Аннотация: И где комментарии, друзья мои??? Зря писал, что ли...
БАЙКИ ИЗ КУРИЛКИ
Юрий Дранов
Байки из "курилки"
Молодые моряки, приходящие сегодня на большие транспортные суда, с байками из "курилки" не знакомы. А ведь "курилка" на танкерах нашей молодости - это место, где в свободное от вахт и работ время собирался весь экипаж. Здесь моряки общались. В салоне для рядового состава играли на вылет в "козла", нарды, шахматы. Учитывая, что экипажи в то время были в 2 раза больше, чем сейчас, очередь на настольные игры занимали с обеда. Кто не успел попасть в игру, ждал своего часа, слушая истории бывалых моряков. Этот рассказ я услышал в 1984 году, когда я проходил плавательную практику на борту т/х "Бургас", от немолодого старшего помощника капитана.
"Дело было в конце 50-х годов. В то время я славно трудился в Одесском пароходстве и шел в свой первый рейс 3-им помощником на танкере "Казбек". Взяли груз - 10000 тонн мазута в Одессе и пошли в бельгийский Антверпен.
Седьмые сутки в море, все, как обычно: вахта, корректировка карт, проверка шлюпок и плотов, еда, отдых. Как сейчас помню - была суббота, 24 декабря, аккуратно под их Рождество.
В 19.40 поднялся на мостик. Погода отвратительная: 5-ти бальный шторм, волнение моря до 3 метров, дождь, на градуснике плюс 3 по Цельсию. Сверил курсы компасов, помог 4-му помощнику с молчаливого согласия старпома Сергея Ивановича "определиться" на карте. (Для справки: в Советском транспортном флоте, на танкерах, 4-й вахтенный помощник стоял одну вахту, с 16.00 до 20.00. Старшие помощники в то время не занимались погрузкой-выгрузкой и несли вахту с 04.00 до 08.00. Днем, как правило, у них были дела на палубе и работа с документацией, а приходили они на ходовой мостик, особенно в плохую погоду, только для контроля за обстановкой.) Подождал сдачу вахты матросов, проводил сменившихся и приступил к работе.
К 23 часам ветер усилился. Волна понялась еще примерно на метр. Первый раз стою один при таком шторме. Когда был 4-м помощником, в такую непогоду всегда приходил "чиф", сейчас его звать стыдно.
Волны гуляют по баку, переходному мостику, бьются в стенку носовой надстройки. Спасибо боцману: Степанович убрал с "бака" и палубы все, что можно, и закрепил на совесть то, что убрать было нельзя. Вокруг теплохода не просветная темень. Звезды, Луна спрятаны под свинцовыми облаками. Противный дождь с ветром мешает что-либо увидеть по курсу даже на "крыле" рубки, заливает глаза. Идем, как говорят, с помощью, чьей то матери, компАсов и родной советской РЛС П-12 "Енисей". Вторая РЛС - П-12НП "Иртыш" - удачно вышла из строя еще по выходу из Одессы, запчасти обещали привезти попутным судном в Антверпене. Экран РЛС от больших волн весь покрыт белыми точками и линиями, и разобраться, где очередная волна, а где маленькое судно, практически невозможно. Хорошо, что местные рыбацкие лодки и яхты попрятались в ближайшие убежища. Эфир забит переговорами на французском языке, которого я не понимал. Периодически на английском звучали редкие предупреждения об увеличении ветра и волны. В рулевой рубке катавасия звуков: писк радара, свист ветра, шум бьющейся волны, скрип всего, что могло скрипеть на мостике. В общем, тартарарам! И я, кажется, в этот день, начал седеть...
В 23.10 на мостик поднялся капитан, Иван Сергеевич П., наш "Батя" - душа-человек, настоящий моряк. На море лет 45, еще при царе на шаландах плавать начинал. В войну водил караваны "PQ" на севере. Пришел и выматерил за то, что чайник остыл. Посмотрел показатели всех приборов, дал поправку курса, сам увеличил скорость, которую я сбавил при усилении ветра. Позвонил старпому, пригласил его на мостик. Связался с машиной, попросил держать "пар" на максимуме. Налил себе чай, сел в капитанское кресло и закурил "Беломор". Мне ни слова. Но с ним на мостике стало легче и спокойнее - капитан в ходовой рубке автоматически принимает командование на себя. Я, записал в черновой журнал о его прибытии и, стараясь быть не заметным, стал у левого смотрового окна.
В 23.25 зашел начальник рации - Виктор Николаевич К. , у него с "нуля" часов начиналась вахта, но он любил приходить пораньше и выпивать чашку чая в ходовой рубке; через пять минут появился старший помощник капитана - Сергей Иванович Р.; ровно без 20 минут 20.00, на мостик поднялся 2-й помощник - Игорь Петрович Р. В 23.52 на мостик проскользнул Сеня-одессит, вахтенный матрос. Поздоровавшись со всеми, подошел к мокрому от дождя и соленых брызг смотровому окну, по которому, как умалишённые, "летали" дворники, с трудом открывая вид в черное "Ничто" по курсу и слегка подсвеченный переходной мостик под нами, и жутким голосом проговорил: "В такую погоду на просторах мирового океана выходит из морских пучин "Летучий Голландец"! Горе всякому, кто окажется на его пути! Погибший корабль топит попадающиеся ему суда, а мертвый капитан забирает живых моряков к себе в команду!" Все присутствующие, как по команде, повернулись к окнам рулевой рубки.
В это мгновение наше судно, свалившись с одной волны, нырнуло под другую и с непривычным грохотом и вибрацией всего корпуса ударилось в нее. Огромная масса воды накрыла "бак" и понеслась по едва освещенному переходному мостику. Нос судна с противным визгом и стоном начал подниматься, вода стекала со всех возвышающихся частей судна и по палубе устремилась к шпигатам. И тут...
Кто-то очень тихо прошептал: "Мама..."
По переходному мостику передвигалось нечто в белом.
Повисшая на несколько секунд тишина вдруг разом перескочила в водопад неразборчивых громогласных слов и междометий, издаваемыми присутствующими моряками. Вернулся шум шторма, скрип и стоны судна, писк радара, буханье волны о борт танкера, и разговоры на французском языке из радиостанции....
Капитан первым зарычал на старпома: "Ты Степаныча на бак отправил???".
"Я что, по вашему, дурак?", - не менее "спокойно" заорал старпом, "он уже третий сон видеть должен!".
"Так кто это???", - чуть ли не хором заголосили все.
"Капитан Флинт!", - пискнул Сеня в запотевшее от его дыхание стекло.
"Почему, Флинт?", "Какой к черту Флинт"? - в один голос закричали капитан и старпом, разом повернувшись к прижавшемуся лицом к стеклу матросу.
"Семен! Пошел ты ....", - зычный голос капитана вернул всех на свои места. -"Ты пьян?"
"Ни в одном ухе, товарищ капитан, - обреченно выдохнул Сеня, все больше "влипая" в окно: - А оно к нам идет!"
Я перевел взгляд с матроса на переходной мостик. "Оно" медленно, но уверенно, прижимаясь к леерам и приседая, когда очередная волна пробегала по его ногам, двигалось к надстройке.
Через несколько секунд, всю романтику увиденного новь нарушил капитан, соскочив со своего кресла и начав раздавать команды:
"Петрович (2-му помощнику), звони боцману. Пусть пробежится по морякам и посчитает их по головам. Затем доку, пусть хватает свой чемодан и бежит сюда. Да не один, а с кем ни будь! А то смоет, к черту!"
"Старпом, бери матросов и Гришку (меня). Одеть жилеты и осторожно пробираться на переходной мостик, парами с каждого борта! Чтобы не разминулись с этим Флинтом! Хватайте то, что там есть и тащите сюда!"
"Николаевич (начальнику рации), бегом в рубку и настраивайся на Одессу. Жди моей команды".
"Все по местам, я с Ивановичем на руле!"
Что бы ни говорили, но уверенное руководство всегда трезвит и направляет на правильные действия. Капитан - это не просто старшая командная должность на судне, это, в первую очередь, умение правильно разбираться в любых ситуациях и находить единственно верное решение. Поэтому капитанов по званию немало, а по призванию не хватает.
Через минуту мы вчетвером уже вываливались из дверей передней надстройки, пытаясь в полутьме коридора надеть пробковые спасательные жилеты. Открытое пространство на "пяточке" возле выхода встретило нас холодным дождем, завыванием ветра, свистом натянутых антенн и человеческой фигурой в белом. Она стояла напротив двери с широко расставленными руками и не имела головы...
Что я закричал, я не помню. В левое ухо визжал Сеня, в правое громко икал Сергей. Но и то, что стояло перед нами, тоже издавало не человеческие звуки. К фигуре в белом подскочил старпом и заговорил на английском языке. Именно английская речь вернула меня к действительности.
"Вы что, блин горелый, негра никогда не видели? Хватайте его и тащите в столовую, - скомандовал старший помощник. - Сеня, доложи "Бате", что у нас на борту иностранец. Я за доктором".
Затащить в столовую мокрого, неизвестно как попавшего к нам на борт негра, оказалось совсем не просто. Мало того, что он весил больше центнера, так еще цеплялся за все, что мог ухватить своими здоровенными руками, вереща на своем французском. Мы героически тащили его, отрывая черные кисти с желтыми ладошками от ручек дверей и задвижек, от комингсов и переборок. При этом Сеня, каждый раз отжимая пальцы, повторял одно слово: "Мерси".
Мокрого, холодного француза в кальсонах и нательной рубахе, безумно вращающего глазами усадили на диван. Все его попытки вскочить с места пресекались нашими доблестными матросами, повисшими у него на руках. Я, дрожащими от усталости и волнения руками, пытался налить ему горячий чай.
В столовую зашел капитан. Выдержав солидную паузу, четким и громким голосом на русском языке он представился: "Капитан Советского торгового судна "Казбек", Иван Сергеевич П." Повисшая тишина в помещении подсказала капитану, что он, что то не то говорит. Тогда Батя раскрыл объятия и громогласно произнес: "Welcome!".
Все начали безумно хохотать, выплескивая напряжение последних минут под недоумевающим взглядом негра и свирепеющим капитана, но остановиться смогли только, когда в помещение вбежали старший помощник с доктором. Их мокрые и встревоженные лица привели нас в чувство и успокоили. Я все же поднес стакан с чаем нашему гостю и побежал на мостик помогать оставшемуся в одиночестве Петровичу.
В рулевой рубке меня встретила тьма, писк радара, скрип мебели и кричащая радиостанция.
"Гриша", - Петрович стоял на руле, удерживая судно на курсе, - ответь по рации. Нас уже 5 минут вызывает береговая служба Бреста, а я не могу отойти от штурвала".
Легко сказать - ответь! Судорожно сжимая рукой потрескавшуюся от времени телефонную трубку, я с ужасом осознавал, что абсолютно ничего не понимаю в этом гомоне из слов и предложений. Летящая из динамика английская речь мало того, что была с французским акцентом, так еще периодически прерывалась треском грозовых разрядов и постоянно влезающих в нее словами из других радиостанций.
"Петрович, с чего ты взял, что это нас вызывают?", - попытался я избежать предложенного мне разговора.
"Они координаты наши называли, когда вызывали на связь. У них, что-то там произошло. Я не понял точно, но, кажется, их военный корабль пропал в нашем районе", невозмутимо ответил мне 2- помощник.
После его слов, у меня в голове все сложилось: "Петрович, я тебе одну тайну открою.... По-моему, этот их корабль мы потопили. А в столовой сидит французский негр в одном нижнем армейском белье..."
И я побежал за капитаном.
В столовой француза уже раздели и, уложив на диван, пытались растирать спиртом. Доктор копался в медицинском чемоданчике и, судя по озабоченному выражению лица, не знал, что лучше сделать больному - уколоть обезболивающее или дать парацетамол. Старпом старался на английском языке разузнать о нежданном госте всю правду. Капитан задумчиво глядел в темную даль носового иллюминатора. Почти идиллия, если не брать во внимание черную массу на диване, которая, как студень колыхалась под растирающими ее руками матросов. Мне пришлось разрушить данную картину. В полный голос я доложил, что французы по эфиру ищут свой военный корабль, который последние полчаса не выходит на связь и, по моему умозаключению, мы этот корабль удачно потопили, когда врезались в ту волну, после которой к нам на борт и попал этот иностранец.
Капитан со старпомом, молча и не сговариваясь, поспешили на выход; доктор определился с выбором лекарства и начал готовить шприц для "внутрипопново" вливания обезболивающего; Сергей с Семеном еще энергичнее стали растирать тело несчастного негра, видимо, надеясь на смягчение приговора Французского суда.
Через несколько минут, поднимаясь на ходовой мостик, я увидел, как капитан, под руку с главным радистом заходит в радиорубку, продолжая нашептывать тому в ухо свои наставления. В рубке старпом громко кричал в телефон, надеясь голосом прорвать шум и помехи в эфире. Петрович, до этого момента почти не куривший, стоял на "руле" и давился папиросным дымом.
00.24 показывало судовое время. "Вот оно и наступило "католическое Рождество", почему-то подумалось мне, "и одному католику в эту ночь точно повезло".
Старший помощник "докричался" до Бреста и сообщил, что у нас на борту, неизвестно как, оказался военный французский моряк.
Из центра управления судоходным движения нам было предложено зайти в порт Бреста для передачи моряка на берег, поскольку в такую погоду снять его с борта в море будет затруднительно и опасно.
Еще около четырех часов мы боролись с ветром и волной на внешнем рейде, ожидая разрешения из Одессы и Москвы на заход в порт. Зато через 15 минут после получения французами нашей информации, к нам подскочили два боевых французских корабля и до самой швартовки кружили вокруг нас на достаточно далеком расстоянии.
Начальник рации с капитаном все это время не выходили из радиорубки, иногда по внутреннему телефону заказывали новые порции чая.
Наступило утро. Никто из присутствующих на мостике никуда не ушел. Все ждали.
04.15. В рулевую рубку зашел капитан, "Батя" поручил старпому связаться с берегом и попросить разрешения войти в портовые воды для взятия на борт лоцмана. Мы ничего у него не спрашивали, но и так было видно, что его дела, а возможно и наши, хуже некуда.
05.10, взяли на борт лоцмана, в 07.34 стали к причалу, поставили трап и стали ждать советского консула, вылетевшего из Парижа. К нашему подходу на берегу уже стояли несколько машин скорой помощи и военных джипов, а бравые ребята в военной форме с винтовками в руках оцепили весь причал. Медиков сразу пропустили к больному, а вот господ из других ведомств старпом вежливо попросил обождать. Те попытались пробиться, но 28 членов команды, некоторые с противопожарным инвентарем в руках, выстроившиеся вдоль борта, охладили их пыл. Такое противостояние продолжалось еще полчаса, пока к судну не подъехала машина с дипномерами и к нам на борт не поднялась группа наших товарищей из посольства.
Последующие трое суток прошли в размеренном ритме арестованного судна: вахта под холодным дождем у трапа; между вахтами допросы то наших ГБэшников в штатском, то их жандармов в форме; контроль над водолазами, ежедневно осматривающими подводную часть нашего танкера; писанина всевозможных рапортов и объяснительных.
На четвертый день нас, офицерский состав т/х "Казбек", собрали в кают-компании и хмурый француз, через толстого переводчика, из нашего консульства, объявил следующее:
"24 декабря, с.г., в 21.54 по среднеевропейскому времени, в 12 милях от порта Брест, в точке с координата ( .... С.Ш., .... З.Д.,), легкий сторожевой катер военно-морских сил Франции ? 401, под командованием офицера первого класса Ж.-Б. де Б.., с командой в составе 9 матросов, 3 унтер офицеров и 2 офицеров, находясь в пограничном патрулировании прибрежных вод, грубо нарушив правила военно-морского и морского судоходства Республики Франция, Международной конференцией по безопасности жизни на море 1948 г. и правила хорошей морской практики (что было доказано со слов старшего унтер офицера Б.К., единственного из выживших с данного корабля) и, пренебрегая тяжелыми погодными условиями (ветер 17 - 23 м/с, волнения моря 27 - 35 дм., дождь, прямая видимость не более 1 кабельтого), подошел на опасную близость с судном под советским флагом "Казбек", заранее не поставив его в известность о подходе. Руководствуясь не известными следствию причинами, офицер первого класса Ж.-Б. де Б. начал совершать опасный маневр перед носом проходящего судна. Советское судно, не видя пересекающий его курс с левого борта военный корабль, ввиду большой волны и попадания в "слепую" зону радара, осуществило навал на сторожевой катер с последующим его утоплением. Из всего экипажа катера остался в живых старший унтер офицер Б. К., который в момент совершения кораблекрушения переодевался в помещении для унтер-офицеров с правого борта военного корабля, в палубной надстройке.
Вероятнее всего, при навале носа торгового судна военный корабль разломился в районе вышеуказанного помещения, и старшего унтер-офицера вытащило набежавшей волной и забросило на русское судно. Данные невозможно проверить, т.к. офицер этого момента не помнит. Со слов русской команды, они обнаружили неизвестного человека на борту своего суда, в 23.54 по судовому времени. Дальнейшие действия русской команды были проведены по всем международным правилам и сводам законов. Французский моряк получил всю необходимую медицинскую помощь и заботу от русских. Данные водолазного осмотра подводной части русского судна подтверждают предположения навала на военный корабль. На подводной части носового форштевня видны вмятины и сколы металла. Диспетчерская служба трафика водного движения порта Брест сообщила, что военный катер с 21.45 минут по среднеевропейскому времени перестал выходить на связь и на запросы диспетчера, видевшего по локатору опасное сближение двух судов, не отвечал. В 21.54 военный корабль с экрана локатора исчез. Русское судно вышло на связь с диспетчером только в 22.22, мотивируя долгое молчание аварийными действиями на судне по спасению французского моряка.
Из всего вышесказанного, комиссии пришла к выводу, что причиной аварии, повлекшей за собой гибель военного корабля и членов команды ВМФ Франции, стала преступная халатность и неоправданные действия офицера первого класса Ж.-Б. де Б. В действиях экипажа русского торгового судна "Казбек" комиссия не нашла преступные мотивы и нарушения правил торгового мореплавания".
Что послужило оправдательному приговору - давление нашего МИДа, или показания выжившего члена экипажа затонувшего корабля, неизвестно. А тот счастливчик француз - негр, оказался славным парнем. Он под присягой рассказал, как их капитан перед выходом в море распил с офицерами несколько бутылок вина, встречая Рождество. Как офицеры военного катера, куражась, решили попугать русский корабль, пересекая их курс, прямо перед самым носом нашего танкера. К счастью выжившего, будучи командиром швартовой команды, при отходе от причала он промок под дождем и перед самой аварией отпросился у командира переодеться. Пришел в себя он уже на борту нашего теплохода.
Через 12 часов наш прерванный рейс возобновился. Погода к этому времени успокоилась, через сутки мы стали к причалу бельгийского порта. Увольнение на берег нам не дали, так что новый год мы встретили без особой радости. 36 часов разгрузки и здравствуй, Ла-Манш. Ходили слухи, что пойдем в Глазго или Лондон, но капитан дал распоряжение готовить маршрутные карты до Одессы.
Наш "Батя" сильно изменился. Стал молчаливым, раздражительным и редко появлялся на мостике и в других помещениях теплохода. Все понимали, что карьера капитана для него подошла к концу.
По приходу в Одессу мы стали у причала Судоремонтного завода, где за капитаном и старшим помощником приехала черная служебная "Победа". Весь остальной экипаж перед увольнением на берег прослушал лекции начальников из пароходства, о правилах поведения в иностранных портах моряков как представителей страны победившего Социализма. Через два дня судно поставили в док, на котором были осмотрены и начаты устраняться все повреждения и дефекты ниже ватерлинии. Еще через сутки на борт т/х "Казбек" поднялся новый капитан, бывший старший помощник, Сергей Иванович Р.
Какова дальнейшая судьба "Бати", мне не известно. Придя с рейса, я не застал его дома. В пароходской газете, вышедшей к 1 маю, прочитал, что Иван Сергеевич П., награжден орденом "Знак почета" и с почетом отправлен на заслуженный отдых.
На пароходе злые языки в курилке утверждали, что за потопленный вражеский военный корабль во время войны полагалась медаль Героя Советского Союза, а за военнопленного - орден Красного Знамени.
Мне до сих пор кажется, что "Батя", будучи уже немолодым человеком, прошедшим войну и видящим смерть, не мог простить себе, пусть и не по его вине, гибель 15 французских моряков. Не знаю, сколько он прожил после случившегося, но уверен, что все оставшееся ему для жизни время он с болью вспоминал ту Рождественскую ночь..."