Аннотация: Кино- и литературная вселенная Чужого не богата на наших соотечественников. Мне захотелось это исправить...
Погружение в анабиоз и последующий выход из него не представляют собой ничего странного или пугающего. Поскольку на Земле ещё многие ни разу не бывали в космосе, особенно выходцы из бедных стран, попытаюсь объяснить, каково это. Представьте, что вам захотелось вздремнуть. Вы ложитесь в постель, закрываете глаза и чувствуете, как постепенно погружаетесь в сон, после чего, собственно, и засыпаете. Ваше сознание переходит как бы в другой режим, а обратно в режим бодрствования возвращается лишь после пробуждения.
В анабиозной капсуле на космическом корабле всё почти так же, только засыпание и переход в иной режим не происходят, а значит, технически, нет и пробуждения. Анабиоз - это вроде бы сон, а вроде и нет. Вы ложитесь в саркофаг, закрываете глаза и начинаете проваливаться в сон, но этот процесс никогда не доходит до конца. Здесь вас вырывают не из сна, а из незавершённого засыпания. Нечто подобное бывает дома, когда вы почти уснули, но вдруг что-то выдёргивает ваше сознание назад - громкий звук, прикосновение или зябкость.
На космическом корабле то же самое, только здесь начало и конец засыпания разнесены во времени и пространстве. В саркофаг вы ложитесь на орбите Земли, а выходите из него через несколько лет в соседнем галактическом рукаве, хотя субъективно между этими двумя событиями проходит не больше мгновения. И здесь вы тоже зябнете. В криокапсуле сон и холод - это одно и то же. Первое невозможно без второго. Засыпание сопровождается охлаждением, выход из него - потеплением.
Сам факт преодоления бездн пространства и времени в сознании не укладывается. Разум и чувства замораживаются в той же степени, что и физиологические реакции. Чего не ощущаешь напрямую, того вроде бы и не существует. Только выглянув в иллюминатор, понимаешь, что ты не в Солнечной системе и рядом отнюдь не старушка Земля.
Поэтому многолетние перелёты никого не напрягают. Анабиоз обращает субъективное время в ноль. Каким ты в саркофаг лёг, таким из него и вышел. Биологический возраст остаётся прежним.
Корпорация Вейланд-Ютани разработала и запатентовала технологию безопасного анабиоза, тем самым проложив человечеству путь к звёздам. Десятки тысяч экзопланет, на которых раньше пялились в телескопы, в одночасье стали доступны земным астронавтам.
Совершив это открытие, корпорация, естественно, тут же начала с его помощью обогащаться, монополизировав разработку, постройку и оснащение звездолётов. Даже один корабль - чертовски дорогое удовольствие, а шагнувшему к звёздам человечеству понадобились тысячи посудин. Позволить себе роскошь обзавестись собственным звездолётом может не каждый. За небольшим исключением, все существующие корабли корпорация сдаёт в аренду. Причём Вейланд-Ютани не всегда настаивает на оплате наличными. Иногда она берёт свою долю со всего, что открыто или добыто в иных мирах. Корпорация вкладывается в основание колоний, а затем наживается на поставках. Организует и свои собственные экспедиции. Так цепкие щупальца жадных дельцов постепенно опутывают всю галактику.
Я служу бортинженером на звездолёте серии WU-34 с порядковым номером 3823. Бортинженер для корабля - почти то же самое, что доктор для человека. Пациент жалуется на недомогание, врач проводит обследование, ставит диагноз и назначает лечение. Я занимаюсь примерно тем же самым, разница лишь в том, что мой пациент изначально облеплен и опутан датчиками, напрямую подключенными к "мамуле" - бортовому компьютеру с искусственным интеллектом.
Любая корпорация старается минимизировать человеческий фактор. Непрерывный технический прогресс позволяет почти в любой сфере деятельности обойтись одними машинами. Так что ремонт и профилактика космического корабля полностью осуществляются роботами, контролируемыми и управляемыми мамулей и собственными автономными программами. Люди - механики, электрики, сантехники и прочие - на кораблях отсутствуют. В колониях они встречаются, потому что надо же как-то давать людям заработать, а в космофлоте от них постепенно отказались. Повальное сокращение личного состава не затронуло лишь пилотов, штурманов и бортинженеров. Машины хороши в труде, но не в контроле за качеством труда и не в принятии решений о целесообразном его приложении. И пускай тело у звездолёта электронно-механическое, без человеческой головы ему пока не обойтись. Так что мы четверо - не дань ностальгии по временам атмосферной авиации, а объективная необходимость. Когда возникает трудноразрешимая форсмажорная ситуация, требующая принятия ответственных решений, мамуля выводит экипаж из анабиоза и отступает на второй план.
Когда на орбите я ложился в саркофаг, я ожидал выйти из него в конечной точке полёта, как бывало уже не раз. Приятный сексапильный голос давал обратный отсчёт, под него я провалился в дрёму, чувствуя, как к телу подступает холодок. Однако, выбираясь из криокапсулы и дрожа всем телом, я сразу понял, что мы не у цели. Персональный анабиозный отсек для членов экипажа расположен в тороидальном жилом блоке корабля. Это одна из немногих наших привилегий. Когда судно приближается к пункту назначения, мамуля сперва запускает вращение тора и создаёт таким образом искусственное тяготение, а уже потом будит команду.
В этот раз тяготения не было. Когда прозрачная крышка саркофага откинулась и эластичные крепления разомкнулись, то я, вместо того, чтобы сесть и свесить ноги, поплыл в невесомости, цедя сквозь зубы ругательства.
- Мамуля, - прохрипел я спросонья, с трудом ворочая языком, - какого дьявола ты творишь!
- Простите, Иван Данилович, - виноватым голосом ответил искусственный интеллект, - не успела раскрутить тор. Времени не было. Пришлось заняться экстренным торможением. Сейчас тяготение будет.
Рядом со мной точно так же барахтались мои товарищи. Внезапно анабиозный отсек дрогнул и поплыл в сторону, а нас начало притягивать к полу.
- Объясни причину экстренного торможения, - потребовал капитан (он же первый пилот).
- Сигнал бедствия на аварийной частоте, Алексей Петрович. Его источник находился прямо по курсу и я поступила согласно предписанию космического устава. Сейчас мы возле судна класса WU-27/7, регистрационный номер 2408, которое дрейфует в пространстве с неработающими двигателями и системой жизнеобеспечения. На запросы не отвечает.
Штурман, как был в термобелье, поспешил в командный отсек. Мы последовали за ним.
- Семёрка - самая скверная модификация двадцать седьмой модели, - ворчал он на ходу. - От неё, помнится, все плевались, из-за чего корпорация вскоре сняла её с производства, а готовые экземпляры раздала в аренду странам третьего мира.
- Вот и верь после этого тому, что семёрка - это счастливое число, - вздохнул старпом (он же второй пилот).
Я воздержался от замечаний. Как по мне, со стапелей Вейланд-Ютани сходят корабли трёх типов: посредственные, скверные и отвратительные. Тридцать четвёртая модель, безусловно, лучше двадцать седьмой, но не намного. Это я вам заявляю как бортинженер. Корпорация с каким-то необъяснимым упорством, будто нарочно, клепает совершеннейший отстой. Вроде как, мол, раз вы всю дорогу спите, значит для вас сойдёт любое корыто.
К тому времени, как мы дошли до командного отсека, предусмотрительная мамуля вывела на главный экран изображение дрейфующего двадцать седьмого. Капитан попросил увеличить картинку и мы застыли в немом изумлении. Судно выглядело так, словно побывало в бою. В бортах зияли пробоины, одни двигатели были сожжены, другие искорёжены. Отделяемого посадочного модуля на положенном месте не наблюдалось. Возможно, кто-то из команды всё же спасся или, по крайней мере, попытался, но где они сейчас? Космос велик и разыскать в нём крошечный модуль не представляется возможным.
- Вторичное сканирование показывает отсутствие на борту признаков жизни, - доложила мамуля.
Наше удивление в тот момент можно было понять. Современные корабли - это летающие ковчеги, перевозящие колонистов и грузы на пригодные для освоения экзопланеты. Других кораблей в космосе нет, так что сражаться здесь попросту не с кем. Откуда же тогда все эти повреждения? Кто и чем их нанёс, а самое главное - зачем? Экзопланет в галактике тысячи, на всех хватит. Это не то, из-за чего стоило бы сражаться друг с другом. Особенно, если сражаться нечем. Летающий контейнер, набитый замороженными колонистами, не имеет на борту никакого оружия. На двадцать седьмом нет даже вращающегося тора, его начали добавлять в конструкцию лишь с тридцать второй модели.
Корабли не имеют толстой брони ради экономии массы и запасов топлива. Ни одного серьёзного боестолкновения они не выдержат, да и не с кем в космосе, повторяю ещё раз, сражаться. Инопланетные братья по разуму так и остались уделом ненаучной фантастики. Ходят, правда, слухи, на уровне городских страшилок, о том, что правление Вейланд-Ютани располагает надёжными свидетельствами существования высокоразвитых внеземных цивилизаций, но серьёзные люди в такое не верят. Слишком уж это фантастично и бездоказательно. Есть у людей скверная привычка - обвинять корпорации во всех смертных грехах. Что далеко ходить - наш штурман большой любитель почесать языком на эту тему...
Однако вот перед нами корабль, который явно побывал в переделке. Даже у штурмана все слова застряли на губах, даже его проняло увиденное! Поскольку корабли Вейланд-Ютани не идеальны, некоторые полёты заканчиваются плачевно, но чтобы так...
- Мамуля, - обратился я к бортовому компьютеру, - в твоей обновлённой базе есть сведения о пропавших без вести двадцать седьмых?
- Нет, Иван Данилович, - ответила та спустя несколько секунд, которые потребовались, чтобы прошерстить цифровые закрома. - Как правильно заметил Борис Васильевич, седьмую модификацию сплавили третьему миру. Корпорация, скажем так, не придаёт большого значения судьбе экспедиций из слаборазвитых стран...
Мне не хотелось высказываться в духе подобных предубеждений. Вдруг Вейланд-Ютани скрытно мониторит лояльность сотрудников? Не хватало ещё портить себе стаж.
- Или же бедствие, в чём бы оно ни заключалось, обрушилось на двадцать седьмой недавно, - толерантно заключил я, - и на Земле ещё ни о чём не знают. Предположения можно строить до бесконечности, быстрее будет самим во всём разобраться.
- А как же люди? - спохватился старпом. - Двадцать седьмой наверняка, как и мы, вёз куда-то колонистов. Мамуля, можешь определить, груз на корабле цел?
Замороженные в анабиозе тела язык не поворачивается называть пассажирами. Космоплаватели - народ циничный. Если что-то лежит бесчувственно, как бревно, для нас это груз.
- Не могу, Валериан Яковлевич, - печально отозвалась мамуля, идеально копируя человеческие интонации. - Мои сенсоры и приборы не настолько совершенны.
"Зато речевые алгоритмы - хоть куда! - подумал я. - Полное соответствие тесту Тьюринга".
- Придётся пойти и взглянуть, - решил капитан, подкручивая кончик уса. Из нас он один не сбривал растительность на лице, полагая, что так ему идёт, и ни у кого не хватало смелости признаться ему, что не идёт вообще. Особенно эти донкихотские усы.
- Я не пойду! - сразу же заявил штурман, принимая воинственный вид.
- Вам никто и не предлагает, - угрюмо процедил капитан и поморщился. Он терпел упрямого, своенравного и языкастого штурмана исключительно потому, что тот был хорошим специалистом в своём деле. Да и в своих выходках тот всегда знал меру и старался не доводить капитана до белого каления. В целом, команда у нас сложилась весьма неплохая, были и хуже, намного хуже. На некоторых кораблях доходило до массовых драк и поножовщины. Кто-то "случайно" выходил в открытый космос в неисправном скафандре, а то и вовсе без него. У кого-то "внезапно" ломалась криокапсула... В сотнях и тысячах световых лет от Земли, где нет органов надзора и правосудия, всякое случается. Та ещё у нас работёнка...
- Надо бы доктора разбудить, - быстро предложил я, пока штурман не начал огрызаться. (За ним водился такой грешок.) - Жив кто или мёртв, это по его части.
- Вот и займитесь, - распорядился капитан. - Мамуля, выводи дока из анабиоза, Иван Данилович его сейчас встретит...
По штату нашему экипажу не полагался собственный врач. Так корпорация экономит на дополнительном персонале. В медотсеке стояла продвинутая конструкция, с помощью которой мамуля была способна провести любую диагностику и любую операцию, вплоть до самых сложных. Предполагалось, что нам этого будет достаточно. Доктор же летел вместе с колонистами на экзопланету Стрелец-56. Космический устав разрешает капитану в экстренных ситуациях временно рекрутировать любого специалиста из числа пассажиров.
С доктором мы довольно долго общались перед полётом. Я знал, что он отличный мужик и проблем с ним не будет.
Из вращающегося тора я проследовал в царство невесомости - в центральную часть звездолёта. Если звать вещи своими именами, тридцатьчетвёрка была здоровенным летающим контейнером. Грузовой отсек заполняли криокапсулы, закреплённые на специальных держателях. На Стрелец-56 летела ровно тысяча колонистов - специалисты в самых различных областях.
Саркофаг дока я нашёл легко - зелёный индикатор на нём сменился жёлтым. Когда он начнёт мигать, можно открывать крышку.
Через гарнитуру беспроводной связи, торчащую у меня за ухом, я слышал переговоры наших с мамулей. Старпом распорядился запустить автоматическую кухню и сообразить чего-нибудь пожрать. Самая дельная мысль за сегодня! По инструкции, ложиться в анабиоз следовало натощак. Всякий раз выходя из саркофага, мы чувствовали зверский голод.
Обычно выход из анабиоза занимает несколько минут, которые требуются организму, чтобы прогреться и восстановить основные физиологические реакции. Я смотрел на дока сквозь прозрачную крышку, отмечая, как под кожей там и сям прокатываются волны мышечных микросокращений или как за веками подрагивают глазные яблоки. В животе уже настойчиво урчало.
Наконец док пошевелился, а индикатор замигал. Я откинул крышку.
- Доброе утро, док! Вставайте, у нас экстренная ситуация!
До этого я никогда вот так не наблюдал чьё-то пробуждение и потому глазел не стесняясь. Док, видно, почувствовал это и недовольно засопел. Я перешёл на шутливый тон.
- Ну простите, док, простите. Была мысль отправить к вам сногсшибательную красотку, но таковой в команде не нашлось и все решили, что вместо неё сгожусь я.
- Твои остроты, Ванюшенька, с каждым разом делаются всё более плоскими, - тихо пожаловался док, безуспешно пытаясь справиться с невесомостью. Я подхватил его, помог выбраться из саркофага и мы вместе поплыли к переходу в тор.
- Это всё тяготение в жилом блоке виновато, - нашёлся я. - Мамуля так раскрутила тор, что все мои остроты расплющило. Раньше-то они были выпуклыми.
Док фыркнул и повис в моих объятиях. Опыта передвижения в невесомости у него практически не было. Вначале мы с ним заглянули в раздевалку, где я выдал ему повседневный комбинезон и заодно сам переоделся. Термобельё отправилось в автоматическую стирку. До сих пор не понимаю, зачем оно нужно, но без него капсулы не работают - так их запрограммировали. Ложись нагишом или в труселях - саркофаг просто не включится. Даже крышку не сможешь захлопнуть. Притом, что надобности в термобелье на самом деле никакой нет. Штурман убеждён, что правление Вейланд-Ютани получает откаты от производителей термобелья, насильно всучивая это бесполезное тряпьё каждому колонисту и каждому космолётчику.
Пока мы переодевались и шли в кают-компанию, я вкратце ввёл дока в курс дела. За несколько шагов до цели мы ощутили запах еды, на который наши тела отозвались как должно - рот наполнился слюной, а в животе заурчало с утроенной силой.
На тридцатьчетвёрке кают-компания совмещена с камбузом. Предназначение камбуза чисто символическое. В космосе никто ничего не готовит. Провиант загружается на борт в виде сублимированных порошков и гелей. Автоматическая кухня смешивает их в разной консистенции и за счёт этого имитирует натуральные продукты. Как нетрудно догадаться, имитирует весьма паршиво.
Мы с доком взяли по подносу, разделённому на несколько ячеек, и сунули в агрегат. Тот загудел и шмякнул в одну ячейку ком чего-то тёмного, похожего на пюреобразный бифштекс, в другую ячейку шмякнул ещё один ком, похожий на картофельное пюре, и в третью ячейку плюхнул нечто ядовито-зелёное, вроде салатного смузи. Боковая панель выдала поджаренные тосты, а соседняя - стаканчик жиденького кофе. Вот такая у нас космическая еда...
Наши товарищи уже расселись за круглым столом и вовсю набивали животы. Капитан и старпом равнодушно отправляли в рот ложку за ложкой, у штурмана на лице застыло страдальческое выражение, но и он от них не отставал.
- Пойдёте втроём, - сказал капитан, указав ложкой на дока, меня и старпома. - Вначале убедитесь, не осталось ли на борту двадцать седьмого выживших. Если они есть, забираем их с собой. Неважно, куда они летели, дальше они полетят на Стрелец-56. Мамуля, можешь хотя бы предположить, куда летел двадцать седьмой?
- Никак нет, Алексей Петрович. Корпорация сдала слаборазвитым странам несколько десятков судов подобного класса. Вся информация о них хранится в головном офисе Вейланд-Ютани...
- И в бортжурнале, - вставил штурман.
- Отлично, - кивнул капитан. - Тогда заберём бортжурнал...
- А если в живых не осталось никого? - подал голос док.
Капитан шумно вздохнул.
- Тогда отбуксируем двадцать седьмой к ближайшей звезде и похороним как положено. Мамуль, что у нас имеется поблизости?
- Оранжево-белый субгигант на последней стадии, Алексей Петрович. В два с половиной раза горячее Солнца. Чуть больше светового года...
Похороны в космосе - это когда человеческие или корабельные останки пускают по траектории, упирающейся прямиком в звезду, чтобы те сгорели бесследно в её короне. Тащить корабль за собой на буксире до самого Стрельца-56 мы не могли и с Земли за ним никто не полетит - слишком затратно. Корпорации проще его списать и забыть о его существовании.
После еды мы сунули подносы в утилизатор. Вся посуда у нас одноразовая, ничего не нужно мыть.
Каждый занялся своим делом. Я проверил скафандры, отложил три штуки, добавил к ним баллоны с воздухом, свежие аккумуляторные батареи, ракетные ранцы и пояса с инструментом. Всё это хозяйство я перенёс в раздевалку.
Мы с доком и старпомом переоделись и прошли в центральную ось, а из неё к шлюзу, ведущему в посадочный модуль. Подвести всю тридцатьчетвёрку к двадцать седьмому мы не могли - это запрещалось правилами безопасности. Да этого и не требовалось - имелся же отделяемый модуль. Современные корабли рождаются и умирают в космосе. С планеты такая махина, особенно загруженная под завязку, попросту не взлетит. Все суда комплектуются одним, а то и не одним отделяемым модулем.
Старпом сел за штурвал и запустил проверку систем. По её окончании мамуля разомкнула гидравлические захваты и мы заскользили навстречу изуродованному корыту. Сам факт встречи с повреждённым кораблём никого из нас не поразил, в космосе всякое бывает. Нас поражал именно характер повреждений. Особенно зловеще они выглядели вблизи. Одни пробоины имели рваные края, вывернутые наружу, и наверняка были проделаны взрывчаткой. Но кому и зачем потребовалось что-то взрывать на борту? И что вообще там можно было взорвать? А другие пробоины словно были чем-то проплавлены и я никак не мог понять, чем именно. Плазменной горелкой? Мощным лазером?
Субгигант в световом годе от нас давал столько же света, сколько Солнце возле дальних планет-гигантов, так что мы имели хорошую возможность разглядеть все повреждения. Я смотрел и чувствовал, как внизу живота собирается тугой комок.
Часть двигателей практически отсутствовала. Как будто их чем-то снесло. Удивительно, как от этого не сдетонировали топливные баки... Командный отсек выглядел не лучше. В этой модели он располагался спереди, как на старинных атмосферных самолётах или как на посадочных модулях. Только стёкол не было - их что-то вышибло наружу.
Мы несколько раз облетели вокруг двадцать седьмого.
- Вот! - старпом наконец нашёл пробоину метра два в поперечнике, с относительно ровными краями. - Через неё и войдём. Здесь и до командного отсека недалеко, и до грузового.
Он аккуратно подвёл модуль брюхом к пробоине, более-менее совместив её с нижним люком. Клацнули магнитные якоря.
- На выход, - последовала его команда.
Перед тем, как покинуть модуль, мы проверили связь. Капитан с мамулей подтвердили, что слышат нас хорошо. Я разгерметизировал круглый нижний люк поворотом вентиля. Воздух, наполнявший предбанник, как мы его называли - некое подобие шлюзовой камеры, - мгновенно улетучился наружу. Старпом откинул тяжёлую крышку и первым нырнул в проём. За ним последовал док, а я шёл замыкающим.
Внутри двадцать седьмого наши фонари на шлемах осветили типичное корабельное убранство. Не все арендаторы переделывают внутренности по-своему. Но здесь я так и не смог определить, в каком отсеке мы очутились. Он выглядел так, словно пережил небольшую войну. Те обломки, которые не унесло через пробоину, ещё плавали в невесомости; переборки украшали вмятины от пуль. Возможно, это была жилая каюта и тот, кто в ней находился, палил во все стороны из автоматического оружия.
Гермодверь деформировало и заклинило. Мы кое-как протиснулись через неё и выбрались на палубу. Там царила точно такая же разруха и даже хуже. Экипаж словно нарочно задался целью привести судно в максимально плачевное, не подлежащее ремонту состояние.
Кое-что ещё поджидало нас на палубе - человеческие останки. Тела с минимумом одежды, зачастую полуголые, в оборванном термобелье. Изуродованные, разорванные на части, скованные космическим холодом. Как будто порезвился дикий зверь или обезумевший кровожадный маньяк.
- Бунт на корабле? - услышали мы предположение капитана. - Массовый психоз?
- Да полно вам, какой бунт? - док указал на проплывавшую мимо нас нижнюю половину человеческого тела, за которой волочилась вереница кишок. - Вы хоть представляете, какое усилие для этого нужно приложить?
- Вы на что намекаете, Иннокентий Павлович? - не понял капитан.
Док вздохнул и махнул рукой, чуть не выронив герметичный контейнер для сбора материалов.
- Ни на что я не намекаю... Всего лишь высказываю обоснованные сомнения. Оглянитесь вокруг, здесь явно потрудилась некая сила, природу которой я затрудняюсь определить. Люди не при чём, они - жертвы.
- Я с вами целиком и полностью согласен, - встрял штурман. - Предлагаю убраться оттуда подобру-поздорову и пусть этот Летучий Голландец дрейфует себе дальше.
- Доберитесь до командного отсека, - не слушая его, распорядился капитан. - Заберите бортжурнал и чёрный ящик.
- Тогда разделимся, - предложил старпом.
- Плохая идея, - тут же отозвался штурман. - Вы же не собираетесь поодиночке бродить по этой развалине? Рехнуться можно!
- А иначе мы здесь застрянем надолго. - Старпом уже всё решил. - Я иду в командный отсек. Вы, Иннокентий Павлович, посмотрите, что с грузом. А вы, Иван Данилович, попробуйте наладить энергоснабжение. Встречаемся здесь же...
Все корабли Вейланд-Ютани устроены более-менее одинаково. Я без труда нашёл главный технический отсек, но не смог протестировать ни основной, ни резервный генераторы, потому что отрубились оба. И даже если б они не были повреждены... Давайте будем честны. За исключением судов премиум-класса, корпорация делает свои корабли тяп-ляп, абы как. Если делать лучше, корабли будут стоить дороже, компании придётся задрать арендную плату и тогда она не впарит желающим столько летающих гробов, сколько предусмотрено в её бизнес-планах.
Пока я плыл в невесомости по палубам двадцать седьмого, моё сердце обливалось кровью. Я видел, что электрические и информационные кабели здесь протянуты как попало, без какой-либо дополнительной защиты. Повредить их легче лёгкого, не нужно даже особенно стараться. А здесь экипаж прямо постарался. Не берусь сосчитать, в скольких местах пули, взрывы и возгорания повредили проводку. Без капитальной замены всех коммуникаций нечего и думать о том, чтобы оживить двадцать седьмой.
Когда мы вернулись в точку сбора, никому из нас нечем было похвалиться.
- Корабль мёртв, - доложил я. - Окончательно и бесповоротно.
- Ни бортжурнала, ни чёрного ящика, - мрачно сообщил старпом и постучал по цифровой камере, закреплённой на плече. - Вы это тоже видели?
- Картинка была достаточно чёткой, - подтвердил капитан.
- Приборную панель словно облили сильнодействующей кислотой. Ничего не сохранилось, кроме отдельных оплавленных кусков...
При упоминании о кислоте у меня в голове забрезжила какая-то едва осязаемая мысль, которая тотчас улетучилась, потому что заговорил док.
- Криокапсулы пусты, все до единой. Экипаж поднял из анабиоза и зачем-то вооружил всех пассажиров... - Его голос осёкся. - Все полегли в мясорубке...
- Что вы обо всём этом думаете? - спросил капитан.
- Ясно же, надо немедленно уносить оттуда ноги! - высказался штурман, хотя вопрос был адресован не ему. - Дело пахнет чем-то очень и очень нехорошим.
- Саботаж? Нелегальный провоз крупных хищных животных? - Это единственное, что мне с ходу пришло на ум. - Кто-то в экипаже промышлял чем-то незаконным и решил не оставлять свидетелей, а процесс вышел из-под контроля? Если тут повсюду что-то стреляло, что-то взрывалось, бушевал пожар и лилась кислота... Ну, тогда не знаю. Можно, конечно, протянуть километры кабелей, запитать основные системы напрямую от нашего генератора и затем всё тщательно исследовать, но нужно ли это? У нас есть свой график и если мы сильно от него отстанем, руководство Вейланд-Ютани нас по головке не погладит.
- По пути я нашёл кое-что ещё, - проговорил док, судорожно вздохнув. - Замёрзшие органические субстанции непонятного происхождения...
Он тряхнул контейнером.
- Я взял образцы. Но это не всё. Было ещё вот что.
Док приоткрыл контейнер и извлёк наружу нечто, что я сперва принял за тонкую шёлковую тряпицу, скованную космическим холодом. Мы все подплыли поближе, чтобы рассмотреть находку. Это оказалась не тряпица, а лоскут чьей-то кожи, тонкой и гладкой, почти прозрачной, без единого волоска.
- Мать моя женщина! - охнул штурман. - Поднесите-ка поближе к объективу. Это то, о чём я думаю?
- Если ты думаешь, Боренька, о содранной с кого-то коже, то да, это кожа живого существа. А вот человека или нет, пока сказать не могу.
Док спрятал находку в контейнере.
- Вообще-то я тоже кое-что нашёл, - нехотя признался старпом и разжал кулак. - По командному отсеку плавала рука... Одна рука, без тела. Рука в рукаве форменного кителя с нашивкой. Я решил позаимствовать её. Нашивку, не руку. Вот...
На нашивке изображалась ракета, красный флаг, жёлтая звезда, что-то ещё и целая россыпь иероглифов.
- Китайцы? - удивился я.
- Скорее вьетнамцы, - поправила меня мамуля. - Теперь мы знаем, что двадцать седьмой перевозил вьетнамцев.
- О, ну тогда всё понятно! - саркастически воскликнул штурман. - Только у вьетнамцев хватило бы наглости наплевать на космический устав и взять на борт запрещённое оружие, боеприпасы, взрывчатку...
- Провозить оружие - это одно, - справедливо заметил капитан. - Но здесь что-то заставило людей направить оружие друг на друга.
Я снова ощутил тяжесть внизу живота.
- А точно друг против друга? Может, док прав и здесь был кто-то ещё?
- Что вы имеете в виду? - поинтересовался капитан.
Я не знал, что на это ответить и неопределённо пожал плечами.
- Значит больше вам там делать нечего, - пришёл к выводу капитан. - Можете возвращаться...
- Да-да, валите уже оттуда! - рявкнул штурман.
- Мамочка, зааркань эту пташку.
- Будет сделано, Алексей Петрович.
- А вы, Борис Васильевич, проследите, чтобы был взят курс на субгигант.
Когда капитан раздал приказы, мы вернулись в посадочный модуль и задраили люк. Автоматика наполнила предбанник воздухом.
- Тогда неплохо бы лабораторию расконсервировать, - предложил док.
- Будете изучать находки? - спросил старпом.
- Только не я, Валерьянушка.
Док обращался ко всем, кроме капитана, на "ты", называл всех ласково и старпому это не нравилось.
- Я вам что, пузырёк успокоительных капель? - сердито спрашивал он. - Что за фамильярность? Соблюдайте субординацию!
- Капли - это валерьянка, а ты - Валерьянушка, - отвечал док с таким благостным выражением лица, что на него невозможно было обижаться. В такие моменты он был похож на бесконечно доброго сказочного Айболита.
- Один я такую работу не осилю, - пояснил док. - Придётся будить биологов из числа колонистов.
К Стрельцу-56 летело немало учёных - по двум причинам. Во-первых, основание колонии и начало хозяйственной деятельности на экзопланетах невозможны без строгих научных методов, тщательное применение которых кто-то должен контролировать. И во-вторых, экспедиция имела двойную цель. Помимо основания колонии учёным требовалось провести ряд экспериментов. Наличие землеподобных экзопланет было установлено уже давно, но лишь недавно спектральный анализ Стрельца-56 показал достаточно высокий процент кислорода в его атмосфере. Забрось туда фитопланктон, высади геномодифицированную растительность и через пятьдесят-семьдесят лет там уже можно будет ходить без дыхательных масок. Достаточно заманчивые условия, чтобы многие захотели вложиться в это дело. Корпорации не пришлось долго искать спонсоров.
Однако, завести растительность мало, ей нужны питательная вода и почва, нужны микроорганизмы, минералы и много чего ещё. В числе колонистов летят физики, химики, биологи и разные другие специалисты, которые будут исследовать атмосферу, воду и почву, чтобы узнать, чего в них с избытком, а чего не хватает и как эту нехватку восполнить. Наши трюмы набиты едва ли не всей таблицей Менделеева. Кроме спор и семян растений, грибов и водорослей, на корабль погрузили кое-каких животных - червей, моллюсков, насекомых и даже пресмыкающихся. Учёные будут проверять переносимость местных условий не только на себе, но и на подопытных тварях. В своём энтузиазме они хотели взять ещё собак и обезьян, но им не позволили организации по защите животных. Насчёт червей и насекомых у них возражений не было, а вот из пресмыкающихся они позволили биологам взять одного хамелеончика и то лишь на том условии, что он непременно вернётся назад живым и здоровым. У фонда освоения Стрельца, который арендовал нашу посудину, могут быть серьёзные неприятности, если с хамелеончиком что-нибудь случится.
В сравнении с высшими позвоночными, у пресмыкающихся довольно замедленный метаболизм. Отчасти именно поэтому на них и пал выбор. Танюха и Серёга - молодые спецы-биологи - уверены, что пониженное содержание кислорода в атмосфере Стрельца-56 не помешает Кузьке время от времени ползать на открытом воздухе. Хамелеон Кузька у них почти ручной (насколько может быть ручным пресмыкающееся). Раз к его содержанию предъявлены такие строгие требования, Танюха с ним почти не расстаётся. Он у неё вроде домашнего любимца и даже в анабиозе спит с ней в одном саркофаге. (Не спрашивайте, почему автоматика криокапсулы на это не реагирует, я не смогу ответить.)
Во время подготовки к полёту мы все - экипаж и колонисты - жили какое-то время вместе и успели более-менее друг друга узнать. Танюха обалденная, нам она сразу понравилась. Она и на вид красотка и характер у неё золотой. Мы очень быстро стали звать её Танечкой и Танюшечкой. Серёге это, конечно, не нравится. У них с Танькой шуры-муры и он отчаянно ревнует её буквально ко всем, даже к Кузьме, смотрит на всех исподлобья и всегда недовольно бурчит. Нам он как-то не приглянулся, мы даже недоумевали - что в нём Танюха нашла?
Ребятки ещё молодые, даром что каких-то диссертаций успели настрочить, а всё равно, кровь-то бурлит, из-за этого оба импульсивные, плохо осознают последствия некоторых действий. Вот, например, уставом строжайше запрещено крутить на корабле шашни. На планете - пожалуйста, а в космосе нет. Не понимает Серёга, что если б кто-то действительно хотел отбить у него Танечку, достаточно было просто стукануть куда следует и он бы всю оставшуюся жизнь занимался селекцией огурцов в нечерноземье. Путь в космос был бы ему закрыт, равно как и тугие кошельки грантодателей...
Когда мы вернулись, избавились от скафандров и привели себя в порядок, биологи уже сидели в кают-компании и уплетали за обе щеки фиолетово-розовое пюре, какую-то экстравагантную смесь, какую только им удавалось получить в кухонном агрегате посредством комбинированного нажатия нескольких клавиш. Откуда они узнали про эти комбо, ума не приложу. В мануале об этом не сказано ни слова. Очень похоже на то, что в любой технике Вейланд-Ютани можно найти подобные скрытые баги.
Танюшечка ухитрялась одновременно кормить хамелеона размороженными тараканами. Сидя на столе и вращая глазами в разные стороны, изголодавшийся Кузя выстреливал языком и отправлял себе в пасть вяло копошащегося таракана. Зрелище было одновременно завораживающим и омерзительным, но только не для Танечки - она сюсюкала с Кузькой как с котёнком или щеночком.
Увидев нас, Серёга сразу нахохлился, а мы сделали вид, что не замечаем его в упор. Поверьте, ничего больше такие типы не заслуживают.
- Везёт твоему Кузьке, Танюша, - заговорил я с красоткой после дежурных приветствий. - Гляди, какой довольный сидит. Тебе бы так же Борис Василича покормить. Тогда и у него бы настроение улучшилось, а то с самого утра мучается приступами хронического пессимизма.
Танечка заулыбалась, поглаживая Кузю.
- Чего сразу я-то? Я биолог, а биологи хроническими болезнями не занимаются. Пускай Иннокентий Павлович вашего штурмана с ложечки кормит. Правда, Кузенька? Да? Что, Кузенька? Кто хочет мамочку увести к чужому дядьке? Кто?
Штурман сидел с кислой миной, а я, пока смотрел на фиолетово-розовое пюре, почему-то вспомнил об увиденном на двадцать седьмом, после чего хорошее настроение как рукой сняло.
- Я так и не понял, из-за чего весь сыр-бор, - недовольно пробурчал Серёга. - Можете нормально объяснить?
Капитан начал рассказывать о незапланированной встрече с двадцать седьмым и показывать заснятые нами кадры, а меня мамуля неожиданно вызвала на техническую палубу.
Палубой мы её зовём чисто условно. Скорее это разветвлённая система коллекторов под основной палубой. В отличие от старых моделей, где коммуникации проложены где попало и как попало, на тридцатьчетвёрке все трубопроводы, кабели и воздуховоды убраны в коллектор. Пространство там довольно узкое и тесное, однако протиснуться можно.
Я полз на четвереньках по низким и тёмным норам, машинально отмечая своё положение и определяя, куда свернуть дальше. Голова всё ещё была занята Летучим Голландцем, или, правильнее будет сказать, Летучим Вьетнамцем.
- Далеко ещё, мамуль? - охнул я, неожиданно стукнувшись макушкой об один из кронштейнов, к которым хомутами крепились разнокалиберные трубы и толстенные пучки кабелей. Мне казалось, что я прополз уже несколько километров, что, конечно же, было не так.
- За следующим поворотом, Иван Данилович.
Единственное освещение на технической палубе - это жалкие полосочки светодиодов, которые включаются лишь при чьём-то приближении и света дают самый минимум. Очутившись перед распределительной коробкой, я определил неисправность не столько на вид, сколько по запаху. Пахло горелой изоляцией и сельским сортиром. Снаружи коробку покрывали потёки дурнопахнущей жидкости, причём совсем свежие. Проще говоря, кто-то обоссал распределительную коробку, отчего замкнуло и сожгло контакты.
Неудивительно, что мамуля не смогла идентифицировать неисправность и позвала меня - в её технической базе обоссанные контакты наверняка не указаны. Кто из программистов и составителей ремонтных алгоритмов мог предположить, что распределительная коробка будет кем-то обоссана? А она и не была бы, не заведись у нас один очень нехороший паразит.
Дурнопахнущая жидкость была мочой пискарианской крысы. Метя территорию, бестии гадят где попало, не глядя и не заботясь о том, как их экскременты влияют на технику, конструкционные и отделочные материалы. Проблема в том, что до этой минуты я и не представлял, что на нашем судне завелись пискарианские крысы. Оно же, блин, совсем новое, только что сошло со стапелей Вейланд-Ютани...
- Мамуль, - произнёс я упавшим голосом, - направь сюда монтажного робота и пусть заменит распределительную коробку. И на будущее запомни, пожалуйста: во всех подобных случаях действуй точно так же.
- Хорошо, Иван Данилович...
Подумать только, два происшествия подряд. Сперва Летучий Вьетнамец, теперь это... Штурман узнает, замучит зловещими пророчествами. Мир стоит на пороге двадцать третьего века, а он суеверен как деревенская бабка.
Существует два самых опасных космических паразита: касимовский грибок и пискарианские крысы. Их легко заполучить, но вот избавиться практически невозможно. По преданию, Касим - сын богатого исламского шейха, - любил вести праздную жизнь и путешествовать по галактике на космической яхте. В первую очередь его привлекали газопылевые туманности всех типов, цветов и размеров, потому что со стороны они всегда выглядят потрясающе, но только со стороны. Вблизи всё иначе - несколько парсек ионизированных частиц, среди которых ничего не видно, потому что барахлят приборы, и смертельный избыток радиации. Этого полуграмотный Касим не знал и его пакистанский экипаж, воспитанный на теории плоской Земли, тоже.
Радиация - это такая штука, которая либо убивает, либо приводит к возникновению живучего мутанта. Учёные до сих пор спорят, какой организм на яхте послужил предтечей касимовского грибка. Возможно, это была плесень на хлебной лепёшке или шершавый нарост на пятках касимовских наложниц или экзема на причиндалах самого Касима... Главное, паразит выжил и мутировал среди буйства космической радиации. Сам Касим, его сирийские, пуштунские, курдские и турецкие наложницы и пакистанская команда не выжили, а вот грибок как-то сумел. Он действует следующим образом. Занесённые на борт споры прорастают в отделочных материалах кают и палуб, соприкасающихся с внешними бортами. Грибной мицелий пробивается сквозь обшивку наружу, чтобы поглощать высокоэнергетичные частицы космических излучений. Плотность металла в обшивке значения не имеет, грибок разъедает любой сплав и даже сверхпрочное покрытие из углеродных нанотрубок. Происходит сплошная непрекращающаяся разгерметизация корпуса. Вывести грибок невозможно, он стоек к любым ядам и септикам. Система очистки воздуха не фильтрует его споры, так что если грибок завёлся, он неизбежно попадает в лёгкие команды. Человеческое тело к нему резистентно, мы служим лишь переносчиками, распространяя паразита с одного корабля на другой.
Если бы во время облёта мы заметили гифы и карпофоры касимовского грибка на наружной обшивке двадцать седьмого, мы не рискнули бы к нему приблизиться, невзирая даже на сигнал бедствия.
Пискарианские крысы - тоже жертвы космической радиации. Как следует из названия, их впервые обнаружил и описал некто по фамилии Пискар. Эти существа удачно мутировали из самых обыкновенных крыс. На космических кораблях они прячутся в трюмах и на технических палубах (если таковые есть). Грызут всё подряд, потому что у них непрерывно режутся зубы. А кроме того везде гадят, воруют припасы и расходуют драгоценный воздух. Как и на касимовский грибок, на них не действуют ядохимикаты, которые разрешено применять в замкнутой среде с искусственной вентиляцией. Не помогает даже полная или частичная разгерметизация судна - мутанты могут самопроизвольно впадать в некое подобие гибернации и месяцами оставаться в вакууме. Грибок и крысы идеально приспособились для космических перелётов, потому и считаются самыми вредными и опасными. Оба паразита обитают исключительно на космических кораблях, не перебираются на Землю или во внеземные поселения. Исключением могут быть, разве что, орбитальные станции или верфи, которые по сути тоже гигантские космические корабли.
Злой и грязный, потирая шишку на макушке, я заявился в медотсек.
- Думал, ты будешь в лаборатории, - сказал я доку, подставляя шишку для осмотра.
- Вытурили меня оттуда, Ванюша, - со вздохом пожаловался док и намазал мне макушку чем-то, что сразу начало жечь. - Молодёжь поблагодарила за взятые образцы, сурово отчитала за то, что образцов мало, и заявила, что обойдётся без посторонних.
- Не выдумывайте, док, - не поверил я. - Танечка не могла такого сказать, она добрая и отзывчивая.
- А она ничего и не говорила. Со мной Серёжа говорил, а Танечка уже вовсю хозяйничала в изолированном боксе.
Согласно уставу, любую непонятную дрянь, найденную в космосе, надлежит сразу же помещать в герметично изолированный бокс - во избежание возможного заражения. Значит, Танюшка на несколько дней заперлась в прозрачном ящике наедине с образцами и будет над ними колдовать, проводить какие-то опыты... Кстати, эти правила были введены как раз после касимовского грибка, когда стало ясно, что космос и впрямь способен порождать монстров, это никакая не фантастика.
Я поблагодарил дока за оказанную помощь и пригласил вместе с собой в командный отсек.
- У нас завелись пискарианские крысы, - объявил я прямо с порога.
Все огорошенно вытаращились на меня.
- Вы уверены? - беспокойно заёрзал старпом.
- Уверен, Валериан Яковлевич. Разве что Кузька тайком сбегает на техническую палубу, чтобы пометить территорию и заодно облегчиться.
- Кузя сейчас в лаборатории с ребятами, - сказал капитан. - На время исследования образцов там карантинная блокировка, ни войти, ни выйти.
Я многозначительно развёл руками, показывая, что раз так, значит и рассуждать больше не о чем.
Капитан, старпом, штурман, док - все были мужиками опытными и хорошо понимали, что это такое, пискарианские крысы. Теперь только успевай проводить ремонтные работы. И хоть производить их придётся не нам, а роботам, контроль-то всё равно за нами.
- За что ж нам такая невезуха? - почти простонал штурман. - С самого начала полёт не задался. То двадцать седьмой, теперь это... А ведь я был против выхода на новом корабле, помните? Я предупреждал, что первый блин всегда комом. Пусть бы щеглы какие-нибудь летели. Разве трудно было симулировать пищевое отравление? Ну пожурили бы нас в Вейланд-Ютани, зато и корабль дали бы другой. Есть же тридцатки - надёжные и проверенные модели...
- Единственная сдававшаяся в аренду тридцатка находилась в аварийном состоянии, - возразил я. - Поэтому фонд освоения Стрельца и взял тридцатьчетвёрку.
- Не зря за тридцатку сущие копейки просили, - поддержал меня старпом. - А вы на цену позарились, ничего видеть не хотели. У корабля носовая обшивка в любой момент была готова разойтись по швам, всё на соплях держалось.
Мне захотелось подколоть суеверного штурмана.
- И если уж называть вещи своими именами, то вы не напророчили беду, а скорее накаркали, провидец вы хренов. Себя вините, а тридцатьчетвёрку не трожьте. Корабль шикарный. Не считая судов премиум-класса, самый комфортабельный на сегодняшний день.
Капитан взмахом руки прервал нашу дружескую перепалку.
- Мамуль, знаешь что-нибудь против пискарианских крыс?
- Пока ничего, Алексей Петрович. Генетики пытались вывести специальную породу корабельных сторожевых собак, но крысы сами их повывели, всех подчистую.
Иногда мамулька забавно каламбурит, причём не специально. Так действуют заложенные в неё алгоритмы, призванные делать её максимально похожей на человека.
- Да-да, конечно, пытались они, - разворчался штурман. - Тут не собаки нужны, а обыкновенные роботы, которые пролезут где угодно. Присобачил к каждому разрядник, вот и делов-то! А в Вейланд-Ютани работает тупое и ленивое дурачьё, которое извилинами вообще не шевелит.
- А ты сделай рацпредложение, Боренька, - сказал ему док. - Оформи патентную заявку... Глядишь, ещё и деньжищ отвалят.
- Ага, отвалят, - язвительно ответил штурман. - Потом догонят и навалят ещё. Не у них ведь крысы завелись, им-то что? Сдался им какой-то штурман-плебей. Они, небось, рацпредложения только от профсоюза изобретателей рассматривают. Если какую идею со стороны возьмут, профсоюз их потом засудит. Оно им надо?
- Будем решать задачи в порядке поступления, - повысил голос капитан. - Сперва захороним двадцать седьмой, потом будем разбираться с крысами.
Штурман боязливо оглянулся.
- А не могли крысы пробраться к нам... ну... оттуда?
Мы прекрасно поняли, что он имеет в виду Летучего Вьетнамца.
- Скажешь тоже! - усмехнулся я. - В челноке их не было. Вряд ли они мутировали настолько, чтобы проползти через открытый космос по буксировочному тросу. Если они находились на двадцать седьмом, значит пребывали в гибернационной спячке. Тогда как они нас почуяли?
- Я с вами согласен, Иван Данилович, - снова поддержал меня старпом. - Бедным вьетнамцам и так досталось, незачем валить на них ещё и вину за пискарианских крыс.
Штурман задумался.
- Вообще-то вы оба правы. Я почти не сомневаюсь, что крысами уже давно кишат орбитальные верфи Вейланд-Ютани. Паразиты изначально поставляются в комплекте с каждым кораблём. Но разве правлению до этого есть дело? Ему главное бабло лопатой грести.
Разговор принимал откровенно антикорпоративный характер. Капитану это не понравилось. Он насупил брови и строго произнёс:
- Послушайте-ка, вам за сочинительство жалование не платят. Займитесь каждый своим делом. Надоели уже...
Слишком частой критики корпорации капитан, как важный винтик в её транспортном механизме, не терпел. В нашем капитане корпоративная верность удачно сочеталась со здравым смыслом. Я не сомневался, что версию штурмана насчёт верфей он непременно занесёт в бортжурнал - специально для аналитиков Вейланд-Ютани. Корпорация таким вот неуклюжим образом осуществляла обратную связь со своими винтиками.
Я отправился выполнять его распоряжение, только вот дел-то у меня особых не было. Усевшись за свой дисплей, я раз за разом гонял диагностику всех узлов и систем. На новеньком корабле всё было в порядке и работало как часы. В экран я почти не глядел, не мог перестать думать о крысах. Кое-кто из моих друзей служит в космофлоте; они-то, помнится, и рассказывали мне о паразитах. Крысы не только живучи, ещё они умны, хитры и чертовски злопамятны. Если их не трогать, они будут вредить по минимуму - просто потому, что жизнь паразита без этого невозможна. Но если попытаться их вытравить, если начать их убивать, то лучше убить всех сразу (а это нереально, ведь мы не представляем, сколько у нас на борту особей). В противном случае крысы превратятся в настоящее бедствие и назло начнут портить всё подряд. В одной старенькой тридцатке крысы перегрызли кабели, питающие криокапсулы пассажиров. Люди проснулись и не смогли выбраться из саркофагов - крышки тогда делали небьющимися и механизма ручного открывания изнутри не было. Поскольку бортовой компьютер не получал из грузового отсека никаких данных, команда не сразу обнаружила этот факт, занимаясь крысами и починкой проводки. В итоге пассажиры задохнулись... Тогда и вошло в обиход выражение "летающий гроб".
Вейланд-Ютани спустила этот случай на тормозах, но с тех пор крышки не делают небьющимися и механизм ручного открывания размещают как снаружи, так и внутри саркофага...
Через пару дней поступили первые новости. Биологи разблокировали лабораторию и пригласили нас в гости. Точнее, Серёга пригласил. Танечка сразу же убежала к себе - принять душ, отдохнуть и повозиться с любимцем Кузькой. Встречал нас Серёга. Выглядел он, против обыкновения, оживлённым и восторженным. Когда мы явились, он первым делом бросился пожимать руку доку.
- Благодарю вас от лица всей науки, Иннокентий Павлович, и поздравляю с невероятным открытием!
Смущённый док ничего не понимал, но всё равно тряс серёгину руку.
- Что ты, Серёженька, что ты. Какое открытие, какой вклад?
Биолог подцепил пинцетом лоскуток кожи, маринующийся в чашке Петри.
- Перед нами абсолютно и стопроцентно неземной материал. Кожа живого существа, вы это верно определили, но это существо не принадлежит ни к одному из известных таксонов. Кардинальные отличия уже в самой структуре аминокислот.
Штурман схватился за голову.
- Час от часу не легче! Для полного счастья нам только инопланетян не хватало!
- Ч-ч, не перебивайте, - шикнул на него старпом и поинтересовался у Серёги:
- Получается, вьетнамцы где-то нашли пришельца и содрали с него кожу?
- Надеюсь, они его не съели, - неудачно пошутил я. - Слышал, азиаты с голодухи жрут всё подряд. Это бы всё объяснило - чужеродный белок попал внутрь и вызвал нечто вроде бешенства. Вот вьетнамцы друг друга и порешили...
Капитан задохнулся от возмущения.
- Иван Данилович! Давайте обойдёмся без этих расистских штучек. Люди ведь погибли, проявите уважение...
- Никто ни с кого кожу не сдирал, - поправил нас Серёга. - Внеземной организм был подвержен линьке и сбрасывал старую шкуру по мере роста.
- Надо как можно скорее избавиться от двадцать седьмого, - заключил штурман. - Вдруг там остались ещё эти... внеземные организмы. Мы тут навыдумывали всякого, а дело-то простое. Вьетнамцы не друг в друга палили, они пытались угрохать ксеноморфов.
Мы испуганно переглянулись, вспомнив растерзанные человеческие останки.
- Этого мы точно не знаем, - не очень убедительно произнёс капитан.
Серёга, напротив, был воодушевлён.
- Судя по хромосомам, существо удивительное! Уникальное!
Он показал какую-то абракадабру на рабочем мониторе:
- Вот модель его ДНК. Взгляните на теломеры - они не укорачиваются после деления!
Мы непонимающе хлопали глазами и доку пришлось нам объяснить:
- Теломеры - это концевые участки ДНК, не участвующие в кодировании белков. После каждого деления клетки они укорачиваются и когда их не остаётся вовсе, клетка перестаёт делиться и погибает. Вот поэтому бессмертия не существует...
- Но у этого существа теломеры не укорачиваются! - радостно возвестил Серёга. - Так что теоретически оно может жить неограниченно долго.
Пискарианские крысы сразу показались мне незначительной ерундой. Вот, оказывается, каких существ способен преподнести наивному человечеству космос...
- Но в данном случае я заговорил о теломерах по другой причине, - признался Серёга. - Стабильность теломер означает, что это животное можно успешно клонировать! Из принесённого вами материала мы извлекли образец ДНК. Правда, материал оказался повреждён в вакууме, но мы заменили недостающие аллели приблизительно похожими, взятыми у Кузьки, напечатали на генопринтере полноценную ДНК и сейчас в нашем инкубаторе развивается зародыш. Развивается, надо сказать, с удивительной скоростью.
Штурман вытаращился на Серёгу и витиевато выругался.
- Ах вы дебилы-переростки! Тварь, которая, возможно, в одиночку выкосила вооружённый до зубов вьетнамский экипаж, вы решили клонировать? А мозги себе вы клонировать не забыли?
- Борис Васильевич! - возмутился капитан.
Серёга побледнел, его лицо пошло пунцовыми пятнами.
- Как вы смеете со мной так разговаривать?
Подобно всем напористым и дерзким, наших биологов распирало от молодецкого задора и энтузиазма. Не удивительно, что бывалый и суеверный штурман не разделял ни того, ни другого. И в данной ситуации лично я был с ним полностью согласен.
- Ты, Серёга, - сказал я биологу, - вроде умный малый, учёный и всё такое, но иногда гляжу я на тебя и диву даюсь. В науках вы, молодёжь, может и разбираетесь, а вот жизни не знаете совсем. Из-за этого и тупите чаще, чем следовало бы. Там, где сперва надо подумать, а потом что-то сделать, вы поступаете наоборот. Непуганые вы какие-то, совершенно не умеете просчитывать риски.
Я не брюзжал. Только совсем зелёные, неоперившиеся юнцы бросаются очертя голову куда попало. Например, колонизировать экзопланеты. Это не выдумка, так гласит статистика: восемьдесят процентов всех колонистов - люди до тридцати лет. Я до сих пор не до конца понимаю, чего их туда несёт. Вероятно, манят перспективы начать всё с чистого листа на новом месте. Хочется вырваться из нашего тесного мирка навстречу неизвестности, где всё зависит только от тебя, а не от давящей на тебя системы...
А вот люди постарше проявляют разумную осторожность и предпочитают сидеть дома. Потому что слишком часто то с одной, то с другой колонией пропадает связь и больше не возобновляется.
Вот и сейчас, похоже, мы видели то, чего упорно не видел или не хотел видеть Серёга. Он обиженно надул губы, подошёл к прозрачному боксу и постучал по его небьющейся стенке.
- Сразу из инкубатора мы поместим ксеноморфа сюда. Что в этом такого? Как он отсюда выберется? Может вьетнамцев он и выкосил, но мы-то, в отличие от них, подготовлены. У нас есть, чем сдержать его и усмирить. Мы сможем избавиться от него в любое время, дурацкое дело нехитрое. Но мы просто обязаны сперва его изучить. Ксеноморф слишком ценен для науки, чтобы отказываться от такого шанса. Сначала изучим, а там видно будет.
Старпом тяжко вздохнул и пробормотал:
- Как будто нам пискарианских крыс мало...
Серёга то ли не расслышал, то ли не понял.
- Каких крыс?
- Завелись у нас пискарианские крысы, Серёженька, - пояснил док. - В пока неустановленных количествах...
- Ну, допустим, с количеством-то всё ясно, - перебил его штурман. - Крысы поодиночке не заводятся. Обычно на борт проникает сразу целый выводок и пошло-поехало!
Я подвёл итог:
- Так что сунул бы ты зародыш вместе со всеми образцами в муфельную печь, Серёга, и дело с концом.
Старпом, штурман и док согласно закивали. Как к последнему средству биолог прибег к власти и авторитету капитана.
- Алексей Петрович?
У капитана сделалось такое лицо, словно ему предстояло принять непопулярное решение, принимать которое совершенно не хотелось.
- Видите ли, какое дело... - Капитан помолчал, подыскивая правильные слова. Он работал с нами уже достаточно долго, по-своему любил и уважал нас и старался не давить авторитетом, если можно было воззвать к гласу разума.
- Наша экспедиция, помимо основной, транспортной функции, несёт ещё и дополнительную, научно-исследовательскую. Этот пункт особенно подчёркнут в контракте, который все вы подписали. И раз представитель науки на чём-то настаивает, мы обязаны, по мере возможности, идти ему навстречу.
- А что бы этому представителю науки самому не побывать на двадцать седьмом, - огрызнулся штурман, - и не взглянуть, что там устроил ксеноморф и что в результате осталось от вьетнамцев?
Капитан лично подошёл и осмотрел прозрачный бокс.
- Вам же объяснили, Борис Васильевич, что существо будет сидеть в этой клетке и выбраться из неё не сможет. Лично у меня нареканий к безопасности не имеется. И если уж быть до конца объективным, то, судя по интенсивности стрельбы, взрывов гранат и всего остального, вьетнамцы могли сами себе нанести урон похлеще любого ксеноморфа. Мы даже не знаем, как выглядят взрослые ксеноморфы, вьетнамцы не удосужились их заснять. Существо может оказаться вполне безобидным, вроде Кузьки...
- Только не говорите после этого, что я вас не предупреждал...
- Стоп! - Я поспешил заткнуть штурмана, пока он снова не накаркал. - Лучше даже не начинайте! А ты, Серёга, не празднуй победу раньше времени. Наука наукой, но ты теперь не просто учёный, ты ещё и временно рекрутированный член команды. Это тоже прописано в твоём контракте. И раз ты, к вящей радости, биолог, так будь любезен состряпать нам какое-нибудь средство против пискарианских крыс. Одна голова - хорошо, а у вас с Танюшкой их две. Вот и постарайтесь.
- Хорошо, я подумаю, - сдавшись, буркнул Серёга и мы на этом разошлись.