 Цитадели Метамор подступила весна.
Снеговое одеяло, укрывавшее землю, скукожилось, потемнело, отступило в тенистые места и исчезло совсем. С крыш закапало, побежало, повисли сосульки на скатах. Теплый ветер принес птичьи трели. Проклюнулись травинки во внутренних двориках, укрытые от холодного дыхания гор стенами Цитадели.
Я стоял в одном из внутренних дворов, ловя всеми шестью руками весеннюю капель, мои антенны шевелил теплый южный ветерок, неся запахи оттаявшей земли, молодой зелени, запахи пробуждающейся жизни...
Стоя посреди дворика, я ждал друга, с которым не мог поговорить уже несколько долгих месяцев, хотя видел его почти еженедельно. Друга, сейчас неподвижно замершего в центре двора, и стоящего там уже шесть лет.
Еще совсем безлистная, крона тамариска вознеслась почти на пятьдесят футов над вымощенным серым булыжником двором, однако я уже различал набухшие почки, готовые выпустить на свет пучки молодой хвои, всеми своими антеннами чувствовал свежий запах текущих по стволу соков.
Весна...
Многие считают, что Ларкин — одна из самых несчастных жертв Сражения Трех Ворот. Волею судьбы ему было суждено провести остаток жизни в виде дерева. В свое время кое-кто предрекал ему сумасшествие, а кое-кто опасался, что он исчезнет, растворится в древесной плоти, приняв изменение. Но... Он приспособился. Привык к неподвижной жизни, к уникальному существованию в невероятной форме человека-дерева.
Погруженный, как в воду, в бесконечное «сейчас», Ларкин вернулся к своему давнему хобби — философии. Я думаю, что медленная и размеренная жизнь дала ему время и настроение проводить дни, размышляя о тайнах вселенной...
Будучи по натуре одиночкой Ларкин, тем не менее, обожает долгие обстоятельные беседы. Он часто вовлекал меня в длинные и сложные дискуссии на различнейшие темы, включая политику, магию и даже суть Добра и Зла.
Приближение зимы всегда немного огорчает меня. Увы, но с приходом осени темно-зеленая и блестящая хвоя Ларкина становятся золотисто-желтой, а мысли его текут медленнее и рассеяннее. Потом приходит пора осенних дождей и ветров, желто-бурые иголки осыпаются на землю, укрывая землю дворика шуршащим ковром, сознание его постепенно угасает и ко времени, когда первый снег укрывает землю, засыпает совсем.
Но, в конце концов, извечный круг природы завершает оборот, зима уходит, и весна вновь пробуждает уснувшую жизнь. Снег тает, вода вырывается из-под сковывающего её льда, растекается говорливыми ручейками, искристыми речками, звонкой капелью, и почва мягко дышит под нежной лаской весеннего солнца.
И тогда Ларкину приходит время просыпаться. Почки, спавшие на ветвях долгую-долгую зиму, набухают, впитывают соки, пробежавшие от пульсирующих корней до самых кончиков веток, и наконец, раскрываются пушистой зеленой шубой, даря миру запахи свежей хвои, запахи возрождения и обновления. И вот тогда, под толстой коричневой корой просыпается разум человека-дерева, просыпается, чтобы возобновить осмысление мира в неповторимой перспективе маленького дворика...
Стоя рядом со стволом друга, я ощущал, как медленно набирает силы ток жизни в его теле, как все сильнее и быстрее бегут соки вверх по стволу... И вот, наконец, как неощутимый удар, осознание его присутствия — он здесь!
— Здравствуй Дэн... Доброй весны тебе... Приятно видеть друга после такого долгого отдыха... — прошелестел голос, исходящий отовсюду — от каждой ветви, от каждой веточки, со всех сторон, но несомненно, сильнее всего от высоченного ствола лиственницы.
— Взаимно, Ларкин. Как спалось тебе этой зимой?
— Тихо и спокойно... Я отлично отдохнул и даже увидел очень интересный сон... Я расскажу его тебе... но позже. Сначала я бы послушал тебя. Расскажи, что произошло в мое отсутствие?
И я сел на складной стул и рассказал Ларкину множество историй, произошедших в Цитадели Метамор за долгую-долгую зиму.
Закончив рассказ, я заметил легкий пушок первой зелени, появившийся на ветвях Ларкина.
Вот и все. В Цитадель действительно пришла весна!
Перевод — Redgerra, Дремлющий.
Литературная обработка — Дремлющий.
|
|
|
|