцами!
Сейчас я служу его Величеству статским советником в Дворцовом министерстве. С гимназической скамьи питаю слабость к военному делу. Мною собрана самая лучшая в Санкт-Петербурге коллекция предметов амуниции русской армии всех прежних времён, и есть кое-что даже из оружия. Всё это имеет боевые отметины и потому овеяно славою! А ещё я выстраиваю баталии из солдатиков. Презабавная, знаете ли, безделица.
- Уверяю вас, Владимир Александрович, вы оцените нашу кухню! - тут же добавила и Юлия Филипповна. - В нашем дому служат самые отменные повара!
- Признаться, весьма рад вашему приглашению, - широко улыбнувшись, ответил он: - Непременно приду, если служба позволит. Ну, а пока позвольте ваше приглашение передать трём моим сыновьям! Им, знаете ли, бывает полезно посещать благородные дома.
- Как изволите, ваше превосходительство! - с поклоном сказал Михаил Львович.
Потом мой прадедушка подошёл к прабабушке и четким голосом произнёс:
- Полина Леонтьевна, прошу записать меня сразу на ваш котильон и на вашу мазурку. Смею ли я надеяться?
- Да, Василий Корнеевич, я беру вас на карандаш, - довольно улыбнулась она и стала листать свою бальную книжку.
Два других молодых семёновца записались на танцы у Александры и у Амелии.
На том балу в Шуваловском мои прадедушка и прабабушка танцевали более трёх раз. Это являлось нарушением бального этикета, и могло скомпрометировать Полину Леонтьевну. Моя прабабушка, конечно же это знала, но всё равно, принимала приглашения прадедушки и выходила с ним всё на новые и новые танцы. А когда ей по записи приходилось танцевать с кем-то другим, то прадедушка просто стоял у своей колонны. Прабабушка же нисколько не думала о себе, переживала только за то, что строгий усатый генерал наложит на Василия Корнеевича взыскание.
Графиня Юлия Галицкая всё это прекрасно видела, но на балу и виду не подала.
Одни танцы сменяли другие, и вот вся танцевальная программа подошла к концу. В центре Белококонного зала вновь появился распорядитель бала в белом фраке, и объявил:
- Покорнейше прошу извинить, дамы и господа, но бал наш, 'Белая ночь в Шуваловском', подошёл к концу. И сейчас, по традиции, графиня Елизавета Андреевна Шувалова приглашает всех нас в Рыцарский зал, чтобы слегка взбодриться и закусить. Там вас уже заждался фуршетный стол!
После слов тех ведущий бала двинулся первым в Рыцарский зал. Все бывшие в Белоколонном зале двинулись за ним. Людской поток принёс Галицких-старших и их девиц в другое обширное помещение. Верхний фриз его был выложен барельефными изображениями средневекового рыцарского турнира. А на его паркете стояли три длинных высоких стола, покрытые белыми скатертями, со множеством графинов и блюд с кушаньями. И подле столов ходили слуги в коротких белых халатах, что-то объясняя и подавая господам.
При этом мой попутчик поднял палец и пояснил:
- Алёша, а как узнал я, в тех графинах была водочка белая померанцевая, красная померанцевая, горькая померанцевая, а также с водочка мятная, миндальная, персиковая, английская горькая, гвоздичная, малиновая, вишнёвая, испанская горькая, бальзамная, данцигская, розовая, анисовая, полыннаяая, золотая, коричная, лимонная, тминная, а также джин голландский, коньяк и крымский арак...
И вот в той сутолоке и шуме к Галицким 'прибило' и трёх воспитанников лейб-гвардии Семёновского полка. Увидев их, Юлия Филипповна о чём-то поговорила с мужем, уже держащим вторую рюмку, и произнесла:
- Господа семёновцы! Пожалуйста, передайте генерал-майору Шильдеру от графа и графини Галицких приглашение отобедать у нас на Большой Конюшенной в следующее воскресенье. И вас троих тоже мы приглашаем. Стол будет накрыт на девять персон.
- Но если генерал Шильдер всё же прийти не сможет, то вы приходите без него, - добавил, уже раздобревший Михаил Львович. - Мы всегда привечаем гостей по-домашнему. Милости просим, без церемоний...
- Мы обязательно к вам придём, - щёлкнув каблучками, заверил Галицких фельдфебель Александр Синицын.
И когда все они стояли у фуршетных столов, моя прабабушка повернулась к прадедушке и негромко сказала:
- Вот только бы на другой выходной генерал вас увольнения не лишил... За простои...
- Да уж, он может...- покачал головой прадедушка.
Затем Полина что-то достала из дамской сумочки и подала тонкими пальчиками ему:
- Вот, Василий Корнеевич. Мне прилично вам подарить здесь это...
Это оказался толстенький беленький карандашик, на котором золотом было написано: 'Белая ночь в Шувалово, 1907'.
Должно быть, тот подарочек добавил Василию решимости, и он ей сказал:
- Я, Полина Леонтьевна, принадлежу к тем, кто верит в свою судьбу, и хочу посмотреть, что она скажет трижды... Если, во-первых, генерал меня увольненья не лишит, то это значит, что мы не случайно с вами встретились. Если, во-вторых, после застолья у Галицких они нам разрешат проводить вас с Амелией Леонтьевной по Невскому до Екатерининского, то они этим откроют дорогу к третьему... Третье же будет на Аничковом мосту, где мы сначала поглядим с вами на все четыре стороны, а потом я скажу ещё несколько слов и предложу вам со мною обменяться обручальными кольцами... Что вы скажете на это, Полина Леонтьевна? Всё это вас не оскорбит?
Конечно же, такого поворота в том разговоре моя прабабушка не ожидала. Но она виду не подала, и как бы в обычной манере произнесла:
- Давайте посмотрим, Василий Корнеевич, на один-два-три. И пусть каждый изберёт судьбу свою сам. А теми словами, что сказали вы, ни одну из девиц оскорбить нельзя...
А у Юлии Филипповны оказался очень хороший слух. Уже на Малой Конюшенной она с блеском в глазах моей прабабушке сказала:
- Моя голубушка, я вам за балл выставляю посредственный бал! И каков молодец ваш Василий! Ну каков молодец?! Такой и не заметишь, как окольцует!
- Откуда вам, тётя Юлия, знать, что Василий Корнеевич мой? - ничуточки не смутившись, ответила Полина. - Да кто такое предсказать может?
- А я, голубушка, вот могу! И вы, когда поживёте с моё, - тоже сможете! Раз так всё складывается, то мне необходимо кое-что предпринять. Но вы не волнуйтесь, Полина Леонтьевна, я не стану вас не к чему принуждать. Я только лишь предложу им одну дамскую игру. Чтобы вы сами увидели - кто из них чего стоит...
3. С белых ночей на Аничковом мосту
Вся следующая неделя для трёх воспитанников лейб-гвардии Семёновского полка и трёх девиц, в доме номер пять на Малой Конюшенной, тянулась необычно долго. И вот в воскресный день, в половине двенадцатого, три молодых семёновца в тёмно-зелёных парадных мундирах с золотыми погонами, с четырьмя плотненькими букетиками цветов в руках, позвонили в колокольчик дома Галицких.
Дверь им отомкнул слуга. И к ним по лестнице, разводя руками, спустился граф Михаил Галицкий. Он с каждым быстро и крепко поздоровался и почти скороговоркою произнёс:
- Господа семёновцы, там наверху всё ещё сервируют стол! А потому, с позволения наших дам, я предложу вам одну игру, достойную Генерального штаба! Диспозиция такова. Три ваших полка атакуют мой корпус, занимающий флеши, стоящие у речки и на холме. И у вас, и у меня имеется подвижная артиллерия - шуваловские единороги. Вы отдаёте свои приказы, а я отдаю свои. Я буду сам оценивать результат, и все реальные продвижения, и примерный счёт. Сейчас грянет бой! И вот вопрос. Смогу ли я под вашим натиском устоять? Пойдёмте же! На всё нам дамы дали тридцать минут...
При этом Михаил Львович жестом пригласил трёх семёновцев за собой и устремился по полутёмному коридору. А те, с недоумением посмотрев друг на друга, опустили цветы и послушно последовали за ним...
А в большой и довольно уютной гостиной второго этажа к приходу гостей всё было готово. Против входной двери, кто в креслах, а кто и на диване, сидели три девушки в нарядных летних платьях, с красиво убранными волосами.
Когда в ту дверь вошла Юлия Филипповна, то она театрально всплеснула руками и торопливо произнесла:
- Ах, вы голубушки мои! Этот несносный Мишель всех ваших кавалеров взял в плен и их конвоировал их в Батальный зал! Он всех наших гостей туда водит. И бывают такие моменты, когда нам, женщинам, лучше помолчать... У Мишеля моего есть страсть, и хорошо хоть ребяческая! Это любовь к лейб-гвардии Семёновскому полку, ко всей армейской амуниции, побывавшей в боях, и ещё, вы не поверите, - к оловянным солдатикам! Ну, что я могу с ним сделать?! К нему же в дом пришли семёновцы! Ещё минут двадцать терпения. Он мне клятвенно обещал!
- Так кто же пришёл к нам, тётушка? И сколько их? - глядя перед собою, спросила её Полина.
- Генерал-майор Шильдер, конечно же, прийти не смог. Но вот три сына его пришли, - уже обычным тоном своим ответила графиня Галицкая. Потом она резко повернулась к девицам и, погрозив им пальчиком, произнесла:
- Когда, мои голубушки, мы сядем за стол, то вам позволительно пощебетать. Но когда нам принесут десерт, то чтобы я ни сказала - ваше дело глядеть вниз и краснеть! И не дай Бог, какая мышка пискнет! И потом не вздумайте дуться на меня! Со временем вы всё поймёте. Надо же их проверить...
Вскоре в верхнюю гостиною вошли с поклонами мужчины и сразу же поднесли всем четырём дамам по букетику цветов.
На это Юлия Филиповна сказала:
- Спасибо, господа семёновцы, за цветы! Но прежде, чем мы отобедаем, расскажите нам что-нибудь о себе. Где вы живёте, чем живёте и что делаете?
Все молодые военные посовещались. Затем шагнул вперёд унтер-офицер Владимир Томилов, танцевавший на балу с Амелией, и размеренно произнёс:
- Мы все трое являемся воспитанниками лейб-гвардии Семёновского полка. Живём в расположении полка, в отдельных комнатах, рядом с иными офицерами. Пять полных дней в неделю даны нам на учёбу. Все мы учимся, ныне уже на четвёртом курсе Механического факультета императорского политехнического института. По субботам нас ставят в разные наряды по полку. А по воскресеньям мы имеем законный выходной со свободным выходом в город. Раз в полгода, нас обязательно ставят разводящими в охрану Зимнего дворца, где мы несём службу одну неделю. Только что мы в институте сдали сессию за третий курс и стали четвёрокурсниками. По окончании пятого курса и защиты инженерных дипломов мы станем механиками и будем произведены в офицеры.
Потом рядом с Владимиром встал и фельдфебель Александр Синицын, танцевавший всё более с Александрой, и куда более увлеченно продолжил:
- А ещё мы с Володькой входим в состав Группы воздухоплавания доцента Александра Дудина. Военное министерство уже второй год даёт институту деньги на анализ и систематизацию и всех материалов по аэропланам. Мы и сами моделируем аэропланы. Недавно в западных странах в области самолётостроения произошёл прорыв. Современные аэропланы свободно взлетают, выполняют набор высоты до двухсот метров, делают развороты в воздухе и благополучно приземляются. Рекорд продолжительности полёта составляет уже более получаса!
Но первенство в области воздухоплавания всё равно навсегда останется за Россией! Четверть века назад наш генерал-майор Александр Фёдорович Можайский построил на собственные деньги первый в мире летательный аппарат. И он своей идеей заразил весь мир! Аэроплан Можайского имел две паровые машины мощностью в 20 и 10 лошадиных сил. Его аппарат только лишь на мгновенье сумел оторваться от земли, а потом завалился набок и сломал крыло. Его бесценные паровые машины ныне хранятся на Балтийском судостроительном заводе. Но сейчас на западе авиаторы ставят на самолёты автомобильные двигатели.
И тут между Владимиром и Александром встал мой прадедушка, обнял их за плечи и сказал:
- Эти вот два молодца только о небе и говорят и даже во сне летают. Ну куда от них деться? Я изучаю для них мудрёные бензиновые двигатели. Два основных недостатка автомобильных двигателей - это их малая мощность и большой вес. Уже очевидно, что для самолётов нужно создать специальные двигатели, работающие на керосине... Но самому мне куда интересней вопросы связи. Потому я состою в Телеграфной группе, перед которой Военным министерством поставлена задача - соединить электрические сигналы с печатною машинкой. И ещё, по решению заведующего нашей кафедры, я включён в Группу разработки сейфовых замков. Если бы вы нас в сейфовой лаборатории только видели, то решили бы, что это больница. Все мы ходим там в белых халатах со слуховыми трубочками в руках. И скажу вам, дамы и господа по секрету, что Государственный банк Российской империи куда щедрей Военного министерства!
- А ещё у нас в институте идут великие перемены! - на той же высокой ноте добавил Владимир Томилов. - К нам в институт, с нового учебного года, на все кафедры будут принимать и девиц! Как вам такой вот пассаж - инженер-дама?
При этом, все кто был в верхней гостиной, заулыбались. И Юлия Филипповна со всею своею любезностью произнесла:
- А теперь, дамы и господа, прошу вас за наш овальный стол! Устраивайтесь, кому где удобно.
И все молодые люди расселась парами, как они и танцевали на балу. Во время всего обеда Владимир с Амелией и Александр с Александрою о чём-то негромко беседовали. Полина с Василием говорили как-то односложно с всё больше молчали. Иногда, в связи с блюдами на столе, что-то говорила Юлия Филипповна.
Три молодые служанки в форменных платьях всё время что-то приносили к столу. Когда же и с первыми, и со вторыми блюдами было покончено, были поданы тонкостенные чашки с блюдцами из белого фарфора с золотыми каёмочками. В центр стола был водружен большой сметанный торт с ванильными цветами и вишенками, а также уже нарезанные на дольки вишнёвый и яблочный пироги. А ещё там была всякая сдоба и несколько видов густого варенья.
Когда и с десертом в основном было уже покончено, Юлия Филипповна, окинув всех взглядом, с улыбкой произнесла.
- А теперь, дамы и господа, я хочу предложить вам одну игру, достойную наших белых ночей... Вот вы, Василий Корнеевич, всё больше молчите. И если уж так, то давайте мы начнём с вас. Не могли бы вы мне первым ответить только на один вопрос?
- Весьма охотно, Юлия Филиповна, - откинувшись на спинку стула, ответил тот.
- Ну, вот и хорошо. Только я извиняюсь за прямоту. Такие уж у нас дамские игры. И вот, извольте, вопрос... Смогли бы вы, Василий Корнеевич, взять в жены девушку, которая вам понравилась, но у которой, как выяснилось, имеется один изъян? Положим, она, как и вы, из дворян, собою весьма хороша и во многих отношениях достойна похвал. Но, увы, она - сирота-бесприданница, да к тому же и католичка. Взять себе привилегию, чтобы снимать комнаты в хорошем доходном доме и посещать Екатерининский институт свободно, из-за скромности дохода она не может. И потому ей приходится жить в большом дортуаре, где стоит двадцать две койки, казённые одеяла тонки, ну а печи истопникам всю зиму свыше четырнадцати градусов в помещениях топить не велено. Классные дамы в Екатерининском - сама строгость, а единство формы равняет всех. Девица та отдала себя на сии муки за престижный Екатерининский диплом. Ведь он будет ходатаем за неё и позволит ей получить место гувернантки в любом дворянском доме и даже при великокняжеской семье.
И вот ответьте мне, Василий Корнеевич, в порядке игры, конечно же. Как бы вы поступили при сей диспозиции? Однако я понимаю, что тема сия щепетильна, и потому вы можете на вопрос мой не отвечать.
При этом все три девицы, сидевшие за столом, опустили глаза, и их, действительно, бросило в краску. Они были похожи на бабочек, пришпиленных булавками к листу.
Но мой прадедушка при этом нисколько не смутился. Когда говорила хозяйка, он просто смотрел куда-то вдаль, а затем размеренным голосом дал ей ответ:
- Смею доложить вам, любезная Юлия Филипповна, что для меня сей изъян не стал бы помехой. Бедность это ведь не порок. Все действия девицы той одобряю. Я тоже ведь сирота и всего добиваюсь сам. Но уже через два года я получу уникальную гражданскую специальность, офицерский чин, и смогу сам содержать свою семью. Получив чин офицера, как воспитанник лейб-гвардии Семёновского полка, я смогу либо перевестись в любой пронумерованный полк, или остаться в Семёновском в Санкт-Петербурге...
Но у меня к той девице будет одно условие. Дело в том, что я непременно хочу быть венчанным. А потому она должна будет принять православие.
- Очень похвально, Василий Корнеевич, - даже похлопав в ладоши, сказала тётя Юлия и добавила: - Но раз так, то давайте и дальше продолжим нашу игру. И теперь у меня есть вопрос к вам, Полина Леонтьевна. Ну, просто так, по ходу игры. И вы вовсе не обязаны мне на него отвечать. Так вот... не станет ли для вас, Полина Леонтьевна, преградою к браку с тем молодым человеком, который вам чем-то понравился, вот такое его условие?
При этом моя прабабушка сразу же и вполне твёрдо произнесла:
- Да, на такое условие своего избранника я была бы согласна.
- Как я вас понимаю! - всплеснув пуками, сказала тётя Юлия и объявила: - Ну раз так, то мы на этом закончим нашу игру. Если кого-то я нечаянно уколола, то прошу покорнейше меня простить. И согласитесь, господа семёновцы, что у нас в верхней гостиной баталии куда занимательней, чем внизу, у вас. А что нам на всё это скажет Михаил Львович, как весьма опытный хранитель дворцовых тайн?
- Да то и скажу, Юлия Филипповна, что вам бы пагоны полного генерала от гофмаршала получить, - с каким-то рассеянным видом ответил тот. - Но будьте во мне уверены, мадам: уж если мне доверена тайна, то я смогу её сохранить.
И вот затем поднялась Полина Леонтьевна и, вопросительно посмотрев на Галицких, произнесла:
- К сожалению, нам с Амелией уже пора...
Рядом с ней поднялся и Василий Корнеевич и, также посмотрев на хозяев, очень почтительно произнёс:
- Уважаемые, Юлия Филипповна и Михаил Львович, мы все трое благодарим вас за честь посетить этот прекрасный дом и отобедать вместе с вами. Ваш стол был очень хорош... Вот нынче в Санкт-Перербурге нас радует погода! И мы все трое сочли бы за честь проводить Полину Леонтьевну и Амелию Леонтьевну до Екатерининского по Невскому, пешком. Тут ведь недалеко... Возможно ли нам надеяться?
Тётя Юлия посмотрела на него очень внимательно и ровным тоном произнесла:
- У сёстёр Ставинских есть свой опекун. И все решенья по небольшим вопросам он позволяет им принимать самим...
По небольшой Малой Конюшенной улице все молодые люди шли гурьбой, под общий разговор про Санкт-Петербургских чижиков-пыжиков. А на Невском проспекте, с его лавками и торговыми домами и яркими вывесками над ними, где в обе стороны ходило много хорошо одетых людей, Амелия с Александром и Владимиром пошли впереди, а Полина с Василием - вослед за ними. Первые всё время о чём-то говорили и даже смеялись, а вот вторым хорошо было рядом идти и без слов.
И моя прабабушка, должно быть, так, для разговора, у прадедушки спросила:
- А вы не знаете, Василий Корнеевич, почему второго русского царя из рода Романовых прозвали Тишайшим?
Он же ответил ей так:
- Той истории я не знаю... Но царь Алексей Михайлович был человеком весьма верующим. Он знал, что Бог есть только лишь в молитвенной тишине, и где-нибудь мог сказать: 'Там где есть тишина - можно всегда услышать Бога'.
И так как тогда трое идущих впереди засмеялась, то прадедушка и прабабушка сбавили шаг и вскоре от них отстали.
А потом прабабушка вновь спросила у прадедушки:
- Василий Корнеевич, вот сегодня перед обедом вы о себе мало сказали. Расскажите, откуда вы родом?
И он поведал ей следующее:
- Род мой, Полина Леонтьевна, связан с белорусским городом Могилёв, но никого из родни своей я не знаю. Мне только известно, что отец мой был полковником и где-то погиб при исполнении долга. А моя мама умерла, когда мне исполнился один год. Потом, почему-то, меня доставили в Санкт-Петербург. И здесь, исходя из давней армейской традиции, по личному указанию императора Александра III, я был определён в сыновья лейб-гвардии Семёновского полка.
У нас в Семёновском есть своя средняя школа, и мы - с Володей и Сашкой - отучились все её классы бок о бок со взрослыми солдатами. И мы всегда и по всем предметам отвечали лучше их. Для получения высшего образования, со льготой сына Семёновского полка, я мог бы учиться где угодно, и даже в Императорском Санкт-Петербургском университете. Но друзья мои любят технику, а я люблю их. Вот мы и пошли все вместе учиться в Императорский политехнический институт. Тем более, что он от нас рядом. Сейчас я не жалею об этом.
Участие государя Александра III в моей судьбе говорит о том, что отец мой совершил какой-то подвиг. Но где и какой? После победоносной русско-турецкой войны 1877-1878 годов Россия никаких военных действий более не вела...
И вот у меня есть мечта - однажды приехать в офицерском чине в город Могилёв и поклониться месту рождения своего. И скоро уже я смогу это исполнить. В родном городе я обязательно приду в его Дворянское собрание, узнаю что-нибудь о моих родителях и, наверное, найду свою дальнюю родню... Ну, а пока в моей жизни есть только Санкт-Петербург и два особых места в нём. Это гостиный дом лейб-гвардии Семёновского полка и сиротский дом на самой его окраине, возле женского монастыря...
- Выходит, Василий Корнеевич, вы отслужили в нижних чинах в Семёновском даже больше, чем граф Суворов, - как-то очень трогательно сказала Полина.
- Да, если смотреть по полковым спискам, то больше...
- А вот вы, Василий Корнеевич, Зимний дворец охраняете. А были ли при вас там какие-то происшествия?
- Ну нет, Бог миловал. Но мне известны два таких вопиющих случая. В сентябре 1879 года под царской столовой, в полдень, народоволец устроил взрыв. Но, слава Богу, сам император Александр II и все бывшие с ним находились тогда в другой зале. Царь ждал на обед иностранцев, а 'Норд-Экспресс', приходящий на Варшавский вокзал, тогда на полчаса опоздал. Преступник этого не учёл... При взрыве погибло 11 солдат лейб-гвардии Финляндского полка, и ещё 56 было ранено. Все погибшие оказались ветеранами русско-турецкой войны. Их семьи были зачислены на вечный пансион. И всем солдатам того караула были вручены награды или денежные премии.
А второй форс-мажор был недавно - на водосвятие 1905 года. При производстве салюта в Петропавловской крепости одно орудие оказалось заряжено картечью, и оно ударило прямо по окнам Зимнего дворца. Над головой Николая II срубило древко его хоругви. Говорят, что при этом у императора ни один мускул не дрогнул, в его глазах была бесконечная грусть, и он сказал: 'До восемнадцатого года я ничего не боюсь'. Во дворце из-за того выстрела не пострадал никто. Во дворе его одного только городового по фамилии Романов слегка задело. А офицера Кравцова, командовавшего стрельбой, государь простил...
- Ваша Белоруссия и моя Польша находятся рядом... - потом задумчиво произнесла прабабушка, и, как бы спохватившись, она спросила: - Ой, Василий Корнеевич, а что же вам было от генерала? За все ваши нарушения и простои на балу?
На это мой прадедушка улыбнулся и сказал:
- Генерал-майор Шильдер нам, действительно, устроил детальнейший разбор. Саньке и Володьке 'за успехи на балу' дал он по два дополнительных выходных. А мне 'за боевую смекалку' - пять выходных дал! Но дни эти я могу отгулять только летом - до начала занятий в институте.
И вот, Полина Леонтьевна, ну, пожалуйста, вы помогите мне их отгулять! Я могу взять нам билеты в какой-нибудь театр или в цирк на Фонтанке. Если вы любите танцевать - я возьму билеты на платный бал. У нас в Санкт-Петербурге их почему-то во всех кондитерских продают. А ещё, быть может, вы знаете? Здесь на Невском, Электрический театр есть. В нём под музыкальный аккомпанемент двигающиеся картинки показывают. Это очень необычное зрелище. Вчера вечером под нашими окнами мальчишка-газетчик кричал: 'Господа офицеры, приглашайте дам в Электрический театр! Всю следующую неделю в нём будут показывать две люмьеровские ленты - 'Церемония коронации Николая II' и комедия про какого-то Достоевского - 'Идиот''! Куда вы, Полина Леонтьевна, хотите пойти?
- Мне нравится бывать в драматическом театре, - негромко сказала она. - Но мы, в Екатерининском, учимся круглый год. Мне можно выходить в город только по воскресеньям с девяти утра до шести вечера. А для того, чтобы выйти и на неделе, необходимо письменное прошение опекуна... Вы возьмите нам билеты на другое воскресение, куда-нибудь на ваш вкус.
Но вот и Аничков мост над Фонтанкою, Василий Корнеевич. Вот мы видим с него Аничков дворец, Шуваловский дворец и наш Екатерининский институт. Спасибо, что проводили. Тут мы с вами и расстанемся...
- Постойте же, Полина Леонтьевна, - почти что воскликнул мой прадедушка. - Мы же не посмотрели ещё и в четвёртую сторону! Взгляните - там, к югу и юго-западу располагается Санкт-Петербургская слобода - Семенцы.
Посмотрев на указанную им преимущественно двухэтажную городскую застройку прабабушка опустила глаза и спросила:
- И что это здесь, у Аничкова моста, рабочие делают? Быть может, вы, Василий Корнеевич, знаете, кем был тот Аничков, в честь которого здесь назван и мост, и сам царский дворец?
- Отчего же, знаю, - ответил прадедушка. - При Петре I граница Санкт-Петербурга проходила именно здесь, по Фонтанке. По указу Петра подполковник-инженер Михаил Аничков, с вверенным ему рабочим батальоном, выстроил на продолжении улицы Невской деревянный мост длиною 200 метров. Самый первый Аничков мост имел подъёмные щиты для проводки мачтовых судов. Тот же рабочий батальон прорубил в сосновом лесу, от реки Фонтанки до Обводного канала и Семёновского плаца, перекрещивающиеся просеки, которые потом стали улицами. В лейб-гвардии Семёновском полку в те годы служили одни только дворяне. Вот они-то и построили среди этих сосен хорошие каменные дома. Оттого всё это и называется - Семенцы.
Нынешний каменный мост через Фонтанку, шириною в тридцать два метра, был построен сто двадцать лет назад, одновременно с её гранитными набережными. Но сейчас Аничкову мосту требуется ремонт, так как его гранитная облицовка начала отходить от кирпичной кладки. Как говорили у нас в институте, он будет усилен железными клёпаными балками, с упором на свои устои.
А вон там, за Фонтанкой, через пять кварталов, расквартирован лейб-гвардии Семёновский полк. И чуть дальше высится наш Политехнический институт.
- Василий Корнеевич, а вот если было бы всё возможно, то где в Санкт-Петербурге вам хотелось бы жить?
И дедушка сказал ей так:
- Мне так видится, что Исаакиевский Собор, Зимний дворец и Адмиралтейство - это голова Санкт-Петербурга, а вот Аничков мост и всё, что с него можно увидеть на красно-гранитных набережных Фонтанки и на Невском проспекте - это его сердце!
Если было бы всё возможно, то я бы хотел жить здесь, в Семенцах. Да вот, хотя бы в этих трёхэтажных доходных домах. Там комнаты весьма хороши, но они стоят дорого. И ни один из тех двухэтажных домов, что идут до Семёновского плаца, мне никогда не купить. Любой из них стоит целое состояние. Но я могу снять для семьи своей вполне приличные офицерские апартаменты возле Александро-Невской лавры...
- До свидания Василий Корнеевич! Вы меня дальше не провожайте, а то наши девочки вас увидят и меня со свету сживут, - торопливо сказала прабабушка и хотела уже уйти.
И тут мой прадедушка воскликнул снова:
- Постойте, Полина Леонтьевна! Нам же самое главное осталось! Генерал увольнения меня не лишил, Галицкие нам проводить вас разрешили, прямо из сердца Санкт-Петербурга мы на все четыре стороны посмотрели, и вот теперь на моей ладони лежат два кольца...
Знаете, Полина Леонтьевна, увидав вас у Александровской колонны, я не смог вас больше забыть. В Зимнем дворце я нашёл замечательный портрет святого Серафима Саровского. На нём он выписан как живой. Вот я и попросил у того святого, как у живого, чтобы он, если это ко благу, устроил нам с вами встречу. И я пообещал ему, что если мы встретимся и составим семью, то я устрою в своей комнате большой иконостас и найду для него самые лучшие иконы... А по возвращении из того караула мне вручили приглашение на бал в Шуваловский дворец. А когда я увидел вас на балу, то подумал, что не иначе это святой мне помог - что это судьба...
Когда же наш офицер подсказал мне, кто ваши опекуны - я испугался. Ведь вы оказались рядом со мною, нетитулованным дворянином, слишком уж высоки. Но потом я подумал, что если святой всё это знал, и всё равно устроил нам встречу, то мне следует действовать. И вот я осмелился, без всякой записи пригласить нас на польский. Из разговора я понял, что мы с вами, действительно, во многом близки. А вот теперь, когда всё открылось, и оказалось, что мы стоим вровень с вами, то я от всего сердца вам предлагаю своё кольцо! Помолвка - это только начало пути к супружеству, а для окончательного решения у нас будет ещё целый год. Ну, что вы скажите, Полина Леонтьевна?
- И у меня на Дворцовой площади на сердце что-то было, - призналась ему Полина. - А игра Юлии Филипповны была несносна... Ну, конечно же, всё это так безрассудно, но мне очень хочется надеть на палец ваше кольцо...
И мои прадедушка и прабабушки взяли те кольца и обменялись ими прямо на Аничковом мосту.
- Полина Леонтьевна, мы можем говорить всем, что сегодня у графа и графини Галицких состоялась наша с вами помолвка, - заметил тогда мой прадедушка.
- Да уж, пожалуй, - согласилась она. При этом она повертела перед собой свою руку с кольцом и сказала: - Ваш дар, Василий Корнеевич, меня согревает. Я никому о нём ничего не скажу. Одна только Юлия Филипповна не удивится. Она мне его предрекла...
Вот посмотри, Алёша, на ещё одно историческое фото. Это вид с Аничкова моста, с кусочком нашего дома, в сторону Семенцов. Прямо возле моста высятся подъёмные балки, а вся гранитная набережная Фонтанки уставлена пришвартованными к ней дебаркадерами...
4. Знайте, Василий Корнеевич...
Прошёл год. Вновь наступали белые ночи, теперь уже 1908 года.
Сёстры Ставинские окончили Екатерининский и получили дипломы учительниц с отличием. Но так как в своём институте они отучились не шесть полных лет, а только два года, то ни медалей, ни прекрасных дамских шифров, какой был у тёти Юлии, им не дали.
Все три воспитанника лейб-гвардии Семёновского полка сдали весеннюю сессию Политехнического института за четвёртый курс. Благодаря тщательно выверенной воспитательной программе сыновей лейб-гвардии Семёновского полка, достойной дворян, все они имели самые превосходные манеры. А душой мой прадедушка был так чист, что не мог чисто физически вымолвить слово 'дурак'.
Весь год, почти каждое воскресенье, Василий Корнеевич и Полина Леонтьевна встречались на Аничковом мосту. Потом они ехали в какой-нибудь театр в кибитке или гуляли по Невскому. И с их первой встречи так повелось, что прадедушка, как бы играя, стал обращаться к прабабушке как у принцессе. Ну, и Полина Леонтьевна всегда была весела, вела себя бойко и также весьма вежливо. Ни о свадьбе, ни о совместном их будущем они особо не говорили.
И вот перед самым началом белых ночей Василий Корнеевич на Аничковом мосту ей сказал:
- Полина Леонтьевна, две недели осталось до нашей свадьбы. И если вы согласны со мною венчаться, то пора уже говорить о делах насущных. Я нашёл для нашей семьи три комнаты на улице Тверской, с отдельным входом, и готов оплатить их за год. Там можно вполне устроить и свадьбу. Мои друзья найдут нам официантов и поваров и сами доставят всё необходимое.
- А давайте, Василий Корнеевич, мы вот как поступим, - всё ещё продолжая свою роль, сказала Полина Леонтьевна. - В грядущий четверг я буду перекрещена в православие. Потом мы отправимся с вами на улицу Тверскую, чтобы я посмотрела на ваши комнаты. Ну, а потом я предложу вам вернуться сюда, на Аничков мост, где покажу вам другой жилищный вариант. Окончательный выбор жилья я, конечно, оставлю за вами. Даже не знаю, как вам покажется, и потому не спешите пока оплачивать вашу аренду. С моей стороны подготовкою к нашей свадьбе уже занимаются и Галицкие, и моя Амелия. Когда вы примете окончательное решение по жилью, то мы все наши усилия по подготовке к свадьбе объединим.
- Ладно, и ваш вариант посмотрим, - слегка вздохнув, сказал Василий и добавил: - Вот только задаток за Тверскую я уже отдал...
В одном из православных Храмов Санкт-Петербурга в двунадесятый праздник 'Вознесения Господня' моя прабабушка была перекрещена в православие. На улицу Тверскую им можно было весьма хорошо доехать но на конке, но Василий Корнеевич с Полиной Леонтьевной остановили лихого извозчика и с ветерком промчались по городу. И там, в одном из довольно приличных доходных домов, Полина Леонтьевна с загадочной улыбкою неторопливо осмотрела все три комнаты и потом сказала:
- Всё, Василий Корнеевич! А теперь давайте поедем к нашему Аничкову мосту!
Другой подвернувшейся им бричкой правил какой-то 'деревенский Ванька', и потому с ним они ехали не спеша.
И вот тогда, под цокот копыт, моя прабабушка у прадедушки спросила:
- А всё-таки скажите мне, Василий Корнеевич, почему вы хотите жениться на мне - бесприданнице? Ещё раз подумайте хорошенько. Ведь и сейчас ещё не поздно всё изменить. Нынче ведь и купеческие дочки бывают довольно образованные и с хорошими манерами...
- Ну полноте вам, Полина Леонтьевна! - сказал ей на это прадедушка. - Деньги деньгами, но сердцу-то ты не прикажешь. Вот великий наш поэт - Александр Сергеевич Пушкин - Наталью Гончарову безо всякого приданого в жены взял и был с нею счастлив. А всё почему? Да потому, что они подходили друг другу. И ещё потому, что она была ему благодарна...
- Ваша правда, Василий Корнеевич, - радостным облегченьем выдохнула она. - Как же это хорошо, что и вы так же, как и я, думаете. Вот по этому самому принципу и я избираю вас! Прошёл уже год, как тётушка Юлия разыграла нас всех, а вас и всего более. Это было несносно, но у неё есть оправдание. Она всё делала как истинная мать. Ваш товарищ Владимир Томилов, как человек умный и рассудительный, потом от Амелии моей отошёл. А вы вот - не отошли, и этим меня совсем приручили. И тогда мне тоже захотелось что-то для вас сделать...
знайте же, Василий Корнеевич, что я вовсе не бесприданница. Мой опекун - дедушка по отцовской линии - имеет свой герб и старинную баронскую корону! Когда наши с Амелией родители умерли, то он переписал всё их состояние на нас - в равных долях. Прошлой осенью я показала поверенному моему свою руку с вашим колечком и сказала: 'Подыщите мне дом в Семенцах до белых ночей, и желательно поближе к Фонтанке и к Аничкову мосту'. И я хотела уже по весне купить там один, как вдруг стали продавать особняк прямо у Аничкова моста! Мы с Амелией и поверенным весь его внимательно осмотрели и решили, что стоит он даже дороже, чем за него просят. Вот я и купила его.
Однако, Василий Корнеевич, вот мы уже с вами приехали! Помогите мне сойти на наш мост.
Прадедушка сразу же дёрнул извозчика за кушак, тот натянул поводья, и бричка остановилась.
- Вот он, наш особняк, Василий Корнеевич, - самый желтый на набережной, и самый ближний к нам в ряду двухэтажных домов, - с тихою улыбкою сказала Полина Леонтьевна. - И стоит он прямо напротив императорского Аничкова дворца, через Фонтанку! Сейчас наши слуги, вызванные из Белостока, всё в нём к свадьбе готовят. А моя милая Амелия, будто в усадьбе нашей, всем в нём распоряжается. Скоро она домой вернётся, и мы уже знаем, кто её сватать будет...
Вот посмотри, Алёша, какое удалось мне найти прекрасное дореволюционное фото, с аккуратненьким нашим домом, куда входит и первый пролёт Аничкова моста...
В пору белых ночей 1908 года, в одном из больших Храмов состоялось венчание моих прадедушки и прабабушки. Затем Полина Леонтьевна в белом подвенечном платье, и Василий Корнеевич в тёмно-зелёном мундире с золотыми пагонами разъезжали по всему Санкт-Петербургу в белом фаэтоне, украшенным золотым византийским узором. Ту весьма необычную повозку с удивительно мягким ходом Михаил Львович сумел одолжить у одного из князей по случаю свадьбы любимой племянницы жены.
В верхней гостиной дома Андреевых было накрыто большое застолье. В нижней обширной зале весь вечер играл кадрили и вальсы струнный оркестр графини Елизаветы Шуваловой. И что интересно, все её оркестранты пришли со своими инструментами в их дом из Шуваловского дворца пешком, вереницею, пройдя через Аничков мост. Гости натанцевались тот день до упаду.
Все свадебные приглашенья Полины и Василия Андреевых были изготовлены печатным способом на плотной розоватой бумаге, с двумя кольцами на фоне общих очертаний их дома, набережной Фонтанки и Аничкова моста. И такие приглашения были отправлены графине Елизавете Шуваловой и генерал-майору Владимиру Шильдеру.
Елизавета Шувалова зашла к ним ненадолго. Она поцеловала в лоб Полину и, стоя за свадебным столом, сказала молодоженам какие-то очень тёплые слова. В качестве свадебного подарка её лакеи внесли деревянный ларец с очень необычным чайным сервизом.
Усатый генерал-майор Владимир Шильдер подкатил на бричке с солдатом-кучером позже. Подняв рюмочку с горькой померанцевой водочкой, он сказал молодым, должно быть, так:
- Дорогие Полина и Василий, поздравляю вас с днём вашего бракосочетания! Без всякого сомнения, вами продолжится благословенный род Андреевых, где в каждом поколении будут офицеры, преданные Богу, царю и Отечеству! Желаю вам житейской мудрости, взаимного понимания и любви. И какие бы северные ветра ни залетали к вам на Фонтанку, пусть этот дом - как кораблик семьи вашей - остаётся всегда на плаву. Счастья, удачи и успехов вам во всём! Горько!!
И все гости ему подхватили: 'Горько! Горько!...', и молодые поцеловались.
Потом генерал добавил:
- Василий Корнеевич, своими успехами вы немало порадовали меня. И если у вас по службе или по жизни, когда-нибудь, будет загвоздка, то вы можете обратиться ко мне лично, где ни найдёте. Никакого отказа вам, как сыну лейб-гвардии Семёновского полка, а посему, и моему сыну, - не будет!
Сегодня утром на построении лейб-гвардии Семёновского полка было объявлено, что через три дня его примет новый командир. Армейская рутина не для меня. И потому я давно уже подал в Военное министерство прошение о переводе меня на воспитательную работу. И оно было удовлетворено. Согласно новому назначению я буду служить инспектором пажеских корпусов...
После двухдневного свадебного торжества семейная жизнь у прадедушки и прабабушки пошла своим чередом. К лету 1909 года Василий Корнеевич окончил политехнический институт и получил совершенно уникальную по тем временам специальность - инженер-механик.