Год 706 AC, середина мая
 алый мерин, роняя клочья пены и пошатываясь, мчался по горной дороге, неся молодого наездника. Оба тяжело дышали, их путь начался еще в ранних вечерних сумерках, и сейчас они скакали сквозь ночь по опасной дороге, видя в каждой тени лутинов и бандитов.
Впереди уже показалась цель — Цитадель Метамор. Подсвеченные факелами башни и стены, высившиеся посреди непроглядной тьмы. Мальчик буквально на миг позволил мерину замедлить движение, глядя вперед, потом склонился к ушам друга и прошептал:
— Ну же! Еще немного! Пожалуйста!
Мерин всхрапнул, преодолевая боль в усталых мышцах и горящей груди, прянул вперед...
 оперник смотрел на звезды. Присев на прохладный камень, опершись плечом и головой о парапет одной из дозорных башен внешней стены Цитадели. Вот планета, алмазно мерцая, завершила очередной суточный круг на черном бархате теплой весенней ночи. Вот мигнул Северный Странник — ярчайшая звезда небосклона, из любой точки Мидлендса указывающая путь к северу. Вот налился желчным, злобным сиянием аспект-созвездие одного из темных богов, вступая в противочас.
— Что может сравниться с этим великолепием? — задался ящер риторическим вопросом. И сам же ответил. — Ничто!
Однако его созерцание оказалось нарушено слабым, но постепенно нарастающим стуком копыт. Коперник грустно вздохнул, возвращая взгляд из горних далей вниз, сначала на внутренний двор Цитадели, потом на улочки предместий. Но и там, и там было пусто. Ящер чуть оскалил зубы и, озадаченно мотнув головой, перевел взгляд на дорогу, серпантином продолжавшуюся за деревянными воротами посада. Там, в ночной тьме виднелась черным-на-черном тень скачущей лошади.
— Кто бы это мог быть? — пробормотал Коперник, — что за срочность такая? Погоня? Гонец? Хм...
Ящер еще раз вгляделся в ночную тьму — магия дозорных башен Цитадели как раз для того и создавалась. Прочесав взглядом придорожные кусты и саму дорогу, как мог далеко, Коп убедился — погони за всадником не было, но усталая лошадь мчалась так, будто по ее следам шла по меньшей мерее стая лютоволков!
— М-да...
Напоследок хлопнув лапой по камням парапета, Коперник быстро спустился по лестнице во внутренний двор и поспешил сначала к южным воротам самой Цитадели, а потом и к воротам предместья.
— Лэндон, слышишь?
— Угу, — серовато-коричневый после весенней линьки лис-морф, уже поднялся на приворотный помост, и добавил огня в зеркальных фонарях, дополнительно подсвечивая подходы к воротам снаружи.
— Мелкий больно, всадник-то, — буркнул лис сверху. — Если только не кто-то из наших. И лошадь так себе, старовата. Хм... Выходим, подъезжает.
И пока ящер протискивался в узковатую для него калитку, лис спокойно спрыгнул на дорогу прямо с частокола, как раз успев подхватить падающего с остановившегося мерина маленького наездника.
— Так, — промолвил Коперник, подсветив лицо всадника и увидев юношу лет пятнадцати. — Заносим внутрь. Вот же...! Кто эту калитку сделал такой узкой? Специально что ли?
— Хм-м... — насмешливо буркнул под нос лис, укладывая юношу на лавку в караулке. — Я уведу мерина в конюшни. Присмотришь?
— Разумеется!
Пока Лэндон проводил дышащего с хрипом мерина через калитку и уводил под навес, ящер успел осмотреть юного наездника. Даже попытался приподнять того в сидячее положение, но остановился почувствовав на спине юноши что-то липкое и скользкое. Оставив бесчувственное тело в покое, ящер приблизил лапу к фонарю и увидел на пальцах буро-коричневую корку полузастывшей крови.
— Видел?
Тихих шагов Лэндона Коперник совершенно не заметил и при первом слове лиса резко поднял голову:
— Позови дежурного целителя. И прихватите носилки.
Лэндон кивнул, дернув ухом:
— Угу.
Пока лис бегал в донжон Цитадели, Коперник изучал лежащего в беспамятстве юношу. Одетый небогато, простая рубаха и штаны, единственный предмет роскоши — изящный кинжал, висящий на кожаном поясе. Все еще глядя на юношу, ящер задался вопросом: что заставило мальчика отправиться в столь опасный путь одному, ночью? И почему у него спина в крови? Не удержавшись, Коперник осторожно перевернул гостя и разрезал рубаху. Чтобы обнаружил запекшиеся, уже поджившие, но недавно вновь раскрывшиеся кровоточащие полосы. Следы кнута.
—  ХР-р-р! Кха! Один момент!
Стук в дверь прервал мой сон в самый неподходящий момент. Собственно, в такую рань, никакой момент для стука в дверь не мог быть подходящим, но... Кто-то настойчиво колотил и колотил кулаком по толстенным дубовым плахам. Достаточно настойчиво и громко, чтобы разбудить.
— Да слышу! Подождите! Сейчас иду! Твою ж, через три забора прямо Насожу в дупу...
Наконец запропастившийся монокль отыскался, безрукавка, до того висевшая на вбитом в стену колышке, отправилась на плечи, и я, проковыляв через комнату, дернул засов. Вот только за дверью никого не было. Ну, то есть совсем. Достаточно длинный коридор, футов под сотню1 до ближайшего поворота, никак не меньше, ни единой двери кроме моей, никаких колонн, ниш и выступов. А последний стук, я мог бы поклясться, раздался в тот миг, когда я цеплял лапой задвижку. И тем не менее.
— Да-а-а...
Помотав головой и еще раз осмотрев коридор через монокль, я почесал в затылке, озадаченно крякнул и хлопнул дверью. И тут же уставился на клочок пергамента, приколотый к косяку изящной женской булавкой — выгнутой из золотой проволоки двойной спиралью.
— Ох...
Аккала. Богиня исцеления. И мой гейс2...
Глубоко вздохнув, я осторожно вытянул острие заколки из прочной древесины. Убрал монокль, до того помогавший моим слабым, близоруким глазам, и прочел:
«Наставник! Время пришло. Он ждет тебя в лечебнице».
Чуть ниже виднелся рисунок, великолепная цветная миниатюра: серебристая борзая на синем фоне.
Вот так. Я прислонился спиной к косяку, вспоминая, что я знаю об этом родовом гербе. Вернее, о человеке, носящем сейчас это древний символ. Не так уж и много. Но, с другой стороны, не так уж и мало. Барон Этьен Греньер. Можно сказать, один из столпов дворянского общества Среднего Мидлендса. Дворянин безупречного происхождения, богатый, получивший лучшее образование. Истовый поклонник последователей Эли и столь же истовый ненавистник всего, что хоть как-то напоминало о могуществе, даже просто существовании других богов. А также магии.
Раздумывая о внутренней политике Среднего Мидлендса, о влиянии церкви Учителя и о воздействии на ситуацию там персон, подобных барону, я сам того не замечая, достиг лечебницы. И как-то так быстро у меня это вышло... а где мои «любимые» лестницы? Где несчитанные тысячи футов коридоров?3 Собственно, очнулся я от невеселых дум о политике, лишь услышав приглушенный хлопок закрывшейся позади двери и уставившись на лежащего юношу.
Не старше пятнадцати... может даже четырнадцати лет, светловолосый. Пожалуй, будь в палате хоть немного темнее и я бы сказал — седой, но именно в этот момент утреннее солнце выглянуло из-за тучки и высветило собранную в хвост волнистую гриву пшенично-золотистым. От девки-то будут любить! Не меньше чем его папашу, — подумал я, переводя монокль ниже. На исполосованную шрамами, замотанную окровавленными полосами холста спину.
Однако.
И как раз в этот момент луч солнца, двинувшийся дальше, ослепительно сверкнул мне прямо в глаз, отражаясь от чего-то, лежавшего на низеньком столике у кровати. Подойдя ближе и наведя монокль, я увидел медальон. Точь-в-точь, как на рисунке — серебряная борзая на синем фоне. И все то время, что я глядел на родовой герб баронов Греньер, по плечу явственно распространялось тепло — от двойной спирали, знака, коим пометила меня богиня Аккала.
Что ж... Воля богини явлена. Осталось только дождаться, когда юноша очнется. Ну... мне ли, наставнику молодежи, жаловаться на недостаток терпения? Я уселся на лавку и унесся мыслями в горние дали...
— Христофор? Что ты здесь делаешь? — голос Коу выдернул меня из легкой дремоты, дымкой затянувшей мысли.
— М-м-м... — «глубокомысленно» промычал я, разминая затекшую шею. — Брайан, извини, но... кто этот юноша?
— Хм! — енот несколько мгновений разглядывал меня, прижав уши и даже оскалившись, потом оперся спиной о косяк двери, уши его поднялись, мех на носу разгладился, а хвост обвил ногу. — Надо полагать, кулон ты уже видел?
— Верно, — кивнул я.
— И волосы юноши тоже рассмотрел.
— А как же, — еще один кивок. — Отцовы, надо думать.
— Думаю, полагать, что кулон краденый, излишне, не так ли?
Я вздохнул:
— Ну, всякое бывает... но скорее всего, излишне.
— А тот факт, что прибыл в Цитадель юноша ночью, на загнанном коне, весь в крови, при том, что никакой погони за ним не было...
— Меня, разумеется, совершенно не заинтересует, — ухмыльнулся я. — Подумаешь, мелочь.
— Отлично, — кивнул енот. — Теперь ты знаешь о нем столько же, сколько я. Твоя очередь. Итак?
Я смутился. Не то чтобы мой гейс был какой-то тайной, но и болтать о таких вещах как-то... а, да ладно!
— Я здесь во исполнение обязанностей перед богиней Аккалой.
— Хм... — Коу задумался, внимательно глядя на меня. Я буквально видел по его живой мордочке, как напряженно он думает и вот... — Черный камень? Значит... гейс. И, какой же?
— Принять, исцелить, воспитать и обучить указанного богиней ребенка, — показав лапой на лежащего юношу, я добавил. — Его. И вот, жду, когда очнется.
— Ждать осталось недолго, — енот глянул на короткие тени, — Я напоил его восьмичасовым усыпляющим зельем чуть позже полуночи... скоро проснется. Час, максимум два. Дождешься?
— Куда я денусь...
Солнце уже давно поднялось над стенами Цитадели, уйдя из окон лечебницы, когда мое внимание привлек тихий шорох. Мальчик, пришедший в себя, пытался повернуться на бок.
— Лежи, лежи, — подойдя ближе, я прижал изнанкой лапы его загривок, не давая подняться.
— Кх... — мальчик откашлялся и прошептал. — Больно.
— Еще бы.
Он опустился на тюфяк и чуть расслабился. Будь я все еще человеком, я бы и не заметил, что лишь внешне, но уже шесть лет как я стал наполовину медведем, или как мы сами про себя говорим медведем-морфом. И сейчас, видя через монокль обманчиво расслабленную спину, я чуял идущий от юноши запах... не знаю. Не страх, но что-то близкое, какое-то ожидание опасности, заставившее его внутренне напрячься.
— Ты в лечебнице Цитадели Метамор. И лучше тебе полежать смирно, пока раны не подживут.
Осторожно, стараясь не задевать перебинтованную спину, я поправил ему волосы, пока сам юноша не менее осторожно поворачивал голову на бок и искоса всматривался в меня.
— Так это правда! — прошептал он потрясенно, буквально растекаясь по тюфяку.
— Да, мы настоящие. И швы на твоей спине тоже настоящие. Почти пять десятков, если я правильно их сосчитал. Так что расслабься. Скоро придет Коу и...
— Коу?!
— Да, придворный целитель.
— Брайан Коу?
В удивлении я наморщил шкуру на носу:
— Ты его знаешь?
— Не подпускайте его ко мне! — возбужденно прошептал юноша.
— Поздно, мальчик мой. Его маленькие лапки половину ночи зашивали тебе спину, поили тебя им лично составленными зельями, покрывали раны мазями. И уж уверяю, будь у него желание убить тебя, до утра ты бы не дожил.
Парень вновь расслабился, так и лежа спиной вверх. Его почти стоическое отношение к боли, на мой взгляд, было просто невероятным. Я видел, как от неловкого поворота корпусом юноша весь побледнел и скрежетнул зубами, но не издал ни звука.
— Не сдерживайся. От того, что ты застонешь, я не стану думать о тебе хуже.
— Нет! — его голос был чуть громче шепота, но тверд и полон внутренней силы. — Стоны для слабых. Я перенесу боль молча.
Вместо ответа я придвинул лавку поближе и уселся. Пока я устраивался, мы обоюдно молчали, потом я сказал:
— Меня зовут Христофор Элькаран, я придворный наставник молодежи. И хотел бы знать твое имя. Когда я впервые зашел сюда, ты был не в состоянии говорить, но теперь неплохо бы представиться.
Мальчик молча лежал несколько мгновений, потом едва слышно сказал:
— Пауль Греньер.
Я мысленно кивнул себе — все верно. Теперь еще наводящий вопрос:
— Родственник барона?
— Да. Сын и наследник.
В его голосе я услышал усталость, гордость, печаль... страх?
Я не знал, что сказать, но к счастью, своевременное появление нашего главного лекаря, освободило меня от этой необходимости. Войдя, Коу тут же наткнулся взглядом на открытые глаза пациента и улыбнулся:
— Вы проснулись? Хорошо, — повернувшись ко мне, енот спросил. — Как давно?
— Совсем недавно, не более четверти часа. М-м-м... Коу, ты не мог бы ответить на пару вопросов? Приватно.
Енот бросил на Пауля внимательный взгляд, потом кивнул:
— Разумеется.
Я вышел из лазарета следом за Коу и, плотно прикрыв дверь, сказал вполголоса:
— Он знает тебя.
Я ожидал, что енот удивится, и он действительно удивился, но как-то... поздно. Буквально на миг позже, чем должно бы быть.
— Знает меня?
— Да. Я сказал ему твое второе имя, и он назвал первое. Мог ли он знать тебя? Или, быть может, слышать о тебе?
Коу пожал плечами:
— Вполне возможно. Я не возник из ниоткуда, проходя ворота Цитадели, знаешь ли. Кстати, как он отреагировал на тебя?
— М-м-м... Скажу так, Пауль удивился куда меньше, чем можно было ожидать. Такое впечатление, что мальчик знал, куда стремится, но до последнего момента не верил в то, что ему рассказывали. Кроме того, раны Пауля все еще очень болят, хотя он и старается не показывать.
— Пауль?.. — прошептал енот.
— Да, мальчика зовут так. Пауль Греньер, сын барона Этьена Греньер.
Коу медленно выдохнул, взгляд его на несколько мгновений стал отстраненным, даже можно сказать отсутствующим, но... но енот так ничего и не сказал. Тогда спросил я:
— Как скоро он сможет подняться на ноги?
Целитель призадумался, потом кивнул:
— Я применю магию и кое-какие коктейли от Паскаль, это ускорит заживление, но даже в этом случае он подымется... трое суток. К тому же надо лечить ногу... Ты знаешь, что у мальчика неправильно сросшийся перелом? Так вот, если ногу ломать заново и опять заживлять... С применением магии — от десяти суток и более. Без применения — от трех недель.
— Коу, ты просто великолепен! — сказал я, с улыбкой кладя лапу на плечо еноту. — Я поговорю с Джеком и займусь обустройством его комнаты...
— Комнаты?!
— Ну да, комнаты. А в чем дело? Я займусь воспитанием мальчика, но не спать же ему на коврике у моего порога!
Коу чуть скривил губы, показывая, что уловил юмор:
— Я сомневаюсь, что Джек позволит Паулю остаться. Заиметь под боком сына барона Греньер... нет, не думаю. А Фил его поддержит.
— Ерунда! — воскликнул я. — Когда я объясню им ситуацию, они без сомнения передумают!
—  ет.
— Джек! Окстись! Мальчик не в состоянии путешествовать!
Джек скривился и, потерев длинное лошачье ухо, отвернулся, а Фил Теномидес, белый кролик-морф разразился целой речью:
— Крис, оставить мальчика в Цитадели — неоправданный риск. Мы находимся под непрерывными атаками с севера, с прогнозом перерастания в открытую войну в ближайшее время. В такое время еще и проблемы на юге... Подумай сам, нужно ли оно нам!
— Коу не отпустит его, по меньшей мере, еще три дня, даже применив магию и Паскалевы составы.
— У нас нет выбора, — хлопнул кулаком по столу Джек. — Как только мальчик сможет сесть на повозку, мы вывезем его из Цитадели. И отправим весть его отцу.
— Джек, Фил, вы... — я глубоко вдохнул, но слова замерли на языке. Ну что, что я должен был им сказать? — Это... может стоить мне души. Я обязан исполнить гейс, я обязался перед богиней Аккалой, что приму указанного ей ребенка под опеку и воспитаю его. Она указала Пауля.
Морда Джека скривилась, будто он хлебнул неразбавленного зелья Паскаль, а Фил закрыл глаза лапами и тихо застонал. Потом, не отнимая лап, кролик-морф глухо сказал:
— Мы не можем раздражать богиню исцеления, до сего дня расположенную к нам, даже и в самой малости. Особенно в такой момент.
Джек же вдруг перестал кривиться и внимательно посмотрел на меня:
— Крис, а богиня уточняла место, где ты должен будешь воспитывать указанного ребенка?
Фил тут же отнял лапы от морды и тоже уставился на меня. Под двумя пронзительными взглядами я не смог сказать... не смог сказать... Они буквально выдавили из меня!
— Нет, не уточняла.
— Вот и прекрасно, — Джек откинулся на спинку стула и повел головой, обозревая потертые стулья, истертую дубовую столешницу и косые солнечные лучи, заглядывавшие в окна караулки. — Как только мальчик будет в состоянии путешествовать, мы отправим вас обоих на юг,
— А если Пауль захочет остаться?
Кролик и мул глянули друг на друга, потом Джек буркнул:
— Тогда это будет дело его и его отца. Но я не позволю принести еще одну войну в Цитадель.
Я кивнул им обоим и поклонился:
— Джек, Фил, спасибо и на том.
На что кролик буркнул:
— Не благодари. Еще ничего даже не началось. Сам увидишь.
 нот, сидящий за столом в палате мальчика, соизволил поднять глаза от записей лишь, когда я навис прямо над ним:
— Ну что там наши «генералы»?
— По их мнению, мальчик должен решить сам.
Коу один миг глядел на меня, потом криво усмехнулся и пожал плечами:
— Не мне вам указывать, но вы хотите влезть в очень дурно пахнущую... субстанцию. Впрочем, это ваше дело.
Пауль, до сего момента лежавший лицом к стене, повернул голову и спросил:
— А что именно сказали ваши... генералы?
Я сел на лавку напротив кровати и встретил взгляд мальчика:
— Боюсь, Фил Теномидес, наш главный разведчик и Джек деМуле, военный комендант Цитадели, испытывают некоторые затруднения из-за твоего присутствия в стенах Цитадели. Твой отец...
— Мой отец — святой! — голос перебившего меня Пауля стал пустым и отстраненным, как у ученика, твердящего тупо заученный урок.
Коу пошуршал бумагами и сказал:
— Все, что я знаю об этом человеке, несколько расходится с вашими словами, юноша.
Пауль попытался повернуть голову так, чтобы взглянуть на целителя, и мне показалось, что он вот-вот скажет что важное, но мальчик вновь расслабился. Полежав немного, он промолвил, также глухо и безразлично, как повторяют затверженный урок:
— Мой отец прилагает все усилия, чтобы очистить сей мир от следов, оставленных Иудой.
Тишина буквально повисла в комнате после его слов. Некоторое время Коу смотрел на Пауля. Потом бросив на столешницу перо, енот подошел к кровати мальчика так, чтобы тот мог видеть целителя, не напрягаясь, и спросил:
— Скажите мне, Пауль, раны, на вашей спине... кто причинил их вам? И почему?
Мальчик приподнял голову, чтобы взглянуть в глаза еноту, потом опустил взгляд в пол:
— Это было... необходимо.
— Необходимо?! — голос Коу и мой, буквально слились в один, и прозвучали куда громче, чем надо бы.
Голос Пауля прервался почти на каждом слове, когда он шептал:
— Что... чтобы изг... изгнать след Иуды из мо... моей души.
— След Иуды? Что за бред! — воскликнул Коу. — Откуда... кто вам это сказал?
— О... отец говорит, что любой, кто может колдовать, он... он... — слова сменились звуком сдавленных рыданий, отдавшихся дрожью на мальчишеской спине.
Усилием воли я разжал лапы, выдирая когти, буквально раскрошившие края дубовых досок лавки. Не знаю, сколько времени прошло, пока я смирил ярость, огненной тучей застившую мои глаза, но потом я присел на колено и как мог нежно погладил волосы мальчику. Попадись мне только этот... барон! Ох, я ему...
В этот момент Коу похлопал меня по плечу:
— Крис, у тебя течет кровь.
— Что?!
Я глянул на пол — и правда, на светло-серых камнях отчетливо виднелись капли крови. Подняв сжатую в кулак левую лапу, я увидел, что мои собственные когти, вонзившись в подушечки ладони, проделали в них четыре солидных дыры. И только сейчас я почувствовал боль...
— И правда. Брайан... перевяжешь меня?
Ярость все еще горячила мне кровь, и боль казалась далекой и почти нереальной. Я безразлично смотрел, как енот прикладывает пропитанный чем-то тампон к дырам в ладони, потом обворачивает ее полосками полотна и закрепляет узлом.
— Сейчас я дам мальчику снотворное и заживляющее зелья. Ему пора отдыхать. И тебе Крис, я бы также настоятельно посоветовал отдохнуть, — Коу говорил строгим, холодноватым тоном профессионального целителя. — Я понаблюдаю, а ты проведаешь его вечером.
— Хорошо, — кивнул я. — Брайан, спасибо. Я приду после заката.
Погладив мальчика в последний раз, я покинул лечебницу.
Заполучив такую тему для размышлений и поисков, я даже не заметил, как наступил вечер. Занятия с молодежью, обед, опять занятия, а остаток дня — в библиотеке, читая все, что и я сам, и Фокс смогли найти про барона Этьена Греньер. Увы, но нашли мы прискорбно мало. Потом я быстро перекусил в одной из едален (не Донни конечно, но есть можно), и возвратился в лечебницу. Но Пауль все еще спал под действием очередного зелья и Коу выставил меня вон, заявив, что отправит ко мне кого-нибудь, когда мальчик проснется.
Вот только, плюхнувшись на кровать, я обнаружил, что не могу заснуть! И взбудораженный, ворочался, то проваливаясь в зыбкую, наполненную мечущимися тенями и странными размышлениями дрему, то просто лежал без сна, уставившись в потолок. Наконец, уже под утро, безостановочное кружение мыслей замедлилось, зыбкая дремота, затянувшая глаза стала прочнее, превращаясь в пусть и тяжелый, но все же сон...
— Христофор, проснитесь! — чтобы в очередной раз прерваться, но уже от громкого стука в дверь и голоса Коперника. — Вас ждет Джек деМуле! И срочно!
— М-х-х-х... Убиться...
Я сел. Потом буквально вытащил себя из кровати, подхватил монокль с прикроватной тумбочки и, накинув на плечи, висевшую на крючке безрукавку, распахнул дверь.
Стоявший за дверью Коперник ошарашено моргнул, рассматривая мою обвисшую, с красными, отекшими глазами морду:
— Крис? Ты вообще сегодня спал?
— Где-то, как-то...
Подавив зевок, я пошагал за ящером. Бесконечно тянулись освещенные масляными лампами коридоры, и, в конце концов, я не утерпев, спросил:
— Что случилось? Какая возжа попала Джеку под хвост, что ему не спится в такой час?
Час, должен сказать, был почти тот же самый, что и вчера. А вчера меня подняли задолго до рассвета.
На что Коперник буркнул:
— Гость у нас, да не самый приятный.
Первый, кого я увидел, за распахнувшейся дверью кабинета, был совершенно незнакомый человек. Тощий, жилистый как узловатый корень, он оглянулся, услышав звук открывающихся дверей. Хм-м-м... Столь высокомерный, пожалуй, даже презрительный, и в то же время очень внимательно оценивающий взгляд встречается не каждый день! Буквально за несколько мгновений, за то время, пока я сделал три шага, входя в зал, этот тип оценил меня, сделал какие-то выводы и так... напрягся. Не внешне, нет, но он явно учел наличие за спиной еще одного бойца, и эта его реакция заставила напрячься уже меня. Очень, очень немногие, видя толстого, неторопливо переваливающегося с лапы на лапу медведя, понимают, насколько этот хищник может быть смертоносно силен и быстр. А вот он, похоже знал... и это плохо. Для меня плохо!
Я спихнул возникшее в душе раздражение поглубже и склонил голову, приветствуя Джека.
— Хорошо, — деМуле, чье раздражение я уловил по характерному постукиванию друг о друга копытец на кончиках пальцев мула-морфа, кивнул мне. — Крис, наш гость — Райс, мастер клинка и личный посланник барона Греньер. Райс, ты видишь придворного наставника молодежи Христофора оф Элькаран. В настоящее время именно ему поручено заботиться и опекать Пауля.
Райс одарил меня легким поклоном. Я столь же сдержанно поклонился в ответ, и уже вдохнул воздух, чтобы спросить, что происходит, но нахмуренные брови коменданта заставили меня буквально подавиться словами.
— Как мальчик себя чувствует этим утром? — все еще постукивающие друг о друга копытца на пальцах и прижатые уши деМуле, подсказали мне, что стоит придерживаться политики: «стой прямо говори только когда спросят и только то, что спросят».
— Этой ночью, когда я оставил его в лечебнице, спина Пауля заживала очень хорошо и быстро. Однако придворный целитель считает, что еще как минимум двое суток мальчику настоятельно не рекомендуется вставать, а тем более куда-либо ехать, во избежание повторного открытия швов. И возможно, его ноге потребуется дополнительное лечение.
Райс раздраженно раздул ноздри и бросил:
— В этой проклятой дыре есть святой наставник?
Я пожал плечами:
— Святой наставник Хью по мере сил и возможностей осуществляет пастырское наставление тех из жителей Цитадели, кто изъявил желание идти путями Эли. Но проклятье, лежащее на Цитадели, делает его визиты редкими и кратковременными, во избежание изменения. Также, в Цитадели проживает Жрица ордена Свет Несущих и она...
— Не упоминаете при мне этих... детей иудовых! Ни один из них не касался сына моего барона и не коснется! Вы сказали два дня?
— Если его нога не нуждается в дополнительном лечении, то да. Но мы не узнаем этого до тех пор, пока Пауль не начнет ходить, и целитель не увидит, как хорошо она действует.
— Очень хорошо, два дня, — он повернулся к коменданту. — Я надеюсь на гостеприимство Цитадели. Мне нужна лишь самая простая комната, без какой-либо роскоши, и самая простая пища.
Джек раздраженно цокнул пальцами, но голос его прозвучал ровно:
— Разумеется, мы предоставим вам покои, соответствующие вашему статусу и положению. Коперник сопроводит вас в ваше временное жилище.
Мастер клинка вновь одарил меня высокомерным кивком, чуть ниже поклонился деМуле:
— Я вернусь через два дня. И ожидаю, что сын милорда поприветствует меня, когда я прибуду.
С этим финальным комментарием он покинул кабинет.
Едва дверь закрылись за спиной нашего... «гостя», как я уставился на Джека, едва сдерживая изумление:
— Кто этот наглец, и ради светлых богов, почему ты позволяешь ему так себя вести?!
— Крис, с каких пор у тебя плохо со слухом? — скривился Джек. — Придворный мастер клинка барона Греньер... фактически, он возглавляет армию барона, и одновременно является его доверенным лицом. Разумеется, сколь бы он ни был хорош с оружием, у меня найдутся способы укоротить его, при нужде. Но он в какой-то степени посол барона. А нам совсем не нужны проблемы с этой стороны.
— Значит, он просто приперся в Цитадель, без приглашения, без рекомендаций?
— Пауль его рекомендация и его приглашение. Слышал бы ты, что тут творилось поначалу! — сейчас Джек, глядя на меня, даже чуть ухмылялся. — Для начала он обвинил нас в похищении мальчика. Потом в том, что мы держим паренька здесь как пленника, в темнице. Потом захотел его увидеть, прямо среди ночи... насилу нам удалось убедить его, что Пауль слишком слаб для ночных визитов. Тогда он потребовал призвать сюда лекаря, ухаживающего за мальчиком.
— Но лекарь Коу, не я! — удивился я еще раз. — Почему ты позвал меня?
— М-м-м... — Джек замялся. — У меня есть к тому основания. А у тебя есть причина покровительствовать мальчику и причина серьезная. Я решил, что Райсу этого хватит.
Логика Джека была небезупречна, но его слова подтвердили подозрения, запавшие в мою душу после общения с Паулем — мальчика и Коу что-то связывало. Что-то у них было общее, там в прошлом. И я решил немного обождать с расспросами.
— Очень хорошо. И что же будет через два дня?
— Через два дня Пауль появляется здесь, Райс видит его, и они вдвоем возвращаются к отцу мальчика.
— А если Пауль не пожелает возвращаться к отцу?
Вот уж не думал, что Джек сможет посмотреть на меня таким тяжелым взглядом. Однако он сумел.
— Тогда это будет решение мальчика. Не мое. Не твое. Ты, как его опекун, сможешь сообщить, что мальчик не может путешествовать по медицинским основаниям. Если это будет так. Но если Пауль решит покинуть Цитадель, то ты не будешь ему препятствовать.
— Я... понимаю, — сглотнув, кивнул я
Выйдя из кабинета Джека, я заглянул в едальню и, перекусив сам, отправился в больницу с подносом. Когда я открыл дверь, Пауль сидел, все еще бледный от кровопотери, но выглядел куда лучше, чем днем ранее. А вот Коу в комнате не было.
— Доброе утро, — быстро глянув на звук открывающейся двери, мальчик опять уставился на плиты каменного пола.
— О! И тебе того же, — кивнул я. — Смотрю, оживаешь? Как спина?
Пауль скривился:
— Жить буду. Не впервой.
Поднос отправился на тумбочку рядом с мальчиком, я сам, прихватив одно из яблок, уселся напротив.
— Я понимаю, что пшенная каша-размазня, пусть даже и с мясом, напиток из сухофруктов и хлеб нельзя назвать королевским завтраком, — сдернув с тарелок и стаканов салфетку, я придвинул кашу Паулю. — Но поесть тебе стоит. Иначе совсем ослабнешь.
В один миг Пауль казалось, смотрел, как я кусаю яблоко... но уже в следующий миг он едва сдерживая себя очень быстро, хоть и аккуратно уминал кашу.
— Ого! Мальчик мой, а когда ты последний раз ел?
Проглотив последнюю ложку каши и глотнув компота, он замер с тяжелой кружкой в руке, вспоминая:
— Два... или три дня назад. Кажется.
— О-о! — приподняв брови, промолвил я. — Не сказал бы, что твои переметные сумки были пусты. Уж на пару перекусов-то там было. Так почему?
Допив компот, Пауль взял яблоко и, разрезав на четвертинки, начал аккуратно вырезать сердцевину.
— Я не хотел рисковать, останавливаясь.
— Хм... Надо полагать, в опорные форты ты также не заезжал. Я прав?
Он кивнул, медленно хрустя кусочком фрукта. Потом сказал:
— Я пытался проехать по возможности незаметно и быстро.
— Да уж догадался, — покрутив хвостик съеденного яблока, я положил его на поднос к пустой посуде. — И зачем же?
Пауль на миг замер, потом его челюсти вновь шевельнулись. Дожевав кусок яблока, он проглотил его, но так и остался сидеть молча, разглядывая трещины на краях деревянного подноса.
— Пауль... — протянув лапу, я осторожно тронул его за плечо, — зачем ты здесь? Что ты надеялся найти в стенах Цитадели Метамор?
Мальчик весь напрягся и прошептал:
— Не спрашивайте меня!
— Я обязан. Человек по имени Райс...
— Райс?!
На миг, буквально на один вдох его глаза стали огромными, как две луны, блестящие от тонкой пленки слез. Я же кивнул и продолжил:
— Он здесь, в Цитадели. Ищет тебя. Сказал, что твой отец отправил его забрать тебя домой.
Пауль замер, уйдя, нет, буквально провалившись в свои мысли. Он уронил на одеяло нож, вместе с недоеденным кусочком яблока и сам того не сознавая схватил себя руками за плечи — то ли прикрываясь от чего-то, то ли неосознанно пытаясь поплотнее закутаться в отсутствующую одежду. Встав с лавки, я сел прямо на пол у кровати и со всей возможной нежностью накрыл лапой его руку.
— Пауль, — спросил я мягко, — что случилось?
Несколько мгновений мальчик продолжал сидеть, дыша со всхлипами, потом глубоко вздохнул и очень тихо, едва слышно заговорил:
— Отец считает, что любая магия, даже жрецы Свет Несущие, основана на силе исходящей от Иуды. Он говорит, что владение силой — грех, но истовая молитва очистит душу, и тогда сила уйдет... как болезнь. Я молился, я, правда, молился! Но сила не уходит! Только прибывает...
— Сила.
Пауль кивнул, зажмурившись. Единственная слеза пробежала по щеке и по носу, но не успела упасть, потому что я аккуратно вытер ее изнанкой большого пальца. Мальчик посмотрел на меня и робко улыбнувшись, продолжил:
— Я учился магии, сам, по книгам, до того как узнал, что все это... С тех пор я постоянно молился Эли, прося его лишить меня этого... но все тщетно! Он глух к моим молитвам! Сила во мне остается! И я все еще могу создать струю пламени... или несколько светящихся огней... Я все так же могу ею управлять! — он остановился и опять глубоко вдохнул. — Эли не слышит меня...
— А твоя спина?
Пауль снова задрожал и закрылся руками. Потом выпрямился, и с кривой усмешкой на лице продолжил рассказ:
— Узнав о тщетности молитв, отец решил — виноват демон, захвативший мою душу. Следовательно, демона нужно изгнать. И, похоже, это работает! После каждого бич... бичевания магия, живущая во мне, слабеет. На... на несколько дней. И надеюсь, однажды я полностью освобожусь от нее.
Я вздрогнул от его слов, потом вытолкнул через сжатое спазмом горло:
— Пауль, я не знаю где твой отец услышал этот бред, но магия вовсе не зло.
— Магии нет на путях Эли! — воскликнул мальчик.
Я медленно выдохнул, сквозь сжатые зубы, заставляя себя успокоиться. Потом сказал, уже почти спокойно:
— Пауль, я не следую дорогами Эли. Но я неоднократно слушал проповеди отца Хуга, а в бытность мою в университете многократно присутствовал на диспутах и сам беседовал со святыми наставниками. Мне знакомы пути открытые нам Учителем, и возьму на себя смелость сказать, знакомы неплохо. Пауль, посмотри мне в глаза и ответствуй: следуешь ли ты в Его путями? Веришь ли ты Учителю, Его ученикам, нашим наставникам и Его церкви?
Мальчик молчал, уставившись на каменные плиты пола. Я видел, как он колеблется, видел, что он хочет сказать что-то... и не может. Наконец Пауль почти прошептал:
— Я хочу верить...
Я очень-очень осторожно пересел на его кровать. Потом положив лапу ему на колено, мягко спросил:
— Ты хочешь верить, или хочешь, чтобы твой отец принял тебя таким, какой ты есть?
Ответа я так и не услышал, взамен мальчик уперся мне в бок головой, ухватился за безрукавку и беззвучно зарыдал. Я обнял его за плечи, тщательно избегая бинтов и воспалившихся рубцов. А потом мне оставалось лишь ждать. Наконец слезы остановились сами собой и рыдания сменились простой дрожью. Тогда я помог Паулю опять улечься на живот, и осторожно проводя лапой по его волосам, начал напевать. Как когда-то давным-давно так же тихо мне напевал отец...
Спустя несколько минут мальчик засопел и я, поправив тоненькое одеяло, отчаянно скрипя затекшими суставами, встал у изголовья кровати. Там меня и застал вошедший Коу.
— Как он? — спросил лекарь, бросив быстрый взгляд на пациента.
— Разумеется, ты не имеешь в виду его раны, а? — буркнул я. — Остальное же... поел, выплакался, теперь спит.
Енот тихо фыркнул и устремил на меня ожидающий взор.
— Ох-х-х... — вздохнул я. — Может, проверишь ему швы? А потом уже я расскажу подробности.
Коу еще раз вполголоса фыркнул и сказал:
— Ладно уж...
Проведя лапой в паре дюймов над спиной мальчика, енот фыркнул уже озадаченно. А проведя еще раз, сморщил нос и уселся на лавку — как раз туда, где я сидел немного ранее.
— У мальчика очень быстро заживают швы. Слишком быстро для обычного человека.
— М-м-м... — промолвил я. — Насколько быстро?
— Как у драконов, — начал перечислять Коу, внимательно глядя на пациента. — Некоторых видов магических тварей, эльфов... либо как у практикующих магию жизни... конкретно ее раздел — магию исцеления. Крис, ты понимаешь, что он сам того не сознавая лечит себя магией?! У мальчика определенно есть способности и очень неплохие!
Я поморщился:
— Да, и в этом-то главная беда. Когда он поднимется на ноги?
— Я бы сказал... — енот перевел взор на меня, — при таком темпе заживления, завтра к вечеру он уже сможет покинуть Цитадель.
Теперь я уже не морщился, я кривился, как хлебнувший уксуса пьяница:
— Коу, ты должен назвать мне другой срок. Или, по крайней мере, назвать его Джеку с Филом.
Енот аж задохнулся от возмущения:
— Крис! Ты... ты... я не буду лгать в делах касающихся медицины! Нет! Крис, этот мальчик...
Он зажал лапой пасть и, глянув на спящего Пауля, поманил меня к выходу. И заговорил, только плотно прикрыв дверь:
— Крис, ты упоминал, что связан с мальчиком гейсом. Если это так, то и Джеку с Филом стоит знать подробности.
— Ох-х-х... Они уже знают.
— Ха! — енот ухмыльнулся. — Представляю, как набычился де Муле и как подпрыгивал на сиденье Теномидес.
— О да, — согласился я. — Но сделать они ничего не смогут. Это область подвластна Жрице и только ей.
— Как сказать... — Коу аккуратно поправил усы-вибриссы. — Уж поругаться всласть они смогут. Жрица с одной стороны, Джек и Фил с другой... и обе стороны по-своему правы. А на чьей стороне ты?
Я помолчал, глядя в глаза целителю, потом как мог веско сказал:
— Я на стороне мальчика. Даже не будь гейса, я все равно забрал бы его из любого дома, в котором отец хлещет его бичом, чтобы изгнать несуществующего демона!!
Коу замер на месте.
— Барон Греньер?
— Он самый, — буркнул я.
— Джек и Фил знают?
— Пока нет, но завтра узнают. Сегодня они заняты, у них... гость.
— Гость?
— Да. Некий Райс, посланник барона Греньер.
Что-то промелькнуло по морде Коу, какое-то очень странное выражение, буквально на миг прорвалось сквозь его самоконтроль, но прежде чем я уловил его, исчезло.
— И? Мальчик здесь, что дальше?
— Пока да. Но через два дня Райс хочет забрать Пауля. Разумеется, если мальчик не пожелает остаться.
— Барон не обрадуется.
— Если мы выставим Райса вон, сообщив, что Пауль решил остаться...
— То барон Греньер припрется к нашим воротам со всем своим войском, говоря, что мы околдовали его сына, — грустно и устало промолвил енот. — Греньер не просто настойчив, он уперт как осел. Что бы мы ни сказали, он все равно будет обвинять нас. И даже если его сын сам выйдет и скажет все ему в лицо, барон заявит, что мы колдовством подавили мальчику волю и заставили так говорить.
Некоторое время мы оба молчали, потом на мою морду выползла непрошенная улыбка:
— Тогда мы позовем наставника Хуга. И пусть этот барон попытается переубедить его!
Коу ошеломленно уставился на меня:
— Крис! Ты серьезно?! Ты собираешься притащить сюда человека?!
— Брайан, я намерен, чего бы это ни стоило, вытащить мальчика из рук тирана, неважно кто это — его собственный отец, свихнувшийся от религиозного рвения святой наставник, или кто-либо еще. Если барона остановит только собственный сын, говорящий, что он желает остаться, то именно это барон и получит!
— Ты с ума сошел, Крис! Джон и Фил костьми лягут, но ничего такого не разрешат!
— В таком случае, я пойду к лорду Томасу.
— Не факт, что лорд Томас поддержит тебя, он скорее поддержит их! Не говоря уж о том, что мальчик может и не пожелать говорить такое своему отцу! Ты же слышал, как Пауль говорит о бароне. Мальчик готов целовать землю, по которой ходил его отец!
— Мальчик хочет любви отца, какой ребенок ее не хочет? Но он думает, что проклят и обречен на адское пекло согласно вере его отца. Я считаю, что если мальчик не освободится от барона Греньер, то либо умрет, либо десятикратно переплюнет отца в религиозном пыле, пытаясь угодить отцовским чаяниям.
— Крис... — Коу вздохнул и покачал головой. — Ты идешь по лезвию ножа! Я сомневаюсь, что хоть Джон, хоть Фил, хоть даже сам лорд Хассан захотят вовлечь Цитадель в еще одну войну, вдобавок к уже почти имеющейся. Они скорее погрузят на повозку тебя вместе с Паулем, чем рискнут жизнями жителей Метамора. Подумай еще раз, Крис!
Я понимал Коу. Со своей стороны он был прав, да прав, но... Явившееся мне видение, образ Пауля, привязанного к столбу, в то время как безликие фигуры били его хлыстами с вплетенной проволокой, просто огнем жег душу. В то же время я боялся нарушить слово, данное богине. Ведь гейс вовсе не налагается извне, это обязанности, взятые добровольно, наложенные собственным желанием, а потому и наказание за нарушение будет жестче. Гнев и страх сплавились в моей душе, превращаясь в стальную решимость. Я присел на корточки и, взяв енота за плечи, тихо сказал:
— Что ж, значит, так тому и быть. Я покину Цитадель вместе с мальчиком, если того потребуют обстоятельства. Я не подвергну опасности жителей Цитадели, но и не позволю барону Греньер загубить душу Пауля. А теперь, позаботься о его ранах. Я вернусь вечером, и надеюсь увидеть настоящее улучшение!
И не сказав более ни слова, покинул ошеломленного енота.
Занятия, занятия, обед, снова занятия... отвлекшись привычной рутиной, я на время оставил раздиравшие душу мысли, но ближе к вечеру, оставшись наедине с собой и неспособный сосредоточиться, на чем либо, я шагал по бесконечным коридорам Цитадели. Проклятье! Я буквально кипел от возмущения — весьма и весьма редкое для меня состояние. Я надеялся, что Коу поддержит меня, что он так или иначе встанет на сторону пациента, поможет ребенку... но нет! Целитель выбрал свою сторону, вернее, он предпочел отойти подальше, не желая испачкаться! Что ж... Значит, мне предстоит отстаивать свой путь перед Джеком и возможно Томасом в одиночестве? Да будет так!
Нет, подумал я, почти тут же. Не совсем один, Жрица на моей стороне. Странная, идущая своими путями, она как будто отрицала само существование какой-либо власти... Нет! Не отрицала, просто ее существование, ее цели и действия происходили вовне этой власти, не пересекаясь с ней. И это давало ей очень серьезные возможности, — думал я, все еще идя бесконечными коридорами. — Но это же делало ее практически бессильной! Станут ли Джек и Фил слушать ее? Слушать — возможно и станут. Но вот примут ли они ее слова во внимание... Ой, не факт! Так что, похоже, мне все-таки бороться за душу мальчика одному. Лишь в компании самого Пауля, отчаянно желающего одобрения от отца...
В моей голове снова и снова разворачивались варианты. Пуль может выздороветь вовремя. А может и не успеть, но скорее всего успеет. Но, что дальше? Что он выберет? Уйти? Остаться? И в любом варианте, что бы он ни выбрал, это лишь часть проблемы. Любой его выбор породит новые проблемы. Сначала Райс, потом отец мальчика...
Я выглянул в окно и удивленно уставился на темнеющее небо. Ого! За размышлениями, я и не заметил как солнце склонилось к закату. И поспешил вернуться в палаты врачевателя.
Когда я вошел, Коу лишь коротко кивнул:
— Я уж думал, ты не появишься.
— Еще чего, — покачал головой я. — Так, задумался было... Что там Пауль?
Енот улыбнулся:
— Пять минут.
Те минуты я топтался на месте, томимый предчувствием. Затем дверь наконец распахнулась и Пауль, опираясь на трость, осторожно прохромал в комнату. Когда его взгляд встретился с моим, он улыбнулся, как ученик получивший пятерку, и эта улыбка сама собой отразилась на моей морде.
Коу заметил наш обмен улыбками и уголок его губ тоже чуть приподнялся:
— Его спина заживает достаточно хорошо, и кроме того выяснилось, что его нога не настолько плоха, чтобы нуждаться в срочном повторном оперативном лечении. Я бы посоветовал еще один день постельного режима, но самые худшие раны уже достаточно поджили, чтобы он смог отправиться в путь через два дня.
Я поморщился, услышав слова целителя, но все равно сказал, обращаясь к юноше:
— Рад видеть тебя на ногах, Пауль.
Мальчик кивнул и, неторопливо пройдя к постели, осторожно сел. Трость отправилась в изголовье, сам же он осторожно вздохнув, сказал:
— Ходить еще больно, но Коу научил меня, как двигаться, не беспокоя раны.
Я кивнул чуть улыбающемуся еноту:
— У тебя золотые лапы, Брайан.
— Не моя заслуга, — покачал головой Коу. — Ты сам знаешь почему Пауль так быстро выздоравливает.
— И что это меняет? — усмехнулся я. — Сделанная тобой работа все равно — выше всяческих похвал.
Еще раз с признательностью кивнул целителю, я повернулся к юноше:
— Ты в силах покинуть лазарет?
Коу нахмурился:
— Я же тебе говорил, он еще болен!
— Брайан, — покачал я головой. — Если ты согласен отпустить его в дальний путь послезавтра, то не вижу причины почему бы ему не переехать в другую комнату в стенах Цитадели сегодня.
— Мда-а... — вздохнул енот. — Ладно, — он повернулся к Паулю. — Если не хочешь оставаться здесь, мы найдем тебе место.
Пауль на миг задумался и кивнул:
— Да, я предпочел бы уйти. Я благодарен вам за работу, за лекарства, и не примите лично, но не хотел бы ближайшее время попасть к вам в лапы снова.
— Не впервой мне слышать такое, — усмехнулся енот. — Отлично. Если понадоблюсь, ты знаешь, как меня найти, — теперь Коу обратился уже ко мне. — Крис, я передаю этого юношу в твои лапы.
Я торжественно кивнул целителю, потом повернулся к Паулю:
— Готов отправляться?
Пауль поднял трость и осторожно шагнул вперед:
— Я готов. Веди.
И вот мы тащились по коридорам Цитадели. Пауль, чуть позади, сосредоточенно контролирующий каждый шаг, и я, погруженный в невеселые размышления о будущем. Но все когда-нибудь кончается, кончился и этот бесконечный путь, кончился, когда я распахнул двери моей комнаты, и в очередной раз убедился — Цитадель, этот неизменно изменчивый континуум, как всегда опередила нас, ее простых жителей. Да, именно так, потому что моя, до сего дня Г-образная комната, имевшая вход с внешней стороны пересечения верхней и нижней палочек, стала Т-образной. С легкой занавеской, прикрывавшей комод, узкую кровать и зеркало. Да не просто зеркало, а идеально ровное, сияющее новизной, заключенное в деревянную рамку, аж в мой полный рост...
На миг я даже остановился на пороге. Да-а... это ж... да... Ну, может на баронство и не хватит, но только самую чуть. А может и хватит... Жаль, что это сокровище невозможно отделить от стены. Разве что в виде стеклянной пыли...
Ну, Кайя, ты в очередной раз превзошла саму себя, — мысленно хмыкнул я, еще раз окидывая взглядом новое помещение.
— Пауль, поздравляю. Цитадель, можно сказать, уже приняла тебя. Вот твоя комната. Устраивайся.
С этими словами я дошагал до своего стола и уселся на табурет, собираясь чуть прибраться, покуда юноша осмотрит свое новое жилище. Да так и сидел, машинально перематывая свиток, не прочитав ни единой буквы, слушал тихое постукивание трости о каменные плиты пола, шорох выдвигаемых ящиков комода, еще постукивание трости... Наконец скрипнули ножки выдвигаемого из-под стола второго табурета и, свернув пергамент, я взглянул в глаза юноши.
-Итак, Пауль, может расскажешь, что же привело тебя в Цитадель?
Парень отвел взгляд, уставившись куда-то на дальнюю стену, на квадрат света, падавшего через забранное мутным стеклом потолочное окно.
— Я... я не уверен, что сам понимаю.
— О. Ну... в принципе, такое вполне может быть, — покивал я. — Ты прибыл сюда влекомый неким чувством, трудновыразимым, неосознанным... кое невозможно выразить словами. Ну как можно выразить словами неуловимое стремление? Некий воздушный замок, возвышенную мечту, романтическую страсть истомленной серыми буднями души. Угу. Красиво звучит, правда?
Пауль скривился, будто хлебнув полную чашу яблочного уксуса.
— А, понимаю, — покивал я. - Не так все было, не так. Ты мчался не в Цитадель, ты тайными тропами, в обход дорожных фортов и укреплений пробирался севернее... Вот только, куда? За Иртыш? В Насоджассу? Или за перевалы Драконьего хребта? Мимо лутинов, великанов, мимо собирающегося на севере очередного войска Насожа? Смело. Идти в двух-трех месячный путь, имея в седельных сумках запас еды на два дня, и одну флягу с водой. Без теплой одежды, без запасного коня, без золота, без подорожных грамот...
Юноша едва заметно усмехнулся. Еще бы, уж ему-то, наследнику богатого и сильного барона, подорожная совсем ни к чему. Его герба и самого по себе уже более чем достаточно. Но вот все остальное...
— Пауль, — отложив свиток, я осторожно положил лапу ему на плечо. — Мы не станем думать о тебе хуже. Мы здесь все... почти все мы здесь, так или иначе бежали, или скрывались, или уходили... да, уходили... — я на миг замер, вспоминая собственное прошлое, но потом стряхнул оцепенение и продолжил. — Впрочем, некоторые из тех причин, я вполне могу предположить, не все, отнюдь не все, но все же.
Все также глядя в стену, юноша спросил:
— И что же, по-твоему, заставило меня сюда отправиться?
Я подумал чуть, потом заговорил равномерно, чуть монотонно, будто читая лекцию одному из воспитанников постарше:
— Ну, шел... вернее бежал ты именно и конкретно в Цитадель Метамор. Ты уже упоминал своего отца, и его, м-м-м... неоднозначное отношение к тебе. Позволю себе предположить, что бежал ты именно от него.
Юноша вздохнул и опустил взгляд:
— Да, ты имеешь право так считать.
— Но почему все так сложно? Если ты так сильно его ненавидишь...
— Нет!! — теперь Пауль уже смотрел мне прямо в глаза. — Это не так! Я только хочу, чтобы мой отец видел меня таким, какой я есть, а не каким он хочет меня сделать! После... после смерти старшего брата, я стал единственным наследником, и теперь отец видит во мне только властителя-наследника. И от всего, что по его мнению может помешать, должно немедленно... избавляться.
— И каким же образом твоя магическая сила может помешать? — спросил я, искренне озадаченный.
— Мой отец стал бароном во многом благодаря поддержке церкви Эли и Отца-наставника4. Отец был младшим из двух сыновей, титул и земли смог бы получить, только перешагнув труп брата. И даже так был шанс, что король не пожелает подтверждать права братоубийцы, есть у него такое право, и тогда феод отошел бы короне... а там... желающие всегда найдутся.
— А становиться безденежным и безземельным джентльменом твой отец не желал, — криво усмехнулся я.
Пауль лишь пожал плечами и продолжил:
- Мой дед держал при себе жреца Многобожия, и старший брат тоже очень уважал его, а вот младший, мой отец... Церковь Эли тогда еще только утверждала себя на наших землях, но уже могла влиять даже на короля. Через богатейших магнатов, через лендлордов юга, через лордов королевского кабинета... И что самое плохое, дед умер, не успев указать наследника. Тогда мой отец обратился в суд королевской скамьи, и на его стороне выступил отец-наставник местной Церкви Эли, а на стороне старшего встал орден Многобожия. Суд разделился практически поровну, а король не желал принимать какой-либо стороны. Поначалу они еще пытались обойтись без кровопролития, по крайней мере, на виду... но церковь Эли отринула приличия первой.
— Надо полагать, с тех пор нынешний барон Греньер и стал истовым приверженцем путей Эли. Даже чересчур истовым. Ведь он совершенно зависит от расположения к нему Церкви. Они могут лишить его поддержки, и хуже того, могут поддержать другого претендента, а тогда...
— Да, — кивнул Пауль. — Все это верно, но кроме того, отец действительно считает, что у настоящего сына Церкви не может быть сына-мага, а значит моя магия — след Иуды в душе, либо же захвативший ее демон. Отсюда... — он молча ткнул большим пальцем за спину.
Я вздохнул:
— Непростая жизнь у баронского наследника.
Пауль медленно втянул воздух сквозь зубы и столь же медленно выдохнул:
— И тогда я решил уйти. Я не в силах избавиться от магии, и не желаю убивать отца. Он же сам не может изменить свою... политику. И никакие слова не изменят его зависимости от Церкви Эли. Это...
Уронив голову юноша замер, уставившись на растрескавшиеся доски столешницы. Мгновение тишины, растянутое в вечность... Но любое мгновение проходит, прошло и это. И я тихонько коснулся лапой его руки:
— Это политика. На что же ты надеялся?
Пауль горько усмехнулся:
— Последнее время уже ни на что, — потом покачал головой и добавил: — Давай сменим тему. Как быстро ты... ну... — тут юноша легонько дернул меня за мех на лапе.
— Ты про мех? — после кивка Пауля, я покачал головой. — Мой случай не показателен. Я был в стенах Цитадели во время сражения трех ворот. Собственно, тогда я впервые участвовал в битве, на самом деле. В то время я совершенно не владел мечом, да и сейчас не очень-то... правда, мне и не нужно. Хотя с дубинкой у меня выходило не совсем плохо, к тому же я был пусть и посредственным, но все же не самым плохим магом. Скажем так, на самый крайний случай кое-что в рукаве было... Ох, но тебя же интересует мое изменение? Так вот, оно было практически мгновенным, но мой случай тебе не подходит.
— О. А другие? Которые подходят мне?
Я почесал затылок:
— Понимаешь, все очень индивидуально. В прошлом году к нам пришел молодой парень, так ему понадобилось больше двух месяцев. Иным же хватает десяти дней... А собственно?..
Юноша вздохнул:
— Я надеюсь... как ты сказал... измениться прежде чем появится мой отец.
— Извини Пауль, — покачал головой я. — Будь это в моей воле, ты остался бы здесь. Но увы, решение ДеМуле и Теномидеса таково — ты покинешь Цитадель до того, как успеет начаться изменение.
Он не позволил себе вздрогнуть, лишь опять медленно втянул воздух сквозь зубы и застыл на месте. Потом спросил:
— Их решение окончательно?
— Разве что ты сам пойдешь к ним и откажешься. Но учти, прошлой ночью в Цитадель прибыл человек представившийся именем Райс, посланник твоего отца. Знаком тебе такой? — дождавшись кивка, я продолжил. — Как ты думаешь, что он сделает, услышав о твоем желании остаться? Рискну предположить, он попытается вывезти тебя к отцу силой либо хитростью. Я не прав?
Миг Пауль вновь сидел замерев, потом сгорбился:
— Он уже в пути.
— Что?
— Мой отец. Он отправил Райса вперед, а сам двинулся следом. Барон не может так просто бросить свои земли, всегда есть срочные дела, но пять, самое большее десять дней, и отец будет здесь.
Я закрыл глаза лапой и вздохнул:
— Можешь ты повторить это ДеМуле и Теномидесу?
Пауль пожал плечами, потом кивнул.
— Хорошо, — сказал я, поднимаясь со стула. — Время еще есть. Сейчас тебе лучше немного отдохнуть, завтра погуляешь по Цитадели, а послезавтра с утра пойдем, поговоришь с Райсом, выскажешь свои желания и ему, и нашему коменданту, и главному кролику...
Пауль подхватил свою трость с пола, и осторожно пошагал к своей занавеске. Но уже коснувшись ее рукой, обернулся и я чуть ли не впервой увидел его улыбку:
— Знаешь, за всей этой суетой, ты так и не представился.
Я повернулся от своей кровати и коротко засмеялся:
— Вообще-то... ты прав. Что ж, будем знакомы. Христофор оф Элькаран. Для знакомых и для тебя просто Крис, — сказал я, подходя ближе и протягивая лапу для рукопожатия.
Пауль взял трость левой рукой и, протянув руку, шагнул ближе, но ослабевшие ноги подвели его. Не раздумывая, я поймал споткнувшегося паренька, и просто поразился — какой же он тощий!
— Не стоит, я сам... — успел запротестовать он, но я, не слушая возражений, утащил парня к его кровати, потом пристроив трость в изголовье, уже закрывал занавеску, когда услышал:
— Спасибо Крис.
Я улыбнулся, и осторожно проведя лапой по его густым волосам цвета спелой пшеницы, сказал:
— Да не за что, Пауль. Если что понадобится — только позови.
Напоследок прикрыв специальным колпачком фитиль масляного светильника, я растянулся на матраце, и почти мгновенно заснул.
Мои сны оказались испорчены видом и запахом Райса... а еще огненным заревом в полнеба... кровью, текущей по твердой корке спекшейся земли, ее густая, резкая вонь... и вдруг я понял, что эта кровь моя, моя и мальчика...
Резко выдохнув, я уселся на скрипнувшей кровати. Медленный вдох носом, уши по сторонам... Нет, никого лишнего, только Пауль едва слышно сопит в своем закутке. Еще один вдох и я осторожно, стараясь не скрипеть дубовыми плахами кровати, спустил ноги на пол. Монокль, как обычно лежащий ночью на тумбочке в изголовье кровати, колпачок с фитиля в сторону, чуть покрутить ручку, добавляя света, и вот я уже отодвигаю тяжелую ткань занавеса.
Пауль лежал на боку, свесив руку с тряпичного матраса и, спихнув одеяло так, что оно прикрывало его только до пояса. Он тяжело дышал во сне, изредка что-то бормоча, ворочаясь, едва слышно вскрикивая, постанывая...
Что ж, не только мне в эту ночь сняться плохие сны. Но если со своими я сделать ничего не могу, то хотя бы юноше... Решившись, я подтащил от стола тяжелый табурет, и усевшись, взяв паренька за руку. Пауль не проснулся, только резко выдохнул, сжал мою ладонь своей и ровно задышал, успокаиваясь.
Я должно быть так и задремал, сидя на табурете, потому, что следующее, что помню — Пауль сидящий в кровати, залитый светом из потолочного окна, и все еще сжимающий мои пальцы ладонью. Его взгляд встретился с моим, и он улыбнулся:
— Давно тут сидишь?
Я осторожно выпрямился. О-ох-х-х... Вот же... Прямо слышу, как затрещала моя бедная спина... Н-да, не двадцать лет мне, увы, далеко не двадцать.
— Не знаю. Кажется, не очень.
— Крис, ты совсем не умеешь лгать, — ухмыльнулся юноша. — Я проснулся не менее получаса назад.
Я еще раз выдохнул, осторожно разминая затекшую спину:
— Не все ли равно? Мне не спалось.
— Мне тоже, — тихо сказал Пауль. — Какая-то мутная, липкая, приставучая жуть. Кровь, боль, огонь... И еще тебя... ты там... — он на миг замер, потом добавил почти шепотом: — Спасибо.
— Да чего уж там, — сказал я, осторожно высвобождая лапу. — Однако уже утро. Ты отдохнул?
— Ага! — выпустив мои когтистые пальцы, он подхватил трость. — У вас тут, в Цитадели, принято завтракать?
Я кивнул, и отчаянно скрипя затекшими суставами, поднялся на ноги. И подперев плечом стенку у зеркала, наблюдал, как осторожно поднимается с кровати Пауль. Пока еще медленно, но уже похоже совсем без боли. Что ж, Брайан предупреждал, что у юноши все заживет очень быстро... енот был прав. Паулю все еще нужна была трость, но хромота уменьшилась даже со вчерашнего дня, и спина... Хм. А ведь утром, когда я проснулся сидя, парень лежал на спине! Вот так-то. Вот она, целительная магия в действии.
И кстати...
— Не хочешь себя афишировать? — спросил я, заметив, что Пауль спрятал родовой герб под одежду.
— Да, — кивнул юноша. — Не хочу привлекать к нему, и к себе внимание.
Слегка перекусив (омлет из десятка яиц, пол каравая хлеба, две кружки брусничного компота — ну что это для пятисотфунтового5 медведя?), я повел парня по Цитадели. Небольшая прогулка, так — мельком заглянуть в парадные залы, обойти два или три внутренних двора, кое-какие интересные закутки... в общем, осмотреться. Ну и, познакомиться, со всеми, кто встретился.
Потом, после знакомства с библиотекарем Фоксом, Пауль спросил, вернее констатировал:
— Ты хочешь, чтобы я остался.
Я тяжело опустился на одну из дубовых лавок, специально расставленных в библиотеке для таких тяжеловесов, как я.
— Ну, уж прямо.
Он устало улыбнулся и сел рядом:
— Ты знакомишь меня с жителями, показываешь самые уютные и таинственные уголки Цитадели. Не парадные, великолепные, но холодно-вычурные залы, но живое средоточие, саму жизнь Цитадели. Не пытаясь впечатлить, но пытаясь увлечь домашним уютом, романтикой, тайной.
— Ну-у-у... — умен, пацан, да... кровь — не водица, чай не плотника сын, ой, не плотника. — Не могу отрицать. У меня есть причины этого желать. Но расскажу я о них позже. А сейчас, будь добр, поведай, чему тебя учили наставники.
Все утро — до прихода моих обычных учеников, и всю вторую половину дня — после их ухода, мы посвятили проверке и систематизации образования Пауля. Выяснилось, что учили его неплохо... очень неплохо... а! ладно, хорошо его учили, но... не систематически. То есть, каждый наставник учил парня своему предмету, но и только. Никаких связей, практически никаких взаимопересечений... Но мир-то, в котором юноша будет жить — целый!
Нельзя научиться только дипломатии, отрывкам истории, текущей политике и риторике, обойдясь, к примеру, без той же экономической географии. Ведь та же политика — суть именно продолжение ее. Кто, где находится, сколько он стоит, куда текут деньги, как именно они текут. Их дороги и препоны — географические и политические. А население? Какие именно в той или иной местности живут люди, чем они кормятся, чем и с кем торгуют, как платят налоги. Пусть сын барона — не наследник короны, но хотя бы основы...
Кроме того, сосредоточившись на воспитании будущего барона, наставники Пауля уделили совершенно ничтожное время всем остальным дисциплинам. Риторика — это хорошо, но хотя бы основы художественного вкуса! Чуть-чуть рисования, чуть-чуть музыки, краем задеть стихосложение...
Я даже начал мысленно составлять программу обучения, которая превратит бездушную машину для управления в образованного, и (надеюсь) достаточно широко мыслящего человека. Жаль только, что я вряд ли смогу убедить Магуса в достаточной степени отложить дела, чтобы заняться обучением юноши, которому, кстати, возможно суждено будет стать наследником старого мага. Хм...
А ведь Пауль прав, — подумал я, глядя на чуть матовое стекло, прикрывающее сияющий в пламени скипидарной горелки камешек. — Я действительно пытаюсь оставить его в стенах Цитадели. Я, похоже, уже считаю его своим. Братом-защитником этих стен... Но ведь возможность отъезда Пауля никуда не делась! И остается весьма вероятной! Что ж, в таком случае милорду герцогу и его верным помощникам придется искать нового наставника для нашей молодежи, потому что я, исполняя гейс, уйду вместе с юношей. Да, таково мое решение, и если Райс попытается меня остановить...
Я усмехнулся и покачал головой, все так же глядя на матовое стекло и яростно сияющий камешек, спрятанный за ним. Сияющий? Ого!
— Пауль, мы действительно проговорили столько, что Фокс уже зажег светильники?
Пауль отследил мой взгляд.
— Да, так и есть, — он осторожно потянулся и встал. — Кстати, должен сказать, что вы здесь живете, ну очень богато. Такой светильник, во всем нашем баронстве есть только один. В кабинете моего отца. И масло в него кастелян отмеривает пипеткой. Здесь же... Вся Цитадель буквально залита светом масляных ламп!
Он шагнул к колонне, с висящим светильником. Просто шагнул, без поеживаний, и без трости!
— Неплохо, — улыбнулся я. — А ты сам-то заметил, что происходит?
— Что? — удивленно обернулся юноша. — Происходит? — именно в этот миг его взгляд наткнулся на стоящую у стола трость. — О.
— Знаешь, Коу будет долго ругаться, если увидит тебя без трости. Не стоит так рано напрягать ногу, — с этими словами я встал и протянул ему палку.
Пауль покачал головой:
— Знаешь, мне не больно. Совсем. Нога чуть онемела, но не более.
Однако трость взял и использовал на обратном пути к моей... нет, на пути к нашей комнате.
Уже усевшись на кровать, парень посмотрел на меня:
— Завтра мне предстоит встреча с Райсом. Верно?
— Да, — чуть помедлив, ответил я. — Но тебе не придется встречаться с ним одному, — добавил я, непроизвольно потирая плечо, там, где остался неистребимый след моего гейса, двойная спираль, знак Аккалы, богини исцеления.
Пауль заметил этот жест:
— Откуда у тебя этот шрам? Этот знак, выжженный на плече, кажется очень знакомым, я где-то его уже видел...
— Это... Знаешь, это долгая история, а сейчас уже поздно. Может быть завтра, если будет время.
Он внимательно посмотрел на меня, потом пожал плечами и лег на бок:
— Хорошо, пусть завтра. Побудешь со мной?
— Конечно.
Пауль уже оделся, когда я ногой распахнул дверь в комнату и поставил на столешницу огромный поднос. Неплохо, неплохо. Парень сам натянул штаны, рубашку и сапоги, сам накинул куртку, и сейчас рассматривал один из свитков с моего стола.
— Здравствуй, Пауль. Я тут заглянул в едальню, подумал, что ты не откажешься перекусить перед встречей с Райсом. Кстати, неплохо выглядишь.
Парень мрачно посмотрел на меня, но ни вопросов, ни подтверждения я не дождался, он просто кивнул и молча уселся за стол.
Едва только мы отложили ложки, и допили кружки с морсом, как в дверь постучали. Громко, требовательно... кто же еще. За дверью стоял Коперник, в полном придворном костюме — со всеми его обшлагами, кружевами, перевязью... забавное зрелище — «ужасный ящер» в плиссированном малиновыми кружевами воротнике и алой перевязи. К сожалению, речи его были куда менее забавными. Ожидаемыми, да, но от того не более приятными:
— Уже в который раз долг повелевает мне будить тебя рано утром, и если честно... — ящер скривил серую морду, вздохнул... — Кристофер оф Элькаран, Пауль Греньер, гость Цитадели, посланник барона Греньер, ожидает вас в малой приемной.
Я кивнул, и повернулся к юноше:
— Ты готов?
Пауль на миг замер, застыл как недвижный камень, потом поднялся, опираясь на трость:
— Я готов. Ведите.
Де Муле поднялся, когда мы подошли ближе, к его креслу, Фил же ограничился, м-м-м... забыл как это... о! «Королевским милостивым наклонением головы». Я тоже где-то, как-то поклонился обоим, и лишь потом, как будто только вспомнив, отдельно и преувеличенно, гостю.
— Итак, мы здесь.
Пауль, услышав мои слова, вздрогнул, но буквально через миг шагнул вперед, по-прежнему опираясь на трость. Райс тут же подошел к нему, взял за плечи и всмотрелся, разыскивая юноше признаки, уж не знаю чего. Враждебной магии?
— Ну? — спросил он в пространство.
Я решил, что Райс обращается ко мне.
— Пауль быстро поправляется. К концу недели его спина полностью заживет, но уже сейчас он может ходить самостоятельно.
— Отлично, — отрезал Райс. Потом еще раз вгляделся в лицо юноши и кивнул. — Значит, ты уже готов покинуть эту... это проклятое место?
Пауль промолчал, опустив голову, я же... я же медленно выдохнул, лишь вот так выражая охвативший душу леденящий холод.
Райс еще раз осмотрел Пауля и промолвил:
— Я сообщу барону, что с его сыном в Цитадели Метамор обращались хорошо. А также, — тут его губы чуть скривились, обозначая усмешку, — непременно и подробно опишу, сколь приветливо и достойно принимали лично меня.
С этими словами Райс развернулся и пошагал к дверям, обойдя меня.
Пауль медленно-медленно, словно в кошмаре, шагнул следом. Обернулся, на миг поймав мой взгляд, сделал еще шаг, еще. Я сам повернулся следом, стараясь не терять юношу из вида. Не терять его взгляда. Не... Я мысленно умолял его остановиться, не рискуя открыть пасть...
И я увидел это! Я увидел как в глазах Пауля засветилась решимость, одновременно ледяная и пылающая:
— Нет.
— Что?! Поторопитесь милорд. Нам нужно покинуть эти проклятые стены до того как мы сами станем такими же как эти порождения Иуды! — нахмурился Райс.
— Нет, я остаюсь, — на моих глазах юноша распрямил плечи и поднял голову.
Видеть растерянность на каменном лице «гостя» было... почти приятно.
— Милорд, вы... вы в своем уме?! — прошипел Райс. — Ваш отец ждет нас! Идем скорее, уйдем отсюда!
На миг Пауль засомневался, но... но что же я буду за наставник, если не поддержу воспитанника в миг нужды?
— Он сказал нет!
Де Муле поднялся и шагнул к нам:
— Христофор...
Райс прервал его, рявкнув, почти прокричав:
— Заткнитесь вы все!
Затем он обратился уже только к одному Паулу:
— Милорд, приказ вашего отца однозначен. Мы либо выйдем вместе, либо я вынесу вас. Либо умру, пытаясь сделать это.
И он шагнул к мальчику.
Я же не видел уже почти ничего, кроме алой пелены застившей глаза. Ты, посмевший поднять руку на моего воспитанника, сейчас смеешь пытаться повязать его совесть, угрожая своей смертью? Так я обеспечу тебе ее сию минуту!
Мне даже не пришлось приближаться к нему. Как когда-то в детстве, стихийная волшба выплеснулась из меня волной, отшвыривая Райса, прижимая его к стене, выдавливая воздух из легких, не давая вдохнуть, сдавливая все сильнее и сильнее, до хруста, до треска ломаемых костей, до...
— Христофор!
И хрустальный звук перебиваемой волшбы, моей волшбы... а потом пришел откат. Миг, может быть два, пока Райс кашлял и хрипел, пытаясь вдавить в легкие немного воздуха. Всего лишь пара ударов сердца, но это были долгие два удара. Растянутые в вечность, наполненные бесконечным холодом, всеобъемлющей болью. И как когда-то в юности, я долгие два мига боролся за себя самого, не давая душе рухнуть в спасительную тьму беспамятства. А потом боль отхлынула и я уставился в разъяренные глаза Де Муле.
— Христофор оф Элькаран! Остановись!
— Остановиться? — прошипел я. — Пауль сказал ему свое решение! И я не дам этому мудаку забрать юношу отсюда силой!
— Крис, — теперь в разговор вступил кролик. — Мы пытаемся избежать войны на два фронта!
— Войны?! Филлип Теномидес, не только ты в этой Цитадели разбираешься в политике! Войны не будет! Барон Греньер — ставленник церкви Эли, а король Среднего Мидлендса с огромным удовольствием дал бы святым наставникам пинка под зад, да вот беда — не может! Прогнать он их не может! А вот поставить вместо верного сторонника святой церкви своего человека, он может! И сделает это, если бедный барон Греньер будет иметь глупость отправиться воевать с Цитаделью Метамор! Барона его величество, безусловно останавливать не станет, да вот только и помочь увы-ой-беда-беда... не сможет. Союзников же, у нашего милого и сердечного барона — одна только церковь. А святые наставники в нашу драку не полезут. Боятся они тройного проклятья, ой боятся!
— Может быть, — сухо и холодно промолвил Фил. — Вполне возможно, именно так и будет. Поручишься? Поручишься, что Отцы церкви не выделят пару тысяч солидов и не подыщут ватагу-другую-третью наемников? Поручишься, что у барона не найдется в казне чуток золота для того же? Речь идет о его сыне!
Гнев в моей душе погас, как задутая ледяным порывом свеча, а сам я медленно и тяжело уселся прямо на теплые каменные плиты пола.
— Делайте, как хотите, — устало сказал я им обоим. Потом повернулся к Райсу: — Ты сможешь утащить Пауля, но знай, тогда и я последую за вами. Либо умру пытаясь сделать это. У меня тоже нет...
Райс, как раз поднявшийся на ноги и толком продышавшийся, хорошенько вдохнул, несомненно, чтобы высказать все, что он думает и о самой Цитадели, и обо мне в частности, вдруг замер, забыв выдохнуть и уставившись вбок от меня. Уставившись... Пауль!
Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть заскрипевшего зубами юношу, держащегося за уши. И подумал, совершенно не в тему и не к месту: а кто, собственно, вышиб меня из стихийного транса? Кто перебил мою порожденную яростью дикую волшбу? И кто сейчас очень тихо творит заклинание, где-то в стороне, осторожно, беззвучно, незаметно...
Однако Райс уже подошел к юноше и достаточно грубо отвел его руки от головы. Один миг он смотрел на открывшееся, потом отшагнул назад и потрясенно прошептал:
— Как мог Господь Эли допустить это?! Как?!
Приставив к глазу монокль, я с усмешкой смотрел, как прямо на глазах уши Пауля смещаются к макушке, удлиняются и покрываются ровным белым мехом. Вот и началось его изменение.
— Действие тройного проклятья зачастую непредсказуемо, — пообок юноши встали с одной стороны — едва достающий макушкой до плеча парня, длинноухий белошерстный кролик-морф Фил Теномидес, с другой стороны — рослый, широкоплечий мул-морф Джек Де Муле. — Обычно процесс изменения начинается по прошествии недели, однако бывали задержки — до месяца, но бывало и наоборот, когда уже на третий день появлялись первые признаки. Сегодня ночью закончатся пятые сутки, как Пауль прибыл в Цитадель. Что ж... ему не повезло.
Лицо Райса, слушавшего кролика, становилось все бледнее и бледнее. После же следующих слов Де Муле стало даже не белым, серым:
— Изменение необратимо, — мрачно промолвил военный комендант Цитадели. — Нет никакого способа остановить его, либо повернуть вспять. Ни магия, ни молитвы, ни даже прямое вмешательство богов не помогут. Кстати, я бы посоветовал вам как можно скорее покинуть эти стены, чтобы избежать той же судьбы.
Райс медленно выдохнул, на миг закрыл глаза, едва заметно шевеля губами... потом, так и не сказав ни слова, развернулся на пятке и вышел вон из приемной. Охранницы у дверей едва успели распахнуть ему дверь. Я же бросился к Паулю.
— Пауль ты...
Его уши были совершенно обычными, человеческими. Та-ак! И кто же... Ну, конечно же!
— Магус!! — зарычал я во все горло. — Твоих лап дело?!
Что-то мигнуло на самом краю зрения, пошло волнами, как-то сдвинулось... и из кресла в дальнем углу встал седой лис в коричневом, кое-где запятнанном, а кое-где и прожженном балахоне.
— Безусловно. Не думаешь же ты, что я оставлю своего возможного наследника без присмотра и помощи? Кстати, юноша, боль уже должна была пройти.
Пауль осторожно коснулся ушей, потрогал их смелее:
— Но что это было?
— Да, Магус, что и зачем ты сделал?
— Немного иллюзий, — ответил за него Фил. — Все для нашего уважаемого гостя.
Я пораженно моргнул, глядя на усмехавшуюся дуэтом разноростную парочку:
— Но... Фил, Де Муле, если вы хотели... но почему?!
Ответил мне комендант:
— Мы не хотели. Оставить Пауля в стенах Цитадели было бы просто глупостью. Создать напряженность, практически на ровном месте... Извини Пауль, но мы обязаны заботиться, прежде всего, о безопасности Цитадели.
— Однако же и позволить Райсу увести Пауля силой, было бы... просто... ну...
Зрелище смущенного Теномидеса я буду вспоминать до конца дней своих. Не то чтобы совсем... но редкое, редкое зрелище.
— В конце концов, уже было решено, — наконец выкрутился кроль, — что юноша должен решить сам. Мы же просто подумали — как помочь ему отстоять его выбор, и в то же время не ввязаться всей Цитаделью в конфликт с бароном Греньер?
— А потому, мы позволили Магусу присутствовать и вмешаться. Если ситуация станет... — говоря эти слова Де Муле уже откровенно ухмылялся. — Подходящей.
Пауль с тревогой и надеждой посмотрел на них:
— Так я могу остаться?
Кролик кивнул и торжественно сказал:
— Да. Ты можешь остаться.
Глаза парня блеснули и, не говоря ни слова, он сначала стиснул мне лапу, а потом вообще обнял меня — как смог, прошептав:
— Спасибо!
В тот же день Райс, посланник барона Греньер покинул Цитадель. Пауль, так и оставшись в моей... нашей комнате. Уже назавтра он смог передвигаться без трости, а следы плети на его спине буквально истаяли, превратившись в тонюсенькие, едва заметные шрамы. И мы просто ждали, просто ждали того дня, когда появится его отец.
Эти несколько дней, тихих, мирных, когда мы наскоро перекусив утром, на весь день уходили в библиотеку. Занятия, с Паулем и другими воспитанниками — до обеда. Потом мы расходились. Я продолжал занятия с другими учениками, помогал им выполнять задания, объяснял, показывал, отвечал на вопросы. А Пауль... иногда он оставался с нами, но чаще шел осматривать Цитадель и знакомиться с ее жителями.
Поужинав вместе в одной из едален, мы проводили вечера по-разному. Пару раз выбирались за стены Цитадели — южные окрестности Цитадели просто поразительны, особенно в это время. Пробуждающаяся природа, первая зелень, оживающие сады и фермерские хозяйства... Красиво!
Один раз я сам провел паренька по Цитадели. Не могу сказать, что знаю все ее секреты и тайны, но мне есть что показать и рассказать. И один вечер мы провели в Молчаливом Муле, беседуя с завсегдатаями, наблюдая за фантастическими победами Коперника на бильярде, слушая волчьи напевы, и даже пару баллад спетых придворным бардом.
Хорошее было время. Тихое, спокойное. Я знал, что рано или поздно оно кончится. Внешний мир... там за стенами Цитадели, он никуда не исчезнет. И рано или поздно, потребует свое. Голосом ли Коперника, зовущего меня в очередной патруль. Хлопаньем ли крыльев одного из наших драконов, принесших срочную весть. Или еще чем-то. Но пока это тихое время длилось...
Но увы, длилось оно куда меньше чем мне бы того хотелось. Всего лишь семь дней прошло с отъезда Райса, и на восьмое утро, я проснулся еще до света, проснулся и сел на кровати, не понимая еще, что меня разбудило, но уже тревожась. Что-то было... Запах? Звук? Я шевельнул носом, внюхался... вслушался... и уловил едва слышный, очень тихий стон. Пауль!
— Что?! — едва засветив лампу, я рванул занавеску и шагнул ближе к его кровати.
Единственным ответом мне был еще один едва слышный стон. Мысленно ругнувшись, я метнулся к тумбочке, на верхней крышке которой лежал монокль. Пауль свернулся клубком, обхватив себя руками, сбросив на пол смятое одеяло. И в тусклом свете скипидарной лампы я увидел, как его тело течет, будто оплывающая на жарком солнце свеча.
— Началось!
Парень со всей силы втянул воздух сквозь зубы и сильнее напряг руки, обхватывающие колени, как будто он смог бы остановить таким образом изменение.
— Даже не думай бороться! — я опустился на колени у кровати и коснулся лба юноши языком. — Будет только больнее!
Сначала мне показалось, что он меня не услышал. Но потом он чуть выдохнул и расслабил руки. Я же осторожно развернул его, укладывая на спину и одновременно шепча что-то успокаивающее. Кажется, его тело буквально текло под пальцами. Или нет? Во время битвы Трех Ворот, я не мог наблюдать происходившие с нашими телами метаморфозы. Потом... Как правило, пришедшие в Цитадель люди были очень непростыми, с оставленными за спиной проблемами, опасностями, врагами. Присутствовать во время первого изменения у такого человека было... нет, ни один не позволил. У Мишеля же изменение поначалу тянулось очень медленно и практически незаметно — больше двух месяцев. А потом завершилось буквально в два дня. Увы мне!
И вот я сидел у кровати, шепча что-то успокаивающее, меняя одну за другой влажные тряпицы на лбу юноши, когда настойчивый стук в дверь заставил подняться.
— Я быстро, — на мои слова Пауль только прикрыл глаза, я же распахнул дверь. — Ки, ты абсолютно некстати.
— Извини, Крис, — торопливо сказал койот-морф. — Фил Теномидес срочно зовет тебя и Пауля к южной караулке. Прямо сейчас.
— У Пауля началось изменение, — покачал я головой. — Я не стану поднимать его с кровати, и не хотел бы... Ки, ты можешь найти Коу и попросить его поскорее прийти сюда?
Койот кивнул:
— Конечно. Прямо сейчас и сбегаю. Остальные послания подождут, нет там ничего срочного. Еще что-нибудь?
Едва я покачал головой, как Ки буквально вихрем сорвался с места, чтобы буквально через миг исчезнуть за поворотом.
Я же торопливо бросился в комнату, чтобы поспешно одеться. Потом опять подошел к Паулю:
— Комендант просил меня и тебя срочно подойти к южным воротам. Ты сможешь идти?
Юноша покачал головой, да я и сам видел почти высохшую тряпицу на лбу, рваное дыхание, а приложив нос к шее, ощутил лихорадочное сердцебиение. Пауль буквально горел, проклятье Насожа расплавляло его телесную оболочку, чтобы отлить из нее что-то новое... знать бы что!
Вздохнув, я осторожно поправил когтем слипшиеся от пота волосы:
— Вижу. Ты главное, держись. А я пойду, узнаю, чего там Де Муле так срочно понадобилось.
У дверей южной караулки я увидел Каролину — совсем молоденькую выдрочку, недавно вошедшую в тройку Михася. Она нетерпеливо притоптывала, то и дело посматривая на Крэйга. А тощий и субтильный луговой белк-морф удобно расположился на завалинке, накрыв глаза шляпой. Кого бы они тут... ждали?..
Уже взявшись лапой за ручку я, кажется, догадался, кого. И какие новости лис-морф мог бы принести в Цитадель. Так и есть. Михась, Фил Теномидес и глава караула, бывший наемник Скрэтч, тигр-морф, подняли глаза от карты окрестностей Цитадели.
— Где Пауль? — спросил глава разведки Цитадели.
Я посмотрел на Михася, хорошенько вдохнул... пахло тревогой.
— Ему плохо. Ки отправился за Коу, присмотреть.
— Хреново, — выдохнул Фил. — Ну что ж... В части касающейся тебя и твоего воспитанника. На южной дороге скауты обнаружили движущийся к Цитадели караван. Десять фургонов, около сотни всадников. На одном фургоне знаки церкви Эли, на остальных и на всадниках — гербы барона Греньер.
— Не спешат, но и не медлят, — продолжил Михась. — Идут открыто. Подойдут к воротам посада, — тут лис кинул взгляд в окно, — час, может быть два. Но не больше.
Теномидес кивнул Михасю:
— Спасибо, — потом кролик обратил внимание на меня. — Мы уже объявили частичную тревогу, подняли гвардию и скаутов. Но «гостей» слишком мало для осады, и в то же время они идут слишком открыто для внезапного нападения.
— И зачем же вы меня, в таком случае, позвали? — спросил я.
— Ты, и твой воспитанник должны были встретить барона Греньер. Но Пауль болен, так? Чем именно? Насколько серьезно? Так ли он болен, что Коу не сможет быстро поставить его на ноги?
— Разве что Коу сможет исцелить саму Цитадель... — покачал головой я.
Теномидес закрыл глаза пальцами и откинул голову назад. Потом выдавил сквозь зубы:
— Проклятье! Да что ж за невезение! Точно?
Я кивнул.
— И как мы теперь объясним это барону?
— Точно так же, как ты это объяснил его посланнику, Райсу. Только без магии Магуса.
Фил покачал головой:
— Без Пауля, стоящего перед ним, барон нам не поверит. Ни в чем. А с тем, что происходит с парнем... Проклятье!
— Ладно, мне ждать здесь, или можно пойти глянуть, что с мальчиком?
— Ну, уж нет, — прошипел кроль-морф. — Ищи тебя потом. Ждать будем здесь.
И мы ждали. Время тянулось. Я, мыслями то и дело возвращался к лежащему на кровати за занавеской, и в данный момент борющемуся с темной магией юноше. Гадал: какое из трех проклятий коснулось его, кем он станет? Зверем-морфом? Вечным ребенком? Женщиной? Потом для Фила вынесли кресло, слуги укрыли брусчатку южного двора ковром. И снова потянулось ожидание...
Но наконец южные ворота распахнулись и за опущенной решеткой остановился один человек. Немолодой, на вид уже разменял пятый десяток, когда-то пшеничную шевелюру подернула седина, но походка еще сохранила твердость и, я бы даже сказал, самоуверенность. Он стоял, нет, он попирал ногами камни у врат Цитадели. Позади пришельца, укрыв лицо капюшоном черного плаща, замер священник Эли.
— Его благородие барон Этьен Греньер! — торжественно провозгласил церемониймейстер.
Фил Теномидес поднялся с кресла и склонил голову:
— Барон, — и после небольшой паузы, сухим, холодным голосом добавил. — Очень приятно.
Гость дернул одной стороной лица, на миг скривив губы в иронической усмешке, и не склонив головы заговорил столь же холодно и сухо:
— Здесь и сейчас я не для дипломатии. Здесь и сейчас я предъявляю ультиматум. Вам всем, как защитникам этого проклятого Господом места. Но для начала ответствуй, верно ли, что мой сын уже поражен проклятьем?
Кролик-морф дернул ушами, но кивнул.
— Что ж, — вновь скривил губы барон. — Тогда на вашей совести жизнь моего сына и наследника. Ибо для меня он мертв. И знай, проклятый, я не уйду отсюда с пустыми руками. Но я дам вам выбор.
Тут барон повысил голос и его слова эхом раскатились по двору:
— Я могу объявить вам войну, здесь и сейчас! Моя гвардия стоит у ваших ворот! Да, нас мало, но мы возьмем столько вашей крови сколько сумеем! Либо же один из вас встретит меня с мечом в руках. Или лапах. И тогда пусть Господь Эли решает, кому из нас жить, а кому — умереть. Но я не верю, что Господь, создатель дорог, не поможет своему верному сыну!! У вас есть один час. Решайте!
С этими словами барон повернулся на месте, взмахнув полами плаща, и ушел к своим людям.
Несколько мгновении все молчали. Потом Михась повернулся к Филу Теномидесу:
— Он сошел с ума?
— Фанатик, — кроль-морф дернул ушами. — Он уже считает сына мертвым, и пришел мстить.
Михась фыркнул:
— Месть? Что ж, почему бы и нет?
С этими словами лис-морф очень выразительно огладил угольно-черные лезвия его топора-бабочки.
— Нет, — я шагнул вперед. — Я должен встретить его с оружием в лапах.
Хохотнув, Михась покачал головой:
— Не прими как оскорбление, Крис, но барон сделает из тебя котлету в два удара. Самое большее в три.
— Я знаю.
— Христофор, — Фил не усидел в кресле и подошел ближе. — Это дурость, полнейшая дурость! Барон действительно великолепный фехтовальщик. Он убьет тебя.
— Да, вполне возможно, — опять согласился я. — Но я обязан. Я принял на себя обязанность воспитывать и защищать Пауля, а потому...
Теномидес протер уши, глубоко вздохнул:
— Ладно, я уважаю твой выбор. К тому же, это может быть политически выгодно...
Лис ясно слышно клацнул зубами:
— Фил, ты что?! Какая выгода?! Он же убьет Криса! Ты совсем со своей политикой охренел?! Так я тебе сейчас...
— Стой! — я ухватил лапы Михася. — Подожди лис, не все так просто. Да за спиной барона будет стоять священник Эли. Да барон быстрее меня и лучше владеет мечом. Но за моей спиной тоже стоит богиня! Я сильнее и выносливее барона, а мою шкуру пробить мечом, даже попав, не так-то просто. Мне же хватит одного удара по цели, и барон уже не встанет. Если же я умру... пусть так и будет. Если ценой моей жизни я куплю место для Пауля в стенах Цитадели.
— Тебе не нужно... — Михась похоже что-то такое прочел в моем взгляде, потому что сплюнул, в сердцах стукнув ручкой топора о камни, устилавшие южный двор, отошел в сторону.
— С таким настроем... — Фил лишь покачал головой. — У тебя есть примерно час. Хочешь сходить, проведать Пауля?
— Нет. Там должен быть Коу... надеюсь.
— Пусть так, — кивнул Теномидес. — Однако за оружием тебе сходить все же стоит. Я же пока пойду, обрадую милорда Хассана. И... кому ты завещаешь свое имущество?
Такой простой вопрос заставил меня... мда... нет, я не трус... но...
— Все свое имущество я завещаю Паулю Метаморскому. При условии, что он поддержит взятые мной обязательства по оплате учебы и прочих расходов отправленных в Элфквеллинский университет стипендиатов Цитадели. В прочих же тратах я его не ограничиваю.
Фил опять шевельнул ушами:
— Пауль Метаморский? Что ж... да поможет тебе богиня Аккала.
Я же вздохнул, кивнул Михасю, поклонился Филу и ушел в арсенал.
За то время, что я потратил на выбор меча и легкой брони, заменившей сейчас мою одежду, за южными воротами и во дворе собралась небольшая толпа. Слуги и войны барона Греньер все также настороженно выглядывали из-за составленных кругом фургонов, лишь сам барон статуей торчал перед воротами.
— Откуда народ?! — изумленно спросил я подошедшего лиса.
— Слухи расходятся быстро, — пожал плечами Михась.
— По мне, так даже чересчур быстро, — буркнул я под нос.
— Так и есть, — знакомый голос оборвал мое бурчание. Я обернулся и тут же склонился в уважительном поклоне, увидев лорда Томаса.
— Милорд, — сказали мы с Михасем практически хором.
— Из всех глупейших поступков, — дернув ушами, лорд глянул на застывшего в кресле Теномидеса, — данный просто какой-то феноменальный шедевр дурости. О чем я еще поговорю с иными, здесь присутствующими, — кролик после этих слов дернул ушами, но остался неподвижен. — Хотя с другой стороны, Кристофер оф Элькаран, я понимаю тебя. И я уважаю твое право защитить воспитанника. А мои гвардейцы проследят за иными «гостями» Цитадели. Дабы не допустить совсем уж... идиотства.
Барон похоже расслышал последние слова лорда, потому что подойдя к тому месту, где еще недавно стояла преграждающая путь решетка, сказал:
— Кто бы ты ни был, ты не мой лорд, а потому, я не обязан исполнять твою волю. И кстати, кто ты такой?
— Безусловно, — кивнул конь-морф. — Я, лорд Томас Хассан IV, герцог Цитадели Метамор и властитель Северного Мидлендса, не являюсь вашим лордом. Однако это никак не помешает мне дать тебе в рожу. А также указать на глупые поступки.
— Я не обязан вас выслушивать, будь вы хоть трижды лордом всего севера! — услышав титул, «гость» Цитадели чуть сбавил тон и перешел на «вы», но его голос остался все таким же холодным.
— Об этом мы поговорим позже и наедине, — столь же холодно ответил лорд. — А сейчас я желал бы услышать вашу клятву.
— Вы сомневаетесь в моем слове? — нахмурился и покраснел барон.
— Нет, но я желаю чтобы вы поклялись на мече, желаю засвидетельствовать ее лично, и желаю, чтобы Жрица сообщила мне о вашей искренности.
Барон слитным, едва уловимым движением выхватил меч из ножен, положил лезвием на ладони, уравновешивая и произнес:
— Именем, родом и оружием клянусь, не начинать войны с Цитаделью Метамор, если один из защитников этого проклятого места выйдет против меня с оружием в руках ли, лапах ли. И да поразит меня собственный меч, и да исчезнет имя мое из памяти людской, и да пропадет род мой как дым на ветру, если я нарушу эту клятву.
Томас бросил взгляд на Жрицу, сейчас опиравшуюся на спинку кресла Теномидеса, та же лишь кивнула.
— Следовало ожидать, — кивнул лорд, и обратился ко мне: — Я не могу потребовать ничего более. Ты уверен?
Я же снова склонил голову:
— Спасибо за поддержку, лорд Томас.
— Не благодари сейчас, спасибо скажешь после боя. Барон Греньер! У нас есть желающий встретить вас один на один, раз уж таково ваше условие мира между нами.
— Не мира! — барон положил ладонь на оголовье меча. — Всего лишь, отсутствия войны.
— Да будет так, — с этими словами лорд Хассан тяжело осел в подставленное слугами кресло. — Я жду от вас честной борьбы.
— Несомненно, — криво усмехнулся барон глядя на меня. — И знай, медведь, кто бы ты ни был, и какой бы черной магией не владел, колдовство твое будут бессильно против меня. Против моей веры и благословения святых наставников!
Плохо, очень плохо. Мой единственный шанс в поединке, да против такого мастера был как раз в использовании магии, но если он прав... Вынимая меч, я попытался применить против барона магический удар, просто слабый толчок, но добился лишь легкого звона и окружившей фигуру противника мерцающей оболочки. Да усмешки на лице барона, когда тот выхватил свое оружие.
Первый размен ударами был неимоверно быстрым. Настолько быстрым, что лишь величайшим напряжением всех сил я успел парировать разведочные выпады противника. Хотя и мне кое-что удалось... на одном из возвратов я перехватил его меч своим, и уж постарался приложить всю силу, какую только смог. Нет, я не выбил оружие из его руки, и даже не заставил сбиться, но руку он беречь начал, да...
Сила, сила... и выносливость. Это мои козыри. Его же... Несмотря на возраст, барон очень, очень быстр и куда как опытнее меня. Это его козыри, и они сильнее моих. Если поединок затянется, он рано или поздно подловит меня и тогда все. Значит... значит...
Но очередная атака оказалась прервана криком, пронзившим мою сосредоточенность:
— Отец!
Что?! Кто?!
Буквально на миг я позволил себе отвести взгляд от противника, чтобы углядеть замершую в проеме ворот белокурую девушку, Коу рядом с ней...
Пауль?!
Вспышка боли в спине, холод, пробежавший по онемевшим лапам, звон упавшего на камни меча и сами камни, прыжком ударившие по морде.
Вот и все.
 ервое, что я почувствовал, открыв глаза — боль. От живота и выше. А ниже... пусто. Как будто и не было ничего.
— Где?.. — едва-едва выдохнул я.
— Очнулся! — что-то грохнуло, падая на пол, потом кто-то быстро-быстро протопал, удаляясь, скрипнула дверь...
— И снова здравствуй, — очень знакомая енотья морда склонилась надо мной. — Ты в палатах целителей. И Пауль, вернее сейчас уже Лаурена тоже тут.
— Лаурена? Ха... А... моя спина?..
Енот прижал уши.
— Что ж... тебе лучше знать сразу. Самое главное — поврежден позвоночник и, к сожалению, не в моих силах исправить это. Прочее... в данном случае, практически не имеет значения. Мышцы, кожу я сшил, позвонок восстановится, со временем. А вот позвоночник... Жить ты будешь. А вот ходить — нет.
— Жрица? — я постарался, чтобы голос звучал ровно, но...
Коу вздохнул:
— Жрица заглянула сюда в тот же день. Она сказала, что цена богини Аккалы за твое исцеление будет для тебя неподъемна. А потому она не станет заключать подобную сделку от твоего имени.
— Ясно... А что еще... в тот день?
— Ну, что там было... — вздохнул енот. — Ты лежал полумертвый, барон Этьен со своим бывшим сыном, ныне дочерью громогласно расплевался, вернее, объявил его мертвым, а Лаурену вообще отказался как-либо воспринимать. Та ему тоже высказала... много хороших и добрых слов. Вот так и разошлись. Да вот только, когда он уходил... лицо каменное, а из глаз слезы текут. Но ни слова, ни звука. Так и уехал. Со всеми своими гвардейцами.
— Мда... Ну, спасибо... хоть меня... не добил. А где Пау... Лаурена?
— Ну, где же она? Здесь. У твоей лежанки дежурила.
Морда лекаря отдернулась, сменившись лицом молодой женщины, таким знакомым, и в то же время неуловимо изменившимся. Ставшим... женственнее, с одной стороны и старше — с другой. Да. Вот так и взрослеет молодежь... стоя над телами друзей, глядя в спину уходящим отцам...
Какое то время мы молчали, но я видел слезы блестевшие в ее глазах:
— Не плачь... — прохрипел я. — Пока живу — надеюсь!
Она опустила взгляд:
— Это я виноват. Я отвлек... отвлекла тебя!
— Нет!.. Кх... — прокашлявшись, я продолжил: — Ты спасла мне... жизнь. Твой отец... убил бы меня... минутой раньше... минутой позже... но убил бы... спасибо, что...
Лаурена задрожала рыдая, ухватив меня за лапу. Да так и стояла, склонившись, пока Коу не взял ее за плечи:
— Ему нужно отдохнуть.
— Я буду здесь, — сказала она, поднимаясь и очень осторожно укладывая мою лапу. — Спи спокойно. Я всегда буду здесь.
Перевод — Claw Lyne, Redgerra.
Литературная правка — Дремлющий.
[1] 100 футов — примерно 30,5 метра.
[2] В данном случае — мистическое обязательство, принятое на себя в благодарность за некую помощь (конкретно здесь — лечебную) со стороны высшей силы. Подробности смотри «Черный камень», авт. Christopher Hughes.
[3] Что же касается искренней и взаимной «любви» метаморских лестниц, а также пандусов вместе с коридорами и Коперника, то подробности описаны в рассказе «Разговор», авт. Christopher Hughes.
[4] В данном случае Отец-наставник — глава диоцеза, т.е. территориального объединения церквей, аналог земного епископа.
[5] На самом деле примерно 480 фунтов — примерно 217,7 кг в антропоморфной форме.
|
|
|
|
