Дрожащая комната таилась в левой ступне великой Бури. Тяжелый, квадратный люк был откинут в сторону с внешней обшивки, а за ним чевиков встретили приоткрытые двери. Эл встал в узком проёме, поднапрягся и раздвинул двери на всю возможность. Он оказался в удивительном месте: комната была не очень большой, всего пять на восемь шагов. В ней не оказалось оконных проёмов, только та дверь, что вела внутрь. По белым стенам красовались рисунки маленьких чевиков, они испещрили каждый свободный кусок и даже на потолке стояли люди. Все фигурки были разных размеров, для каждого здесь нашлось место. В углу комнаты стояла баночка с высохшей краской да самодельной кисточкой из жёсткой щетины. Затаив дыхание, У подошла, встала на колени, взяла банку в ладони. Она что-то тихо шептала, пока доставала из сумки бутылку с водой, размачивала засохшую краску. Тем временем Эл изучал рисунки людей. Все они изображали чевиков разного роста: один был повыше, второй был пониже, а все следующие - совсем маленькие.
У поднялась с колен, огляделась, разыскивая свободное место и нашла его в уголке, размером всего-то с ладошку. Женщина внимательно посмотрела на Эла, она оценивала его долгим, придирчивым взглядом, с макушки до самых ног. Затем У развернулась и как опытный живописец начала выводить своего человечка. Он получился размером со средний палец. Всего-то жирная точка, палочка, руки и ноги. Но точность рисунка по мнению У заключалась не в этом. Она встала к Элу возле плеча, примеряясь. Лишь после этого начала рисовать рядом нового, более низкого чевика, размером с указательный палец. Эл сразу понял, что это У, а когда она дописала кисточкой крохотного человечка, Эл уже улыбался. Он знал - это лучик. Но все они были очень уж узенькие, даже руки раздвинули плохо. Элу захотелось, чтобы У непременно нарисовала копье с наконечником. Копье ведь тоже заслужило, чтобы его нарисовали на стенке дрожащей комнаты! Он сказал У об этом, ведь вокруг рисунка оставалось свободное место, но женщина улыбнулась:
- Нет Эл, это место: размером в два пальчика, нам ещё пригодится. Это - наша семья: вот ты, а вот я и вот лучик. А здесь нарисуем лучиков, с которыми придём чуть попозже. Может быть пройдёт одно цельнолуние, а может быть десять, но я очень хочу нарисовать ещё лучиков. Хотя бы двоих, а лучше побольше...
Эл замолчал и больше не предлагал рисовать себе копья; он понял назначенье стены. Все, кто приходил в дрожащую комнату, рисовали здесь свои семьи и рисунки порой дополнялись. Не смотря на все тяготы, люди продолжали дорисовывать лучиков. Это была простая история, в простых, почти детских картинках - человек, держит за руку человека и у них есть ребёнок. На многих рисунках маленький был только один. На некоторых: по четыре или даже по пять. Но взгляд Эла задержался лишь на одном из рисунков, что был совсем в стороне, в самом облупленном и обветшалом углу. Один единственный человек, без лучика и даже без фигурки пониже. Он был нарисован дрожащей рукой и размазан, будто бы после того, как чевика нарисовали, его сразу хотели стереть. И Элу стало так грустно, что он больше не смотрел в этот угол; порывисто, крепко-крепко обнял У вместе с лучиком.
- Ты чего?
- Так... Просто хорошо, что мы все дошли. Пол пути позади, но куда дальше идти из этой комнаты?
У огляделась по сторонам, на одной из стен нашлась панель пульта. Четыре ряда кнопок были замазаны краской и только одна, самая верхняя, оказалась обведена ярким кругом.
- Ты готов? - спросила женщина, занеся палец над кнопкой. Эл не знал к чему быть готовым, он просто взялся крепче за поручень на стене. У нажала на пульт и вокруг всё заскрежетало, задёргалась: вот тогда Эл и понял, почему эту комнату называют дрожащей. Наружные двери с жутким скрипом закрылись, лифт тронулся вверх. Он шёл не ровно, наискосок, так, как стояла нога старой Бури, скрежетал, выл и трепыхался, будто плохо склеенная коробка. Копьё растрясло, кристалл наконечника медленно вспыхивал и затухал. Эл испугался, что он сейчас неожиданно выстрелит, пробьёт дыру в потолке и испортит чей то рисунок. Но тряска была не такой сильной, наконечник лишь только светился и никуда не стрелял. Страшнее всего было то, что Эл ничего не мог сделать даже с копьем. Он не мог остановить комнату или защитить близких от лифта, если тому вздумается сделать плохое. Эл с надеждой посмотрел на У, но та только умела нажимать кнопку, успокаивать судороги старого механизма она не умела.
Но вот лифт стукнул так, что у Эла мыли поднялись над волосами, и замер. Его двери с услужливым скрипом открылись.
- Дальше мы сами, идти ещё долго, ты не отвлекайся, - глядя куда-то под ноги, хорошая женщина шагнула из лифта. Эл тоже вышел за ней в сумрак тесных, удушливых коридоров. Пахло пыльным, затхлым железом, глаза далеко не сразу привыкли к царившей вокруг полутьме. Эл всё никак не мог рассмотреть, на что смотрит У. Но потом, он увидел следы босых ног на ребристом полу, кажется будто мужских, а может и женских. Да, точно! Здесь были мужские следы вместе с женскими: они шли рядом друг с другом, семеня длинной цепочкой вперёд. Кто-то вымочил ноги в красной краске, прошлёпал по коридорам и лестницам, чтобы отметить путь для других: тех, кто ещё много раз придёт к Буре с лучиками. Эл улыбнулся, он не знал о следах, а У знала - она уверенно вела его по запутанным коридорам, мимо маленьких комнат и закрытых дверей. Иногда семья обходила внутренние механизмы, толстые цепи и шестерни величиной больше Эла. Всё это пахло тягучкой, но уже очень-очень-очень давно не шевелилось, замерло, ожидая мгновения: либо мгновения старта, либо мгновения смерти, когда планки не выдержат и шестерни рухнут, когда корпус сгниёт и сломится под собственным весом. Уже сейчас он стонал, жаловался на судьбу. От этих звуков, казалось, что Буря живая, будто она постоянно пытается встать и пойти по своим страшным делам. Но невообразимая сила навеки пленила машину среди золота мягких полей из травы, обездвижила, заставила только ворчать и не двигаться. Механизм медленно зарастал, ржавел под натиском дикой зелени. Даже в переходах виднелись росточки; не найдя себе места снаружи, они изводили металл изнутри.
Эл не удержался чтобы быстро не заглянуть в одну открытую комнату, которая была по дороге. Перед ним предстал большой зал: много столов с остатками скатертей, позеленевшая посуда, а на стене большущее, разбитое бронестекло. Буря была не только машиной войны, но и чьим-то большим, страшным домом. Кто-то здесь жил, бродя между звёзд, слушал музыку, ел с чистых тарелок и думал. О чём же он мог тогда думать? Эл всегда думал только о важном, пытался вспомнить слова, что давно слышал в детстве. Его ведь пытались учить, оставить в голове что-то важное. Де точно много чего-то рассказал. В памяти поплыли картинки: спокойное поле, одна единственная луна над одним единственным деревом; под ним сидят два человека и смотрят на вечерние звёзды. Завтра этим людям садиться в машину, что доставит их до одной такой далёкой звезды и, они знают, что там будет страшно. Они могут погибнуть, но почему-то совсем не говорят о таком, что им страшно. Люди сидят под раскидистым деревом и голова женщины лежит на плече у мужчины. Они шепчут о чём-то своём, говорят очень складно и длинно, иногда прерываются, целуют друг друга. Так зачем же, зачем они полетят убивать? Эл хотел знать это, должна быть причина. Он жаждал узнать откуда пришли сюда первые люди...
...Он догнал У, когда та испуганно озиралась по сторонам. Она стояла посреди перекрёстка нескольких коридоров, а красные следы уходили по лестнице вверх. Но женщина не пошла туда, потому что потеряла мужчину. Он был виноват, стерпел шлепок по груди, приметил, что У стоит перед ещё одним светлоящиком. Вокруг него росли гирлянды цветов на лианах, а стена исписана весёлыми, простыми узорами. У наклонилась и взяла с Ларя две лепёшки; краешек одной надкусила сама, а вторую отдала Элу. Он не стал ничего делить напополам и сунул угощение целым. Лепёшка давно зачерствела, но мужчина разгрыз её молодыми зубами. Ему было вкусно, У редко пекла из муки, муку надо долго перетирать из спелых зёрнышек. Поев, он развернулся и собрался идти по лестнице, но женщина больно схватила за волосы на затылке.
- Вот же ты, неблагодарный мужчина! - нахмурилась она, возвращаясь на колени перед раскрашенным Ларем. Запустив руки в сумку, У достала бутылку с водой. Она осторожно, словно принося великую жертву, поставила её на верхнюю полочку. И тут же взяла оттуда ниточку со стеклянными бусами. У подвязала ей лоб, так что теперь волосы женщины стали ещё красивее. От себя же она без всякого сожаления оставила несколько золотистых колец.
- Теперь ты.
Эл недоуменно присел перед Ларем, увидел на полочке белый кристалл. Никогда раньше он таких не встречал, от этого дух захватило. Взяв кристалл в руки, Эл осторожно потряс его, диковиность ярко вспыхнула, осветив темноту коридоров. Наконечник испугал чевиков, они думали, что тот сейчас непременно взорвётся. Однако, кристалл только светил и совсем не взрываться.
- Хороший дар, - сказала У. - Здесь до нас были хорошие люди. Оставь и ты для них дар, пусть его возьмет тот, кто придёт за тобой.
Эл расплылся в улыбке, извлекая из сумки один из последних синих кристаллов. Он положил его рядом с кольцами У, и ему стало радостно. Всю остальную дорогу наверх он представлял себе, как придёт такой же мужчина, попьет их воды и улыбнётся кристаллу. Деловито взвесит кристалл на руке, развяжет ремни, непременно прицепит подарок к копью. А новая женщина заплетёт в волосы кольца, или оденет их на тонкую руку. Может быть они встретятся с ними, Эл тогда их сразу узнает. Он улыбнётся и будет считать тех людей дорогими друзьями. Теми, кто согрел их следы.
Больше часа пришлось петлять по узким лестницам, залам и коридорам. Они видели тесные оружейные комнаты, шикарные спальни, маленькие кубрики и суровые командирские мостики. Но вот, наконец, поднялись к замкам и ещё даже выше. Здесь следы выводили на широкую лестницу, по которой могли пройти десять чевиков сразу. Алые отпечатки обрывались перед тяжёлой дверью. Переборка почти опустилась, её заклинило на уровне коленок Эла.
Перед чеивками предстало удивительное панно из метала: золотом, серебром и драгоценными камнями оно покрывало переборку во всю ширину. Эл замер, разглядывая величественную картину. На панно хорошо виднелась планета, украшенная изумрудами и сапфирами. Она была одновременно зелёная и синяя-синяя. От планеты расходились круги с полукружиями, линии, вилки, разные звёздочки; среди этих узоров были видны и другие планеты: вот красный великан сверкает рубинами, за ним желтоватый шар из бледного, почти прозрачного янтаря. А дальше... Дальше такие цвета и расцветки, такое множество, что у Эла невольно перехватило дыхание. Некоторые планеты были отмечены красным мечом и четырьмя цифрами. Эл не догадался, что они могут значит, а вот узоры показались знакомыми.
Мужчина обернулся к стоящей рядом с ним женщине, всю верхнюю часть её рук до плеча и гладкую спину, украшали точно такие же линии. На кожу вместилось гораздо меньше рисунков, далеко не все, что были на карте, но Элу всё равно стало страсть как интересно. Он взял У за плечи и начал вертеть её, разглядывать рисунки на теле, водить по ним пальцами.
- Эл, щекотный мужчина, остановись! Эл, мне смешно! - хихикала У. Маленький тоже смеялся, ему было весело крутиться на месте. Наконец, женщина не выдержала и прижалась к мужчине, чувствуя, как вокруг глаз шарахается пол с потолком.
- Ну что ты делаешь? - шепнула она. - Зачем ты меня раскрутил?
- Смотри, - сказал Эл, подбегая к заклинившей переборке. Он шлёпнул ладонью по маленькой, пёстрой планете и повел по узорам. Чевик всё вёл, вёл и вёл по ним, пока не достал до круга с сапфировым морем и изумрудными берегами.
- Это дом, а ты - карта! Твои рисунки приведут нас домой!
- Эл, ты хоть представляешь сколько миллионов световых лет между нами и домом? - упавшим голосом сказала У. Её взгляд остекленел, она стала совсем не своя, словно бы отстранилась. - Каждый виток и кружочек - это дорога длинною в жизнь. Тысячи систем и десятки галактик. Подпространственные переходы и червоточины, сверхсветовые скачки и тысячи гравитационнх манёвров. Даже если бы я села рассчитывать путь, понадобились бы годы на это. Среди навигаторов уже давно не осталось тех, кто смог бы помочь. Придётся делать всё заново и одной. Мы знаем лишь путь от точки до точки куда надо лететь. Но у нас нет ни дредноута, ни даже эсминца, быть может на орбите что-то осталось, но...
Она запнулась и побледнела, её повело так, будто У сейчас упадёт. Поражённый Эл успел подскочить, подхватить свою женщину на руки. Она резко дышала, зрачки расширились от притока чуждых ей мыслей, мозг оказался не подготовлен к нахлынувшим воспоминаниям. У хлопала глазами, пытаясь сфокусировать красные ободки радужки на лице Эла.
- Эл-Эл-Эл, скажи мне: что я такое сейчас наговорила?!
- Не знаю, но звучит очень здорово! - покрыл он холодное лицо поцелуями. Но У отвернулась. Взгляд женщины испуганно бегал.
- Нет, Эл, это не правильно! Я никогда-никогда не хочу так больше с тобой разговаривать, и мы не должны смотреть здесь на эту глупую карту! Пойдём скорей внутрь, пойдем к свету, ведь всего несколько шажочков осталось!
Он кивнул и помог ей подняться. Первым пролез под входной переборкой, а затем протянул руку У. Они оказались на пороге круглого зала, с выгнутым куполом. В центре выстроились дугой множество кресел, перед которыми поднялся постамент круглой формы. Вокруг постамента рассыпались золочёные гайки, болты и разноцветные шарики. Видимо они вывалились из украшений на потолке. У подошла к ближайшей куче, доставая взятые со светлоящика спутники. Каждую железку женщина приложила к губам, шепнула ей благодарности и вернула на место. Взамен она взяла новые шарики: для обратной дороги и спрятала детальки в глубокой сумке.
Теперь всё внимание У было направленно к постаменту. Возвышение выглядело очень внушительно, по его краям крепились ребристые колонны и гибкие арки. Они запестрели от поросли диких цветов, на кожаных креслах образовалась шершавая плесень. Но железные стены уже не были мрачными, их раскрасили рисунками радости, улыбками и отпечатками рук. На полу вновь стелились следы босых ног, они вели к одному из потрёпанных кресел. Не теряя времени, У направилась прямиком к тому месту, найдя возле него изогнутый пульт. Он был прикручен к узорному подлокотнику, на корпусе лежала масса увядших цветов. Женщина скорее передала лучика Элу, смела всё старое и украсила железку новыми, живыми цветами. Лишь после этого, она тихо вздохнула и прошлась пальцами по металлической пластинке на пульте. Стоило ей коснуться металла, как зал вокруг ожил. ЧИК! Со звонким щелчком зажглись заросшие зеленью лампы, постамент в центре залы начал вибрировать и загудел. Над металлической пластиной вспыхнула виртуальная клавиатура. У скорее взяла лучика, и, наугад, почти что не глядя, прижала его ладошкой к парящим в воздухе кнопкам.
- ВНИМАНИЕ: НА МОСТИКЕ ОБНАРУЖЕН НЕ АВТОРИЗИРОВАННЫЙ ПОЛЬЗОВАТЕЛЬ. ВЫДНА КОМАНДА НА РЕГИСТРАЦИЮ.
- Скорее-скорее, Эл! - заторопилась его хорошая женщина. Она поспешила подняться на постамент и Эл тоже встал рядом. У часто-часто дышала, оглядывалась по сторонам. На дне постамента вспыхнул малиновый свет, он начал медленно подниматься от ног к голове, прощупывая каждый сантиметр их тела. Эл совершенно не чувствовал прикосновений: ни жара, ни холода, ни ласки, ни боли. Свет прошёлся по ним, и тут же погас.
- СИРЕНА. ЮНИТ 2867 ПОДТВЕРЖДЕНО. СИРЕНА. ЮНИТ 4003 ПОДТВЕРЖДЕНО. СИРЕНА. ЮНИТ 6839 ЗАРЕГЕСТРИРОВАН. ВЫ МОЖЕТЕ ПРОДОЛЖИТЬ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ИНТЕРФЕЙСА. АВТОМАТИЧЕСКИЙ ПЕРХОД СИСТЕМЫ В РЕЖИМ СНА ЧЕРЕЗ 10 СЕКУНД.
- Ничего больше не трогай! - шикнула У, хотя Эл даже не собирался. Очень скоро малиновый свет угас и зал снова стал заросшим и заброшенным местом.
- Вот и всё. Вот и всё, Эл - наш лучик теперь Половинка!
У расплакалась и обняла Эла за шею. Они молча стояли на месте. У плакала, лучик теребил повязку на руке Па, а Эл улыбался. Улыбался по-глупому, по-хорошему он улыбался. Он смог стать хорошим мужчиной, а У стала хорошей женщиной. Они всё сделали правильно и стали одной крепкой, хорошей семьёй со своей Половинкой.
Чевики спустились по лестницам к дрожащей комнате и вышли наружу. Совершенно бесстрашно прошли среди ос, ни одна из них не укусила. Осы только садились и глупо тыкались носами по телу, светились зелёными огоньками и тут же улетали подальше. Солнце было в самом разгаре, оно высоко-высоко поднялось над поверженной Бурей. В этот миг с острия её трёхзвёздной короны поднялись большие белые птицы: лёгкие, будто пух, невесомые, словно свет. Им даже не нужно было шевелить широкими крыльями, они летели недвижно, следуя на восток.
- Спасибо тебе, Буря, - обернулась У, к неподвижной машине. - Теперь в нашей семье есть ещё одна Половинка.
- Ну, это только пока! - лихо вскинул голову Эл. - Вот сейчас мы дойдём до второй здоровины и вы оба станете Цельниками! Цельником быть хорошо, вам понравится, я то знаю!
У вдруг остановилась. Мужчина непонимающе посмотрел на неё, а женщина старалась ему улыбаться. Но когда она начала говорить, то отвела красивые глаза в сторону, хоть никогда так раньше не делала.
- А знаешь, Эл, не стоит нам идти сейчас ко второй Буре. Мы и до первой-то еле как добрались, а вдруг ко второй нам и вовсе сейчас не добраться?
Он резко оборвал её глупости:
- Глупости! Я вас довёл, защитил и всё сделал по-правильному, по-хорошему! Я Цельник и ничего не боюсь, а вот ты половину шушек боишься. И ос тоже боишься, хотя они тебя не кусают, ты любой новой железяки боишься! Я не хочу, чтобы наш сын наполовину боялся, а на половину никого не боялся, хочу, чтобы он смело ходил где захочет и не вздрагивал от каждого скрипа! Когда он вырастет, я его поведу на Разносвалку, познакомлю с друзьями: с Дры познакомлю, и с Бо, и даже может быть с Юр! Всем покажу, что мой сын - это Цельник! Никто его Половинкой дразнить мне не будет, потому что он станет Цельником!
- Мы непременно сходим, когда он сам ногами пойдёт! Вдруг опять придётся бежать, что есть силы? Я ещё раз так бежать не хочу, не умею я бегать...
- Да что с тобой такое творится, непонятная женщина?! Ты же сама сказала, что плохо быть Половинкой, сама хотела вести его ко второй Буре, так чего же опять ты не хочешь? Из-за таких как ты, слабых родителей, Половинки и получаются! Те, кто пол пути одолел, а на вторую часть не решился - плохие родители, слабаки! А я не слабак и тебе слабой быть не позволю!
Он уверенно стукнул копьем по земле и оно снова попросило быть осторожнее. На мгновение синие-алые глаза У опустились. Она наверное думала из-под пушистых ресниц, но встрепенувшись, сказала уверенно, без всяких сомнений.
- Хорошо, но тогда мы не будем пока давать лучику слово! Мы дойдём, он станет Цельником и проживёт жизнь спокойно, без страха! Я ведь сама не хочу, чтобы он всё время боялся. Боятся плохо: от этого вздрагиваешь, плачешь и часто моргаешь!
- Вот это правильно, так по-хорошему! - порадовался решению Эл. - Надо делать всегда по-хорошему, особенно когда сделать легко! До второй Бури нам шлёпать недолго! И почему только чевики Половинками остаются, не знаю! Вот он я, вот дорога, вот лучик и осталось немножко пройти. Легко сделать такое!
Сказав это со всей беззаботностью, он подхватил копьё и потрусил на восток. У очень грустно смотрела на уверенную спину мужчины, он не видел её, а она очень грустно смотрела...