Аннотация: Сон погиб, остался день, объятый всполохами кашмара. И быть может я смогу, нет точно, я смогу их одолеть!
Абиес, присягнувший жизни на верность
Книга первая. Зов
Я был душою верен небу
И поклонялся до земли земле,
С ветрами куролесил я по свету
И погрязал в пучинах непреодолимой мне тоске
Мир Старма никогда не был обычным местом, всегда являлся лакомым кусочком для охочущих и жадных до безобразия существ, но ещё ни разу он не сдавал свои позиции врагу. Он был незыблем, непоколебим и вечен, как долгодневная у реки трава, росой отмеченная с утра.
Огибая могучие лесные гиганты, пробираясь сквозь листву и редкие кустарники, мчался запыхавшийся от затяжного бега человек. За спиной его еле отчётливо слышны были странные до ошеломительного ступора звуки, никак человеку принадлежащими не могущи и уж природе в своей естественной типичности не присущи. Звуки толи дыхания, толи хрипа, а толи стона болезненного с лёгкой, но агрессивной ноткой карканья. И всё это повторялось переменно, но с равным промежутком, жутким промежутком, от которого затылок непременно начинает колоть, а по спинке скатываются соленые капельки пота.
Человек бежал, не оглядываясь. Все встречные ему препятствия преодолевал с завидной акробатикой и пластикой, но ошибки, однако же, были неизбежны, как та же самая случайно перепрыгивающая с ветки на ветку белка, в прыжке чуть не разбившаяся о вовремя выставленную руку человека. И следом незаметно показавшаяся под ногами яма, скрытая до этого листвой и достаточно глубокая, чтобы застопорить человека на доли секунды, так драгоценные и нужные ему до спасения. И спасения то по большей части не его, а маленького существа, что было скрыто под двумя слоями заботливо подбитых пеленок.
На мельтешащий пред глазами зелёный мир взирал маленький человечек с большими, белесыми глазкам и пухлыми щёчками, при каждом движении заботливо несущего его человека подпрыгивающие и танцующие. Ребёнок сосал и жевал во рту странную палочку, не тонкую, чтобы не пораниться, и очень крепкую, с плоскими выступами, чтобы не подавиться.
Мужчина всё бежал и бежал, и конца пути видно не было. Он прекрасно понимал, что уйти от преследователей ему не смочь, при всём его желании и непримиримости. Но иного выхода из ситуации он не видел, до ближайшего поселения десятки снов и то при счастливых обстоятельствах и большой удачи. Тупик.
Он нёсся и шептал. Произносил странные слова, и при каждом звуке этого языка его глаза опрашивались в насыщенно зеленый цвет. Необычно и несколько волшебно, но всё же непонятно и интригующе. Подгоняющие человека жуткие звуки становились всё отчетливей и очевидней, грозясь вынырнуть из-за спины и лаского пройтись коготками по бьющейся венке на шеи. Мужчина поднажал и вскоре за очередным лесным гигантом открылся просвет. Только сейчас человек понял, что всё это время бежал вверх, и наконец оказался на краю обрыва, откуда открывался просто поразительный вид на текущую глубоко внизу реку и бескрайние впереди поля, окрашенные в пестрые, яркие и ржеющие цвета.
На небе медленно двигались облака, изредка перетекающие в разнообразные формы, в иных случаях до коликов комичных, но сейчас пресных и одиноких. По земле стелился прохладный ветерок, срывая злость на них чем не повинных веточках и пожухших листьях, раскидывая их в разные стороны, продвигая себя в одном известном лишь ему направлении. По спине человека пробежали мурашки, а капельки пота уже давно сползли по пояснице и пропитали кромку тикс. Неожиданно всё словно бы замерло, весь мир остановил свой бег и в ступоре застыл, под тяжёлое дыхание мужчины, вырывающееся из обветренных губ и паром нисходящее к земле и странный, пугающий звук, лающий из тьмы лесной и за деревьями таящийся.
Мужчина побелел, а глаза его сузились и наполнились жгучей зеленью. Бьющиеся от ветра у его ног листья неожиданно застыли, а затем в одно мгновение приклеились друг к другу и образовали несколько острых, зелёных штыков, остриём направленные к лесному зеву. Он стоял и ждал, покрепче сжав в объятиях свёрток с ребёнком. Текли секунды, а сил становилось всё меньше и меньше, образованные странной силой колышки подрагивали в воздухе и чуть ли не пригибались к земле. Развязка близка как никогда и столь же на безжалостность скора.
Неожиданно в тени деревьев что-то заколыхалось и подернулось, как-будто что-то выбиралось наружу, расшатывая стенки своей скорлупы. И мгновениями двумя опосля на слабый солнечный свет показалась тонкая, когтистая рука. За ней тягуче, ленцой, словно бы выставляя себя на показ, вылезло лысое, как колено, чудовище, без малейшего волоска на всём теле, но с отвратительным, серо-розоватым, цветом кожи. Существо взирало на мир не глазами, и даже не дышало воздухом мирским, на ней не было ничего, только бегающие под кожей тусклые огоньки.
Крадучись выползая из-за лесной полосы на обрывистый пятачок, существо издавало клацающие и каркающие звуки, от которых неподвижно стоящего мужчину начало неслабо колотить, а лоб покрывать бисерами холодного пота, стекающего по бровям на грязные щёки. Закусив губу, человек со страхом в глазах смотрел, как из леса выбираются ещё два таких чудовища. Они мягко подступали на четвереньках к человеку, словно бы уверенные, что добыча уже сдалась и готова отдаться им на растерзание. Но этого им не получить никогда!
Мужчина прокусил губу до крови, которая потекла по подбородку и начала капать на белую ткань детских пеленок, каплей за каплей творя на ней странный, но красивый узор, с каждой чёрточкой наполняющийся силой и крепостью. Существа почуяли неладное и, издав пронзительный крик, ринулись на чудом стоящего мужчину, ноги которого из-за слабости подкашивались и грозились больше тело не держать. Но дело было сделано, узор сформировался и линии его расползлись по всему свертку, окрашивая тот в зеленые, пульсирующие вены.
Подняв голову повыше и упрямо выпятив вперёд подбородок, человек с трудом, но сильно произнес слова на странном языке:
- DERQ U ROMT. - и словно бы природа взбесилась. Ветер усилился и начал безумствовать, кроны деревьев неожиданно обернулись и вся листва сорвалась с ветвей, потоками несясь к краю обрыва, сбивая в прыжке кинувшихся тварей. Заклубившись вокруг человеческой фигуры, острая листва отгородила его и ребёнка от настороженно подвывающих и ходящих полукругом чудовищ.
Голова мужчины упала на грудь, и глаза его встретились с белесыми, недоуменно хлопающими глазками. С губ человека сорвался слабый смешок, словно бы потешаясь и над собой, и над своей судьбой.
- Воживи и воспари, дитя.. Воживи и воспари... - прошептал мужчина, с нежностью смотря на ребёнка. С хрипом разогнувшись, он поднёс свёрток к зеленому барьеру и, кинув напоследок ещё один взгляд, скинул его в обрыв. Листья разошлись перед свёртком, а затем, после ещё одного брошенного человеком на странном языке слова, потоками кинулись за ним и спеленали его, образовав прочную, словно камень, скорлупу. Образованное яйцо рухнуло вниз, навстречу далекой и холодной воде, а оставшийся один мужчина, уже не имея каких-либо сил на сопротивление, был сцапан негодующе клокочущими существами.
- Ая, поживей давай. Вишь тучи набегают, вольет скоро. - кричала издалека полноватая женщина молоденькой девчушке, полощущей в реке белье. Девушка осталась одна, все остальные уже закончили и ушли по домам.
С всплеском и пузырьками погружая штаны своего мужа в темно-зеленую воду, девушка пребывала в своих, далеко забредших мыслях, и на окрики своей соседки не реагировала. Тело действовало по заложенным времени и практикой рефлексам, пока сознание разбредалось в разные стороны в погоне за противоречивыми мыслями. Вот уже который год она не может забеременеть, и куда только они с супругом не обращались. И к знахарям, и лекарям и даже к служителям церкви взывали они, но никто и ничто не было способно дать им утешительный ответ и надежду. Девушку мучили мысли, но в большую панику и сумятицу вводили её украдкой бросаемые на неё странные взгляды её супруга. Жизнь не дарила им подарков, наоборот одни лишь несчастья встречали их с радостно распростертыми объятиями.
Сколько слез было пролито в подушку по ночам, пока муж спал, повернувшись к ней спиной. Их отношения охладели, и если она всеми силами пыталась удержать его, то он наоборот, всё дальше и дальше от неё отдалялся. Его глаза уже не были столь же теплы, как в те времена, когда они только взявшись за руки и покраснев плыли на лодке по реке Дреи. Когда его тёплые губы напористо и неумело прикасались к её... Это было волшебно, как прекрасно было время, с ним проведённое, и как жестоко сказалась рано или поздно выявленная правда - она бесплодна.
Со злостью замахнувшись, она обрушила тяжёлые, мокрые штаны о водную поверхность, подняв тучу брызг и веер поднятой волны. Прохладные капли ударили ей в лицо, заставив зажмурить глаза и приоткрыть упрямо сжатые полные губы. Проморгавшись, она безвольно опустила голову, её руки поникли и штаны только чудом, иначе не назови, не соскользнули с её ослабевших пальцев. Пустой взгляд упал на колеблющуюся и волнующуюся поверхность, отражение её искажалось и плыло, как и она сама, на части разрываясь.
- Ая! Я кому говорю?! - сердито крикнула женщина, пытаясь дозваться до застывшей девушки. Первые капли уже начали падать с неба, разбиваясь о задорно стоящие стебельки травы или же утопая в длинных волосах очнувшейся и собирающейся девушки. Она уже почти вышла из воды, как вдруг грянул гром, да так сильно и неожиданно, что девушка чуть не поскользнулась на вязнувшем иле и чудом не опрокинула корзину с бельём. Зябко передернув плечами, она твёрдо и торопливо раздвигала воду ногами, выбираясь на берег, где её ждала прикрывшая голову платком женщина, сердито покусывающая губы.
- Ну наконец таки! Я уж думала, ты там заснула. - ворчала женщина, подвязывая другой платок у подбородка молчаливо стоящей и внимающей девушки. Даже сейчас её мысли были далеко отсюда и от причитаний соседки, она не хотела идти домой, снова видеть эти странные взгляды и с болью в сердце отворачиваться, словно бы не замечая их. И видимо всё-таки жизнь по свойски справедлива. Снова грянул гром, заставив дернуться даже такую сбитую и железную на вид женщину, как её соседка, но не это неожиданно привлекло её внимание, когда после грохота она кинула за спину взгляд. По волнующейся речке то и дело скрываясь за частыми волнами, а то и вовсе погружаясь под воду плыл или же скорее был подгоняем ветром странный зелёный кокон, так напоминающий с виду большое яйцо. Вроде бы и ничего такого примечательного, за исключением могущего быть вызванным любопытства, но что-то дернуло девушку, заставило прикипеть её взгляду к этой фигуре.
- Ая! Ая! Ты куда? - женщина всплеснула руками и пыталась дозваться до девушки, которая рванула в воду. Она не знала, что делать, бросаться вслед за ней или же пытаться и дальше дозываться, даже несмотря на то, что это даёт лишь нуль эффекта. Она ходила по берегу, изредка касаясь холодной воды пальцами ног, но сразу же отскакивала, так и не отрывая взгляда от пробирающейся сквозь воду девушки, вода которой дошла уже до бедра и края её серого сарафана расползлись по воде, то сходясь к телу, то расходясь в разные стороны и закручиваясь в странные узоры.
Девушка тяжело дышала, и озноб начал подбираться к ней, однако глаза её были яркими, как никогда. Она пробиралась сквозь воду, моментами чуть ли не падая, из-за скользкого дна и мчащейся словно обезумевшей реки. Платок, повязанный на её голове, трепетал и надувался от сильного, холодного ветра, порывы которого в особых пике ударяли по водной поверхности, поднимая тучи брызг и бросая их в лицо взбудораженной девушки. Вода дошла ей уже до груди, когда она наконец добралась до зеленого кокона.
Бледная и напуганная соседка своими криками собрала небольшую толпу из селянок, которые проходили мимо, спеша скрыться от усиливающейся дождя под крышами родных домов. Они все стояли на берегу и пытались дозваться до девушки, но она их не слышала. В руках она держала сравнительно небольшой кокон и глаза её трогательно и несколько ожидающее смотрели на него, словно бы в надежде, что именно этого она ждала всю свою жизнь, именно ради него она терпела все невзгоды и разочарования. Стоило ли это её слёз, именно этого она хотела бы знать. Она держала этот зелёный камень, словно бы дитя своё, так доселе ею и не рождённое. Накопившаяся за долгие годы ожидания материнская любовь изливалась из её глаз, нежно обволакивая зелёный кокон, а бушующая река словно бы поддерживая её перестала безумствовать и пениться, мягко толкая кокон в её руках, толи с любопытством пытаясь дозваться до того, что внутри, толи пальчиком зазывая пуститься с ней в путешествие.
А дождь всё шёл. Капли гроздями падали, разбиваясь о юные и седые головушки, которые уже перестали так неистово кричать и замерли в ожидании и нахмуренном ступоре. И было от чего. Неожиданно кокон в руках девушки засиял и начал расслаиваться, листья один за другим отклеивались и падали в воду, уносимые потоком дальше. Тата за татой утончался кокон, пока наконец под грозно нахмуренное небо не показался спящий ребёнок, одним лишь чудом не промокший за всё время путешествия по воде и под ней.
Вода уносила листья с собой, оставляя девушку с ребёнком наедине. Она смотрела на бледное детское личико и не могла вымолвить и слова, лишь пальчиком аккуратно, словно бы боясь поранить, водила по пухлой щечке. Кончики её губ разошлись в разные стороны, а ровные белые зубки прикусили нижнюю губу.
Теперь я счастлива.
Глава первая
Наступило утро. Уже окрепшие солнечные лучики беспрепятственно проникают во все дома, находя лазейки там, где их по идее быть не должно, и нежно ласкают спящих людей, проходясь теплышком по коже и несомненно в конце концов застревая в трепетно дрожащих ресницах. Люди начинают просыпаться, потягиваясь и подслеповато щурясь, избегая зрительного контакта с ярким солнцем. Есть и ранние пташки, страдающие бессонницей или же находящиеся в затяжном противоборстве со своими мыслями, для них утро не столь прекрасно и красно, сколь для других людей, их хмурые, невыспавшиеся лица ярко контрастировали с только что вставшими, на устах которых змеились довольные улыбки, особенно после принятия водных процедур и обильного завтрака. Но есть и те, кого даже и солнце и петухи разбудить не мощь, к таким людям преимущественно относятся дети, любящие потоптать харю и попускать пузырики в подушку, и старики и старушки, которым торопиться особо никуда не нужно, и можно позволить себе одну другую минутку неги.
Село Уфизовское, от названия полевого цветка, обязательного атрибута при прошении руки у дамы сердца, является крайним населенным пунктом в стате Ганфа Цыбского, владыки Озерных земель, Могильного леса и всех ближайших земель на три обхода реки Цон. За пределами окружающего село леса находятся крайние земли, никем не завоёванные, но, что странно, никем и не исследуемые. Селяне, как и всякие жители других деревень, занимаются преимущественно ведением домашнего хозяйства, одаривая лаской и тросточкой скотину и поливая да постригая культуры. Но одними овощами и злаками сыт не будешь, потому мужики за нетятением попадаться под руки распаленным жарким солнцем жёнушкам отправляются в лес охотится или же собирать грибы. Благо лес богат на живность и пропитание. Ребятишек родители припрягают помогать им пасти коз или выполнять другие мелкие поручения. Однако времени у детей остаётся ако много, что их фантазия начинает расти семимильными шагами, предлагая всё новые и новые игры и шалости, щекоча их маленькие животики и пяточки.
Сегодняшний день обещает быть солнечным и приветливым.
- Сиба... Сибушка. Вставай. - качала за плечо женщина своего сына, пытаясь его разбудить. За окном вовсю раздавались голоса проходящих по улице людей и пока что слабый щебет ребятишек. Сквозь большое окно проникали лучики солнца, озаряя всю небольшую комнату своим светом. Редкие зайчики нагло трепетали ресницы мальчика, заставляя его кривиться и инстинктивно спрятаться. Голова мальчика, да и весь он был скрыт под толстым в полосочку пледом, вышитым заботливой мамой в свободную минутку.
- Ну что такое, а? Сиба, вставай. Уже скоро полдень! - притворно нахмурясь и добавив в голос сердитых ноток, пыталась разбудить своего сына женщина. Из под одеяла доносились невнятные хороши и мычания, мальчик ни в какую не хотел прерывать сон и отрывать голову от подушки. Всплеснув руками, мать наконец не выдержала и сдернула со своего сына плед, оставив его одного в пижаме хмурящегося и пытающегося найти пропажу. И не достигнув в этом какого-либо результата, он всё таки открыл глаза и, постоянно щурясь и морщась, спросил:
- Ну что такое, ма?
- Скоро обед, а ты ещё спишь. Как можно столько спать?
- Для этого, мам, - приподнявшись на локтях, сказал мальчик, - нужен талант! Ну можно ещё минуточку? - заканючил ребёнок. Но женщина была непреклонна. Развернувшись, она вышла из комнаты, не забыв у двери бросить: ' Завтрак на столе'. Мальчик упал на подушку, накинул сверху плед и закрыл глаза, пытаясь вернуться в так не кстати прерванный сон. Но сон не шёл, ни на первой минуте, ни на десятой. Тяжело вздохнув, ребёнок сел и два тата апосля скинул на пол ноги. Пытаясь пальцами протереть глаза, он ни на тат не замолкал, постоянно причитая и жалуясь:
- Такой сон...
- Я уже почти... её поцеловал. Арх! - всплеснул руками мальчик, вставая с кровати и направляясь к двери.
Взъерошенная голова краем стукнулась о дверной косяк, заставив мальчика присесть и схватиться за голову, пытаясь унять ноющую боль и собрать улетающие из глаз искры. Такого прекрасного начала дня никак не ждёшь и ожидаешь. Прижимая руку ко лбу, мальчик спустился по лестнице вниз и направил свои маленькие стопы на кухню.
На небольшом круглом столике стояли давно невзлюбленная каша и стакан воды с ложкой мёда. Привычный и типичный завтрак. Умывшись в раковине и вытерев затем руки, мальчик сел за стол и принялся неторопливо ковыряться ложкой в каше, муча и себя и её.
Жизнь снаружи вовсю расцветает, люди ходют туда сюда, работают и общаются, пока над их головами проносятся воробьиные стайки, поклевывая рябину и отыскиваясь на земле чего-нибудь съестного. Птичий щебет органично вписывается в людскую суету, как и парящий в воздухе пух. Солнце бликами играет на стеклянных и металлических поверхностях, одновременно с тем насыщая траву у заборов и листву на деревьях, строя прекрасную картину из просвета меж колышущейся на ветру кроны.
Мальчик ел не спеша, медленно и долго пережёвывая, всё ещё пребывая в своих мыслях. Но неожиданно его ушей коснулся знакомый голос, идущий снаружи и постепенно удаляющийся. Мальчик встрепенулся и за доли тата умял всю порцию за обе щеки. Быстренько встав и залив посуду водой из корца, выбежал в прихожую, где наспех оделся и обулся. Но когда он уже добежал до калитки, его окликнула мама:
- Сиба! Ну и куда мы собрались? - надвигалась мама на сына, стаскивая запыленные перчатки с рук и кидая их на лавку возле веранды. - Ты ничего не забыл? - приподняв бровь, спросила мама.
Мальчик остановился и опустил тянущуюся к щеколде руку. Недовольство на его лице было неописуемым, одни лишь брови ходили ходуном, славно волны в бушующем море. Повернувшись к матери, он жалостливо на неё посмотрел и запричитал:
- Ну мам! Я всё помню. Никуда она не убежит.
- От тебя... может. - улыбнулась женщина.
- Ма!
- Хорошо. Но воду ты принесёшь. - подбоченившись и наклонившись немного вперёд, произнесла женщина.
- Ладно. - смирившийся мальчик понуро опустил голову и побежал в сарай за ведром. Весь его вид буквально излучал боль и несправедливость, женщина не могла не умилиться.
Сиба шёл по улице, направляясь к колодцу, по пути посматривая по сторонам, выискивая своих друзей, чьи голоса он недавно слышал. Когда он уже подходил к нему, увидел впереди нестройную очередь из бабушек и дедушек, так же стоящих с вёдрами в руках. Пристроившись в конце и поздоровавшись со всеми, принялся ожидать, тихонечко посвистывая, кабы по губам не схлопотать. Очередь двигалась медленно, кот Талал уже успел пройтись по своему привычному маршруту и отхватить у каждого знакомого кусочек мясца или шейки, судя по довольной мордочке и бегающего по усикам язычка, и вернуться обратно, чтобы принять ласку от по большей части радушных старушек. Вертясь между ног бабушек-сплетниц, кот в конце концов уткнулся носиком в ногу Сибы и замурлыкал. Ластясь и извиваясь у ноги мальчика, кот словно бы пребывал в экстазе. Сиба отпихивал кота ногой, но тот всё равно возвращался и прилипал к нему, как банный лист. Взгляды очевидцев нервировали мальчика сверх меры, заставив его опустить голову и прикрыть волосами алеющие кончики ушей. И так каждый день.
Наконец очередь дошла и до него, мальчик впопыхах закинул на крюк ведро и спустил его в прорубь. Достав ведро, Сиба отправился домой, чередуя по пути руки, когда одна другая уставали. Зайдя во дворик и поставив ведро у крыльца, мальчик украдкой посмотрел по сторонам и не увидев матери, тихонечко ушёл. Его ждали вещи более приятные и интересные, нежели копание в огороде или лейки цветов.
И где же эти сорванцы...
Окружающий село лес был необычным местом, полным всяких неразгаданных тайн и даже чудес. Однако несмотря на всю свою исключительность лес и по сей день не заимел названия, люди издревле величают его просто Лесом, и так было и так по всей видимости будет и далее. Сколько неясностей томится в нём - не счесть, и разбираться с ними некому и незачем, селяне довольствуются тем, что он способен их прокормить и в случае непредвиденных ситуаций дать защиту. И несмотря на то, что в лесу могут таиться иные опасности, нежели какое зверье, ходить в него не воспрещается, не возбраняется и даже приветствуется, вот такие мысли.
По узенькой лесной тропинке шёл мальчик, не оглядываясь по сторонам и не выискивая неприятеля, ступая ровно, уверенно и без опаски. Насвистывая незатейливую мелодию, он легко пробирался сквозь лесные препятствия, будь то упавшее издавна дерево или большие, вырытые животными ямы. Куда же так стремится мальчик, бороздя лес, как опытный охотник в поисках добычи...
Вдруг тропинка расширилась и вывела Сибу на небольшой моховитый пятачок, в центре которого лежал уже давно упавший лесной гигант, когда-то могущий посоперничать в возрасте с самыми старыми деревьями. Ствол дерева был покрыт высоким мхом, что позволяло ему сливаться с зелёным миром и скрываться от любопытных взоров. У основания древа нашла своё пристанище непонятная конструкция, состоящая из торчащих в разные стороны корней и приделанных кое-как досок, веток и всего, что под руку попадётся. В этом шалаше была предусмотрена даже дверь, причём всамделешная и, наверняка, утащенная у кого-то для своих нужд. На измазанной травой двери были видны еле различимые цифры, но одну из них разобрать всё-таки было возможно. Вверху по центру была выдолблена цифра '1' , гордо зияющая на всех прибывших. Ни слой грязи, ни забившаяся туда трава вперемешку с землёй не могли стереть четкий контур цифры. Работа мастера своего дела, о чем здесь ещё можно говорить!
Ещё не подойдя к двери, Сиба услышал доносящееся изнутри шалаша голоса. Говоривших было двое, и это были безусловно девочка, судя по звонкости и писклявости, и мальчик, что примечательно, голосом едва отличающийся от неё. Кончики губ Сибы непроизвольное разошлись в стороны, показав ровные крепкие зубки. Тихонечко просеменив ко входу в шалаш и легонько взявшись за круглую, деревянную ручку, мальчик на третий удар сердца резко распахнул дверь, заставив сидящих на полу детей нервно дернуться и прижаться друг к другу. Пронзительный писк вырвался из их ртов, оглушив на миг Сибу. Потирая уши, мальчик начал заразительно смеяться от проделанной над своими друзьями шутки, которую они тем временем далеко не оценили, судя по метающим молнии взглядам.
- Дурак! Кто так шутит? У меня чуть сердце не остановилось! - поднявшись на ноги и одним шагом пройдя всё небольшое внутри пространство, начала колотить девочка Сибу, выкрикивая каждое слово, и наверняка тем самым распугав всю живность на ближайшие несколько сотен метров. Однако и это не смогло заставить мальчика перестать смеяться, от надувшегося и разъярённого личика девочки Сиба разошёлся пуще прежнего, так, что даже слезы из глаз полились.
- Прекрати! Слышишь.
- Всё-всё. Я спокоен. - вытерев текущую по щеке слезинку, произнёс мальчик, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех. Девочка перестала колотить своего друга-дурака и начала его сверлить взглядом, пытаясь пробудить в нём совесть. Стушевавшийся Сиба унял смех и, по дуге обойдя девочку, присел на мягкой подстилке, набитой пухом и перьями.
- Привет, Фью. - протянул руку через маленький столик Сиба. Напротив него сидел мальчик с несколько нескладной фигурой, ладони его были большими, особенно на фоне маленького тщедушного тельца. То, что он их стесняется, представилось узнать сразу же на месте:
- Привет, Сиб. - рука его быстро мелькнула над столом и, после робкого рукопожатия, скрылась за столом, составив компанию своей левой сестре.
- Эй, а про меня ты забыл? - не могла не всплеснуть девочка.
- Сью, мы уже поздоровались. Причём много раз, до сих пор грудь болит. - схватившись за грудь, простонал Сиба. - Ты жестока!
- И это мне говоришь ты?! Дурак! Болван!
- Ну извини, немножко переборщил.
- Немножко? Да Фью до сих пор дрожит. Ты его напугал до чертиков, не говоря уже обо мне. Балбес! - кивнув головой на своего брата, бросила Сью. Сиба прикусил зубками нижнюю губу и извиняюще посмотрел на Фью.
- Прости.
- Да ничего. - быстро махнул рукой мальчик и также выстро спрятал под столиком. Сидел он сгорбившись и голову не поднимал, даже несмотря на то, что бояться ему нечего и вообще находится в кругу своих друзей. Зажатый мальчонка, что с него взять, только перевоспитать.
А вот сестренка его была бойкой и норовистой, всё продолжала и продолжала кидать на своего друга укоряющие взгляды. Сиба предпочёл этого не замечать, знает, что скоро остынет. Просунув руку под рубашку, мальчик достал оттуда кусочек сыру и положил его на стол. Дети тут же налетели на него, общипав его до крошки.
- Знаете, скоро ведь приезжает дядь Гас. Уверен, как и всегда, состоится ярмарка и будут гулянья.
- И что? - незатейливо спросила Сью, прочищая язычком зубки от застрявшего меж них сыра.
- А то! Иду я вечером как-то по улице и случайно краем уха услышал разговор наших братьев Бабиев. Эти опять были до синяков пьяные, однако разговор из меня заинтересовал. Они говорили о том, что во время этой ярмарки будут проходить кулачные бои.
- То же мне нашёл... Они всегда проходят.
- Ага, вот только среди подростковым и мужиков. А теперь и среди детей.
- Да неужели? Скажи, что ты шутишь. - приподнялась на локотки девочка и с вопросом в глазах посмотрела на постукивающего по коленке пальцем Сибу. Глаза мальчика сверкали, словно играющие на мече язычки пламени. Идея его пленила с потрохами, такое ощущение, что он уже готов хоть сейчас рваться в бой. Откуда только такой настрой...
- Шучу? Да ты что издеваешься? Нет конечно, это ж какой шанс.
- Тебе лишь бы подраться. - покачала головой Сью.
- Не скажи. Я же не разбойник какой. А вот отмутузить эту чёртову братию, это я могу, Всеми руками и ногами за. - презрительно выпятил губы вперёд мальчик.
- Чем они тебе не угодили? То, что дураки, это понятно. Но неужели это всё? - приподняла бровь девочка.
- Это... личное. - нахмурился Сиба и замолчал.
- Ну если не хочешь говорить, твоё дело. - Несколько обиженно отвернулась Сью.
Однако Сиба на это обратил внимания ровным счётом никакого, все его мысли были заняты так не кстати затронутой темой. На самом деле страшного и постыдного в этой истории нет, правда мальчик считает, что оскорбление ему нанесли самое что ни на есть злостное, и за это нужно платить только кровью. То, что он не является родным сыном матери, он узнал сравнительно недавно, несколько лет тому назад, и то по счастливой или же наоборот, это как посмотреть, случайности. Одним вечером, возвращаясь из лесу впотьмах, и с каждым шагом чувствуя бегущий по спинке табун мурашек от одной только мысли, что его ждёт дома по возвращению, ушей мальчика коснулась беседа сидящих на лавочке старушек. Сначала он просто прошёл их, не обратив на них и их разговор внимания, однако как только он услышал знакомое имя, то сразу же остановился и прислушался.
Пробравшись к забору чьего-то дома, скорей всего бабы Дори и уперевшись спиной о него спиной, мальчик навострил уши.
- Бедная девочка.
- И не говори. То родители умерли, ато муж бросил, словно вещь какую, да и сынок чудит, играется.
- Не удивительно, она же тихоня, всегда ласковая и добрая, а мальчик...
- Да и муженёк как тряпкой был, так им и остался. И что она в нём нашла. Эх, молодёжь, романтику им подавай, цветочки да поцелуи.
- Будто ты была другой в их возрасте.
- А вот и была, или не помнишь, как я всем этим ухажерам отворот поворот давала.
- Каких ухажеров? Каких ухажеров? Один всего был, и то кривой какой-то. Нашлась тут охотница мужских сердец.
- Ты чего вякнула, коза старая. Какой один? У тебя глаза совсем поблекли. Что ты могла видеть, всё дома сидела да книжечки свои читала.
- Всяко лучше, чем юбкой перед парнями трясти. Всё равно никто не позарился.
- Ты... Ты.. Старая кошелка!
- Мы ровесницы, Кудя. Или ты забыла? Может мне настоечки принести, мозги тебе встряхнуть?
- Ай, неси.
- Но всё равно другой он.
- Твоя правда.
- Кровь ведь не ихняя, потому и буйствует.
- Бедная девочка.
Сиба медленно переставлял ноги, качаясь из стороны в сторону, словно принявший на грудь аки пенёк мужичек. Он не торопился, табуна мурашек и грядущих неприятностей он не чувствовал. Ему было на всё плевать, на ждущую его дома мать, на лающую у его ног собаку, и даже на ластящегося к нему черного котенка, с которым он бывало любил играть. Сиба неторопливо шёл домой, смакуя и раздирая в клочки услышанную правду. Бессознательно поднявшись по крыльцу, мальчик медленно крутанул ручку двери и вошёл в тёмную прихожую.
В конце коридора на полу играло светлое пятно от горящей на кухне свечи. Он шёл на этот свет и пытался впитать его, поглотить, уничтожить, чтобы всё погрузилось во мрак. На кухне за столом сидела мама, поклевывая носиком и сопя в потолок. От скрипнувшей половицы она дёрнулась и проснулась и затем сразу же сфокусировала взгляд на сгорбившемся сыне. Юя уже собралась начать его отчитывать, как её слух уловил тихий, потерянный голос, голос её сына:
- Это... правда? Я не твой сын?
Женщину словно бы ударили пыльным мешком. Она смотрела на своего потерянного сына и пыталась собрать вдруг разбежавшиеся в разные стороны мысли.
- О чём ты? Конечно ты мой сын. - попыталась улыбнуться Юя. Но как-то несмело.
- Тогда... Почему они говорят, что я не твой сын. - всё ещё не поднимая головы спросил мальчик. Плечи его начали мелко подрагивать.
- Кто они?
- Это... так важно? - мальчика начало трясти, в то время как женщина кусала свои губы и пытались найти слова. Но их не находила. Она посмотрела на своего сына, встрепенулась и быстро подошла к нему, чтобы в конце концов заключить его в объятия. Мальчик дёрнулся и заплакал. Слезы стекали по его щекам, попадая в рот и огорчая язык. Юя почувствовала как мокрое личико упрямо уткнулось ей в грудь, словно бы тем самы показывая, что мол - Моё. Женщина не могла не улыбнуться.
- Ты мой сын, что бы там кто ни говорил. Пускай я тебя и не родила, но воспитала тебя я. Ты мой ребёнок, которого я люблю всем своим сердцем и душою.
- Мама! - разревелся пуще прежнего сын. - Я тебя тоже люблю. Только не бросай меня.
- Дурачок. О чем ты говоришь? - пожурила своего сына Юя, вжимая того в себя, словно бы пытаясь уберечь от всех невзгод и злословий. - Я тебя никогда не оставлю, слышишь!
- Да... - пробурчал Сиба, утопая в маминой груди.
Весь вечер и часть ночи они просидели обнявшись, разговаривая и открывая друг другу свои секреты и страхи. После этого их узы стали только крепче, а и без того высокое доверие остановилось на недосягаемой высоте. Однако в будущем мальчику ещё не раз придётся столкнуться со злословием, ведь в тот вечер не один он грел уши у забора.