Лизонька опаздывала, жена нервничала, а Бунриков сидел абсолютно спокойно, и поэтому она нервничала все сильнее и сильнее, чуть ли не подскакивая на стуле.
– Нормальная нервозность, средняя стадия, – отметил для себя Бунриков, прислушиваясь к мелодично нарастающему перезвону в серванте. Перезвон уверенно набирал силу.
Какими именно неприятностями грозит Бунрикову посещение театра, он не знал, но впадать в панику не торопился. Этому его научило совместное существование с женой.
– Всему свое неумолимое время, – решил он, чувствуя приближение супруги, до отказа взведенной ожиданием. Но та прошла мимо, вернулась с полотенцем и стала нервно протирать посуду.
– Зря это она уборку затеяла, – мысленно осудил жену Бунриков...
А все началось с Лизоньки. У нее внезапно освободились билеты, и вчера женщины долго шушукались по этому поводу. Бунриков расслышал слова жены: "Какой подлец!" и "Я тебя не оставлю. Никогда!" – и понял, что если первое относится ко всем мужчинам, то второе только к завтрашнему вечеру.
Тут Лизонька промакнула не пробившиеся сквозь тушь слезы, а жена подозвала Бунрикова.
– Слушай! Я завтра иду с Лизонькой в театр.
– Хорошо, моя ласковая, – Бунриков смиренно кивнул улыбающейся головой и светло подумал о целом свободном вечере.
– Кстати, что самое замечательное, – вмешалась Лизонька и вдруг засмущалась, и этим смущением привела Бунрикова в немалую настороженность: – Мне еще дали билет на 3-й ярус, но именно на этот спектакль.
– Очень замечательно, – покорно согласился Бунриков, – оказывается, ты и обо мне побеспокоилась. Спасибо, – и мягко пошутил: – А в антракте, пока Лизунчик будет спускаться с галерки, я раздобуду шампанское, – он лукаво, по-гусарски улыбнулся, посмотрел на изменившуюся в лице Лизоньку и понял, что не понимает она такие шутки...
И вот до спектакля оставалось меньше часа, а Лизоньки все еще не было. На жену стало опасно смотреть, и Бунриков делал вид, что ничего не видит и не слышит. А это было трудно. Он услышал, как обреченно звякнули бокалы. "Сейчас начнет биться хрусталь, – Бунриков зажмурился.– Главное, не сказать: "На счастье!"", – лихорадочно внушал он себе. Но тут раздался звонок, и Бунриков поспешил в прихожую.
– Вот и я, – Лизонька отстранила Бунрикова и радостно устремилась в комнату. Бунриков поспешил за ней.
В комнате воцарилось молчание. Подруги стояли напротив друг друга и кривились в жалких улыбках.
– Только женщины могут умудриться так одинаково нарядиться, – неожиданно срифмовал Бунриков, но не вслух. Он посмотрел на жену, ощутил, как застывает тишина, и понял, что сейчас эта ледяная глыба рухнет и не промахнется.
– Мужчины – с ума сойдут, – тихо высказался он. – Вы прямо как прекрасные принцессы-близнецы. Просто глаз не от... торвать, – на всякий случай не рифмуя, сказал он.
В комнате слабо потеплело.
– Какой бестолковый у меня муж, – почти беззлобно сказала жена.
– Красивые вы, – продолжал бубнить Бунриков, – необыкновенно красивые. Только брошки надо бы разные, – он робко улыбнулся, – чтобы я вас не перепутал. Но вот времени уже в обрез.
Это подействовало.
Бунрикову немедленно предложили убраться вон, а "принцессы-близнецы" суматошно перевернули все вещи в шкафу и довольно сносно разнообразили наряды.
– Проверьте билеты, – подсказал возвращенный в комнату Бунриков и поправил галстук.
– Билеты здесь, – Лизонька порылась в сумочке, – вот только третий куда-то запропастился.
Бунриков понятливо улыбнулся: "Зря я пошутил про шампанское".
– Вот и хорошо, – немедленно среагировала жена, поворачиваясь к Бунрикову, – оставайся дома и наведи порядок.
Подмахнув губы, подруги понеслись в театр. До спектакля оставалось полчаса.
Бунриков привел шкаф в исходное состояние и невольно вольно и широко вздохнул, и тут раздался телефонный звонок.
Голос жены был узнаваем, но с большим трудом.
– Билетов нет! Постарайся найти, пока нас не разъединили.
Бунриков перебежал улицу на красный свет, догнал трамвай, тут же повернувший в парк, и, зажатый дверьми, затрясся в троллейбусе. Эти двери несколько озадачили Бунрикова, и на вопросы недогадливой публики: "Сходите на следующей?"– Бунриков только виновато улыбался и кивал головой.
Через 12 минут он был на месте, и обилеченные подруги, чмокнув Бунрикова мимо лица, вбежали в театральные двери.
И начался чудесный вечер. И было все: и прогулка по тихим улицам, и чашечка крепкого кофе, и заветная книга, читаемая без всяких окликов, и тишина, тишина, тишина, лишь внезапно прерванная трелью звонка.
Бунриков отложил книгу, поднялся с кресла и с дежурной улыбкой направился к дверям. За впечатлениями от спектакля.
Супербоевик
Этот фильм потряс Бунрикова своей грандиозностью. На бескрайней степи, среди скопища людей, животных, картин, скульптур, храмов и хижин, вершилась мировая история: Цезарь и Наполеон, Христос и Будда, Троя и Помпеи, Сикстинская и Петроградская мадонны... Бунриков смотрел, округлив глаза, и лишь изредка с губ срывалось: "Ну, молодцы! Во дают! Наконец-то наш супербоевик отгрохали!.."
Завтракал Бунриков вяло. Потом задумчиво слонялся по квартире, ударяясь о мебель и роняя посуду. Потом пошел на работу. А дома осталась жена. Изумленная и взволнованная.
На работе Бунриков был на редкость рассеян и периодически здоровался со всеми сотрудниками. Только в курилке он осознал, что его тревожило: "Фильм!!! Вот только название!?"
– Фильм?.. Наш, новый?.. Последний?– Бунриков просительно уставился на окружающих.
– О чем?– лениво отозвалось несколько голосов.
– Исторический... На равнине... Там Христос, Спартак, Хеопс...
Все вмиг сгрудились вокруг Бунрикова.
– Где видал?
– В этом...– Бунриков запнулся. – Не помню.–Он, как зачарованный, вышел из курилки и пошел по коридору. Ноги слегка подкашивались.
– Не было зрительного зала. Не было... – Бунриков мягко опустился на стул. – Значит, во сне увидел... Сам придумал!?– ошалело сообразил он.– Неужели сам? А кто же еще? Конечно, сам!!!
На следующее утро Бунриков пробудился и долго лежал, не открывая глаз. Вспоминалась дорога в лесу и грузовик, в кабине двое: Старик и Пиня. А Лютый идет за грузовиком, лишь изредка оборачиваясь и зло поглядывая на шагающего с наганом Вовку... Лютого с Пиней брали две серии.
– Детектив получился. Со второго раза, – объяснил сам себе Бунриков. Как ни дика была эта мысль, но пришлось с ней смириться. В парапсихологию и ясновидение Бунриков твердо не верил. До этого дня. – А может, озарение какое-нибудь. Талант прорезался...
Весь день Бунриков с нетерпением ждал вечера. И не успела закончиться программа "Время", как он, не замечая встревоженного взгляда жены, бухнулся в постель и затих. И приснилась ему кинокомедия. Франко-итальянская. Бунриков был в этом уверен. Колорит. Он застенчиво вспомнил бесконечную вереницу прекрасных обнаженных женских тел.
– У нас так не показывают, – краснея и смущенно поглядывая на жену, разливающую чай, подумал он.
Жена внимательно посмотрела на мужа.
– Ты не заболел?
– Нет!
– А...– она помедлила, – а с головой у тебя все в порядке? – Бунриков поднял голову.
– То с утра на шкаф натыкаешься, то всю ночь кричишь – убийства тебе мерещатся. А сегодня хохотал, как безумный...
– Точно. Кинокомедия, – окончательно уверился Бунриков, не отвечая жене и настороженно думая о четвертой ночи.
Четвертая ночь поразила Бунрикова в самое сердце. Он досмотрел третью серию "Трех мушкетеров", лениво встал со стула и, намурлыкивая: "Пора, пора, порадуемся", – подошел к книжному шкафу. "Я бы сделал лучше", – подумал он и достал с верхней полки большую красочную книгу. Удивляло обилие фотографий. Раньше он этой книги у себя не помнил. Бунриков глянул на титульный лист.
"Иван Петрович Бунриков. Киносценарии" и десять названий фильмов. "Три мушкетера" стояли на 5-м месте.
В это утро Бунриков встал сразу. От завтрака он отказался. Сказал жене, что его никто не понимает. И она тоже. Хотя и жена.
– Снова сон плохой?– испуганно спросила она.
– Не твоего ума дело, – отрубил Бунриков.
Жена расплакалась.
Он хмуро бросил: "Вот видишь – не понимаешь!"– и ушел.
На работе он все рассказал Ливдунчику.
– Четвертую ночь кинофильмы придумываю. Супербоевик за супербоевиком так и лезет, – Бунриков видел, что Ливдунчик не верит, но сомневается. А Ливдунчик заметил, как глаза Бунрикова загорелись нехорошим огнем, и стал опасаться.
– Напиши книгу, – осторожно посоветовал он.– Раз сам придумал – снова вспомнишь. Как Менделеев.
Бунриков сел за стол и задумался. Краем глаза он видел, как Ливдунчик ходит от сотрудника к сотруднику и что-то шепчет. Потом в сторону Бунрикова стали показывать руками, смеяться и крутить пальцем у виска.
– Ну, ладно, мы еще посмотрим, кто из нас псих, – твердо решил он...
Домой Бунриков пришел взвинченный. Жена встретила его настороженно.
– Ужинать, только быстро – работы много!
– План горит?– поинтересовалась жена. Бунриков с жалостью посмотрел на нее.
– Сценарии писать буду. Десять штук!
– А работа как же?
– Там все – психи, – успокоил он жену, – никто ничего не понимает.
Он мигом расправился с ужином, достал самую толстую тетрадь и приготовился творить.
"Изумрудное море растерянно билось в жарких лучах восходящего солнца", – легко написал он первую фразу. – Значит, итальянская кинокомедия будет!– Но дальше писание застопорилось. Подошла жена.
– Из итальянской жизни. Слушай.
Она молча выслушала, вздохнула, посмотрела, как он мучается, пытаясь написать еще хоть строчку, и ушла на кухню. Потом вернулась.
– Надо купить тебе ручку с золотым пером, – тихо сказала она. – Вот деньги. Сходи.
Бунриков изумленно поднялся из-за стола, взял деньги и двинулся к двери.
– И заодно, если тебе, конечно, не очень трудно, купи хлеба, масла, три килограмма картошки, килограмм лука репчатого, два килограмма песка, стиральный порошок и заплати за квартиру.
Вернулся Бунриков поздно. Весь в узелках и пакетах. Усталый.
– На ручку трех рублей не хватило, – хмуро пробурчал он и рухнул в постель.
– Ничего, завтра купишь, – прошептала жена, – а сейчас спи, спи, мой родной. Устал – отдохни. Может, и пройдет это наваждение. А завтра я еще чего-нибудь придумаю. Вылечу твою голову. Не сомневайся! У меня муж сценаристом – никогда не будет!
И эту ночь Бунриков спал спокойно. Без озарений.
Праздник
Неукротимые общественницы снова подтащили Бунрикова к зеркалу и, посовещавшись, решили: "Лучше все равно не получится!"
Бунриков в десятый раз недоверчиво взглянул на свое отражение, облаченное в униформу Деда Мороза, и тут же Снегурочка с водителем увлекли его за собой.
И все смешалось, как в доме Облонских.
Нарядные дети водили с Бунриковым и Снегурочкой хороводы, угощали конфетами и шоколадом, декламировали стихи, а получив подарки, мгновенно забывали о существовании Деда Мороза и Внучки. А взбудораженные родители, подмигивая, увлекали их к накрытому столу. Но наслушавшийся страшных и злых историй о забулдыжных Дедах Морозах Бунриков панически отказывался пить, а только произносил речи, пророча хозяевам дома долгую и счастливую жизнь. Постепенно он так вошел в эту роль, что был готов в своем лице от лица Деда Мороза поздравить с Новым годом все прогрессивное человечество...
– Иван Петрович! Все!– радостно объявила Снегурочка.– Последняя квартира. Ваня Полуборов, 6 лет.
– Влип, – озарило сознание Бунрикова, и он испуганно вспомнил, что позволил себе забыть о том, что живет на белом свете инженер Полуборов.
А в квартире Полуборова уже с нетерпением ждали появления Деда Мороза.
– Почему сегодня к тебе последнему?– допытывалась у Полуборова жена. – Он же слова выговорить не сможет!
– Выговорит, – уверенно изрек Полуборов, отрываясь от газеты, – я сам такого выбрал!
– Как сам?
– На собрании отдела. Работает у нас один сотрудник: неказистенький, исполнительный и тихий. Я и предложил его кандидатуру. Все в смех, а я главный козырь: "Товарищ если и пьет, то мало..." А вот и он сам, – и Полуборов пошел за Дедом Морозом.
– Привет, сотрудник Бунриков, – удивленно сказал Полуборов. – Загримировали тебя – и не узнать!– Он широко распахнул дверь, крикнул: "Ваня! Дед Мороз пришел!" и ободряюще похлопал Бунрикова по плечу.
– Попрошу без рук, – вдруг строго сказал Дед Мороз и торжественно зашагал по квартире.
– Без рук, – передразнил его Полуборов и несколько обиженно пошел следом.– Ишь, цаца какая!
В комнате гремела музыка, а Дед Мороз, Снегурочка, мальчик Ваня и его мама весело кружились вокруг елки.
– Ваня, а какие стихи мы приготовили для Деда Мороза?– прервал хоровод Полуборов.
Лицо у Вани сморщилось, а губы Полуборова скривила злая улыбка.
– А то, Ваня, со мной работает сотрудник Бунриков, так вот он в детстве стихов не читал и, как ты понимаешь, ничего в жизни не добился...
– А что мы споем Деду Морозу?– спросил Полуборов и поясняюще добавил: – А то, Ваня, сотрудник Бунриков не научился петь и, конечно, не смог стать тем, кем мечтал быть в детстве...
– А теперь, Ваня, спляши матросский танец, – сказал Полуборов, – а то сотрудник Бунриков...
– Даже "Яблочко" не научился танцевать?– удивленно спросил Ваня.
– И "Яблочко" тоже, – вздохнул Полуборов, – просто беда с этим Бунриковым.
И тогда Дед Мороз неожиданно сказал:
– Ваня, а давай вместе попросим папу рассказать для Деда Мороза и Снегурочки какое-нибудь веселое стихотворение.
– Какое стихотворение? – изумился Полуборов.
– Ну пожалуйста, – попросил его Ваня, – ну папа?
– Сейчас, – сказал Полуборов, проклиная свою тугую память на хорошие стихи.
– Тогда, может быть, папа споет?– попробовал помочь ему Дед Мороз.
И тут пышущий здоровьем Полуборов несколько увял.
– Ну, может, тогда Ваня с папой вместе спляшут матросский танец?
Полуборов загнанно посмотрел на Снегурочку и жену, вспомнил о своем животике и плясать тоже отказался.
– Да-а-а! – сказал Дед Мороз.– Что же делать? Просто беда! Ну пусть папа нам пообещает как следует подготовиться к следующему празднику. Правильно, Ваня?
– Конечно, правильно, – согласился Ваня. – Ведь ты подготовишься, папа?
– Ага, – не сразу и хмуро буркнул Полуборов.
– Вот и хорошо, – сказал Дед Мороз.– А это, Ваня, тебе от меня и Снегурочки подарки. А нам уже в путь пора. Ждут нас...
А на лестничной площадке Дед Мороз прислонился к стене, стянул с головы парик, глубоко вздохнул и раскрепощенно улыбнулся: